Страница:
– Как он… – повторил Бурцев. – И кто ж тогда докажет, что я не Генрих фон Хохенлох? Кто поручится, что типчик, прибывший сюда раньше, не самозванец?
– Вы хотите… – Немец оторопело таращился на него.
Бурцев не дослушал. Повернулся к дружине, перешел на русский.
– Если эти, – кивок в сторону немцев, – дернутся, разберитесь с ними. Только не вздумайте трогать гроб Хранителей. Вам умирать пока ни к чему.
– Василь, ты что же, нас с собой не берешь? – встревожился Дмитрий.
– Это мое дело. Только мое. Здесь чужой мир, чуждый вам, а вы… Вы и так слишком многим рисковали. Если не вернусь, пока… м-м-м…
Он огляделся. В глаза бросились чаши, расставленные вокруг платц-башни. Горючая смесь в них уже догорала, но на полчасика, наверное, еще хватит.
– В общем, ждите, пока не погаснут костры…
– А потом? – набычился Дмитрий. Бурцев указал на китайца:
– Сыма Цзян знает, что делать дотом. Читайте заклинания, открывайте врата времени. И валите отсюда. Вместе с гробом Хранителей. Понял, Сема?
– Как валиться? Куда валиться?
– Да куда угодно! Только подальше. Ядвига будет вместо малой башни перехода. У нее получится не хуже, чем у меня.
Должно получиться! Эта рыжая девица тоже пережила прерванный цайт-прыжок во Взгужевеже, она тоже шлюссель-менш. Значит, и ей подвластно время и пространство.
– Не-а, Васлав, моя твоя здеся не бросится, – замотал головой уроженец Поднебесной. – И вся наша – тоже. И вообще, моя мысля такая, что твоя никуда не должна уходиться одна.
– Дело он говорит, воевода, – пробасил Гаврила. – Хоть кого-нибудь, да возьми себе в помогу, а? Вот моя булава, к примеру, тебе совсем не помешала бы.
– Или моя секира, – вставил Дмитрий.
– Или мой меч, – добавил Освальд.
Бурцев покачал головой. Прервал бессмысленную перекличку. В этот раз клинком: больше, клинком меньше – без разницы. Так что уж лучше он рискнет лишь своей головой.
– А если твоя жаным хатын не сможет идти? – заметил Бурангул. – Если придется нести ее на руках? Кто тогда расчистит вам путь? Подумай, Вацалав. Хороший лук и меткая стрела сослужит тебе добрую службу.
Татарский сотник уже держал в руках и лук, и стрелу. Но то, что он нес…
Бурцев прикрыл глаза, сжал кулаки, вздохнул поглубже. Разков пять подряд. Захотелось грубо прикрикнуть на верного юзбаши. Оборвать, заткнуть. Не стал… Ведь все правильно говорит Бурангулка. Кто знает, в каком состоянии он найдет свою жаным хатын – «любимую жену» в эсэсовских застенках. Может, Аделаида в самом деле окажется без сознания. А может, ему и вовсе достанется лишь безжизненное тело малопольской княжны!
Бурцев унял клокотавшую ярость. Нужно мыслить трезво, холодно, расчетливо, не поддаваясь эмоциям. Итак, он сыграет роль магистра Иерусалимского Дома братства Святой Марии. Но не разгуливать же гостю из прошлого по коридорам секретного объекта цайткоманды СС в одиночку. Магистра, по идее, должен сопровождать сотрудник эзотерической службы. Тем более Ганс утверждал – а оснований не верить ему не было, – что охране хронобункера предписано во всем содействовать эсэсовским экстрасенсам.
Бурцев глянул на Ганса. Нет, конечно же, перепуганного немецкого медиума брать с собой нельзя. Этому только дай выбраться из бункера с ядерным зарядом – драпанет при первой же возможности. Лучше уж переодеть своего человечка.
Стянуть, что ли, офицерскую форму с какого-нибудь эсэсовского магистра-эзотерика? С бригаденфюрера какого-нибудь? Было бы солидно. Но не пойдет. Человека, впервые надевшего мундир, тем более такой мундир, видно за версту. И лица не скрыть даже от случайного взгляда. Фашики раскусят подставу в два счета. А вот если… Если сопровождающий влезет в бесформенные одежды медиума да еще накинет на голову здоровенный капюшон, что болтался позади каждого черного балахона…
– Ганс, раздевайся, – приказал Бурцев.
– Что? – не понял немец. Голос его дрожал. – Вы хотите меня расстрелять?
– Нет, пока только раздеть. Шевелись!
Через несколько секунд нательный мешок Ганса валялся на полу. Хватит. Бурцев твердо решил: с ним пойдет только один сопровождающий. Чем меньше народу – тем меньше подозрений. Теперь бы правильно выбрать помощника. Желающих было много, но…
Нужен не тот, кто с устрашающим воплем привык проламываться сквозь вражеский строй, размахивая мечом, булавой или секирой. И не тот, кто таскает с собой здоровенный лук и колчан со стрелами, которые не спрячешь даже под широкими складками медиумских одежд. Нужен профи, способный быстро и без шума свалить часового и разбросать в скоротечной рукопашной схватке нескольких противников.
У-шуист Сыма Цзян был бы идеальным вариантом, но вот мордой китаец не вышел для такого дела. Если кто вдруг заглянет под капюшон… В общем, доказывай потом, что наш Сема – истинный ариец. Да и с немецким у уроженца Поднебесной туговато. И опять-таки только китайцу под силу разбудить древнюю магию платц-башни при отступлении. Нет, Сыма Цзян не вариант. Им рисковать нельзя. А вот…
Бурцев остановил взгляд на Джеймсе. Хм… за германца сойдет. И по-немецки брави «шпрехает». По-старонемецки, вернее, что, конечно, тоже не есть хорошо. Но вовремя и к месту вставить какое-нибудь «я-я» или «зер гуд» папский разведчик сумеет.
– Джеймс, ты хотел узнать побольше о Хранителях Гроба? – спросил Бурцев.
– И сейчас хочу, – отозвался брави.
– Если пойдешь со мной, я устрою тебе встречу с их вожаком. С Верховным, так сказать, магистром. Получишь информацию из первых рук. Как, а?
Брави не раздумывал долго:
– Иду!
Хорошие все-таки у Папы Григория Девятого шпионы. Смелые, решительные. Любознательные…
Глава 67
Глава 68
Глава 69
– Вы хотите… – Немец оторопело таращился на него.
Бурцев не дослушал. Повернулся к дружине, перешел на русский.
– Если эти, – кивок в сторону немцев, – дернутся, разберитесь с ними. Только не вздумайте трогать гроб Хранителей. Вам умирать пока ни к чему.
– Василь, ты что же, нас с собой не берешь? – встревожился Дмитрий.
