Мавроди Вячеслав. Амок

хотелось ему теперь, после того как немного удовлетворил свою охотничью
страсть, поближе познакомиться с этой страной и ее первобытными людьми.
Вот хотя бы с этой интересной древней церковью. Она построена из
огромных камней - массивная, тяжелая. Поднимается в гору ступеньками и
заканчивается небольшой круглой башней. К ступенькам лепятся маленькие
будочки, как гнезда ласточек. Церковь стоит тут несколько столетий.
"Хранители веры предков", очевидно, скрывают в ней много интересного из
древней религии.
А чуть дальше, за церковью, поднимается красивая гора, как бы сложенная
человеческими руками. Круглая, правильной формы, зеленая, со срезанной
вершиной...
Вышел Того. Пип с помощью нескольких слов, подкрепленных жестами,
спросил, как лучше туда пройти. Но Того в ужасе завертел головой и
залепетал.
- Тида дапат! Тида дапат! [Нельзя! Нельзя!] Табу! Матьян! [Матьян -
смерть. Кстати, и тигр по-малайски носит такое же название]
Слово "табу" Пип понял, однако любопытство его от этого не уменьшилось.
После завтрака Пип с Нонгом отправились осматривать селение. Оно
занимало площадь, равную хорошему городу, но хижины на ней были разбросаны
как попало, в зависимости от расположения участка земли, принадлежащего
хозяину. Стоит ли говорить, как удивились жители необычному гостю!
Недалеко от церкви, где, кажется, начинался нетронутый лес, вдруг
послышалась трескотня, будто били палками по деревьям. Глянув туда, Пип
увидел толпу народа с сумками, с корзинами, со связками бананов. Часть людей
действительно барабанила по чем попало.
Путешественники подошли ближе и увидели, как с деревьев слезло и
смешалось с толпой несколько обезьян. С каждой минутой их становилось больше
и больше. Вот уже несколько десятков, сотня, две...
Это были небольшие обезьяны, так называемые "моньет", из породы макак.
Они вырывали бананы из рук людей, совали носы в корзинки и совершенно ничего
не боялись.
- Что это значит? - спросил Пип у Нонга.
- Быть может, какой-нибудь день обезьян или праздник. Я слышал, что в
некоторых местах их охраняют.
Одна обезьяна подошла к Пипу и, увидав блестящую пуговицу на его
куртке, ухватилась за нее.
- Прочь, паршивая! - рассердился охотник и замахнулся на обезьяну, но
Нонг схватил его за руку:
- Не трогайте, туан! Может случиться беда! Люди оскорбятся... Нам
выгоднее подружиться с обезьянами.
Пип понял, в чем дело, успокоился, и оба они начали ласково знакомиться
с животными. Это немедленно принесло им пользу: люди увидели, что гости не
обижают их любимцев, и стали доброжелательнее смотреть на чужестранцев.
Возле церкви тоже собралась толпа. Там открыли торговлю святые дьелемы
и за счет обезьян собирали жертвоприношения для великого бога
Багара-Тунгаля. Горсть за горстью сыпался рис во вместительные мешки, кроме
риса жители несли яйца, куски ткани, шкуры зверей...
Внезапно Пипу пришла в голову интересная мысль. Он что-то шепнул Нонгу
на ухо, и они подошли к жрецам. Один из них был еще молод, другой - старик о
седой бородой, но оба одинаково серьезные и строгие. Белые тюрбаны и длинные
белые балахоны резко выделяли их среди простых полуголых людей.
Пип вынул две золотые монеты и торжественно положил их перед дьелемами.
Нонг разъяснил:
- Большой туан давно уважает единую праведную старинную веру. Он очень
рад, что видит народ, сохранивший эту веру, и в знак уважения просит принять
его жертву.
Жрецы удивились: жертва была действительно большая. Даже старик не
помнил, чтобы кто-нибудь жертвовал столько золота. Но, с другой стороны, это
казалось подозрительным.
