Страница:
9 Характерный эпизод относится к временам Гуан У-ди. В области Пинъ-юань взбунтовались пять влиятельных семей одного из уездов, которые убили правителей своего уезда и области. Всю вину за конфликт Гуан У-ди взвалил на погибших чиновников [Хоу Хань шу, цз. 18, с. 7а].
10 Двумя последними терминами охарактеризована, например, в хвалебном указе императора деятельность Хуан Ба на посту правителя Инчуани. По отзыву биографа, Хуан Ба, правивший Инчуанью несколько позднее Чжао Гуанханя, поощрял земледелие и шелководство, помогал бедным, был мягок и добился в области «всеобщего довольства и мира» [Хань цзи, цз. 82, с. 4б-5б]. Хуан Ба слыл образцовым чиновником в позднеханьское время [Ван Чун, с. 197].
11 Любопытен порядок проведения экзаменов. Существовали своего рода экзаменационные билеты, каковыми служили таблички с написанными на них темами сочинений. Таблички выставлялись в качестве мишени, и каждый учащийся стрелял по ним из лука, беря ту, в которую попала его стрела [Лунь хэн, цз. 78, с. 2а]. Сохранился анекдот на эту тему, относящийся к III в. Некоему Пан Цзину на экзамене досталась табличка с темой «непочтительный сын». «Выдвигаемый на службу муж – непочтительный сын?» – шутливо спросил Пан Цзина учитель. «Ныне я преданный подданный и не могу быть почтительным сыном!» – парировал Пан Цзин [Шо фу, с. 1702].
12 Ланы, готовившиеся к службе, были разделены на три категории. К высшей относились «ланы-советники» (и лан) и «ланы внутри дворца» (чжун лан), имевшие ранг, эквивалентный 600 даням. Служить «ланом-советником» считалось почетным даже среди высоких провинциальных чинов. Известен случай, когда на эту должность был назначен инспектор округа, признанный лучшим среди его коллег [Хоу Хань шу, цз. 31, с. 24а]. Среднюю категорию составляли «прислуживающие ланы» (ши лан) в ранге, эквивалентном 400 даням, низшую – «ланы при дворце» (лан чжун) в ранге, эквивалентном 300 даням. По-видимому, большинство «почтительных и бескорыстных» зачисляли в лан чжуны, хотя некоторые могли стать и «ланами-советниками» [Миядзаки, 1956, с. 84; Уэда, 1970, с. 120; Хоу Хань шу, цз. 67, с. 5а; Bielenstein, 1980, с. 25, 135].
13 Как утверждали враги Ли Гу в администрации, он «сколачивал предательскую клику и выдвигал на службу только своих учеников» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 13б].
14 Когда генерал Дун Чжо в 190 г. решил казнить попавших в его руки членов жунаньского клана Юань, его отговаривали, приводя такой довод: «Род Юаней четыре поколения распространял милость, его ученики и бывшие служащие рассеяны по всей Поднебесной. Если [Юани] соберут своих могучих последователей, все герои пойдут за ними, и тогда Вам не завладеть Шаньдуном» [Хоу Хань шу, цз. 74а, с. 3а].
15 Саркастические реплики Ван Фу предвосхищают популярные во времена правления Лин-ди поговорки: «Выдвинутые как „почтительные и бескорыстные“ вдали от отцов»; «"Бедные и непорочные", „чистые и незапятнанные“ словно вымазаны грязью»; «"Искусные полководцы" трусливы, как куры» [Ван Фу, с. 127].
16 Имеются в виду три брата, служившие на высоких постах в древнем царстве Цзинь и павшие жертвой собственного властолюбия.
17 Для сравнения заметим, что, согласно списку от 106 г., чиновник ранга 600 даней должен был получать 21 ху зерна и 2500 монет в месяц, чиновник ранга 300 даней – 2 тыс. монет и 12 ху зерна. Эти данные не вполне согласуются с цифрами, приводимыми Цуй Ши. Возможно, что Цуй Ши не стремился к документальной точности и создавал некий обобщенный образ служилого человека.
18 Вот любопытный пример, относящийся к первой трети II в. Ученый Чжан Кай в молодости потерял землю и зарабатывал на жизнь продажей лекарств на рынке уездного города. Впоследствии он уединился в горах Хуннуна. Ученики Чжан Кая, сообщает его биограф, последовали за ним, и «там, где они поселились, возникло торговое местечко». Впоследствии к югу от горы Хуаиньшань существовал «рынок Гунчао» (Гунчао – второе имя Чжан Кая)
[Хоу Хань шу, цз. 36, с. 27б]; Чжан Юй (конец I в.), управляя уездом Сяпи, оросил несколько сотен цинов земли, после чего на это место «пришли более тысячи семей бедняков из соседних областей. Хижины их лепились друг к другу, и там, где жили [пришельцы], появился рынок» [Хоу Хань шу, цз. 44, с. 2б-3а].
19 Русский перевод текста контракта см. [Хрестоматия, 1980, с. 201-204]. Известно, например, что в молодости Лю Сю однажды, пользуясь недородом, приехал, проделав 100 км с лишним, в уездный город Вань торговать зерном [Хоу Хань шу, цз. 1а, с. 2а].
20 Подобные термины, заметим, не всегда имели негативный смысл. Например, в раннедаосском трактате «Тайпин цзин» упоминаются «порочные молодые люди», которые составляли низшую страту местного общества после «бывших чиновников и служащих», «высоконравственных людей, сведущих в канонах», «почтительных сыновей и младших братьев» и «прилежных пахарей и работников». «Порочные молодые люди» были обязаны помогать администрации задерживать разбойников.
ГЛАВА 2
1 В 35 г. сановник Го Цзи, выражая, по-видимому, настроение широких кругов бюрократии, недовольных засильем старых друзей Лю Сю, напоминал императору, что «нужно отбирать достойных со всей Поднебесной, не следует полагаться только на людей из Наньяна». Лю Сю согласился с Го Цзи [Хоу Хань шу, цз. 31, с. 3а].
2 Женщин в гареме разделяли на пять категорий. Высшую ступеньку занимала, естественно, императрица. Далее следовали «знатные дамы» (гуй жэнь), «красавицы» (мэй жэнь), «дворцовые дамы» (гун жэнь) и «избранные наложницы» (цай ню).
3 Гэн Бао принадлежал к знатному роду, процветание которого началось с соратника Гуан У-ди Гэн Куана из Гуаньчжуна. Хотя род Гэн никогда не поднимался до положения «внешнего клана» императора, он регулярно поставлял наложниц в императорский гарем и был связан узами браков с несколькими принцами крови. Гэн Бао, занимавшему пост главнокомандующего, удалось провозгласить свою младшую сестру, супругу вана Цинхэ, матерью Ань-ди, хотя тот был рожден другой женщиной. Отсутствие в роду императриц в известном смысле пошло даже на пользу Гэнам, благополучно пережившим своих одновременно более удачливых и несчастливых соперников. За время царствования поздней Хань из клана Гэн вышли два главнокомандующих, девять генералов, 13 цинов, 19 обладателей титула хоу и до сотни высокопоставленных чиновников и офицеров [Хоу Хань шу, цз. 19,с. 25б-26а]. Пример клана Гэн лишний раз напоминает о том, что разница между «внешними кланами» и служилой знатью была крайне условна.
