Страница:
Ядвига и не высовывалась. Выставив только ствол немецкого пистолета-пулемета, дала очередь через иллюминатор. Вслепую. В небеса над Святой землей.
Если полячка рассчитывала напугать противника, то это ей не удалось. Ребятки на лошадях и верблюдах, в отличие от пиратов, видимо, не в первый раз слышали «шмайсеровский» стрекот. Привычные – е-мое! – обстрелянные… А потому и действовали смелее, решительнее. Не побежали, сломя голову, а дали ответный залп.
В считанные секунды стрелы утыкали катерок. Над валуном тоже свистело – головы не поднять. Стукнул о гальку и отскочил в сторону еще один увесистый пращевой снаряд. Еще два или три оперенных древка со стальными жалами влетели в иллюминатор. Вторая пулька из нагорбного супер-арбалета ударила в рубку. Брони на катерке не было, так что маленький кругленький шарик прошил ее легко. Может быть, даже насквозь.
– Ядвига, отставить! Лежи тихо и не дергайся! – выкрикнул Бурцев. Пока еще не поздно. Пока еще есть надежда, что девчонка жива…
На катере стало тихо. На катере не дергались, не стреляли. Или полячка вняла совету, или затихла совсем уж по другой причине.
– Да я их! – ярился, брызжа слюной и слезами, Освальд. – Я их всех! Без меча! Да за Ядвигу я их голыми руками!
Гаврила, Дмитрий и Збыслав навалились на рыцаря. Уткнули мордой в мокрую гальку, втроем удерживая добжиньца от бессмысленной смерти.
– Кто там?! – Джеймс тряхнул Бурцева. – Ты успел разглядеть?
– Кто-кто… верблюд в пальто! Рыцари какие-то и целая толпа горячих ребят вроде нашего Хабибуллы.
– Сарацины?
– Да уж, наверное, не эскимосы!
– Не кто?
– Отстань, а, брави? Дай подумать, что делать.
Один отстал – другой пристал. Теперь уже Хабибулла, услышав свое имя, наседал с расспросами.
– Василий-Вацлав, кто? Кто это? – требовал Хабибулла по-татарски.
– Дружки твои, – буркнул Бурцев. – Сарацины. Ты это… спроси, чего им от нас надо.
Массированный обстрел из луков, арбалетов, пращи и самострела-шарикомета тем временем прекратился. Послышались воинственные крики, топот копыт. Лошади и верблюды противника приближались к валуну-укрытию. Начиналась атака…
– Айза э?![20] – заорал из-за камня Хабибулла.
Наверное, услышать арабскую речь от людей с немецкого катера здесь никак не ожидали. Крики и топот стихли. Хабибулле ответили.
– Мэ хэза?![21] – расслышал Бурцев.
– Эсми Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн… – громко и торжественно затянул араб.
Когда он наконец закончил, воцарилась тишина. Только море за спиной по-прежнему шумливо боролось со скалами. Да совсем-совсем близко всхрапывали кони. И топтались верблюды.
– Валлахи?[22] – недоверчиво поинтересовался кто-то из нападавших.
– Валахи! – Хабибулла бесстрашно поднялся над камнем.
Стрелы в него не летели. Камни и убийственные шарики – тоже. И грозных воинственных кличей больше не звучало. Зато воздух содрогнулся от многоголосого радостного вопля.
Елки-палки! Похоже, Хабибулла ибн… ибн… ибн… в этой буйной компании – свой человек.
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Если полячка рассчитывала напугать противника, то это ей не удалось. Ребятки на лошадях и верблюдах, в отличие от пиратов, видимо, не в первый раз слышали «шмайсеровский» стрекот. Привычные – е-мое! – обстрелянные… А потому и действовали смелее, решительнее. Не побежали, сломя голову, а дали ответный залп.
В считанные секунды стрелы утыкали катерок. Над валуном тоже свистело – головы не поднять. Стукнул о гальку и отскочил в сторону еще один увесистый пращевой снаряд. Еще два или три оперенных древка со стальными жалами влетели в иллюминатор. Вторая пулька из нагорбного супер-арбалета ударила в рубку. Брони на катерке не было, так что маленький кругленький шарик прошил ее легко. Может быть, даже насквозь.
– Ядвига, отставить! Лежи тихо и не дергайся! – выкрикнул Бурцев. Пока еще не поздно. Пока еще есть надежда, что девчонка жива…
На катере стало тихо. На катере не дергались, не стреляли. Или полячка вняла совету, или затихла совсем уж по другой причине.
– Да я их! – ярился, брызжа слюной и слезами, Освальд. – Я их всех! Без меча! Да за Ядвигу я их голыми руками!
Гаврила, Дмитрий и Збыслав навалились на рыцаря. Уткнули мордой в мокрую гальку, втроем удерживая добжиньца от бессмысленной смерти.
– Кто там?! – Джеймс тряхнул Бурцева. – Ты успел разглядеть?
– Кто-кто… верблюд в пальто! Рыцари какие-то и целая толпа горячих ребят вроде нашего Хабибуллы.
– Сарацины?
– Да уж, наверное, не эскимосы!
– Не кто?
– Отстань, а, брави? Дай подумать, что делать.
Один отстал – другой пристал. Теперь уже Хабибулла, услышав свое имя, наседал с расспросами.
– Василий-Вацлав, кто? Кто это? – требовал Хабибулла по-татарски.
– Дружки твои, – буркнул Бурцев. – Сарацины. Ты это… спроси, чего им от нас надо.
Массированный обстрел из луков, арбалетов, пращи и самострела-шарикомета тем временем прекратился. Послышались воинственные крики, топот копыт. Лошади и верблюды противника приближались к валуну-укрытию. Начиналась атака…
– Айза э?![20] – заорал из-за камня Хабибулла.
Наверное, услышать арабскую речь от людей с немецкого катера здесь никак не ожидали. Крики и топот стихли. Хабибулле ответили.
– Мэ хэза?![21] – расслышал Бурцев.
– Эсми Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн… – громко и торжественно затянул араб.
Когда он наконец закончил, воцарилась тишина. Только море за спиной по-прежнему шумливо боролось со скалами. Да совсем-совсем близко всхрапывали кони. И топтались верблюды.
