десять и ранено двести тридцать человек. В своем районе мы
организовали советских людей на активное сопротивление гитлеровцам,
взрывали эшелоны, мосты, громили фашистские хозяйства, предприятия,
склады, разбивали и портили автотранспорт врага, убивали главарей
оккупантов.
По нескольку раз в день я вспоминал Николая Ивановича Кузнецова.
Где он теперь? Что делает? Встретился ли с Валей?
И вот однажды я получил о нем весточку.
Я лежал с наушниками и слушал последние известия по-радио. Без
десяти минут двенадцать вдруг слышу:
"Стокгольм. По сообщению газеты "Афтенбладет", на улице Львова
среди бела дня неизвестным человеком, одетым в немецкую форму, были
убиты вице-губернатор Галиции доктор Бауэр и высокопоставленный
чиновник Шнайдер. Убийца не задержан".
Я подскочил в постели, хотел подняться, но боль пронизала меня. Я
протянул руку и нажал кнопку звонка.
Все это было излишне: никого не надо звать.
Вошла сестра.
- Пожалуйста, дайте мне пирамидон, - сказал я.
- Сейчас принесу.
Кому я здесь буду рассказывать!
Итак, Кузнецов "не задержан". Да, это, конечно, сделал он, об этом
мы говорили с ним в машине, которую тянула пара лошадей. Но только
через полгода я узнал подробности пребывания Николая Ивановича во
Львове.
Отыскались разведчики Крутиков, Дроздов и Пастухов, посланные
когда-то мной с маневренной группой во Львов. Мы тогда в отряде
думали, что все они погибли, но это было не так.
На границе Галиции группа попала в засаду, и в бою из двадцати
человек семеро погибли и сам командир Крутиков был ранен. Убит был и
радист. Вот тогда-то мы и потеряли связь с этой группой. Дальше в
пути, во время одного боя, Дроздов и партизан Приступа отбились от
группы. Остальные кое-как добрались до цели.
Разведчики Пастухов и Кобеляцкий, как знающие город, стали там
работать. Они вели разведку на львовском вокзале, в городе изо дня в
день обследовали туннели под Львовом. 20 июля 1944 года, когда Красная
Армия подошла уже к Львову, Пастухов и Кобеляцкий выбрались по
туннелям из города и передали разведывательному отряду 38-й армии план
города Львова со всеми нанесенными там данными: где проходит линия
укреплений, где минные поля, где минометные и артиллерийские батареи,
где расположены войска, какие здания заминированы. Затем Пастухов и
Кобеляцкий провели по туннелям и в обход минных полей в центр города
большую группу бойцов Красной Армии. Группа ударила в тыл фашистам.
Пастухов и Кобеляцкий участвовали в этом бою.
Дроздов и Приступа, оторвавшиеся от группы Крутикова, организовали
из местных жителей партизанский отряд. И Пастухов и Дроздов видели
Кузнецова: первый - еще во Львове, второй - позже, в лесу. Вот что они
рассказали.
Николай Иванович узнал, что вице-губернатор Галиции Бауэр будет в
театре проводить совещание высших представителей немецкой власти.
Кузнецову удалось проникнуть в зал во время совещания. Он посмотрел на
Бауэра, сидевшего в президиуме, затем вышел и стал ждать неподалеку от
театра. Совещание кончилось, и из театра стали выходить немцы. Вышел и
Бауэр вместе со своим секретарем, сел в поданную машину и уехал.
Следом за ним поехал на своей машине и Кузнецов. Он выследил, где
живет Бауэр.
На следующий день машина Кузнецова неожиданно "испортилась", когда
проезжала по улице Ивана Франко мимо дома Бауэра. Белов вышел из
машины и начал копаться в моторе. Кузнецов тоже вышел из машины и
громко на немецком языке стал ругать шофера:
- Всегда у вас машина не в порядке! Вы лентяй, не следите за нею.
Из-за вашей лени я опаздываю...
