Страница:
служил ему разведчиком. Повстанцы точно знали о передвижениях врага, о его
численности и вооружении. Это помогало и уклоняться от боев с крупными
силами противника, и успешно громить его мелкие подразделения. Но чем
дальше, тем тяжелее становилось положение партизан. Солдаты шныряли по всей
округе, заливали пожары кровью народа, жестоко усмиряли жителей.
Одновременно с "усмирением" падало и настроение населения. Боясь
расправы, жители стали нередко встречать партизан со страхом и деликатно
просили их поскорее ехать дальше.
- В дэзе Ронэ много народа перестреляли, - говорили крестьяне в свое
оправдание.
А вскоре и враг получил возможность точно осведомляться о движении
партизанского отряда.
У повстанцев оставалась единственная возможность вырваться из
вражеского окружения: ущелье возле вулкана Салака. Правда, конные разведчики
противника то и дело показываются сзади, следят за движением отряда, а
значит, и нападения нужно ожидать оттуда. Тем быстрее следует гнать коней.
Всю ночь шел отряд по ущелью. По сторонам высились острые скалы, то
оголенные, то покрытые густой растительностью. Рядом бурлил горный ручей.
Лошади то и дело спотыкались, скользили на камнях, падали на колени. Ветви
цеплялись за головы людей, до крови царапали лица.
Впереди ехали Гуран и Нонг.
- Только бы проскочить через железную дорогу, - сказал Нонг, - а дальше
начнется более безлюдная местность, там будет легче. Эх, скорей бы
добраться! Сколько оружия там, сколько наших товарищей! Ничего, мы еще
поборемся с этими гадами. Посмотрим, кто победит!
Рассуждения человека, собственными глазами видевшего все это, были
лучшей поддержкой для отряда, в котором кое-кто уже начинал терять веру в
спасение...
Вдруг в придорожных кустах затрещали сучья.
- Стой! - крикнул Гуран, вскидывая винтовку.
- Не стреляйте! Свой! - послышалось из кустов, и на дорогу выскочил
запыхавшийся туземец. - Дальше ехать нельзя, там солдаты!
- Где? Далеко?
- Возле выхода из ущелья. Я торопился, бежал всю ночь по горным
тропинкам, чтобы предупредить вас!
- Откуда ты знал, что мы тут?
- Как же нам не знать своих защитников? Я проведу вас безопасной
дорогой. Идем!
И через несколько минут партизаны, один за другим, пропали в чаще.
Когда в ущелье заглянули первые лучи утреннего солнца, лошади мирно
щипали траву, а немного дальше к ним с большой осторожностью подбирались
солдаты, вооруженные винтовками и пулеметом.
Святые отряды. - Сражение под Тэнангом. -
Оружие замуровано. - Поход самого генерал-губернатора. -
"Усмирение" страны. - Опять у бадувисов. -
Последние минуты. - Помощь змеиного войска. -
Охота на повстанцев.
Гудит Бантам... Будто волны перекатываются по нему от края до края.
Слышатся пылкие выступления во всех мечетях: муллы в белых чалмах и в белой
одежде призывают правоверных на "святую войну". И правоверные, облачившись в
белые рубашки, вооружаются дедовскими кремневыми ружьями, крисами, пиками и
собираются в "святые отряды". Мечется на вороном коне смуглый Селим, тоже в
белой чалме и в белом халате, с саблей на поясе, и так же зовет народ от
имени аллаха на решающую борьбу с чужестранцами, на битву за веру святую, за
независимость Явы, за возрождение прежнего Яванского государства. Слушает
народ страстные эти призывы, и зажигаются сердца людей, горят глаза,
сжимаются кулаки.
А сознательные рабочие только усмехаются в ответ на "святые" речи. Мало
таких рабочих, очень мало, и они тонут в море темного народа. Да и не время
спорить сейчас. Пока цель одна для всех: сбросить власть чужестранцев!
Правительственные войска находятся в Бантаме в том же положении, в
каком был отряд Гурана в районе Батавии. Они прячутся, бегут и думают лишь о
спасении. Не одна сотня солдат перешла на сторону народа, а полицейские
делают это еще охотнее.
Только три острова сохранились еще среди этого грозного моря: город
Бантам, Тэнанг и Лабуан. Жители из них разбежались, но солдаты остались и
отбили несколько атак повстанцев. Все это началось тогда, когда Пуан со
своим отрядом доставил на место только часть оружия.
Узнав о восстании сначала в Батавии, а потом в Бантаме, Пуан заметался,
как раненый зверь.
- Безобразие! Хоть бы недели две подождали! А теперь что же делать?
Он отправил посланцев к Салулу и Гейсу, а сам, захватив оружие,
бросился в Тэнанг.
Это заняло несколько дней, и, когда подошли к Тэнангу, с другой стороны
к нему уже приблизился отряд правительственных войск численностью в пятьсот
человек.
Ни за что не следовало впускать их в город! У Пуана было около
четырехсот человек, но половине из них пришлось блокировать гарнизон
Тэнанга, чтобы он не ударил повстанцам в спину. И Пуан выступил против вновь
прибывших лишь с половиной своих бойцов. Он захватил с собой тысячу запасных
винтовок, надеясь вооружить ими жителей. Сотня добровольцев набралась
быстро, а для дальнейшего пополнения требовалось время.
Противники встретились в десяти километрах от Тэнанга. Залегли.
Началась перестрелка. Голландский командир хотел было поднять свой отряд в
атаку, но солдаты-туземцы не очень стремились к этому, тем более что со
стороны инсургентов часто строчил пулемет.
Часа через два на помощь Пуану примчался "белый" отряд в сотню человек.
Солдатам чужеземцев пришлось отстреливаться на два фронта; Пуан решил
воспользоваться этим и тотчас перейти в атаку, но тут загремели выстрелы с
третьей стороны, а значит, на подмогу подоспел и еще какой-то отряд!
Дружно бросились на врага инсургенты. С криками "алла" поднялись и
повстанцы в белых рубашках. Сзади тоже послышались крики. Подневольные
правительственные солдаты поспешили поднять руки, и только нескольким
десяткам из них удалось бежать с поля боя.
Когда все собрались, оказалось, что третьим отрядом командуют Гуран и
Нонг. Пуан не сразу узнал Нонга, настолько успел тот возмужать за недолгое
время их разлуки.
- Откуда ты? Каким образом тут? - удивленно спросил он.
Юноша рассказал о своих приключениях, а Гуран подробно информировал
товарищей о восстании в Батавии, о их путешествии, о засаде в ущелье.