4 Данный отзыв следует воспринимать, по-видимому, как некий обобщающий вывод, поскольку сам Цзо Сюн умер в 138 г. Вместе с тем вывод этот – элемент «жития» конфуцианского бюрократа, отнюдь не претендующий на полную достоверность. При желании можно найти и суждения, обратные ему. Так, в начале 40-х годов Ли Гу утверждал, что среди дворцовых камердинеров «одни юнцы, и нет ни одного почтенного конфуцианца, у которого можно было бы спросить совета» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 10б].
5 Ли Гу был сыном знатного сановника, занимавшего пост гуна, и уже в юности приобрел известность. «Мужи большой силы духа всех краев завидовали его манерам и приезжали учиться в столицу», – записано в биографии Ли Гу. Ли Гу был призван ко двору специальным указом в 133 г. после серии землетрясений и пожаров. В своей записке (дуй цэ) он раскритиковал императорский фаворитизм и обрушился на засилье евнухов. Император одобрил записку Ли Гу [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 1а-6а].
6 Разумеется, как было отмечено выше в связи с деятельностью Цзо Сюна, подобная оценка весьма условна. Достаточно сослаться на пример Тянь Синя, служившего в 30-х годах правителем Хэнани. Однажды он должен был рекомендовать двору шесть «почтительных и бескорыстных». Относительно пятерых Тянь Синь получил соответствующие указания от императорских родственников и не посмел отказать. Но он счел себя исполнившим служебный долг, когда предоставил шестую вакансию «достойному человеку» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 13а].
7 Тем не менее Ли Гу удалось, опираясь на результаты инспекционных поездок, добиться от императора формального порицания протекционизма верхушки «внутреннего двора» и восстановления экзаменов под контролем трех гунов [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 11а-б].
8 За время службы Ли Гу при Шунь-ди по его донесениям было уволено более сотни чиновников. Пострадавшие и состряпали подметное письмо с «разоблачениями» Ли Гу. Полезно ознакомиться с основными пунктами их доклада, раскрывающего те стороны деятельности и жизни бюрократов, которые в их официальных биографиях обычно остаются в тени. Враги Ли Гу обвиняли его в «сколачивании клики», т. е. в том, что он возвышает лишь своих «учеников», взял на службу 19 старых знакомых, богачей и родственников невесток и даже не брезгует купцами. Ли Гу, заявляли авторы доклада, живет в непомерной роскоши, пудрит лицо, а «в его манерах, взгляде, облике и походке никогда не ощущается душевного смирения и раскаяния» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 14а]. Императрица Лян отклонила доклад, но он, очевидно, обладал какой-то степенью правдоподобия.
9 Последняя фраза выглядела графически и звучала при чтении вслух почти как: «Неужели император не хочет быть императором?»
10 Вот несколько характерных свидетельств. Когда в 69 г. вышел эдикт о награждении чиновников, поощряющих земледелие, двору стали поступать доклады с ложными данными о площади обрабатываемой земли. Пришлось специальным указом ввести суровые кары для фальсификаторов [Хэу йнь шу, цз. 39, с. 14а-б]. Под 106 г. содержится запись о том, что служащие в провинции «хотели заслужить похвалу за преувеличенные сведения о богатом урожае и не докладывали о беглых, наперебой завышали численность дворов» [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 28б]. Спустя сорок лет Чжу Му отмечал, что местные власти «завышают численность населения» [Хоу Хань цзи, цз. 20, с. 5б]. Ван Фу, хорошо знавший обстановку на западных границах империи, сообщал, что полководцы ханьских армий «только сидят и отправляют доклады. Убьют у них сто человек, а они говорят, что одного. Возьмут они одного пленника, а говорят, что взяли сто» [Ван Фу, 1956, с. 117]. Сетуя на царившие при дворе ложь и пустозвонство, Ван Фу прямо называл высших сановников льстецами и обманщиками, а императора сравнивал с человеком, запертым в тесной комнате [Ван Фу, 1956, с. 42 – 43].
11 Для сравнения отметим, что в гареме Хуань-ди, предшественника Лин-ди, насчитывалось, если верить докладу сановника Чэнь Фаня от 161 г., несколько тысяч наложниц [Хоу Хань шу, цз. 66, с. 4а].
12 Впрочем, правительство, пытаясь предотвратить нашествие цянов, само прибегло в собственных владениях к «тактике выжженной земли». Власти уничтожали посевы и запасы продовольствия, сжигали селения и насильно угоняли китайское население во внутренние районы. Бедственное положение в западных пограничных областях подробно описал Ван Фу [Ван Фу, с. 117-121].
13 Монета весом в 5 шу (1 шу – 0,61 г), впервые отлитая в 118 г. до н. э. и отмененная Ван Маном.
14 Любопытным свидетельством высокой интенсивности труда тогдашнего земледелия служит эссе уроженца Хэбэя Цуй Иня (конец I в.) «Игрок», иллюстрирующее пропасть между городскими «бездельниками» и замученными непосильной работой крестьянами: «Игрок увидел крестьянина. В соломенной шляпе и с мотыгой в руках тот пропалывал поле. Его лицо было дочерна прожжено солнцем, ладони и ступни покрыты мозолями, кожа его походила на кору тутового дерева, ноги – на медвежьи лапы. Скрючившись, он ползал по земле, и струившийся с него пот смешивался с грязью. Игрок сказал: „Ты обрабатываешь поле в палящий зной, на твоей спине пятна засохшей соли, твои ноги похожи на обгорелые пни, кожа задубела настолько, что и шилом не проткнуть. Ты еле ходишь на своих стертых, обессиленных ногах. Назвать ли мне тебя зверем или птицей? Но у тебя лицо вроде как у людей. Назвать ли мне тебя деревом или кустом? Но ты можешь шевелить руками и ногами. Что за жалкая участь иметь столь неприглядный вид!“» [Цюань Хоу вэнь, цз. 44, с. 5а].
15 Приведенный эпизод отнесен в жизнеописании Чжао И к концу 70-х годов, однако Ян Чжи еще в 169 г. был изгнан со службы указом о «запрете клики» и умер дома. В середине 60-х годов он действительно занимал пост правителя Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 28б].
16 Политический подтекст этого требует пояснения. Заметим, что Чжоу Фу примыкал к евнухам, а «запрет клики» имел прямое отношение к соперничеству «северной» и «южной» партий Таньлина. Так, вскоре после издания указа о «запрете клики» один из подчиненных правителя Пинъюани Ши Би, саботировавшего указ, говорил ему: «В пяти из шести областей Цинчжоу есть участники клики. В близлежащем уделе Ганьлин также выявляют южную и северную партии» [Хоу Хань шу, цз. 64, с. 11б].
17 Эта популярная эпиграмма не совсем справедлива в отношении Чэн Цзиня. Как правитель области, он сам взял к себе на службу Цэнь Чжи. Когда в связи с расправой, учиненной в Наньяне над группой купцов, связанных с евнухами, над головами Чэн Цзиня и Цэн Чжи сгустились тучи императорского гнева, последний, бывший инициатором этой акции, попросту сбежал, тогда как Чэн Цзинь с достоинством встретил тюрьму и смерть [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 31б].