Пип заметил, что они удивляются и не верят, и с помощью тех немногих
слов, что были ему известны, добавил:
- В наших странах тоже есть люди, не признающие новых выдуманных
религий. Они слышали, что существует древняя праведная вера, но не встречали
ее. Вот почему я радуюсь, что встретил настоящих носителей веры предков.
Пип хотел было сказать, что жаждет познакомиться с этой верой, но
побоялся, как бы жрецы не догадались, для чего приносится его жертва. Он
решил отложить это до другого случая, а теперь сделал вид, что поступает так
исключительно из уважения; даже повернулся, чтобы уйти.
Тогда старик сказал:
- Мы никогда не видели таких, как ты, чужестранцев, особенно белых. Но,
если ты говоришь правду, пусть твоя жертва дойдет до великого
Багара-Тунгаля.
Пип отошел. Но ему так хотелось ознакомиться с "единой праведной
верой", что он даже пожалел, почему все-таки не попросил разрешения
посмотреть церковь и религиозную церемонию в ней. Однако же все то, что он
сделал, оказалось довольно удачным.
Когда Пип удалился, жрецы взглянули друг на друга, и младший сказал:
- Чужестранец принес жертву и ушел, ничего не попросив. Ради чего он
мог это сделать?
Старик задумался.
- Не знаю, - ответил он. - Не для того ли, чтобы пролезть куда не
следует?
- Разве он не слыхал о табу? Нет, пожалуй, он действительно уважает
нашу веру. Не пустить ли его в церковь на моление? Все равно он увидит не
больше, чем любой из наших простых людей.
Старик согласился:
- Я считаю, что на общее моление его допустить можно. Тут мы ничем не
рискуем. Надо будет переговорить с ним.
Под вечер к Того пришел человек и сообщил, что если белый чужестранец
хочет, он может сегодня присутствовать на общем молении.
Разрешение это было дано одному лишь Пипу. Туземные спутники его,
магометане, не могли и надеяться на подобную милость: к магометанам бадувисы
относятся с еще большим презрением, чем к христианам. Как известно,
голландцы не очень гнались за обращением всех туземцев в христианство, тогда
как магометане в свое время поголовно всех загоняли в свою веру силой.
Когда стемнело, со стороны церкви послышались глухие удары барабана, и
Пип в сопровождении Того отправился на праздник.
Ночь была очень темная. Со всех сторон появлялись неясные фигуры и тоже
направлялись к церкви. Пип начал волноваться...
Показалось большое строение. Широкие каменные ступени вели к боковым
дверям, через которые чуть пробивался свет. Тут стоял один из дьелемов и
осматривал входящих. Как видно, не каждый туземец мог войти в церковь.
Неизвестно только, пропускали по очереди или исключительно тех, кто днем
принес хорошую жертву. Пипа и Того пропустили беспрепятственно.
Когда вошли внутрь, Пип наконец понял, почему пропускали не всех.
Внутренность храма оказалась значительно меньшей, чем могло показаться по
его наружному виду. Зато по бокам было много разных темных уголков, да и в
самих стенах, как видно, имелись скрытые ходы и переходы. Несколько колонн
поддерживали потолок. Все сооружение было очень массивным и, наверное,
выдержало уже не одно землетрясение.
Освещался храм двумя светильниками, тоже газовыми, как и в жилье
дьелемов. Уже одно это было чудом для простого народа: люди не знали, откуда
берется этот свет.
Между светильниками, ближе к передней стене, стоял алтарь с
углублением, где зажигали священный огонь. Возле алтаря на полу полукругом и
разместились прихожане.
Темнота, таинственность, торжественность, тихий шепот людей произвели
впечатление даже на Пипа. А тут еще лезут в глаза высеченные из гранита
фигуры каких-то страшилищ: то черепаха, то человек с головой тигра, или,
наоборот, тигр с человеческой головой, фантастические птицы, змеи... Все
стены были покрыты такими скульптурами. Только передняя осталась почему-то
гладкой, как экран.