– Валлахи?[22] – недоверчиво поинтересовался кто-то из нападавших.
– Валахи! – Хабибулла бесстрашно поднялся над камнем.
Стрелы в него не летели. Камни и убийственные шарики – тоже. И грозных воинственных кличей больше не звучало. Зато воздух содрогнулся от многоголосого радостного вопля.
Елки-палки! Похоже, Хабибулла ибн… ибн… ибн… в этой буйной компании – свой человек.
Глава 19
Полный триумф! Причальный камень, до сих пор служивший им укрытием и имевший неплохие шансы стать надгробием, обратился в трибуну. Хабибулла стоял на валуне в позе кандидата, победившего, как минимум, на президентских выборах. Бородатое лицо со шрамом – воплощение харизмы, обе руки воздеты над толпой. И разрубленная эсэсовская рубашка с нацистским орлом на груди… Да уж!
Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.
Освальд обнимал Ядвигу – целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет-пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному-поперечному и твердил без умолку:
– Саляма-алекума, саляма-алекума…
Странно, но арабы ему отвечали. Как положено – «Алейкум ассалям».
С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда – давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»-наметом – разглядел в общей суматохе Жюля.
«Фата» дернулась, «невеста» бросила меч в ножны, направила коня к капитану Алисы Шампанской.
– Бонжур, Жюль! – глухо рокотнуло из-под шлема.
Морской волк удивленно поднял глаза.
– Бонжур, мсье… мсье…
«Невеста» откинула забрало, явив заросшую, мясистую и раскрасневшуюся физиономию. Лицо изжаривающегося заживо человека.
– О, сир! – Жюль почтительно склонил голову.
Тот, кого назвали сиром, снял шлем, скинул кольчужный капюшон, сдернул шапочку-подшлемник. Копна черных волос торчала как иглы у встревоженного дикобраза. Щетина на щеках и подбородке напоминала зверька поменьше – ежа.
– Коман ва тю[23] , Жюль?
– Трэ бьян[24], мерси. Э ву[25], сир?
– Комси комса[26], – вздохнул рыцарь.
Бурцев прервал этот содержательный диалог. Подошел к поближе. Подтащил переводчика – Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно.
– Жюль, вы знакомы?
– Сэ[27] мсье Жан д'Ибелен, – с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы.
– Жан Первый Ибеленский, – коротко перевел Джеймс. – Сир Бейрута.
Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо хоть не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута – так это вообще песня! Стоп…
– Джеймс, спроси-ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала ее величество королева Кипра?
Жюль энергично закивал. Тот!
– Коман вузапле-ву[28], мсье? – обратился к Бурцеву сир Бейрута г-н Ибеленский.
Джеймс перевел. Бурцев представился. Спросил на всякий случай:
– Шпрехен зи дойч?
С королевой этот номер прошел и… И здесь тоже!
– Я! Я! – отозвался Жан д' Ибелен.
По-немецки он говорил. Однако пошпрехать вволю им так и не дали.
– Василий-Вацлав! Василий-Вацлав!
Хабибулла? Герой дня? Он самый! А за ним – двое всадников. Впереди – степенный бородатый сарацин в летах. Араб гордо восседал на невысоком тонконогом белоснежном аргамаке. Дорогой прочный панцирь поскрипывал кожей, позвякивал металлом. Сабля – в ножнах с каменьями, у седла щит, весь в арабской вязи. На голове – изукрашенный серебром и золотом шлем в форме приплюснутого купола. Из-под шлема смотрят умные настороженные глаза.
Чуть позади – молодой горячий воин на горячем скакуне вороной масти. Этот наездник глядел прямо, жестко. Легкая добротная кольчуга, надежный островерхий шлем, небольшой круглый щит с изображением льва, изогнутая сабля, а вместо лука – праща у седла. Простенький, без изысков, ремешок с утолщением посередке. Так вот, значит, кто кидался камешками…
Странно, на араба молодой всадник похож не был. Скорее уж на монгола, татарина или казаха. Сухая обветренная кожа, узкие глаза, выступающие скулы, маленькие усики. Судя по уверенной посадке и резким точным движениям, парень был рубакой хоть куда. Единственное, что портило джигита, – махонькое, однако приметное бельмо на левом глазу.
– Салям алейкум! – приветствовали Бурцева.
Говорил старший. Голос у него был тихий, вкрадчивый, но по-военному твердый.
– Алейкум ассалям! – отозвался Бурцев.
– Ахлан васайлан![29] – пожилой всадник величественным жестом обвел рукой скалы.
Бурцев слов не понял, но благодарно кивнул. Гостеприимство – оно в переводе не нуждается, его видно сразу.
– Перед тобой, Василий-Вацлав, сам старший эмир Айтегин аль-Бундуктар, мудрый наиб[30] великого султана Египта, чье светлое имя – ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб, да хранит его Аллах! – торжественно и по-восточному витиевато представил Хабибулла всадника. Пояснил: – Мы с наибом давние соратники.
Айтегин аль-Бундуктар что-то сказал.
– Эмир благодарит тебя за помощь, которую ты оказал мне, и извиняется за то, что, по незнанию, принял друзей за врагов, именующих себя Хранителями Гроба, – перевел Хабибулла.
– Да ладно, чего уж там, немудрено ошибиться-то, – Бурцев глянул на катер цайткоманды, на свою эсэсовскую форму…
Хабибулла повернулся к молодому джигиту на вороном скакуне:
– А это лучший воин мудрого Айтегина аль-Бундуктара младший эмир-сотник Бейбарс, мамлюк достойнейшего государя Наджм-ад-дина из рода Аюби-ров.
Хм, мамлюк, значит. Воин-наемник. Точнее, не наемник даже, а привилегированный раб, вроде турецких янычар. И Бейбарс к тому же. Уж не будущий ли египетский султан, поднявшийся с самого низа на самый верх? Любопытно-любопытно посмотреть на легендарного правителя, только-только начинающего свой путь по длиннющей карьерной лестнице[31].
Бурцев тоже назвал свое имя. Сначала эмиру Ай-тегину. И еще раз – эмиру Бейбарсу.
