Страница:
— Великая Тэ! — воскликнул Шарн. — Наконец-то… — Он с благоговением взял в руки меч — древнее фотонное оружие.
Бетуларн и все воины-фирвулаги на кораблях вытянулись, замерли по стойке «смирно», приложив сжатые кулаки к сердцу. Суголл не спеша слез с халика, в мгновение ока принял свой подлинный облик и припал к земле — вид этого невообразимого, похожего на спрута с гигантской уродливой человеческой головой существа вызывал неодолимое отвращение, однако никто из фирвулагов даже глазом не моргнул. Они дружно, хором запели священный гимн.
Когда последние звуки торжественной песни, эхом отозвавшиеся в заречных лесах, окончательно стихли, король Шарн повелел:
— Ты, — указал он на Бетуларна, — опояшешь меня!
Благородный фирвулаг щелкнул застежкой, поднял овеянное легендами оружие и, зацепив перевязь за запястье повелителя, застегнул ее. Лицо Шарна, взявшего в руки меч, приобрело восторженно-загадочное выражение.
— Слитсал! Слитсал! Слитсал!.. — грянули солдаты на кораблях.
— Пусть люди отдохнут, а ты, Белая Рука, прогуляйся с нами, — приказал король.
Шарн продел стеклянный стержень в специально сделанную петлю на поясе и зашагал по посыпанной свежим золотистым песком дорожке к трибунам.
Легкий ветерок пахнул зноем, смешанным с густым ароматом разнотравья.
Бетуларн сумрачно глянул на повелителя ревунов.
— Кузен Суголл, твое долгое отсутствие при высоком дворе короля фирвулагов плохо сказалось на уважении к традициям. Я не вижу в тебе прежнего благочестия. Кое-кого могут посетить сомнения — верен ли ты, как прежде, заветам предков?
— Я всегда был преданным слугой нашей Богини, честным вассалом короля.
— Подожди, Белая Рука, — миролюбиво сказал Шарн. — Сейчас не время вспоминать былые обиды.
— Я всего лишь забочусь о вашей чести, Ваше Величество, — прорычал великан. — Будьте уверены, что я останусь навеки верным вам и трону фирвулагов. До той самой поры, пока земля и небо не провалятся в преисподнюю и вслед за всепоглощающим пламенем на землю не спустится Мрак.
Король, казалось, не слышал верноподданного рыка благородного фирвулага. Шарн шагал опустив голову, и трудно было понять, — то ли он вслушивался в звонкие трели жаворонка, голосисто заливавшегося над степью, то ли, придавливая огромными сапожищами головки лютиков, следил, как луговые травы поднимали соцветия.
Теперь они — все трое — шли по луговине. Суголл не спеша переставлял щупальца — ставил их осторожно, бережно, стараясь не помять траву. Бетуларн громко топал сзади, его шумное, хриплое дыхание удивительным образом вплеталось в пение птиц, шорох ветра — словно корова всхрапывала и отдувалась, набив до отказа брюхо пахучим обильным кормом…
Первым нарушил молчание Суголл.
— Я утверждаю, что всегда был верным вассалом королевского дома фирвулагов.
— Знаю, — ответил Шарн. — Кузен, стоит ли обращать внимание на те окололитературные реминисценции наших старых традиционалистов, которые имеет в виду Бетуларн.
— Что-то я не совсем понял, — откликнулся Суголл.
— Я тоже, — взревел (промычал?) Бетуларн. — Что за около… Что за реминисценции?.. О чем, собственно, идет речь? Разве мироздание не рухнет в бездну в результате последней войны? Рухнет или не рухнет?.. — требовательно спросил он.
Шарн успокаивающе помахал рукой, затем вытащил священный меч и, улыбнувшись, любовно провел рукавом по ложу, по кнопкам и переключателям, вмонтированным в рукоять. Вставил в гнездо магазин…
— Давайте я объясню вам то, что в конце концов буду вынужден поведать всем фирвулагам. Еще до того, как меня и Айфу короновали, мы долго изучали исторические источники, свидетельства, апокалипсисы, оставленные нам предками. Наши изыскания привели нас к однозначному выводу, что война с Мраком совсем не обязательно явится всеобщим истреблением и концом мироздания. Все источники содержат указания на более оптимистическое истолкование: после великого сражения Добра со Злом мир возродится!.. В новом сиянии, великой славе!.. И возродится он для тех, кто победит Мрак, то есть для нас — фирвулагов!
