Мельников Руслан. Пески Палестины

   Скрипнули ворота. Послышалась немецкая речь. Во двор вошли четверо. Плотный, почти толстый эсэсовец со «шмайсером» на боку и овчаркой на поводке, тощий тевтонский рыцарь с боевым ведром на голове и обнаженным мечом в руке да двое средней упитанности угрюмых кнехтов с заряженными арбалетами. Гитлеровец – простой солдафон, даже без нашивок сержанта-шарфюрера – явно был главным в этом квартете.
   Приветственных «салямов» теперь не звучало. Зато Бурцеву довелось услышать из уст улыбчивого Мункыза штук пять торопливых «гутен тагов». По одному на брата, надо полагать. И на собаку в придачу.
   Грозная овчарка, кстати, выглядела сейчас ошалелой и потерянной. Пес скулил, поджимал хвост, пятился и недоуменно вертел мордой из стороны в сторону. Эсэсовец одернул собаку. Раз, другой. Та не успокоилась. Резкий запах, пропитавший все подворье Мункыза, нервировал овчарку и сводил на нет ее служебные качества.
   – Чем здесь воняет, старик? – поморщился немец.
   – Я готовлю целебные снадобья и провожу алхимические опыты, – заискивающе оправдывался Мункыз. – У меня есть разрешение… Это, которое… ли… ли…
   – Лицензия?
   – О да, есть лицензия господина коменданта. Я могу показать, если господину Хранителю будет угодно.
   У Бурцева отвисла челюсть. Ни фига ж себе! Лицензирование алхимической деятельности! Немцы умудрялись буквально делать деньги из воздуха!
   – Не нужно, – эсэсовец исподлобья осматривал подворье. – Ты хозяин?
   – Да, я! – закивал Мункыз. – И я рад, что мой дом почтили своим присутствием…
   Немец не дослушал. Повернулся к Бурцеву и его спутникам. Повел стволом «шмайсера»:
   – Это кто такие?
   Бурцев заприметил под ногой хорошенькую такую каменюку. Успеть бы схватить в случае чего…
   – Мои гости, – осторожно ответил старик. – Достойные и законопослушные люди. Иные не заходят в мой дом.
   – А я так думаю, в твой дом заходит много всякого сброда.
   На Бурцева и его спутников смотрели холодные глаза. И чернота «шмайсеровского» ствола.
   – Это благородные рыцари-пилигримы с оруженосцами и слугами, купец из дальних стран и его помощники, – быстро-быстро говорил Мункыз. – Им нужно было найти ночлег до наступления запретного часа. А всему Хлебному рынку известно, что бедный Мункыз за умеренную плату принимает постояльцев.
   – Ну, так уж и за умеренную, – хмыкнул фриц. – Небось, обдираешь приезжих, как липку, а налоги не платишь.
   – Как можно! – всплеснул руками Мункыз. – Аллахом клянусь, господин! Почти бесплатно пускаю к себе на постой. И долю благочестивых Хранителей Гроба отчисляю исправно. Да и как не отчислять, если каждый гость, покидая город, обязан доложить, на чьем подворье ночевал и какую сумму оставил хозяину.
   – А почему ж твоим гостям не подходит постоялый двор или приют для паломников?
   – Так ведь всем известно, как тесно становится там к ночи. А у моих гостей достаточно золота, чтобы заплатить за отдельную крышу над головой. Я отдаю в их распоряжение свою мастерскую…
   Мункыз указал на сарай с печью.
   – …И весь двор отдаю, чтоб было куда ставить лошадей.
   Старик обвел подворье рукой. У немца заблестели глазки.
   – Достаточно золота, говоришь, «бедный Мункыз»? А так ли уж достаточно? Мы вот сейчас проверим. Ты… – «Шмайсер» ткнул Бурцева в живот. – У тебя есть чем платить за постой? Ты понимаешь по-немецки?
   Бурцев кивнул. Отцепил от пояса мешочек с золотыми – щедрый венецианский подарок Джеймса Банда, развязал, намереваясь дать взятку в пару монет. Куда там! Фриц ловко вырвал кошель из рук. Взвесил на ладони, хмыкнул удовлетворенно, рассовал все содержимое по карманам.
