Мастертон Грэхэм. Пария

   - Очень рад, что тебе не надо его видеть. Это крайне неприятное зрелище, можешь мне поверить.
   Мы поболтали еще пару минут. Джилли рассказала мне о салоне и о начале своей карьеры. Она окончила курсы кройки и шитья в государственной школе в Салеме, а потом открыла небольшой салон мод в торговом центре на площади Готорна, используя наследство деда в размере ста пятидесяти тысяч долларов и дополнительные фонды, полученные в банке "Шоумут-Мерчантс". Дело пошло так хорошо, что когда нашлось помещение для найма в центре Салема, она "вцепилась в него обеими руками", как она выразилась.
   - Я независима, - заявила она. - Независимая деловая женщина. Я продаю собственные модели. Что еще хочешь знать?
   - Ты замужем? - спросил я.
   - Шутишь? У меня нет времени даже на свидания. Знаешь, что я делаю сегодня вечером? Должна поехать в Мидлтон и забрать целую партию кружевных платьев, которые шьют для меня вручную две старые девы из Новой Англии. Если я не сделаю этого сегодня, то не успею завтра выставить их в салоне, а ведь завтра суббота.
   - Тяжелая работа и никаких развлечений, - заметил я.
   - Для меня сама работа - это развлечение, - парировала она. - Обожаю свою работу. Она заполняет всю мою жизнь.
   - Но завтра все же поедешь с нами?
   - О, конечно. Я люблю доказывать, что и в других обстоятельствах я не хуже мужчин.
   - Я вообще не говорил, что ты хуже мужчин.
   Она покраснела.
   - Знаю, что ты имеешь в виду.
   Но тут в салон влетел Эдвард с внушительной охапкой книжек и бумаг.
   - Извиняюсь за опоздание, - просопел он, перекладывая какие-то листки и одновременно пытаясь почесать у себя за ухом. - Директор хотел увериться, что для завтрашней выставки Джонатана Харадена все готово. Идем выпить?
   - Ясное дело, - ответил я. - А ты, Джилли? Идешь с нами?
   - Мне надо около семи быть в Мидлтоне, - объяснила она. - А потом вернуться сюда, чтобы выгладить платья и заготовить для них ценники.
   - Тогда загляни в мотель на обратном пути, - предложил я. - Я наверняка буду еще в баре.
   - Попробую.
   Мы оставили Джилли в салоне и пошли пешком на улицу Либерти за моей машиной.
   - Джилли необычная девушка, - заявил Эдвард. - Под ее привлекательной внешностью скрывается великолепная голова, пригодная для ведения дел. Вот эмансипация женщин в ее лучшем издании. Как ты думаешь, сколько ей лет?
   - Не имею понятия. Наверно, двадцать четыре, может, двадцать пять.
   - Ты не присмотрелся к ней поближе. Обрати внимание на кожу и тело. Ей недавно исполнилось двадцать.
   - Серьезно?
   - Подожди до завтра, пока не увидишь ее в купальном костюме. Тогда сам поймешь.
   - Она тебе нравится?
   Эдвард пожал плечами.
   - Для меня она слишком динамична. Слишком любит верховодить. Предпочитаю тип мечтательной студентки, знаешь, гретое вино у камина, поэзия Лоуренса Фергингетти и музыка "Лед Зеппелин".
   - Просто ты не подходишь к нашим временам.
   Эдвард рассмеялся.
   - Пожалуй, ты прав.
   Мы появились в "Корчме любимых девушек" как раз тогда, когда освободился столик у камина. "Корчма" была переполнена, бизнесмены и владельцы магазинов задерживались там по пути домой. Было тепло, на стенах - резные дубовые панели, на которых висели картины с изображением кораблей и фарфоровые тарелки, украшенные маринистскими мотивами. Я заказал виски "Шивас Регал", а Эдвард потребовал пива.
   - Должен тебе кое-что сказать, - начал я. - Вчера я не хотел об этом говорить по личным причинам.
   Эдвард склонился вперед и сплел на столе пальцы рук.
   - Наверно, я знаю, о чем ты хочешь говорить, если так тебе будет легче выдавить это из себя.