18 Имеется в виду ущелье в верховьях Хуанхэ, где течение реки настолько бурное, что рыбы не могут плыть против него. Бытовало поверье, что те, кому удавалось подняться вверх по теснине, превращались в драконов [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 14б].
19 Любопытно, что источники радикально расходятся в характеристике личности Ду Шана. Фань Е сообщает, что у него «семья была бедна, он не воспитал себя [и не отличался] изысканным поведением, в округе его не выдвигали на службу», вследствие чего Ду Шан решил прибегнуть к услугам Хоу Ланя [Хоу Хань шу, цз. 38, с. 11б]. В «Продолжении истории Хань» Сыма Бяо, наоборот, сказано, что Ду Шан, рано похоронив отца, «служил матери с полной почтительностью», изучил «Книгу Перемен» и «Книгу Преданий», «на службе был чистым и незапятнанным», обладал литературным талантом Рбу Хань шу, цз. 38, с. 11б].
20 Это сообщение относится к 178 г., когда Цай Юн был обвинен в родственной связи с Ян Чжи. Там же говорится, что «Хуму Бань (один из восьми „сокровищниц“ списка Фань Е. – В. М.)и другие создали с Ян Чжи союз» [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 24б].
21 Это невероятное событие зарегистрировано в хрониках в 165 и 166 гг., оба раза – в четвертом месяце, т. е. в половодье [Хоу Ханьшу, цз. 7, с. 21а, 23а, цз. 105, с. 6а]. Сян Кай толковал его как предвестие скорого вступления на трон одного из удельных правителей, и это предсказание сбылось [Хоу Хань шу, цз. 30б, с. 28б].
22 Полный перевод и подробный анализ доклада Сян Кая даны в работе Р. де Креспиньи [R. de Crespigny, 1976].
23 К этому наказанию прибегал еще Ван Ман. Оно упоминалось и в материалах, относящихся ко времени управления Чжан-ди: сановник Юань Ань, занимая пост правителя столичной области, выражал нежелание «подвергать людей запрету служить в столь просвещенный век» [Хоу Хань шу, цз. 45, с. 2а-б]. Подвергнутые этому наказанию не считались преступниками, но, судя по изданному в 106 г. императрицей Дэн указу, по статусу находились ниже простолюдинов [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 17а]. Во II в. запрет обычно распространялся на потомков, а также учеников и служилую клиентуру высокопоставленных чиновников. Примером может служить указ 146 г. в отношении противников Лян Цзи – Ли Гу и Ду Цяо.
24 Упоминания об этой тюрьме (ее полное название – «тюрьма Северной управы Желтых ворот») появляются со времен царствования Хуань-ди. Судя по названию, она относилась к гарему и, вероятно, была учреждена евнухами как место расправы над политическими противниками. С раннеханьского периода во дворце существовали две другие тюрьмы для служилых людей.
25 ХуГуан родился в потомственной сановной семье и начал свою карьеру еще при Ань-ди. Он был в числе тех, кто советовал Шунь-ди породниться с семейством Лян, и пользовался благосклонностью Лян Цзи, что не помешало ему пригласить ко двору ряд видных деятелей «чистой» критики, в том числе Ли Ина. Он был одним из трех гунов, разжалованных после переворота 159 г., но через несколько лет снова выплыл на поверхность, на сей раз, по-видимому, с помощью семейства Доу. В протестах он участия не принимал, но завоевал всеобщее уважение своей ученостью и составленным им сводом административных уложений империи. Фигура ХуГуана не менее характерна для позднеханьской бюрократии, чем образ поборника «чистоты».
26 Храм Лао-цзы на его предполагаемой родине был воздвигнут (или получил официальное признание) в 149 г. в период владычества семьи Лян и пользовался ее покровительством. В 165 г. евнух Цзюй Гуань по поручению Хуаньди посетил храм, совершив там поклонение. В следующем году император лично совершил поклонение Лао-цзы и Будде во дворце. Начинание Хуаньди, однако, не получило продолжения [Crespigny, 1980, с. 72-73].
27 С точки зрения характера семейно-родственных отношений в ханьском Китае представляет интерес аргументация Хэ Хая, писавшего в докладе: «В соответствии с „Записками о ритуалах“ потомки общего прадеда должны жить отдельно и владеть имуществом порознь. Их чувства взаимной любви и долга слабы, а родство далекое. Но ныне запрет клики распространяется на все пять поколений родства. Это расходится с классическим учением и противоречит правилам обыденной жизни» [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 8а].
28 Например, когда Лин-ди и евнухи начали продавать чиновничьи должности, сановнику Цуй Ле уступили пост гуна за полцены на том основании, что он слыл «славным мужем» Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 52, с. 27б]. Другому чиновнику снизили в десять раз квоту денежного взноса от его области из уважения к его «чистой славе» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 32б].
29 Заметим, что древние историографы по-разному оценивают этот альянс. В хронике «Вэй люэ» (III в.) утверждается, что Сюнь Кунь добровольно породнился с Тан Хэном из карьеристских соображений и что его поступок «был осужден почтенными мужами» [Саньго чжи, цз. 10, с. 1б]. Фань Е, видимо, не желая бросать тень на столь славное семейство, реабилитировал Сюнь Куня. Согласно его трактовке, Сюнь Кунь согласился на брак из страха перед Тан Хэном, а сам он «смолоду прославился своим талантом и потому смог избежать упреков» [Хоу Хань шу, цз. 70, с. 24а].
30 К слову сказать, эти служители гарема благодаря их учености приобрели немалый авторитет среди конфуцианских эрудитов и в 175 г. помогли Цай Юну добиться разрешения воздвигнуть у ворот Столичной школы каменные плиты с образцовым текстом Пятикнижия [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 11б].
ГЛАВА 3
1 Оставим в стороне вопрос о том, откуда бралась в человеке «воля» и что позволяло китайцам приписывать ей абсолютную ценность. Ответ на него потребовал бы специального разбора проблемы априорности моральных суждений и в конечном счете – проблемы межкультурного «диалога» вообще.
2 Заслуживает внимания данное Т.А. Метцгером определение цели конфуцианского самосовершенствования как «обретения живого, непосредственного, эмоционально успокоительного и элитистского чувства космического единства и силы посредством морального очищения вместе с познавательным постижением космоса как упорядоченно связанного целого» [Metzger, 1977, с. 81].
3 К такому мнению позволяет прийти, в частности, книга американского синолога Л.А. Шнейдера, посвященная образу Цюй Юаня в китайской культуре [Schneider, 1980].
4 Обстоятельное исследование группировки Лю Бана как союза «людей долга» предпринял Т. Масубути [Масубути, 1960, с. 45 и сл.].
5 Правда, люди строгих манер не всегда одобряли эту практику. Когда ученики Ли Гу стали называть его по должности, от которой он отказался, тот сделал им внушение: «Не занявшему такой пост нельзя присваивать такое имя» [Эршиуши бубянь, с. 2233].
6 Исходное значение понятия «цзе» – коленце бамбука. С древности оно обозначало всеобщий порядок, ритм природы и сообразность человека этим ритмам в ритуале.
7 Характерный эпизод содержится в биографии Ван Сю (рубеж III в.), преданно служившего семейству Юань Шао. Узнав о гибели своего патрона, Ван Сю воскликнул: «Нет у меня господина!» и... пошел служить к Цао Цао, убийце его покровителя [Саньго чжи, цз. 11, с. 16а-б].