Пип ощутил вдруг какой-то смрад, доносившийся из ближайшего темного
уголка. Отвратительный этот запах напоминал запах гниения. Не выдержав, Пип
спросил, что это может быть.
- Факир, - ответил туземец с большим уважением.
- Можно подойти?
- Можно, но беспокоить его нельзя.
Пип, а за ним Того прошли в угол. Тут они увидели в стене дверь с
дыркой-окошком, как в тюремной камере. Оттуда вырывался запах гнили.
Стараясь не дышать, Пип заглянул в дыру, но ничего не заметил. Лишь когда
глаза привыкли к темноте, он увидел то ли каморку, то ли шкаф, вделанный в
стену. Посмотрел - и с ужасом отпрянул: на него в упор глядели два больших
блестящих глаза.
- Заключенный? - спросил Пип.
Того осуждающе и удивленно покачал головой:
- Нет. Сам. Святой человек!
Тем временем человек двадцать жрецов взялись около алтаря за руки и
начали ходить вокруг как в хороводе. Пискливый старческий голос затянул
песню; нестройными голосами ее подхватили все жрецы. Подтягивали, сидя на
полу, и молящиеся. К алтарю подошел старший жрец, положил в чашу уголь и
какую-то пахучую траву. Хоровод кружился все быстрее и быстрее, усиливалось,
убыстрялось пение, слышались слова - "Багара" и "Тунгаль". И тут, как по
команде, в хоровод включились все прихожане. Кому не хватило места в
хороводе, кружились в отдельности. Глаза молящихся горели пламенем
фанатизма, по лицам струился пот, из перекошенных ртов вырывались бессвязные
возгласы. Того, стоявший рядом с Пипом, тоже не выдержал и стал притопывать
и что-то выкрикивать.
Пип испугался: не сошли ли они с ума все вместе?
Жрец подбросил еще больше угля, добавил травы и завыл таким голосом,
будто из него тянули жилы. Хоровод завертелся так стремительно, что у Пипа в
глазах зарябило. Крики "Багара-Тунгаль" слились в сплошной вопль, в котором
выделялось одно слово: "Явись!"
Трава на алтаре вспыхнула ярким пламенем, осветила всю церковь, но
вскоре погасла. Погасли и светильники. Сразу стало темно, как в погребе.
И вот гладкая передняя стена стала потихоньку раздвигаться. Щель все
увеличивалась. Показалась комната, приподнятая как сцена, а посредине ее -
огромная статуя. Фигура сидела на возвышении со скрещенными ногами, с пятью
руками и тремя глазами, один из которых - во лбу.
На статую откуда-то со стороны падали отблески загадочного света. Перед
ней стоял еще один, пустой, алтарь.
Народ, как подкошенный, рухнул ниц, и наступила тишина. Только жрецы
стояли, подняв руки, и шептали молитву.
Через несколько минут снова начался шум, прихожане двинулись к статуе,
что-то выпрашивая у нее. На сцену поднялся главный жрец и подвел к алтарю
пожилого мужчину. Тот положил на алтарь свою руку, и тотчас взметнулась - и
опустилась на эту жертву одна из пяти рук божества с зажатым в ней ножом.
Брызнула кровь. Люди закричали:
- Гиранг-Ту-Ун! Гиранг Ту-Ун!
Из толпы вышел еще один человек. Истукан и ему пустил кровь. Но, видно,
не только в этом было дело, потому что народ продолжал чего-то ждать и все
взывал к "Гиранг-Ту-Уну". Третья жертва не внесла изменения, и вдруг Пип
увидел, что фанатически горящие глаза молящихся обратились прямо на него.
Волосы зашевелились от ужаса на голове у голландца. "Неужели они хотят
принести в жертву меня?" - мелькнула мысль.
Толпа во главе с жрецом направилась в его сторону, и он едва не потерял
сознания от страха. Бежать? Поздно, теперь уже не спастись. Сопротивляться,
не даваться им в руки? Но их - толпа, а он всего лишь один...