- После этого мы шли только ночью, - продолжал он. - По дороге нагнали
"белый" отряд и держались за ним, пока не пришлось принять участие в драке.
Селим перед этим дрался за город Бантам, но со слабо вооруженными
силами успеха добиться не смог. Вот и пришлось ему направиться к Пуану за
оружием. А тут и с Нонгом встретился и помог овладеть Тэнангом.
- Нужно ли и дальше сторожить оружие, если наступило такое горячее
время? - спросил Салул у Гейса, после того как прибыл посланец из Суракарты.
- Боюсь, чтобы из-за этого мы не упустили более важное.
- Я думаю, что оружие и является самым важным. Наша задача - сохранить
его.
- Все равно придется уничтожить, если они явятся опять.
- Нам выгоднее уничтожить оружие на глазах у врага. Пускай думают, что
мы не смогли воспользоваться им.
Прошло три дня, но враг не появлялся.
- Если так, Пуан успеет прийти второй раз, - высказал надежду Салул.
Но вместо отряда Пуана прибыли посланцы и сообщили о восстании.
Можно себе представить, какое впечатление произвело это на товарищей.
- Что же, начнем уничтожать оружие? - угрюмо спросил Салул.
- Не знаю, - задумчиво ответил Гейс. - По-моему, лучше рискнуть:
замуруем пещеру так, чтобы никто не смог ее найти, да и оставим. Как твое
мнение?
- Согласен, - кивнул головой Салул. - Если уж нам не удалось
использовать оружие, так они и подавно не смогут сделать это. А дальше
посмотрим...
Двадцать человек дружно и быстро выполнили задачу, и вскоре от входа в
пещеру не осталось следа. Даже кусты насадили на этом месте.
...Какой долгой казалась им дорога! Шли, как по горячим камням.
Что теперь делается там? Каждая минута имеет огромное значение. А им
еще шагать и день, и другой, и третий...
Жители Бантама еще никогда не видели таких войск, какие теперь вступали
в их страну. По всем узким дорожкам на километры растянулись, точно змеи,
колонны пехоты. Среди них проносились отряды кавалерии. Громыхали колесами
пушки. Рычали невиданные чудовища - бронеавтомобили. И, наконец, в воздухе
летели железные птицы...
Вел эту армию "сам" генерал-губернатор. Он торжественно оповестил, что
становится во главе своих верных войск, на девяносто процентов состоящих из
таких же, как повстанцы, туземцев, только набранных в других местах.
Одного вида этих войск было достаточно, чтобы убедиться в непобедимости
и могуществе белых властителей. Но не знали жители, что на сорок миллионов
населения у голландцев имеется только тридцать тысяч солдат. А из этих
тридцати тысяч в Бантам направилась лишь третья часть...
По дороге вершили суд и расправу. Искали, главным образом, коммунистов,
а к коммунистам причисляли и тех, кто шел на борьбу "за святую веру". Если
же и их было мало, расстреливали всех без разбора!
Все зависело от свидетелей. А среди испуганного населения уже
находилось немало таких, кто ради собственного спасения готов был пойти на
измену.
Большинство жителей разбегалось, пряталось, и чем дальше продвигались
войска в глубь Бантама, тем меньше встречали они людей, тем пустыннее
становились дэзы.
Генерал-губернатор издал приказ:
"Все жители должны вернуться на свои места. Все пойманные за пределами
своих сел будут рассматриваться как вооруженные повстанцы и расстреляны на
месте".
Руководители инсургентов знали "мощь" голландцев: стоило восстанию
охватить большую территорию, как "мощное" это войско распылится, и из тысячи
человек его останется один солдат, да и тот - свой брат.
Значит, нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока пожар
охватит всю страну! А горючего для пожара - более чем достаточно!
К этому времени в Бантам прибыли Гейс и Салул. Началась напряженная
подготовка организованных, лучше вооруженных отрядов. Начались и первые
стычки с вражескими отрядами, над которыми в равных условиях повстанцы
всегда брали перевес.
Но за передовыми отрядами двигались главные силы врага, и партизанам
приходилось постепенно отступать. Вот уже и окрестности Бантама оставлены, и
Лабуан, и Тэнанг... Вот и последние населенные районы заняты войсками
генерал-губернатора... Остается последнее пристанище: бантамские джунгли...
Войска инсургентов начали таять. Не от потерь в боях, а от плохих
вестей. Восстание подавлено... Остался один Бантам. Сам генерал-губернатор
здесь с миллионами солдат... Даже из Европы прибыли войска. Против белых
идти нельзя...
Селим не успел пробиться к лесу и попал в плен.
Бадувисы в тревоге. Сотни людей хозяйничают в их горе, как у себя дома.
Расставляют какие-то штуки на колесах. Роют ямы и норы. Не чтят и не боятся
"табу". Даже не обращают внимания на хозяев горы.
"Бессмертные мужи" покачивали головами и говорили:
- Быть беде. Багара-Тунгаль гневается за то, что некоторые, как этот
нечестивец Того, вошли в сношение с погаными.
А когда началась перестрелка, все они сбежали в лес.
На горе осталось двести партизан.
Бойцы не теряли бодрости.
- Посмотрим, долго ли они усидят в болоте, - говорили повстанцы, - а мы
можем сидеть здесь хоть год.
- Особенно под охраной уважаемого Багара-Тунгаля, - добавляли другие.
Против единственной на болоте гати, по которой когда-то прошел Пип,
поставили пулемет, и доступ к горе был совсем закрыт.
Зашумели Бантамские джунгли. Неслыханные, странные звуки донеслись до
самых глухих и нетронутых уголков. Тысячеголосый гомон, крики, стук топоров,
бряцание железа и выстрелы, выстрелы...
Матьян глубже забрался в логово и в бессильной ярости скалит острые
зубы. Бадак забился в бамбуковые заросли и, лишь время от времени высовывая
однорогую голову, свирепо разглядывает непрошеных пришельцев. Питон покинул
любимое место на солнцепеке и спрятался в сырых сучьях. Даже обезьяны
притихли, не смеются, не дразнятся больше, а боязливо выглядывают из листвы
деревьев. Беспокойно в тихих, таинственных Бантамских джунглях.
Первая же попытка перебраться по гати показала, что пока ее прикрывает
партизанский пулемет, пройти в этом месте нельзя. Чтобы подавить его, нужны
пушки. А притащить их сюда по болоту нет никакой возможности.
