Страница:
Вскоре после этого, 6 ноября 1793 года, британским министерством было сделано другое распоряжение, имевшее целью захват «всех кораблей, нагруженных продуктами какой бы то ни было колонии Франции или перевозящих продовольственные или другие припасы для потребления такой колонии». Это распоряжение было основано на законе 1756 года; принцип его, согласно толкованию британских властей, состоял в том, что торговля, воспрещенная нейтральным сторонам по законам страны в мирное время, не может быть допущена на законном основании во время войны для удобства воюющей стороны. При таком допущении нейтральные суда «в действительности вошли бы в состав торгового флота неприятеля, ведя его торговлю и служа его интересам и задачам». В то время колониальная торговля производилась метрополией; и против этой нее, а также и против подобным же образом стесненной прибрежной торговли, направлялись действия британских судебных учреждений и администрации. Нейтральные стороны возражали: «Из того, что метрополия монополизирует во время мира всю торговлю своих колоний, едва ли должно следовать, что в военное время она не имеет никакого права руководить ею». – «Мы отрицаем, что муниципальные законоположения, установленные в мирное время, могут каким-либо образом ограничить международные права нейтральных сторон в военное время». Очевидно, что эти аргументы не совсем согласны друг с другом; они напоминали скорее равные грузы на чашах весов, равновесие которых быстро нарушается, когда на какую-либо чашу страсти или интерес бросят «добавочный груз». Исходя из столь различных посылок, заинтересованные стороны могли идти неопределенно далеко по параллельным путям, отнюдь не приближаясь к пункту встречи.
Вопрос этот интересен главным образом как пример одного из тех «мертвых узлов», которые, затянувшись в критический момент под влиянием страстей или интересов, не допускают развязки иным путем, кроме войны. Бесполезно было указывать, что сама Великобритания сделала уступки во всех направлениях своим собственным мирным законоположениям, для выгоды своей торговли в рассматриваемой борьбе. Совершенно справедливо возражали, что она не оспаривала права своего противника пользоваться всякой помощью нейтральной державы, какую последняя могла оказать ей, – она только настаивала на решении не позволять нейтральной стороне безнаказанно оказывать такую помощь. Значительная часть населения Англии не сомневалась в правильности английской доктрины. Лорд Гоуик, который, так же как и м-р Грей, поставил в затруднительное положение свою партию в 1792 году излишеством своего либерализма, в 1807 году, в качестве министра иностранных дел, писал: «Нейтралитет, правильно понимаемый, не состоит в том, чтобы нейтральные стороны пользовались всяким случаем извлечь для себя пользу из взаимного положения воюющих государств, не считаясь с последствиями этого для той или другой из них. Он состоит в соблюдении строгой и честной беспристрастности, направленной к тому, чтобы не оказывать ни в чем содействия ни которому из противников; в частности же, в таком удержании своей торговли в руслах мирного времени, чтобы не помогать одной воюющей стороне избегать последствий враждебных действий другой». Согласие между каким угодно числом подданных заинтересованной нации не доказывает ничего относительно правовой стороны вопроса, но непримиримое различие во взглядах в ту эпоху показывает в высшей степени ясно необходимость для каждой стороны быть наготове отстаивать, в случае нужды силой, то, что она считает своим правом.
На основании изданного британским правительством 6 ноября указа, несколько сот американских судов были захвачены и введены в вест-индские порты британскими крейсерами. [166]Применение к этим судам упомянутого указа подлежит, однако, двум серьезным возражениям, если даже и допустимо в принципе. Во-первых, это было сделано без предупреждения, на основании закона, который по меньшей мере еще не получил международной санкции; и во-вторых, до войны торговля между французскими Вест-Индскими островами и Соединенными Штатами была допущена при посредстве судов свыше 60 тонн вместимости. [167]В течение года, до 30 сентября 1790 года, вместимость американских судов, вошедших из французских колоний в свои порты, достигла пятидесяти семи тысяч тонн. Таким образом, рассматриваемая торговля имела место и до войны и, следовательно, не подходила под закон 1756 года. [168]
Указ от 6 ноября не был обнародован почти до конца года; посланник Соединенных Штатов в Лондоне не получал копии с него до рождественских праздников. Он поспешил тогда сейчас же заявить протест; но прежде чем он добился аудиенции, 8 января 1794 года вышел второй указ, отменявший первый и устанавливавший распространение закона 1756 года только на суда, направлявшиеся из колоний прямо в Европу. Хотя и в новом указе был сохранен основной принцип первого, не принятый Соединенными Штатами, тем не менее, в виду того что он не распространялся собственно на их торговлю, многие поводы к неудовольствию были устранены.