– Василий-Вацлав. Каид, – на свой лад перевел Хабибулла.
Все, вроде с формальностями покончено. Теперь бы самое время выяснить, чем тут занимается странная компания почтенного сарацинского наиба, тюрка-мамлюка и бейрутского сира.
Рассказывали Айтегин и Жан Ибеленский. Первый – через переводчика-Хабибуллу. Второй шпарил по-немецки. Бейбарс вежливо отмалчивался. Молодой еще – не пришло время будущего султана.
Сир и наиб говорили долго. Бурцев слушал. И мотал на ус.
Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.
Освальд обнимал Ядвигу – целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет-пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному-поперечному и твердил без умолку:
– Саляма-алекума, саляма-алекума…
Странно, но арабы ему отвечали. Как положено – «Алейкум ассалям».
С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда – давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»-наметом – разглядел в общей суматохе Жюля.
«Фата» дернулась, «невеста» бросила меч в ножны, направила коня к капитану Алисы Шампанской.
– Бонжур, Жюль! – глухо рокотнуло из-под шлема.
Морской волк удивленно поднял глаза.
– Бонжур, мсье… мсье…
«Невеста» откинула забрало, явив заросшую, мясистую и раскрасневшуюся физиономию. Лицо изжаривающегося заживо человека.
– О, сир! – Жюль почтительно склонил голову.
Тот, кого назвали сиром, снял шлем, скинул кольчужный капюшон, сдернул шапочку-подшлемник. Копна черных волос торчала как иглы у встревоженного дикобраза. Щетина на щеках и подбородке напоминала зверька поменьше – ежа.
– Коман ва тю[23] , Жюль?
– Трэ бьян[24], мерси. Э ву[25], сир?
– Комси комса[26], – вздохнул рыцарь.
Бурцев прервал этот содержательный диалог. Подошел к поближе. Подтащил переводчика – Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно.
– Жюль, вы знакомы?
– Сэ[27] мсье Жан д'Ибелен, – с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы.
– Жан Первый Ибеленский, – коротко перевел Джеймс. – Сир Бейрута.
Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо хоть не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута – так это вообще песня! Стоп…
– Джеймс, спроси-ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала ее величество королева Кипра?
Жюль энергично закивал. Тот!
– Коман вузапле-ву[28], мсье? – обратился к Бурцеву сир Бейрута г-н Ибеленский.
Джеймс перевел. Бурцев представился. Спросил на всякий случай:
– Шпрехен зи дойч?
С королевой этот номер прошел и… И здесь тоже!
– Я! Я! – отозвался Жан д' Ибелен.
По-немецки он говорил. Однако пошпрехать вволю им так и не дали.
– Василий-Вацлав! Василий-Вацлав!
Хабибулла? Герой дня? Он самый! А за ним – двое всадников. Впереди – степенный бородатый сарацин в летах. Араб гордо восседал на невысоком тонконогом белоснежном аргамаке. Дорогой прочный панцирь поскрипывал кожей, позвякивал металлом. Сабля – в ножнах с каменьями, у седла щит, весь в арабской вязи. На голове – изукрашенный серебром и золотом шлем в форме приплюснутого купола. Из-под шлема смотрят умные настороженные глаза.
Чуть позади – молодой горячий воин на горячем скакуне вороной масти. Этот наездник глядел прямо, жестко. Легкая добротная кольчуга, надежный островерхий шлем, небольшой круглый щит с изображением льва, изогнутая сабля, а вместо лука – праща у седла. Простенький, без изысков, ремешок с утолщением посередке. Так вот, значит, кто кидался камешками…
Странно, на араба молодой всадник похож не был. Скорее уж на монгола, татарина или казаха. Сухая обветренная кожа, узкие глаза, выступающие скулы, маленькие усики. Судя по уверенной посадке и резким точным движениям, парень был рубакой хоть куда. Единственное, что портило джигита, – махонькое, однако приметное бельмо на левом глазу.
– Салям алейкум! – приветствовали Бурцева.
Говорил старший. Голос у него был тихий, вкрадчивый, но по-военному твердый.
– Алейкум ассалям! – отозвался Бурцев.
– Ахлан васайлан![29] – пожилой всадник величественным жестом обвел рукой скалы.
Бурцев слов не понял, но благодарно кивнул. Гостеприимство – оно в переводе не нуждается, его видно сразу.
– Перед тобой, Василий-Вацлав, сам старший эмир Айтегин аль-Бундуктар, мудрый наиб[30] великого султана Египта, чье светлое имя – ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб, да хранит его Аллах! – торжественно и по-восточному витиевато представил Хабибулла всадника. Пояснил: – Мы с наибом давние соратники.
Айтегин аль-Бундуктар что-то сказал.
– Эмир благодарит тебя за помощь, которую ты оказал мне, и извиняется за то, что, по незнанию, принял друзей за врагов, именующих себя Хранителями Гроба, – перевел Хабибулла.
– Да ладно, чего уж там, немудрено ошибиться-то, – Бурцев глянул на катер цайткоманды, на свою эсэсовскую форму…
Хабибулла повернулся к молодому джигиту на вороном скакуне:
– А это лучший воин мудрого Айтегина аль-Бундуктара младший эмир-сотник Бейбарс, мамлюк достойнейшего государя Наджм-ад-дина из рода Аюби-ров.
Хм, мамлюк, значит. Воин-наемник. Точнее, не наемник даже, а привилегированный раб, вроде турецких янычар. И Бейбарс к тому же. Уж не будущий ли египетский султан, поднявшийся с самого низа на самый верх? Любопытно-любопытно посмотреть на легендарного правителя, только-только начинающего свой путь по длиннющей карьерной лестнице[31].
Бурцев тоже назвал свое имя. Сначала эмиру Ай-тегину. И еще раз – эмиру Бейбарсу.
– Василий-Вацлав. Каид, – на свой лад перевел Хабибулла.
Все, вроде с формальностями покончено. Теперь бы самое время выяснить, чем тут занимается странная компания почтенного сарацинского наиба, тюрка-мамлюка и бейрутского сира.