   – Будем считать это добровольным пожертвованием на благо Святого Города.
   Пожертвованием?! Ага, как же! Беспредел – вот что это такое! Мелкое вымогательство в особо крупных размерах! Ишь, морда арийская! Рэкетир хренов!
   – Имеются возражения? – Эсэсовец стрельнул глазками по лицам. «Шмайсер» тоже мог бы сейчас пальнуть. Запросто мог бы…
   Возражений не было.
   – Неразговорчивые какие-то у тебя постояльцы, Мункыз, – разочарованно протянул немец. – Может, скрывают что?
   – У них есть деньги, – пожал плечами старик. – Что еще должно интересовать бедного лекаря, алхимика и астролога? Обо всем, что необходимо, моих гостей уже расспросили на въезде в город.
   – Расспросили… – рассеянно согласился эсэсовец.
   Подошел к повозке. Откинул полог. Заглянул внутрь. Скривился:
   – Хм, а то, что во дворе правоверного мусульманина стоит телега со свининой, тебя тоже не интересует?
   – Я не прикасаюсь к мясу нечистого животного, – пожал плечами Мункыз. – Это товар заморского купца.
   Кивок в сторону Сыма Цзяна… Эсэсовец долго ходил вокруг. По-хозяйски осматривал, ощупывал телегу. Изрек, наконец:
   – Хороша. Крепкая повозка. На такой бы снаряды возить, а не мясо.
   У Бурцева перехватило дыхание.

Глава 41

   – Что возить? – вежливо переспросил Мункыз.
   – И лошади хорошие, – задумчиво продолжал немец, глянув на коновязь. – Ты слышал о новом приказе коменданта, Мункыз? Повозки и здоровые кони реквизируются. Нам сейчас нужны повозки и кони.
   Ах, вот в чем дело… Бурцев сжал зубы. Эвакуация! Ну да, конечно. Полнолуние начинается этой ночью, так что пора бы. Сначала фашики вывезут все, что можно, гужевым транспортом, потом из Иерусалима уйдет техника с личным составом цайткоманды. Потом – атомный взрыв. Только прежде германские хрононавты проведут один эксперимент. Отправят в центральный хронобункер СС Аделаидку.
   Бурцев старался дышать глубоко и ровно.
   – Лошадей забираем, – заявил фриц. – Телегу тоже.
   Эсэсовец осклабился:
   – Избавим тебя, Мункыз, от нечистого мяса.
   Повинуясь приказу Хранителя, кнехты вывели со двора верховых коней, потом упряжку. Оставили на улице. Кому-то, кто ожидал снаружи. Вернулись. Все происходило в полной тишине. А что тут скажешь? Эти ребята не просят «мамка, курка, яй-ко, салко давай». Эти берут сразу. Все берут, что приглянулось. Вонючее салко, правда, жрать не станут – выбросят. И фиг с ним. Салко – не жалко. Не жалко даже оседланных лошадей. А вот телегу… Телегу жаль. Как теперь подвезти снаряды к воротам? Не на горбу же переть через весь город?! А ведь другой подходящей повозки после приказа коменданта об эвакуации, наверное, днем с огнем не сыщешь. Хорошо, хоть успели спрятать контрабанду. Только надежно ли?
   Эсэсовец словно прочел мысли Бурцева. Повернулся к тевтонам:
   – Обыскать! Все обыскать!
   Вот, собственно, ради чего сюда и приперлись немцы. А грабеж средь бела дня – это так, цветочки…
   Обыск длился недолго. Чтоб осмотреть торговую лавку и скромное жилище Мункыза, сараюшку во дворе да пустую беседку, много времени не требуется.
   – Ничего, – доложили тевтонские кнехты.
   – Ничего, – подтвердил рыцарь.
   Фашик, однако, оказался более сведущим в подобных делах.
   Цепкий глаз эсэсовца скользнул по коврику и подушкам в беседке. Носок сапога тронул притоптанную землю. Там, где лежала труха из потревоженной соломенной подстилки и несколько ковровых ворсинок.
