– Теперь я, пожалуй, перейду на такой виноград, Цельный. – Он смеется, и в глазах бегают озорные искорки. – Ведь первые шестнадцать лет своей жизни я как-то обходился без спиртного, а сейчас чем я хуже? Это мне Глэдис мыслишку подкинула, молодчина. Просто, как все гениальное, может, и получится.
   – Ну и денек, с ума сойдешь, – зеваю я, привалившись к двери своего подъезда и потирая усталые глаза.
   Папа сказал, будто ради этого дня стоило на свет родиться. А как насчет меня? Были ли в моей жизни лучшие моменты? Сегодняшний день легко дотягивает до первой встречи с Коннором, первого похода в обувной магазин за блестящими туфлями и радости от первой купленной на собственные сбережения пластинки.
   Совершенно верно. Сюда бы еще моего ненаглядного – вечер был бы незабываемым. В самый раз на том веселье и закончить, забраться под одеяло с чашечкой чего-нибудь погорячее, положить под подушку футболку Коннора с «Джеймсами» и почитать на сон грядущий хорошую книжицу. А потом, проснувшись, с утра полистать газеты со свежими заголовками (надеюсь, хорошими) и выгрести из ящика поздравительные открытки в конвертах (лучше с деньгами).
   – Знаете, подружки, мне бы сейчас только…
   – Лучше помолчи-ка, мисс Скряга! – взвизгивает Мег, с силой топнув цветастым тканевым ботиночком по тротуару. – Ты что же, идти расхотела? Дидье Лафит забросил нас домой на минуточку и сказал, что обязательно за нами заедет, когда мы красоту наведем.
   – Долго же ему придется ждать, – говорит Кери, неприязненно поглядывая на наряд Мег из оранжевого бархата (у нее нынче оранжевый в фаворе). – Вечеринка, между прочим, сегодня.
   – Ай, знаю, – хмурится Мег, явно не улавливая подвоха в возмутительных комментариях подруги. – И наша Энджел – королева бала, так что завалить такое дело никак нельзя. Ну, Энджел, пожалуйста, пошли. Я хочу быть твоей персональной гостьей.
   Вздыхаю, ссутулившись.
   – Ой, Мег, я так устала: тяжело по городу весь день мотаться. У меня уже упадок сил, правда.
   – Лично я не удивлена: сегодня пятница – молодежь выходит в свет и гуляет до утра.
   – И что? – вопросительно смотрю на Кери.
   – А то, что ты, дорогуша, у нас тихоня – удобная и комфортная. К тому же завтра юбилей, не так ли?
   Мег от нетерпения аж приплясывает со всей грацией Дарси Бусселл [112]в железных кандалах.
   – Ура-ура! Обожаю ходить на день рождения. Я тебе такое приготовила – с ума сойдешь. Ладно, цыпуль, давай собирайся, устрой нам девичник. Перехватим по маленькой, а как развезет – пляски устроим. Как охота ногами подрыгать! И посмотрим, как Кери будет лафитовских бугаев снимать.
   – Снимать? Это еще что за словечки? – возмущается та.
   – Трахать. Затаскивать в койку, седлать, лизаться, перепихиваться – твой пятничный репертуар.
   – Слушайте, я устала, – вмешиваюсь в милую беседу подруг, пока те подраться не успели. – Честно говоря, мне без Коннора и идти-то не хочется – буду сидеть в одиночестве и грустить, что его рядом нет, а все ходят парами или «снимают» на каждом углу.
   – Ай, да ну тебя… – начинает Мег одновременно с Кери, которая промямлила нечто невразумительное, наподобие «До сих пор это тебя не останавливало».
   Затем Мег понесло:
   – Ты сама посуди, Энджел, думаешь, Коннор порадовался бы, глядя, как ты сидишь одна-одинешенька дома и скучаешь? Нет, конечно.
   Пожимаю плечами.
   – Ему наверняка было бы приятно знать, что ты веселишься. Обещаю: с поп-звездами тискаться не стану, а буду весь вечер только с тобой танцевать.
   Приятно, что кто-то способен принести тебе такую жертву.