И все же генерал-губернатор приказал во что бы то ни стало уничтожить
это "разбойничье гнездо"! Сам он, уже овеянный славой победителя, вернулся в
Батавию, а войска оставил очищать Бантамские джунгли. Тысячи солдат, сотни
пулеметов и пушек, броневики, самолеты, газ - все было брошено против
двухсот партизан!
Прошла неделя, а голландцы не продвинулись ни на шаг.
- Может, они махнули на нас рукой? - гадали повстанцы. - Стоит ли им
мучиться в болоте из-за нескольких десятков человек? Все равно ведь могут
стеречь нас на окраине леса.
- Ну, нет, - покачивал головой Гейс. - Не мы им важны, а их собственная
честь и авторитет.
На восьмой день разом заухало множество пушек. Эхо покатилось по лесам,
низинам, ущельям и слилось в сплошной гул.
Не прошло и двух часов, как снизу прибежали товарищи с известием, что
деревья, скалы и пулемет возле гати уничтожены артиллерийским огнем.
Партизаны рассыпались по склону горы и начали задерживать врага из-за
каждого дерева, из-за каждой скалы. Выбить их из укрытий, по отдельности
каждого, не было никакой возможности. В этом голландцам не могли помочь ни
их пушки, ни пулеметы.
Но зато у наступающих был несравнимый перевес в количестве. Постепенно,
по одному, но беспрерывно пробирались они через гать и рассредоточивались по
склонам горы. С каждой минутой их становилось больше и больше, и партизаны
начали отходить к вершине горы. Так и пятились до самого селения.
Затрещали двери древней церкви, по каменному полу загремели колеса
пулемета. Гейс старался вспомнить ход, по которому он когда-то спускался к
Пипу, но в этой путанице трудно было разобраться.
А в своей каморке по-прежнему стоял факир и спокойно смотрел на весь
этот беспорядок. И глаза его, казалось, говорили: "Зачем люди суетятся,
беспокоятся, если у каждого есть возможность найти покой и счастье, как
нашел я?.."
В поисках хода наверх Нонг, как прежде Пип, наткнулся на яму со змеями.
Зажег спичку и с минуту простоял, пораженный жутким зрелищем...
В это время наверху приспособили, наконец, пулемет и начали поливать
наступающих свинцовым дождем. В ответ стали рваться снаряды: все ближе,
ближе... Один снес маленькую башню на церкви... Второй пробил стену...
Словно муравьи, солдаты ползли к церкви со всех сторон. При виде такого
множества их Гейса охватил ужас.
Солнце склонялось к западу, когда выяснилось, что держаться дальше нет
ни смысла, ни сил. Салул приказал отходить. Послал сообщить об этом Гейсу,
но по дороге посыльного сразила пуля.
Не успел Гейс разобраться в обстановке, как увидел, что весь поселок
уже в руках врага. Лишь церковь, словно остров, высилась среди вражеского
моря. С Гейсом кроме Нонга были еще два партизана.
- Распрощаемся, товарищи, - начал бледный как полотно Гейс, и спазма
волнения перехватила ему горло. - Нам...
- Подождите немного! Стреляйте! - перебил его Нонг и бросился куда-то
вниз.
Он выломал по дороге несколько досок, подбежал к яме со змеями, опустил
туда доски одним концом и вернулся назад.
- Теперь следите и подготовьтесь к спуску, - сказал юноша.
Грохот выстрелов, взрывы снарядов, сотрясение стен так разозлили змей,
что они, словно сумасшедшие, бросились во двор и клубком покатились по
земле. А увидев создания, натворившие все это, с яростью набросились на них.
Охваченные смертельным ужасом, солдаты побросали оружие и с
нечеловеческими воплями разбежались кто куда. Гейс с товарищами сразу
прекратили огонь, подождали, пока победители уберутся подальше, а потом
незаметно спустились вниз и скрылись в темноте.
Но не только этот штурм подготовило голландское командование. Много
войск разными путями было направлено в горы, в тыл повстанцам. Целый месяц
продолжалась охота на инсургентов. И многие из них за это время попали в
руки врагов.
Океан был спокоен. Команда корабля "Дандэль", направлявшегося к острову
Новая Гвинея вдоль южного берега Явы, наслаждалась хорошей погодой и
чувствовала себя отлично.
Но некоторые из моряков были хмуры, точно какие-то угрызения совести
мучили их. Два матроса-туземца, боязливо озираясь, изредка перебрасывались
грустными фразами. То один из них, то другой время от времени ненадолго
спускался вниз.
А внизу находились "цепочки повстанцев". Действительно цепочки, так как
все они были прикованы по десять человек к одной цепи.
Всего тут было пятьсот человек, и загнали их в такое помещение, где в
обычных условиях не смогли бы разместиться сто пассажиров. На каторгу в
Новую Гвинею так отправили в общей сложности две тысячи человек, - всех,
кого не расстреляли на месте.
В одной цепочке находились Пуан, Гуран и некоторые матросы из прежней
команды "Саардама". В другой - Селим с несколькими батавскими товарищами. В
третьей - Пандо и члены комитетов из Сурабайи и Батавии.
Высоко блестит маленький глазок иллюминатора. Только на несколько
сантиметров поднимается он над водой. Временами волны заливают его, и тогда
в трюме становится темно. Но и благодаря ему пленники узнают места, мимо
которых проходит корабль.
- Кажется, тут мы встретили английский дредноут, - говорит матрос с
"Саардама". - Салютовали друг другу, помните?
- А нашего обшарпанного капитана пришлось спрятать, чтобы не срамил
уважаемую публику, - невесело усмехнулся другой.
- Где-то теперь наш корабль? - вздохнул третий.
- Бродит в океане и, может быть, еще задаст голландцам хлопот!
- Никак это Ласточкины Гнезда? - сказал Пуан, указывая на чуть заметную
точку на берегу Явы.
- Да, они! - уверенно ответили матросы. - Помните "машину" Сагура?
Хорошо поработала! Сохранилось ли наше оружие?
- Пожалуй, сохранилось, - кивнул Пуан. - Кстати, так и не было слышно,
чтобы его нашли. И во дворце Гиранг-Ту-Уна сохранилось.
- Значит, еще пригодится! Не нам, так нашим товарищам!
- Хорошо, что Салул и Гейс спаслись, - произнес Пандо. - Что-нибудь они
еще сделают.
- Нонг помог, - сказал один из пуановцев. - Когда солдаты наткнулись на
них, Нонг один ринулся в ту сторону и поднял такую стрельбу, словно там
находился целый отряд. Солдаты бросились к нему и потеряли след Гейса и
Салула. А Нонг погиб...
