Страница:
Неудача попытки австрийцев подвинуться к берегу Средиземного моря и последовавшее затем их отступление очевидно положили конец прямым кооперациям между ними и британским флотом. Джервис был вынужден поэтому ограничиться наблюдением за тулонскими кораблями. Эта его операция отличалась таким же характером и такой же системой, какие впоследствии он сообщил блокаде Бреста и вообще всех неприятельских портов. В течение более шести месяцев (от начала апреля до середины октября) крейсировал он с пятнадцатью линейными кораблями близ порта. Самые большие корабли держались при этом дальше от берега, но все-таки достаточно близко для того, чтобы поддерживать летучий отряд из трех 74-пушечных кораблей, который держался как раз на границе дальности огня батарей, около двух миль от входа. Благодаря неустанной бдительности и предусмотрительности, корабли его, неся эту трудную службу, снабжались провизией, водой и даже ремонтировались на месте, не входя в порт. Нельсон, как и в предшествовавшем году, был деятельно занят в Генуэзском заливе, затрудняя противнику прибрежные сообщения; однажды ему даже посчастливилось захватить неприятельский караван с пушками и саперными инструментами для осады Мантуи. В Адриатическом море несколько фрегатов и флотилия мелких судов были заняты защитой австрийских сообщений через Триест. Адмирал Манн с семью линейными кораблями оставался все еще у Кадиса, на станции, назначенной ему Годамом для наблюдения за эскадрой Ришери. Независимо от этих чисто военных операций корабли несли еще конвойную службу, сопровождая торговые суда во всех их рейсах, прикрывая транспортные суда и вообще поддерживая безопасность плаваний невооруженных британских судов, торговых ли, или правительственных транспортов, которые должны были доставлять продовольствие флоту, а также и Гибралтару из Берберии. Такой службой были заняты от тридцати до сорока фрегатов и мелких судов, и это число их оказалось еще недостаточным для удовлетворения различных требований, возникших вследствие широкого распространения британской торговли и деятельности французских крейсеров. Быстрые успехи Бонапарта и широкая волна его завоеваний существенно повредили британскому флоту; и вопрос о снабжении его сделался весьма серьезным при условии, что для него закрылись порты Тосканы, неаполитанских и папских владений. Усиливавшиеся симптомы недовольства сделали удержание Корсики во власти Англии сомнительным, раз французы заняли Ливорно, а генуэзцы мирились с их интригами из страха перед армиями Бонапарта. Уже 20 мая, сейчас же по вступлении в Милан, Бонапарт послал в Геную агентов для агитирования в пользу восстания на острове, а в июле он начал собирать в Ливорно отряд корсиканских беглецов, во главе которого поставил генерала Джентили, также туземца. Угрожающее положение дел и подчинение Тосканы нарушению французами ее нейтралитета заставили вице-короля Корсики решиться на захват Эльбы, хотя островок этот и принадлежал Тоскане. Нельсон 10 июля появился с незначительной эскадрой перед Портоферрайо, который и сдался немедленно на его категорическое требование. Вследствие весьма малых размеров Эльба более поддавалась морскому контролю, чем Корсика, и для обеспечения покорности со стороны населения ее требовался меньший гарнизон. В случае утраты Англией Корсики Эльба, таким образом, все-таки оставалась бы за ней и обеспечивала бы для британцев базу на Средиземном море до тех пор, пока флоты ее сохраняли преобладание над флотами неприятеля.