8 Носить головную повязку вместо более приличествующей ученому мужу шапки было одной из распространенных черт эксцентричного поведения деятелей «чистых суждений».
9 Характерный эпизод содержится в жизнеописании Ли Хэна (рубеж II-III вв.), уроженца Сянъяна. Живя на чужбине в Учане и будучи простолюдином, Ли Хэн попросил некоего «знатока талантов» оценить его способности, и тот сказал ему: «Во времена, когда много беспорядков, вы обладаете талантом главы ведомства в Палате документов» [Саньго чжи, цз. 48, с. 6б].
10 Сходная оценка приписывается сановнику Цяо Сюаню (ум. в 183 г.), о котором Цао Цао хранил добрую память. Наконец, в «Разных речениях» Сунь Шэна (IV в.) имеется другой вариант отзыва Сюй Шао: «Вы способный подданный во времена порядка и порочный герой смутного времени» [Шишо синь-юй, с. 100]. Эти разночтения напоминают нам, что подобные оценки были прежде всего политическим капиталом и их могли подделывать или перекраивать по своему вкусу.
11 Отзыв Фань Пана каноничен и восходит к трактату «Ли цзи». Данная формула была популярна в ханьскую эпоху и прежде.
12 Речь собеседника Чжу Луна вдохновлена традиционной для китайской культуры идеей зависимости душевных качеств людей от природных условий их родной местности. Считалось, что, хотя милость Неба «беспристрастна», благодатный климат, плодородная почва, неровный рельеф, особенно соседство «гор и вод», благоприятствовали сгущению космической Силы и тем самым – рождению «выдающихся мужей». «Среди гор и вод не обязательно должны иметься выдающиеся мужи, выдающиеся мужи не обязательно должны быть среди гор и вод», – утверждал позднеханьский чиновник, защищая своего протеже, столичного уроженца [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 14а].
13 О политической подоплеке позиции Кун Жуна см. ниже. По мнению Тан Чанжу, Хэ Янь выступал против рвавшегося тогда к власти дома Сыма, который происходил, если следовать административному делению позднеханьской империи, из Цзичжоу [Тан Чанжу, 1955, с. 297].
14 Кун Жун, будучи правителем тамошней области, приказал назвать родную деревню Чжэн Сюаня его именем, воздвигнуть в ней высокие ворота и расширить ведущую к ней дорогу [Хоу Хань шу, цз. 35, с. 18б].
15 Известны аналогичные примеры, относящиеся к более раннему времени, причем без всякой «идейной» подоплеки, которую ищет Ё. Кавакацу. Так, в конце правления Ван Мана некто Сюнь Жэнь из Тайюаня раздал десятимиллионное состояние отца родичам и стал жить отшельником. Однажды в его округу вторглись сюнну, но, «прослышав о славном благочестии Жэня, решили не входить в деревню рода Сюнь» [Хоу Хань шу, цз. 53, с. 2б]. Нечто подобное сообщается о современнике Сюнь Жэня, отшельнике Чжоу Дане: некие «мятежники» разграбили все города в его родной области, не тронув только его селения [Хоу Хань шу, цз. 83, с. 7а]. В другом случае повстанческие войска из Тайшаня (середина II в.) условились не грабить уезд, где начальствовал известный своими добродетелями чиновник [Хоу Хань шу, цз. 62, с. 15б]. Примечательно, что в надписи на памятной стеле Цао Цюаня особо отмечается, что во всей округе только уездный город, управлявшийся им, не пострадал от «желтых повязок» [Ван Фангань, 1968, с. 609].
16 Отношения между «славными ши» и «желтыми повязками» представлены в искаженном свете и в работе Чжэнь Чжиюня. Утверждая, что среди оппозиционных евнухам служилых людей было немало втайне симпатизировавших мятежной секте, Чжэнь Чжиюнь цитирует высказывания чиновников – современников восстания. В одном из них, принадлежащем противнику евнухов Лю Тао, говорится о нежелании местных властей доносить двору о деятельности Чжан Цзюэ. Перевод Чжэнь Чжиюня гласит: «Чиновники только говорили между собой о Чжан Цзюэ, а что до его злодейских планов, то они и слышать об этом не хотели» [Chen Chi-yun, 1975, с. 36]. Чжэнь Чжиюнь чересчур вольно обращается с оригиналом. На самом деле в тексте сказано, что люди Чжан Цзюэ проникли ко двору и нашли там сообщников, тогда как «в округах и областях это замалчивали, не желали об этом слышать и только обсуждали между собой, не осмеливаясь доложить открыто» [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 12а]. Лю Тао явно намекает на тайные сношения «желтых повязок» с евнухами и пытается оправдать бездеятельность местных властей, запуганных террором гаремных служителей. Чжэнь Чжиюнь приводит также слова другого сановника, Ян Цы, будто бы заявлявшего, что, «хотя Чжан Цзюэ пошел по ложному пути, его зовут великим мудрецом» [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 26б; Chen Chi-yun, 1980, с. 36]. В данном случае перевод Чжэнь Чжиюня и вовсе неверен. Ян Цы говорит не просто о «ложном пути» Чжан Цзюэ, но о том, что тот «исповедует еретическое учение» (цзо дао). Так в ханьском Китае называли всякие магические обряды и вероучения, которые могли быть истолкованы как вызов священной власти императора или угроза его персоне. Обвиненных в приверженности к «цзо дао» предавали смертной казни. Иной оценки религии Чжан Цзюэ от конфуцианского сановника и не приходится ожидать. Во второй части фразы Ян Цы речь идет скорее всего о самозванстве Чжан Цзюэ, взявшего себе титул «Великого мудреца Доброго учителя» (Да-сянь Лян-ши). Наконец, Чжэнь Чжиюнь ссылается на хронику Сыма Гуана, где под 183 г. сообщается, что провинциальные власти «не понимали» истинных намерений Чжан Цзюэ и говорили, что «Цзюэ проповедует доброе учение (шань дао) и чтим людьми» [Цзычжи тунцзянь, с. 1864]. Данная фраза восходит к тексту биографии Хуанфу Суна у Фань Е, где сказано, что Чжан Цзюэ «заговоренной водой и заклинаниями лечил болезни, и больным становилось лучше. Народ верил ему. Тогда Цзюэ разослал на четыре стороны восемь учеников проповедовать доброе учение (шань дао), и те повсюду обманывали и соблазняли людей в течение более чем десяти лет» [Хоу Хань шу, цз. 71, с. 1б]. Очевидно, речь идет просто о магическом искусстве Чжан Цзюэ – толкование, вполне допустимое с точки зрения семантики иероглифов. Это толкование подтверждается старейшей версией данного пассажа в хронике Юань Хуна, где сказано, что Чжан Цзюэ «называл себя великим исцелителем, искусным в дао (шань дао). Больные преклоняли перед ним колена, падали ниц, и им становилось лучше» [Хоу Хань цзи, цз. 24, с. 12а]. Никаких конкретных доказательств симпатий администрации и даже местной элиты к мятежной секте в нашем распоряжении нет, да их, надо полагать, и не было – недаром все ограничивается упоминаниями о неких бесплодных «разговорах» – наказывать, по-видимому, было некого. И все же, повторим вновь, нельзя отрицать, что восстание могло найти отклик у ши, окончательно разочаровавшихся в политике династии.