"Значит, все это было сделано преднамеренно, чтобы погубить меня!" -
догадался несчастный. Он почувствовал, что весь обливается холодным потом.
Жрец был уже рядом. Он шел не поднимая глаз, и когда Пип был готов
закричать от возмущения, от бессильной ярости, жрец, так и не взглянув на
него, прошел мимо. Следом за ним, и тоже мимо, прошла, пронеслась вся толпа
молящихся. Только теперь Пип начал приходить в себя и оглянулся. Толпа
сгрудилась возле каморки факира...
Не сразу Пип понял, в чем дело. Но когда понял, готов был плясать от
радости.
Жрец открыл дверь, произнес какую-то речь и с большими почестями вывел
из каморки человека. Но можно ли было назвать человеком это жалкое существо?
Скелет, обтянутый кожей... Казалось, что слышно даже, как стучат его
кости. Длинные черные волосы и борода покрывали все лицо факира, на котором
неистово светились огромные белые глаза. Он был совершенно нагой. Вместо
одежды к шее его была приделана колода, похожая на те, что когда-то надевали
крупным преступникам в Китае и Монголии. Но, несмотря на все это, факир
отнюдь не казался обессиленным и слабым.
Пип был достаточно наслышан о факирах, даже видел их в цирке, но этот
живой скелет произвел на него необыкновенно сильное впечатление. Голландец
ждал, что вот-вот должно произойти нечто из ряда вон выходящее.
И - действительно произошло...
Факира торжественно подвели к алтарю, и он, как и его предшественники,
протянул руку. Взлетел и опустился "божественный" нож, на истощенной руке
человека выступило несколько капель крови, и вдруг... о чудо! Вспыхнули,
засветились, даже задвигались все три глаза каменного божества, а из алтаря,
как из печной трубы, повалил густой черный дым.
Люди радостно запели, закричали "Гиранг-Ту-Ун!", и под это
сопровождение в дыму над алтарем начал вырисовываться какой-то образ.
Мелькнул раз, другой и, наконец, остановился в воздухе, как привидение. Он
шевелился вместе с дымом, то расплываясь, то становясь отчетливее, и
постепенно принял человеческий облик. Мелькнула длинная одежда, строгое
бритое лицо мужчины лет сорока. На голове его был тюрбан с пушистым
султаном, под которым сверкал бриллиант. Правда, все это - расплывчатое,
дрожащее, но тем не менее зримое наяву!
"Что за чудо? - ломал голову Пип. - Неужели это сделал факир?"
Но, взглянув на факира, Пип должен был убедиться, что тот здесь
совершенно ни при чем. Тот сидел в стороне, безучастно-сонный, и даже ни на
кого не смотрел.
Самое интересное заключалось для Пипа в слове "Гиранг-Ту-Ун", которое
продолжали выкрикивать молящиеся. Пип припомнил, что он уже где-то слышал
это слово. Кажется, Хаон говорил, что этот самый Гиранг-Ту-Ун и есть вождь
бадувисов. Но неужели призрачное видение в дыму может быть вождем?
"Недаром эти хранители ведут свое происхождение от древней индусской
религии, - размышлял Пип. - Они сохранили тут такую чертовщину, которой,
наверно, нигде больше не найдешь. Всю эту сцену, движение идола и другую
механику понять можно, но этот вождь в дыму..."
И вдруг видение пропало, глаза идола погасли, остался лишь прежний
полусвет. Церемония окончилась. Народ начал расходиться.
- Кажется, чужестранец почувствовал всю торжественность нашего
церемониала, - сказал один жрец другому.
- Кажется. Я за ним следил, - ответил тот.
Пип действительно вернулся домой под большим впечатлением. Необычная
церемония, древняя церковь со страшным идолом, отрезанный от всего мира
народ, - все это вызывало воспоминания о древних сказках. Конечно, нехитрая
механика с движениями идола и со сценой смешна, но зато привидение
Гиранг-Ту-Уна не выходило из головы Пипа. Даже во сне привиделось.