   Эх, Мункыз-Мункыз… Конспиратор, блин, подпольщик-самоучка! Бурцев снова глянул на камень под ногой. Схватить, шарахнуть под фашистскую каску, в основание шеи, цапнуть «шмайсер». А там – трава не расти.
   Мункыз перехватил его взгляд. Чуть заметно качнул головой – погоди, мол, не торопись. Бурцев погодил. Сарацинский мудрец отчего-то не производил впечатления перепуганного вусмерть человека. Что-то задумал старик, на что-то надеялся? Ладно, камень обождет. Бурцев решил довериться алхимику. Пока…
   – Убрать! – гитлеровец кивнул на коврик и подушки в беседке.
   Подошли и отошли кнехты. Коврик с подушками полетели в сторону.
   Немец сгреб ногой солому, землю. Раз, другой. Показались обитые кожей доски.
   – Что тут у тебя, старик?
   – Тайный подвал, – спокойно ответил Мункыз. – Для особых смесей.
   – Для особых?
   – Да. Для редких веществ, которые следует хранить подальше от дома.
   – Что за смеси? Что за вещества? Почему прячешь подвал?
   – Чтоб никто не пострадал по неведению, – пожал плечами Мункыз. – Если какой-нибудь злоумышленник заберется сюда в мое отсутствие…
   – Открывай! – потребовал немец.
   Без тени волнения алхимик поднял крышку лаза. Эсэсовец заглянул вниз – в темноту. Зажал нос.
   – Ох-х-х! Ну и запах!
   Да, шибануло капитально. У Бурцева, стоявшего в отдалении, и то глаза заслезились. Забористый запашок! Острый, пронзительный, отвратный… Пахло помойкой, дохлятиной и еще невесть какой гадостью. Гадостями, точнее, собранными воедино в жуткой концентрации. По сравнению с этим убойным букетом даже стойкая алхимическая вонь, что окутывала подворье Мункыза, казалась теперь изысканнейшим ароматом.
   – Огня! – кривясь, потребовал Хранитель Гроба.
   Дали ему огня. Запалили факел. Ни один мускул не дрогнул на лице лекаря.
   Автоматчик с собакой, которая от накатившей вони беспокойно вертела носом и потихоньку сходила с ума, остался снаружи. Тевтонский рыцарь – тоже. В нору загнали кнехтов.
   «Ну, вот и все», – подумалось Бурцеву. Рука сама тянулась к камню. Сейчас удобный момент – немцы не смотрят в его сторону.
   – Здесь тоже ничего нет! – глухо донеслось из-под земли.
   Бурцев от изумления и неожиданности выпустил булыжник.
   – В самом деле? – удивился эсэсовец. – Ищите лучше.
   Гитлеровец не верил.
   В потайном подвальчике что-то упало, что-то разбилось…
   – Точно – ничего, хэр Хранитель! Снадобья да мази всякие. И воняет так… дышать нечем.
   – Вылезайте!
   Фашик не удержался. Привязал скулящего пса к беседке, взял факел, полез в подвал сам. И тут же выскочил обратно. Ругаясь, отплевываясь.
   – Что за пакость ты там держишь, Мункыз?
   – Я говорил благочестивому господину Хранителю Гроба, что часть субстанций, с которыми мне приходится иметь дело, лучше хранить подальше от жилья.
   Ответ прозвучал почтительно и подобострастно. Если алхимик и улыбался сейчас, то искусно прятал насмешку в седой бороде.
   Немцы ушли. Впрочем, «ушли» – не совсем то слово. Прикрыв носы ладонями, они уж скорее бежали от газовой атаки. Опасность миновала. Бурцев, превозмогая отвращение, подошел к подвалу, спустился вниз.
   На утоптанном земляном полу догорал брошенный факел. Рядом валялись глиняные черепки. Среди битой керамики – маслянистое пятно с белыми шипящими потеками и вкраплениями самых разных цветов и оттенков. А вот снарядов-фугасок, положенных сюда же, на это самое место, нет и в помине. И оружия нет. Вот так чудо! Вот так алхимический опыт!
   Бурцев судорожно глотал вонючий воздух и тупо щупал пол. А ничего! А ни хрена! Но как?!

