МакКенна Джульет Энн. Клятва воина (Хроники Эйнарина - 2)

   Каково непосредственно мое положение? Я враждую с этим эльетиммом и всей его породой, как-то добившимися моего рабства здесь. Я буду свидетельствовать не ради Ляо или владения, я хочу отомстить за мои собственные беды, даже если эту гадину Каеску ждут Дастеннин знает какие мучения в случае моей победы. Мне вдруг вспомнились образы, показанные Вилтредом, и у меня перехватило дыхание. Эльетиммы угрожают всему, что я клялся защищать, не так ли? Уже одно это должно оправдать мое поведение здесь.
   Стану я хоть сколько-нибудь ближе к побегу и возвращению к обязанностям, которые избрал по собственной воле? Если да, то будет ли смерть Каески ценой, которую я готов принять, следствием, которое я смогу защитить перед Сэдрином, когда придет время? Слишком поздно для таких вопросов, теперь я связан словом. Пора действовать и пожинать плоды по мере того, как падают руны, - этому учит солдатская жизнь.
   Я встал за плечом Ляо, глядя вдаль, на невидимые моря, и вспомнил о Ливак. Что делает она в эту минуту? Солнце неумолимо катилось к горизонту, тени удлинялись. Наконец над нами затрубил глубокий рог. В сгущающихся сумерках я увидел яркие цветы пламени, расцветающие вдоль цепочки маяков, и ответные искорки света с островов вдалеке. Что бы ни происходило здесь сегодня вечером, оно явно вовлекало все владение.
   - Идем.
   Ляо повернулась и пошла к двери - голова высоко поднята, осанка безупречна. Я выпрямился так, словно был удостоен личной аудиенции у императора, и последовал за ней. Когда мы достигли лестницы, появились Гар и Сезарр, в равной мере великолепные, с одинаково серьезными лицами. Шагая в ногу, мы бок о бок спустились в сад, и толпа расступалась перед нами молчаливыми волнами почтительных поклонов, затем собиралась бурным морем за нашими спинами. Мы пересекли территорию дворца и вошли в огромный зал, где я никогда прежде не бывал. Потребовалась вся моя выдержка, чтобы остаться бесстрастным, когда я посмотрел вокруг.
   Я впервые увидел палату для аудиенций Шек Кула, сердце владения, средоточие его власти. Стены этого высокого, с колоннами, зала были из блестящего черного мрамора, инкрустированного декоративными арками из зеленого с прожилками камня. Зажатые в скобах факелы рассыпали золотистый свет из граненых зеркальных ниш. Высоко над нашими головами были распахнуты ставни, и ветер шевелил коллекцию вымпелов, висевших под центральным сводом крыши. Хлопанье и трепет шелка ясно слышались сквозь перешептывания в толпе. Курильницы наполняли воздух ароматом, и тихий шелест опахал доносился со всех сторон.
   Эхо наших шагов прокатилось по залу, исчезая в массах, уже собравшихся вдоль стен, еще больше народу толпилось в широком дверном проеме. Миновав центральный проход, мы остановились посреди огромного абстрактного рисунка, выложенного зеленым мрамором у подножия лестницы из трех широких ступеней. Шек Кул смотрел с возвышения, сидя прямо на черном деревянном троне, инкрустированном серебром и драгоценными камнями. В разительном контрасте с нами, он был одет в простой белый шелк, волосы и борода без всяких украшений, единственный драгоценный камень - огромный изумруд на тяжелой золотой цепи. Скупым жестом воевода указал Ляо и Гар на кресла по левую руку от себя, сохраняя серьезное выражение лица.