Относительно этого преобладания, однако, являлось некоторое сомнение. Поведение Испании, далеко не искреннее, когда она была союзницей, сделалось холодным, когда она присоединилась к нейтральным государствам, и теперь быстро переходило во враждебное. Дряхлое королевство это имело флот свыше пятидесяти линейных кораблей. Хотя дисциплина в нем и его боевые свойства были на самом низком уровне, уже одна только численность его могла оказаться не под силу для блестящего флота Джервиса, состоявшего только из двадцати двух кораблей. Из них семь оставались все еще под Кадисом на расстоянии тысячи миль от главной эскадры, крейсировавшей близ Тулона. Предвидя приближение опасности Джервис около того времени, когда была взята Эльба, послал Манну приказание соединиться с ним, и согласно этому блокада Кадиса была снята. Это случилось как раз вовремя, потому что 19 августа Испания, побуждаемая успехами Бонапарта и вступлением французов в Германию – где разделенные армии Журдана и Моро не были тогда еще разбиты эрцгерцогом Карлом – подписала договор об оборонительно-наступательном союзе с республикой. Как только отряд Манна ушел от Кадиса, Ришери, потребовав, чтобы испанский флот конвоировал его в начале плавания, 4 августа вышел оттуда в сопровождении двадцати испанских линейных кораблей. Последние прошли с ним триста миль к западу и затем возвратились в порт. Ришери же последовал дальше к британским владениям Северной Америки – т. е. для исполнения миссии, данной ему почти десять месяцев назад, в течение которых он был уже произведен в контр-адмиралы. Крейсерство его было успешно: он сильно повредил рыбным промыслам британцев у Ньюфаундленда, захватил и сжег сто британских коммерческих судов и возвратился в Брест вовремя, для того чтобы принять участие в неудачной экспедиции против Ирландии, которая вышла из Франции в декабре того же года.
Адмирал Манн, храбрый и хороший офицер, в этой кампании обнаружил плохую логику. По-видимому, говоря словами Наполеона, «II s'etait fait та tableau» по отношению к военно-морскому положению дел; и для человека такого склада ума губернатор Гибралтара О'Нара, пессимист по характеру, был, вероятно, плохим советчиком. Спеша соединиться со старшим флагманом, Манн забыл о затруднениях, какие испытывал флот его в деле снабжения кораблей продовольственными припасами, и вышел из Гибралтара, не погрузив последние. Джервис вследствие этого был вынужден сейчас же отправить его назад, с приказанием возвратиться по возможности скоро. На пути туда он 1 октября встретился с испанским флотом из девятнадцати линейных кораблей под командованием адмирала Лангара. Британской эскадре удалось уйти от преследования, потеряв два коммерческих судна, бывших под ее конвоем. По прибытии в Гибралтар он созвал совет командиров и, ввиду согласия их с его мнением, отплыл в Англию, что было прямо противоположно приказаниям и Джервиса, и Адмиралтейства. Действия его конечно не были одобрены. [25]После этого он уже не появляется в списках действовавших на море адмиралов, но если вспомнить, что со времени расстрела Бинга за ошибочную логику до рассматриваемой эпохи прошло лишь сорок лет, то придется признать, что люди сделались более сострадательными.
Отделение Манна уменьшило силы Джервиса на одну треть в то время, когда положение дел становилось с каждым днем все более критическим. Оно не только сделало гораздо более затруднительным удержание британцами за собой господства на Средиземном море, но и лишило адмирала питавшейся им надежды нанести решительный удар испанскому флоту, какой он, впрочем, и нанес ему, но лишь четыре месяца спустя, и не здесь, а у мыса Сент-Винсент. К флоту Лангара, после встречи его с Манном, присоединились семь кораблей из Картахены, и с такими увеличенными силами он появился 20 октября в расстоянии около пятидесяти миль от бухты Сен-Фиоренцо. Джервис только что возвратился тогда из своего крейсерства близ Тулона, получив 25 сентября приказание перевезти войска с Корсики – операция, которая обещала быть затруднительной из-за отсутствия транспортов. 26 октября Лангара вошел в Тулон, где новые союзники собрали теперь тридцать восемь линейных кораблей.