Глава 42

   – Все просто, – улыбнулся Мункыз.
   Невыносимая вонь понемногу выветривалась. Слезу, по крайней мере, уже не вышибало, так что старик тоже рискнул спуститься в тайный закуток. А спустившись, сунул руку за неподъемный стеллаж и…
   И все действительно оказалось проще некуда. Здоровенный шкаф вдруг сдвинулся с места, провернулся вокруг своей оси. Сразу потянуло сквозняком. Откуда-то из-за стены потянуло, выдувая неприятный запах и наполняя подвал спертым воздухом подземелья.
   Так… Между задней стенкой стеллажа и каменной кладкой образовалась щель. Потом щель расширилась, стала проемом, в который запросто мог бы пройти человек.
   – Старые ходы госпитальеров, – пояснил Мункыз. – О них неизвестно даже всезнающим Хранителям Гроба. Когда немецкие колдуны прокладывали Проход Шайтана, большая часть подземелий обрушилась. Но ходы, что связывали владения иоаннитов с аль-Кумамы – церковью Гроба, уцелели.
   Бурцев начинал понимать. Укрытый от чужих глаз подвал всего лишь маскировал вход в настоящий тайник алхимика-подпольщика. Туда-то и была спрятана вся контрабанда. А чтобы у немцев не возникло желания устраивать под землей обыск…
   – Ты специально разлил здесь какую-то гадость, да, Мункыз?
   – Ну, положим, это вовсе не гадость, – не то обиделся, не то развеселился старик. – Я разбил сосуд с особо зловонными ингредиентами, которые использую для создания философского камня и алхимического напитка, продлевающего жизнь.
   – Хм, – Бурцев принюхался, пытаясь определить состав убойной смеси. Не смог. – И о каких же ингредиентах идет речь?
   – О, слишком долго перечислять, – Мункыз ухмыльнулся. – Это сложная смесь. Прокисший джак^[52], козлиный помет, львиная моча…
   Бурцев фыркнул… Надо же, и здесь львиная моча! Венецианские красавицы моют ею голову как шампунем. А местные шарлатаны, выходит, гонят из урины царя зверей философский камень и эликсир молодости!
   – …сера, протухшее яйцо, негашеная известь, ртутные соединения…
   – Хватит-хватит-хватит! – взмолился Бурцев. – Можешь не продолжать.
   Парфюмер, мать твою!
   – Ну, и еще многое-многое другое, – сжалился Мункыз. – Запахи эти надолго отпугивают и людей, и собак.
   – А это не того… не опасно это? – на всякий случай осведомился Бурцев. – Может, нам лучше выбраться отсюда?
   – Ничего страшного, – заверил алхимик. – От вдыхания паров моих микстур еще никто не умирал.
   Успокоил… Можно сказать и так.
   – А что, из твоего варева действительно выпариваются философские камни и эликсир молодости?
   – Ну… философского камня мне еще добыть не удалось, – признался Мункыз, – а что касается эликсира…
   Алхимик хитро прищурился:
   – Не знаю, Василий-Вацлав. Видишь ли, запах у полученного напитка такой… гм… специфический…
   – Уж могу себе представить!
   – В общем, никто пока не решился попробовать мой эликсир. Даже я сам. Поэтому мне нечего ответить на твой вопрос.
   Ладно, нечего – так нечего. Бурцев сунул факел в проем между стеллажом и стеной подвала. Посветил… Темный коридор. Шершавые стены, низкий сводчатый потолок. Оружия и снарядов не было. Фокусы продолжаются?
   – Мункыз, где наши вещички?
   – Там, – лекарь-алхимик указывал куда-то во тьму. – Тридцать шагов прямо и десять направо.
   Ага, как же, тридцать шагов! И еще десять! Бурцев представил, как этот сухонький старичок бегает в темноте со снарядами под мышкой. С весьма увесистыми, между прочим: Бурцев и то запыхался, спуская танковые фугаски в подвал. А ведь было еще оружие дружинников и два «шмайсера» в придачу. Нет, перетаскать все это добро за время, пока Мункыз находился в подвале один, нереально. Даже для спринтера-тяжеловеса. Быстренько покидать за отодвинутый стеллаж – это еще да, это возможно, но тридцать шагов прямо и десять направо…
   А Мункыз смотрел на него и улыбался.