10 Двумя последними терминами охарактеризована, например, в хвалебном указе императора деятельность Хуан Ба на посту правителя Инчуани. По отзыву биографа, Хуан Ба, правивший Инчуанью несколько позднее Чжао Гуанханя, поощрял земледелие и шелководство, помогал бедным, был мягок и добился в области «всеобщего довольства и мира» [Хань цзи, цз. 82, с. 4б-5б]. Хуан Ба слыл образцовым чиновником в позднеханьское время [Ван Чун, с. 197].
11 Любопытен порядок проведения экзаменов. Существовали своего рода экзаменационные билеты, каковыми служили таблички с написанными на них темами сочинений. Таблички выставлялись в качестве мишени, и каждый учащийся стрелял по ним из лука, беря ту, в которую попала его стрела [Лунь хэн, цз. 78, с. 2а]. Сохранился анекдот на эту тему, относящийся к III в. Некоему Пан Цзину на экзамене досталась табличка с темой «непочтительный сын». «Выдвигаемый на службу муж – непочтительный сын?» – шутливо спросил Пан Цзина учитель. «Ныне я преданный подданный и не могу быть почтительным сыном!» – парировал Пан Цзин [Шо фу, с. 1702].
12 Ланы, готовившиеся к службе, были разделены на три категории. К высшей относились «ланы-советники» (и лан) и «ланы внутри дворца» (чжун лан), имевшие ранг, эквивалентный 600 даням. Служить «ланом-советником» считалось почетным даже среди высоких провинциальных чинов. Известен случай, когда на эту должность был назначен инспектор округа, признанный лучшим среди его коллег [Хоу Хань шу, цз. 31, с. 24а]. Среднюю категорию составляли «прислуживающие ланы» (ши лан) в ранге, эквивалентном 400 даням, низшую – «ланы при дворце» (лан чжун) в ранге, эквивалентном 300 даням. По-видимому, большинство «почтительных и бескорыстных» зачисляли в лан чжуны, хотя некоторые могли стать и «ланами-советниками» [Миядзаки, 1956, с. 84; Уэда, 1970, с. 120; Хоу Хань шу, цз. 67, с. 5а; Bielenstein, 1980, с. 25, 135].
13 Как утверждали враги Ли Гу в администрации, он «сколачивал предательскую клику и выдвигал на службу только своих учеников» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 13б].
14 Когда генерал Дун Чжо в 190 г. решил казнить попавших в его руки членов жунаньского клана Юань, его отговаривали, приводя такой довод: «Род Юаней четыре поколения распространял милость, его ученики и бывшие служащие рассеяны по всей Поднебесной. Если [Юани] соберут своих могучих последователей, все герои пойдут за ними, и тогда Вам не завладеть Шаньдуном» [Хоу Хань шу, цз. 74а, с. 3а].
15 Саркастические реплики Ван Фу предвосхищают популярные во времена правления Лин-ди поговорки: «Выдвинутые как „почтительные и бескорыстные“ вдали от отцов»; «"Бедные и непорочные", „чистые и незапятнанные“ словно вымазаны грязью»; «"Искусные полководцы" трусливы, как куры» [Ван Фу, с. 127].
16 Имеются в виду три брата, служившие на высоких постах в древнем царстве Цзинь и павшие жертвой собственного властолюбия.
17 Для сравнения заметим, что, согласно списку от 106 г., чиновник ранга 600 даней должен был получать 21 ху зерна и 2500 монет в месяц, чиновник ранга 300 даней – 2 тыс. монет и 12 ху зерна. Эти данные не вполне согласуются с цифрами, приводимыми Цуй Ши. Возможно, что Цуй Ши не стремился к документальной точности и создавал некий обобщенный образ служилого человека.
18 Вот любопытный пример, относящийся к первой трети II в. Ученый Чжан Кай в молодости потерял землю и зарабатывал на жизнь продажей лекарств на рынке уездного города. Впоследствии он уединился в горах Хуннуна. Ученики Чжан Кая, сообщает его биограф, последовали за ним, и «там, где они поселились, возникло торговое местечко». Впоследствии к югу от горы Хуаиньшань существовал «рынок Гунчао» (Гунчао – второе имя Чжан Кая)
[Хоу Хань шу, цз. 36, с. 27б]; Чжан Юй (конец I в.), управляя уездом Сяпи, оросил несколько сотен цинов земли, после чего на это место «пришли более тысячи семей бедняков из соседних областей. Хижины их лепились друг к другу, и там, где жили [пришельцы], появился рынок» [Хоу Хань шу, цз. 44, с. 2б-3а].
19 Русский перевод текста контракта см. [Хрестоматия, 1980, с. 201-204]. Известно, например, что в молодости Лю Сю однажды, пользуясь недородом, приехал, проделав 100 км с лишним, в уездный город Вань торговать зерном [Хоу Хань шу, цз. 1а, с. 2а].
20 Подобные термины, заметим, не всегда имели негативный смысл. Например, в раннедаосском трактате «Тайпин цзин» упоминаются «порочные молодые люди», которые составляли низшую страту местного общества после «бывших чиновников и служащих», «высоконравственных людей, сведущих в канонах», «почтительных сыновей и младших братьев» и «прилежных пахарей и работников». «Порочные молодые люди» были обязаны помогать администрации задерживать разбойников.
ГЛАВА 2
1 В 35 г. сановник Го Цзи, выражая, по-видимому, настроение широких кругов бюрократии, недовольных засильем старых друзей Лю Сю, напоминал императору, что «нужно отбирать достойных со всей Поднебесной, не следует полагаться только на людей из Наньяна». Лю Сю согласился с Го Цзи [Хоу Хань шу, цз. 31, с. 3а].
2 Женщин в гареме разделяли на пять категорий. Высшую ступеньку занимала, естественно, императрица. Далее следовали «знатные дамы» (гуй жэнь), «красавицы» (мэй жэнь), «дворцовые дамы» (гун жэнь) и «избранные наложницы» (цай ню).
3 Гэн Бао принадлежал к знатному роду, процветание которого началось с соратника Гуан У-ди Гэн Куана из Гуаньчжуна. Хотя род Гэн никогда не поднимался до положения «внешнего клана» императора, он регулярно поставлял наложниц в императорский гарем и был связан узами браков с несколькими принцами крови. Гэн Бао, занимавшему пост главнокомандующего, удалось провозгласить свою младшую сестру, супругу вана Цинхэ, матерью Ань-ди, хотя тот был рожден другой женщиной. Отсутствие в роду императриц в известном смысле пошло даже на пользу Гэнам, благополучно пережившим своих одновременно более удачливых и несчастливых соперников. За время царствования поздней Хань из клана Гэн вышли два главнокомандующих, девять генералов, 13 цинов, 19 обладателей титула хоу и до сотни высокопоставленных чиновников и офицеров [Хоу Хань шу, цз. 19,с. 25б-26а]. Пример клана Гэн лишний раз напоминает о том, что разница между «внешними кланами» и служилой знатью была крайне условна.