– Это мое дело. Только мое. Здесь чужой мир, чуждый вам, а вы… Вы и так слишком многим рисковали. Если не вернусь, пока… м-м-м…
Он огляделся. В глаза бросились чаши, расставленные вокруг платц-башни. Горючая смесь в них уже догорала, но на полчасика, наверное, еще хватит.
– В общем, ждите, пока не погаснут костры…
– А потом? – набычился Дмитрий. Бурцев указал на китайца:
– Сыма Цзян знает, что делать дотом. Читайте заклинания, открывайте врата времени. И валите отсюда. Вместе с гробом Хранителей. Понял, Сема?
– Как валиться? Куда валиться?
– Да куда угодно! Только подальше. Ядвига будет вместо малой башни перехода. У нее получится не хуже, чем у меня.
Должно получиться! Эта рыжая девица тоже пережила прерванный цайт-прыжок во Взгужевеже, она тоже шлюссель-менш. Значит, и ей подвластно время и пространство.
– Не-а, Васлав, моя твоя здеся не бросится, – замотал головой уроженец Поднебесной. – И вся наша – тоже. И вообще, моя мысля такая, что твоя никуда не должна уходиться одна.
– Дело он говорит, воевода, – пробасил Гаврила. – Хоть кого-нибудь, да возьми себе в помогу, а? Вот моя булава, к примеру, тебе совсем не помешала бы.
– Или моя секира, – вставил Дмитрий.
– Или мой меч, – добавил Освальд.
Бурцев покачал головой. Прервал бессмысленную перекличку. В этот раз клинком: больше, клинком меньше – без разницы. Так что уж лучше он рискнет лишь своей головой.
– А если твоя жаным хатын не сможет идти? – заметил Бурангул. – Если придется нести ее на руках? Кто тогда расчистит вам путь? Подумай, Вацалав. Хороший лук и меткая стрела сослужит тебе добрую службу.
Татарский сотник уже держал в руках и лук, и стрелу. Но то, что он нес…
Бурцев прикрыл глаза, сжал кулаки, вздохнул поглубже. Разков пять подряд. Захотелось грубо прикрикнуть на верного юзбаши. Оборвать, заткнуть. Не стал… Ведь все правильно говорит Бурангулка. Кто знает, в каком состоянии он найдет свою жаным хатын – «любимую жену» в эсэсовских застенках. Может, Аделаида в самом деле окажется без сознания. А может, ему и вовсе достанется лишь безжизненное тело малопольской княжны!
Бурцев унял клокотавшую ярость. Нужно мыслить трезво, холодно, расчетливо, не поддаваясь эмоциям. Итак, он сыграет роль магистра Иерусалимского Дома братства Святой Марии. Но не разгуливать же гостю из прошлого по коридорам секретного объекта цайткоманды СС в одиночку. Магистра, по идее, должен сопровождать сотрудник эзотерической службы. Тем более Ганс утверждал – а оснований не верить ему не было, – что охране хронобункера предписано во всем содействовать эсэсовским экстрасенсам.
Бурцев глянул на Ганса. Нет, конечно же, перепуганного немецкого медиума брать с собой нельзя. Этому только дай выбраться из бункера с ядерным зарядом – драпанет при первой же возможности. Лучше уж переодеть своего человечка.
Стянуть, что ли, офицерскую форму с какого-нибудь эсэсовского магистра-эзотерика? С бригаденфюрера какого-нибудь? Было бы солидно. Но не пойдет. Человека, впервые надевшего мундир, тем более такой мундир, видно за версту. И лица не скрыть даже от случайного взгляда. Фашики раскусят подставу в два счета. А вот если… Если сопровождающий влезет в бесформенные одежды медиума да еще накинет на голову здоровенный капюшон, что болтался позади каждого черного балахона…
– Ганс, раздевайся, – приказал Бурцев.
– Что? – не понял немец. Голос его дрожал. – Вы хотите меня расстрелять?
– Нет, пока только раздеть. Шевелись!
Через несколько секунд нательный мешок Ганса валялся на полу. Хватит. Бурцев твердо решил: с ним пойдет только один сопровождающий. Чем меньше народу – тем меньше подозрений. Теперь бы правильно выбрать помощника. Желающих было много, но…
Нужен не тот, кто с устрашающим воплем привык проламываться сквозь вражеский строй, размахивая мечом, булавой или секирой. И не тот, кто таскает с собой здоровенный лук и колчан со стрелами, которые не спрячешь даже под широкими складками медиумских одежд. Нужен профи, способный быстро и без шума свалить часового и разбросать в скоротечной рукопашной схватке нескольких противников.
У-шуист Сыма Цзян был бы идеальным вариантом, но вот мордой китаец не вышел для такого дела. Если кто вдруг заглянет под капюшон… В общем, доказывай потом, что наш Сема – истинный ариец. Да и с немецким у уроженца Поднебесной туговато. И опять-таки только китайцу под силу разбудить древнюю магию платц-башни при отступлении. Нет, Сыма Цзян не вариант. Им рисковать нельзя. А вот…
Бурцев остановил взгляд на Джеймсе. Хм… за германца сойдет. И по-немецки брави «шпрехает». По-старонемецки, вернее, что, конечно, тоже не есть хорошо. Но вовремя и к месту вставить какое-нибудь «я-я» или «зер гуд» папский разведчик сумеет.
– Джеймс, ты хотел узнать побольше о Хранителях Гроба? – спросил Бурцев.
– И сейчас хочу, – отозвался брави.
– Если пойдешь со мной, я устрою тебе встречу с их вожаком. С Верховным, так сказать, магистром. Получишь информацию из первых рук. Как, а?
Брави не раздумывал долго:
– Иду!
Хорошие все-таки у Папы Григория Девятого шпионы. Смелые, решительные. Любознательные…
Глава 67
– Главное – постарайся поменьше говорить, Джеймс, – давал последние наставления Бурцев. – Запомни: ты – Рудольф Курц. Медиум. Это что-то вроде помощника немецкого мага. Я – магистр Иерусалимского Дома ордена Святой Марии Генрих фон Хохенлох. А попасть нам нужно к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.
– Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, – без запинки выговорил брави в одеянии медиума эзотерической службы.
– Хорошо. Больше, чем этот человек, о Хранителях Гроба тебе не расскажет никто. Идем. Хотя нет. Вот еще что… Если кого встретим – следи за моей головой. Когда кивну – делай так…
Бурцев вскинул руку в кольчужной перчатке. Фашистское приветствие прозвучало под сводами хронобункера СС.
– Повтори, Джеймс.
Брави повторил. Получилось с первого раза. Блин! Да по этому способному парню плакала нацистская партия!