Однако серьезность возникших уже ранее затруднений заставила правительство Штатов отправить в Англию чрезвычайного посла. Выбор пал на Джона Джея, прибывшего в Лондон в июне 1794 года. Британское правительство, которое уже отступило от своей первоначальной позиции и отменило указ 8 июня 1793 года о захвате продовольственных припасов, не нашло затруднений к примирительному образу действий. Результатом миссии Джея был торговый и навигационный договор, заключенный 19 ноября 1794 года – первое формальное соглашение между двумя странами. Убытки, причиненные американской торговле вследствие указа 6 ноября, были предметом обсуждения соединенной комиссии. Отчет о трудах ее не был опубликован до 1804 года, но на основании ее постановлений Соединенные Штаты получили вознаграждение за большую часть захваченных судов, и в следующем году Монро – тогда посол в Лондоне – настаивал на том, что будто бы решением комиссии совершенно осуждался принцип закона 1756 года. Однако ниоткуда не видно, чтобы полномочия ее распространялись далее обсуждения определенных частных случаев; по отношению к последним решение ее имело окончательную силу, но она не могла претендовать на то, чтобы то или другое правительство признало для себя обязательным мнение ее о каком-либо принципе из области международного права. [169]О законе 1756 года в договоре упоминания не было, но это могло быть истолковано как молчаливое признание его Соединенными Штатами или, по крайней мере, как подчинение их ему. [170]С другой стороны, Штаты добились значительных коммерческих выгод. Великобритания уступила американским судам привилегию прямых торговых сношений между Соединенными Штатами и британскими Ост– и Вест-Индиями, но не согласилась на допущение перевозки на этих судах товаров непосредственно неназванных колоний в другие иностранные порты. Собственно, британское правительство так страстно желало воспрепятствовать ввозу кофе и сахара в европейские порты на нейтральных судах, что настаивало – и добилось согласия со стороны Джея – на том, чтобы Соединенным Штатам дозволено было ввозить на своих судах патоку, сахар, кофе, какао или хлопок только в американские порты. Такое требование заставило бы американских купцов отказаться от права, которым они пользовались с большою выгодой, – вывозить во Францию из своих портов колониальные продукты, перевезенные в эти порты с французских островов; а право это основывалось на том допущении, что предварительный ввоз названных товаров в Америку как бы «очищал» последние от их колониального происхождения. Относящаяся к рассматриваемому вопросу статья договора, по представлении его Джеем в сенат была поэтому отвергнута, и только с таким изменением договор был ратифицирован обеими державами. Французское правительство смотрело с недоверием на переговоры между Великобританией и Соединенными Штатами. Несмотря на то что Джей уверял через американского посланника в Париже, что договор содержит определенное условие о ненарушимости действующих конвенций между Францией и Соединенными Штатами, оно беззастенчиво требовало копию договора, считая себя вправе получить ее, хотя последний не был сообщен еще правительству Штатов. Когда он сделался известным, то негодованию Франции не было границ. Главным образом возражала она против двух статей, которые благоприятствовали интересам воюющих сторон по отношению к нейтральным, против которых по преимуществу были направлены усилия слабейших морских держав. Первая из названных статей включала ясно установленный принцип что нейтральный флаг не покрывает неприятельского груза. Соединенные Штаты всегда признавали этот принцип, как общепринятый, хотя и пытались ввести в международные постановления противоположное начало. В договоре 1778 года между ними и Францией обе стороны согласились, что во всякой будущей войне, в которой одна из них будет участвовать, воюющая держала должна считать неприкосновенным имущество своего противника, если оно защищается флагом другой из заключивших договор сторон. Но Соединенные Штаты не думали, чтобы это соглашение между двумя державами обязывало все другие отказаться от установившегося