Продолжая возмущаться, он незаметно поглядывал на противоположную
сторону улицы, где около красивого особняка стояла комфортабельная
машина.
Ровно в десять утра из особняка вышли двое и направились к машине.
Шофер выскочил из кабины и услужливо открыл дверцу. Но в эту минуту
Кузнецов подошел к машине.
- Вы доктор Бауэр? - спросил он, обращаясь к одному из них.
- Да, я Бауэр.
- Вот вы мне и нужны!
Несколькими выстрелами он убил Бауэра и его секретаря. Затем
бросился к своей машине. Пока он бежал, Каминский и Белов открыли
огонь по часовому, стоявшему у особняка.
Видимо, Кузнецов, памятуя историю с Даргелем, решил сперва спросить
у Бауэра фамилию, чтобы не ошибиться.
С бешеной скоростью машина пронеслась по улицам Львова и выехала за
город. Километрах в двадцати от Львова, у села Куровцы, машину
остановили жандармы. Гестаповец-майор долго рассматривал документы
Кузнецова и, внимательно вглядываясь в пассажиров, стал требовать
дополнительные документы. Николай Иванович понял, что ждать хорошего
нечего, и через открытую дверь машины дал очередь из автомата. Майор и
четыре жандарма были убиты.
Позади, на шоссе, показалась погоня. Белов нажимал: 100, 110, 120
километров... Но тут беда: кончилось горючее. Кузнецов, Каминский и
Белов выскочили из машины и побежали к лесу. Это был Гановический лес.
Там после трехдневного блуждания они нашли отряд Дроздова. Но у
Дроздова не было радиостанции, и Кузнецов все в той же немецкой форме
вместе с товарищами ушел к линии фронта, чтобы пройти в тыл Красной
Армии.
Больше ни Пастухов, ни Дроздов ничего не знали о Николае Ивановиче,
а между тем прошло уже много времени.
Последние сведения о нем были найдены в бумагах львовского гестапо.
При разборе захваченных документов гестапо была найдена копия
телеграммы-молнии, адресованной в Берлин. В ней говорилось:
"2 марта 1944 года отрядом жандармов были захвачены в
лесу три советских парашютиста. Арестованные имели фальшивые
немецкие документы, карты, немецкие, украинские и польские
газеты, среди них "Газета Львовска" с некрологом о докторе
Бауэре и докторе Шнайдере, а также отчет одного из
задержанных о его работе. Этот агент (по немецким документам
его имя Пауль Зиберт) опознан. Речь идет о советском
партизане - разведчике и диверсанте, который долгое время
безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности,
доктора Функа и похитив, в частности, генерала Ильгена. Во
Львове "Зиберт" был намерен расстрелять губернатора доктора
Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты
вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор
Шнайдер. Оба эти немецких государственных деятеля были
расстреляны неподалеку от их частных квартир. В отчете
"Зиберта" дано описание акта убийства до малейших
подробностей.
Во Львове "Зиберт" расстрелял не только Бауэра и
Шнайдера, но и ряд других лиц, среди них майора полевой
жандармерии Кантера, которого мы тщательно искали.
Имеющиеся в отчете подробности о местах и времени
совершенных актов, о ранениях жертв, о захваченных
боеприпасах и т.д. кажутся точными. От боевой группы
Прицмана поступило сообщение о том, что "Пауль Зиберт" и оба
его сообщника расстреляны".
Так погиб Николай Иванович Кузнецов, наш боевой товарищ, проведший
ряд неслыханно смелых операций по уничтожению представителей немецких
оккупационных властей и сеявший смятение в рядах озверелых врагов
нашей Родины.
Когда стало известно о гибели Кузнецова, мы с товарищами вскрыли
его письмо. Вот что мы в нем прочли:
"Вскрыть после моей смерти. Кузнецов.