– Нормально…
Бурцев надел топхельм. Чтоб уж полностью соответствовать образу крестоносца из ордена Святой Марии. Взять оружие пленных эсэсовцев? Нет, не стоит. Джеймс не управится с «колдовским самострелом», а сам он… Ему спрятать «вальтер» от охраны Гиммлера будет непросто. Ну не приспособлены средневековые доспехи для скрытого ношения пистолетов. Нагрудного ковчежца-кобуры, как у старого знакомого Фридриха фон Берберга, у Бурцева нет. А тевтонский брат с «вальтером» за рыцарской перевязью – это уж как-то слишком подозрительно. В общем, хватит меча в ножнах и кольтелло в рукаве брави. Должно хватить… Для начала. Потом будут трофеи.
– Пошли, Джеймс! – прогудел Бурцев из-под шлема.
– Храни вас Господи Иисусе! – пожелал Гаврила.
– И Пресвятая Дева Мария! – вздохнула Ядвига.
– Да поможет вам Аллах! – добавил Хабибулла, завидев, как крестятся христиане.
– И Будда пускай пребудется с ваша, – торопливо произнес Сыма Цзян.
– И извечный Тенгри, и могущественная Этуген! – Язычник-Бурангул тоже не остался в стороне.
– И Окопирмс, и Перкуно, и Потримпо, и Патолло, – скороговоркой помянул главных прусских божеств дядька Адам.
Весьма, в общем, обнадеживающее напутствие.
Тяжелая бронированная дверь открылась без проблем. Простой и надежный запор с хорошо смазанным колесом не требовал специальных навыков медвежатника. Крутишь колесо в одну сторону – дверь отпирается. Крутишь в другую – запирается.
Два автоматчика, дежурившие снаружи, не проявили агрессивности. Наоборот, вытянулись в струнку, когда из хронобункера вышли двое – тевтонский рыцарь при полном доспехе и медиум с накинутым на голову капюшоном.
Рыцарь чуть кивнул ведрообразным шлемом. Медиум вскинул руку.
– Хайль Гитлер! – донеслось из-под капюшона.
Дверь в хронобункер закрыли быстро. Изнутри закрыли.
Рыцарь и медиум не пошли прямо – по широкому ангароподобному проходу – к внешним воротам. И не свернули влево, где проходила инструктаж разведгруппа испытателей, которым надлежало первыми вступить в цайт-тоннель. Странная пара вошла в правый коридор. В тот, который вел к камере допросов. Значит, происходило что-то важное. Что-то очень важное. Что-то, что не должно касаться рядовых вояк…
Неподвижные автоматчики молча смотрели вслед удаляющимся фигурам. Каменные лица, пустые глаза… Так и должно быть. В охрану хронобункера специально отбирали тех, кто умел держать язык и эмоции при себе. И кто умел исполнять приказы, не утруждаясь излишними размышлениями. А приказ сегодня был прост и ясен: не впускать в хронобункер посторонних и не чинить препятствий сотрудникам эзотерической службы. Белее того, эзотерикам надлежало оказывать всяческое содействие. Если попросят – оказывать. Просьб о содействии пока не поступало. Потому и стояли автоматчики навытяжку со «шмайсерами» на животах. Просто стояли. И думали об одном – как сохранить невозмутимость арийских физиономий.
Теперь-то это было проще. Гораздо… Сегодня из хронобункера уже выходил один тевтонский рыцарь. Его тоже увели в правый коридор, к камере допросов. Вслед за какой-то девчонкой. Но, наверное, одного рыцаря оказалось мало. Потребовалось еще…
Медиум в черном балахоне и рыцарь с черным крестом скрылись за плавным изгибом тоннеля. Автоматчики расслабились. Переглянулись. Они уже начинали привыкать. Это было необходимо. Без этого нельзя. Скоро пришельцы из прошлого станут здесь частыми гостями. Так считали солдаты цайт-команды СС.
Широкий, просторный коридор освещался столь же хорошо, как и хронобункер. Лампы, укрытые выпуклыми прозрачными плафонами, изливали резкий свет через каждые три метра. А под ногами – неправдоподобно гладкий бетонный пол. Все это смахивало на кишку космического корабля. Или на какое-нибудь футуристическое метро. Правда, без рельсов.
Джеймс ступал беззвучно. Бурцев царапал пол шпорами. Нервы были на пределе. И благословением Господним казалось глухое ведро топхельма, под которым так удобно прятать физиономию. Джеймсу приходилось труднее: в ярком свете мощных ламп капюшон медиума закрывал лишь верхнюю часть лица. Впрочем, брави пока держался молодцом. Да и никто им пока не встречался. Справа и слева виднелись узкие боковые проходы, темные ниши и запертые двери. Но людей не было. Продвижению рыцаря и сотрудника эзотерической службы не препятствовали.
Потом коридор закончился.
Массивной запертой дверью. И стеной. В стене – пулеметная амбразура. Хорошая позиция – весь коридорчик простреливается.
Между дверью и бойницей стоит офицер в чине гаупштурмфюрера. С «вальтером». В кобуре. Зыркает пытливым взглядом. Не стреляет. По тевтонским крестам и балахонам медиумов здесь стрелять не принято. Сразу, по крайней мере. Сначала поговорят. Как минимум.
Они приблизились. Офицер отсалютовал.
Джеймс ответил, не дожидаясь знака Бурцева,– быстро учится, брави. Два «хайля» нацистского приветствия слились в один.
– Я смотрю, ваш цайт-тоннель заработал, господин медиум? – дружелюбно хмыкнул гауптштурм-фюрер.
Вообще-то смотрел он на Бурцева. Прямо пожирал глазами. Еще бы! Ожившая история топчется перед запертой дверью. И от гаупштурмфюрера зависит: впускать – не впускать.
– Я-я, – быстро и не особо вникая в вопрос, ответил брави.
«Да-да»-коротко и деловито. Джеймс имел сейчас вид порученца по особо важным делам, которому недосуг вести долгие разговоры. Но и гауп-штурмфюрер службу знал. Спросил, что положено: куда, мол, зачем? Лицо у этого вояки было поживее, чем у часовых хронобункера, взгляд – повнимательнее. И подобострастия в том взгляде поменьше. И из-за плеча немца совсем уж негостеприимно торчит пулеметное рыльце.
Личная охрана рейхсфюрера, – так говорил Ганс. Прежде чем брави успел ляпнуть лишнее, Бурцев выступил вперед. Звеня металлом, шаркая шпорами. Вновь привлекая все, абсолютно все внимание фрица к своей персоне. Заговорил – громко, уверенно, с должной долей рыцарской спеси, с необходимой толикой почтительности в голосе:
– Брат во Христе! Я должен без промедления видеть вашего гроссмейстера.
– Гроссмейстера? – поднял брови немец. – Какого еще гроссмейстера?
Шахматного, мля!