   Очень весело!
   – Слушай, дед, – Бурцев начинал терять терпение. – Я ведь сейчас напою тебя твоим же эликсиром. Ты у меня быстренько помолодеешь! До младенческого возраста! Чтоб старческое слабоумие прошло.
   – Но я говорю правду! – возмутился алхимик.
   – Тебе не под силу таскать такие тяжести!
   – А я их и не таскал. Там, – кивок в темноту, – есть кому таскать и без меня.
   – Там? – Бурцев уставился на него. – Есть? Кому?!
   В отблесках факельного света мелькнула тень. И не одна. Из мрака, словно из стен выступали… И не понять, кто выступал… Грязные, страшные… Бурцев невольно отпрянул. Не заметил, как перешел на русский:
   – Мать вашу!
   Выставил факел вперед. Взмахнул перед собой гудящим пламенем:
   – Стоять, уроды! Сожгу любого, кто приблизится!
   – Эй, воевода, чего там? – прогремел сверху голос Гаврилы.
   В подвал уже спускалась помощь.
   – Не кричи так, Василий-Вацлав, – потребовал Мункыз. – И не нужно размахивать огнем. Это друзья.
   – Друзья?!
   Ничего ж себе дружбаны! Бурцев покрепче вцепился в факел. Рядом уже стояли Гаврила, Сыма Цзян и Джеймс.
   – Да, друзья. Это не приведения, не джины и не дэвы. Это люди из плоти и крови.
   – Что они здесь делают, Мункыз?
   – Готовятся к ночной вылазке. Ты разве не знал, куда идешь, когда направил стопы к моему дому?
   – Знал…
   Так вот оно, иерусалимское подполье! Вот кто ведет в Святом Городе тайную войну! Пламя гоняло причудливые тени по серым камням и бледным лицам. Толком разглядеть или хотя бы сосчитать людей в этом обманчивом освещении было трудно, почти невозможно.
   Подпольщики – вовсе, как оказалось, и не страшные, а скорее уставшие, измотанные – сползались на огонь, будто истосковавшиеся по свету узники. Все вооружены. Но очень-очень убого. Дубинки да короткие ножи. Да два копья на сучковатых палках. Да пара простеньких луков. Да одна ржавая сабля. На весь отряд. Доспехов нет. Щитов и шлемов тоже. С настоящим оружием у этих бойцов невидимого фронта было туго.
   – Здесь воины, ремесленники, торговцы, дехкане… – негромко произнес старый араб. – Те, кто слишком много потерял. И кому терять больше нечего. Их семьи погибли. Их сердца жаждут мести.
   Сарацин говорил. Бурцев слушал…
   В отряд Мункыза входили и мусульмане, и христиане. Не было разве что иудеев: евреев немцы перебили всех поголовно, как только захватили город. Бойцы иерусалимского сопротивления через доверенных лиц поддерживали связь с повстанцами, рыскавшими по Святой земле, снабжали их информацией обо всем, что происходит в логове Хранителей и тевтонов, а также сами периодически совершали вылазки. Нападать на позиции германцев или на немецкие патрули для плохо вооруженых горожан было смерти подобно – смерти бессмысленной и ненужной. Поэтому главной целью подпольщиков становились дома сарацинских «полицаев».
   А уж мунафиков вырезали безжалостно, часто – вместе с семьями. В ответ немцы устраивали показательные акции возмездия на улицах и рынках Иерусалима. Кровь за кровь. Террор за террор… И разомкнуть этот круг уже невозможно.
   Городские партизаны гибли часто, однако тайные подземелья иоаннитов не пустовали. После каждой карательной операции в городе появлялись новые мстители. Мстители искали убежище и соратников. Кто очень хотел, кто хотел по-настоящему – находил.

Глава 43

   Рассказ Мункыза прервал громкий стук. Били железом о железо. Где-то неподалеку. Звонкое эхо металось по подземелью.
   – Что это? – вскинулся Бурцев. – Кто это?