24 июля 1943 года. Завтра исполняется одиннадцать месяцев
моего пребывания в тылу врага. 25 августа 1942 года, в 24
часа 05 минут, я опустился с неба на парашюте, чтобы мстить
беспощадно за кровь и слезы наших матерев и братьев,
стонущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром
германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа -
германского тирана на Украине Эриха Коха.
Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую я
люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я
сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский
патриот и большевик. Пусть они знают, что невозможно
покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.
Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты
бессмертны.
"Пускай ты умер, но в песне смелых и сильных духом всегда
ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к
свету.."
Это мое любимое произведение Горького. Пусть чаще читает
его наша молодежь...
Ваш Кузнецов."
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 5 ноября 1944 года
Николаю Ивановичу Кузнецову посмертно присвоено звание Героя
Советского Союза.
Неужели это были мы?..
Так воскликнул недавно Лукин, когда он, Фролов и Цессарский сидели
у меня на квартире в Москве и вспоминали о нашей партизанской жизни.
На самом деле, неужели это были мы, сидящие сейчас в штатских
костюмах, в уютной квартире, всецело поглощенные мирными делами?
Неужели это мы провели множество боев, бывали в самых рискованных
делах? Неужели это мы, больные, раненые, тряслись на повозках по
грязным, неровным дорогам, не помышляя даже о чистой кровати, о
кипяченой воде?.. Как много силы и бодрости было в каждом из нас!
Теперь это уже "дела минувших дней".
По всему Советскому Союзу разъехались мои товарищи-партизаны. Одни
вернулись на свои фабрики и заводы, другие - в колхозы, третьи пошли
на учебу в вузы и техникумы. Большинство партизан осталось в тех
местах, где они жили до войны и где действовал наш отряд. Все они
приобщились к мирному труду и свои знания, энергию, опыт отдают
гигантской общенародной послевоенной стройке.
Я часто получаю письма от своих товарищей, партизан. Время от
времени они приезжают в Москву по своим делам и обязательно заходят ко
мне, поэтому я знаю дальнейшую судьбу многих из них.
В 1946 году у меня в Москве была Валя. На ее долю выпали очень
тяжелые испытания. Когда все мы были уже на освобожденной земле,
гестапо подвергало Валю страшным пыткам. Палачи требовали от нее
выдачи местонахождения "Пауля Зиберта", адресов конспиративных
квартир, имен товарищей. Валя ничего не сказала. Ее запирали в подвал,
где плавали в крови убитые немцами советские люди, ее выводили на
расстрел. Страшно умирать в девятнадцать лет! Но Валя выдержала все
муки и не сказала ничего. Надеясь все-таки получить от нее какие-либо
сведения, гестапо переправило Валю во Львов, оттуда в Западную
Германию.
День победы застал Валю в одном из концентрационных лагерей в
Германии; оттуда она возвратилась на Родину.
Терентий Федорович Новак, Борис Крутиков, наш бывший разведчик Валя
Семенов и десятки других товарищей пошли на учебу.
Радистка Марина Семеновна Ких вернулась в свой родной Львов, где
она тоже начала учиться.
"Спешим поделиться с вами, Дмитрий Николаевич, радостной новостью.
Наша Марина избрана депутатом Верховного Совета Украины", - писали мне
бывшие партизаны из Львова.
Коля Маленький после войны поступил в школу, стал автомехаником, и
он уже не Коля Маленький: ростом догнал своего командира. Коля с
гордостью носит партизанскую медаль 1-й степени.
Его сверстник Володя теперь живет с отцом и заканчивает среднюю
школу.
В мае 1946 года из Главного правления Союза польских патриотов в
СССР мне переслали письмо, полученное от некоей Гриншпан. В этом
письме она просила "разыскать ее сына Пиню, который бежал от расстрела
и, по слухам, был подобран партизанским отрядом полковника Медведева и
самолетом отправлен в Москву".
Разыскивать Пиню нам не пришлось. Мы знали, что он находится в
одном из подмосковных детских домов, о чем и сообщили его матери. Она
вновь обрела сына, которого считала давно погибшим.