   – Слушай, Энджел, хватит уже нюни пускать, – напирает Кери. – Вечеринку устроили специально для вас с французом, так что мотай домой, быстро одевайся и чтобы через полчаса была внизу.
   – Ладно, только сначала Коннору позвоню посоветоваться.
   – Как угодно, – фыркает Кери.
   – Но ведь он?.. – робко бормочет Мег.
   – А заодно напомни ему, что у тебя завтра день рождения – пусть этот недоумок хоть притворится, что сам вспомнил.
   У меня зубы застучали от холода, будто морозом дохнуло – как видно, от ледяного сердца Кери Дивайн.
   – Не волнуйся, он и сам прекрасно помнит. Не стоит беспокоиться.
   – Надо же. – Моя высокомерная подруга приподнимает тонкую бровь. – А про сегодняшнее он тоже вспомнил?
   – Ну разумеется.
   – Вероятно, он позвонил и пожелал тебе удачи или выслал телеграмму, а может, букетик на счастье?
   Опускаю глаза и начинаю шарить в сумочке в поисках ключа.
   – А я думала, он… – снова начинает Мег.
   – Нет, не послал, – судорожно вздохнув, признаюсь я. – Просто Коннор не придает особого значения цветам. И вообще он, скорее всего, занят, а может, решил все заодно сделать – завтра же так и так с днем рождения поздравлять…
   – Я все понимаю, – отвечает Кери с натянутой улыбочкой – Незачем его оправдывать, дорогуша. Просто я хотела сказать, что ты слишком о нем переживаешь, даже решила пропустить мировую вечеринку… Надеешься, он тебе той же монетой отплатит?
   – Но как же так, Кери, ты ведь сказала, – робко перебивает Меган.
   – Жду вас здесь через полчаса, – решаюсь я. – В крайнем случае, позвоню.
   Захожу в подъезд и тяжело поднимаюсь по ступенькам. Иногда я недоумеваю, почему до сих пор общаюсь с этой девушкой, Кери Дивайн, – она такая… бесцеремонная. А с другой стороны, правда всегда нелицеприятна. Коннор мне сегодня так и не позвонил. Он не послал цветов (впрочем, последние два с половиной месяца в вазах стоит затяжная засуха, так что я не очень-то и рассчитывала на букеты). Когда папа попал в больницу, Коннор старался поддержать меня, звонил всю неделю, и вдруг… Я окончательно сбита с толку, даже немного разочарована. «Ну, все, – распахиваю дверцы гардероба и, прищурившись, созерцаю его неоднородное содержимое, – хватит раздувать из мухи слона; гулять так гулять, тем более что денек сегодня выдался на славу – безупречен, как Брэд Питт. Обязательно пойду на вечеринку и отлично проведу время. В конце концов, могу устроить себе праздник?»
   Выбор падает на ярко-розовые брюки из бархата, крохотную блузку «Рокси» – узенький лоскутик ткани, едва прикрывающий пупок (моргни – и растает!), а в дополнение отлично подойдут вон те лаковые белые ботиночки, купленные прошлой зимой на распродаже. Укладываю волосы гладкими толстыми прядками; главное – не перебрать с тенями и подводкой, а последний штришок: карандаш для губ и розовая помада с алмазным блеском – один мазок, и губы будто пылесосом вытянуло. Зачем, спрашивается, людям коллаген, когда вполне можно обойтись хорошей краской. Стоя перед зеркалом в прихожей, посылаю себе воздушный поцелуй.
   – Выглядите на все сто, осмелюсь доложить, – говорю своему отражению. – Энджел Найт, вы цыпочка что надо. – Прохожу в гостиную и продолжаю: – Думаю, именно так и должен выглядеть преуспевающий диджей. Ну, что теперь скажете, Коннор Маклин?
   Беру в руки фотографию, где мы с Коннором снялись в Гластонбери по брюхо в грязи – хиппи до мозга костей. Провожу пальцем по его веселой, перепачканной физиономии.
   – Ну что скажете, любимый человек знаменитого ди-джея? – вздыхаю я и, опасливо оглянувшись – убедиться, что за мной не подсматривают, целую фотографию.