   - Три последние ночи меня посещал дух Джейн, моей умершей жены, заявил я. - В первую ночь я ничего не видел, только - слышал, как она раскачивается на садовых качелях. На следующую ночь я уже видел ее там. Вчера, когда я вышел в сад, я снова ее увидел. Затем она появилась в моей спальне.
   Эдвард озабоченно посмотрел на меня.
   - Понимаю, - задумчиво ответил он. - Да, понимаю, почему ты не хотел об этом говорить. Люди вообще не говорят о таких вещах. Она тебе что-нибудь сказала? Передала какое-то известие? Ты вообще разговаривал с ней?
   - Она... несколько раз звала меня по имени. Потом заявила, что хочет, чтобы я трахнул ее.
   - Да, - Эдвард кивнул головой. - У пары человек было подобное. Говори дальше. Что она еще делала? Ты действительно имел ее?
   - Я... я сам не знаю, как это назвать. Было что-то вроде секса, но ужасно холодное. Никогда не забуду этого холода. Помнишь "Изгоняющего дьявола", как в комнате неожиданно становилось холодно? Вчера было так же. Кончилось тем, что я увидел ее такой, какой она была во время катастрофы. Знаешь, везде кровь и кости... чуть не умер от страха.
   - И потому ты сегодня ночью не возвращаешься в Грейнитхед?
   - Ты считаешь, это плохо?
   - Ну почему же. Просто мне хотелось бы, чтобы ты завтра был в хорошей форме, когда будем погружаться. Под влиянием страха люди совершают ошибки. Ты же, наверно, не хочешь утонуть во время первого же погружения?
   - Твой чертов оптимизм ужасно действует на нервы.
   Официантка в черном жилете и с черной мушкой принесла нам напитки. Эдвард отхлебнул пива, а я вытащил ручку.
   - Есть еще кое-что, - сказал я. - Буквы, выжженные на покрывале. Утром они на нем еще были.
   Я нарисовал на бумажной салфетке буквы, которые появились на моей постели, стараясь как можно более точно скопировать их. СПАСИ КОРАБЛЬ. Я подал салфетку Эдварду, а он внимательно посмотрел на надпись.
   - Спаси корабль, - прочел он. - Ты уверен, что именно "корабль"?
   - Да. Наверняка речь идет о корабле. Эти буквы появились уже три раза. Один раз были на зеркале в ванной комнате, еще раз на боку чайника. Это значило именно "спаси корабль". Что-то требует, чтобы я спас "Дэвида Дарка".
   Эдвард скептически надул губы.
   - Ты на самом деле так думаешь?
   - Эдвард, когда видишь призрак, тебя охватывают чувства, которых ты никогда не переживал, и ты осознаешь такое, о чем до сих пор не имел понятия. Разбужены не только чувства, но и интуиция. Мне никто не говорил: "Это значит, что ты должен спасти "Дэвида Дарка". Потребности в этом не было. Я это просто знаю.
   - Послушай, - запротестовал Эдвард. - Знаю, что я сам, как историк, склонен делать поспешные выводы, но я считаю, что в этом случае ты зашел чересчур далеко. В твоем утверждении нет никакой логики. Если мы хотим найти "Дэвида Дарка", мы к этому должны подходить логически.
   - Есть ли у тебя кто-то из близких, кто недавно умер бы? - мягко спросил я его.
   - Нет.
   - В таком случае, ты должен поверить мне. Я видел свою умершую жену. Я видел ее собственными глазами и даже трахал ее как духа, если можно так выразиться. Я начинаю понимать, что рядом с нашим миром существует другой, полный боли, сомнения, страха и тоски. Может, если мы спасем "Дэвида Дарка", чего ты давно хочешь, то найдем какой-нибудь способ облегчить эти страдания, навсегда унять этот страх и эту тоску.
   Эдвард опустил голову. Задумчиво надул щеки.
   - Знаешь что, - сказал он без следа иронии. - Это все звучит слишком религиозно.
   - Оно и есть религиозно. Разве ты не понимаешь, что все это как-то связано с религией?