- Как горько сознавать, что все дело проиграно из-за нескольких
случайностей! - начал рассуждать Пандо. - Провал в Сурабайе и Суракарте
накануне восстания... Арест руководителей в Батавии... Преждевременное
выступление...
- И главное - в Батавии горячие головы слишком поспешили! - добавил
Пуан. - Но наибольшей нашей ошибкой было то, что мы слишком мало агитировали
в армии. Склонить братьев на нашу сторону не составляло большого труда.
- Ну что ж, - как бы подытожил Гуран, - для первого раза и это хорошо,
а на будущее - наука. Пусть знают, что и самый тихий, покорный народ может
потерять терпение, и его может охватить всеобщий амок!..
Спустя год "Саардам" видели вблизи Филиппинских островов. Попытки
голландцев захватить корабль не увенчались успехом. Он опять исчез, и с тех
пор о нем ничего не слышно.
1928 г.
Когда эту книгу сдавали в печать вторым изданием, пришли известия, что
в том же Зондском проливе произошли события, очень похожие на описанные
выше.
На этот раз восстал голландский броненосец "Де Цевен Провинсион".
Офицеры и преданная им часть команды были изолированы. В числе восставших
было уже пятьдесят белых матросов. Командиром броненосца избрали малайского
матроса Тугумена.
Против героического броненосца из Сурабайи выслали эскадру в составе
крейсера "Ява", двух миноносцев и подводных лодок. Но восстание вспыхнуло и
на них. К сожалению, вскоре оно было подавлено.
А "Де Цевен Провинсион" тем временем господствовал на море. Тогда
против него выслали самолеты. От бомб с воздуха броненосец не мог
защищаться: корабль получил повреждения, 43 человека из команды его были
убиты и ранены, начался пожар. Героический броненосец вынужден был сдаться.
Февраль 1933 г.
Прошло еще тринадцать лет. Опять готовим мы эту книгу к переизданию. И
опять на Яве идет освободительная борьба. На этот раз она приняла совершенно
неожиданный оборот. Победа над Японией освободила от японцев всю Индонезию,
в том числе и Яву. Яванцы создали свое правительство и приступили к
организации своей жизни. Однако англо-американские союзники заявили им, что
освобождение от японцев отнюдь не означает освобождения от голландцев, и
хотя голландцев не было там три года, надо подождать, пока они вернутся.
Яванцы ждать не согласились - и началась новая война, война с Англией.
Англичане выставили против Явы главным образом индийские войска, оснастив их
американским оружием. Яванское правительство обратилось к президенту Трумэну
с протестом против применения американского оружия в захватнической войне.
Тогда Трумэн приказал снять с вооружения все американские надписи и клейма.
Оружие стало как бы не американским. В некоторых случаях против яванцев
заставляли сражаться капитулировавшие японские войска. Начали прибывать и
голландские воинские части. Почти безоружным яванцам приходилось воевать с
противником, вооруженным тяжелыми пушками, минометами, танками, самолетами.
В газетах сообщалось, что одна английская воинская часть "с успехом отбила
атаку, в которую шли яванцы только с ножами и кинжалами в руках". Может
быть, среди них были Салул, Пуан или еще кто-нибудь из наших знакомых?
Может, в бадувисской горе сохранились остатки оружия?..
Этого мы не знаем. Знаем только, что борьба продолжается...
1946 г.
Еще четыре года миновали. Индонезийский вопрос вырос в большую
международную проблему и около ста раз рассматривался в Организации
Объединенных Наций: ведь дело шло о богатейших островах (2 млн. кв. км) с
70-миллионным населением! Что же произошло на Яве за эти четыре года?
Английские войска, совершив свое подлое дело и дав голландцам
возможность вернуться, покинули Яву. Яванскому народу опять пришлось иметь
дело со своими старыми хозяевами, которых теперь поддерживали еще и
англичане и, конечно же, американцы. Борьба продолжалась.
Освободительные войска яванского народа заняли почти третью часть
территории страны с 57-миллионным населением, но дальше продвинуться не
смогли. Не хватало сил и у голландцев. Тогда они предложили следующий план
договоренности.
Голландцы соглашаются признать современную фактическую Индонезийскую
республику при условии, что она войдет в состав будущих независимых
Соединенных Штатов Индонезии. А проект этих Соединенных штатов был такой:
вся Индонезия делится на многочисленные отдельные "республики", во главе
которых голландцы ставят таких же сусухунанов, султанов и регентов, каких мы
видели в этой книге. Все эти "республики" объединяются в "Независимые
Соединенные Штаты Индонезии" и... подчиняются той же Голландии.
Индонезийское правительство вынуждено было принять эти условия и
подписать в 1947 году так называемое Лингаджацкое соглашение.
Через два месяца Голландия предъявила ультиматум с требованием
ликвидировать только что созданную Индонезийскую республику. Ультиматум
энергично поддерживали Соединенные Штаты Америки и Англия. Но народ
Индонезии не захотел покориться. Начались массовые протесты. Индонезийский
парламент отклонил ультиматум, распустил прежний кабинет министров и избрал
премьер-министром одного из лидеров движения сопротивления коммуниста Амира
Шарифуддина.
Голландия в это самое время довела численность своих войск до 120
тысяч. Вооружение у них было американское и английское. 20 июля 1947 года
голландская армия начала наступление и через полтора месяца захватила две
трети Явы, остров Мадуру, значительную часть Суматры. Одновременно голландцы
начали создавать мелкие "независимые республики" для будущих Соединенных
Штатов Индонезии.
Вся эта агрессия произошла на глазах у Организации Объединенных Наций,
членом которой является Голландия. Протесты Шарифуддина, поддержанные
Советским Союзом и странами народной демократии, рассматривались в Совете
Безопасности десятки раз, но результатов не дали, так как за Голландию
стояли США, Англия и послушное им большинство. Вместо того чтобы сдержать
агрессора, США навязали так называемую "комиссию добрых услуг" во главе с
американским представителем. Эта комиссия всяческими способами начала
оказывать добрые услуги... Голландии.
Одной из таких услуг было так называемое Ренвильское соглашение,
подписанное 17 января 1948 года на борту американского военного корабля
"Ренвиль". Согласно этому "соглашению" голландцы оставались на вероломно
захваченных ими территориях да еще к ним отходили и такие районы, где
голландских войск до того не было. Через две недели вынужден был уйти в
отставку Шарифуддин.