В течение летних месяцев Нельсон блокировал Ливорно после занятия его французами. Эта мера, вместе с захватом Эльбы, кажется, и послужила существенным препятствием для переправы на Корсику сколько-нибудь значительного отряда французских партизан. Для той же цели 18 сентября был захвачен им небольшой остров Капри – генуэзская колония, представлявшая удобное убежище для мелких судов. Но 29 сентября Нельсон получил приказания от Джервиса, возлагавшие на него персонально действия в Бастии при эвакуации Корсики. Как только решение британцев сделалось известным, так недовольство населения на Корсике разгоралось в настоящее возмущение. Джентили, найдя теперь море свободным, высадился на остров 19 октября и преследовал британские войска до самого берега посадка последних на суда совершилась беспрепятственно только под прикрытием корабельных орудий. В тот же день Нельсон взял остальную их часть и перевез их вместе с вице-королем на Эльбу, которую все еще намеревался отстаивать. Джервис держался в Сен-Фиоренцо до последнего возможного момента – хотя еще за две недели до выхода оттуда у него все было уже приготовлено к отплытию – в надежде, что подоспеет Манн, и из опасения, чтобы он не пришел после ухода флота. 2 ноября провизии на кораблях оставалось уже так мало, что дальнейшее промедление сделалось немыслимым, и адмирал снялся с якоря. После двухнедельного беспокойного плавания он достиг Гибралтара 1 декабря 1796 года. На пути он получил инструкции, отменявшие эвакуацию Корсики, если она еще не состоялась, и предписывавшие в противном случае удержание за собою хотя бы Эльбы.
Политика, в силу которой Великобритания решилась отозвать свои силы из Средиземного моря, имела доводы и за, и против. Причины колебаний британского правительства очевидны. Его первоначальные приказания прекратить все операции и очистить Корсику и Эльбу были отданы 31 августа. Генералы Журдан и Моро были тогда в самом сердце Германии, и так как эрцгерцог тогда только что начал свой блестящий контрмарш, которым оттеснил сначала первого, а потом и второго обратно к Рейну, то последствия его никоим образом нельзя было предвидеть. Последние из вестей, дошедших к тому времени до Англии из Италии, говорили о новых успехах Бонапарта при Лонато и Кастильоне и о новом отступлении австрийцев. Приказания же, отданные в отмену первых и помеченные 21-м числом октября, были вызваны влиянием успеха эрцгерцога и счастливого уклонения Вурмзера от встречи с Бонапартом, а главное – вступлением его в Мантую, вследствие чего, несмотря на повторявшиеся поражения австрийцев на поле битвы, гарнизон крепости был значительно усилен, и утомительная осада ее должна была начаться снова. Пока Мантуя держалась, Бонапарт не мог двигаться вперед, и австрийцы собирали теперь новую армию в Тироле. Британское правительство также не сумело понять огромного превосходства своего Средиземноморского флота и упорного характера его начальника. «Адмирал, – писал Эллиот на месте действий, – тверд как скала. Теперь у него четырнадцать линейных кораблей против тридцати или, может быть, сорока неприятельских. Если Манн присоединится к нему, то он, конечно, атакует противника, и все (командиры) уверены в победе». Можно с достаточным основанием сказать теперь, что если бы Манн послушался данных ему приказаний – а только крайние причины могут оправдать непослушание – то Сент-Винсентская битва состоялась бы в Средиземном море, и сильно повлияла бы на политику итальянских государств. После такой победы люди, подобные Джервису и Эллиоту, могли бы быть освобождены от ожидания дальнейших инструкций от правительства. «Изгнание англичан, – писал Бонапарт, – чрезвычайно важно для успеха наших военных операций в Италии. Мы должны предложить более суровые условия Неаполю. Оно имеет величайшее моральное влияние на итальянцев, обеспечивает нам пути сообщения и заставляет Неаполь дрожать даже за Сицилию».