   Эдвард с сомнением посмотрел на меня.
   - Честно говоря, я не знаю, что это такое. Если ты действительно видел этих духов, то ты знаешь больше меня, во всяком случае, в смысле практики.
   Я поднял стакан.
   - За завтрашнее погружение. Наверно, мне все же придется плавать с вами, хотя мне этого вообще-то не хочется.
   15
   Вскоре после десяти я вышел из бара "Корчмы любимых девушек" и направился наверх, в мой номер. Эдвард, которого ждала дома сестра, вышел около половины десятого, а Джилли так и не появилась, и я решил, что закажу себе в номер бифштекс с печеной картошкой и проведу остаток вечера над учебником по нырянию, который одолжил у Эдварда.
   Я получил угловой номер на пятом этаже с видом на парк "Любимые девушки". Из окна был виден между деревьев подиум для оркестра, где позавчера я разговаривал со старой ведьмой. Номер был выдержан в коричневых тонах: коричневый ковер, коричнево-оранжевые занавески, коричнево-белая постель. Многовато коричневого на мой вкус, но здесь было тепло, безопасно и далеко от Аллеи Квакеров.
   Лежа в носках на постели и ожидая свой среднепрожаренный бифштекс, я раздумывал о том, что сейчас творится у меня дома. Появится ли в нем Джейн в мое отсутствие? Связаны ли в какой-то степени духи с особами, которых они навещают? Я представлял себе мигающий призрак, странствующий из комнаты в комнату, ищущий меня, и шепот, сопровождающий ее везде.
   Я подумал и о другом. Допустим, я завтра утону или умру по какой-то другой причине. Стану ли я такой же набитой электричеством областью, как и Джейн? Буду ли я, как и она, в образе духа странствовать от одной реальностью к другой, не зная покоя? Сохранила ли Джейн полное сознание? На самом ли деле она осталась сама собой, помнила, кто она такая?
   Я все еще думал о Джейн, когда раздался сильный стук в дверь. Я невольно вздрогнул.
   - Иду, иду! - закричал я и прошел на цыпочках по ковру. Я открыл дверь, но вместо своего среднепрожаренного бифштекса с печеной картошкой обнаружил Джилли. Ее нос был багров от холода, но она улыбалась. Она держала коричневый бумажный пакет, в котором безошибочно угадывалась по форме бутылка вина.
   - Это в виде извинения за опоздание, - сообщила она. - Я могу войти?
   - Конечно. Сними плащ. Выглядишь так, будто превратилась в сосульку.
   - Я уже немного оттаяла. Промерзла до костей, когда была в Мидлтоне. Эти старые девы - ярые противницы современности. Если обычной дровяной печи недостаточно для обогрева дома, то, по их мнению, следует напялить еще один свитер. Центральное отопление - это выдумка дьявола, от которой человек ленится, слабеет и теряет желание работать.
   - Садись, - пригласил я. - Через минуту мне принесут ужин. Что тебе заказать?
   - Я на диете, но немножко отщипну с твоей тарелки.
   - Какую же диету ты используешь? - заинтересовался я.
   - Я называю ее "ценовой диетой". Мне можно есть все, что стоит выше семи долларов за фунт. Сюда входят, например, красная икра, лососина, жареная утка и лучшие сорта говядины. Ведь на самом деле от дорогой еды меньше толстеешь, к тому же ее нельзя съесть много.
   Мы немного поболтали об антиквариате и о торговле с туристами. Ведь, что ни говори, а мы оба держали магазины. Потом кельнер принес мой бифштекс. Мы открыли вино - бутылку "Флери" урожая 1977 года, и выпили за свое здоровье. Я располовинил бифштекс, и мы съели его почти в полном молчании.
   - Наверно, ты считаешь меня бесстыдницей, раз я ввалилась к тебе в номер? - наконец заговорила Джилли.
   Я отложил салфетку и улыбнулся.
   - Я как раз ждал, когда ты наконец это заявишь.
   Она покраснела.
   - В конце концов, пришлось. Надо же дать тебе возможность возразить, что в этом нет ничего дурного и что порядочная девушка может прийти одна в номер к чужому мужчине и съесть у него половину ужина.