Альберт Вениаминович Цессарский изменил свою профессию: теперь он
артист. Еще в партизанском отряде он мечтал о сцене.
Коля Фадеев, которого когда-то оперировал Цессарский, работает
директором вальцовой мельницы в Молдавии. Зимой 1946 года он был у
меня.
- Плохи дела, товарищ командир! Мельница моя почти пустует.
Недород, засуха.
- А как с протезом? Не мешает?
- Привык! Прыгаю, как на своей ноге!
В сентябре 1947 года я получил от него письмо: "На мельнице столько
работы, что и передохнуть некогда. Урожай этого года огромный".
Недавно я был в Ровно, Львове и других местах, где действовал наш
отряд во время войны. Вместе с братьями Струтинскими, Шевчуком и
Гнедюком мы осмотрели многие места, связанные с нашей работой, и всюду
встречали наших боевых друзей. Там у нас и возникла мысль о собрании
бывших партизан нашего отряда. Собрание состоялось в парке имени
Шевченко, у братской могилы Куликова, Галузо и других отважных
патриотов.
В одном письме Валя напомнила мне слова, сказанные однажды Николаем
Ивановичем Кузнецовым:
"Я представляю себе, как все на нашей земле расцветет через
пять-десять лет после победы. Какая это будет жизнь!.. Если со мной
что случится, знайте, что я был счастливейшим человеком на свете,
потому что я боролся за эту жизнь".
Я прочитал сейчас эти слова, написанные рукой Вали, и подумал:
"Правда! Наша партизанская борьба и все тяжелые испытания, которые
легли на наши плечи, - разве это не великое счастье?"
"Неужели это были мы?" - думаю я.
Да, это были мы, рядовые советские люди. Опасность, нависшая в те
дни над Родиной, призывы партии удесятерили наши силы. И если кто-либо
вздумает снова напасть на нашу страну, снова тысячи и миллионы простых
людей встанут на защиту своего отечества, отдадут все во имя своей
великой Родины.
организовали советских людей на активное сопротивление гитлеровцам,
взрывали эшелоны, мосты, громили фашистские хозяйства, предприятия,
склады, разбивали и портили автотранспорт врага, убивали главарей
оккупантов.
По нескольку раз в день я вспоминал Николая Ивановича Кузнецова.
Где он теперь? Что делает? Встретился ли с Валей?
И вот однажды я получил о нем весточку.
Я лежал с наушниками и слушал последние известия по-радио. Без
десяти минут двенадцать вдруг слышу:
"Стокгольм. По сообщению газеты "Афтенбладет", на улице Львова
среди бела дня неизвестным человеком, одетым в немецкую форму, были
убиты вице-губернатор Галиции доктор Бауэр и высокопоставленный
чиновник Шнайдер. Убийца не задержан".
Я подскочил в постели, хотел подняться, но боль пронизала меня. Я
протянул руку и нажал кнопку звонка.
Все это было излишне: никого не надо звать.
Вошла сестра.
- Пожалуйста, дайте мне пирамидон, - сказал я.
- Сейчас принесу.
Кому я здесь буду рассказывать!
Итак, Кузнецов "не задержан". Да, это, конечно, сделал он, об этом
мы говорили с ним в машине, которую тянула пара лошадей. Но только
через полгода я узнал подробности пребывания Николая Ивановича во
Львове.
Отыскались разведчики Крутиков, Дроздов и Пастухов, посланные
когда-то мной с маневренной группой во Львов. Мы тогда в отряде
думали, что все они погибли, но это было не так.
На границе Галиции группа попала в засаду, и в бою из двадцати
человек семеро погибли и сам командир Крутиков был ранен. Убит был и
радист. Вот тогда-то мы и потеряли связь с этой группой. Дальше в
пути, во время одного боя, Дроздов и партизан Приступа отбились от
группы. Остальные кое-как добрались до цели.
