Страница:
— А вот и вы. Я уже думала, что ошиблась адресом, — говорит она вместо приветствия, развязывая шарф и осторожно маневрируя к двери, чтобы ненароком не коснуться сырых заплесневелых стен.
— Мама…
Мистер N. застывает с таким видом, словно стал жертвой электрошокера. Впрочем, он довольно быстро приходит в себя и направляется к родительнице, чтобы механически клюнуть ее в щеку.
— Что ты здесь делаешь?
Ничего не скажешь, радостная встреча! Сразу видно любящего сына! Твоя очаровательная жена позвонила мне вчера и пригласила насладиться жизнью в лагере для беженцев, за который вы, вероятно, заплатили целое состояние, — презрительно фыркает она, оглядывая облупившуюся краску. — Впрочем, не понимаю, почему я не могла приехать завтра. Едва успела на рейс девять тридцать. Пыталась позвонить с парома, но линия была занята, и, как бы ни было забавно подождать под дождем и съесть то изделие из поджаренного хлеба, которое предлагают пассажирам на вашей прелестной станции, я решила взять такси.
Я стою чуть поодаль треугольника, рассматривая гранд-даму и фактическую главу этого семейства. Я встречала женщин, подобных Элизабет N., только однажды, когда бабушка потащила меня на встречу выпускниц Вассара 1962 года. Настоящая Бостонская Браминка, смесь Кэтрин Хепберн и Оскара Ворчуна[74].
— Элизабет! Добро пожаловать!
Миссис N. выдвигается вперед, чтобы подарить свекрови сдержанный поцелуй.
— Можно взять ваше пальто?
Звоните в профсоюз — миссис N. предложила принять у кого-то пальто!
Элизабет выскальзывает из бежевого пальто военного покроя, оставшись в синем в белый горошек платье с юбкой в складку.
Миссис N. сообщает мистеру N., который все еще выглядит несколько ошарашенным:
— Ты вечно жаловался, что недостаточно времени проводишь с матерью, вот я и решила устроить тебе небольшой сюрприз.
— Я сказал: привет, бабушка! — нетерпеливо повторяет Грейер.
Она слегка сгибает колени, упираясь кулаками в бедра.
— Ну просто копия своего папы! А теперь беги!
И тут, выпрямляясь, замечает меня.
— Кто это? И что это?
— Элизабет, это Нэнни. Она присматривает за Грейером.
Я перехватываю щенка левой рукой и протягиваю ей правую.
— Очень мило.
Проигнорировав мой жест, она вынимает из сумочки пачку сигарет.
— Это собачка Грейера! — жизнерадостно объявляет миссис N.
— Я ее ненавижу, — ноет Грейер с дивана.
— Хочешь коктейль, мама?
— Скотч и сода, дорогой. Спасибо.
— О, по-моему, у нас только водка, Элизабет, — вставляет миссис N.
— Пошли… простите, как вас зовут? — спрашивает меня Элизабет.
— Нэн.
— Я сам могу съездить, мама.
— Я только что провела три часа под проливным дождем, чтобы увидеться с сыном. Со своим сыном, которого, судя по физиономии, в любую минуту может хватить инфаркт.
Она бесцеремонно похлопывает его по брюшку и повторяет:
— Пошли Нэн,
— Но, мама, страховка не покрывает… Она поворачивается ко мне:
— Нэн, вы водите машину?
— Да.
— И носите при себе водительские права?
— Да.
— Сынок, дай ей ключи. Нам нужно что-то еще? — спрашивает она миссис N.
— Нет, по-моему, у нас есть все, Элизабет.
— Завтра приезжают Кларки и Хейвмейеры, а зная тебя, дорогая, с уверенностью могу сказать, что холодильник набит кроличьей едой. Нэн, идемте со мной на кухню. Составим список.
Не выпуская клетки, я послушно следую за ней на кухню цвета незрелого авокадо, паркую клетку у стола и осторожно сажаю щенка на коврик. Стоит задвинуть засов, и тявканье возобновляется.
Элизабет открывает шкафчики. А я тем временем вырываю из блокнота листок.
— Не дом, а какая-то выгребная яма, — бормочет она про себя. — О'кей. Слушаете? Скотч, джин, тоник, томатный сок, табаско, вустерширский соус, лимоны, лаймы.
Она открывает холодильник и брезгливо морщится:
— Что это еще за соевое молоко? Черт возьми! Или у соевых бобов вымя выросло? Да, я ничего не пропустила? Крекеры «Каррз» и еще бри. Может, вы что-нибудь добавите?
— Э-э… соленые орешки, крендельки и картофельные чипсы?
— Превосходно.
Бабушка учила меня, что, когда развлекаешь важных шишек, главное — насыпать в крошечные серебряные чашечки всего понемногу, и тогда даже «Принглз» неожиданно приобретают класс!
— Сынок, ты не можешь отнести в гараж чертова пса? От его скулежа у меня мигрень начинается! — кричит она.
— Иду, мама.
Миссис и мистер N. входят на кухню.
— Совершенно с вами согласна, Элизабет. Нэнни, помогите мистеру N. отнести клетку в гараж, — наставляет она.
Я берусь за передний конец ящика и, пока мы тащим щенка в неотапливаемый гараж, пытаюсь издавать ободряющие звуки. Карие глаза умоляюще смотрят на меня. Тонкие лапки разъезжаются во все стороны.
— Молодец, молодец, хорошая девочка, — шепчу я.
Мистер N. смотрит на меня так, словно не совсем понимает, к кому я обращаюсь. Миссис N. спускается за нами по шатким деревянным ступенькам, едва мы успели поставить ящик на сырой цементный пол.
— Нэнни, я принесла ключи, — сообщает она, позванивая связкой и с некоторым пренебрежением взирая на клетку. — Вы уже устроили щенка? Думаю, здесь ему будет гораздо лучше…
Мистер N., не дав ей договорить, хватает ее за локоть и тащит в угол, к бойлеру.
— Как ты посмела пригласить ее без моего ведома? — рычит он сквозь зубы.
Так и не получив ключей, я присаживаюсь на корточки, чтобы поправить подстилку щенка, стараясь при этом сделаться как можно более незаметной.
— Но, милый, говорю же. Это сюрприз. Я всего лишь пыталась…
— Я прекрасно понимаю, чего именно ты добивалась. Что ж, надеюсь, теперь ты счастлива.
Он круто разворачивается и устремляется в кухню. Миссис N. продолжает стоять в углу, спиной ко мне, лицом к ржавым мусорным бакам.
— О, я счастлива.
Она поднимает руки и старательно разглаживает лоб.
— Счастлива. Настоящее долбаное счастье, — тихо повторяет она в темноту.
И, чуть спотыкаясь, идет мимо меня к кухонной лестнице. Забытые ключи по-прежнему сжаты в руке.
— Э… миссис N., — лепечу я, вставая.