обычая. Собственные интересы не располагали Великобританию к принятию предлагавшегося Штатами изменения, и старый принцип отчетливо признавался в семнадцатой статье договора. Другой пункт, вызвавший возражения со стороны Франции, относится к определению предметов контрабанды. Этот вопрос всегда составлял и составляет до сих пор одну из самых трудных задач международного права; потому что всякий предмет может иметь первостепенное значение в войнах одной эпохи или одной страны и почти не иметь значения в другую эпоху и на другом театре войны. Но по договору Джея Соединенные Штаты допустили, что морские припасы, а при некоторых обстоятельствах также и продовольственные, составляют военную контрабанду и поэтому подлежат захвату. Свободная торговля этими предметами имела большое значение для американцев; но они были тогда слабы с военной точки зрения и должны были подчиниться даже невыгодным для себя требованиям в вопросах сомнительного права. Материальные интересы граждан Соединенных Штатов, но не чувство собственного достоинства были отчасти пощажены тем, что Великобритания предложила оплачивать продовольственные припасы, которые будут конфисковаться ею в качестве военной контрабанды. Все эти условия шли вразрез с желаниями французов, смотревших на американцев как на обязанных им неоплатным долгом благодарности за скудную, хотя, конечно, чрезвычайно важную помощь, оказанную в революционной борьбе монархом, которого французский народ успел затем обезглавить. С этого времени к надменности, с которой французское правительство относилось к Соединенным Штатам, прибавилось еще раздражение. Франция закрыла глаза на затруднения и слабость новой и еще плохо связанной 1 группы государств, а также и на то, что порицавшаяся ею «сделка» в общем представляла косвенно выгоду и для самой Франции, пока Великобритания абсолютно господствовала на море. За высокомерными порицаниями и упреками последовал ряд мер, которые нарушали права нейтральных сторон, установленные договорами, и привели в конце концов к враждебным действиям между ней и Штатами.
Со времени договора Джея до Амьенского мира и вплоть до 1804 года отношения между Великобританией и Соединенными Штатами опирались на достаточно твердые основания. Бесчисленные придирки, правда, «предали» нейтральную торговлю в руки крейсеров, которые склонны были пользоваться слабыми поводами для захвата призов, толкуя в свою пользу благоприятные для них решения судов. При этом проволочки в делопроизводстве призовых комиссий значительно способствовали затруднениям нейтральных сторон, но в общем американская торговля процветала. В июне 1797 года государственный секретарь в возражение на одну резолюцию палаты сообщил, что «захваты, сделанные британскими крейсерами, и убытки, ими причиненные, судя по поступившим в департамент заявлениям немногочисленны, и надо думать, что последние исчерпывают почти все случаи, так как граждане Соединенных Штатов за три года привыкли обращаться за помощью к правительству». В 1801 году был разгар незаконных захватов английскими крейсерами американских торговых судов в Вест-Индии. Последние имели здесь малые размеры, а потому законные издержки по делопроизводству, будучи одинаковыми для призов какой бы то ни было стоимости, ложились на судовладельцев в рассматриваемом случае несоответственно большим бременем. Командиры английских крейсеров, рассчитывая поэтому на обычные судебные проволочки, часто надеялись на выгодные для себя сделки с судовладельцами. Злоупотребления подобного рода, как бы велики они ни были в принципе, не имеют ничего общего с непосредственными действиями правительства; и есть много случаев, в которых люди склонны извлекать нелегальные выгоды из несовершенств, двусмысленностей и недомолвок закона. Государственный секретарь, вручая отчет по рассматриваемому вопросу палате представителей, сказал: «Ни донесения, полученные от нашего посланника в Лондон, ни мои беседы с поверенным в делах его британского величества в Лондоне не приводят меня к заключению, чтобы британское правительство сделало какие-либо распоряжения, оправдывающие систему хищения, о которой здесь