   (Впрочем, если бы за мной подсматривали, я бы всерьез приуныла, поскольку у меня такие сцены ассоциируются с «Криком» и маньяками с железными тесаками.)
   – Я скучаю по тебе, Коннор Маклин. Приезжай подурачиться, можешь даже снова сделать мне предложение. Теперь, кажется, я бы его приняла.
   Вдруг эта мысль проступила так явственно, и меня словно осенило, по щеке потекла слеза. Видно, все-таки надо раскошелиться на водостойкую тушь – глаза, как назло, потекли. Отличный выдался день, на редкость удачный; жаль только, нет здесь моего единственного. В такие минуты понимаешь, что он для тебя значит: без него и радость не в радость, и слава не по вкусу – все бы на него одного променяла.
   – Ну, хватит, – громко всхлипываю я. – Кери точно решит, что я не в себе, и мы наверняка опоздаем, но мне обязательно надо с тобой поговорить. Не каждый день девушку просят дать автограф, и не каждый день она решается стать женой.
   Ставлю на место фотографию, вприпрыжку (в такой момент иначе нельзя) направляюсь к телефону и набираю номер, а сердце так и барабанит – будто Кинг-Конг кулачищами в грудь бьет, только изнутри.
   – Ну, давай же, подойди к этому чертову… Алло? Алло! Соедините меня, пожалуйста, с мистером Маклином из номера 224В.
   – Вообще-то, мэ-эм, не уверена…
   – Номер 224В, – повторяю я предельно любезно. – Это подруга мистера Маклина, его невеста. – Честно говоря, я должна сообщить ему нечто важное, так что если вы меня без лишних разговоров соедините с постояльцем, будет просто чудесно.
   От нетерпения уже принялась притопывать.
   – Я могу вас соединить, мэ-эм, но, как я пыталась объяснить, мистер Маклин сейчас…
   Ну все, с меня хватит.
   – Послушайте, леди, я звоню из Шотландии. Это в Европе, и если вы соскучились по милой беседе, мне это дороговато выйдет. Так что если не прекратите пререкаться и сейчас же не соедините меня с номером 224В, я лично сяду на самолет и…
   – Если вы так настаиваете, мэ-эм, только зачем же грубить…
   – Корова, – тихо выругавшись, делаю пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться – ни к чему злиться из-за какой-то глупой пустомели.
   Спокойствие, и только спокойствие. Сейчас мне, как никогда, нужно сохранять душевное равновесие.
   – Будь дома, – шепчу я, надеясь, что именно сегодня Коннор решил поспать подольше.
   Раздается два монотонных гудка, какие бывают только в международных и, следовательно, дорогих – разговорах. Тут он поднимает трубку, я напрягаю слух, закупив губу, и вдруг – мне отвечает женщина.
   – Алло, – вяло произносит она. – Я вас слушаю.
   Какой ужас: кровь стынет в жилах – такое чувство, что я сейчас разобьюсь на миллион крохотных осколков. И тут до меня доходит: ну конечно, эта глупая кривляка все перепутала, соединила меня не с тем номером. Из горла вылетает сдавленный смешок.
   – Ой, простите, вообще-то я звонила в номер 224В, но, видимо…
   – Это номер 224В.
   Ничего не понимаю: вылупилась в блокнот у телефона, где когда-то бездумно нацарапала его номер на исписанном каракулями листе.
   – Э-э, вероятно, здесь какая-то ошибка, – а у самой уже колени подгибаются, – я ищу Коннора Маклина.
   Легкие будто слиплись – дышать не могу, во рту пересохло – ни слова не вымолвишь. На другом конце провода молчат: девушка зевает.
   – Да, это номер Коннора Маклина, только его сейчас… Ой-ля, подождите-ка, это, случаем, не Энджел?
   Я роняю трубку, перед глазами плывут красные круги, а в голове все звучит ее эссекский говорок. Нет, только не это! Коннор не мог так поступить со мной – это нечестно. Я оцепенела, не в силах пошевелиться, но в следующий миг меня словно тряхнуло: рывком хватаю трубку и ору, чуть не плача:
   – Да, это Энджел. А вот ты, интересно, кто?