Миссис N. уже успела добраться до обшарпанной двери. И теперь оборачивается, поджав губы.
— Что?
— Э…Э, ключи.
— Да, точно.
Она швыряет мне ключи и исчезает за кухонной дверью, чтобы воссоединиться с семьей.
Глава 11
Впав наконец в беспамятство, я через секунду просыпаюсь под тихие всхлипы. Вскакиваю с постели и ложусь рядом с мечущимся Грейером. Похоже, бедняга снова сражается с чудовищами, лишившими нас сна.
— Шшшш… Шшшш…
Я пытаюсь обнять его, но не раньше, чем беспомощно болтающийся кулачок попадает мне прямо в глаз.
— О черт!
Я сажусь.
— Буду крайне благодарна, если вы не станете употреблять при Грейере подобные выражения.
Я оглядываюсь. В двери маячит силуэт миссис N. в ночной сорочке с рукавами-фонариками.
— Ну? — спрашивает она, не пытаясь подойти ближе.
— По-моему, у него кошмар.
— Вы так думаете? Не важно, постарайтесь его успокоить. У мистера N. сегодня теннисный турнир.
Она исчезает в коридоре, оставляя нас наедине.
— Тише, Гров, я с тобой, — шепчу я, гладя его спинку. Он трясется, уткнувшись носом мне в шею.
— Нет, ты тоже уйдешь.
И принимается рыдать у меня на плече.
— Гров, я здесь. Я никуда не денусь.
Он слегка отстраняется, приподнимается на локте, прижимает пальчики к моей щеке, поворачивает к себе мое лицо и долго смотрит в глаза при тусклом свете ночника-Гровера. Я не отвожу взгляда, пораженная сковавшим его напряжением. Он будто пытается запечатлеть меня в памяти. Немного погодя он снова ложится. Его тельце постепенно расслабляется, пока я прижимаю его к себе и прогоняю монстров тихими заклинаниями.
Сегодня, похоже, мне уже не уснуть. Я глубоко затягиваюсь, тушу окурок в мокрой траве и оглядываюсь на дом, обрамленный лунным светом. — Тяв! Все еще безымянный щенок жмется к моим ногам.
— Тише, ты, — шиплю я, наклоняясь, чтобы подхватить его на руки, как ребенка. Крохотные коготки царапают мне подбородок. Я осторожно пробираюсь к задней двери, медленно тяну за ручку и съеживаюсь от неизбежного скрипа. Сбрасываю теннисные туфли и иду на кухню.
Щенок рвется на волю, но я сую его в клетку и, дрожа от усталости и возбуждения, таращусь на холодильник. Потом не выдерживаю, на цыпочках подхожу ближе, открываю дверцу, чтобы вытащить бутылку водки. Господи, скорее бы надраться и отключиться!
Но при свете маленькой лампочки сильно заметно, что мои постоянные ночные путешествия к холодильнику во имя выживания значительно поуменьшили запасы. Несколько минут я держу бутылку под краном, прежде чем возвратить на место, под пакет с замороженными овощными бургерами. До чего же я низко пала! И до чего же ненавижу себя за то, что сделала со мной эта поездка! Клянусь, еще неделя, и я начну готовить крэк в ванной!
По пути наверх я замечаю, что кто-то наконец снял трубку телефона в гостиной. Давно пора.
Я забираюсь под колючее шерстяное одеяло и в ожидании сна, полубессознательно, представляю мисс Чикаго, спускающуюся на парашюте прямо на передний газон.
Просыпаюсь через два часа от того, что Грейер, пыхтя, перелезает через меня по пути в туалет.
— Нэнни, пора завтракать.
— Где пора? Во Франции?
Я так устала, что глаза не открываются. Держась за стену, следую за ним в ванную и помогаю снять пижамные штанишки. Пока он облегчается, я поднимаю жалюзи и зажмуриваюсь: ванная купается в оранжевом свете. Натягиваю фуфайку на пижаму, и мы ползем вниз.
— Что хочешь на завтрак? — спрашиваю я, нагибаясь, чтобы поднять щенка.
— Нет, Нэнни, оставь, — хнычет он, поворачиваясь спиной к клетке. — Оставь его!
— Грейер, что ты хочешь на завтрак?
— Не знаю. «Фрут лупе»[75], — мямлит он.
Я поднимаю собачку. Она лает и лижет мое лицо.
— Прости, приятель, сам знаешь, у нас только «Сой флейкс»[76].
— Ненавижу «Сой флейкс»! Я же сказал, хочу «Фрут лупе»!
— А я хочу немного личной жизни, Гров. Невозможно, к сожалению, всегда иметь то, что хочешь.
Он кивает. Я даю ему «Сой флейкс», он начинает гонять их по тарелке, а я выношу щенка прогуляться.
В восемь я снова просыпаюсь от звука шагов на лестнице. Вниз спускается миссис N. в очередном нантакетском наряде, приобретенном в «Сэрле», и небрежно кладет трубку на место.
— Грейер, давай выключим телевизор. Что ты хочешь на завтрак?
— Он уже… — начинаю я.
— «Фрут лупе»! Я просил, но Нэнни не дала!
— Нэнни, почему вы не покормили Грейера? — спрашивает она, выключая телевизор.
— ХОЧУ! МНЕ НУЖНЫ «ФРУТ ЛУПС»!!! — вопит он прямо в темный экран, чем повергает собаку в состояние лихорадочного возбуждения.
— Прекрати, — спокойно говорю я, и он на секунду затыкается, пока не вспоминает, что это не мое шоу. Пронзительный ор возобновляется и не смолкает, пока не съеден второй шоколадный пончик и не включен телевизор. Я зеваю. Интересно, приведут ли ему шлюху, если будет выть по этому поводу достаточно долго и громко?
— По-моему, я достаточно ясно дала понять, — объявляет она, глядя на ретривера так, словно обнаружила в доме змею, — что терпеть не могу собак в гостиной. Пожалуйста, отнесите ее обратно в гараж.
Я поднимаю щенка.
— Вы собрали Грейеру сумку для занятий в клубе?
— Нет, я составляла ему компанию.
— По-моему, в данный момент он достаточно занят.
Я киваю и свободной рукой беру сумку.
— Кстати, вы купили носовые платки?
«Интересно, каким образом? Или меня снабдили личным водителем? Да я не могу до аптеки добраться, гребаная ты уродка!»
— Э… разве мистер N. не вспомнил о них, когда был в магазине? — спрашиваю я, но тут звонит телефон.
Миссис N. поднимает трубку.
— Алло?
Она пристально смотрит на меня.
— Алло!
Она с такой силой бросает трубку, что бамбуковый столик сотрясается.
— Не знаю. Вы вписали платки в список покупок?
— Я вообще не видела никакого списка. Миссис N. тяжело вздыхает и спрашивает у мужа:
— Милый! Ты не купил платки?