Новая волна сопротивления охватила яванский народ. Усилился
народно-демократический фронт, в который входили коммунистическая,
численности и вооружении. Это помогало и уклоняться от боев с крупными
силами противника, и успешно громить его мелкие подразделения. Но чем
дальше, тем тяжелее становилось положение партизан. Солдаты шныряли по всей
округе, заливали пожары кровью народа, жестоко усмиряли жителей.
Одновременно с "усмирением" падало и настроение населения. Боясь
расправы, жители стали нередко встречать партизан со страхом и деликатно
просили их поскорее ехать дальше.
- В дэзе Ронэ много народа перестреляли, - говорили крестьяне в свое
оправдание.
А вскоре и враг получил возможность точно осведомляться о движении
партизанского отряда.
У повстанцев оставалась единственная возможность вырваться из
вражеского окружения: ущелье возле вулкана Салака. Правда, конные разведчики
противника то и дело показываются сзади, следят за движением отряда, а
значит, и нападения нужно ожидать оттуда. Тем быстрее следует гнать коней.
Всю ночь шел отряд по ущелью. По сторонам высились острые скалы, то
оголенные, то покрытые густой растительностью. Рядом бурлил горный ручей.
Лошади то и дело спотыкались, скользили на камнях, падали на колени. Ветви
цеплялись за головы людей, до крови царапали лица.
Впереди ехали Гуран и Нонг.
- Только бы проскочить через железную дорогу, - сказал Нонг, - а дальше
начнется более безлюдная местность, там будет легче. Эх, скорей бы
добраться! Сколько оружия там, сколько наших товарищей! Ничего, мы еще
поборемся с этими гадами. Посмотрим, кто победит!
Рассуждения человека, собственными глазами видевшего все это, были
лучшей поддержкой для отряда, в котором кое-кто уже начинал терять веру в
спасение...
Вдруг в придорожных кустах затрещали сучья.
- Стой! - крикнул Гуран, вскидывая винтовку.
- Не стреляйте! Свой! - послышалось из кустов, и на дорогу выскочил
запыхавшийся туземец. - Дальше ехать нельзя, там солдаты!
- Где? Далеко?
- Возле выхода из ущелья. Я торопился, бежал всю ночь по горным
тропинкам, чтобы предупредить вас!
- Откуда ты знал, что мы тут?
- Как же нам не знать своих защитников? Я проведу вас безопасной
дорогой. Идем!
И через несколько минут партизаны, один за другим, пропали в чаще.
Когда в ущелье заглянули первые лучи утреннего солнца, лошади мирно
щипали траву, а немного дальше к ним с большой осторожностью подбирались
солдаты, вооруженные винтовками и пулеметом.
Святые отряды. - Сражение под Тэнангом. -
Оружие замуровано. - Поход самого генерал-губернатора. -
"Усмирение" страны. - Опять у бадувисов. -
Последние минуты. - Помощь змеиного войска. -
Охота на повстанцев.
Гудит Бантам... Будто волны перекатываются по нему от края до края.
Слышатся пылкие выступления во всех мечетях: муллы в белых чалмах и в белой
одежде призывают правоверных на "святую войну". И правоверные, облачившись в
белые рубашки, вооружаются дедовскими кремневыми ружьями, крисами, пиками и
собираются в "святые отряды". Мечется на вороном коне смуглый Селим, тоже в
белой чалме и в белом халате, с саблей на поясе, и так же зовет народ от
имени аллаха на решающую борьбу с чужестранцами, на битву за веру святую, за
независимость Явы, за возрождение прежнего Яванского государства. Слушает
народ страстные эти призывы, и зажигаются сердца людей, горят глаза,
сжимаются кулаки.
А сознательные рабочие только усмехаются в ответ на "святые" речи. Мало
таких рабочих, очень мало, и они тонут в море темного народа. Да и не время
спорить сейчас. Пока цель одна для всех: сбросить власть чужестранцев!
Правительственные войска находятся в Бантаме в том же положении, в
каком был отряд Гурана в районе Батавии. Они прячутся, бегут и думают лишь о
спасении. Не одна сотня солдат перешла на сторону народа, а полицейские
делают это еще охотнее.
Только три острова сохранились еще среди этого грозного моря: город
Бантам, Тэнанг и Лабуан. Жители из них разбежались, но солдаты остались и
отбили несколько атак повстанцев. Все это началось тогда, когда Пуан со
своим отрядом доставил на место только часть оружия.
Узнав о восстании сначала в Батавии, а потом в Бантаме, Пуан заметался,
как раненый зверь.
- Безобразие! Хоть бы недели две подождали! А теперь что же делать?
Он отправил посланцев к Салулу и Гейсу, а сам, захватив оружие,
бросился в Тэнанг.
Это заняло несколько дней, и, когда подошли к Тэнангу, с другой стороны
к нему уже приблизился отряд правительственных войск численностью в пятьсот
человек.
Ни за что не следовало впускать их в город! У Пуана было около
четырехсот человек, но половине из них пришлось блокировать гарнизон
Тэнанга, чтобы он не ударил повстанцам в спину. И Пуан выступил против вновь
прибывших лишь с половиной своих бойцов. Он захватил с собой тысячу запасных
винтовок, надеясь вооружить ими жителей. Сотня добровольцев набралась
быстро, а для дальнейшего пополнения требовалось время.
Противники встретились в десяти километрах от Тэнанга. Залегли.
Началась перестрелка. Голландский командир хотел было поднять свой отряд в
атаку, но солдаты-туземцы не очень стремились к этому, тем более что со
стороны инсургентов часто строчил пулемет.
Часа через два на помощь Пуану примчался "белый" отряд в сотню человек.
Солдатам чужеземцев пришлось отстреливаться на два фронта; Пуан решил
воспользоваться этим и тотчас перейти в атаку, но тут загремели выстрелы с
третьей стороны, а значит, на подмогу подоспел и еще какой-то отряд!
Дружно бросились на врага инсургенты. С криками "алла" поднялись и
повстанцы в белых рубашках. Сзади тоже послышались крики. Подневольные
правительственные солдаты поспешили поднять руки, и только нескольким
десяткам из них удалось бежать с поля боя.
Когда все собрались, оказалось, что третьим отрядом командуют Гуран и
Нонг. Пуан не сразу узнал Нонга, настолько успел тот возмужать за недолгое
время их разлуки.
- Откуда ты? Каким образом тут? - удивленно спросил он.
Юноша рассказал о своих приключениях, а Гуран подробно информировал
товарищей о восстании в Батавии, о их путешествии, о засаде в ущелье.