– Гроссмейстера благочестивых Хранителей Гроба. Рейхсфюрер – так его здесь называют. Брат Рудольф, прибывший со мной из Иерусалима, – Бурцев указал на сопровождающего, – любезно согласился проводить меня к нему, дабы…
Его перебили. Не очень вежливо:
– А соблаговолите-ка для начала снять шлем,господин рыцарь. И вы, э-э-э… брат Рудольф, тоже поднимите капюшон.
Сердце в груди Бурцева застучало часто-часто, сильно-сильно. Неужто заподозрил что? Или пустая формальность? Скорее уж второе. Вряд ли гаупт-штурмфюрер, охраняющий подступы к допросной камере, знает в лицо магистров братства Святой Марии и медиумов эзотерической службы СС.
Ладно. Пожалуйста, хэр гауптштурмфюрер, любуйтесь. Если это что-то вам даст. Топхельм снят. И оттягивает правую руку. Так задумано: чтоб в случае чего шлемом тем, под пять кагэ, да в морду офицеру. Бурцев важно надувал щеки. Бурцев смотрел надменно и раздраженно. Бурцев играл роль оскорбленного магистра.
Брави тоже скинул капюшон. О, папский шпион и профессиональный убийца умел владеть лицевыми мышцами! Кроткое лицо с легкой гримаской удивления – неужели не верят? – предстало перед стражем.
Наверное, эсэсовца интересовали не столько их физиономии, сколько реакция на проверку. Реакция его устроила. Фейс-контроль был пройден благополучно. Гауптштурмфюрер стрельнул внимательными глазками на одного, на другого, кивнул удовлетворенно, махнул рукой, дозволяя надеть шлем и капюшон, если есть желание.
У Бурцева желание было: оруженосца нет, коня с седельной сумкой тоже, а держать тяжеленный топхельм на весу неудобно. Ну и главное, конечно, спрятать бы поскорее чувства и эмоции в ведрообразную раковину со смотровой щелью.
Джеймс также предпочел набросить капюшон.
– Итак, зачем вам понадобился господин рейхс-фюрер, ну, то есть гроссмейстер?
– Чтобы поведать о надвигающейся опасности, – ответил Бурцев.
Гауптштурмфюрер еще раз окинул взглядом его доспехи, измятый, измазанный плащ, крест Тевтонского ордена.
– А мне вы ничего не желаете поведать, а, гм… брат во Христе? Кто вы такой?
– Магистр германского ордена Святой Марии в Иерусалиме Генрих фон Хохенлох! – отчеканил Бурцев.
Эсэсовец изменился в лице.
– Фон Хохенлох?! Как? Еще один? Я сегодня уже впускал в эту дверь Генриха фон Хохенлоха вместе с сопровождающим. Магистр ожидает сейчас встречи с господином рейхсфюрером.
– Вы впустили в свою подземную крепость самозванца! – скорбно изрек Бурцев. – И я молю Господа, чтобы коварный враг, подло прикрывающийся моим именем, не успел сотворить свое черное дело, пока я вынужден тратить время на беседу с вами, брат во Христе.
– Дело? Черное? – Гауптштурмфюрер подобрался, подтянулся.
– Иерусалим пал, – печально продолжал Бурцев.
Немец ничуть не удивился, не проявил интереса. Кажется, он уже был в курсе…
– Полчища Князя Тьмы хозяйничают ныне на улицах Святого Города, – юродствовал Бурцев.
Но и это не проняло эсэсовца.
– А орды сии именуют себя Красной армией.
– Что-о-о?!
А вот это фрицу было внове. Об этом визитер из прошлого – настоящий фон Хохенлох – вряд ли кому рассказывал. На такое у тевтонского магистра попросту не хватило бы фантазии.
– Как-как они себя именуют?
– Красная армия. А во главе этих адовых сил стоит великий маг, имя которому Полковник, – добил Бурцев.
– Пол-ков-ник?!
– Полковник, – зловеще прогудел Бурцев из-под шлема. – Полковник Исаев!
– Это правда? – Встревоженный гауптштурмфюрер повернулся к Джеймсу.
– Я-я, – закивал брави.
«Да-да» – чем, собственно, и ограничивалось все красноречие «брата Рудольфа». Гауптштурмфюрер поверил. Ну, так казалось, по крайней мере. Либо старонемецкий Бурцева звучал убедительно, либо тевтонский наряд, носивший явные следы недавнего сражения, сыграл должную роль.
Офицер СС повернулся к пулеметной амбразуре. Выкрикнул приказ:
– Открыть!
Запертая дверь отворилась. Все-таки Красная армия и полковник Исаев – это серьезно. Это здесь отпирает любые засовы.
– Рейхсфюрер запретил его беспокоить, но вы будете первыми, с кем он встретится, когда освободится, – пообещал гауптштурмфюрер. – А пока следуйте за мной. Оба.
– Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, – без запинки выговорил брави в одеянии медиума эзотерической службы.
– Хорошо. Больше, чем этот человек, о Хранителях Гроба тебе не расскажет никто. Идем. Хотя нет. Вот еще что… Если кого встретим – следи за моей головой. Когда кивну – делай так…
Бурцев вскинул руку в кольчужной перчатке. Фашистское приветствие прозвучало под сводами хронобункера СС.
– Повтори, Джеймс.
Брави повторил. Получилось с первого раза. Блин! Да по этому способному парню плакала нацистская партия!
– Нормально…
Бурцев надел топхельм. Чтоб уж полностью соответствовать образу крестоносца из ордена Святой Марии. Взять оружие пленных эсэсовцев? Нет, не стоит. Джеймс не управится с «колдовским самострелом», а сам он… Ему спрятать «вальтер» от охраны Гиммлера будет непросто. Ну не приспособлены средневековые доспехи для скрытого ношения пистолетов. Нагрудного ковчежца-кобуры, как у старого знакомого Фридриха фон Берберга, у Бурцева нет. А тевтонский брат с «вальтером» за рыцарской перевязью – это уж как-то слишком подозрительно. В общем, хватит меча в ножнах и кольтелло в рукаве брави. Должно хватить… Для начала. Потом будут трофеи.
– Пошли, Джеймс! – прогудел Бурцев из-под шлема.
– Храни вас Господи Иисусе! – пожелал Гаврила.
– И Пресвятая Дева Мария! – вздохнула Ядвига.
– Да поможет вам Аллах! – добавил Хабибулла, завидев, как крестятся христиане.
– И Будда пускай пребудется с ваша, – торопливо произнес Сыма Цзян.
– И извечный Тенгри, и могущественная Этуген! – Язычник-Бурангул тоже не остался в стороне.
– И Окопирмс, и Перкуно, и Потримпо, и Патолло, – скороговоркой помянул главных прусских божеств дядька Адам.
Весьма, в общем, обнадеживающее напутствие.
Тяжелая бронированная дверь открылась без проблем. Простой и надежный запор с хорошо смазанным колесом не требовал специальных навыков медвежатника. Крутишь колесо в одну сторону – дверь отпирается. Крутишь в другую – запирается.