По мнению автора, сэр Джильберт Эллиот высказывает верное заключение в следующих словах, которые показывают и большую дальновидность, и здравую политическую логику: «Я всегда думал, что в борьбе между Французской республикой и остальной Европой чрезвычайно важно, чтобы Италия, вся ли, или частью, не была присоединена к Франции ни в качестве ее владения, ни в качестве зависящей от нее республики. Я считал пребывание в Средиземном море британского флота, имеющего перевес над флотом противника, существенным средством для обеспечения Италии и Европы от такого несчастья. Предвидения Эллиота были оправданы потом Наполеоном. Непосредственным последствием эвакуации был мирный договор, подписанный 10 октября, т. е. как только весть о ней распространилась. В 1796 году кончались уже три года пребывания упомянутого флота в Средиземном море, и за это время дело присоединения Корсики к Англии мало подвинулось вперед. В этот момент было нужно не удаление с поля сражения, а проявление силы путем успешной битвы. И самые близорукие глаза могли сосчитать число кораблей, на которое союзный флот превосходил британский, действительное же превосходство последнего, т. е. преобладание его в силе, могли доказать только сражения. Если бы это было сделано, то острова и отдаленные окраины полуострова набрались бы смелости, и сражение в Лионском заливе имело бы такие же широкие последствия, какие породила Абукирская битва. Ко времени эвакуации тремя важнейшими факторами в военном положении были: осада Манту и, австрийская армия в Тироле и, наконец, но не на последнем месте, британский флот в Средиземном море. Он поддерживал Неаполь, а Неаполь или, скорее, юг Италии составлял одну из самых серьезных и тревожных забот Бонапарта. Наконец, можно сказать, что значение Корсики для флота доказано предпочтением, какое отдавал Нельсон Маддаленской бухте – в проливе, отделяющем Корсику от Сардинии – перед Мальтой как станции для британского флота, наблюдающего за Тулоном.
Немедленно по приходу в Гибралтар Джервис получил приказание идти со своим флотом в Лиссабон, вследствие обнаруженного союзными, испанским и французским, правительствами намерения сделать нападение на Португалию. При этом зона, в которой он мог действовать самостоятельно, была ограничена с севера параллелью мыса Финистерре. Перед отплытием он послал Нельсона в Средиземное море с двумя фрегатами для снятия гарнизона и своза припасов с Эльбы, об очищении которой опять были получены приказания. 16 января он отплыл в Лиссабон, прибыв туда 21-го; но за это время несчастья одно за другим обрушились на его флот. 10-го в Гибралтаре в сильный шторм, три линейных корабля были сорваны с якорей. Один совершенно разбился у марокканского берега, другой ударился так сильно о скалу, что его пришлось послать для ремонта в Англию. Вскоре после того третий сел на мель в Танжерской бухте и, хотя и исправил повреждения, не заходя в порт, был все-таки негоден для службы в предстоявшем тогда сражении. Четвертый при входе в Тэжу под проводкой лоцмана наскочил на мель и разбился. [26]Наконец, при выходе из реки 18 января 98-пушечный корабль сел на мель и вышел из строя. Все это сократило эскадру Джервиса, с которой он вышел в море на поиски неприятеля, до десяти линейных кораблей. И самый серьезный его помощник – Нельсон был также почти потерян для него после того интересного события, когда отвага и решительность будущего героя Абукира главным образом содействовали достигнутому успеху.
Выйдя из Гибралтара 15 декабря, Нельсон выдержал жестокий бой с двумя испанскими фрегатами, который составил бы видную страницу в биографии обыкновенного морского офицера, но который затерялся среди его других подвигов. Призы его были немедленно затем отбиты сильной испанской эскадрой, но его корабли ушли от последней. 26-го числа он прибыл в Портоферрайо и оставался там месяц. Здесь к нему присоединился Эллиот, бывший вице-король Корсики, остававшийся до тех пор после эвакуации острова в Неаполе. Генерал де Бург, командовавший гарнизоном, отказался покинуть свой пост без специальных распоряжений правительства, и потому Нельсон, имевший инструкции только от Джервиса, ограничился тем, что погрузил на корабли лишь морские припасы. Затем со всеми военными судами он отплыл с Эльбы 29 января 1797 года. 9 февраля он достиг Гибралтара и оттуда, узнав, что испанский флот прошел обратно через пролив, поспешил на соединение с адмиралом. Сейчас же по выходу из Гибралтара он подвергся преследованию нескольких испанских кораблей, [27]но удачно ушел от них и 13-го числа встретился с Джервисом. В 6 часов вечера он ступил на палубу своего корабля «Кэптен», на мачте которого развевался его брейд-вымпел [28]в сражении следующего дня.