- После этого мы шли только ночью, - продолжал он. - По дороге нагнали
"белый" отряд и держались за ним, пока не пришлось принять участие в драке.
Селим перед этим дрался за город Бантам, но со слабо вооруженными
силами успеха добиться не смог. Вот и пришлось ему направиться к Пуану за
оружием. А тут и с Нонгом встретился и помог овладеть Тэнангом.
- Нужно ли и дальше сторожить оружие, если наступило такое горячее
время? - спросил Салул у Гейса, после того как прибыл посланец из Суракарты.
- Боюсь, чтобы из-за этого мы не упустили более важное.
- Я думаю, что оружие и является самым важным. Наша задача - сохранить
его.
- Все равно придется уничтожить, если они явятся опять.
- Нам выгоднее уничтожить оружие на глазах у врага. Пускай думают, что
мы не смогли воспользоваться им.
Прошло три дня, но враг не появлялся.
- Если так, Пуан успеет прийти второй раз, - высказал надежду Салул.
Но вместо отряда Пуана прибыли посланцы и сообщили о восстании.
Можно себе представить, какое впечатление произвело это на товарищей.
- Что же, начнем уничтожать оружие? - угрюмо спросил Салул.
- Не знаю, - задумчиво ответил Гейс. - По-моему, лучше рискнуть:
замуруем пещеру так, чтобы никто не смог ее найти, да и оставим. Как твое
мнение?
- Согласен, - кивнул головой Салул. - Если уж нам не удалось
использовать оружие, так они и подавно не смогут сделать это. А дальше
посмотрим...
Двадцать человек дружно и быстро выполнили задачу, и вскоре от входа в
пещеру не осталось следа. Даже кусты насадили на этом месте.
...Какой долгой казалась им дорога! Шли, как по горячим камням.
Что теперь делается там? Каждая минута имеет огромное значение. А им
еще шагать и день, и другой, и третий...
Жители Бантама еще никогда не видели таких войск, какие теперь вступали
в их страну. По всем узким дорожкам на километры растянулись, точно змеи,
колонны пехоты. Среди них проносились отряды кавалерии. Громыхали колесами
пушки. Рычали невиданные чудовища - бронеавтомобили. И, наконец, в воздухе
летели железные птицы...
Вел эту армию "сам" генерал-губернатор. Он торжественно оповестил, что
становится во главе своих верных войск, на девяносто процентов состоящих из
таких же, как повстанцы, туземцев, только набранных в других местах.
Одного вида этих войск было достаточно, чтобы убедиться в непобедимости
и могуществе белых властителей. Но не знали жители, что на сорок миллионов
населения у голландцев имеется только тридцать тысяч солдат. А из этих
тридцати тысяч в Бантам направилась лишь третья часть...
По дороге вершили суд и расправу. Искали, главным образом, коммунистов,
а к коммунистам причисляли и тех, кто шел на борьбу "за святую веру". Если
же и их было мало, расстреливали всех без разбора!
Все зависело от свидетелей. А среди испуганного населения уже
находилось немало таких, кто ради собственного спасения готов был пойти на
измену.
Большинство жителей разбегалось, пряталось, и чем дальше продвигались
войска в глубь Бантама, тем меньше встречали они людей, тем пустыннее
становились дэзы.
Генерал-губернатор издал приказ:
"Все жители должны вернуться на свои места. Все пойманные за пределами
своих сел будут рассматриваться как вооруженные повстанцы и расстреляны на
месте".
Руководители инсургентов знали "мощь" голландцев: стоило восстанию
охватить большую территорию, как "мощное" это войско распылится, и из тысячи
человек его останется один солдат, да и тот - свой брат.
Значит, нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока пожар
охватит всю страну! А горючего для пожара - более чем достаточно!
К этому времени в Бантам прибыли Гейс и Салул. Началась напряженная
подготовка организованных, лучше вооруженных отрядов. Начались и первые
стычки с вражескими отрядами, над которыми в равных условиях повстанцы
всегда брали перевес.
Но за передовыми отрядами двигались главные силы врага, и партизанам
приходилось постепенно отступать. Вот уже и окрестности Бантама оставлены, и
Лабуан, и Тэнанг... Вот и последние населенные районы заняты войсками
генерал-губернатора... Остается последнее пристанище: бантамские джунгли...
Войска инсургентов начали таять. Не от потерь в боях, а от плохих
вестей. Восстание подавлено... Остался один Бантам. Сам генерал-губернатор
здесь с миллионами солдат... Даже из Европы прибыли войска. Против белых
идти нельзя...
Селим не успел пробиться к лесу и попал в плен.
Бадувисы в тревоге. Сотни людей хозяйничают в их горе, как у себя дома.
Расставляют какие-то штуки на колесах. Роют ямы и норы. Не чтят и не боятся
"табу". Даже не обращают внимания на хозяев горы.
"Бессмертные мужи" покачивали головами и говорили:
- Быть беде. Багара-Тунгаль гневается за то, что некоторые, как этот
нечестивец Того, вошли в сношение с погаными.
А когда началась перестрелка, все они сбежали в лес.
На горе осталось двести партизан.
Бойцы не теряли бодрости.
- Посмотрим, долго ли они усидят в болоте, - говорили повстанцы, - а мы
можем сидеть здесь хоть год.
- Особенно под охраной уважаемого Багара-Тунгаля, - добавляли другие.
Против единственной на болоте гати, по которой когда-то прошел Пип,
поставили пулемет, и доступ к горе был совсем закрыт.
Зашумели Бантамские джунгли. Неслыханные, странные звуки донеслись до
самых глухих и нетронутых уголков. Тысячеголосый гомон, крики, стук топоров,
бряцание железа и выстрелы, выстрелы...
Матьян глубже забрался в логово и в бессильной ярости скалит острые
зубы. Бадак забился в бамбуковые заросли и, лишь время от времени высовывая
однорогую голову, свирепо разглядывает непрошеных пришельцев. Питон покинул
любимое место на солнцепеке и спрятался в сырых сучьях. Даже обезьяны
притихли, не смеются, не дразнятся больше, а боязливо выглядывают из листвы
деревьев. Беспокойно в тихих, таинственных Бантамских джунглях.
Первая же попытка перебраться по гати показала, что пока ее прикрывает
партизанский пулемет, пройти в этом месте нельзя. Чтобы подавить его, нужны
пушки. А притащить их сюда по болоту нет никакой возможности.