Два автоматчика, дежурившие снаружи, не проявили агрессивности. Наоборот, вытянулись в струнку, когда из хронобункера вышли двое – тевтонский рыцарь при полном доспехе и медиум с накинутым на голову капюшоном.
Рыцарь чуть кивнул ведрообразным шлемом. Медиум вскинул руку.
– Хайль Гитлер! – донеслось из-под капюшона.
Дверь в хронобункер закрыли быстро. Изнутри закрыли.
Рыцарь и медиум не пошли прямо – по широкому ангароподобному проходу – к внешним воротам. И не свернули влево, где проходила инструктаж разведгруппа испытателей, которым надлежало первыми вступить в цайт-тоннель. Странная пара вошла в правый коридор. В тот, который вел к камере допросов. Значит, происходило что-то важное. Что-то очень важное. Что-то, что не должно касаться рядовых вояк…
Неподвижные автоматчики молча смотрели вслед удаляющимся фигурам. Каменные лица, пустые глаза… Так и должно быть. В охрану хронобункера специально отбирали тех, кто умел держать язык и эмоции при себе. И кто умел исполнять приказы, не утруждаясь излишними размышлениями. А приказ сегодня был прост и ясен: не впускать в хронобункер посторонних и не чинить препятствий сотрудникам эзотерической службы. Белее того, эзотерикам надлежало оказывать всяческое содействие. Если попросят – оказывать. Просьб о содействии пока не поступало. Потому и стояли автоматчики навытяжку со «шмайсерами» на животах. Просто стояли. И думали об одном – как сохранить невозмутимость арийских физиономий.
Теперь-то это было проще. Гораздо… Сегодня из хронобункера уже выходил один тевтонский рыцарь. Его тоже увели в правый коридор, к камере допросов. Вслед за какой-то девчонкой. Но, наверное, одного рыцаря оказалось мало. Потребовалось еще…
Медиум в черном балахоне и рыцарь с черным крестом скрылись за плавным изгибом тоннеля. Автоматчики расслабились. Переглянулись. Они уже начинали привыкать. Это было необходимо. Без этого нельзя. Скоро пришельцы из прошлого станут здесь частыми гостями. Так считали солдаты цайт-команды СС.
Широкий, просторный коридор освещался столь же хорошо, как и хронобункер. Лампы, укрытые выпуклыми прозрачными плафонами, изливали резкий свет через каждые три метра. А под ногами – неправдоподобно гладкий бетонный пол. Все это смахивало на кишку космического корабля. Или на какое-нибудь футуристическое метро. Правда, без рельсов.
Джеймс ступал беззвучно. Бурцев царапал пол шпорами. Нервы были на пределе. И благословением Господним казалось глухое ведро топхельма, под которым так удобно прятать физиономию. Джеймсу приходилось труднее: в ярком свете мощных ламп капюшон медиума закрывал лишь верхнюю часть лица. Впрочем, брави пока держался молодцом. Да и никто им пока не встречался. Справа и слева виднелись узкие боковые проходы, темные ниши и запертые двери. Но людей не было. Продвижению рыцаря и сотрудника эзотерической службы не препятствовали.
Потом коридор закончился.
Массивной запертой дверью. И стеной. В стене – пулеметная амбразура. Хорошая позиция – весь коридорчик простреливается.
Между дверью и бойницей стоит офицер в чине гаупштурмфюрера. С «вальтером». В кобуре. Зыркает пытливым взглядом. Не стреляет. По тевтонским крестам и балахонам медиумов здесь стрелять не принято. Сразу, по крайней мере. Сначала поговорят. Как минимум.
Они приблизились. Офицер отсалютовал.
Джеймс ответил, не дожидаясь знака Бурцева,– быстро учится, брави. Два «хайля» нацистского приветствия слились в один.
– Я смотрю, ваш цайт-тоннель заработал, господин медиум? – дружелюбно хмыкнул гауптштурм-фюрер.
Вообще-то смотрел он на Бурцева. Прямо пожирал глазами. Еще бы! Ожившая история топчется перед запертой дверью. И от гаупштурмфюрера зависит: впускать – не впускать.
– Я-я, – быстро и не особо вникая в вопрос, ответил брави.
«Да-да»-коротко и деловито. Джеймс имел сейчас вид порученца по особо важным делам, которому недосуг вести долгие разговоры. Но и гауп-штурмфюрер службу знал. Спросил, что положено: куда, мол, зачем? Лицо у этого вояки было поживее, чем у часовых хронобункера, взгляд – повнимательнее. И подобострастия в том взгляде поменьше. И из-за плеча немца совсем уж негостеприимно торчит пулеметное рыльце.
Личная охрана рейхсфюрера, – так говорил Ганс. Прежде чем брави успел ляпнуть лишнее, Бурцев выступил вперед. Звеня металлом, шаркая шпорами. Вновь привлекая все, абсолютно все внимание фрица к своей персоне. Заговорил – громко, уверенно, с должной долей рыцарской спеси, с необходимой толикой почтительности в голосе:
– Брат во Христе! Я должен без промедления видеть вашего гроссмейстера.
– Гроссмейстера? – поднял брови немец. – Какого еще гроссмейстера?
Шахматного, мля!
– Гроссмейстера благочестивых Хранителей Гроба. Рейхсфюрер – так его здесь называют. Брат Рудольф, прибывший со мной из Иерусалима, – Бурцев указал на сопровождающего, – любезно согласился проводить меня к нему, дабы…
Его перебили. Не очень вежливо:
– А соблаговолите-ка для начала снять шлем,господин рыцарь. И вы, э-э-э… брат Рудольф, тоже поднимите капюшон.
Сердце в груди Бурцева застучало часто-часто, сильно-сильно. Неужто заподозрил что? Или пустая формальность? Скорее уж второе. Вряд ли гаупт-штурмфюрер, охраняющий подступы к допросной камере, знает в лицо магистров братства Святой Марии и медиумов эзотерической службы СС.
Ладно. Пожалуйста, хэр гауптштурмфюрер, любуйтесь. Если это что-то вам даст. Топхельм снят. И оттягивает правую руку. Так задумано: чтоб в случае чего шлемом тем, под пять кагэ, да в морду офицеру. Бурцев важно надувал щеки. Бурцев смотрел надменно и раздраженно. Бурцев играл роль оскорбленного магистра.
Брави тоже скинул капюшон. О, папский шпион и профессиональный убийца умел владеть лицевыми мышцами! Кроткое лицо с легкой гримаской удивления – неужели не верят? – предстало перед стражем.
Наверное, эсэсовца интересовали не столько их физиономии, сколько реакция на проверку. Реакция его устроила. Фейс-контроль был пройден благополучно. Гауптштурмфюрер стрельнул внимательными глазками на одного, на другого, кивнул удовлетворенно, махнул рукой, дозволяя надеть шлем и капюшон, если есть желание.