Рассказывали Айтегин и Жан Ибеленский. Первый – через переводчика-Хабибуллу. Второй шпарил по-немецки. Бейбарс вежливо отмалчивался. Молодой еще – не пришло время будущего султана.
Сир и наиб говорили долго. Бурцев слушал. И мотал на ус.
Глава 20
После достопамятного поражения объединенных рыцарско-сарацинских войск под Аккрой в Палестине тлела перманентная партизанская война. Интернациональная повстанческая армия не отличалась, правда, дисциплиной, единоначалием и слаженностью действий, в чем значительно уступала фашистско-тевтонским силам. Отдельные отряды совершали налеты на немецкие обозы, автоколонны и гарнизоны небольших селений каждый по своему усмотрению, стихийно и, как правило, без подготовки. Немудрено, что провалов таких операций было значительно больше, чем сомнительных успехов. Каждая же новая неудача укрепляла уверенность в непобедимости могущественного противника и множила уныние в сердцах повстанцев.
Вылазки становились все реже, все несущественней, а карательные операции Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии – все стремительней и безжалостней. Охота за партизанами велась с земли и воздуха – посредством «мессершмиттов» цайткоманды. Кроме того, катера береговой охраны и суда, реквизированные тевтонами в портовых городах, патрулировали побережье, дабы лишить повстанцев поддержки с моря.
Партизанить в таких условиях могли лишь те, кто имел надежные укрытия, кто умел быстро рассредоточиваться и мгновенно собирать силы в единый кулак, кто был храбр как лев, отчаян как загнанная в угол крыса и хитер как лиса. По сути, только два небольших отряда еще портили немцам жизнь на оккупированных территориях.
Первый – жалкие остатки тамплиерского и иоаннитского воинства, собранные с миру по нитке из разрушенных орденских замков и странноприимных госпиталей. Всего неполных полторы сотни рыцарей и стрелков, которые перед каждым боем надевали одежды с красными на белом и белыми на красном крестами.
Крестоносцы объединились под началом магистра ордена Храма Армана де Перигора. В свое время верные оруженосцы вынесли его – контуженного и израненного – из чудовищной Аккрской мясорубки. С тех пор тамплиерский магистр именем Господа поклялся драться против немецких колдунов и их тевтонских союзников, покуда рука держит меч. Тем же обетом по приказу де Перигора сковывал себя каждый воин, встававший под его черно-белое полосатое знамя.
Непримиримые, но немногочисленные крестоносцы ордена Храма и братства Святого Иоанна Иерусалимского не могли, впрочем, причинить немцам сколь либо серьезного вреда. Куда больше беспокойства оккупантам доставлял другой отряд в полтысячи мечей и сабель. Против общего врага в этой небольшой и неуловимой армии бок о бок сражались светские рыцари Иерусалимского королевства и сарацины.
На первых порах повстанческую группу возглавил мятежный сир Бейрута Жан Ибеленский. В отличие от Армана де Перигора, который уповал исключительно на помощь Господа, верность братьев-рыцарей и крепость их мечей, Жан д'Ибелен не довольствовался одними лишь засадами и внезапными рейдами по тылам противника. С самого начала этой странной и страшной войны сир Бейрута неустанно искал союзников. Кипрское семейство Лузиньянов, являвшееся потенциальным претендентом на Иерусалимскую корону, оказалось первым, но, увы, и слабейшим из них.
Небольшая королевская дружина киприотов воглаве с юным Генрихом полегла в полном составе еще под Аккрой, а ее величество Алиса Шампанская вскоре вынуждена была бежать с острова. Использовать Кипр в качестве надежного убежища и перевалочной базы для накопления сил, зализывания ран и связи с Европой Жану Ибеленскому не удалось. Удобный островной плацдарм первыми захватили немцы. На башнях Никосии и Лимасола теперь развевались тевтонские и фашистские флаги.
Зато другой союз оказался более перспективным. К сиру Бейрута примкнули эмиссары египетского султана Айтегин и Бейбарс с небольшим мобильным отрядом из числа лучших мамлюков султанской гвардии. Для начала – с небольшим…
Повелитель Египта Ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб прекрасно понимал, что никто не может гарантировать безопасности его собственных владений, когда Палестина окончательно покорится черным крестам и смертоносной магии Хранителей Гроба. А вести войну с немцами на своей территории султану не хотелось. Воевать ведь всегда удобнее на землях соседа.
И многомудрый Ал-Малик ас-Салиха из династии Аюбидов согласился помочь бейрутскому сиру. Даже обещал возвести его на трон Иерусалима в пику императору-марионетке прогерманской группировки Фридриху II. В принципе, косвенно, даже очень косвенно, ну, очень-очень косвенно, Жан д'Ибелен все же мог претендовать на Иерусалимский престол как сын Марии Комниной, вдовы Амори Иерусалимского. Просто прежде он не имел ни соответствующих амбиций, ни возможностей. Теперь же, когда, по милости Хранителей Гроба, все вокруг шло кувырком и катилось в тартарары, новый расклад пришелся Жану Ибеленскому по душе.
За свою помощь султан просил немного: привилегии в торговле с Европой и отсутствие каких бы то ни было притеснений правоверных. Сир Бейрута, который и ранее отличался завидной веротерпимостью, легко принял необременительные условия союза.
Ас-Салих предоставлял в распоряжение Айтегина десятитысячное войско, состоявшее из мамлюков и стремительной хорезмийской конницы, что недавно и так кстати поступила на службу султану. И Айтегин превращался в негласного руководителя дальнейших операций. Жан д'Ибелен не возражал. Да и не мог возразить, если б захотел: его рыцари в отряде были в меньшинстве.
Как доносили гонцы, египетская армия уже направлялась к условленному месту встречи под Вифлеемом. Войска двигались быстро и скрытно. Переходы совершались по ночам, а под утро конница рассеивалась в песках, исчезала бесследно в оазисах, оврагах, руслах высохших рек, в солончаках и скалах Мертвого моря.
Прятаться было нетрудно. Партизанская война велась ближе к Средиземноморскому побережью – на севере и западе Палестины. Там же стояли немецкие гарнизоны на случай десанта европейских крестоносцев, которых уже подзадоривал Папа Григорий Девятый.