Встреча между испанским и британским флотами, которую нам предстоит теперь описать, была результатом следующих движений. К концу 1796 года Директория, ободренная успехами Бонапарта и испанским союзом, прельщенная обещаниями недовольных ирландцев, решилась на экспедицию в Ирландию. Так как первая переправа войск и последующие сообщения их должны были опираться на превосходство силы на море, то из Тулона в Брест были отправлены пять линейных кораблей. Эта эскадра под начальством адмирала Вильнева отплыла из Тулона 1 декабря в сопровождении испанского флота из двадцати шести испанских кораблей, которые с октября месяца оставались в Тулоне. [29]6-го Л ангара ушел в Картахену, предоставив Вильнева самому себе. 10-го французы прошли через Гибралтар совсем на виду у британского флота, идя на фордевинд при очень свежем восточном ветре, который тогда причинил столько повреждений эскадре Джервиса и помешал ему преследовать противника. Они, однако, не дошли до Бреста достаточно вовремя для участия в экспедиции. Испанцы оставались в Картахене почти два месяца, и за это время командование ими было вверено адмиралу Кордове. Наконец, вследствие настоятельного давления со стороны Директории, они отплыли в Кадис 1 февраля, в числе двадцати семи линейных кораблей, пройдя Гибралтарский пролив при сильном восточном ветре, согнавшем их далеко к западу.
Сэр Джон Джервис, после того как оставил Лиссабон 18 января 1797 года, конвоировал к западу несколько португальских коммерческих кораблей, направлявшихся в Бразилию, и затем выбирался лавировкой назад к своей станции близ Сент-Винсента. 6 февраля к нему присоединилось подкрепление из пяти линейных кораблей, которые были отправлены из Англии, как только тревога ее за Ирландию миновала. Имея теперь под своей командой уже пятнадцать линейных кораблей, он крейсировал близ упомянутого мыса, зная, что должен встретить здесь какую-либо эскадру, идущую в Кадис или из Средиземного моря, или из Атлантического океана. В 5 часов утра 14 февраля присоединился к адмиралу фрегат «Нигер», который в течение нескольких дней выслеживал испанский флот, с известием, что последний находится, вероятно, не далее как на дистанции десяти или двенадцати миль к юго-западу. Ветер, с силою дувший в течение нескольких дней от юго-востока, перешел в течении ночи к WS, дав испанцам возможность взять на Кадис, после упомянутой лавировки за прошлую неделю. Это обстоятельство, которое при других условиях могло бы быть счастливым, привело большое, [30]плохо укомплектованное офицерами и плохо управлявшееся «сборище» кораблей к весьма печальной встрече с таким искусным, смелым и столь превосходно обученным противником, каким была сравнительно малочисленная и удобоуправляемая эскадра Джервиса. На рассвете, около 6 час. 30 мин. утра, с британских судов усмотрели в неясном очертании на горизонте, в направлении SWS, флот испанцев, шедший па пересечку их курса. Расстояние до него, не указанное в точности, было, вероятно, не менее пятнадцати или двадцати миль. Британский флот лежал бейдевинд, правым галсом, на курс между S и SW; тогда как испанцы, направлявшиеся в Кадис, правили на OSO. Курсы противников пересекались таким образом почти под прямым углом. В этот момент сближавшиеся бойцы представляли резкий контраст по их боевой готовности. Британцы, построившиеся ночью в две колонны, – одна из семи, другая из восьми кораблей – заслужили похвалу своего требовательного начальника «за превосходный сомкнутый строй». Испанцы, напротив, спеша войти в порт и смущенные переменой ветра за ночь, вследствие непривычки к плаваниям, разбились на два отряда. Передний из них, так как все суда их шли почти на фордевинд, был далеко под ветром. Он состоял из шести кораблей и опередил другой, состоявший из двадцати одного корабля, не менее чем на восемь миль. Даже и после того, как показался британский флот, испанцы в течение некоторого времени не делали никакой попытки поправить это пагубное разделение сил. Это пренебрежение было следствием отчасти их беспечности и плохого знания своей профессии, а отчасти и неверных сведений о неприятеле, численность эскадры которого они, согласно показаниям нейтральных судов, считали только в девять линейных кораблей.