   Я внимательно посмотрел на нее.
   - Мне кажется, что если ты руководишь салоном, то ты уже достаточно взрослая, чтобы делать то, что тебе хочется, и никому не давать отчета в своих поступках.
   Она подумала, потом сказала тихим голосом:
   - Спасибо.
   Я выкатил столик кельнера в коридор, а потом вернулся и прилег на постель, подложив руки под голову. Джилли же все топтала ковер.
   - Знаешь что, - сказал я. - Я никогда не понимал, как бывает, что два человека встречаются и тут же чувствуют друг к другу симпатию, немедленно готовы близко познакомиться. Мне кажется, что самое важное решается почти молниеносно, без всяких дискуссий, а все более поздние дискуссии - это только лавирование со спущенными парусами.
   - Ну, ну, а ты действительно морской волк, - заметила Джилли.
   - Это потому, что я здесь живу. У меня еще нет морской соли в крови, но я уже начал добавлять ее в салат.
   Джилли посмотрела на меня. Ее губы были слегка приоткрыты, а в глазах - мечтательное выражение, которого я не видел ни у одной женщины со времени, когда познакомился с Джейн.
   - Может, погасить свет? - тихо спросила она.
   Я высвободил руку и выключил лампу у постели. Теперь комнату освещал только экран телевизора, на фоне которого отчетливо вырисовывалась фигура Джилли. Медленно, осторожно, она расстегнула манжеты блузки, потом отстегнула кружевное жабо и стянула блузку через голову. У нее были крепкие плечи и груди, еще большие, чем я думал, мягко покоящиеся в поддерживающем из кружевном бюстгальтере ручной работы. Она дернула замок молнии на юбке и спустила ее на пол. На ней были темно-серые нейлоновые чулки и черный пояс с подвязками, и ничего больше; в свете, падающем от телевизора, я видел густую поросль волос на ее лоне.
   Она расстегнула бюстгальтер, и освобожденные груди с большими сосками слегка заколыхались. Я протянул к ней руки.
   - Я особа, которую нелегко удовлетворить, - хрипло промурлыкала она. - Потому, между прочим, я избегаю связей с мужчинами. Мне нужно очень много, и я много требую, как в эмоциональном, так и в сексуальном смысле.
   - Дам тебе все, на что способен, - сказал я. - Надеюсь, этого будет достаточно.
   Я сел, стащил рубашку, носки, брюки и трусы. Джилли легла рядом со мной, все еще в чулках и поясе с подвязками. Я ощущал ее мягкие волосы на своем плече, упругую тяжесть ее грудей на моей груди и теплый гладкий нейлон, трущийся о мои бедра.
   Мы поцеловались, сначала несмело, потом с возрастающей страстью. Ее пальцы погрузились в мои волосы, гладили плечи, касались бедер. Я ласкал ее пышные груди, пока под моими пальцами они еще больше не увеличились, затвердев, а соски стали упругими и выпрямились. Прикосновение скользкого блестящего чулка, под которым чувствовалась округлая упругость, вызвала у меня эрекцию, а Джилли потянулась рукой вниз, плотно обхватила мой член и начала массировать его, прижимая к своим волосам на лоне.
   Никому из нас не требовалось длительной прелюдии, никто из нас не мог бы ее долго выдержать. Мы оба по разным причинам были долго лишены сексуальных партнеров, что отнюдь не пошло нам на пользу. Напряжение между нами нарастало лавинообразно, пока наконец мы не хотели ничего, кроме прямого, острого, бескомпромиссного сношения.
   Я вошел в нее. Она была горячей, влажной и стонала при каждом толчке. Мне казалось, что моя голова лопается, но этот взрыв все длился и длился. Джилли обвила меня ногами, чтобы я мог входить еще глубже, впилась ногтями в мою спину и глубоко укусила меня за плечо.
   - О Боже, глубже, милый, еще глубже! - молила она. Я обнял ее бедра и вошел в нее, насколько мог, так, что она начала стонать, кричать и мотать головой по подушке.