   Но в трубке только короткие гудки.
   Из колонок льются сладкие голоса упоенных любовью Николь Кидман и Робби Уильямса – я на вечеринке, данной Дидье в честь нашего интервью. Ишь, заливаются соловьями! Гнать в шею того, кто у них здесь музыку крутит, вот что я вам скажу. Неужели нельзя поставить что-нибудь разрушительное: о смерти и ненависти. Особенно к обитателям номера 224В.
   – Парни, – бормочу я, указывая на одну из колонок. – Они только место зря занимают.
   – Ну не знаю, я бы так не сказала, – надувает губы Кери, игриво поглаживая ногой пах своего ухажера, фотографа.
   Такое чувство, что я его уже где-то видела, но в подобном состоянии совершенно не в силах соображать. Кери назвала его то ли Джеймсом, то ли Джеффом или другим столь же невыразительным именем, и с тех пор Джеймс или Джефф произнес всего одно слово: «Привет». У дуралея вполне сносное лицо, но уж очень закрепощен – деревянный, как Пиноккио. Видно, как я уже сказала, подарки у него дорогие.
   – Выкинь ты его из головы хоть ненадолго, – упрашивает Мег. – Я тебе клянусь, этому происшествию найдется самое невинное объяснение. Ведь правда, Кери? – Последние слова она прошипела, точно гадюка, которой наступили на хвост каблуком-шпилькой.
   Воображала изучает свои ноготки с французским маникюром и пожимает укутанным в шифон плечиком. Это практически единственное, что она удосужилась прикрыть. Похоже, мадам забыла платьице дома. Откровенный наряд – это еще мягко сказано.
   – Ах, не знаю. Объяснение, конечно, будет. А вот невинное или нет – уже другой вопрос.
   – Но ты же сказала… – начинает Мег, дергая подругу за локоть.
   Та ловко вывертывается и отряхивает рукав, точно пытаясь избавиться от микробов.
   – Я ничего не говорила, Меган. И ты не скажешь.
   – Да? – Я икаю, покачиваясь на высоком табурете у стойки бара. – Вы о чем тут болтаете? И когда же, наконец, эти влюбленные голубки заткнутся?
   Показываю два пальца диджею, который только что подвергнул мои уши испытанию «Снова вместе», [113]– мол, «какой же ты гад!». Какая пакость! Я же только что перестала плакать, он опять хочет, чтобы у меня глаза раздулись как рыбы-собаки?
   Вечеринка, как бы я выразилась, будь у меня настроение получше, – «полный отпад». Мы разместились в каком-то частном заведении в центре города; где конкретно – сказать не могу. Я плакала всю дорогу, с тех самых пор, как нас забрали с Байрс-роуд. Короче говоря, здесь музыка и масса народу – и даже кое-кто из штурмовиков расстался-таки со своими шлемофонами и распустил шевелюры – танцплощадку полировать. Да нет, на самом деле тусовка отличная подобралась, а Дидье – так тот вообще светлячком ходит, от гордости так и сияет: как же, не шутка – первое интервью на английском на ура отработал.
   Самое печальное – все это развлечение устроено и в мою честь, а мне, как назло, сейчас совсем не до веселья. Что я забыла среди этих людей? Все веселятся, что-то празднуют – у них радость. А у меня-то как начиналось: стартовала как ракета, но тут бац – поломка, тормози, глуши движки – и шмяк на землю родимую. Так с небес и грохнулась. Вот и напилась еще из-за него. Мало того, что папуля неделю проторчал в больнице по вине все того же зеленого змия, так еще и я по его стопам… Никуда не годится. Вот сижу теперь и изнываю от мук совести. Пойти бы сейчас домой. Как говорится, дом там, где твое сердце. А мое, по всей видимости, осталось на полу у телефона, разбитое вдребезги. Надо бы кусочки подобрать завтра, когда проснусь тридцатилетней, обманутой и никому не нужной.