   Я занял свое место у плеча Ляо. Меня беспокоила простота наряда Шек Кула, и хотелось переглянуться с Сезарром, но для этого я бы должен был повернуть голову. Тем временем тихий шепот пронесся по толпе, и стражники у дверей шагнули в стороны, чтобы пропустить Каеску. Я услышал нотку сочувствия, которая дала мне новый повод для тревоги. Каеска выглядела жалкой, крошечной в необозримости зала, когда шла по центральному проходу к судилищу, бесшумно ступая босыми ногами по холодному мрамору. Ее волосы были заплетены в простую косу, лицо без косметики казалось голым и уязвимым; вместо дорогих нарядов на ней было скромное платье из небеленого хлопка. Я не позволил себе выказать презрение, но не удержался, чтобы не взглянуть на Шек Кула: как он реагирует на этот покаянный вид? К моему облегчению, я увидел проблеск цинизма в его темных глазах и надеялся, что мне это не почудилось. Эльетиммский жрец следовал за Каеской на хорошо выверенном расстоянии, чтобы не отвлекать зрителей от создаваемого ею образа смиренного долга.
   Двери тяжело захлопнулись, прервав мои мысли. Доска упала поперек них с глухим стуком, от которого я почувствовал себя пойманным в ту же ловушку, что и Каеска. Лихорадочный запах ожидания вытеснял душистый аромат ночных садов. Я глубоко вдохнул, когда Шек Кул поднялся, глядя на Каеску твердым взглядом.
   - Ты обвиняешься в подкупе колдовства в моем владении, женщина. Что ты ответишь?
   - Я отрицаю это.
   Тихий ответ Каески прервался на полузадушенном рыдании, породившем шепот сочувствия у ближайших зрителей. Но воеводу это как будто не тронуло.
   - Я выслушаю обвинение.
   Он посмотрел на меня, чуть смягчив лицо, и я увидел в этом намек ободрения.
   - Встань рядом с Каеской, - едва разомкнув губы, прошептала Ляо.
   Я быстро сошел по ступеням, довольный при виде слабого огорчения в глазах Каески, когда я встал рядом, возвышаясь над ней во всех регалиях этого владения. Должен признаться, в таком облачении, обвитый кольцами инкрустации, я чувствовал на себе бремя открытости от испытующих взглядов со всех сторон.
   - Говори только правду или понесешь наказание.
   Отсюда, снизу, Шек Кул казался еще более неприступным. Я принял солдатскую позу и начал свой рассказ, черпая все мои знания алдабрешского языка. Я старался говорить медленно, внятно и подавлять любой намек на эмоции, полагаясь на то, что одни факты осудят эту женщину. Толпа то затихала, то громко ахала, пока я продолжал свое повествование, но я смотрел только на Шек Кула, обращался только к нему, словно мы были одни среди продуваемых ветрами далазорских равнин. Когда я умолк, напряжение в воздухе притупило бы сталь.
   - Что скажешь ты? - потребовал Шек Кул у Каески.
   - Я признаюсь... - Спрятав лицо в ладонях, женщина рухнула на колени, ее рыдания взломали потрясенную тишину огромного зала.
   - Ты... - Воевода вскочил, но тут же взял себя в руки и снова сел.
   Я посмотрел на Ляо. Она сильно побледнела под косметикой, и я испугался, что она упадет в обморок.
   - Не в колдовстве! - Каеска вскинула голову, и, несмотря на слезы, глаза ее были ясными и расчетливыми. - Только не в магии, но, о мой господин, я... - Она поперхнулась на вздохе. - Я признаюсь в роковой слабости, ужасной глупости, в том, что поддалась соблазну дыма жителей материка. Я так давно искала средства от боли в сердце, боли от того, что я не способна рожать детей, что кровь моя падает бесплодной, не принося жизнь во владение...
   Ее глаза закрылись от невыносимой муки. Каеска прижала руки к груди, губы ее шевелились, но слова не выходили. Для страдающей женщины она неплохо изъясняется, кисло подумал я.
   - В своих путешествиях и торговле, когда я старалась служить владению единственным доступным мне способом, я услышала об этих дымах, о том, как они могут облегчить самую тяжкую ношу. Меня охватило искушение, но я сопротивлялась, ты должен верить мне, я сопротивлялась, пока не услышала, что Мали должна принести благословение на владение, где я потерпела неудачу. Страдание, зависть, низкая и мелочная ревность терзали меня, о мой господин, в то время как я должна была радоваться, и я ненавидела себя за свои мерзкие мысли. Я могла жить с болью моего пустого лона, но я не смогла посмотреть в лицо отвратительного существа, коим я стала. Я прибегла к дыму, чтобы спастись от себя, от мук моей совести, от порочности, что грызет меня изнутри!