говорится». Действительно, в то время правительство, руководимое Питтом считало все торговые сношения не непосредственно с неприятельскими странами, выгодными для Великобритании, особенно если товары должны были проходить через ее порты. Согласно этому, в январе 1793 года была обнародована дальнейшая уступка закону 1756 года, распространяющая на европейские нейтральные державы льготы, данные в 1794 году Соединенным Штатам. Британские крейсера получили теперь приказание не захватывать нейтральных кораблей, направляющихся из враждебных колоний в Европу и нагруженных колониальными продуктами, если только последние сделались нейтральным имуществом и направлялись или в нейтральную страну, или же в какой-либо порт Великобритании. Последнее условие как бы предвещало политику, которую преследовали королевские указы десять лет спустя, и к которой Великобритания постоянно тяготела под давлением войны. Закон самосохранения требовал, чтобы Соединенное Королевство сделалось на время этой войны мировым торговым складом. Чем более процветала мировая торговля, тем выгоднее было для Королевства, чтобы торговые склады сосредоточивались в его границах. Таким образом Франция и весь мир должны были сделаться данником богатства и силы, которым суждено было спасти не только Великобританию, но и весь мир. Это был большой план, развивавшийся медленно и осуществлявшийся постепенно; в этом осуществлении он обезображивался различными несовершенствами, ошибками и даже преступлениями; но в существе своем он был безусловно основателен и в конце концов победоносен, так как на Великобританию и на торговлю опирались тогда судьбы государств земного шара.
В действиях Франции по отношению к нейтральным, особенно же американским судам отражались неустойчивость и возбужденность, следовавших одно за другим французских правительств, а также сильные страсти той эпохи и неопределенность, неизбежно сопровождавшая деятельность державы, которая, уклонившись от давно установившихся принципов и прецедентов, руководствуется только изменчивыми представлениями о том, что справедливо и что несправедливо. Декрета 9 мая 1793 года о захвате судов, нагруженных продовольственными припасами или имуществом неприятеля, был отменен по отношению к Соединенным Штатам 23-го числа того же месяца, как противный договору 1778 года. 28-го числа, пять дней спустя, эта отмена признана недействительной, и первоначальный декрет восстановлен в полной силе. [171]1 июля это решение опять было изменено и сделано было распоряжение о соблюдении вышеупомянутого договора. Несмотря на это, посланник Соединенных Штатов не мог добиться освобождения судов, захваченных вопреки статьям договора, и 27 июля последнее распоряжение было снова отменено. 22 сентября американский посланник пишет: «Я знаю, что все еще думают об отмене декрета, на который я жаловался, и что в то же время он еще не был передан в комиссию посредников. В действительности он приносит весьма мало вреда, потому что действия флотов этой страны стеснены неприятелем, а приватиры – декретом Конвента». В таком положении оставались дела в течение царства террора и до 15 ноября 1794 года – после падения Робеспьера, когда Директория издала свой первый эдикт по рассматриваемому предмету. Им подтверждалось, что имущество неприятеля под нейтральным флагом подлежит захвату до тех пор, пока враждебные Франции державы не объявят французского имущества на нейтральных кораблях свободным; таким образом грузы на американских судах находились в зависимости не от формальных соглашений Франции с Соединенными Штатами, но от поведения Великобритании. 3 января 1795 года последовал декрет об отмене упомянутого эдикта. Имущество неприятеля под нейтральным флагом было объявлено теперь и оставалось свободным от захвата до 3 июля 1796 года, когда была издана прокламация, сообщавшая нейтральным державам, что крейсеры Французской республики будут поступать по отношению к их коммерческим судам в деле конфискации, осмотра или задержек их так же, как поступают английские крейсеры. Великобритания сделалась, таким образом, верховным законодателем по отношению к нейтральным судам.