   Я чувствовал первые судороги оргазма, нарастающие в ее упругом теле, предсказывающие близкое землетрясение. Она выговаривала какие-то слова, которых я не мог понять, тонким, задыхающимся голосом, как будто одновременно молила и проклинала. Ее глаза были плотно прикрыты, на лице проступало напряжение. Ее пышные груди порозовели, а соски были стоячими и твердыми.
   Именно тогда, на самом краю оргазма, я открыл глаза, посмотрел на нее и застыл. На лицо Джилли, как светящаяся холодная маска, было наложено другое лицо: лицо Джейн, неподвижное, с ввалившимися глазами, мигающее угрожающим электрическим блеском. На одну ужасную секунду я перестал понимать, в ком нахожусь, в Джилли, в Джейн, или у меня вообще галлюцинация.
   Джилли заморгала, и ее открытые глаза, полные удивления и страха, выглянули из темных ям в наэлектризованной маске лица Джейн.
   - Джон, милый, что творится? Джон!
   Я открыл рот, но не мог выдавить ни слова. Глаза Джилли придали видимость жизни посмертной маске Джейн. Это было самое ужасное зрелище в моей жизни. Лицо Джейн напоминало нарисованный портрет с живыми глазами. И она была так холодна. И так невозмутима. Так неподвижна. И так обвиняюща.
   - Джон, мне холодно. Джон!..
   Раздался ужасный гул и треск. Все окна в номере как будто взорвались. Сильный сквозняк раздернул занавески. Воздух загустел от блестящих, вращающихся, острых как бритва осколков стекла. Я сжался, всем телом прикрывая Джилли, но несмотря на это морозное дуновение настигло меня и просыпало дождь осколков на мою спину, бедра и ягодицы. Постель была порезана на куски, из продырявленных подушек пух вздымался как снег.
   Я ждал с закрытыми глазами, пока не утих звон бьющегося стекла. Холодный мартовский ветер влетел через окна и трепал страницы журнала, который я оставил на телевизоре. Я посмотрел на Джилли. Она снова была собой, не Джейн или кем-то еще, хотя ее лицо было бледно от страха и сбоку на лбу появилась небольшая ранка.
   - Вылезай из-под меня, - прошептал я. - Осторожно, вся постель в стекле. И у меня куча осколков в спине. Наверняка ничего серьезного, но я не могу пошевелиться, пока ты их не вынешь.
   Под влиянием шока и ужаса глаза Джилли наполнились слезами.
   - Что случилось? - спросила она, дрожа. - Я не понимаю, что случилось.
   - Видимо, я переусердствовал с оргазмом, - ответил я, стараясь говорить беспечно.
   - Ты весь дрожишь, - шепнула она. - Не шевелись.
   Она смогла выскользнуть из-под меня. Потом сказала:
   - Лежи спокойно. У тебя на спине штук двадцать осколков. Но все они, вроде бы, врезались не слишком глубоко.
   Она нашла свои туфли и пошла в ванную за ватой и полотенцем. Потом села рядом со мной на постели и начала извлекать из моей спины осколки стекла. Крови было немного, но ранки побаливали, и я облегченно вздохнул, когда она вытянула последний кусочек, торчавший из внутренней стороны моей левой ляжки.
   В дверь постучали. Кто-то закричал:
   - Извините! Вы здесь? Это помощник управляющего.
   - А в чем дело? - крикнул я.
   - Нам сообщили, что в вашем номере был слышен какой-то шум и звон разбиваемого стекла. Все ли у вас в порядке?
   - Минутку, - ответил я. Джилли нашла мои брюки. Я вытряхнул из них стекло, натянул их и на цыпочках подошел к двери. Я приоткрыл ее, не снимая цепочки, и выглянул. Помощником управляющего был высокий мужчина в смокинге, с очень блестящими черными волосами и в очень блестящих лакированных черных туфлях.
   - Я купил сегодня моей кузине комплект бокалов, - объяснил я. Сувенир из Салема. Но, к несчастью, ноги у меня запутались в халате, когда я их нес. И, к тому же, я налетел на стол.
   Заместитель управляющего посмотрел на меня проницательным взглядом.