— Что вы, молодые, знаете о таинственном Славном Пути! — Теперь Бетуларн взревел, как разъяренный бык. Даже жаворонок примолк… Гигант с головой размером с пивной котел никак не мог успокоиться. — Это просто карикатура на заветы великой Тэ! Шарн, позволь быть откровенным — твоего предтечу, твоего легендарного предка, великого-великого воина, обессмертившего себя во время битвы на Могите Корабля, наверное, вырвало бы от подобных кощунственных речей. Разве можно в такую трудную пору так богохульствовать?! Приход Мрака — это завершение всего и во всем.
— Не совсем так, — возразил Шарн. — Ведь в результате сражения, которое произойдет на Многоцветной Земле, галактика Дуат останется невредима. И другие миры. Все зависит от того, произойдет ли битва на краю Бездны или нет…
— Что за ересь! — проворчал Бетуларн. — Нет, еще хуже. Это казуистика, подмена понятий.
Суголл, не обращая внимания на возмущенный рев великана, поинтересовался:
— Значит, сиятельный кузен, ты утверждаешь, что ожидаемый приход Мрака на Многоцветную Землю явится тем зерном, из которого возродится новый мир, новое небо, новые пространство и время? Что мироздание, описав спираль, поднимется на новую ступень развития?
— Именно, — подтвердил Шарн. — И мы, фирвулаги, должны стать его новыми жителями. Враг в нынешний момент фатально слаб, и численно и морально. Дух его поколеблен. Их правитель — чужак-узурпатор, откровенный словоблуд, погрязший во внутренних распрях с окружающими его низкорожденными, которые ждут не дождутся, как бы поскорее сбежать через «врата времени» в их поганый, обесцвеченный мир будущего! Мы были сильнее их даже в те дни, когда в наши руки еще не попали огромные запасы их страшного оружия. Теперь же, если мы умело организуем наше ментальное объединение, да с бластерами в руках, — кто сможет противостоять нам? И священный меч, он тоже теперь у нас… — Король сделал паузу и снял его с предохранителя. — Ночь поглотит Врага, мы же с благодарностью в сердце встретим новый рассвет.
Шарн вскинул стержень, повел им в сторону шатровых крыш, возведенных над королевскими ложами, и нажал на кнопку. Широкий огненный рукав ударил в нагло выставленный палец — символ Эйкена-Луганна. Грохот прокатился по Золотому полю, посыпалась черепица, эмблема короля мгновенно исчезла в адском пламени.
— Великая Тэ! — Бетуларн был обескуражен. На его лице отразилось смятение, бушевавшее в душе. — Я всегда был готов достойно встретить свой конец, всегда испытывал благоговение перед пророчеством. А теперь?.. Друзья, не надо смеяться над старым солдатом. Как мне теперь поступать, в какую сторону идти, с чем?
— Доверься мне, — произнес Шарн, потом король повернулся к Суголлу. — Ну а ты как, кузен-ревун? Ты тоже весь в смущении?
— Думаю, что нет.
Шарн подмигнул.
— Ох, хитрюга! Будешь тянуть с принятием решения, сколько возможно, не так ли?
Ужасная гребенчатая голова слегка качнулась в знак подтверждения.
— Хотите, я продемонстрирую вам обоим, какая замечательная вещь — наш священный меч? Мошенник в золотом кафтане, овладев летательными аппаратами, решил, что они дадут ему важное преимущество. Он не знает нашего меча — это оружие предназначено не только для ритуальных церемоний. С его помощью мы успешно отбивали атаки врагов в нашей прежней галактике.
Клин пестрых лебедей тянулся к реке, к западу. Шарн, сжав губы в презрительной усмешке, выбрал цель.