Так как было пасмурно и по временам сгущался туман, то прошло некоторое время, прежде чем постепенно сближавшиеся противники могли отчетливо видеть друг друга. В 9 часов утра с марса флагманского корабля Джервиса можно было сосчитать число и различить ранги испанских кораблей, так что, вероятно, они находились тогда на расстоянии от двенадцати до пятнадцати миль от британских. В половине десятого Джервис послал три корабля вперед, а через несколько минут, на поддержку им, еще три. Благодаря такому маневру эти шесть кораблей получили возможность вести атаку. Около десяти часов туман рассеялся, и для противников раскрылось относительное их положение. Британцы, все еще в две колонны, правили в промежуток между двумя отрядами испанцев. Шесть подветренных кораблей последних поняли свое ошибочное положение и привели теперь к ветру на левый галс, взяв на NNW, в надежде соединиться таким образом с главным наветренным отрядом, который все еще держал на Кадис. Тогда Джервис сделал сигнал построиться в одну колонну, в боевой ордер баталии, и прорезать неприятельскую линию. Скоро сделалось очевидным, что подветренные испанские корабли не могут помешать этому маневру противника. В течение некоторого времени они не знали, на что решиться и спустились на SO; но скоро затем пять из них опять легли на NW, с явным намерением прорвать линию неприятеля, если нельзя было пройти впереди ее. [31]Шестой продолжал идти на SO и скрылся из виду.
Наветренный испанский отряд также увидел теперь, что весь он не может соединиться с отделившимися кораблями. Он отделил вперед три корабля, которым и удалось пересечь курс противника. Остальные же привели к ветру во все возраставшем беспорядке и легли на курс, почти параллельный, но противоположный курсу британцев, проходя мимо авангарда их на дальности пушечного выстрела. В половине двенадцатого «Каллоден», шедший в голове колонны Джервиса, пришел на траверз передовых кораблей этого отряда противника и открыл по ним огонь. Сэр Джон Джервис увидел теперь, что за ним обеспечено положение, какое является всегда весьма желательным для главнокомандующих. Его эскадра в удобоуправляемом боевом строю, расположилась между двумя частями силы противника, будучи в состоянии в течение значительного времени действовать против одной из них без вмешательства со стороны другой.
Представлялся вопрос, следовало ли ему, со своими пятнадцатью кораблями, атаковать восемнадцать наветренных кораблей противника или же восемь подветренных. Верная профессиональная логика заставила его быстро решиться атаковать больший отряд, потому что меньший, будучи под ветром, должен был затратить больше времени для прихода на помощь к наветренному отряду, чем затратил бы этот последний, если бы был вынужден противоположным решением Джервиса спуститься на выручку к подветренному. Решение это в принципе было тождественно с тем, которое определило тактику Нельсона в Абукирской битве. Итак, Джервис поднял сигнал повернуть оверштаг последовательно для преследования наветренных кораблей испанцев. Трубридж, предвидя приказание, уже поднял заранее ответный флаг – свернутый согласно морскому обычаю так, что достаточно было легкого движения руки державшего фалы, чтобы развернуть его в надлежащий момент. Как только сигнал адмирала был поднят, паруса покатившегося к ветру «Каллодена» уже заполоскали. «Посмотрите на Трубриджа, – воскликнул в восторге Джервис, – он управляет своим кораблем, как будто бы взоры всей Англии были обращены на него! И дай Бог, чтобы она видела это»! Как только арьергард испанцев прошел мимо, как «Каллоден» уже следовал за ним. Один за другим британские корабли становились ему в кильватер, причем те, которые еще держались на прежнем курсе, приходились между двумя испанскими отрядами. Испанский вице-адмирал, командовавший подветренным отрядом, на своем 100-пушечном корабле направился к флагманскому кораблю Джервиса «Виктори», седьмому от головного британской линии, как бы намереваясь прорезать ее перед его носом. Но так как «Виктори» шел очень быстро, то он во избежание столкновения вынужден был спуститься как раз у его борта. При этом он подставил себя продольным выстрелам противника, которые и заставили его удалиться из сферы боя вместе с другими кораблями его отряда. «Виктори», обстенивший на момент марсель для более точного прицеливания из орудий, опять наполнил его и затем повернул через фордевинд в кильватер «Каллодену»; за ним последовали и остальные корабли британской колонны.