У Бурцева желание было: оруженосца нет, коня с седельной сумкой тоже, а держать тяжеленный топхельм на весу неудобно. Ну и главное, конечно, спрятать бы поскорее чувства и эмоции в ведрообразную раковину со смотровой щелью.
Джеймс также предпочел набросить капюшон.
– Итак, зачем вам понадобился господин рейхс-фюрер, ну, то есть гроссмейстер?
– Чтобы поведать о надвигающейся опасности, – ответил Бурцев.
Гауптштурмфюрер еще раз окинул взглядом его доспехи, измятый, измазанный плащ, крест Тевтонского ордена.
– А мне вы ничего не желаете поведать, а, гм… брат во Христе? Кто вы такой?
– Магистр германского ордена Святой Марии в Иерусалиме Генрих фон Хохенлох! – отчеканил Бурцев.
Эсэсовец изменился в лице.
– Фон Хохенлох?! Как? Еще один? Я сегодня уже впускал в эту дверь Генриха фон Хохенлоха вместе с сопровождающим. Магистр ожидает сейчас встречи с господином рейхсфюрером.
– Вы впустили в свою подземную крепость самозванца! – скорбно изрек Бурцев. – И я молю Господа, чтобы коварный враг, подло прикрывающийся моим именем, не успел сотворить свое черное дело, пока я вынужден тратить время на беседу с вами, брат во Христе.
– Дело? Черное? – Гауптштурмфюрер подобрался, подтянулся.
– Иерусалим пал, – печально продолжал Бурцев.
Немец ничуть не удивился, не проявил интереса. Кажется, он уже был в курсе…
– Полчища Князя Тьмы хозяйничают ныне на улицах Святого Города, – юродствовал Бурцев.
Но и это не проняло эсэсовца.
– А орды сии именуют себя Красной армией.
– Что-о-о?!
А вот это фрицу было внове. Об этом визитер из прошлого – настоящий фон Хохенлох – вряд ли кому рассказывал. На такое у тевтонского магистра попросту не хватило бы фантазии.
– Как-как они себя именуют?
– Красная армия. А во главе этих адовых сил стоит великий маг, имя которому Полковник, – добил Бурцев.
– Пол-ков-ник?!
– Полковник, – зловеще прогудел Бурцев из-под шлема. – Полковник Исаев!
– Это правда? – Встревоженный гауптштурмфюрер повернулся к Джеймсу.
– Я-я, – закивал брави.
«Да-да» – чем, собственно, и ограничивалось все красноречие «брата Рудольфа». Гауптштурмфюрер поверил. Ну, так казалось, по крайней мере. Либо старонемецкий Бурцева звучал убедительно, либо тевтонский наряд, носивший явные следы недавнего сражения, сыграл должную роль.
Офицер СС повернулся к пулеметной амбразуре. Выкрикнул приказ:
– Открыть!
Запертая дверь отворилась. Все-таки Красная армия и полковник Исаев – это серьезно. Это здесь отпирает любые засовы.
– Рейхсфюрер запретил его беспокоить, но вы будете первыми, с кем он встретится, когда освободится, – пообещал гауптштурмфюрер. – А пока следуйте за мной. Оба.
Глава 68
Они проследовали. Мимо МG-42 на треноге. Мимо двух пулеметчиков у амбразуры. Бурцев отметил: у каждого, как и у офицера, кобура с «вальтером» на боку.
Провожатый, звякнув ключами, отворил еще одну дверь. Такую же массивную, как первая, и – да, похоже, что совершенно звуконепроницаемую. Наверное, местные тюремщики желали, чтобы застенки эти погребли не только пленников, но и их крики, проклятия, мольбы и признания. Прошли по безлюдному коридорчику с десятком пустующих камер.
Следующая звуконепроницаемая дверь-перегородка… Очередное бряцанье ключей.
Вошли в комнату. Квадратную. Не большую, не маленькую. Хорошо освещенную, покрашенную в светлые радостные цвета, но все же унылую, как больничный покой. Здоровенная – на полстены – решетка напротив не добавляла оптимизма. Решетка висела на массивных петлях и, видимо, тоже открывалась. По необходимости. Гауптштурмфюрер запер за ними дверь.
В помещении уже были люди. Четверо.
Два автоматчика каменными истуканами застыли у решетки. В руках – «шмайсеры», на поясах – кинжалы-динсдольхи. Медиум эзотерической службы СС в таком же черном мешковатом балахоне, как у Джеймса, сидел в углу на стуле, накинув капюшон, – в комнате было прохладно. Рядом – еще один стул. Для гостя, для союзника. Но гость и союзник цайткоманды СС садиться не желал. На стуле лежал лишь головной убор. Рогатый шлем-горшок с крестообразной прорезью на правой стороне, под смотровой щелью. Обладатель рыцарского шлема – остроносый постнолицый брюнет с жирными волосами и клочковатой бородой – нетерпеливо расхаживал из угла в угол. Ну что… Тевтон, он и в хронобункере тевтон. Кольчуга с длинными рукавами, кожаный, со стальными нашлепками, панцирь, створчатые поножи, наколенники, наплечники, шлем-горшок на голове, черный крест на груди, меч на перевязи.
Бурцев напрягся. Он ожидал чего угодно. Но вот очная ставка с фон Хохенлохом! Сразу, с ходу! Об этом как-то не подумалось. А зря. Кажется, мудрый гауптштурмфюрер решил без промедления провести дознание и выяснить, кто из двух тевтонских магистров – настоящий.
Между тем их с Джеймсом неожиданное появление тоже произвело эффект. Автоматчики судорожно вцепились в «шмайсеры». Медиум подскочил, запутался в собственном балахоне, опрокинул стул и едва не упал сам. Фон Хохенлох замер, как громом пораженный, перед «собратом» по ордену. Немая сцена, в общем. Но долго она продолжаться не могла. И Бурцев не мешкал. Джеймс только-только поднимал руку в «хайле», а он уже рычал из-под шлема:
– Мерзавец! Самозванец! Вонючая свинья!
Бурцев очень старался, чтобы в голосе его явственно прозвучали устрашающие нотки праведного гнева. Кажется, получилось: сбитые с толку немцы – и охрана со «шмайсерами», и эсэовский медиум, и гауптштурмфюрер, и сам несчастный фон Хохенлох пребывали в ступоре. Даже Джеймс отшатнулся от взбесившегося спутника.
Ха! То ли еще будет! Это только начало спектакля.
– Защищайся! – Бурцев рванул из ножен полуторный меч с удлиненной рукоятью. Таким можно биться одной рукой. Можно – двумя. – Я, магистр Иерусалимского Дома братства Святой Марии Генрих фон Хохенлох, вызываю тебя! А теперь ты назови свое истинное имя, подлый обманщик!