— Сейчас вы увидите, как эффективно оно действует по воздушным целям.
Он нажал на квадратную кнопку — и ничего не случилось!
Гримаса удивления исказила лицо короля. Он грубо, богохульно выругался, помянул недобрым словом мать Великой Богини. Торопливо пробежал по остальным кнопкам, пару раз щелкнул переключателем регистров, попробовал поставить ружье в каждое из возможных положений… Все было напрасно — оружие не действовало!
— Ну, мерзкий ублюдок! — зарычал он и, обернувшись гигантским скорпионом, принялся бить хвостом о землю. — Ну, безбожный аферист! — Шарн вновь нажал на нижнюю кнопку — зеленая вспышка полыхнула над степью, задела одного лебедя, другие испуганно бросились в разные стороны.
— Священный меч вполне пригоден для поединка, — сурово заметил Бетуларн. — Я лично опробовал его перед обменом. Никем не может быть поставлена под сомнение его ценность как символа нашей мощи и славы. Враг и должен быть отчаянно сообразителен.
Шарн принял свой обычный образ.
— Думаю, ты прав. — Он уже взял себя в руки и внешне был совершенно спокоен. — И все-таки жаль — смошенничать таким вопиющим образом. Это… это…
— Символ нашего времени. — Мерзкий, умный лорд Суголл рассудительно закончил за него фразу. Он принял человеческий облик. — Становится жарковато, Ваше Величество. Не вернуться ли нам в нашу мирную, уютную Нионель? — Потом правитель города обратился к Бетуларну: — Я приглашаю вас, генерал, и ваших воинов воспользоваться нашим гостеприимством.
Белая Рука слегка поклонился.
— Благодарю, но нам будет удобнее разбить лагерь здесь, на Золотом поле. Здесь мы подождем открытия игр. Когда мои парни и девицы разместятся, я посещу вас.
Суголл кивнул.
— В городе пока пусто, всего-то несколько гостей, однако, если вы так желаете… Мы можем прислать все необходимое для устройства лагеря.
— Не стоит беспокоиться. У нас есть все, что нужно по уставу, — ответил Бетуларн. — И даже немного больше.
Уолтер: Ты меня слышишь, сынок?
Вейко: Папа! Наконец-то!.. Черт побери, слышно отлично. Вы, должно быть, уже совсем близко.
Уолтер: Менее чем в трехстах километрах от Тории. Чуть повыше залива Арморики.
Вейко: Как так?
Уолтер: Все из-за этих чертовых штормов. Мы попытались обойти их стороной.
Вейко: Вы? На «Кулликки»? Вы что, с ума сошли?! Нашей шхуне никакие бури не страшны.
Уолтер: Ты так думаешь?
Вейко: А если Марк раскусит твою уловку?
Уолтер: Как? Он давно не появляется на борту. Кроме того, Марк никогда раньше не плавал на «Кулликки». Помнишь нашу гавань, яхт-клуб?.. Самая большая посудина, на которой он выходил в открытое море, была двадцатиметровая яхта. Отличный кораблик, но не идет ни в какое сравнение с «Кулликки». Так что я менял курс с его молчаливого согласия. Что поделать, сынок, если вступаешь в игру, надо идти до конца.
Вейко: Никто в Гории не имеет никакого понятия, где вы находитесь. Хаген выходит из себя, на глазах мрачнеет. Он даже разрешил мне связаться с тобой (хихиканье), как будто мне нужно его разрешение. Он тут никому покоя не дает — собрался послать на поиски один из этих «ропланов» и разбомбить вас к чертовой бабушке, но король оказался начеку. Сразу дал ему по рукам… Одним словом, творится что-то невообразимое, Уолтер. Этим утром Клу, Хаген, король вместе с Элизабет вылетели в неизвестном направлении. Понес их в защитной сфере какой-то отчаянный рыцарь тану, подручный Элизабет. И это в то время, когда у нас есть отличные летательные аппараты. Никто не знает, куда они отправились.
Уолтер: Это дело рук Марка.
Вейко: ?
Уолтер: Его последний разговор с детьми.