Молчание. Мы все выжидающе смотрим на потолок. Наконец на лестнице раздаются медленные шаги. Возникает мистер N. в белых теннисных шортах и немедленно направляется на кухню.
— Ты купил платки? — спрашивает вновь она у его спины. — Милый! Ты знаешь… те маленькие салфеточки, которые я кладу в карманы Грейеру?
Он продолжает идти, но у самой двери поворачивается ко мне и объявляет:
— Передайте моей жене, я купил все, что было в списке. Едва он исчезает на кухне, миссис N. медленно выдыхает:
— Пре-вос-ход-но.
Леди и джентльмены, до конца спектакля роль мальчика для битья будет играть Нэнни!
— Во имя Господа Бога, что за гам? — В дверях стоит старшая миссис N. в халате от Гуччи с застежкой «молния» и небрежно машет унизанной кольцами рукой в сторону телевизора: — Неужели нельзя заткнуть этого омерзительного фиолетового динозавра?
— Нет, — заявляет Грейер, плюясь на диван шоколадными крошками.
— Простите, Элизабет, — стонет миссис N., растирая виски. — Хотите кофе?
— Черный. Как чернила.
Ни одна не двигается с места, очевидно, подразумевая, что именно я должна подать им этот самый чернильный кофе.
— Элизабет, присядьте пока на диван, а Нэнни принесет нам кофе сюда.
— Хотите, чтобы я схватила воспаление легких?
— В таком случае как насчет кухни? — осведомляется миссис N., застегивая кардиган.
— Насколько я понимаю, мой лентяй сын еще не привез газет?
— Нет, но вчерашняя все еще на столе.
— Вчерашняя газета годилась вчера. Откровенно говоря, не знаю, почему вы так рвались провести отпуск здесь, в этой… хижине, вместо того чтобы пожить у меня на Кейп. Сейчас Сильвия подавала бы нам яйца, и…
— На будущий год, Элизабет. Обещаю.
Вернув собаку в клетку на кухонном полу, я сыплю кофе в кофеварку. Стоило миссис N. появиться на кухне, как мистер N.. все это время изучавший «Экономист» за столом, вскакивает и выходит через черный ход. Она снова резко выдыхает, кусая губы. Открывает холодильник, берет йогурт, держит несколько минут и ставит обратно. Хватает буханку хлеба, читает этикетку и кладет ее обратно на полку. Закрывает холодильник и берет пачку «Сой флейкс».
— У нас нет грейпфрута?
— Вряд ли мистер N. его купил.
— Не важно. Поем в клубе, — решает она, возвращая на место пачку. Направляется ко мне, медленно ведя пальцем по разделочному столу. — Кстати, несколько дней назад вам звонил какой-то парень. Правда, связь была ужасная…
— В самом деле? Извините…
— Это не тот мальчик, что живет на одиннадцатом?
— В обшем… да.
Я достаю из буфета кофейную чашку, молча умоляя ее замолчать.
— Я узнала имя, но очень долго соображала, где его слышала. Интересно, как вы познакомились? Встретились в доме? И Грейер был с вами?
Она недоговаривает, позволяя многозначительному молчанию повиснуть между нами. По всей видимости, она уверена, что мы не только занимались сексом на ее постели, но и облегчали себе вышеуказанную задачу, позволяя Грейеру спать днем. Трудно сказать, что ее тревожит больше.
— Да… забавно… Как это вам удалось его подцепить?
Она подходит к окну и смотрит на мистера N., стоящего спиной к дому.
— Его последняя девушка была просто красавицей. Каждый раз, встречаясь с ней в лифте, я говорила, что ей стоит пойти в модели. Всегда такая собранная, хорошо одетая.
Она поворачивается и обозревает мою пижаму.
— Так или иначе, она только что уехала в Европу по программе Фулбрайта[77]. Вы не подумывали о том, чтобы попытаться попасть в эту программу? Впрочем, студенты Нью-Йоркского университета вряд ли имеют право на получение поощрений такого достоинства.
— Видите ли… я хотела работать после окончания… то есть меня мало интересуют международные программы…
Но она уже вышла. Я, тяжело дыша, опираюсь на тумбу, покрытую зеленым линолеумом. Щелкает кофеварка.
— Дорогая миссис N., вы вонючка, — бормочу я, наливая кофе.
— Простите?
Я оборачиваюсь.
Позади, запихивая в рот пончик, стоит мистер N.
— Ничего. Э… чем могу помочь?
— Моя мать сказала, что вы варите кофе.
Я, продолжая страдать от небольшого приступа Фулбрайта, вытаскиваю еще одну выщербленную чашку.
— Вашей матери с сахаром и молоком?
— Нет, черный, черный, черный.
— Может, не следовало вставлять фильтр?
Он смеется, и я вдруг вижу взрослого Грейера.
— Нэнни? Где ваш кофе?
Я спешу назад в гостиную, стараясь не расплескать кофе.
— Так вот, я и говорю, что, если он вздумал меня обуть, пусть не надеется.
Миссис N. слушает трагическое повествование Элизабет о плохо вычищенном бассейне с сочувственной гримасой.
— Нэнни, почему вы его не одеваете? Мы едем в клуб. Солнышко, сегодня ты проведешь целый день с мамочкой. Будем вместе смотреть, как папа играет в теннис.
Грейер едва поднимает глаза от телевизора. Я опускаюсь на колени прямо перед экраном.
— Нет, няня, я хочу рубашку с Пухом. Эта противная, — ноет он, когда я выбираю рубашку с «Пауэр-рейнджер».
— Рубашка с Пу? Омерзительно! — восклицает Элизабет, вставая и направляясь к лестнице.
— С Винни-Пухом, — поясняю я, принимаясь заправлять ненавистную рубашку в шорты.
Миссис N. выходит из кухни.
Звонок. Она останавливается, чуть приподнимает трубку и снова швыряет на аппарат.
— Нет, так не пойдет! — объявляет она, повелительно взмахнув рукой. — Мы едем в клуб. Принесите рубашку от Лакосты, которую я ему купила.
— Нет! Хочу эту! — визжит Грейер, готовясь к новой истерике.
— Грейер, эта рубашка не годится, — повелительно говорит она, берет свою сумку и дожидается, пока я впихну его в новую рубашку и причешу. — Нэнни, его шорты помяты… а-а, все равно, скорее всего они еще больше помнутся по дороге.
Уж не собирается ли она заставить его стоять всю дорогу и держаться за переднее сиденье до самого нантакетского яхт-клуба?
— Грейер, оставайся у машины, пока мамочка и Нэнни принесут пляжные вещи, — окликает она, как только Грейер бежит на поле для гольфа, которое расположилось у самой автостоянки клуба. Но он игнорирует призывы матери. Поэтому та вздыхает, открывает багажник и принимается нагружать меня. Мистер N. и Элизабет уже отправились на корт готовиться к первому сету.