Назавтра Пип решил совершить экскурсию в окрестности. Он взял с собой
Нонга, и они, с ружьями за плечами, направились на восток. Очень привлекал к
себе юг, где была область "табу", но и Того, и Хаон настойчиво предупреждали
Пипа не ходить туда, и он обещал последовать их совету.
Вскоре путники очутились в таком диком месте, словно здесь никогда не
ступала нога человека. Чаща, скалы, ручейки, водопады - все это придавало
местности суровую красоту. Несмотря на каменистую почву, ноги мягко ступали
по мху, как по ковру. Мох покрывал не только скалы, но и громадные деревья
вокруг.
На суку одного такого дерева Пип увидел огромное гнездо, похожее на
корзину, величиною метра в два.
- Что за зверь там живет? - заинтересовался он. - Птица или животное?
Нонг не знал, и Пипу не удалось удовлетворить свое любопытство. А на
дереве было и не гнездо, и не корзина, а растение: паразитический
папоротник.
Зато Пипу удалось сунуть нос в красивый разноцветный кувшин с крышкой.
В средине была вода, а в ней куча мертвых мух, жуков и всяких козявок. Края
кувшина такие гладкие, что какая бы муха или жук ни сели на них, они тотчас
же соскальзывали вниз и находили себе смерть. Теперь уже Пип разъяснил
Нонгу, что этот кувшин - цветок хищного растения, питающегося мясом.
Вдруг кто-то швырнул в них сверху шишкой. Подняли головы - кривляются,
дразнятся морды обезьян.
- Я вам покажу! - засмеялся Пип и бросил в них ком земли. Сверху
ответили. И началась игра, в которой и Нонг принял участие. Но скоро
обезьяны заверещали, задрали хвосты и исчезли в ветвях.
Пип отметил, что зверья здесь, рядом с людьми, ничуть не меньше, чем в
отдаленных джунглях.
Видимо, бадувисы не трогают соседей. Пип очень хотел пополнить свои
трофеи красивой шкурой пантеры. Он сказал об этом Нонгу, и оба стали
внимательно присматриваться ко всем темным уголкам, где можно было найти
этого зверя. Но Хаон назвал бы их поиски детской игрой: разве так ищут
осторожную, чуткую, хитрую пантеру?
Постепенно они уходили все дальше и дальше, направляясь к югу, чтобы
обогнуть гору "табу". Обычная, даже невысокая, она в другое время совсем не
привлекала бы внимания Пипа, если б не это "табу", не этот таинственный
запрет. Срезанная вершина горы, как видно, имела углубление, а может, и
кратер вулкана.
Что же там такое может быть, если столь строго запрещено даже
подходить? Нельзя ли заглянуть туда хоть одним глазом?
До ушей путников долетел шум, словно где-то работала фабрика или завод.
Оба тут же заметили, что впереди, из лесистой долины, поднимается не то дым,
не то пар.
- Опять какое-то диво! - воскликнул Пип. - Чего доброго, мы еще найдем
здесь завод по производству автомобилей и самолетов!
Направились туда. Грохот усиливался, вместе с ним слышалось шипение
словно бы паровоза.
Когда подошли к краю долины, сразу увидели, что вся она действительно
заполнена паром. Посредине кипела горячая речушка, а с одной и другой
стороны от нее вырывались из-под земли струи воды. Они рвались вверх, как из
труб, шипели, свистели, пищали, хлюпали. Временами две струи с
противоположных сторон скрещивались, образуя арку. В глубокой яме гудело и
сопело, точно в ней находился громадный зверь, стремившийся вырваться на
свободу.
И вдруг зверь этот вырвался: задрожала земля, загрохотали камни, и
гигантский столб воды поднялся метров на двадцать в высоту. Поднялся и тут
же исчез, и опять началось урчание в яме.
- Гейзеры! - вскрикнул Пип. Но для Нонга это слово ничего не значило.