И все же генерал-губернатор приказал во что бы то ни стало уничтожить
это "разбойничье гнездо"! Сам он, уже овеянный славой победителя, вернулся в
Батавию, а войска оставил очищать Бантамские джунгли. Тысячи солдат, сотни
пулеметов и пушек, броневики, самолеты, газ - все было брошено против
двухсот партизан!
Прошла неделя, а голландцы не продвинулись ни на шаг.
- Может, они махнули на нас рукой? - гадали повстанцы. - Стоит ли им
мучиться в болоте из-за нескольких десятков человек? Все равно ведь могут
стеречь нас на окраине леса.
- Ну, нет, - покачивал головой Гейс. - Не мы им важны, а их собственная
честь и авторитет.
На восьмой день разом заухало множество пушек. Эхо покатилось по лесам,
низинам, ущельям и слилось в сплошной гул.
Не прошло и двух часов, как снизу прибежали товарищи с известием, что
деревья, скалы и пулемет возле гати уничтожены артиллерийским огнем.
Партизаны рассыпались по склону горы и начали задерживать врага из-за
каждого дерева, из-за каждой скалы. Выбить их из укрытий, по отдельности
каждого, не было никакой возможности. В этом голландцам не могли помочь ни
их пушки, ни пулеметы.
Но зато у наступающих был несравнимый перевес в количестве. Постепенно,
по одному, но беспрерывно пробирались они через гать и рассредоточивались по
склонам горы. С каждой минутой их становилось больше и больше, и партизаны
начали отходить к вершине горы. Так и пятились до самого селения.
Затрещали двери древней церкви, по каменному полу загремели колеса
пулемета. Гейс старался вспомнить ход, по которому он когда-то спускался к
Пипу, но в этой путанице трудно было разобраться.
А в своей каморке по-прежнему стоял факир и спокойно смотрел на весь
этот беспорядок. И глаза его, казалось, говорили: "Зачем люди суетятся,
беспокоятся, если у каждого есть возможность найти покой и счастье, как
нашел я?.."
В поисках хода наверх Нонг, как прежде Пип, наткнулся на яму со змеями.
Зажег спичку и с минуту простоял, пораженный жутким зрелищем...
В это время наверху приспособили, наконец, пулемет и начали поливать
наступающих свинцовым дождем. В ответ стали рваться снаряды: все ближе,
ближе... Один снес маленькую башню на церкви... Второй пробил стену...
Словно муравьи, солдаты ползли к церкви со всех сторон. При виде такого
множества их Гейса охватил ужас.
Солнце склонялось к западу, когда выяснилось, что держаться дальше нет
ни смысла, ни сил. Салул приказал отходить. Послал сообщить об этом Гейсу,
но по дороге посыльного сразила пуля.
Не успел Гейс разобраться в обстановке, как увидел, что весь поселок
уже в руках врага. Лишь церковь, словно остров, высилась среди вражеского
моря. С Гейсом кроме Нонга были еще два партизана.
- Распрощаемся, товарищи, - начал бледный как полотно Гейс, и спазма
волнения перехватила ему горло. - Нам...
- Подождите немного! Стреляйте! - перебил его Нонг и бросился куда-то
вниз.
Он выломал по дороге несколько досок, подбежал к яме со змеями, опустил
туда доски одним концом и вернулся назад.
- Теперь следите и подготовьтесь к спуску, - сказал юноша.
Грохот выстрелов, взрывы снарядов, сотрясение стен так разозлили змей,
что они, словно сумасшедшие, бросились во двор и клубком покатились по
земле. А увидев создания, натворившие все это, с яростью набросились на них.
Охваченные смертельным ужасом, солдаты побросали оружие и с
нечеловеческими воплями разбежались кто куда. Гейс с товарищами сразу
прекратили огонь, подождали, пока победители уберутся подальше, а потом
незаметно спустились вниз и скрылись в темноте.
Но не только этот штурм подготовило голландское командование. Много
войск разными путями было направлено в горы, в тыл повстанцам. Целый месяц
продолжалась охота на инсургентов. И многие из них за это время попали в
руки врагов.
Океан был спокоен. Команда корабля "Дандэль", направлявшегося к острову
Новая Гвинея вдоль южного берега Явы, наслаждалась хорошей погодой и
чувствовала себя отлично.
Но некоторые из моряков были хмуры, точно какие-то угрызения совести
мучили их. Два матроса-туземца, боязливо озираясь, изредка перебрасывались
грустными фразами. То один из них, то другой время от времени ненадолго
спускался вниз.
А внизу находились "цепочки повстанцев". Действительно цепочки, так как
все они были прикованы по десять человек к одной цепи.
Всего тут было пятьсот человек, и загнали их в такое помещение, где в
обычных условиях не смогли бы разместиться сто пассажиров. На каторгу в
Новую Гвинею так отправили в общей сложности две тысячи человек, - всех,
кого не расстреляли на месте.
В одной цепочке находились Пуан, Гуран и некоторые матросы из прежней
команды "Саардама". В другой - Селим с несколькими батавскими товарищами. В
третьей - Пандо и члены комитетов из Сурабайи и Батавии.
Высоко блестит маленький глазок иллюминатора. Только на несколько
сантиметров поднимается он над водой. Временами волны заливают его, и тогда
в трюме становится темно. Но и благодаря ему пленники узнают места, мимо
которых проходит корабль.
- Кажется, тут мы встретили английский дредноут, - говорит матрос с
"Саардама". - Салютовали друг другу, помните?
- А нашего обшарпанного капитана пришлось спрятать, чтобы не срамил
уважаемую публику, - невесело усмехнулся другой.
- Где-то теперь наш корабль? - вздохнул третий.
- Бродит в океане и, может быть, еще задаст голландцам хлопот!
- Никак это Ласточкины Гнезда? - сказал Пуан, указывая на чуть заметную
точку на берегу Явы.
- Да, они! - уверенно ответили матросы. - Помните "машину" Сагура?
Хорошо поработала! Сохранилось ли наше оружие?
- Пожалуй, сохранилось, - кивнул Пуан. - Кстати, так и не было слышно,
чтобы его нашли. И во дворце Гиранг-Ту-Уна сохранилось.
- Значит, еще пригодится! Не нам, так нашим товарищам!
- Хорошо, что Салул и Гейс спаслись, - произнес Пандо. - Что-нибудь они
еще сделают.
- Нонг помог, - сказал один из пуановцев. - Когда солдаты наткнулись на
них, Нонг один ринулся в ту сторону и поднял такую стрельбу, словно там
находился целый отряд. Солдаты бросились к нему и потеряли след Гейса и
Салула. А Нонг погиб...