Ну вот, кажется, все. С моего правого локтя свисает мешок из соломки со сменами одежды для всего семейства, рюкзак, полный лосьонов и игрушек, с левого — спортивное снаряжение, в руках — гигантская груда полотенец и одеял, к которым она добавляет спущенные надувные круги.
— ГРЕЙЕР АДДИСОН N., кому было сказано подождать?! — вопит она мне в лицо и куда-то поверх моего плеча. Поправляет маленькую желтую сумочку от Кейт Спейд, хватает Грейера за руку и тащит вперед. Желтый шелковый саронг развевается на прохладном ветру. Я крепче сжимаю руки, боясь что-то уронить, и ковыляю за ней. По пути она приветствует всех и каждого, называя по имени. Я тащусь в хвосте, радуясь, что круги так подпирают подбородок, что никто не видит выражения моего лица. Мы сбрасываем босоножки и идем к песку по выложенной досками дорожке.
Она долго выныривает из-под зонтиков, прежде чем кивком показать на кусочек пляжа, где я, по всей видимости, должна разбить лагерь. Принимаюсь расстилать одеяла. Гоейер нетерпеливо прыгает вокруг меня.
— Пойдем! Пойдем купаться! Скорее!
Придавливая одеяло мешком, я смотрю на миссис N.,
но она уже погружена в разговор.
— Давай сначала наденем твой костюм, Гровер.
Я беру его за руку и веду к пляжному домику, который кто-то, именуемый братом Бена, сдал нам на неделю, пока он сам пребывает в Париже. Закрываю деревянную дверь и оказываюсь в сыром полумраке, который немного разгоняют узкие солнечные лучики, пробившиеся сквозь щели. Едва я сняла с него шорты, как он пулей летит к двери.
— Погоди, Гров! А крем?
Я достаю детский крем от загара, которым постоянно должна его мазать.
— Ненавижу эту штуку!
Он пытается улизнуть, но я успеваю схватить его за руку.
— Давай так: я намажу тебя, а ты — меня, — предлагаю я.
— Чур, я первый! — сдается он.
Я выдавливаю немного белого крема на его пальцы, и он принимается за мой нос. Я осторожно делаю то же самое, стараясь захватить его щеки, иначе мы до самого заката не выберемся из домика.
— Нэнни, сейчас моя очередь. Чур, не жульничать, — упрекает он, щедро покрывая жирной массой мои уши.
— Прости, Гров. Я только хотела поторопить тебя, давай выйдем поскорее отсюда, чтобы немного поплавать, — объясняю я, намазывая его уши и грудь.
— Тогда я сам все сделаю.
Он небрежно проводит ладонями по рукам и ногам и кидается к выходу. Я пытаюсь его поймать, но передо мной вырастают ноги с десятью наманикюренными ноготками.
— Няня, не забудьте посадить его под зонтик. Кстати, сегодня было предупреждение о медузах, так что вам лучше перенести все вещи к бассейну. Пока.
Я перетаскиваю наши пожитки к бассейну только для того, чтобы увидеть, как вода медленно уходит: видите ли, тут с одним малышом приключилась «неприятность». Мы топаем к детской площадке: слишком пышное название для ржавых качелей, установленных на голом, огороженном клочке песка. Солнце жарит немилосердно, но Грейер все же пытается играть с еще семью детишками, едва научившимися ходить. Становится все жарче, и после того, как Грейер пригрозил сбросить с качелей двухлетнюю малышку, не пожелавшую отдать свою коробочку с соком, я оставляю вещи и веду Грейера к кортам, чтобы попросить у мистера N. денег на водичку. Некоторое время мы скитаемся между кортами, рассматривая играющих, но никак не можем выделить его из толпы мужчин средних лет с защитными козырьками на головах.
— Это он! Это мой папа! — кричит Грейер, то и дело тыча пальцем в очередного игрока в теннисных шортах, и разочарованно вздыхает при виде обескураживающе незнакомого лица. Мистера N. мы обнаруживаем только на последнем корте. Грейер бросается грудью на ограду, вцепляется в проволоку и истошно орет, как Дастин Хофман в «Выпускнике»: — ПааАААААпООООчкАААА!!!
Элизабет неодобрительно шипит на нас. Мистер N. с убийственным видом направляется к сыну: очевидно, Грейер в роли «политзаключенного» не вписывается в имидж, который кропотливо создавался все утро.
— Ну же, парень, не плачь, — гремит он во всеуслышание.
Я мягко тяну Грейера за плечо.
— Уберите его отсюда, — яростно шепчет мистер N., едва успев подойти поближе к нам и подальше от любопытных ушей. — И возьмите это! — Он отстегивает от ремня сотовый и сует мне сквозь ограду со словами: — Заберите с собой эту чертову штуку!
Не успеваю я попросить денег, как он возвращается к игре. Я смотрю на Элизабет, но она уставилась прямо перед собой и преспокойно курит, словно ничего не замечая. Сую телефон в карман, поднимаю вопящего Грейера и транспортирую на стоянку, поскольку понятия не имею, куда еще идти.
Когда я уже почти решилась научить Грейера пить из фонтанчиков, мы сталкиваемся с миссис N. на поле для гольфа.
— Ах вот вы где! — восклицает она, словно все это время искала нас. — Грейер, ты голоден?
Он, так и не выпустив моей руки, падает на траву.
— Скорее, он хочет пить, и…
— Но Беннингтоны пригласили несколько семей к себе на барбекю. Хоть развлечемся немного.
Грейер приподнимается и опять плюхается на газон, красный, потный, злой, вынуждая меня снова поднять его и следовать к машине за миссис N., спокойно прикладывающейся к бутылочке с перье.
Первое, что я замечаю во дворе Беннингтонов, — коротышку филиппинца в белой куртке, прогуливающего пуделя у фонтана. Второе наблюдение — не менее пятнадцати машин, стоящих чуть в сторонке. Как можно устроить импровизированное барбекю для пятнадцати семей, если Беннингтоны покинули клуб за четверть часа до нас?
Но стоит мне пройти через белые ворота сбоку от дома и очутиться в зоне бассейна, как ответ становится ясен. Вы просто звоните по сотовому и мобилизуете весь штат прислуги.
Я стою, ошеломленно моргая, потрясенная снизошедшим на меня откровением: никогда-никогда моя свадьба не будет столь роскошной, как это маленькое скромное барбекю. Дело совсем не в том, что безупречно подстриженный газон спускается к самой воде, и что все вокруг цветет и благоухает, и что еще один человек в белой куртке стоит за стойкой бара, накладывая в стаканы кубики льда с замороженными внутри виноградинками, пока третий раздает бургеры с филе-миньон, и даже не в том, что расставленные по газону столы накрыты крахмальными скатертями с цветочным рисунком, нет! Окончательно достает меня зрелище арбузов, вырезанных в форме бюстов бывших президентов!