   – Франсуа, – даже в неверном свете факела видно было, как побледнел вдруг Мункыз. – Франсуа де Крюе. Он остался с вашим оружием.
   – И что же твой Франсуа делает с нашим оружием?
   – Н-н-не знаю.
   Алхимик схватил факел, побежал на звук, освещая дорогу. Бурцев, спотыкаясь и матерясь, ринулся следом.
   Тридцать шагов прямо…
   Сзади слышался топот, чьи-то возгласы. Бежали, натыкаясь друг на друга, подпольщики, дружинники.
   Десять направо… Узкий проход. Проем без двери. Небольшое помещение… Старик не входил – стоял, замерев, на пороге. Светил факелом. И в пляшущих отблесках Бурцев увидел…
   Большие глиняные горшки. Закрытые, выставленные вдоль стен. Тоже какой-нибудь алхимический эликсир?
   Маленькие масляные лампадки в глубоких стенных нишах. Их огоньки чуть тлели на кончиках фитильков и света почти не давали.
   Сваленное на полу оружие, аккуратно уложенные снаряды. Да, это их добро. Вся тайно ввезенная в город контрабанда. Стоп! Нет, не вся! Булавы не хватает. И еще – «шмайсеров».
   Распятие на голой каменной стене. А под распятием кряжистый длинноволосый усач в стеганом гамбезоне-поддоспешнике, как заведенный, поднимал и опускал булаву Гаврилы Алексича. Опускал на немецкие пистолеты-пулеметы. На то, что от них осталось. И при этом истово бормотал по-латыни. Молился…
   Идиот! Бурцев отпихнул оцепеневшего Мункы-за, прыгнул вперед, повис на занесенной палице. Свалил незнакомца.
   Они катались по полу, рыча и брызжа слюной. Разбили два горшка. Один – с темным сыпучим порошком, другой – с вязкой липкой жидкостью. Мункыз что-то кричал – негодующе и требовательно. Бурцев не слушал. И не отпускал противника, пока не отобрал оружие Гаврилы. Ох, как хотелось вмазать булавушкой по бледной усатой физиономии! Но чьи-то сильные руки уже оттаскивали Бурцева в сторону. Оттащили…
   Бурцев вырвался, встал на ноги. Тоскливым взглядом окинул искореженные останки «шмайсеров». Ме-тал-ло-лом! Не стрелять из них больше, не бить фашистов. Зря только везли в Иерусалим!
   – Мункыз, что за дела?! – яростно прохрипел он.
   За алхимика ответил незнакомец в поддоспешной стеганке. Услышав немецкую речь, усач подскочил с пола, пригладил растрепанные волосы, оскалился щербатым ртом. И тоже прошпрехал – гордо, самоуверенно:
   – С молитвой на устах я уничтожил твое дьявольское оружие, презренный колдун! Теперь ему не сгубить ни одной души.
   – Да уж не сомневайся – теперь нипочем не сгубить, – огрызнулся Бурцев. – А за презренного колдуна сейчас в морду получишь, понял?
   Щербатый, усатый, волосатый пошел пятнами, сжал кулаки.
   – Ты… я… я… ты… Я вызываю тебя…
   – В любое время, в любом месте!
   – Прекратите! – Мункыз сунул факел в чьи-то руки, встал между Бурцевым и разгневанным усачом.
   – Зачем ты впустил сюда слуг сатаны, Мункыз! – набросился незнакомец на старика-алхимика.
   – Успокойся, Франсуа, к шайтану они не имеют никакого отношения.
   – Они принесли адово оружие! Это немецкие колдуны!
   – Уверяю тебя, ты ошибаешься.
   – О нет, это ты ошибся, открыв пред ними наше убежище. Ты поверил их лживым речам, так? Но разве не известно тебе, насколько хитер и изворотлив может быть враг рода человеческого? Их следует изничтожить, пока не поздно. Всех до единого! А их богопротивное оружие…
   – Слышь, ты! – взорвался Бурцев. – Я вот тебя сейчас самого так изничтожу!
   – Хва-а-атит! – вскричал Мункыз. – Не тешьте нашего общего врага междоусобными распрями.