За этим последним шагом французского правительства прямо последовало выражение недовольства трактатом Джея, ратификация которого состоялась в Лондоне 28 октября 1795 года. 16 февраля 1796 года французский министр иностранных дел сказал Монро, американскому посланнику, что правительство его считает союз между двумя державами, заключенный трактатом 1778 года, разорванным трактатом Джея; и затем 7 октября Монро получил известие, что посланник при правительстве Соединенных Штатов отозван и не будет замещен. Между тем президент Вашингтон, недовольный поведением Монро, потребовал его возвращения и послал на смену ему Пинкнея. Но Директория 11 декабря отказалась принять какого бы то ни было полномочного посланника Соединенных Штатов, пока не получит удовлетворения заявленных ею претензий, [172]и 25 января 1797 года Пинкнею было приказано оставить страну, как нелегальному иностранцу.
Франция теперь окончательно ступила на путь насилия по отношению к Соединенным Штатам, что произошло не потому, что последние дали ей повод к сколько-нибудь основательному недовольству, а вследствие стремления принудить все страны исполнять требования французской политики. Чрезвычайно неопределенные статьи декрета 2 июля 1796 года уполномочивали командира французского судна захватывать нейтральное, если, по его мнению, поведение Великобритании по отношению к нейтральным судам оправдывало захват, и ставили конечную судьбу приза в зависимость от трибунала, который должен был руководствоваться также лишь своим мнением о том же предмете. «Вы ошибаетесь, – сказал французский депутат, – если думаете, что приватир выходит в море, снабженный инструкциями от морского министра, который должен направлять его действия. Инструкции составлены судовладельцами, которые указывают командиру, какие призы он может захватывать. Они собирают для таких указаний все данные, находящиеся в законах, – невзирая на то, противоречат они друг другу или нет, – с 1400 года до закона, изданного 29 нивоза, 6 года» (18 января 1798 года). [173]
В Вест-Индии французские агенты, в сущности отрезанные от всякого контроля со стороны своего правительства господством британцев на море, издали 27 ноября 1796 года декрет о захвате американских судов, направляющихся в британские порты или выходящих из них. 1 августа они даже распорядились, чтобы все суда, на которых оказывались контрабандные товары, захватывались и присуждались как приз, каково бы ни было их назначение. При этом действовавший тогда закон допускал конфискацию только предметов контрабанды, но отнюдь не самого судна или остального груза. 1 февраля 1797 года те же самые агенты предписали захват всех нейтральных судов, отплывавших с французских островов, которые сдались неприятелю, и объявили их законными призами. Что эти поступки вполне отвечали цели Директории, это можно вывести из захвата американских судов в европейских водах по декрету 2 июля и из факта, что французские консулы в Мальте и Кадисе истолковали декрет как объявлявший законным призом всякое судно, захваченное лишь потому, что оно направлялось в британский порт. Более трехсот американских судов были таким образом захвачены и большая часть из них признана законными призами. Представители правительства Соединенных Штатов, посланные во Францию для переговоров по этому предмету, заявили в октябре 1797 года, что последняя отняла от Америки более пятнадцати миллионов долларов. «Ни в какой период войны, – писали они затем, 7 февраля 1796 года, – не проявляла Британия такого насилия; ни в какой период не настаивала она на признании за собою права поступать таким образом». [174]«Имело ли когда-либо место, – писал уже цитированный нами депутат, – что-либо подобное несправедливому присуждению призов у Антильских островов?».
Такие бессистемные и произвольные поступки знаменательны главным образом как проявление отсутствия сколько-нибудь установившихся принципов действий со стороны французского правительства и его агентов. Эти поступки были тесно связаны с подобными же поступками по отношению к нейтральным судам в европейских французских портах. При открытии враждебных действий в 1793 году сто три американских судна были арестованы в Бордо и задержаны там более чем на год без объяснения какой-либо причины этого, понесенные вследствие этого судовладельцами убытки не были возмещены еще и в 1796 году. Грузы насильно снимались с судов, и уплата за них или совсем не производилась, или предлагалась натурою, и притом с такими проволочками, что в одной Вест-Индии убытки американцев были исчислены в два миллиона долларов. Кроме таких поступков, которые имели характер грабежей, французское правительство и его агенты не выполняли контрактов и других финансовых обязательств по отношению к американским гражданам. Раздражение обоих правительств друг к другу, а также, раздражение со стороны американских купцов к французам продолжало быстро расти.