   Ее голос, возвышавшийся в течение всей этой лихорадочной речи, сорвался в истерический плач. Каеска распростерлась на блестящем полу, цепляясь руками за неподатливый камень.
   Я стоял не шевелясь, бесстрастный и невозмутимый, но по лицам, находившимся в поле моего зрения, я прекрасно мог оценить воздействие той живой картины, которую мы с ней представляли: Каеска, крошечная, незащищенная, раскрывающая постыдные тайны своей души, и я - показной в моем пышном наряде - возвышаюсь над ней, глаза спрятаны под шлемом, меч нависает над ее голой шеей.
   Островитяне зашептались. Их голоса становились все громче и громче, пока разом не смолкли, когда Шек Кул встал и размеренной поступью спустился с возвышения.
   - Успокойся.
   Его мягкий голос достиг самых дальних уголков зала. Воевода присел возле плачущей женщины, и она замолчала. Взяв Каеску за руку, он поднял ее на колени и шелковым платком ласково вытер слезы с ее лица.
   - Но почему этот раб обвиняет тебя в колдовстве?
   Я с облегчением выдохнул, услышав жесткость в вопросе Шек Кула.
   Каеска беспомощно развела руками.
   - Не знаю. Я не могу сказать, мой господин, прости мне мою глупость, мое бессилие! Долгие дни я страдала, раскаиваясь в своей слабости. Я буду тебе хорошей женой - возвысь Ляо и Гар надо мной, и я займу свое место, как самая последняя из твоих женщин. Мои прегрешения ужасны, но я увидела свою ошибку - так позволь мне начать сызнова в тот момент, когда рождение нашего сына открыло новую книгу жизни для владения. Увенчай это радостное время драгоценным даром милосердия.
   - Если этот раб не видел колдовства, то что он видел?
   Шек Кул встал и, скрестив руки, сурово посмотрел на Каеску. Да, он тонко управлял настроением в зале.
   - Можно ли мне сказать?
   Запинающиеся слова Ледяного островитянина вызвали шипение у собравшихся, но в глазах Шек Кула я не заметил удивления.
   - Я выслушаю тебя.
   Эльетимм вышел из тени колонны и шагнул в свет на краю огромного мраморного символа.
   - Я должен покорнейше извиниться за свое участие в этом деле. - Он немного помолчал, глядя на коленопреклоненную Каеску. - Это я снабжал твою жену дымом. Я приобрел листья, чтобы отвезти домой. С их помощью наши святые люди открывают свой разум более высокой сфере бытия. Я понятия не имел о тех веских причинах, по которым алдабрешцы не допускают подобные вещи на свои острова, и стремился только облегчить ужасные страдания этой госпожи, поднимая ее дух над ее печалями. Я не знал, что грешу против ваших обычаев, и искренне о том сожалею.
   Итак, это его слова я слышал в пламенных стенаниях Каески.
   - Раб слушал у двери, не так ли? - Этот змей даже не смотрел на меня. - Ставни были открыты, чтобы впускать воздух, и дверь, как мне помнится, не была занавешена. Думаю, ветер принес дым к рабу, и наркотик повлиял на его разум, вызвал галлюцинации. Такое нередко случается при воздействии дыма на неподготовленный ум. Я виню себя за эту беспечность, я должен был позаботиться, чтобы дым не отнесло ветром.
   Шек Кул посмотрел на меня.
   - Что скажешь ты?
   Я сдержал рвущееся их моих уст опровержение и, прежде чем ответить, медленно сосчитал до трех.
   - Нет, это не была галлюцинация.
   Мой обдуманный ответ вызвал одобрение в глазах Шек Кула, и я приободрился.