— Мама…
Мистер N. застывает с таким видом, словно стал жертвой электрошокера. Впрочем, он довольно быстро приходит в себя и направляется к родительнице, чтобы механически клюнуть ее в щеку.
— Что ты здесь делаешь?
Ничего не скажешь, радостная встреча! Сразу видно любящего сына! Твоя очаровательная жена позвонила мне вчера и пригласила насладиться жизнью в лагере для беженцев, за который вы, вероятно, заплатили целое состояние, — презрительно фыркает она, оглядывая облупившуюся краску. — Впрочем, не понимаю, почему я не могла приехать завтра. Едва успела на рейс девять тридцать. Пыталась позвонить с парома, но линия была занята, и, как бы ни было забавно подождать под дождем и съесть то изделие из поджаренного хлеба, которое предлагают пассажирам на вашей прелестной станции, я решила взять такси.
Я стою чуть поодаль треугольника, рассматривая гранд-даму и фактическую главу этого семейства. Я встречала женщин, подобных Элизабет N., только однажды, когда бабушка потащила меня на встречу выпускниц Вассара 1962 года. Настоящая Бостонская Браминка, смесь Кэтрин Хепберн и Оскара Ворчуна[74].
— Элизабет! Добро пожаловать!
Миссис N. выдвигается вперед, чтобы подарить свекрови сдержанный поцелуй.
— Можно взять ваше пальто?
Звоните в профсоюз — миссис N. предложила принять у кого-то пальто!
Элизабет выскальзывает из бежевого пальто военного покроя, оставшись в синем в белый горошек платье с юбкой в складку.
Миссис N. сообщает мистеру N., который все еще выглядит несколько ошарашенным:
— Ты вечно жаловался, что недостаточно времени проводишь с матерью, вот я и решила устроить тебе небольшой сюрприз.
— Я сказал: привет, бабушка! — нетерпеливо повторяет Грейер.
Она слегка сгибает колени, упираясь кулаками в бедра.
— Ну просто копия своего папы! А теперь беги!
И тут, выпрямляясь, замечает меня.
— Кто это? И что это?
— Элизабет, это Нэнни. Она присматривает за Грейером.
Я перехватываю щенка левой рукой и протягиваю ей правую.
— Очень мило.
Проигнорировав мой жест, она вынимает из сумочки пачку сигарет.
— Это собачка Грейера! — жизнерадостно объявляет миссис N.
— Я ее ненавижу, — ноет Грейер с дивана.
— Хочешь коктейль, мама?
— Скотч и сода, дорогой. Спасибо.
— О, по-моему, у нас только водка, Элизабет, — вставляет миссис N.
— Пошли… простите, как вас зовут? — спрашивает меня Элизабет.
— Нэн.
— Я сам могу съездить, мама.
— Я только что провела три часа под проливным дождем, чтобы увидеться с сыном. Со своим сыном, которого, судя по физиономии, в любую минуту может хватить инфаркт.
Она бесцеремонно похлопывает его по брюшку и повторяет:
— Пошли Нэн,
— Но, мама, страховка не покрывает… Она поворачивается ко мне:
— Нэн, вы водите машину?
— Да.
— И носите при себе водительские права?
— Да.
— Сынок, дай ей ключи. Нам нужно что-то еще? — спрашивает она миссис N.
— Нет, по-моему, у нас есть все, Элизабет.
— Завтра приезжают Кларки и Хейвмейеры, а зная тебя, дорогая, с уверенностью могу сказать, что холодильник набит кроличьей едой. Нэн, идемте со мной на кухню. Составим список.
Не выпуская клетки, я послушно следую за ней на кухню цвета незрелого авокадо, паркую клетку у стола и осторожно сажаю щенка на коврик. Стоит задвинуть засов, и тявканье возобновляется.
Элизабет открывает шкафчики. А я тем временем вырываю из блокнота листок.
— Не дом, а какая-то выгребная яма, — бормочет она про себя. — О'кей. Слушаете? Скотч, джин, тоник, томатный сок, табаско, вустерширский соус, лимоны, лаймы.
Она открывает холодильник и брезгливо морщится:
— Что это еще за соевое молоко? Черт возьми! Или у соевых бобов вымя выросло? Да, я ничего не пропустила? Крекеры «Каррз» и еще бри. Может, вы что-нибудь добавите?
— Э-э… соленые орешки, крендельки и картофельные чипсы?
— Превосходно.
Бабушка учила меня, что, когда развлекаешь важных шишек, главное — насыпать в крошечные серебряные чашечки всего понемногу, и тогда даже «Принглз» неожиданно приобретают класс!
— Сынок, ты не можешь отнести в гараж чертова пса? От его скулежа у меня мигрень начинается! — кричит она.
— Иду, мама.
Миссис и мистер N. входят на кухню.
— Совершенно с вами согласна, Элизабет. Нэнни, помогите мистеру N. отнести клетку в гараж, — наставляет она.
Я берусь за передний конец ящика и, пока мы тащим щенка в неотапливаемый гараж, пытаюсь издавать ободряющие звуки. Карие глаза умоляюще смотрят на меня. Тонкие лапки разъезжаются во все стороны.
— Молодец, молодец, хорошая девочка, — шепчу я.
Мистер N. смотрит на меня так, словно не совсем понимает, к кому я обращаюсь. Миссис N. спускается за нами по шатким деревянным ступенькам, едва мы успели поставить ящик на сырой цементный пол.
— Нэнни, я принесла ключи, — сообщает она, позванивая связкой и с некоторым пренебрежением взирая на клетку. — Вы уже устроили щенка? Думаю, здесь ему будет гораздо лучше…
Мистер N., не дав ей договорить, хватает ее за локоть и тащит в угол, к бойлеру.
— Как ты посмела пригласить ее без моего ведома? — рычит он сквозь зубы.
Так и не получив ключей, я присаживаюсь на корточки, чтобы поправить подстилку щенка, стараясь при этом сделаться как можно более незаметной.
— Но, милый, говорю же. Это сюрприз. Я всего лишь пыталась…
— Я прекрасно понимаю, чего именно ты добивалась. Что ж, надеюсь, теперь ты счастлива.
Он круто разворачивается и устремляется в кухню. Миссис N. продолжает стоять в углу, спиной ко мне, лицом к ржавым мусорным бакам.
— О, я счастлива.
Она поднимает руки и старательно разглаживает лоб.
— Счастлива. Настоящее долбаное счастье, — тихо повторяет она в темноту.
И, чуть спотыкаясь, идет мимо меня к кухонной лестнице. Забытые ключи по-прежнему сжаты в руке.
— Э… миссис N., — лепечу я, вставая.
Миссис N. уже успела добраться до обшарпанной двери. И теперь оборачивается, поджав губы.
— Что?
— Э…Э, ключи.
— Да, точно.
Она швыряет мне ключи и исчезает за кухонной дверью, чтобы воссоединиться с семьей.