Декрет 2 июля, бывший по существу формальным отречением от трактата 1778 года, оставался в силе и еще более затруднил американцев после указа французского правительства от 2 марта 1797 года. Этим указом требовались чрезвычайно стеснительные доказательства нейтральности судов перед французскими трибуналами – представлением документов, которые давно уже вышли из употребления на судах.
Около этого времени удивительные успехи Итальянских кампаний Бонапарта приближались к триумфальному завершению. 14 января 1797 года состоялось сражение при Риволи; [175]2 февраля сдалась на капитуляцию Мантуя, и папа был вынужден домогаться мира. Австрии оставалось только надежда бороться против приближения противника к ее германским владениям. Самоуверенность членов Директории не знала границей они приступили теперь к установлению той политики по отношению к британской торговле, которую Наполеон унаследовал от них. Они составили план принуждения Соединенных Штатов к отказу от ненавистных им конвенций договора Джея и настаивали на том, чтобы голландское правительство, бывшее тогда в полной зависимости от Франции, потребовало охраны голландского имущества на американских судах от захватов со стороны британцев и действовало в пользу союза трех республик против Великобритании. Согласно этому, Голландия заявила Америке, «что раз обстоятельства заставляют ее вверять интересы своей торговли нейтральному флагу американских судов, то она имеет основательное право настаивать на том, чтобы этот флаг энергично защищался». Другими словами, что, так как морское могущество британцев изгнало голландские корабли с океанов и морей, то голландская торговля должна была прикрыться американским флагом, и что поэтому Соединенные Штаты должны бороться силой оружия против захватов британцами голландского имущества, несмотря на то что традиционное международное право не оправдывало такого образа действий. 6 мая 1797 года и Испания, без сомнения под давлением Франции, заявила такое же требование. Подобные же представления были сделаны и другой нейтральной державе – Дании. Во всем этом видно как бы предсказание усилий Наполеона добиться того, чтобы ни одно государство не считало себя вправе относиться нейтрально к господству Великобритании на море. Скоро затем развитие этой идеи пошло дальше. От Дании потребовали закрытия устья Эльбы для британской торговли. «Франция, – писал наш посланник в Лондоне 12 марта 1797 года, – считает наш договор с Соединенным Королевством основательной причиной своих действий на море по отношению к нам. Недавно она потребовала прекращения торговых сношений с Англией от Гамбурга и Бремена. Они не согласились на это, и французский посланник был отозван из Гамбурга. Такое же требование было предъявлено и к Дании, отказ которой повел к резким дипломатическим пререканиям. Ни названные города, ни Дания не заключали никакого трактата с Англией». Враждебные действия с Австрией были прекращены Леобенским перемирием 18 апреля, за которым последовал, после долгих переговоров, Кампоформийский договор 17 октября 1797 года. Из всех участников коалиции против Франции Великобритания одна оставалась стойкой и непреклонной. В 1797 году Австрия, после того как уступила Франции, предложила вести переговоры, но предъявленные ей условия были таковы, что она отказалась принять их, и ее послу было предложено оставить Францию в таком же резком тоне, как и Пинкнею несколько месяцев назад. Директория думала, что теперь пришло время, когда Великобритания безусловно должна подчиниться ее требованиям и что оружие для уничтожения торговли этой морской державы уже выковано 31 октября 1796 года (10 брюмера; An. 5) Законодательным собранием был проведен закон, запрещавший допущение в пределы Франции каких бы то ни было британских мануфактурных товаров, причем было объявлено, что все лица, которые владеют таковыми, должны заявить о них в течение трех дней, и что эти товары должны быть немедленно упакованы и сданы в экспортные склады для обратного вывоза их из страны. Чтобы обеспечить исполнение этого требования, таможенные досмотрщики были уполномочены производить обыски в частных квартирах, расположенных в пределах трех лиг от границ или от морского побережья, и во всех занимаемых купцами помещениях по всей стране. В начале войны