   - Прости меня, но откуда у тебя такая уверенность? - Слова Ледяного островитянина звучали вежливо, но я надеялся, что Шек Кул увидит враждебность в устремленном на меня взгляде этого человека. - Ведь галлюцинация во всем подражает реальности, такова ее суть.
   - В юности мне случалось вдыхать дым, - ровно и бесстрастно сообщил я. - И те ощущения были совершенно иными.
   - Конечно, - кивнул эльетимм, - ведь ты с материка, не так ли?
   Это напоминание достигло своей цели. Островитяне зашептались, и лицо у воеводы стало задумчивым.
   - Я личный раб жены воеводы, Ляо Шек.
   Это был просто факт - никакого нарушения клятвы с моей стороны.
   - Если отложить в сторону вопрос о воздействии наркотика, - вкрадчиво продолжал Ледяной островитянин, - то на чем именно основано твое обвинение в колдовстве и магии? На ритуалах, которые, по твоему признанию, ты видел и слышал? На словах, которые я произносил на языке, как ты сам сказал, неизвестном тебе?
   Я молча кивнул, не желая запутаться в его хитроумных доводах. Колдун с удовлетворенным видом наклонил голову и повернулся к Шек Кулу.
   - Как я уже объяснял, наши святые люди применяют дым, чтобы открыть свой разум более высоким состояниям осознания. Я прошел некоторую подготовку в этой сложной и рискованной процедуре. Мы используем песнопения, чтобы сконцентрироваться. Это то, что раб слышал и не понял; это не магия ни в каком смысле.
   - То, что я видел, было колдовством. - Я возвысил голос над его тоном спокойной рассудительности, и меня обрадовал шепот, побежавший вокруг зала.
   - И снова я спрашиваю, откуда у этого человека такая уверенность? Эльетимм не сводил глаз с Шек Кула.
   - Я уже видел такую магию...
   - ... шарлатанов с материка и тех, у кого сама кровь испорчена колдовством? Ты говоришь, что знаком с такими людьми? - Нетерпеливое желание жреца опорочить меня выдало его.
   - Я видел эту магию, творимую людьми твоего племени, на островах в далеком океане, где вы обитаете, - открыто заявил я.
   Негодяй понял, что я обыграл его этим ходом, и хотел взять реванш.
   - Ты говоришь, что посещал мою родину? Как ты оказался там? Что ты делал в далеком океане?
   - Я был на рыбацком судне, которое сбилось с курса и его занесло далеко ветрами и течением.
   На что рассчитывает этот придурок? Что я начну рассказывать о шпионской поездке в компании с магом Хадрумала, который отчитывается непосредственно перед Верховным магом?
   - Так ты не знаешь точно, где вы были?
   Мне пришлось признать это, учитывая обстоятельства.
   - Много ли ты видел на острове, куда вы прибыли? Как долго вы были там?
   - Достаточно, чтобы знать, что на твоих островах нет ничего из тех ресурсов, которыми ты предлагаешь торговать: ни дерева, ни металлов, ни кожи, - решительно отрезал я. - Достаточно долго, чтобы нас встретили враждебностью и атаковали магией.
   - Но ты ведь не рыбак? Что ты делал на рыбацком судне?
   Эта смена курса на мгновение выбила меня из колеи. Сознавая, что я заколебался, пусть только на одно дыхание, я выбрал правду.
   - Как присягнувший Дому Д'Олбриотов, я искал мести за трусливые магические нападения на членов семьи моего господина.
   Это прозвучало сильнее, чем мне хотелось. Я мысленно пнул себя, почувствовав неодобрение в атмосфере зала.
   - Кажется, твоей госпоже еще предстоит выбить из тебя ту верность, тормалинец. - Эльетимм устремил на меня вызывающий взгляд, но тут же с нарочитой кроткостью пожал плечами. - Думаю, я знаю острова, о которых ты говоришь, но уверяю тебя, я не из их племени.