   – Завтра проснусь тридцатилетней, ик, обманутой и никому не нужной, – говорю я, еле ворочая языком и пытаясь сползти с неправдоподобно высокого табурета. – Так что все, ик, tres bien.
   Мег подхватывает меня в тот самый миг, когда я на нее заваливаюсь.
   – Не надо, не говори так, дурилка. Ты нужна, никто тебя не обманывал. Ты просто неправильно поняла. – Она прислоняет меня к стенке бара. – Помнишь сама-то, как разозлилась, когда они с Бет кольцо покупали? Тоже сгоряча не то подумала.
   Выпячиваю нижнюю губу. Ну ладно, тут она права, да только до некоторой степени. Слабоваты аргументы, как иголочки на еже, сути не разглядишь.
   – Ну, может, и так, да только она же не у Коннора в спальне нежилась спозаранку, правда?
   И в заключение совершенно беззастенчиво икаю – в тот самый момент, когда ко мне подходит Дидье, свеженький, как модель в рекламе «Клерасила». Тру под глазами, чтобы по нелепой случайности не приняли за панду. Виновник веселья обнимает меня за плечи.
   – Как дела у моего любимого диджея? Да ты что, никак плачешь?
   – Она перевозбуждена, Дидье, и отчасти по вашей вине – Кери прищуривает свои миндалевидные глаза. – Наверное, вам лучше отвезти ее домой.
   – Глупости. Я сама отвезу. Поймаем такси. Пошли, Энджел, пора отчаливать, – говорит подруга и тащит меня за руку.
   – Non, поп, поп, слышать ни о чем не желаю. Никаких такси. Для вас заказаны специальные автомобили. Меган, – услышав из его уст свое имя, Мег так рот и раскрыла от удивления, выставив напоказ изобилующие пломбами коренные зубы, – вы лучше останьтесь и продолжайте веселиться.
   – Да, Меган. А заодно с Дэном потанцуй: из всех присутствующих только ты сможешь подстроиться под его манеру.
   Кери кивает в сторону Дэна, который трясется на полу, будто эпилептический цыпленок. Лицо толстушки моментально проясняется.
   – Аи, ладушки, раз никто не против.
   – Absolument за, – кивает француз, взяв меня за руку. – Такие вечеринки на каждом шагу.
   – На другой планете, – хмыкает Мег. – В последний раз у нас такая ватага собралась, когда бабуся коньки отбросила. – И в качестве пояснения добавляет: – Среди стариков о ней гремела слава.
   – Хм-м, – отвечает мой спутник с недоуменной улыбкой. – В таком случае нам пора. Мой личный ассистент предупредил, что поклонники в гостинице пикет устроили, так что, вероятно, мне лучше пересидеть у Энджел.
   – Советую именно так и поступить, – кивает Кери. – Позаботьтесь о ней.
   – Только, чур, никаких вольностей, – хохочет Мег.
   – Прошу прощения, но я пока еще здесь и вполне способна, ик, самостоятельно принимать решения, знаете ли. – Икнув напоследок, бесчувственной грудой валюсь на пол.
   Следующее, что я помню, – меня с громким рыком опускают на диван. Неужели необходимо так реветь? Не мог, что ли, легонько выдохнуть, чтобы не казалось, будто он боксера-тяжеловеса на матрас укладывает? Что-то промычав, опускаю взгляд на свой помятый розовый костюм. Да, если раньше я чувствовала себя гибкой и соблазнительной Пенелопой Питстоп, то теперь больше похожу на расплывшийся от жары желейный мармелад.
   – О нет, только не на диван, – бормочу я, и коммандос скатывает меня с красного покрывала на пол.
   Спотыкаясь, бреду в спальню и заваливаюсь на кровать. Смотрю в потолок, пытаясь свести глаза в одну точку.
   – Хорошо, плохо, хорошо, плохо – вот так и живу. Я говорю: вот так и живу.
   Дверь приоткрывается, и в щелку заглядывает несколько нервозный Дидье, распущенные волосы лежат на плечах.