Глава 11
УДАР И ВИЗГ
Он был исполнен решимости показать, кто в доме хозяин, и когда никакие приказы не могли вытащить Нану из убежища, выманивал ее сладкими словами, грубо хватал и тащил из детской. И хотя стыдился себя, все же раз за разом проделывал то же самое.
Дж. Барри. Питер Пэн
Впав наконец в беспамятство, я через секунду просыпаюсь под тихие всхлипы. Вскакиваю с постели и ложусь рядом с мечущимся Грейером. Похоже, бедняга снова сражается с чудовищами, лишившими нас сна.
— Шшшш… Шшшш…
Я пытаюсь обнять его, но не раньше, чем беспомощно болтающийся кулачок попадает мне прямо в глаз.
— О черт!
Я сажусь.
— Буду крайне благодарна, если вы не станете употреблять при Грейере подобные выражения.
Я оглядываюсь. В двери маячит силуэт миссис N. в ночной сорочке с рукавами-фонариками.
— Ну? — спрашивает она, не пытаясь подойти ближе.
— По-моему, у него кошмар.
— Вы так думаете? Не важно, постарайтесь его успокоить. У мистера N. сегодня теннисный турнир.
Она исчезает в коридоре, оставляя нас наедине.
— Тише, Гров, я с тобой, — шепчу я, гладя его спинку. Он трясется, уткнувшись носом мне в шею.
— Нет, ты тоже уйдешь.
И принимается рыдать у меня на плече.
— Гров, я здесь. Я никуда не денусь.
Он слегка отстраняется, приподнимается на локте, прижимает пальчики к моей щеке, поворачивает к себе мое лицо и долго смотрит в глаза при тусклом свете ночника-Гровера. Я не отвожу взгляда, пораженная сковавшим его напряжением. Он будто пытается запечатлеть меня в памяти. Немного погодя он снова ложится. Его тельце постепенно расслабляется, пока я прижимаю его к себе и прогоняю монстров тихими заклинаниями.
Сегодня, похоже, мне уже не уснуть. Я глубоко затягиваюсь, тушу окурок в мокрой траве и оглядываюсь на дом, обрамленный лунным светом. — Тяв! Все еще безымянный щенок жмется к моим ногам.
— Тише, ты, — шиплю я, наклоняясь, чтобы подхватить его на руки, как ребенка. Крохотные коготки царапают мне подбородок. Я осторожно пробираюсь к задней двери, медленно тяну за ручку и съеживаюсь от неизбежного скрипа. Сбрасываю теннисные туфли и иду на кухню.
Щенок рвется на волю, но я сую его в клетку и, дрожа от усталости и возбуждения, таращусь на холодильник. Потом не выдерживаю, на цыпочках подхожу ближе, открываю дверцу, чтобы вытащить бутылку водки. Господи, скорее бы надраться и отключиться!
Но при свете маленькой лампочки сильно заметно, что мои постоянные ночные путешествия к холодильнику во имя выживания значительно поуменьшили запасы. Несколько минут я держу бутылку под краном, прежде чем возвратить на место, под пакет с замороженными овощными бургерами. До чего же я низко пала! И до чего же ненавижу себя за то, что сделала со мной эта поездка! Клянусь, еще неделя, и я начну готовить крэк в ванной!
По пути наверх я замечаю, что кто-то наконец снял трубку телефона в гостиной. Давно пора.
Я забираюсь под колючее шерстяное одеяло и в ожидании сна, полубессознательно, представляю мисс Чикаго, спускающуюся на парашюте прямо на передний газон.
Просыпаюсь через два часа от того, что Грейер, пыхтя, перелезает через меня по пути в туалет.
— Нэнни, пора завтракать.
— Где пора? Во Франции?
Я так устала, что глаза не открываются. Держась за стену, следую за ним в ванную и помогаю снять пижамные штанишки. Пока он облегчается, я поднимаю жалюзи и зажмуриваюсь: ванная купается в оранжевом свете. Натягиваю фуфайку на пижаму, и мы ползем вниз.
— Что хочешь на завтрак? — спрашиваю я, нагибаясь, чтобы поднять щенка.
— Нет, Нэнни, оставь, — хнычет он, поворачиваясь спиной к клетке. — Оставь его!
— Грейер, что ты хочешь на завтрак?
— Не знаю. «Фрут лупе»[75], — мямлит он.
Я поднимаю собачку. Она лает и лижет мое лицо.
— Прости, приятель, сам знаешь, у нас только «Сой флейкс»[76].
— Ненавижу «Сой флейкс»! Я же сказал, хочу «Фрут лупе»!
— А я хочу немного личной жизни, Гров. Невозможно, к сожалению, всегда иметь то, что хочешь.
Он кивает. Я даю ему «Сой флейкс», он начинает гонять их по тарелке, а я выношу щенка прогуляться.
В восемь я снова просыпаюсь от звука шагов на лестнице. Вниз спускается миссис N. в очередном нантакетском наряде, приобретенном в «Сэрле», и небрежно кладет трубку на место.
— Грейер, давай выключим телевизор. Что ты хочешь на завтрак?
— Он уже… — начинаю я.
— «Фрут лупе»! Я просил, но Нэнни не дала!
— Нэнни, почему вы не покормили Грейера? — спрашивает она, выключая телевизор.
— ХОЧУ! МНЕ НУЖНЫ «ФРУТ ЛУПС»!!! — вопит он прямо в темный экран, чем повергает собаку в состояние лихорадочного возбуждения.
— Прекрати, — спокойно говорю я, и он на секунду затыкается, пока не вспоминает, что это не мое шоу. Пронзительный ор возобновляется и не смолкает, пока не съеден второй шоколадный пончик и не включен телевизор. Я зеваю. Интересно, приведут ли ему шлюху, если будет выть по этому поводу достаточно долго и громко?
— По-моему, я достаточно ясно дала понять, — объявляет она, глядя на ретривера так, словно обнаружила в доме змею, — что терпеть не могу собак в гостиной. Пожалуйста, отнесите ее обратно в гараж.
Я поднимаю щенка.
— Вы собрали Грейеру сумку для занятий в клубе?
— Нет, я составляла ему компанию.
— По-моему, в данный момент он достаточно занят.
Я киваю и свободной рукой беру сумку.
— Кстати, вы купили носовые платки?
«Интересно, каким образом? Или меня снабдили личным водителем? Да я не могу до аптеки добраться, гребаная ты уродка!»
— Э… разве мистер N. не вспомнил о них, когда был в магазине? — спрашиваю я, но тут звонит телефон.
Миссис N. поднимает трубку.
— Алло?
Она пристально смотрит на меня.
— Алло!
Она с такой силой бросает трубку, что бамбуковый столик сотрясается.
— Не знаю. Вы вписали платки в список покупок?
— Я вообще не видела никакого списка. Миссис N. тяжело вздыхает и спрашивает у мужа:
— Милый! Ты не купил платки?