   - Ты выглядишь, как те колдуны, ты говоришь на их языке, - настаивал я, сознавая, что это слово - главное свидетельство против него. - Я также видел, что творила ваша магия на материке, как ее использовали в гнусных нападениях на слабых и беспомощных, чтобы калечить и грабить их.
   Я не смог воздержаться от гнева, когда вспомнил племянника мессира, ослепленного и истекающего кровью, после того как эти подонки избили его до бесчувствия. Если наглый ублюдок собирается напомнить всем, что я житель материка, то я сделаю все возможное, чтобы перевернуть для него эту руну.
   Шек Кул поднял руку и вернулся на возвышение. Все взоры устремились на него, и сердце мое забилось быстрее.
   - Я не нахожу обвинение ни поистине доказанным, ни удовлетворительно опровергнутым, - прогремел в тишине зала его низкий голос. - Речь идет о тяжком преступлении, и вопрос должен быть разрешен. Истина подвергнется испытанию в поединке завтра в полдень этим личным рабом, который выдвигает обвинение.
   Я тупо уставился на Ляо, но увидел лишь абсолютное потрясение на ее лице. Она вскочила и тем самым пресекла гул предположений, доносившийся со всех сторон.
   - Где личный раб Каески Шек, чтобы защищать ее правдивость?
   - Да, где Ирит? - Воевода посмотрел на Каеску, которая не смогла сдержать мимолетное самодовольство, прежде чем снова рухнуть с пронзительными воплями.
   - Он мертв, мой верный слуга, он погиб из-за моей глупости. Кроме дыма, я приобрела еще и ягоды, которые цепенят ум. Я знала, что их следует есть только по одной и редко, но Ирит нашел их и съел все!
   - Командир Стражи осмотрит труп.
   Непреклонное заявление Шек Кула потрясло Каеску. Замолчав, она с тревогой уставилась на воеводу. Я не мог понять, о чем она беспокоится. Отравление тахном есть отравление тахном - как тут выяснишь, чья рука вложила в рот отраву?
   Эльетимм шагнул вперед, дабы отвлечь внимание от Каески. Весь смиренная заботливость.
   - Поскольку это мои необдуманные действия привели к обвинению госпожи, не могу ли я как-то искупить свою вину, защищая ее честь? Я не воин, но немного владею булавой, если вы, конечно, позволите.
   Теперь, когда Шек Кул вынес свой вердикт, он посмотрел на жреца с откровенным презрением.
   - Это было бы только справедливо.
   Увидев отчаянную мольбу на лице Ляо, я крепко прикусил язык и, кипя от злости, ждал, пока сначала воевода, а затем его жены сойдут с возвышения. Каеска заняла свое место рядом с Гар, упругость в ее походке не поддалась ядовитому взгляду Ляо. Сезарр шагнул, чтобы встать между мною и эльетиммом, и хорошо сделал: я был так взбешен, что тут же всадил бы острую сталь в кишки ублюдка. Должно быть, Каеска и колдун с самого начала стремились к подобному концу. Мы вернулись во дворец. Мой гнев продолжал гнать меня с такой скоростью, что Ляо приходилось бежать, чтобы оставаться впереди меня.
   Едва мы вошли в ее покои, я напустился на нее, не заботясь о том, что кто-то может услышать сквозь тонкие стены и ставни.
   - Что еще за поединок? Ты не говорила ни о каких поединках! Ты же была так уверена, что Шек Кул руками и ногами ухватится за возможность избавиться наконец от этой стервы! Что происходит?
   Я сорвал шлем и наручи и бросил их, не обращая внимания на камень, выскочивший из оправы.
   - Я никак не думала, что Шек Кул выберет это испытание. Такого здесь никогда еще не было.
   Ляо заметно расстроилась, но меня беспокоили более важные вещи в то время, когда я сдирал кольчугу.
   - Где правосудие в поединке, помоги мне Даст? Я бы убил Ирита, без сомнения, невинна Каеска или виновна - наверное, поэтому они и прикончили беднягу! Теперь я должен сражаться с этим проклятым колдуном, который не только виртуозно орудует булавой, но, бьюсь об заклад, привлечет и магию!