- Как горько сознавать, что все дело проиграно из-за нескольких
случайностей! - начал рассуждать Пандо. - Провал в Сурабайе и Суракарте
накануне восстания... Арест руководителей в Батавии... Преждевременное
выступление...
- И главное - в Батавии горячие головы слишком поспешили! - добавил
Пуан. - Но наибольшей нашей ошибкой было то, что мы слишком мало агитировали
в армии. Склонить братьев на нашу сторону не составляло большого труда.
- Ну что ж, - как бы подытожил Гуран, - для первого раза и это хорошо,
а на будущее - наука. Пусть знают, что и самый тихий, покорный народ может
потерять терпение, и его может охватить всеобщий амок!..
Спустя год "Саардам" видели вблизи Филиппинских островов. Попытки
голландцев захватить корабль не увенчались успехом. Он опять исчез, и с тех
пор о нем ничего не слышно.
1928 г.
Когда эту книгу сдавали в печать вторым изданием, пришли известия, что
в том же Зондском проливе произошли события, очень похожие на описанные
выше.
На этот раз восстал голландский броненосец "Де Цевен Провинсион".
Офицеры и преданная им часть команды были изолированы. В числе восставших
было уже пятьдесят белых матросов. Командиром броненосца избрали малайского
матроса Тугумена.
Против героического броненосца из Сурабайи выслали эскадру в составе
крейсера "Ява", двух миноносцев и подводных лодок. Но восстание вспыхнуло и
на них. К сожалению, вскоре оно было подавлено.
А "Де Цевен Провинсион" тем временем господствовал на море. Тогда
против него выслали самолеты. От бомб с воздуха броненосец не мог
защищаться: корабль получил повреждения, 43 человека из команды его были
убиты и ранены, начался пожар. Героический броненосец вынужден был сдаться.
Февраль 1933 г.
Прошло еще тринадцать лет. Опять готовим мы эту книгу к переизданию. И
опять на Яве идет освободительная борьба. На этот раз она приняла совершенно
неожиданный оборот. Победа над Японией освободила от японцев всю Индонезию,
в том числе и Яву. Яванцы создали свое правительство и приступили к
организации своей жизни. Однако англо-американские союзники заявили им, что
освобождение от японцев отнюдь не означает освобождения от голландцев, и
хотя голландцев не было там три года, надо подождать, пока они вернутся.
Яванцы ждать не согласились - и началась новая война, война с Англией.
Англичане выставили против Явы главным образом индийские войска, оснастив их
американским оружием. Яванское правительство обратилось к президенту Трумэну
с протестом против применения американского оружия в захватнической войне.
Тогда Трумэн приказал снять с вооружения все американские надписи и клейма.
Оружие стало как бы не американским. В некоторых случаях против яванцев
заставляли сражаться капитулировавшие японские войска. Начали прибывать и
голландские воинские части. Почти безоружным яванцам приходилось воевать с
противником, вооруженным тяжелыми пушками, минометами, танками, самолетами.
В газетах сообщалось, что одна английская воинская часть "с успехом отбила
атаку, в которую шли яванцы только с ножами и кинжалами в руках". Может
быть, среди них были Салул, Пуан или еще кто-нибудь из наших знакомых?
Может, в бадувисской горе сохранились остатки оружия?..
Этого мы не знаем. Знаем только, что борьба продолжается...
1946 г.
Еще четыре года миновали. Индонезийский вопрос вырос в большую
международную проблему и около ста раз рассматривался в Организации
Объединенных Наций: ведь дело шло о богатейших островах (2 млн. кв. км) с
70-миллионным населением! Что же произошло на Яве за эти четыре года?
Английские войска, совершив свое подлое дело и дав голландцам
возможность вернуться, покинули Яву. Яванскому народу опять пришлось иметь
дело со своими старыми хозяевами, которых теперь поддерживали еще и
англичане и, конечно же, американцы. Борьба продолжалась.
Освободительные войска яванского народа заняли почти третью часть
территории страны с 57-миллионным населением, но дальше продвинуться не
смогли. Не хватало сил и у голландцев. Тогда они предложили следующий план
договоренности.
Голландцы соглашаются признать современную фактическую Индонезийскую
республику при условии, что она войдет в состав будущих независимых
Соединенных Штатов Индонезии. А проект этих Соединенных штатов был такой:
вся Индонезия делится на многочисленные отдельные "республики", во главе
которых голландцы ставят таких же сусухунанов, султанов и регентов, каких мы
видели в этой книге. Все эти "республики" объединяются в "Независимые
Соединенные Штаты Индонезии" и... подчиняются той же Голландии.
Индонезийское правительство вынуждено было принять эти условия и
подписать в 1947 году так называемое Лингаджацкое соглашение.
Через два месяца Голландия предъявила ультиматум с требованием
ликвидировать только что созданную Индонезийскую республику. Ультиматум
энергично поддерживали Соединенные Штаты Америки и Англия. Но народ
Индонезии не захотел покориться. Начались массовые протесты. Индонезийский
парламент отклонил ультиматум, распустил прежний кабинет министров и избрал
премьер-министром одного из лидеров движения сопротивления коммуниста Амира
Шарифуддина.
Голландия в это самое время довела численность своих войск до 120
тысяч. Вооружение у них было американское и английское. 20 июля 1947 года
голландская армия начала наступление и через полтора месяца захватила две
трети Явы, остров Мадуру, значительную часть Суматры. Одновременно голландцы
начали создавать мелкие "независимые республики" для будущих Соединенных
Штатов Индонезии.
Вся эта агрессия произошла на глазах у Организации Объединенных Наций,
членом которой является Голландия. Протесты Шарифуддина, поддержанные
Советским Союзом и странами народной демократии, рассматривались в Совете
Безопасности десятки раз, но результатов не дали, так как за Голландию
стояли США, Англия и послушное им большинство. Вместо того чтобы сдержать
агрессора, США навязали так называемую "комиссию добрых услуг" во главе с
американским представителем. Эта комиссия всяческими способами начала
оказывать добрые услуги... Голландии.
Одной из таких услуг было так называемое Ренвильское соглашение,
подписанное 17 января 1948 года на борту американского военного корабля
"Ренвиль". Согласно этому "соглашению" голландцы оставались на вероломно
захваченных ими территориях да еще к ним отходили и такие районы, где
голландских войск до того не было. Через две недели вынужден был уйти в
отставку Шарифуддин.
Новая волна сопротивления охватила яванский народ. Усилился
народно-демократический фронт, в который входили коммунистическая,