Молчание. Мы все выжидающе смотрим на потолок. Наконец на лестнице раздаются медленные шаги. Возникает мистер N. в белых теннисных шортах и немедленно направляется на кухню.
— Ты купил платки? — спрашивает вновь она у его спины. — Милый! Ты знаешь… те маленькие салфеточки, которые я кладу в карманы Грейеру?
Он продолжает идти, но у самой двери поворачивается ко мне и объявляет:
— Передайте моей жене, я купил все, что было в списке. Едва он исчезает на кухне, миссис N. медленно выдыхает:
— Пре-вос-ход-но.
Леди и джентльмены, до конца спектакля роль мальчика для битья будет играть Нэнни!
— Во имя Господа Бога, что за гам? — В дверях стоит старшая миссис N. в халате от Гуччи с застежкой «молния» и небрежно машет унизанной кольцами рукой в сторону телевизора: — Неужели нельзя заткнуть этого омерзительного фиолетового динозавра?
— Нет, — заявляет Грейер, плюясь на диван шоколадными крошками.
— Простите, Элизабет, — стонет миссис N., растирая виски. — Хотите кофе?
— Черный. Как чернила.
Ни одна не двигается с места, очевидно, подразумевая, что именно я должна подать им этот самый чернильный кофе.
— Элизабет, присядьте пока на диван, а Нэнни принесет нам кофе сюда.
— Хотите, чтобы я схватила воспаление легких?
— В таком случае как насчет кухни? — осведомляется миссис N., застегивая кардиган.
— Насколько я понимаю, мой лентяй сын еще не привез газет?
— Нет, но вчерашняя все еще на столе.
— Вчерашняя газета годилась вчера. Откровенно говоря, не знаю, почему вы так рвались провести отпуск здесь, в этой… хижине, вместо того чтобы пожить у меня на Кейп. Сейчас Сильвия подавала бы нам яйца, и…
— На будущий год, Элизабет. Обещаю.
Вернув собаку в клетку на кухонном полу, я сыплю кофе в кофеварку. Стоило миссис N. появиться на кухне, как мистер N.. все это время изучавший «Экономист» за столом, вскакивает и выходит через черный ход. Она снова резко выдыхает, кусая губы. Открывает холодильник, берет йогурт, держит несколько минут и ставит обратно. Хватает буханку хлеба, читает этикетку и кладет ее обратно на полку. Закрывает холодильник и берет пачку «Сой флейкс».
— У нас нет грейпфрута?
— Вряд ли мистер N. его купил.
— Не важно. Поем в клубе, — решает она, возвращая на место пачку. Направляется ко мне, медленно ведя пальцем по разделочному столу. — Кстати, несколько дней назад вам звонил какой-то парень. Правда, связь была ужасная…
— В самом деле? Извините…
— Это не тот мальчик, что живет на одиннадцатом?
— В обшем… да.
Я достаю из буфета кофейную чашку, молча умоляя ее замолчать.
— Я узнала имя, но очень долго соображала, где его слышала. Интересно, как вы познакомились? Встретились в доме? И Грейер был с вами?
Она недоговаривает, позволяя многозначительному молчанию повиснуть между нами. По всей видимости, она уверена, что мы не только занимались сексом на ее постели, но и облегчали себе вышеуказанную задачу, позволяя Грейеру спать днем. Трудно сказать, что ее тревожит больше.
— Да… забавно… Как это вам удалось его подцепить?
Она подходит к окну и смотрит на мистера N., стоящего спиной к дому.
— Его последняя девушка была просто красавицей. Каждый раз, встречаясь с ней в лифте, я говорила, что ей стоит пойти в модели. Всегда такая собранная, хорошо одетая.
Она поворачивается и обозревает мою пижаму.
— Так или иначе, она только что уехала в Европу по программе Фулбрайта[77]. Вы не подумывали о том, чтобы попытаться попасть в эту программу? Впрочем, студенты Нью-Йоркского университета вряд ли имеют право на получение поощрений такого достоинства.
— Видите ли… я хотела работать после окончания… то есть меня мало интересуют международные программы…
Но она уже вышла. Я, тяжело дыша, опираюсь на тумбу, покрытую зеленым линолеумом. Щелкает кофеварка.
— Дорогая миссис N., вы вонючка, — бормочу я, наливая кофе.
— Простите?
Я оборачиваюсь.
Позади, запихивая в рот пончик, стоит мистер N.
— Ничего. Э… чем могу помочь?
— Моя мать сказала, что вы варите кофе.
Я, продолжая страдать от небольшого приступа Фулбрайта, вытаскиваю еще одну выщербленную чашку.
— Вашей матери с сахаром и молоком?
— Нет, черный, черный, черный.
— Может, не следовало вставлять фильтр?
Он смеется, и я вдруг вижу взрослого Грейера.
— Нэнни? Где ваш кофе?
Я спешу назад в гостиную, стараясь не расплескать кофе.
— Так вот, я и говорю, что, если он вздумал меня обуть, пусть не надеется.
Миссис N. слушает трагическое повествование Элизабет о плохо вычищенном бассейне с сочувственной гримасой.
— Нэнни, почему вы его не одеваете? Мы едем в клуб. Солнышко, сегодня ты проведешь целый день с мамочкой. Будем вместе смотреть, как папа играет в теннис.
Грейер едва поднимает глаза от телевизора. Я опускаюсь на колени прямо перед экраном.
— Нет, няня, я хочу рубашку с Пухом. Эта противная, — ноет он, когда я выбираю рубашку с «Пауэр-рейнджер».
— Рубашка с Пу? Омерзительно! — восклицает Элизабет, вставая и направляясь к лестнице.
— С Винни-Пухом, — поясняю я, принимаясь заправлять ненавистную рубашку в шорты.
Миссис N. выходит из кухни.
Звонок. Она останавливается, чуть приподнимает трубку и снова швыряет на аппарат.
— Нет, так не пойдет! — объявляет она, повелительно взмахнув рукой. — Мы едем в клуб. Принесите рубашку от Лакосты, которую я ему купила.
— Нет! Хочу эту! — визжит Грейер, готовясь к новой истерике.
— Грейер, эта рубашка не годится, — повелительно говорит она, берет свою сумку и дожидается, пока я впихну его в новую рубашку и причешу. — Нэнни, его шорты помяты… а-а, все равно, скорее всего они еще больше помнутся по дороге.
Уж не собирается ли она заставить его стоять всю дорогу и держаться за переднее сиденье до самого нантакетского яхт-клуба?
— Грейер, оставайся у машины, пока мамочка и Нэнни принесут пляжные вещи, — окликает она, как только Грейер бежит на поле для гольфа, которое расположилось у самой автостоянки клуба. Но он игнорирует призывы матери. Поэтому та вздыхает, открывает багажник и принимается нагружать меня. Мистер N. и Элизабет уже отправились на корт готовиться к первому сету.