Он, никогда не видевший гейзеров, удивился им больше Пипа.
Долго любовались они этой картиной. Спустились вниз, обошли и осмотрели
все фонтаны, ежеминутно рискуя попасть под струю горячей воды и пара. Нонг,
наконец, освоился, даже высказал дельную мысль:
- Тут и без костра можно приготовить обед.
- Вполне! - весело подхватил Пип.
И через полчаса в одном из естественных горшков уже готовилась дичь.
Путешественники пообедали с большим аппетитом.
- Не хватает лишь чаю или кофе, чтобы чувствовать себя как дома, -
сказал Пип, растянувшись на траве.
Гора "табу" была теперь с другой стороны от них. Значит, они все же
обогнули ее и очутились сзади, с юга. И нигде не видно было ни одного
человека...
"Неужели они все время охраняют ее? - думал Пип. - Для этого
понадобился бы целый полк солдат. А тут - ни души, и никакой границы нет. И
что такое, в конце концов, табу? Существует оно лишь для того, чтобы держать
в страхе темный, запуганный народ. Ведь люди сами не нарушат запрета, боясь,
что бог строго накажет нарушителя. Потому и охрана не нужна. А раз так..."
Пип поднялся с травы, сказал:
- Я думаю, отсюда можно было бы тихонько всползти на гору и посмотреть,
что там делается.
Нонг не верил в силу бадувисского "табу", но ему отнюдь не хотелось
карабкаться на гору.
- Стоит ли рисковать, туан? - ответил он. - Может случиться, что нас
заметят, и тогда будут неприятности.
- Некому заметить, - уверенно возразил Пип, - да и риск небольшой.
Нужно будет - опять дам их богу жертву, и все. Недаром они пустили меня в
свою церковь. А главное, эта сторона горы очень удобна: вся заросла
кустарником.
В конце концов условились, что Пип пойдет один, а Нонг останется его
стеречь. Если увидит что-нибудь подозрительное, предупредит туана выстрелом.
До горы было еще далековато, и поэтому решили подойти ближе.
Так и сделали. Нонг спрятался за скалой, Пип направился к горе. Вскоре
он скрылся в чаще, а минут через пятнадцать Нонг увидел его у подножия горы.
Так повторялось несколько раз, до тех пор, пока крошечная на расстоянии
фигурка белого не замелькала на самой вершине. Мелькнула в последний раз и
пропала.
Час прошел, второй, третий... Наступал вечер... Спряталось солнце...
Наступила ночь... Пип исчез...
Нонг подождал еще часа два и вернулся в долину гейзеров.

IX. В НЕДРАХ ДРЕВНЕГО ХРАМА

Нежданный гость. - Живой призрак. -
Мудрое решение. - Насильно святой. -
Замогильный сосед. - Раскрытие "чудес". -
Наилучшее чудо в жизни Пипа.

Что же случилось с Пипом?
Добравшись до края горы, голландец увидел, что она действительно похожа
на древний вулкан. Круглая дыра падала вниз отвесными стенами. Сверху не
видно было, глубока ли она и что находится на дне. Одним словом - обычный
кратер, и только. И - ни одного человека вокруг. Пип совершенно успокоился,
даже забыл о том, что нарушает табу и тем самым рискует жизнью.
Он встал во весь рост и наклонился над кратером. Теперь, наконец,
удалось разглядеть на дне его круглый пруд, заросший по берегам густым
кустарником и даже деревьями. Это уже было интереснее, хотя и не слишком
ново: значит, не кратер тут, а обычный провал, каких на свете много. Гора
была не из сплошного камня, а из вулканического туфа, подземные воды размыли
его, и вершина горы провалилась. Вот так и образовался этот пруд, который,
безусловно, с одной стороны принимал в себя родник, а с другой где-то
выпускал его. Отсюда было ясно, что пруд не мог занимать всю, пустоту, а
только более глубокую часть, по сторонам же остались берега, и можно было
думать, что они расширяются дальше под землей.