   - Надеюсь, вы не покалечились?
   - Покалечился? Нет. Нет, нет. Не покалечился.
   Он помолчал, потом заявил:
   - Вы позволите мне заглянуть в номер?
   - В номер?
   - Если вы не возражаете.
   Я глубоко вздохнул. Не было смысла блефовать дальше. Если заместитель управляющего хотел заглянуть в номер, то я не мог его удержать.
   - Честно говоря, - сказал я, - у нас были хлопоты с окнами. Но я за них заплачу. Если вас это устраивает.
   16
   Мы поехали домой к Джилли на Витч-хилл-роуд, с видом на парк Галлсус-хилл. Квартирка была маленькой, но в ней царил педантичный порядок. На выкрашенных в белое стенах висели оправленные в рамки эскизы платьев, в красивых белых португальских горшочках росли кусты юкки. Мои ранки чуть саднили, но все они были чисты, и только одна из них, на плече, еще не закрылась, и из нее продолжала сочиться.
   - Выпьешь вина? - спросила Джилли.
   Я сел враскорячку на покрытый бежевым покрывалом диван.
   - Предпочел бы двойное шотландское, если можно.
   - Извини, - заявила она, возвращаясь из кухни с большой, покрытой изморозью бутылкой "Пино Шардонне", - но все мои знакомые пьют вино.
   - Только не говори мне, что они еще и вегетарианцы.
   - Некоторые, - улыбнулась она.
   Она поставила на столик два бокала на высоких ножках и села рядом со мной. Я взял бутылку и налил нам обоим до краев. Раз уж я приговорен к вину, подумал я, то по крайней мере не должен быть ограничен в объеме.
   - Как ты думаешь, сколько тебе надо будет заплатить в "Корчме любимых девушек"? - неожиданно спросила Джилли.
   - Наверно, несколько тысяч. Эти большие окна, наверно, стоят кучу денег.
   - Я все еще не понимаю, что случилось.
   Я поднял свой бокал в молчаливом тосте и одним глотком наполовину опорожнил его.
   - Ревнивая жена, - объяснил я.
   Джилли растерянно посмотрела на меня.
   - Ты же говорил, что твоя жена...
   - Мертва, - решительно закончил я. И повторил еще тише: - Мертва.
   - Значит, ты хочешь сказать, что то, что сегодня случилось... это была она? Твоя жена? Она это сделала?
   - Не знаю. Такая возможность есть. Может, это был просто исключительно сильный порыв ветра. Помнишь ту бурю в Бостоне, когда ветер выбивал окна? Может, то же самое случилось и в "Под боярышником".
   Джилли смотрела на меня с миной, выражающей полное непонимание.
   - Но если твоя жена мертва, то почему ты думаешь, что это была она? Ты хочешь меня убедить в том, что и она тоже дух? Твоя погибшая жена дух?
   - Да, я видел ее, - признался я.
   - Ты видел ее, - повторила Джилли. - Боже, я не могу в это поверить!
   - И не нужно. Но это правда. Я ее видел уже два или три раза, а сегодня, когда мы любили друг друга, я снова ее увидел. Я посмотрел на тебя и увидел ее лицо.
   - Знаешь, в это очень трудно поверить.
   - Мне тоже это было нелегко.
   - Знаешь, мне еще никогда не приходилось заниматься любовью с мужчиной сразу после того, как мы познакомились - как с тобой.
   - Перестань оправдываться, - прервал я ее. - Я тоже сразу захотел тебя. Разве разница только в том, что ты женщина?
   - Вообще не в этом дело, - ответила Джилли со слабым возражением в голосе.
   - В таком случае, совершенно не нужно переживать.
   - Но теперь ты ставишь меня в крайне неловкое положение.
   - Неловкое? - удивился я, опять потянувшись за бокалом.
   - Да, да, неловкое, ведь я впервые в жизни соблазнила мужчину... я впервые это сделала, и оказалось, что этот мужчина помешан на своей умершей жене. А в его номере в мотеле вылетают окна.