Ну вот, кажется, все. С моего правого локтя свисает мешок из соломки со сменами одежды для всего семейства, рюкзак, полный лосьонов и игрушек, с левого — спортивное снаряжение, в руках — гигантская груда полотенец и одеял, к которым она добавляет спущенные надувные круги.
— ГРЕЙЕР АДДИСОН N., кому было сказано подождать?! — вопит она мне в лицо и куда-то поверх моего плеча. Поправляет маленькую желтую сумочку от Кейт Спейд, хватает Грейера за руку и тащит вперед. Желтый шелковый саронг развевается на прохладном ветру. Я крепче сжимаю руки, боясь что-то уронить, и ковыляю за ней. По пути она приветствует всех и каждого, называя по имени. Я тащусь в хвосте, радуясь, что круги так подпирают подбородок, что никто не видит выражения моего лица. Мы сбрасываем босоножки и идем к песку по выложенной досками дорожке.
Она долго выныривает из-под зонтиков, прежде чем кивком показать на кусочек пляжа, где я, по всей видимости, должна разбить лагерь. Принимаюсь расстилать одеяла. Гоейер нетерпеливо прыгает вокруг меня.
— Пойдем! Пойдем купаться! Скорее!
Придавливая одеяло мешком, я смотрю на миссис N.,
но она уже погружена в разговор.
— Давай сначала наденем твой костюм, Гровер.
Я беру его за руку и веду к пляжному домику, который кто-то, именуемый братом Бена, сдал нам на неделю, пока он сам пребывает в Париже. Закрываю деревянную дверь и оказываюсь в сыром полумраке, который немного разгоняют узкие солнечные лучики, пробившиеся сквозь щели. Едва я сняла с него шорты, как он пулей летит к двери.
— Погоди, Гров! А крем?
Я достаю детский крем от загара, которым постоянно должна его мазать.
— Ненавижу эту штуку!
Он пытается улизнуть, но я успеваю схватить его за руку.
— Давай так: я намажу тебя, а ты — меня, — предлагаю я.
— Чур, я первый! — сдается он.
Я выдавливаю немного белого крема на его пальцы, и он принимается за мой нос. Я осторожно делаю то же самое, стараясь захватить его щеки, иначе мы до самого заката не выберемся из домика.
— Нэнни, сейчас моя очередь. Чур, не жульничать, — упрекает он, щедро покрывая жирной массой мои уши.
— Прости, Гров. Я только хотела поторопить тебя, давай выйдем поскорее отсюда, чтобы немного поплавать, — объясняю я, намазывая его уши и грудь.
— Тогда я сам все сделаю.
Он небрежно проводит ладонями по рукам и ногам и кидается к выходу. Я пытаюсь его поймать, но передо мной вырастают ноги с десятью наманикюренными ноготками.
— Няня, не забудьте посадить его под зонтик. Кстати, сегодня было предупреждение о медузах, так что вам лучше перенести все вещи к бассейну. Пока.
Я перетаскиваю наши пожитки к бассейну только для того, чтобы увидеть, как вода медленно уходит: видите ли, тут с одним малышом приключилась «неприятность». Мы топаем к детской площадке: слишком пышное название для ржавых качелей, установленных на голом, огороженном клочке песка. Солнце жарит немилосердно, но Грейер все же пытается играть с еще семью детишками, едва научившимися ходить. Становится все жарче, и после того, как Грейер пригрозил сбросить с качелей двухлетнюю малышку, не пожелавшую отдать свою коробочку с соком, я оставляю вещи и веду Грейера к кортам, чтобы попросить у мистера N. денег на водичку. Некоторое время мы скитаемся между кортами, рассматривая играющих, но никак не можем выделить его из толпы мужчин средних лет с защитными козырьками на головах.
— Это он! Это мой папа! — кричит Грейер, то и дело тыча пальцем в очередного игрока в теннисных шортах, и разочарованно вздыхает при виде обескураживающе незнакомого лица. Мистера N. мы обнаруживаем только на последнем корте. Грейер бросается грудью на ограду, вцепляется в проволоку и истошно орет, как Дастин Хофман в «Выпускнике»: — ПааАААААпООООчкАААА!!!
Элизабет неодобрительно шипит на нас. Мистер N. с убийственным видом направляется к сыну: очевидно, Грейер в роли «политзаключенного» не вписывается в имидж, который кропотливо создавался все утро.
— Ну же, парень, не плачь, — гремит он во всеуслышание.
Я мягко тяну Грейера за плечо.
— Уберите его отсюда, — яростно шепчет мистер N., едва успев подойти поближе к нам и подальше от любопытных ушей. — И возьмите это! — Он отстегивает от ремня сотовый и сует мне сквозь ограду со словами: — Заберите с собой эту чертову штуку!
Не успеваю я попросить денег, как он возвращается к игре. Я смотрю на Элизабет, но она уставилась прямо перед собой и преспокойно курит, словно ничего не замечая. Сую телефон в карман, поднимаю вопящего Грейера и транспортирую на стоянку, поскольку понятия не имею, куда еще идти.
Когда я уже почти решилась научить Грейера пить из фонтанчиков, мы сталкиваемся с миссис N. на поле для гольфа.
— Ах вот вы где! — восклицает она, словно все это время искала нас. — Грейер, ты голоден?
Он, так и не выпустив моей руки, падает на траву.
— Скорее, он хочет пить, и…
— Но Беннингтоны пригласили несколько семей к себе на барбекю. Хоть развлечемся немного.
Грейер приподнимается и опять плюхается на газон, красный, потный, злой, вынуждая меня снова поднять его и следовать к машине за миссис N., спокойно прикладывающейся к бутылочке с перье.
Первое, что я замечаю во дворе Беннингтонов, — коротышку филиппинца в белой куртке, прогуливающего пуделя у фонтана. Второе наблюдение — не менее пятнадцати машин, стоящих чуть в сторонке. Как можно устроить импровизированное барбекю для пятнадцати семей, если Беннингтоны покинули клуб за четверть часа до нас?
Но стоит мне пройти через белые ворота сбоку от дома и очутиться в зоне бассейна, как ответ становится ясен. Вы просто звоните по сотовому и мобилизуете весь штат прислуги.
Я стою, ошеломленно моргая, потрясенная снизошедшим на меня откровением: никогда-никогда моя свадьба не будет столь роскошной, как это маленькое скромное барбекю. Дело совсем не в том, что безупречно подстриженный газон спускается к самой воде, и что все вокруг цветет и благоухает, и что еще один человек в белой куртке стоит за стойкой бара, накладывая в стаканы кубики льда с замороженными внутри виноградинками, пока третий раздает бургеры с филе-миньон, и даже не в том, что расставленные по газону столы накрыты крахмальными скатертями с цветочным рисунком, нет! Окончательно достает меня зрелище арбузов, вырезанных в форме бюстов бывших президентов!