   – Хорошо: Коннор делает мне предложение. По крайней мере, это отчасти хорошо. Я, конечно, насмерть перепугалась, но хотя бы тогда была ему нужна. Итак, плохо: он сразу сваливает в Лос-Анджелес, и тут же воцаряется полный хаос. Хорошо: знакомлюсь с Дидье Лафитом, очень милым человеком.
   Француз склоняет голову, принимая комплимент.
   – Плохо: я его поцеловала и чуть не завалилась с ним в постель.
   – Ох. Ну, это было бы не так плохо.
   – Хорошо: наступает мой звездный час. Плохо: мой парень прыгает в постель с какой-то голливудской потаскушкой. Причем вовсе не обязательно именно сегодня. Вполне возможно, он уже несколько месяцев прыгает из койки в койку, а наивные простушки живут тут и ни о чем не догадываются. А ведь Кери меня предупреждала: все это звездно-полосатые бикини и горячие купальни. Он даже с ней тайно переписывался. Да, подруга была права.
   Усаживаюсь на постели и, шмыгнув носом, крепко зажмуриваюсь. Глаза режет – будто плакать хочется, а слез не осталось. Вдруг так тяжело стало на сердце – я словно протрезвела сразу, как представила своего мужчину в постели с другой. Дидье пристраивается рядом. Проводит рукой по моим волосам.
   – Знаешь, Энджел, я бы на твоем месте не стал верить всему, что говорит эта твоя подруга, Шерри…
   – Кери, – перебиваю я, немало изумившись, что Дидье перепутал ее имя.
   Еще ни один мужчина не забывал имени нашей божественной. (Ну, разве что Коннор – когда стал со мной встречаться, но это уже другой разговор.)
   – Ах да, Кери. Мне кажется, она не всегда судит верно.
   – Почему же? – вспыхиваю я. – Она само совершенство, так почему бы ей и в этом нас не опередить.
   – Совершенство? – Дидье тихо посмеивается и качает своей превосходной шевелюрой. – Ха, я бы не назвал твою подругу совершенством. Может, она очень старается таковой казаться, но, могу тебя заверить, у нее масса пороков.
   Задумчиво морщу нос. Уж если кто и разбирается в совершенствах, так это Дидье. Не говоря уже о том, что за последние две недели он показал себя искренним и великодушным человеком, пропадающим в мире лжи и фальши, особенно я укрепилась в своем мнении после всего, что он сделал сегодня для нас с отцом и Тирона. Хотя, по мне, он слишком хорош. Несмотря на все его достоинства, красоту, обаяние и щедрость, этот человек не для меня – в основном потому, что он не Коннор. Стоит только вспомнить о Конноре – сердце слезами обливается. Это он должен быть сейчас со мной рядом, здесь, где нам было так хорошо вместе. Мы сидели бы на диване, уютно устроившись рядом, и праздновали бы мою удачу бутылочкой какого-нибудь недорогого винца и пиццей на двоих. Ну зачем все пошло наперекосяк?
   – Ты гораздо совершеннее Кери, – прерывает мои меланхоличные раздумья француз и снова гладит меня по голове. – Знаешь, если Коннор действительно тебя обманул, значит, он просто глуп. Только не суди раньше времени, пока не будешь во всем уверена. И не слишком полагайся на подругу. Думай своей головой.
   Вздыхаю.
   – Спасибо, Дидье, приму к сведению.
   – Tres bien.
   Сидим в неловком молчании на краю постели. Единственное, что меня однозначно радует, – что я не была с Дидье. Рядом с ним в одной спальне находиться – и то дико.
   – Послушай, Дидье, хм… а ты, случайно, ничего от меня не ждешь? Ну, в смысле постели.
   Он откидывает назад голову и заходится громким веселым смехом – даже в ушах зазвенело. «Не настолько это и уморительно».
   – Ох, прости, Энджел, – отсмеявшись, всхлипывает он, – просто ты такая забавная.
   «Хм-м. Ну спасибо. Надо думать».
   – Нет, в плане постели, как ты выразилась, мне от тебя ничего не надо. Конечно, мне понравилось, как мы тогда поцеловались…
   Опасливо стреляю глазами по комнате – вдруг кто-нибудь ненароком подслушает его признания.