4 Данный отзыв следует воспринимать, по-видимому, как некий обобщающий вывод, поскольку сам Цзо Сюн умер в 138 г. Вместе с тем вывод этот – элемент «жития» конфуцианского бюрократа, отнюдь не претендующий на полную достоверность. При желании можно найти и суждения, обратные ему. Так, в начале 40-х годов Ли Гу утверждал, что среди дворцовых камердинеров «одни юнцы, и нет ни одного почтенного конфуцианца, у которого можно было бы спросить совета» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 10б].
5 Ли Гу был сыном знатного сановника, занимавшего пост гуна, и уже в юности приобрел известность. «Мужи большой силы духа всех краев завидовали его манерам и приезжали учиться в столицу», – записано в биографии Ли Гу. Ли Гу был призван ко двору специальным указом в 133 г. после серии землетрясений и пожаров. В своей записке (дуй цэ) он раскритиковал императорский фаворитизм и обрушился на засилье евнухов. Император одобрил записку Ли Гу [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 1а-6а].
6 Разумеется, как было отмечено выше в связи с деятельностью Цзо Сюна, подобная оценка весьма условна. Достаточно сослаться на пример Тянь Синя, служившего в 30-х годах правителем Хэнани. Однажды он должен был рекомендовать двору шесть «почтительных и бескорыстных». Относительно пятерых Тянь Синь получил соответствующие указания от императорских родственников и не посмел отказать. Но он счел себя исполнившим служебный долг, когда предоставил шестую вакансию «достойному человеку» [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 13а].
7 Тем не менее Ли Гу удалось, опираясь на результаты инспекционных поездок, добиться от императора формального порицания протекционизма верхушки «внутреннего двора» и восстановления экзаменов под контролем трех гунов [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 11а-б].
8 За время службы Ли Гу при Шунь-ди по его донесениям было уволено более сотни чиновников. Пострадавшие и состряпали подметное письмо с «разоблачениями» Ли Гу. Полезно ознакомиться с основными пунктами их доклада, раскрывающего те стороны деятельности и жизни бюрократов, которые в их официальных биографиях обычно остаются в тени. Враги Ли Гу обвиняли его в «сколачивании клики», т. е. в том, что он возвышает лишь своих «учеников», взял на службу 19 старых знакомых, богачей и родственников невесток и даже не брезгует купцами. Ли Гу, заявляли авторы доклада, живет в непомерной роскоши, пудрит лицо, а «в его манерах, взгляде, облике и походке никогда не ощущается душевного смирения и раскаяния» [Хоу Хань шу, цз. 63, с. 14а]. Императрица Лян отклонила доклад, но он, очевидно, обладал какой-то степенью правдоподобия.
9 Последняя фраза выглядела графически и звучала при чтении вслух почти как: «Неужели император не хочет быть императором?»
10 Вот несколько характерных свидетельств. Когда в 69 г. вышел эдикт о награждении чиновников, поощряющих земледелие, двору стали поступать доклады с ложными данными о площади обрабатываемой земли. Пришлось специальным указом ввести суровые кары для фальсификаторов [Хэу йнь шу, цз. 39, с. 14а-б]. Под 106 г. содержится запись о том, что служащие в провинции «хотели заслужить похвалу за преувеличенные сведения о богатом урожае и не докладывали о беглых, наперебой завышали численность дворов» [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 28б]. Спустя сорок лет Чжу Му отмечал, что местные власти «завышают численность населения» [Хоу Хань цзи, цз. 20, с. 5б]. Ван Фу, хорошо знавший обстановку на западных границах империи, сообщал, что полководцы ханьских армий «только сидят и отправляют доклады. Убьют у них сто человек, а они говорят, что одного. Возьмут они одного пленника, а говорят, что взяли сто» [Ван Фу, 1956, с. 117]. Сетуя на царившие при дворе ложь и пустозвонство, Ван Фу прямо называл высших сановников льстецами и обманщиками, а императора сравнивал с человеком, запертым в тесной комнате [Ван Фу, 1956, с. 42 – 43].
11 Для сравнения отметим, что в гареме Хуань-ди, предшественника Лин-ди, насчитывалось, если верить докладу сановника Чэнь Фаня от 161 г., несколько тысяч наложниц [Хоу Хань шу, цз. 66, с. 4а].
12 Впрочем, правительство, пытаясь предотвратить нашествие цянов, само прибегло в собственных владениях к «тактике выжженной земли». Власти уничтожали посевы и запасы продовольствия, сжигали селения и насильно угоняли китайское население во внутренние районы. Бедственное положение в западных пограничных областях подробно описал Ван Фу [Ван Фу, с. 117-121].
13 Монета весом в 5 шу (1 шу – 0,61 г), впервые отлитая в 118 г. до н. э. и отмененная Ван Маном.
14 Любопытным свидетельством высокой интенсивности труда тогдашнего земледелия служит эссе уроженца Хэбэя Цуй Иня (конец I в.) «Игрок», иллюстрирующее пропасть между городскими «бездельниками» и замученными непосильной работой крестьянами: «Игрок увидел крестьянина. В соломенной шляпе и с мотыгой в руках тот пропалывал поле. Его лицо было дочерна прожжено солнцем, ладони и ступни покрыты мозолями, кожа его походила на кору тутового дерева, ноги – на медвежьи лапы. Скрючившись, он ползал по земле, и струившийся с него пот смешивался с грязью. Игрок сказал: „Ты обрабатываешь поле в палящий зной, на твоей спине пятна засохшей соли, твои ноги похожи на обгорелые пни, кожа задубела настолько, что и шилом не проткнуть. Ты еле ходишь на своих стертых, обессиленных ногах. Назвать ли мне тебя зверем или птицей? Но у тебя лицо вроде как у людей. Назвать ли мне тебя деревом или кустом? Но ты можешь шевелить руками и ногами. Что за жалкая участь иметь столь неприглядный вид!“» [Цюань Хоу вэнь, цз. 44, с. 5а].
15 Приведенный эпизод отнесен в жизнеописании Чжао И к концу 70-х годов, однако Ян Чжи еще в 169 г. был изгнан со службы указом о «запрете клики» и умер дома. В середине 60-х годов он действительно занимал пост правителя Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 28б].
16 Политический подтекст этого требует пояснения. Заметим, что Чжоу Фу примыкал к евнухам, а «запрет клики» имел прямое отношение к соперничеству «северной» и «южной» партий Таньлина. Так, вскоре после издания указа о «запрете клики» один из подчиненных правителя Пинъюани Ши Би, саботировавшего указ, говорил ему: «В пяти из шести областей Цинчжоу есть участники клики. В близлежащем уделе Ганьлин также выявляют южную и северную партии» [Хоу Хань шу, цз. 64, с. 11б].
17 Эта популярная эпиграмма не совсем справедлива в отношении Чэн Цзиня. Как правитель области, он сам взял к себе на службу Цэнь Чжи. Когда в связи с расправой, учиненной в Наньяне над группой купцов, связанных с евнухами, над головами Чэн Цзиня и Цэн Чжи сгустились тучи императорского гнева, последний, бывший инициатором этой акции, попросту сбежал, тогда как Чэн Цзинь с достоинством встретил тюрьму и смерть [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 31б].
18 Имеется в виду ущелье в верховьях Хуанхэ, где течение реки настолько бурное, что рыбы не могут плыть против него. Бытовало поверье, что те, кому удавалось подняться вверх по теснине, превращались в драконов [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 14б].