Вейко: Ты имеешь в виду, что, если Хаген не согласится остановить работы, Марк нанесет решительный удар?
Уолтер: Что-то в этом роде. Марк до сих пор поддерживает умеренную точку зрения. Мы пока едины в том, что надо использовать любую возможность для улаживания конфликта мирным путем. Правда, большинство самых сильных оперантов — Кастелайн, Варшава — настаивают на том, чтобы ударить при первом же удобном случае.
Вейко: Ты один стоишь всех этих ублюдков. Ты и Манион. Я рассказал Дайане, что натворил ее отец. Она не удивилась, а вот Хаген даже рот разинул…
Уолтер: Манион не мог поступить иначе.
Вейко: …что мне делать? Я не могу видеть в тебе мишень, даже ради короля, папа. Я не могу.
Уолтер: Теперь, с приближением к материку, мне будет очень трудно связаться с тобой. Ранчар Гатен и Арнерольф Лильстрем за время плавания смонтировали психоэлектронный глушитель. Сработано грубо, но способно защитить шхуну от проникновения любого дальнодействующего взгляда. У короля есть какой-нибудь электронный сканер?
Вейко: Есть. Дальность около семидесяти километров, с помощью аэроплана ее можно значительно увеличить. Значит, ты больше не сможешь со мной разговаривать?
Уолтер: Не беспокойся об этом.
Вейко: Но как же… Ты знаешь, что я буду беспокоиться…
Уолтер: Если Марк собирается сообщить им кое-что из области генетики
— а я догадываюсь, что именно, — то все наши проблемы можно будет легко разрешить.
Вейко: ?!! Чем бы Марк ни заманивал нас, мы все равно построим деформатор времени.
Уолтер: Возможно.
Вейко: Мы все пришли к единому мнению… большинство из нас. Король тоже на нашей стороне.
Уолтер: Подождите немного, скоро вы услышите о новых предложениях.
Вейко: Уолтер! Ты же никогда не становился на его сторону!..
Уолтер: Я и сейчас на вашей стороне, Вейк, как всегда. Теперь послушай — не пытайся вызвать меня, пока ты не согласишься на предложение Марка. Это будет слишком опасно для нас обоих. Ты уже почти в пределах досягаемости Патриции Кастелайн, и если она скажет Марку, чем мы тут занимаемся… Не унывай, я еще смогу быть полезным… если возьму «Кулликки» с собой.
Вейко: Но мне-то что…
Уолтер: Все, больше нельзя. До свидания, мой мальчик.
Вейко: До свидания.
3
Бетуларн и все воины-фирвулаги на кораблях вытянулись, замерли по стойке «смирно», приложив сжатые кулаки к сердцу. Суголл не спеша слез с халика, в мгновение ока принял свой подлинный облик и припал к земле — вид этого невообразимого, похожего на спрута с гигантской уродливой человеческой головой существа вызывал неодолимое отвращение, однако никто из фирвулагов даже глазом не моргнул. Они дружно, хором запели священный гимн.
Когда последние звуки торжественной песни, эхом отозвавшиеся в заречных лесах, окончательно стихли, король Шарн повелел:
— Ты, — указал он на Бетуларна, — опояшешь меня!
Благородный фирвулаг щелкнул застежкой, поднял овеянное легендами оружие и, зацепив перевязь за запястье повелителя, застегнул ее. Лицо Шарна, взявшего в руки меч, приобрело восторженно-загадочное выражение.
— Слитсал! Слитсал! Слитсал!.. — грянули солдаты на кораблях.
— Пусть люди отдохнут, а ты, Белая Рука, прогуляйся с нами, — приказал король.
Шарн продел стеклянный стержень в специально сделанную петлю на поясе и зашагал по посыпанной свежим золотистым песком дорожке к трибунам.
Легкий ветерок пахнул зноем, смешанным с густым ароматом разнотравья.
Бетуларн сумрачно глянул на повелителя ревунов.
— Кузен Суголл, твое долгое отсутствие при высоком дворе короля фирвулагов плохо сказалось на уважении к традициям. Я не вижу в тебе прежнего благочестия. Кое-кого могут посетить сомнения — верен ли ты, как прежде, заветам предков?