   Я встал и подошел к застекленным дверям, ведущим на узкий балкон. За стеклом трепетали на пронзительном ночном ветру кустики герани. Вдали виднелось смазанные пятна света Уиткрафт-Хейс. Был уже третий час ночи. Я был слишком потрясен и вымотан, чтобы ссориться или выслушивать обвинения. Мое отражение в стекле подняло бокал и отпило вина.
   - Хотелось бы мне признать, что ты права в отношении помешательства, - тихо сказал я. - Хотелось бы мне признать, что ты права, что я истеричен, что я ничего не видел и ничего не слышал, что у меня чересчур буйное воображение. Но все это - истина, Джилли. Она навещает меня. Навещает не только дом, где мы жили, но и меня лично. Это следующая причина, по которой я завтра буду погружаться в воду, хотя на это у меня совершенно нет желания. Я хочу, чтобы к моей жене вернулся покой.
   Джилли не ответила. Я отвернулся от окна и снова сел рядом с ней, хотя она не хотела на меня даже смотреть.
   - Если хочешь разорвать наше знакомство, у меня нет возражений, заявил я. - Ну... не совсем. Мне будет очень горько и неприятно. Но я понимаю, что ты чувствуешь. Каждый подумал бы то же самое на твоем месте. Даже мой врач считает, что у меня сильный затянувшийся шок после смерти Джейн.
   Я заколебался, но затем продолжил:
   - Ты крайне привлекательна и желанна, Джилли. Ты ужасно волнуешь и привлекаешь меня. Я все еще утверждаю то, что сказал раньше: как необычно, что два человека встречаются и испытывают сильное влечение друг к другу. Нам могло бы быть хорошо друг с другом, ты теперь сама знаешь это. Но я должен предупредить, что дух Джейн все еще со мной и может быть опасным, как сегодня.
   Джилли посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.
   - Дело же не в опасности, - ответила она сдавленным голосом.
   - Знаю. Дело в присутствии моей жены.
   - Я уже прошла и через это. Когда мне было семнадцать лет, у меня была связь с женатым мужчиной. Банковским клерком. Конечно, его жена была жива, но и он никогда не мог от нее избавиться. Он или звонил ей, или думал о ней, когда был со мной.
   - И ты решительно не хочешь вторично проходить через это.
   Она вытянула ко мне руку.
   - Джон, не имей к себе претензий. Я просто чувствую угрозу себе. А с тех пор, как я завоевала самостоятельность, я обещала себе одно-единственное: никогда не позволять, чтобы мне что-то угрожало. Никогда.
   Я не знал, что ей ответить. Конечно, она была права. Она могла броситься на меня, как сексуально изголодавшаяся тигрица, и я также мог броситься на ее великолепное тело, как сексуально голодный тигр. Но она вообще не должна была воспринимать меня как любовника и делать мои проблемы своими. Она вообще не обязана была делить со мной мои страхи, видения и кошмарные переживания. А ведь во мне все еще не зажила рана перенесения потери жены и еще не родившегося ребенка.
   - Ну, хорошо, - сказал я и отпустил ее руку. - Я тебя понимаю, хотя и совсем не в восторге от того, что ты говоришь.
   - Прости, - шепнула она. - Ты даже не знаешь, как сильно мне нравишься. Ты как раз в моем вкусе.
   - Я не могу быть в твоем вкусе, если я свихнулся из-за духа. По крайней мере, пока со мной не проведут изгнание злого духа.
   Джилли с минуту молча смотрела на меня, а потом встала и вышла в кухню. Я пошел за ней и встал в дверях. Джилли вытащила яйца, булки и кофе.
   - Не нужно для меня ничего готовить, - запротестовал я.
   - Всего лишь завтрак, - улыбнулась она. Она разбила яйца в миску и заработала венчиком. - Ты думал об изгнании злого духа? - спросила она. Не хочешь ли вызвать священника, который обеспечит покой твоей жене?
   Я покачал головой.
   - Сомневаюсь, что это поможет. Но не знаю, может, ты и права. Однако мне кажется, что эти призраки из Грейнитхед удалятся на покой только тогда, когда мы узнаем, почему они все еще появляются, почему они не могут обрести покой.