Но с первого взгляда все это было очень просто: яма с отвесными стенами
метров в пятьдесят шириной и десять - пятнадцать глубиной с прудом на дне.
Вот только до него никак нельзя добраться. Посмотрел Пип в одну сторону, в
другую - и вот ему показалось, что за кустами кто-то шевелится. Потом
мелькнули какие-то столбы. Забыв обо всем на свете, он начал ползать по краю
провала, выискивая для обозрения более удобное место. Наконец нашел, и
оттуда отчетливо увидел маленький уголок жилья.
За кустами виднелись два столба, которые, очевидно, поддерживали землю,
чтобы она не осыпалась. Дальше был кусок земли - пол, застланный яркими
коврами и шкурами зверей. А на них, опершись на подушки, полулежала...
красивая женщина! Голубой шелковый саронг плотно облегал ее тело, оставляя
руки обнаженными до плеч. В руке она держала длинный тоненький чубук трубки
и, выпуская дым изо рта, задумчиво следила, как он медленно тает в воздухе.
Черные волосы женщины были гладко зачесаны, на них сверкали драгоценные
украшения. Строгое, красивое, почти белое лицо лишь чуть заметной смуглостью
отличалось от лиц европейских женщин. Глаз сверху рассмотреть нельзя было,
да это и лучше, иначе у Пипа наверняка закружилась бы голова.
У Пипа учащенно забилось сердце. "Как в арабских сказках!" -
восторженно подумал он. Не верилось, что в наш XX век могут быть такие
таинственные уголки, заколдованные красавицы, пышная роскошь... Не верилось,
а глаз отвести не мог...
Вдруг сзади что-то зашелестело. Пип оглянулся - и обомлел: с кинжалом в
зубах к нему полз туземец. Увидев, что белый заметил его, он встал, взял
кинжал в руки, наклонился и, глядя Пипу прямо в глаза, бросился на него, как
тигр.
Пип инстинктивно отпрыгнул назад и... полетел вниз! Сильный удар
оглушил его, но, оказавшись в холодной воде, он сразу пришел в себя и выплыл
на поверхность.
Первое же, что он увидел, удивило Пипа больше, чем все, уже пережитое.
Перед ним стоял смуглый бритый мужчина лет сорока, в длинном белом одеянии и
тюрбане, на котором сверкал под пушистым султаном из перьев огромный
брильянт...
"Он, вождь-привидение Гиранг-Ту-Ун!" - мелькнуло в голове Пипа, когда
он подплывал к берегу. Гиранг-Ту-Ун спокойно стоял и смотрел на белого с
необычной суровостью и пренебрежением.
- Горе тебе, несчастный чужестранец! - произнес он наконец, и в то же
мгновение к Пипу подскочили два человека, схватили его и повели внутрь горы.
Оглянувшись в последний раз, Пип успел заметить, что женщина с любопытством
следит за необычным гостем, так неожиданно свалившимся с неба. Пип же
чувствовал себя не героем с неба, а мокрой курицей...
Его обезоружили, втолкнули в какой-то закуток и заперли. Спустя
некоторое время начало собираться совещание "сорока".
Жилище вождя, или, вернее, верховного жреца, оказалось действительно
интересным, хотя вместе с тем и совершенно обычным. Провал был обычным
явлением природы, озерцо - тоже, так же как и пустота, вернее пещера в теле
горы. Человеку оставалось лишь сделать вход в середину да расширить и
укрепить пещеру. Она уходила под землю только с одной стороны, а с другой из
воды поднималась крутая стена, но и этого было достаточно. Тот, кто
находился в середине, мог чувствовать себя, как на веранде дома: над ним -
потолок на столбах, впереди - садик, укрывающий жилище от посторонних глаз,
а за садом - озеро. Из всего этого, в общем обычного, и создавалось нечто
загадочное и таинственное.
Помещение, где собрались жрецы, также освещалось газом. В нем не было