   Ляо изо всех сил старалась уследить за моим быстрым и горячим тормалинским.
   - Он не посмеет, - возразила она.
   - А кто узнает? Кто сообразит, что его скандирование - не боевой клич? Шек Кул остановит бой, если я отступлю и скажу, что этот мерзавец путает мое сознание? Как проходит это испытание истины?
   Я обливался потом и с проклятиями выбрался из подбитой ватой куртки.
   - Это бой, два человека, каждый с оружием и в доспехах, до смерти. Ляо была уже на грани слез. - Когда слово дано, его нельзя взять обратно. Один из двоих должен умереть. Любой, идущий на попятную, считается виновным и будет казнен.
   - Вот как? Значит, если я вдруг откажусь от этой схватки, то на закате отправлюсь в плавание с Полдрионом?
   Ляо в замешательстве развела руками - смысл моих слов ускользнул от нее.
   - Испытание - дело серьезное, Шек Кул не потребовал бы его, если б не думал, что оно необходимо. Ты говоришь правду, значит, ты обязан победить!
   Я посмотрел на нее и обругал себя болваном за то, что так на нее понадеялся. Теперь я новыми глазами видел ее крайнюю молодость. До сих пор я плыл туда, куда меня направят, - и вот наткнулся на рифы.
   - Шек Кул мечтает избавиться от Каески, но не хочет пачкать руки в ее крови, верно? Дело не в истине или правосудии, дело в Шек Куле, который не хочет сам ее приговаривать!
   Я был так же зол на себя, как на Ляо. Я так спешил вырвать у эльетимма зубы, что не успел продумать все до конца. Однако это не помешало мне сорвать злость на Ляо.
   - Ты была так довольна собой, не правда ли? А теперь мне предстоит сражаться с проклятым колдуном, который сможет засолить мои мозги и разделаться со мной не спеша. Ну, я надеюсь, ты довольна - завтра в это время я буду мертв, а Каеска будет чиста, как ключевая вода, и вольна отравить кого только захочет. Однако посмотри на светлую сторону: вы с Гар сможете совершить приятную прогулку в Релшаз, чтобы купить тебе нового раба. Постарайся лучше заботиться о нем. Если повезет, Мали и ребенок еще будут живы, когда вы вернетесь!
   - Ты так шумишь... - дрожащим голосом пролепетала Ляо.
   - Нет, голубушка, нет! - Я схватил ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза. - Я буду биться с кем угодно в честном бою - с Гривалом, Сезарром, капитаном Стражи. Я положусь на свое мастерство и приму руны, какими они выпадут. Но тут дело другое, это - магия. И не просто честная магия воздух, земля, огонь и вода. Это колдовство, которое проникает в твой собственный разум и обращает его против тебя. - Я положил тяжелую ладонь на голову Ляо, чтобы придать весомость своим словам, и почувствовал, как женщина вздрогнула. - Один из этих ублюдков уже хозяйничал в моем черепе. Я пытался бороться с ним, и я знаю, что не могу этого сделать!
   - Используя магию, он бы приговорил и себя, и Каеску... - вымолвила Ляо, не замечая, как слеза скатилась по щеке.
   - Я буду мертв прежде, чем кто-нибудь заметит его колдовство! - Я убрал руку и оглядел комнату. Кувшин слабого алдабрешского вина стоял на столике, и я налил себе, прежде чем злобно швырнуть сосуд в стену. - В этой сраной дыре нет даже приличной выпивки!
   Грохот разбившегося кувшина заставил Ляо разрыдаться, но он же привел меня в чувство. Моя ярость разлетелась на куски, как этот глиняный кувшин. Я покачал головой. Ляо так молода, она не могла играть по тем же ставкам, что и Каеска, и выиграть. Мне следовало это знать.
   - Ну ладно, хватит плакать.
   Я положил руку на ее содрогающееся плечо. Ляо прижалась к моей груди, прожигая слезами тонкий шелк нижней туники.