На безжизненных же юго-восточных границах Иерусалимского королевства пока было тихо и спокойно. Эту территорию германцы практически не патрулировали. Не хватало сил, отсутствовала стратегическая необходимость… Таким образом, старшему эмиру и наибу Айтегину аль-Бундуктару оставалось только встретить армию султана, принять командование и использовать ее надлежащим образом.
В тайном лагере палестинского сопротивления, надежно укрытом прибрежными скалами и с моря, и с суши, Жан Ибеленскии, Айтегин аль-Бундуктар и будущий властитель Египта Бейбарс обсуждали план дальнейших действий. План был дерзок и грандиозен. Решив не размениваться на мелкие стычки, сир и эмиры намеревались ударить в самое сердце врага – по оккупированному Иерусалиму. Уж слишком манило средоточие общих святынь… И христиан манило, и мусульман.
А шанс был. Десять тысяч всадников – это много, очень много. Значительно больше, чем гарнизон Иерусалима. Больше, чем вся фашистско-тевтонская армия, рассредоточенная по Палестине и за ее пределами. Да, войско султана шло налегке, без обозов, без стенобитных машин. Конница, одна только конница, не годная для длительных осад. Но если бы этот кавалерийский вал захлестнул город сразу, с наскока, тогда, возможно, немцев не спасла бы даже «боевая магия» Хранителей. Увы, чтобы взять Иерусалим #изгоном, необходимо сначала открыть перед штурмующей армией хотя бы одни городские ворота. А как? Сами по себе ворота Святого Города крепкие, не всякий таран совладает. И возле каждых круглые сутки дежурит стража под началом Хранителей Гроба.
Как?! Над этой проблемой ломали головы Жан Ибеленский, Айтегин аль-Бундуктар и Бейбарс, когда дозорные сообщили о приближении лодки немецких колдунов. Колдовской лодки, которую вели люди в одеждах Хранителей Гроба. Судно, вопреки ожиданиям, не прошло мимо, а повернуло на скалы. Сир Бейрута и султанские эмиры приказали своим воинам готовиться к бою.
В прибрежных скалах имелся проход – трудный и весьма опасный. Им порой пользовались сами повстанцы, если требовалось принять или отправить небольшие грузы морем, не заходя в порт Яффы. Но пользовались крайне редко. Немцы о проходе не знали, однако лодка Хранителей нашла тайный фарватер и прошла. Несомненно, лишь благодаря шумной магической силе, что подталкивала ее в нужном направлении лучше любого паруса и весел.
– Господь благоволит нам, – расценил происходящее Жан Ибеленский. – Он посылает нам врага, дабы мы пленили его и вызнали все, что потребно для штурма Иерусалима.
– Аллах велик и милостив, – согласились эмиры.
Засада на берегу была устроена мастерски. Хранители Гроба с колдовской лодки, ничего не заподозрив, сошли на берег безоружными. Жан д'Ибелен, Айтегин и Бейбарс повели людей в атаку.
Потом закричал Хабибулла…
Вылазки становились все реже, все несущественней, а карательные операции Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии – все стремительней и безжалостней. Охота за партизанами велась с земли и воздуха – посредством «мессершмиттов» цайткоманды. Кроме того, катера береговой охраны и суда, реквизированные тевтонами в портовых городах, патрулировали побережье, дабы лишить повстанцев поддержки с моря.
Партизанить в таких условиях могли лишь те, кто имел надежные укрытия, кто умел быстро рассредоточиваться и мгновенно собирать силы в единый кулак, кто был храбр как лев, отчаян как загнанная в угол крыса и хитер как лиса. По сути, только два небольших отряда еще портили немцам жизнь на оккупированных территориях.
Первый – жалкие остатки тамплиерского и иоаннитского воинства, собранные с миру по нитке из разрушенных орденских замков и странноприимных госпиталей. Всего неполных полторы сотни рыцарей и стрелков, которые перед каждым боем надевали одежды с красными на белом и белыми на красном крестами.
Крестоносцы объединились под началом магистра ордена Храма Армана де Перигора. В свое время верные оруженосцы вынесли его – контуженного и израненного – из чудовищной Аккрской мясорубки. С тех пор тамплиерский магистр именем Господа поклялся драться против немецких колдунов и их тевтонских союзников, покуда рука держит меч. Тем же обетом по приказу де Перигора сковывал себя каждый воин, встававший под его черно-белое полосатое знамя.
Непримиримые, но немногочисленные крестоносцы ордена Храма и братства Святого Иоанна Иерусалимского не могли, впрочем, причинить немцам сколь либо серьезного вреда. Куда больше беспокойства оккупантам доставлял другой отряд в полтысячи мечей и сабель. Против общего врага в этой небольшой и неуловимой армии бок о бок сражались светские рыцари Иерусалимского королевства и сарацины.
На первых порах повстанческую группу возглавил мятежный сир Бейрута Жан Ибеленский. В отличие от Армана де Перигора, который уповал исключительно на помощь Господа, верность братьев-рыцарей и крепость их мечей, Жан д'Ибелен не довольствовался одними лишь засадами и внезапными рейдами по тылам противника. С самого начала этой странной и страшной войны сир Бейрута неустанно искал союзников. Кипрское семейство Лузиньянов, являвшееся потенциальным претендентом на Иерусалимскую корону, оказалось первым, но, увы, и слабейшим из них.
Небольшая королевская дружина киприотов воглаве с юным Генрихом полегла в полном составе еще под Аккрой, а ее величество Алиса Шампанская вскоре вынуждена была бежать с острова. Использовать Кипр в качестве надежного убежища и перевалочной базы для накопления сил, зализывания ран и связи с Европой Жану Ибеленскому не удалось. Удобный островной плацдарм первыми захватили немцы. На башнях Никосии и Лимасола теперь развевались тевтонские и фашистские флаги.
Зато другой союз оказался более перспективным. К сиру Бейрута примкнули эмиссары египетского султана Айтегин и Бейбарс с небольшим мобильным отрядом из числа лучших мамлюков султанской гвардии. Для начала – с небольшим…
Повелитель Египта Ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб прекрасно понимал, что никто не может гарантировать безопасности его собственных владений, когда Палестина окончательно покорится черным крестам и смертоносной магии Хранителей Гроба. А вести войну с немцами на своей территории султану не хотелось. Воевать ведь всегда удобнее на землях соседа.