Он наступал. Пока эсэсовцы в шоке, самое время разыграть оскорбленную невинность и устранить конкурента. Мало-мальское разбирательство быстро вывело бы Бурцева на чистую воду.
– Но ведь это же я! – с трудом выдавил тевтонский магистр. – Я Генрих фон Хохенлох! Как смеешь ты… ах ты…
Удивление схлынуло. Тевтон был в бешенстве. Теперь он тоже жаждал крови. Шлем мигом перекочевал со стула на голову рыцаря, вжикнула сталь, выскакивающая из ножен. – Божий суд! Взываю к Божьему суду! – Бурцев подбавил побольше пафоса в голос.
И ударил первым. Фон Хохенлох, однако, оказался тертым калачом. Тевтон сориентировался мгновенно. Шагнул в сторону, подставил свой клинок под меч Бурцева. Парировал. Нанес ответный удар.
Ох-х, мать-перемать! Бурцев едва успел прикрыться. Едва удержал рванувшееся из рук оружие. Противник попался достойный, и затея с поединком начинала казаться не самой удачной. Не ломать комедию надо было, не играть в благородство, а рубить сразу, без предупреждения, без вступительной речи. Пусть получилось бы не столь эффектно, зато безопаснее. И наверняка.
– Готт мит унс! – прорычал магистр фон Хохенлох.
– …мит унс, – не согласился Бурцев.
Сшиблись снова.
Хитрый финт, удар… Острие тевтонского меча рассекло накидку Бурцева, царапнуло по кольчуге.
Бурцев в ответ снес правый рог со шлема противника. Сомнительное, вообще-то, достижение…
Еще удар немца… Вскользь пришелся, но с левого рукава посыпались сорванные кольчужные звенья. Под разодранным гамбезоном стало тепло и липко.
Фон Хохенлох торжествующе рыкнул, снова опустил тяжелый клинок, а когда Бурцев пригнулся, уворачиваясь, вдруг шагнул вперед, резко поднял рукоять меча. Тяжелое навершие хорошо сбалансированного оружия впечаталось в шлем Бурцева. Набалдашник на рукояти полуторного рыцарского меча – это не Гаврилова булава, конечно, но тоже хорошего мало…
Топхельм загудел, задрался к потолку. Узкая смотровая щель поймала свет мощной лампы. Полуослепленный, полуоглушенный Бурцев чудом ушел из-под добивающего удара. Ну, блин, лох… фон хохен…
Он попытался достать тевтонского «лоха» – ткнул под вражеский шлем. Фон Хохенлох отступил, ушел с линии атаки. Ловок, гад!
Наверное, пару-тройку лет назад, когда Бурцев только-только перешел с омоновской резиновой дубинки на меч, ему в таком поединке ловить было бы нечего. Но даже сейчас, после бесчисленных уроков фехтования, рубка с тевтоном давалась тяжело.
Смертельными росчерками клинки мелькали в электрическом свете. Звенел металл, из-под топ-хельмов доносились глухие выкрики и проклятия. Ошарашенные эсэсовцы наблюдали за поединком, не зная, как остановить звонкую пляску смерти. Ситуация слишком неординарная, события развиваются слишком стремительно, и не ясно, кому из двух тевтонских магистров следует помогать.
– Прекратить! – заорал наконец гауптштурмфюрер. – Фон Хохенлох! Фон Хохенлохи! Пре-кра-тить немедленно!
Меч в руках тевтонского магистра дрогнул. Проигнорировать приказ Хранителя Гроба Генрих фон Хохенлох не мог. Бурцев – смог. Лег-ко! На него не давил непререкаемый авторитет могущественных союзников. И отводить свое оружие он не стал.
Фон Хохенлох все же прикрылся в последний момент. Тяжелый клинок Бурцева скользнул по вражескому лезвию, чуть отклонился. Шарахнул за левый наплечник. Сорвал защитную пластину, прорубил кожу панциря, кольчугу, поддоспешник. Разворотил ключицу.
Магистр вскрикнул, отшатнулся, роняя меч, зацепился шпорой о шпору, упал. Навзничь. Грохнувшись железным затылком о бетонный пол.
– Прекратить! – ярился гауптштурмфюрер и уже рвал из кобуры «вальтер».
Автоматчики тоже стояли наготове. Только и ждут приказа открыть огонь.
Ох, не любил все-таки Бурцев это дело. Терпеть не мог добивать поверженного беспомощного противника. Потому и замешкался. Под руку, пытаясь образумить, остановить победителя и заслонить раненого, сунулся медиум эзотерической службы. Тем хуже для медиума. В конце концов, он здесь тоже ненужный свидетель.
– Пре…
Бурцев рубанул по капюшону. Снова поднял меч и…
– …кра…
…снова опустил. Острием в центр черного креста на белой котте Генриха фон Хохенлоха. Шпоры и окольчуженые перчатки магистра заскрежетали о бетон.
– …тить!
А вот теперь можно и прекратить.
Провожатый, звякнув ключами, отворил еще одну дверь. Такую же массивную, как первая, и – да, похоже, что совершенно звуконепроницаемую. Наверное, местные тюремщики желали, чтобы застенки эти погребли не только пленников, но и их крики, проклятия, мольбы и признания. Прошли по безлюдному коридорчику с десятком пустующих камер.
Следующая звуконепроницаемая дверь-перегородка… Очередное бряцанье ключей.
Вошли в комнату. Квадратную. Не большую, не маленькую. Хорошо освещенную, покрашенную в светлые радостные цвета, но все же унылую, как больничный покой. Здоровенная – на полстены – решетка напротив не добавляла оптимизма. Решетка висела на массивных петлях и, видимо, тоже открывалась. По необходимости. Гауптштурмфюрер запер за ними дверь.
В помещении уже были люди. Четверо.
Два автоматчика каменными истуканами застыли у решетки. В руках – «шмайсеры», на поясах – кинжалы-динсдольхи. Медиум эзотерической службы СС в таком же черном мешковатом балахоне, как у Джеймса, сидел в углу на стуле, накинув капюшон, – в комнате было прохладно. Рядом – еще один стул. Для гостя, для союзника. Но гость и союзник цайткоманды СС садиться не желал. На стуле лежал лишь головной убор. Рогатый шлем-горшок с крестообразной прорезью на правой стороне, под смотровой щелью. Обладатель рыцарского шлема – остроносый постнолицый брюнет с жирными волосами и клочковатой бородой – нетерпеливо расхаживал из угла в угол. Ну что… Тевтон, он и в хронобункере тевтон. Кольчуга с длинными рукавами, кожаный, со стальными нашлепками, панцирь, створчатые поножи, наколенники, наплечники, шлем-горшок на голове, черный крест на груди, меч на перевязи.