   - Мне так жаль, - прорыдала она. - Это казалось такой хорошей мыслью, удачным способом избавиться от Каески. Я подумала, Шек будет очень доволен, это могло бы компенсировать то, что я не хочу пока рожать, да еще я попала в такую беду с хлопком, но если б Гар захотела помочь, я бы справилась с ней, пока Каеска не причиняла неприятности, и Най такой прелестный, я бы не вынесла, если бы с ним или с Мали что-то случилось, - это была бы моя вина, если б я знала про тайный умысел Каески и ничего не сделала, чтобы остановить ее...
   Она сбилась и закашлялась от слез. Вздохнув, я обнял ее и немного испугался, когда Ляо вцепилась в меня словно тонущий котенок.
   - Ну, тише, тише. Что сделано, то сделано, в конце концов.
   Это не внушало оптимизма, но, чтобы иметь какой-то шанс против колдуна, мне нужно выспаться, а не провести полночи, успокаивая госпожу.
   - Давай-ка спать.
   Ляо подняла заплаканное лицо, озадаченно морща лоб.
   - Хорошо, если ты хочешь.
   Она встала на цыпочки и, прижавшись ко мне, поцеловала прямо в губы. Мое тело отозвалось раньше моего разума, и прежде чем я успел выяснить недоразумение, Ляо обвила руками мою шею и, притянув ближе, маняще открыла рот. Я поцеловал ее резко, с вызовом в губах и языке, наверняка зная, что не стоит этого делать, но в равной мере понимая, что завтра буду сражаться за свою жизнь - с хромой ногой, против колдуна, который будет делать со мной все что захочет. Видимо, Ляо почувствовала сдвиг в моем флюгере и еще крепче прижалась ко мне; мои колебания слабели, а пыл твердел. Зубы Даста, я могу умереть к завтрашнему закату, и если приговоренному не дают плотной трапезы, он возьмет то, что предлагают. Скользнув рукой к груди Ляо, я коснулся ее сосков сквозь тонкий шелк платья и почувствовал их реакцию.
   Дальше все пошло быстрее. Никто из нас не переставал думать, мы лишь старались потеряться в ощущениях. Ляо знала несколько приемов, приведших меня в изумление: где адцабрешские девочки получают свое образование? Когда дыхание вернулось ко мне, я осознал, что в ней не было ничего от опытной шлюхи - только откровенная, чувственная радость в ее теле и моем. Как любовный опыт, это было просто замечательно. Потом, долгое время спустя, мы лежали на смятой постели, и пот медленно высыхал на нашей коже. Тогда я натянул на нас одеяло, чтобы не подпускать холод, и так мы заснули. Ляо, конечно, была уникальным наслаждением, но я улыбнулся, поняв, что мои последние мысли были все равно о Ливак.
   Кабинет Планира Великого, скрытый город-остров Хадрумал, 7-е предлета
   - Не волнуйся, я точно знаю, где Райшед. У нас уже все готово, чтобы его спасти, - уверенно заявил Планир образу Шива, крошечному и золотистому в стальном зеркале, освещенном пламенем единственной свечи. - А у тебя как дела?
   Верховный маг был в своей любимой рубахе и старых полинявших бриджах. Он сидел за полированным столом в обшитом панелями кабинете, а в высоком стрельчатом окне розовело вечернее солнце, заходящее за башни Хадрумала.
   - Боюсь, с Вилтредом каши не сваришь. - В приглушенном, металлически звучащем голосе Шива явственно слышалась досада. - Все, что он хочет, это как можно скорее попасть в Хадрумал. После исчезновения Райшеда он нигде не чувствует себя в безопасности.
   - Скажи ему, пусть не волнуется о Райшеде, - повторил Планир, сжав кулак под столом, чтобы собеседник не увидел. - Нам нужен Вилтред, он должен уговорить лорда Финвара отдать нам архив усыпальницы. Надеюсь, этот человек сохранил какое-то уважение к своему старому домашнему учителю. Все прочие наши попытки не увенчались успехом.