19 Любопытно, что источники радикально расходятся в характеристике личности Ду Шана. Фань Е сообщает, что у него «семья была бедна, он не воспитал себя [и не отличался] изысканным поведением, в округе его не выдвигали на службу», вследствие чего Ду Шан решил прибегнуть к услугам Хоу Ланя [Хоу Хань шу, цз. 38, с. 11б]. В «Продолжении истории Хань» Сыма Бяо, наоборот, сказано, что Ду Шан, рано похоронив отца, «служил матери с полной почтительностью», изучил «Книгу Перемен» и «Книгу Преданий», «на службе был чистым и незапятнанным», обладал литературным талантом Рбу Хань шу, цз. 38, с. 11б].
20 Это сообщение относится к 178 г., когда Цай Юн был обвинен в родственной связи с Ян Чжи. Там же говорится, что «Хуму Бань (один из восьми „сокровищниц“ списка Фань Е. – В. М.)и другие создали с Ян Чжи союз» [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 24б].
21 Это невероятное событие зарегистрировано в хрониках в 165 и 166 гг., оба раза – в четвертом месяце, т. е. в половодье [Хоу Ханьшу, цз. 7, с. 21а, 23а, цз. 105, с. 6а]. Сян Кай толковал его как предвестие скорого вступления на трон одного из удельных правителей, и это предсказание сбылось [Хоу Хань шу, цз. 30б, с. 28б].
22 Полный перевод и подробный анализ доклада Сян Кая даны в работе Р. де Креспиньи [R. de Crespigny, 1976].
23 К этому наказанию прибегал еще Ван Ман. Оно упоминалось и в материалах, относящихся ко времени управления Чжан-ди: сановник Юань Ань, занимая пост правителя столичной области, выражал нежелание «подвергать людей запрету служить в столь просвещенный век» [Хоу Хань шу, цз. 45, с. 2а-б]. Подвергнутые этому наказанию не считались преступниками, но, судя по изданному в 106 г. императрицей Дэн указу, по статусу находились ниже простолюдинов [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 17а]. Во II в. запрет обычно распространялся на потомков, а также учеников и служилую клиентуру высокопоставленных чиновников. Примером может служить указ 146 г. в отношении противников Лян Цзи – Ли Гу и Ду Цяо.
24 Упоминания об этой тюрьме (ее полное название – «тюрьма Северной управы Желтых ворот») появляются со времен царствования Хуань-ди. Судя по названию, она относилась к гарему и, вероятно, была учреждена евнухами как место расправы над политическими противниками. С раннеханьского периода во дворце существовали две другие тюрьмы для служилых людей.
25 ХуГуан родился в потомственной сановной семье и начал свою карьеру еще при Ань-ди. Он был в числе тех, кто советовал Шунь-ди породниться с семейством Лян, и пользовался благосклонностью Лян Цзи, что не помешало ему пригласить ко двору ряд видных деятелей «чистой» критики, в том числе Ли Ина. Он был одним из трех гунов, разжалованных после переворота 159 г., но через несколько лет снова выплыл на поверхность, на сей раз, по-видимому, с помощью семейства Доу. В протестах он участия не принимал, но завоевал всеобщее уважение своей ученостью и составленным им сводом административных уложений империи. Фигура ХуГуана не менее характерна для позднеханьской бюрократии, чем образ поборника «чистоты».
26 Храм Лао-цзы на его предполагаемой родине был воздвигнут (или получил официальное признание) в 149 г. в период владычества семьи Лян и пользовался ее покровительством. В 165 г. евнух Цзюй Гуань по поручению Хуаньди посетил храм, совершив там поклонение. В следующем году император лично совершил поклонение Лао-цзы и Будде во дворце. Начинание Хуаньди, однако, не получило продолжения [Crespigny, 1980, с. 72-73].
27 С точки зрения характера семейно-родственных отношений в ханьском Китае представляет интерес аргументация Хэ Хая, писавшего в докладе: «В соответствии с „Записками о ритуалах“ потомки общего прадеда должны жить отдельно и владеть имуществом порознь. Их чувства взаимной любви и долга слабы, а родство далекое. Но ныне запрет клики распространяется на все пять поколений родства. Это расходится с классическим учением и противоречит правилам обыденной жизни» [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 8а].
28 Например, когда Лин-ди и евнухи начали продавать чиновничьи должности, сановнику Цуй Ле уступили пост гуна за полцены на том основании, что он слыл «славным мужем» Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 52, с. 27б]. Другому чиновнику снизили в десять раз квоту денежного взноса от его области из уважения к его «чистой славе» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 32б].
29 Заметим, что древние историографы по-разному оценивают этот альянс. В хронике «Вэй люэ» (III в.) утверждается, что Сюнь Кунь добровольно породнился с Тан Хэном из карьеристских соображений и что его поступок «был осужден почтенными мужами» [Саньго чжи, цз. 10, с. 1б]. Фань Е, видимо, не желая бросать тень на столь славное семейство, реабилитировал Сюнь Куня. Согласно его трактовке, Сюнь Кунь согласился на брак из страха перед Тан Хэном, а сам он «смолоду прославился своим талантом и потому смог избежать упреков» [Хоу Хань шу, цз. 70, с. 24а].
30 К слову сказать, эти служители гарема благодаря их учености приобрели немалый авторитет среди конфуцианских эрудитов и в 175 г. помогли Цай Юну добиться разрешения воздвигнуть у ворот Столичной школы каменные плиты с образцовым текстом Пятикнижия [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 11б].
ГЛАВА 3
1 Оставим в стороне вопрос о том, откуда бралась в человеке «воля» и что позволяло китайцам приписывать ей абсолютную ценность. Ответ на него потребовал бы специального разбора проблемы априорности моральных суждений и в конечном счете – проблемы межкультурного «диалога» вообще.
2 Заслуживает внимания данное Т.А. Метцгером определение цели конфуцианского самосовершенствования как «обретения живого, непосредственного, эмоционально успокоительного и элитистского чувства космического единства и силы посредством морального очищения вместе с познавательным постижением космоса как упорядоченно связанного целого» [Metzger, 1977, с. 81].
3 К такому мнению позволяет прийти, в частности, книга американского синолога Л.А. Шнейдера, посвященная образу Цюй Юаня в китайской культуре [Schneider, 1980].
4 Обстоятельное исследование группировки Лю Бана как союза «людей долга» предпринял Т. Масубути [Масубути, 1960, с. 45 и сл.].
5 Правда, люди строгих манер не всегда одобряли эту практику. Когда ученики Ли Гу стали называть его по должности, от которой он отказался, тот сделал им внушение: «Не занявшему такой пост нельзя присваивать такое имя» [Эршиуши бубянь, с. 2233].
6 Исходное значение понятия «цзе» – коленце бамбука. С древности оно обозначало всеобщий порядок, ритм природы и сообразность человека этим ритмам в ритуале.
7 Характерный эпизод содержится в биографии Ван Сю (рубеж III в.), преданно служившего семейству Юань Шао. Узнав о гибели своего патрона, Ван Сю воскликнул: «Нет у меня господина!» и... пошел служить к Цао Цао, убийце его покровителя [Саньго чжи, цз. 11, с. 16а-б].
8 Носить головную повязку вместо более приличествующей ученому мужу шапки было одной из распространенных черт эксцентричного поведения деятелей «чистых суждений».