И многомудрый Ал-Малик ас-Салиха из династии Аюбидов согласился помочь бейрутскому сиру. Даже обещал возвести его на трон Иерусалима в пику императору-марионетке прогерманской группировки Фридриху II. В принципе, косвенно, даже очень косвенно, ну, очень-очень косвенно, Жан д'Ибелен все же мог претендовать на Иерусалимский престол как сын Марии Комниной, вдовы Амори Иерусалимского. Просто прежде он не имел ни соответствующих амбиций, ни возможностей. Теперь же, когда, по милости Хранителей Гроба, все вокруг шло кувырком и катилось в тартарары, новый расклад пришелся Жану Ибеленскому по душе.
За свою помощь султан просил немного: привилегии в торговле с Европой и отсутствие каких бы то ни было притеснений правоверных. Сир Бейрута, который и ранее отличался завидной веротерпимостью, легко принял необременительные условия союза.
Ас-Салих предоставлял в распоряжение Айтегина десятитысячное войско, состоявшее из мамлюков и стремительной хорезмийской конницы, что недавно и так кстати поступила на службу султану. И Айтегин превращался в негласного руководителя дальнейших операций. Жан д'Ибелен не возражал. Да и не мог возразить, если б захотел: его рыцари в отряде были в меньшинстве.
Как доносили гонцы, египетская армия уже направлялась к условленному месту встречи под Вифлеемом. Войска двигались быстро и скрытно. Переходы совершались по ночам, а под утро конница рассеивалась в песках, исчезала бесследно в оазисах, оврагах, руслах высохших рек, в солончаках и скалах Мертвого моря.
Прятаться было нетрудно. Партизанская война велась ближе к Средиземноморскому побережью – на севере и западе Палестины. Там же стояли немецкие гарнизоны на случай десанта европейских крестоносцев, которых уже подзадоривал Папа Григорий Девятый.
На безжизненных же юго-восточных границах Иерусалимского королевства пока было тихо и спокойно. Эту территорию германцы практически не патрулировали. Не хватало сил, отсутствовала стратегическая необходимость… Таким образом, старшему эмиру и наибу Айтегину аль-Бундуктару оставалось только встретить армию султана, принять командование и использовать ее надлежащим образом.
В тайном лагере палестинского сопротивления, надежно укрытом прибрежными скалами и с моря, и с суши, Жан Ибеленскии, Айтегин аль-Бундуктар и будущий властитель Египта Бейбарс обсуждали план дальнейших действий. План был дерзок и грандиозен. Решив не размениваться на мелкие стычки, сир и эмиры намеревались ударить в самое сердце врага – по оккупированному Иерусалиму. Уж слишком манило средоточие общих святынь… И христиан манило, и мусульман.
А шанс был. Десять тысяч всадников – это много, очень много. Значительно больше, чем гарнизон Иерусалима. Больше, чем вся фашистско-тевтонская армия, рассредоточенная по Палестине и за ее пределами. Да, войско султана шло налегке, без обозов, без стенобитных машин. Конница, одна только конница, не годная для длительных осад. Но если бы этот кавалерийский вал захлестнул город сразу, с наскока, тогда, возможно, немцев не спасла бы даже «боевая магия» Хранителей. Увы, чтобы взять Иерусалим #изгоном, необходимо сначала открыть перед штурмующей армией хотя бы одни городские ворота. А как? Сами по себе ворота Святого Города крепкие, не всякий таран совладает. И возле каждых круглые сутки дежурит стража под началом Хранителей Гроба.
Как?! Над этой проблемой ломали головы Жан Ибеленский, Айтегин аль-Бундуктар и Бейбарс, когда дозорные сообщили о приближении лодки немецких колдунов. Колдовской лодки, которую вели люди в одеждах Хранителей Гроба. Судно, вопреки ожиданиям, не прошло мимо, а повернуло на скалы. Сир Бейрута и султанские эмиры приказали своим воинам готовиться к бою.
В прибрежных скалах имелся проход – трудный и весьма опасный. Им порой пользовались сами повстанцы, если требовалось принять или отправить небольшие грузы морем, не заходя в порт Яффы. Но пользовались крайне редко. Немцы о проходе не знали, однако лодка Хранителей нашла тайный фарватер и прошла. Несомненно, лишь благодаря шумной магической силе, что подталкивала ее в нужном направлении лучше любого паруса и весел.
– Господь благоволит нам, – расценил происходящее Жан Ибеленский. – Он посылает нам врага, дабы мы пленили его и вызнали все, что потребно для штурма Иерусалима.
– Аллах велик и милостив, – согласились эмиры.
Засада на берегу была устроена мастерски. Хранители Гроба с колдовской лодки, ничего не заподозрив, сошли на берег безоружными. Жан д'Ибелен, Айтегин и Бейбарс повели людей в атаку.
Потом закричал Хабибулла…
Глава 21
Время слушать кончилось. Настало время говорить. Бурцев обратился к старшему эмиру:
– Почтенный Айтегин, когда должна прибыть конница султана? – Бурцев решил сразу брать быка за рога. Хабибулле досталась роль синхронного толмача. – Когда войско будет готово к штурму Иерусалима?
Наиб Айтегин аль-Бундуктар смотрел с любопытством. И, как показалось Бурцеву, с подозрением.
– Ты жаждешь славы? Добычи? Награды? Или из рвения перед своим распятым богом стремишься освободить оскверненные христианские святыни? Или просто хочешь умереть за них, спасая бессмертную душу? Или все-таки у тебя имеются иные причины так рваться в бой, а, каид Василий-Вацлав?
Бурцев шумно вздохнул:
– Хабибулла, будь другом, объясни этому мудрому наибу, что мне сейчас не до вашего восточного многословия. Я должен попасть в Иерусалим, прежде чем взойдет полная луна. И я попаду туда – с ним или без него.
– Луна? – удивился Айтегин. – Но при чем тут полная луна?