   – Только теперь я понимаю, что мы с тобой просто друзья – не больше.
   Заливаюсь краской.
   – А ведь без Дельфины тут не обошлось, верно? – интересуюсь я. – Сколько она тебе пообещала за то, чтобы меня соблазнить?
   Дидье, в свою очередь, заливается горячим румянцем.
   – А-а, ясно. Alors, сознаюсь: твоя матушка действительно попросила чуточку помочь с твоей личной жизнью, проведать тебя, но, клянусь, с тех пор, как мы с тобой познакомились, меня уже не пришлось уговаривать.
   Кошмар, это эпидемия какая-то: вспыхиваем по очереди, один другого краснее – будто в теннис играем – «Ну что, теперь твоя подача?»
   – Знаешь, меня сразу к тебе потянуло – рядом со мной нет больше таких людей, как ты, искренних и неподкупных. – Он прижимает руки к груди, будто слова льются из самой глубины души. – Я до сих пор неравнодушен к тебе, но только чувство это сродни дружбе, крепкой настоящей дружбе – ведь не я тебе нужен, а Коннор. Я обязательно постараюсь объяснить это твоей maman, как только вернусь в Бордо. Мне просто не хотелось оставлять тебя одну после того неприятного телефонного разговора.
   – Спасибо.
   – Я тебя уверяю: все утрясется, и вы будете счастливы, как прежде.
   – Спасибо.
   Может, он и не эксперт-психоаналитик, но все равно приятно услышать хоть что-нибудь хорошее. Умеет Дидье все-таки сказать именно то, что нужно.
   Пытаюсь подавить зевок.
   – Ну все, мадемуазель, я вижу, вы устали – пора ложиться. Да, и если не возражаете, можно я останусь у вас? Уже поздно, да и в гостинице народу полно. Я в другой комнате на диване переночую. – Он застенчиво улыбается. – Нечасто выпадает возможность пожить нормальной жизнью.
   Улыбаюсь, стягиваю ботинки и подхожу к подголовью кровати.
   – Оставайся, конечно, – киваю я, откидывая одеяло и заползая в уютную теплую постельку – прямо в одежде.
   (Не стану же я раздеваться в присутствии такого мужчины, согласитесь, – подожду пока он заснет, а после быстренько футболку накину.)
   Дидье с торжественным видом подходит ко мне и, наклонившись, целует в лоб.
   – Bonne anniversaire, cherie. [114]Желаю тебе от души повеселиться. Спокойной ночи.
   Спокойной ночи? Скорее, спокойного дня – ночь уже под большим вопросом. А с другой стороны, у меня дома на диванчике притулилась всемирно известная звезда французской эстрады… не так уж, наверное, все и плохо!

Глава 24
ВРОЗЬ [115]

   Где-то рядом трещит звонок. Первая мысль – в башке звенит с похмелья. Второе, что приходит в голову: «А ну и пусть, у меня сегодня день рождения!» И тут же: «Ого! Да мне уже тридцать!» Энджел Найтс, новопосвященный член клуба «Кому за…». В голове не укладывается. Такое чувство, что я так и застряла где-то в районе двадцати пяти, хотя, спору нет, тогда я чувствовала себя гораздо более зрелым человеком. Да что говорить, в восемнадцать я знала о жизни практически все.
   Что за шум-то, в конце концов? Ай, да это в дверь звонят. Подарки! Такие огромные, что в почтовый ящик не помещаются, и почтальону пришлось доставить их на дом. Какой нетерпеливый – видно, подарков много, тяжело держать. Гуляем! Вываливаюсь из постели и ковыляю к двери, то и дело спотыкаясь о разбросанные по всему полу предметы гардероба.
   – С днем рождения меня, с днем рождения меня, – напеваю, врываясь в гостиную, – с днем рождения лучшего на свете диджея, с днем рождения меня.
   На цыпочках перебегаю по ковру мимо опустевшего дивана и выскакиваю в прихожую.
   – Дидье? Эй, Дидье, ты где? Скорее сюда, обними покрепче име…