Разведчики Пастухов и Кобеляцкий, как знающие город, стали там
работать. Они вели разведку на львовском вокзале, в городе изо дня в
день обследовали туннели под Львовом. 20 июля 1944 года, когда Красная
Армия подошла уже к Львову, Пастухов и Кобеляцкий выбрались по
туннелям из города и передали разведывательному отряду 38-й армии план
города Львова со всеми нанесенными там данными: где проходит линия
укреплений, где минные поля, где минометные и артиллерийские батареи,
где расположены войска, какие здания заминированы. Затем Пастухов и
Кобеляцкий провели по туннелям и в обход минных полей в центр города
большую группу бойцов Красной Армии. Группа ударила в тыл фашистам.
Пастухов и Кобеляцкий участвовали в этом бою.
Дроздов и Приступа, оторвавшиеся от группы Крутикова, организовали
из местных жителей партизанский отряд. И Пастухов и Дроздов видели
Кузнецова: первый - еще во Львове, второй - позже, в лесу. Вот что они
рассказали.
Николай Иванович узнал, что вице-губернатор Галиции Бауэр будет в
театре проводить совещание высших представителей немецкой власти.
Кузнецову удалось проникнуть в зал во время совещания. Он посмотрел на
Бауэра, сидевшего в президиуме, затем вышел и стал ждать неподалеку от
театра. Совещание кончилось, и из театра стали выходить немцы. Вышел и
Бауэр вместе со своим секретарем, сел в поданную машину и уехал.
Следом за ним поехал на своей машине и Кузнецов. Он выследил, где
живет Бауэр.
На следующий день машина Кузнецова неожиданно "испортилась", когда
проезжала по улице Ивана Франко мимо дома Бауэра. Белов вышел из
машины и начал копаться в моторе. Кузнецов тоже вышел из машины и
громко на немецком языке стал ругать шофера:
- Всегда у вас машина не в порядке! Вы лентяй, не следите за нею.
Из-за вашей лени я опаздываю...
Продолжая возмущаться, он незаметно поглядывал на противоположную
сторону улицы, где около красивого особняка стояла комфортабельная
машина.
Ровно в десять утра из особняка вышли двое и направились к машине.
Шофер выскочил из кабины и услужливо открыл дверцу. Но в эту минуту
Кузнецов подошел к машине.
- Вы доктор Бауэр? - спросил он, обращаясь к одному из них.
- Да, я Бауэр.
- Вот вы мне и нужны!
Несколькими выстрелами он убил Бауэра и его секретаря. Затем
бросился к своей машине. Пока он бежал, Каминский и Белов открыли
огонь по часовому, стоявшему у особняка.
Видимо, Кузнецов, памятуя историю с Даргелем, решил сперва спросить
у Бауэра фамилию, чтобы не ошибиться.
С бешеной скоростью машина пронеслась по улицам Львова и выехала за
город. Километрах в двадцати от Львова, у села Куровцы, машину
остановили жандармы. Гестаповец-майор долго рассматривал документы
Кузнецова и, внимательно вглядываясь в пассажиров, стал требовать
дополнительные документы. Николай Иванович понял, что ждать хорошего
нечего, и через открытую дверь машины дал очередь из автомата. Майор и
четыре жандарма были убиты.
Позади, на шоссе, показалась погоня. Белов нажимал: 100, 110, 120
километров... Но тут беда: кончилось горючее. Кузнецов, Каминский и
Белов выскочили из машины и побежали к лесу. Это был Гановический лес.
Там после трехдневного блуждания они нашли отряд Дроздова. Но у
Дроздова не было радиостанции, и Кузнецов все в той же немецкой форме
вместе с товарищами ушел к линии фронта, чтобы пройти в тыл Красной
Армии.
Больше ни Пастухов, ни Дроздов ничего не знали о Николае Ивановиче,
а между тем прошло уже много времени.
Последние сведения о нем были найдены в бумагах львовского гестапо.