   Бурцев взял себя в руки. Действительно… Давно ли сам разнимал Бейбарса с Бурангулом и читал им мораль. Да и грешно обижаться на убогого-то. А в глазах незнакомца плясала сумасшедшинка. Чем-то сродни той, что Бурцев видел во взгляде юродивого, повешенного у Иосафатских ворот.
 
   Усач в гамбезоне тоже остывал. Злобно зыркал, пыхтел воинственно, однако драться уже не лез.
   – Познакомься, Василий-Вацлав, это Франсуа де Крюе, – со вздохом представил Мункыз. – Доблестный рыцарь ордена Иоанна Иерусалимского, воин белого госпитальерского креста. Входил в отряд каида-магистра Гийома де Шатонефа, павшего под Аккрой. Франсуа – рьяный и непримиримый противник Хранителей Гроба. Иногда даже слишком рьяный и слишком непримиримый.
   Мункыз покосился на разбитые «шмайсеры».
   – Мне жаль, что так вышло.
   – Мне тоже, – буркнул Бурцев. – Этот Франсуа…
   – Достойнейший воин. Когда шла битва за Эль Кудс, он прикрывал отход своего каида и был ранен. Я спрятал его у себя, излечил и…
   – Излечил? – хмыкнул Бурцев. – В самом деле?
   Отчего-то ему вспомнилась вонючая смесь для эликсира молодости. Если Мункыз и врачует чем-то подобным…
   – Чему ты удивляешься, Василий-Вацлав? Я целитель, опытный лекарь.
   Прозвучало это гордо.
   – Ну да, конечно. Кстати, твоего Франсуа случайно не в голову ранили?
   – В голову, – удивленно поднял седые брови Мункыз. – Но ты-то как узнал? Рана давно затянулась и сокрыта под волосами.
   Бурцев усмехнулся. Такие раны волосами не шибко-то скроешь.
   – Почему ты смеешься, Василий-Вацлав?
   – Да так… Сарацин помогает госпитальеру – вот и смешно.
   – Франсуа отважно сражался против немецких колдунов. Он друг, Василий-Вацлав.
   Ну, что тут поделать? Не всегда везет с друзьями при первом знакомстве. Порой случаются недоразумения. Оставалось смотреть на случившееся философски. Бурцев постарался. Еще один взгляд на искореженные «шмайсеры». Потом – на снаряды. Хорошо, что друг Франсуа начал не с «шайтановых сосудов».
   – Именно Франсуа, да будет тебе известно, открыл нам тайну подземелий, – продолжал Мункыз. – Он помогал поддерживать связь с воинами франкского каида Армана де Перигора. Он приносил нам вести от магистра красного креста…
   Магистр красного креста?! А звучит! Правда, первая ассоциация – со «скорой помощью». Хотя храмовники-тамплиеры в самом деле носили красные кресты на белых одеждах.
   – …И он же снабжал Армана информацией о планах германцев, – закончил алхимик.
   – И, между прочим, не только Армана. – В освещенное пространство вступил Джеймс. Брави улыбался. – Здравствуй, благородный Франсуа де Крюе! Его Святейшество Григорий Девятый благодарен тебе за помощь.
   – Его Святейшество? Благодарен? Ага! Так вот кто был информатором папского шпиона в Святой земле!
   Иоаннит пригляделся. И куда только подевалась былая враждебность!
   – Джезмонд?! Коман?!
   – По-немецки, Франсуа, по-немецки, – попросил Джеймс. – Мой друг не знает французского.
   Взгляд, брошенный на Бурцева, красноречиво говорил, о каком друге идет речь.
   – Ви? – Франсуа повторил свой вопрос по-немецки. – Как? Как ты здесь очутился, Джезмонд? И почему… О, чудо! Это ведь чудо Господне, не так ли?! Ты прозрел?! Раньше у тебя не было одного глаза, а теперь…
   – Не совсем так, Франсуа, – виновато развел руками брави. – Просто я снял с лица повязку.
   – А под повязкой… Так ты прятал здоровый глаз?
   – Извини. Конспирация.
   – А-а-а… – разочарованно протянул Франсуа. – А я-то думал… Но погоди-ка…