Бурцев напрягся. Он ожидал чего угодно. Но вот очная ставка с фон Хохенлохом! Сразу, с ходу! Об этом как-то не подумалось. А зря. Кажется, мудрый гауптштурмфюрер решил без промедления провести дознание и выяснить, кто из двух тевтонских магистров – настоящий.
Между тем их с Джеймсом неожиданное появление тоже произвело эффект. Автоматчики судорожно вцепились в «шмайсеры». Медиум подскочил, запутался в собственном балахоне, опрокинул стул и едва не упал сам. Фон Хохенлох замер, как громом пораженный, перед «собратом» по ордену. Немая сцена, в общем. Но долго она продолжаться не могла. И Бурцев не мешкал. Джеймс только-только поднимал руку в «хайле», а он уже рычал из-под шлема:
– Мерзавец! Самозванец! Вонючая свинья!
Бурцев очень старался, чтобы в голосе его явственно прозвучали устрашающие нотки праведного гнева. Кажется, получилось: сбитые с толку немцы – и охрана со «шмайсерами», и эсэовский медиум, и гауптштурмфюрер, и сам несчастный фон Хохенлох пребывали в ступоре. Даже Джеймс отшатнулся от взбесившегося спутника.
Ха! То ли еще будет! Это только начало спектакля.
– Защищайся! – Бурцев рванул из ножен полуторный меч с удлиненной рукоятью. Таким можно биться одной рукой. Можно – двумя. – Я, магистр Иерусалимского Дома братства Святой Марии Генрих фон Хохенлох, вызываю тебя! А теперь ты назови свое истинное имя, подлый обманщик!
Он наступал. Пока эсэсовцы в шоке, самое время разыграть оскорбленную невинность и устранить конкурента. Мало-мальское разбирательство быстро вывело бы Бурцева на чистую воду.
– Но ведь это же я! – с трудом выдавил тевтонский магистр. – Я Генрих фон Хохенлох! Как смеешь ты… ах ты…
Удивление схлынуло. Тевтон был в бешенстве. Теперь он тоже жаждал крови. Шлем мигом перекочевал со стула на голову рыцаря, вжикнула сталь, выскакивающая из ножен. – Божий суд! Взываю к Божьему суду! – Бурцев подбавил побольше пафоса в голос.
И ударил первым. Фон Хохенлох, однако, оказался тертым калачом. Тевтон сориентировался мгновенно. Шагнул в сторону, подставил свой клинок под меч Бурцева. Парировал. Нанес ответный удар.
Ох-х, мать-перемать! Бурцев едва успел прикрыться. Едва удержал рванувшееся из рук оружие. Противник попался достойный, и затея с поединком начинала казаться не самой удачной. Не ломать комедию надо было, не играть в благородство, а рубить сразу, без предупреждения, без вступительной речи. Пусть получилось бы не столь эффектно, зато безопаснее. И наверняка.
– Готт мит унс! – прорычал магистр фон Хохенлох.
– …мит унс, – не согласился Бурцев.
Сшиблись снова.
Хитрый финт, удар… Острие тевтонского меча рассекло накидку Бурцева, царапнуло по кольчуге.
Бурцев в ответ снес правый рог со шлема противника. Сомнительное, вообще-то, достижение…
Еще удар немца… Вскользь пришелся, но с левого рукава посыпались сорванные кольчужные звенья. Под разодранным гамбезоном стало тепло и липко.
Фон Хохенлох торжествующе рыкнул, снова опустил тяжелый клинок, а когда Бурцев пригнулся, уворачиваясь, вдруг шагнул вперед, резко поднял рукоять меча. Тяжелое навершие хорошо сбалансированного оружия впечаталось в шлем Бурцева. Набалдашник на рукояти полуторного рыцарского меча – это не Гаврилова булава, конечно, но тоже хорошего мало…
Топхельм загудел, задрался к потолку. Узкая смотровая щель поймала свет мощной лампы. Полуослепленный, полуоглушенный Бурцев чудом ушел из-под добивающего удара. Ну, блин, лох… фон хохен…
Он попытался достать тевтонского «лоха» – ткнул под вражеский шлем. Фон Хохенлох отступил, ушел с линии атаки. Ловок, гад!
Наверное, пару-тройку лет назад, когда Бурцев только-только перешел с омоновской резиновой дубинки на меч, ему в таком поединке ловить было бы нечего. Но даже сейчас, после бесчисленных уроков фехтования, рубка с тевтоном давалась тяжело.
Смертельными росчерками клинки мелькали в электрическом свете. Звенел металл, из-под топ-хельмов доносились глухие выкрики и проклятия. Ошарашенные эсэсовцы наблюдали за поединком, не зная, как остановить звонкую пляску смерти. Ситуация слишком неординарная, события развиваются слишком стремительно, и не ясно, кому из двух тевтонских магистров следует помогать.
– Прекратить! – заорал наконец гауптштурмфюрер. – Фон Хохенлох! Фон Хохенлохи! Пре-кра-тить немедленно!
Меч в руках тевтонского магистра дрогнул. Проигнорировать приказ Хранителя Гроба Генрих фон Хохенлох не мог. Бурцев – смог. Лег-ко! На него не давил непререкаемый авторитет могущественных союзников. И отводить свое оружие он не стал.
Фон Хохенлох все же прикрылся в последний момент. Тяжелый клинок Бурцева скользнул по вражескому лезвию, чуть отклонился. Шарахнул за левый наплечник. Сорвал защитную пластину, прорубил кожу панциря, кольчугу, поддоспешник. Разворотил ключицу.
Магистр вскрикнул, отшатнулся, роняя меч, зацепился шпорой о шпору, упал. Навзничь. Грохнувшись железным затылком о бетонный пол.
– Прекратить! – ярился гауптштурмфюрер и уже рвал из кобуры «вальтер».
Автоматчики тоже стояли наготове. Только и ждут приказа открыть огонь.
Ох, не любил все-таки Бурцев это дело. Терпеть не мог добивать поверженного беспомощного противника. Потому и замешкался. Под руку, пытаясь образумить, остановить победителя и заслонить раненого, сунулся медиум эзотерической службы. Тем хуже для медиума. В конце концов, он здесь тоже ненужный свидетель.
– Пре…
Бурцев рубанул по капюшону. Снова поднял меч и…
– …кра…
…снова опустил. Острием в центр черного креста на белой котте Генриха фон Хохенлоха. Шпоры и окольчуженые перчатки магистра заскрежетали о бетон.
– …тить!
А вот теперь можно и прекратить.
Глава 69
Бурцев повернулся к гауптштурмфюреру. Уставился на ствол «вальтера», направленный точнехонько в смотровую щель. Отметил, что за спиной эсэсовца маячит Джеймс. Брави, как всегда, выбрал самую удачную позицию: и кольтелло приставить к горлу офицера можно, и прикрыться немцем. Но нож свой Джеймс из рукава пока не вытряхивал. Значит, не все так плохо.