При разборе захваченных документов гестапо была найдена копия
телеграммы-молнии, адресованной в Берлин. В ней говорилось:
"2 марта 1944 года отрядом жандармов были захвачены в
лесу три советских парашютиста. Арестованные имели фальшивые
немецкие документы, карты, немецкие, украинские и польские
газеты, среди них "Газета Львовска" с некрологом о докторе
Бауэре и докторе Шнайдере, а также отчет одного из
задержанных о его работе. Этот агент (по немецким документам
его имя Пауль Зиберт) опознан. Речь идет о советском
партизане - разведчике и диверсанте, который долгое время
безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности,
доктора Функа и похитив, в частности, генерала Ильгена. Во
Львове "Зиберт" был намерен расстрелять губернатора доктора
Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты
вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор
Шнайдер. Оба эти немецких государственных деятеля были
расстреляны неподалеку от их частных квартир. В отчете
"Зиберта" дано описание акта убийства до малейших
подробностей.
Во Львове "Зиберт" расстрелял не только Бауэра и
Шнайдера, но и ряд других лиц, среди них майора полевой
жандармерии Кантера, которого мы тщательно искали.
Имеющиеся в отчете подробности о местах и времени
совершенных актов, о ранениях жертв, о захваченных
боеприпасах и т.д. кажутся точными. От боевой группы
Прицмана поступило сообщение о том, что "Пауль Зиберт" и оба
его сообщника расстреляны".
Так погиб Николай Иванович Кузнецов, наш боевой товарищ, проведший
ряд неслыханно смелых операций по уничтожению представителей немецких
оккупационных властей и сеявший смятение в рядах озверелых врагов
нашей Родины.
Когда стало известно о гибели Кузнецова, мы с товарищами вскрыли
его письмо. Вот что мы в нем прочли:
"Вскрыть после моей смерти. Кузнецов.
24 июля 1943 года. Завтра исполняется одиннадцать месяцев
моего пребывания в тылу врага. 25 августа 1942 года, в 24
часа 05 минут, я опустился с неба на парашюте, чтобы мстить
беспощадно за кровь и слезы наших матерев и братьев,
стонущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром
германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа -
германского тирана на Украине Эриха Коха.
Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую я
люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я
сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский
патриот и большевик. Пусть они знают, что невозможно
покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.
Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты
бессмертны.
"Пускай ты умер, но в песне смелых и сильных духом всегда
ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к
свету.."
Это мое любимое произведение Горького. Пусть чаще читает
его наша молодежь...
Ваш Кузнецов."
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 5 ноября 1944 года
Николаю Ивановичу Кузнецову посмертно присвоено звание Героя
Советского Союза.
Неужели это были мы?..
Так воскликнул недавно Лукин, когда он, Фролов и Цессарский сидели
у меня на квартире в Москве и вспоминали о нашей партизанской жизни.
На самом деле, неужели это были мы, сидящие сейчас в штатских
костюмах, в уютной квартире, всецело поглощенные мирными делами?
Неужели это мы провели множество боев, бывали в самых рискованных
делах? Неужели это мы, больные, раненые, тряслись на повозках по
грязным, неровным дорогам, не помышляя даже о чистой кровати, о
кипяченой воде?.. Как много силы и бодрости было в каждом из нас!
Теперь это уже "дела минувших дней".
По всему Советскому Союзу разъехались мои товарищи-партизаны. Одни
вернулись на свои фабрики и заводы, другие - в колхозы, третьи пошли
на учебу в вузы и техникумы. Большинство партизан осталось в тех
местах, где они жили до войны и где действовал наш отряд. Все они
приобщились к мирному труду и свои знания, энергию, опыт отдают
гигантской общенародной послевоенной стройке.
Я часто получаю письма от своих товарищей, партизан. Время от
времени они приезжают в Москву по своим делам и обязательно заходят ко
мне, поэтому я знаю дальнейшую судьбу многих из них.