Бурцев начинал терять терпение:
– А хотя бы при том, что она предвещает маленький такой конец света. После полнолуния могущество Хранителей возрастет многократно.
– Вот как? – эмир задумался. – Что ж, полный диск ночного светила действительно пробуждает магические силы – об этом говорили еще мудрецы древности. Но откуда тебе известны секреты немецких колдунов?
– Мне уже доводилось сражаться с ними в северных землях. И сталкиваться в Венеции – тоже.
– И что ты знаешь о Хранителях Гроба?
– Ну, например, что у них имеется м-м-м… чудо-оружие.
– Чудо? Оружие?
– Вундер-ваффен, если по-немецки. Страшное, очень страшное оружие…
– Ну, положим, у них много страшного оружия, каид. Громовые самострелы, колдовские лодки, шайтановые железные повозки, летающие джины, что плюются сверху огнем и молниями…
– То, о чем я говорю, гораздо страшнее. «Гроссе магиш атоммине» – так его называют сами Хранители.
– Гроссе… что? И как же выглядит это «гроссе»?
Ну, как бы объяснить подоходчивее?
– Похоже на большой гроб.
– Гроб? – эмир задумался. – Гроб Хранителей Гроба? И уж не его ли стерегут в Эль Кудсе немецкие колдуны?
– Его, наиб. Он способен стереть с лица земли весь Иерусалим. Чем, собственно, и займутся Хранители при полной луне.
– Целый город? С лица земли? Разве такое возможно? – Айтегин смотрел недоверчиво.
А вот у Бейбарса глаза загорелись сразу. Невиданное по мощности оружие явно заинтересовало мамлюка.
– Возможно-возможно, – вздохнул Бурцев. – Так когда армия султана сможет атаковать Иерусалим?
– Хабибулла? – Наиб глянул на переводчика.
Тот кивнул. «Этому человеку можно доверять», – без слов говорил Хабибулла.
Айтегин помолчал немного. Обдумал, прикинул что-то. Потом произнес:
– Ладно, я отвечу тебе, каид-иноземец. Штурм можно начать как раз в ночь полной луны. Прежде, чем минет первая половина ночи. Прежде, чем покинет посты первая стража на городских стенах. Ты доволен?
– Да.
Не очень уверенно, вообще-то, прозвучал его ответ, но… Если город падет до полуночи – есть шанс! Переброска в хронобункер СС Аделаиды или, как ее называли в своих секретных бумагах гитлеровцы, «шлюссель-менша» запланирована на полночь, о чем Бурцев узнал еще в Венеции. И только после эксперимента с «человеком-ключом» немцы взорвут «атоммине» и попытаются открыть «цайт-тоннель». Если, конечно, планы у фашиков не изменились. А хотелось надеяться на то… Ничего другого все равно не оставалось.
Итак, нужно решить, что делать с городскими воротами. Эмиры и сир Бейрута совершенно правы: хотя бы одни из них должны быть открытыми. Ибо малейшая задержка под стенами приведет к неминуемому поражению. Эсэсовцы просто-напросто выкосят автоматно-пулеметным огнем султанское войско, а тех, кто уцелеет, обратят в бегство.
– Сколько ворот в городе? – спросил Бурцев. – Как охраняются? Где наиболее удобные подступы для конницы?
Айтегин смотрел на него долго и пристально:
– Хочешь захватить ворота?
– А разве не об этом у вас шла речь?
– Ты отважен, друг мой, но не забывай об оружии шайтана, коим обладают немецкие колдуны.
– У нас тоже есть хм… оружие шайтана. Там вон лежит.
Бурцев кивнул на катер. Один пулемет и один «шмайсер» – не густо, конечно. Но если напасть внезапно и ударить по привратной страже с тыла…
– Я умею им пользоваться. И не только я.
В его команде имелось еще два стрелка: Сыма Цзян и Ядвига.
– Сколько сотен воинов тебе потребуется для захвата ворот, каид Василий-Вацлав? – деловито осведомился наиб.
– Сотен? Сотен – нисколько. Большой отряд – большие подозрения. Мне хватит моей дружины, ну и… Хабибулла, ты знаешь город?
– Как свои пять пальцев.
– Значит, пойдут мои люди и Хабибулла. Он не помешает.– Все равно ведь этот сарацин от него уже не отвяжется. Аллахом поклялся как-никак.
– Но этого мало, слишком мало, чтобы штурмовать ворота в лоб, – нахмурился старший эмир. – Даже с шайтановым оружием.
– А кто говорит о лобовом штурме? Сначала я хочу пройти через ворота, хочу попасть в город, осмотреться хочу, а уже потом…
– Тебя и твоих людей не впустят в город с оружием, – мрачно объявил Айтегин. – Тем более с шайтанскими громометами. Стража обыскивает и разоружает любого входящего за стены Эль Кудса и возвращает изъятое оружие лишь на выходе из города. Того, кто пытается обмануть немцев, ждет виселица.
Хм… вот как? Но Бурцев, собственно, и не рассчитывал пронести стволы в открытую. Неужто неотыщется действенного способа контрабанды?
– Всех ли проверяют с надлежащей тщательностью? – спросил он. – Досматривают ли Хранители Гроба и тевтонские рыцари купеческие повозки? Крестьянские телеги? Поклажу паломников?
– Сами немецкие колдуны и орденские братья этим не занимаются. Да и не смогли бы при всем желании: слишком много народа въезжает в Эль Кудс. Хранители Гроба и рыцари черного креста только охраняют ворота, а в разговор вступают лишь с теми, кто вызывает наибольшие подозрения. Остальных проверяют слуги-кнехты. Мимо этих не пройдет ни один христианин.
– Почтенный Айтегин, когда должна прибыть конница султана? – Бурцев решил сразу брать быка за рога. Хабибулле досталась роль синхронного толмача. – Когда войско будет готово к штурму Иерусалима?
Наиб Айтегин аль-Бундуктар смотрел с любопытством. И, как показалось Бурцеву, с подозрением.