9 Характерный эпизод содержится в жизнеописании Ли Хэна (рубеж II-III вв.), уроженца Сянъяна. Живя на чужбине в Учане и будучи простолюдином, Ли Хэн попросил некоего «знатока талантов» оценить его способности, и тот сказал ему: «Во времена, когда много беспорядков, вы обладаете талантом главы ведомства в Палате документов» [Саньго чжи, цз. 48, с. 6б].
10 Сходная оценка приписывается сановнику Цяо Сюаню (ум. в 183 г.), о котором Цао Цао хранил добрую память. Наконец, в «Разных речениях» Сунь Шэна (IV в.) имеется другой вариант отзыва Сюй Шао: «Вы способный подданный во времена порядка и порочный герой смутного времени» [Шишо синь-юй, с. 100]. Эти разночтения напоминают нам, что подобные оценки были прежде всего политическим капиталом и их могли подделывать или перекраивать по своему вкусу.
11 Отзыв Фань Пана каноничен и восходит к трактату «Ли цзи». Данная формула была популярна в ханьскую эпоху и прежде.
12 Речь собеседника Чжу Луна вдохновлена традиционной для китайской культуры идеей зависимости душевных качеств людей от природных условий их родной местности. Считалось, что, хотя милость Неба «беспристрастна», благодатный климат, плодородная почва, неровный рельеф, особенно соседство «гор и вод», благоприятствовали сгущению космической Силы и тем самым – рождению «выдающихся мужей». «Среди гор и вод не обязательно должны иметься выдающиеся мужи, выдающиеся мужи не обязательно должны быть среди гор и вод», – утверждал позднеханьский чиновник, защищая своего протеже, столичного уроженца [Хоу Хань шу, цз. 56, с. 14а].
13 О политической подоплеке позиции Кун Жуна см. ниже. По мнению Тан Чанжу, Хэ Янь выступал против рвавшегося тогда к власти дома Сыма, который происходил, если следовать административному делению позднеханьской империи, из Цзичжоу [Тан Чанжу, 1955, с. 297].
14 Кун Жун, будучи правителем тамошней области, приказал назвать родную деревню Чжэн Сюаня его именем, воздвигнуть в ней высокие ворота и расширить ведущую к ней дорогу [Хоу Хань шу, цз. 35, с. 18б].
15 Известны аналогичные примеры, относящиеся к более раннему времени, причем без всякой «идейной» подоплеки, которую ищет Ё. Кавакацу. Так, в конце правления Ван Мана некто Сюнь Жэнь из Тайюаня раздал десятимиллионное состояние отца родичам и стал жить отшельником. Однажды в его округу вторглись сюнну, но, «прослышав о славном благочестии Жэня, решили не входить в деревню рода Сюнь» [Хоу Хань шу, цз. 53, с. 2б]. Нечто подобное сообщается о современнике Сюнь Жэня, отшельнике Чжоу Дане: некие «мятежники» разграбили все города в его родной области, не тронув только его селения [Хоу Хань шу, цз. 83, с. 7а]. В другом случае повстанческие войска из Тайшаня (середина II в.) условились не грабить уезд, где начальствовал известный своими добродетелями чиновник [Хоу Хань шу, цз. 62, с. 15б]. Примечательно, что в надписи на памятной стеле Цао Цюаня особо отмечается, что во всей округе только уездный город, управлявшийся им, не пострадал от «желтых повязок» [Ван Фангань, 1968, с. 609].
16 Отношения между «славными ши» и «желтыми повязками» представлены в искаженном свете и в работе Чжэнь Чжиюня. Утверждая, что среди оппозиционных евнухам служилых людей было немало втайне симпатизировавших мятежной секте, Чжэнь Чжиюнь цитирует высказывания чиновников – современников восстания. В одном из них, принадлежащем противнику евнухов Лю Тао, говорится о нежелании местных властей доносить двору о деятельности Чжан Цзюэ. Перевод Чжэнь Чжиюня гласит: «Чиновники только говорили между собой о Чжан Цзюэ, а что до его злодейских планов, то они и слышать об этом не хотели» [Chen Chi-yun, 1975, с. 36]. Чжэнь Чжиюнь чересчур вольно обращается с оригиналом. На самом деле в тексте сказано, что люди Чжан Цзюэ проникли ко двору и нашли там сообщников, тогда как «в округах и областях это замалчивали, не желали об этом слышать и только обсуждали между собой, не осмеливаясь доложить открыто» [Хоу Хань шу, цз. 57, с. 12а]. Лю Тао явно намекает на тайные сношения «желтых повязок» с евнухами и пытается оправдать бездеятельность местных властей, запуганных террором гаремных служителей. Чжэнь Чжиюнь приводит также слова другого сановника, Ян Цы, будто бы заявлявшего, что, «хотя Чжан Цзюэ пошел по ложному пути, его зовут великим мудрецом» [Хоу Хань шу, цз. 54, с. 26б; Chen Chi-yun, 1980, с. 36]. В данном случае перевод Чжэнь Чжиюня и вовсе неверен. Ян Цы говорит не просто о «ложном пути» Чжан Цзюэ, но о том, что тот «исповедует еретическое учение» (цзо дао). Так в ханьском Китае называли всякие магические обряды и вероучения, которые могли быть истолкованы как вызов священной власти императора или угроза его персоне. Обвиненных в приверженности к «цзо дао» предавали смертной казни. Иной оценки религии Чжан Цзюэ от конфуцианского сановника и не приходится ожидать. Во второй части фразы Ян Цы речь идет скорее всего о самозванстве Чжан Цзюэ, взявшего себе титул «Великого мудреца Доброго учителя» (Да-сянь Лян-ши). Наконец, Чжэнь Чжиюнь ссылается на хронику Сыма Гуана, где под 183 г. сообщается, что провинциальные власти «не понимали» истинных намерений Чжан Цзюэ и говорили, что «Цзюэ проповедует доброе учение (шань дао) и чтим людьми» [Цзычжи тунцзянь, с. 1864]. Данная фраза восходит к тексту биографии Хуанфу Суна у Фань Е, где сказано, что Чжан Цзюэ «заговоренной водой и заклинаниями лечил болезни, и больным становилось лучше. Народ верил ему. Тогда Цзюэ разослал на четыре стороны восемь учеников проповедовать доброе учение (шань дао), и те повсюду обманывали и соблазняли людей в течение более чем десяти лет» [Хоу Хань шу, цз. 71, с. 1б]. Очевидно, речь идет просто о магическом искусстве Чжан Цзюэ – толкование, вполне допустимое с точки зрения семантики иероглифов. Это толкование подтверждается старейшей версией данного пассажа в хронике Юань Хуна, где сказано, что Чжан Цзюэ «называл себя великим исцелителем, искусным в дао (шань дао). Больные преклоняли перед ним колена, падали ниц, и им становилось лучше» [Хоу Хань цзи, цз. 24, с. 12а]. Никаких конкретных доказательств симпатий администрации и даже местной элиты к мятежной секте в нашем распоряжении нет, да их, надо полагать, и не было – недаром все ограничивается упоминаниями о неких бесплодных «разговорах» – наказывать, по-видимому, было некого. И все же, повторим вновь, нельзя отрицать, что восстание могло найти отклик у ши, окончательно разочаровавшихся в политике династии.