В 1946 году у меня в Москве была Валя. На ее долю выпали очень
тяжелые испытания. Когда все мы были уже на освобожденной земле,
гестапо подвергало Валю страшным пыткам. Палачи требовали от нее
выдачи местонахождения "Пауля Зиберта", адресов конспиративных
квартир, имен товарищей. Валя ничего не сказала. Ее запирали в подвал,
где плавали в крови убитые немцами советские люди, ее выводили на
расстрел. Страшно умирать в девятнадцать лет! Но Валя выдержала все
муки и не сказала ничего. Надеясь все-таки получить от нее какие-либо
сведения, гестапо переправило Валю во Львов, оттуда в Западную
Германию.
День победы застал Валю в одном из концентрационных лагерей в
Германии; оттуда она возвратилась на Родину.
Терентий Федорович Новак, Борис Крутиков, наш бывший разведчик Валя
Семенов и десятки других товарищей пошли на учебу.
Радистка Марина Семеновна Ких вернулась в свой родной Львов, где
она тоже начала учиться.
"Спешим поделиться с вами, Дмитрий Николаевич, радостной новостью.
Наша Марина избрана депутатом Верховного Совета Украины", - писали мне
бывшие партизаны из Львова.
Коля Маленький после войны поступил в школу, стал автомехаником, и
он уже не Коля Маленький: ростом догнал своего командира. Коля с
гордостью носит партизанскую медаль 1-й степени.
Его сверстник Володя теперь живет с отцом и заканчивает среднюю
школу.
В мае 1946 года из Главного правления Союза польских патриотов в
СССР мне переслали письмо, полученное от некоей Гриншпан. В этом
письме она просила "разыскать ее сына Пиню, который бежал от расстрела
и, по слухам, был подобран партизанским отрядом полковника Медведева и
самолетом отправлен в Москву".
Разыскивать Пиню нам не пришлось. Мы знали, что он находится в
одном из подмосковных детских домов, о чем и сообщили его матери. Она
вновь обрела сына, которого считала давно погибшим.
Альберт Вениаминович Цессарский изменил свою профессию: теперь он
артист. Еще в партизанском отряде он мечтал о сцене.
Коля Фадеев, которого когда-то оперировал Цессарский, работает
директором вальцовой мельницы в Молдавии. Зимой 1946 года он был у
меня.
- Плохи дела, товарищ командир! Мельница моя почти пустует.
Недород, засуха.
- А как с протезом? Не мешает?
- Привык! Прыгаю, как на своей ноге!
В сентябре 1947 года я получил от него письмо: "На мельнице столько
работы, что и передохнуть некогда. Урожай этого года огромный".
Недавно я был в Ровно, Львове и других местах, где действовал наш
отряд во время войны. Вместе с братьями Струтинскими, Шевчуком и
Гнедюком мы осмотрели многие места, связанные с нашей работой, и всюду
встречали наших боевых друзей. Там у нас и возникла мысль о собрании
бывших партизан нашего отряда. Собрание состоялось в парке имени
Шевченко, у братской могилы Куликова, Галузо и других отважных
патриотов.
В одном письме Валя напомнила мне слова, сказанные однажды Николаем
Ивановичем Кузнецовым:
"Я представляю себе, как все на нашей земле расцветет через
пять-десять лет после победы. Какая это будет жизнь!.. Если со мной
что случится, знайте, что я был счастливейшим человеком на свете,
потому что я боролся за эту жизнь".
Я прочитал сейчас эти слова, написанные рукой Вали, и подумал:
"Правда! Наша партизанская борьба и все тяжелые испытания, которые
легли на наши плечи, - разве это не великое счастье?"
"Неужели это были мы?" - думаю я.
Да, это были мы, рядовые советские люди. Опасность, нависшая в те
дни над Родиной, призывы партии удесятерили наши силы. И если кто-либо
вздумает снова напасть на нашу страну, снова тысячи и миллионы простых
людей встанут на защиту своего отечества, отдадут все во имя своей
великой Родины.