– Ты жаждешь славы? Добычи? Награды? Или из рвения перед своим распятым богом стремишься освободить оскверненные христианские святыни? Или просто хочешь умереть за них, спасая бессмертную душу? Или все-таки у тебя имеются иные причины так рваться в бой, а, каид Василий-Вацлав?
Бурцев шумно вздохнул:
– Хабибулла, будь другом, объясни этому мудрому наибу, что мне сейчас не до вашего восточного многословия. Я должен попасть в Иерусалим, прежде чем взойдет полная луна. И я попаду туда – с ним или без него.
– Луна? – удивился Айтегин. – Но при чем тут полная луна?
Бурцев начинал терять терпение:
– А хотя бы при том, что она предвещает маленький такой конец света. После полнолуния могущество Хранителей возрастет многократно.
– Вот как? – эмир задумался. – Что ж, полный диск ночного светила действительно пробуждает магические силы – об этом говорили еще мудрецы древности. Но откуда тебе известны секреты немецких колдунов?
– Мне уже доводилось сражаться с ними в северных землях. И сталкиваться в Венеции – тоже.
– И что ты знаешь о Хранителях Гроба?
– Ну, например, что у них имеется м-м-м… чудо-оружие.
– Чудо? Оружие?
– Вундер-ваффен, если по-немецки. Страшное, очень страшное оружие…
– Ну, положим, у них много страшного оружия, каид. Громовые самострелы, колдовские лодки, шайтановые железные повозки, летающие джины, что плюются сверху огнем и молниями…
– То, о чем я говорю, гораздо страшнее. «Гроссе магиш атоммине» – так его называют сами Хранители.
– Гроссе… что? И как же выглядит это «гроссе»?
Ну, как бы объяснить подоходчивее?
– Похоже на большой гроб.
– Гроб? – эмир задумался. – Гроб Хранителей Гроба? И уж не его ли стерегут в Эль Кудсе немецкие колдуны?
– Его, наиб. Он способен стереть с лица земли весь Иерусалим. Чем, собственно, и займутся Хранители при полной луне.
– Целый город? С лица земли? Разве такое возможно? – Айтегин смотрел недоверчиво.
А вот у Бейбарса глаза загорелись сразу. Невиданное по мощности оружие явно заинтересовало мамлюка.
– Возможно-возможно, – вздохнул Бурцев. – Так когда армия султана сможет атаковать Иерусалим?
– Хабибулла? – Наиб глянул на переводчика.
Тот кивнул. «Этому человеку можно доверять», – без слов говорил Хабибулла.
Айтегин помолчал немного. Обдумал, прикинул что-то. Потом произнес:
– Ладно, я отвечу тебе, каид-иноземец. Штурм можно начать как раз в ночь полной луны. Прежде, чем минет первая половина ночи. Прежде, чем покинет посты первая стража на городских стенах. Ты доволен?
– Да.
Не очень уверенно, вообще-то, прозвучал его ответ, но… Если город падет до полуночи – есть шанс! Переброска в хронобункер СС Аделаиды или, как ее называли в своих секретных бумагах гитлеровцы, «шлюссель-менша» запланирована на полночь, о чем Бурцев узнал еще в Венеции. И только после эксперимента с «человеком-ключом» немцы взорвут «атоммине» и попытаются открыть «цайт-тоннель». Если, конечно, планы у фашиков не изменились. А хотелось надеяться на то… Ничего другого все равно не оставалось.
Итак, нужно решить, что делать с городскими воротами. Эмиры и сир Бейрута совершенно правы: хотя бы одни из них должны быть открытыми. Ибо малейшая задержка под стенами приведет к неминуемому поражению. Эсэсовцы просто-напросто выкосят автоматно-пулеметным огнем султанское войско, а тех, кто уцелеет, обратят в бегство.
– Сколько ворот в городе? – спросил Бурцев. – Как охраняются? Где наиболее удобные подступы для конницы?
Айтегин смотрел на него долго и пристально:
– Хочешь захватить ворота?
– А разве не об этом у вас шла речь?
– Ты отважен, друг мой, но не забывай об оружии шайтана, коим обладают немецкие колдуны.
– У нас тоже есть хм… оружие шайтана. Там вон лежит.
Бурцев кивнул на катер. Один пулемет и один «шмайсер» – не густо, конечно. Но если напасть внезапно и ударить по привратной страже с тыла…
– Я умею им пользоваться. И не только я.
В его команде имелось еще два стрелка: Сыма Цзян и Ядвига.
– Сколько сотен воинов тебе потребуется для захвата ворот, каид Василий-Вацлав? – деловито осведомился наиб.
– Сотен? Сотен – нисколько. Большой отряд – большие подозрения. Мне хватит моей дружины, ну и… Хабибулла, ты знаешь город?
– Как свои пять пальцев.
– Значит, пойдут мои люди и Хабибулла. Он не помешает.– Все равно ведь этот сарацин от него уже не отвяжется. Аллахом поклялся как-никак.
– Но этого мало, слишком мало, чтобы штурмовать ворота в лоб, – нахмурился старший эмир. – Даже с шайтановым оружием.
– А кто говорит о лобовом штурме? Сначала я хочу пройти через ворота, хочу попасть в город, осмотреться хочу, а уже потом…
– Тебя и твоих людей не впустят в город с оружием, – мрачно объявил Айтегин. – Тем более с шайтанскими громометами. Стража обыскивает и разоружает любого входящего за стены Эль Кудса и возвращает изъятое оружие лишь на выходе из города. Того, кто пытается обмануть немцев, ждет виселица.
Хм… вот как? Но Бурцев, собственно, и не рассчитывал пронести стволы в открытую. Неужто неотыщется действенного способа контрабанды?
– Всех ли проверяют с надлежащей тщательностью? – спросил он. – Досматривают ли Хранители Гроба и тевтонские рыцари купеческие повозки? Крестьянские телеги? Поклажу паломников?
– Сами немецкие колдуны и орденские братья этим не занимаются. Да и не смогли бы при всем желании: слишком много народа въезжает в Эль Кудс. Хранители Гроба и рыцари черного креста только охраняют ворота, а в разговор вступают лишь с теми, кто вызывает наибольшие подозрения. Остальных проверяют слуги-кнехты. Мимо этих не пройдет ни один христианин.