— Я всегда был преданным слугой нашей Богини, честным вассалом короля.
— Подожди, Белая Рука, — миролюбиво сказал Шарн. — Сейчас не время вспоминать былые обиды.
— Я всего лишь забочусь о вашей чести, Ваше Величество, — прорычал великан. — Будьте уверены, что я останусь навеки верным вам и трону фирвулагов. До той самой поры, пока земля и небо не провалятся в преисподнюю и вслед за всепоглощающим пламенем на землю не спустится Мрак.
Король, казалось, не слышал верноподданного рыка благородного фирвулага. Шарн шагал опустив голову, и трудно было понять, — то ли он вслушивался в звонкие трели жаворонка, голосисто заливавшегося над степью, то ли, придавливая огромными сапожищами головки лютиков, следил, как луговые травы поднимали соцветия.
Теперь они — все трое — шли по луговине. Суголл не спеша переставлял щупальца — ставил их осторожно, бережно, стараясь не помять траву. Бетуларн громко топал сзади, его шумное, хриплое дыхание удивительным образом вплеталось в пение птиц, шорох ветра — словно корова всхрапывала и отдувалась, набив до отказа брюхо пахучим обильным кормом…
Первым нарушил молчание Суголл.
— Я утверждаю, что всегда был верным вассалом королевского дома фирвулагов.
— Знаю, — ответил Шарн. — Кузен, стоит ли обращать внимание на те окололитературные реминисценции наших старых традиционалистов, которые имеет в виду Бетуларн.
— Что-то я не совсем понял, — откликнулся Суголл.
— Я тоже, — взревел (промычал?) Бетуларн. — Что за около… Что за реминисценции?.. О чем, собственно, идет речь? Разве мироздание не рухнет в бездну в результате последней войны? Рухнет или не рухнет?.. — требовательно спросил он.
Шарн успокаивающе помахал рукой, затем вытащил священный меч и, улыбнувшись, любовно провел рукавом по ложу, по кнопкам и переключателям, вмонтированным в рукоять. Вставил в гнездо магазин…
— Давайте я объясню вам то, что в конце концов буду вынужден поведать всем фирвулагам. Еще до того, как меня и Айфу короновали, мы долго изучали исторические источники, свидетельства, апокалипсисы, оставленные нам предками. Наши изыскания привели нас к однозначному выводу, что война с Мраком совсем не обязательно явится всеобщим истреблением и концом мироздания. Все источники содержат указания на более оптимистическое истолкование: после великого сражения Добра со Злом мир возродится!.. В новом сиянии, великой славе!.. И возродится он для тех, кто победит Мрак, то есть для нас — фирвулагов!
— Что вы, молодые, знаете о таинственном Славном Пути! — Теперь Бетуларн взревел, как разъяренный бык. Даже жаворонок примолк… Гигант с головой размером с пивной котел никак не мог успокоиться. — Это просто карикатура на заветы великой Тэ! Шарн, позволь быть откровенным — твоего предтечу, твоего легендарного предка, великого-великого воина, обессмертившего себя во время битвы на Могите Корабля, наверное, вырвало бы от подобных кощунственных речей. Разве можно в такую трудную пору так богохульствовать?! Приход Мрака — это завершение всего и во всем.
— Не совсем так, — возразил Шарн. — Ведь в результате сражения, которое произойдет на Многоцветной Земле, галактика Дуат останется невредима. И другие миры. Все зависит от того, произойдет ли битва на краю Бездны или нет…
— Что за ересь! — проворчал Бетуларн. — Нет, еще хуже. Это казуистика, подмена понятий.
Суголл, не обращая внимания на возмущенный рев великана, поинтересовался:
— Значит, сиятельный кузен, ты утверждаешь, что ожидаемый приход Мрака на Многоцветную Землю явится тем зерном, из которого возродится новый мир, новое небо, новые пространство и время? Что мироздание, описав спираль, поднимется на новую ступень развития?
— Именно, — подтвердил Шарн. — И мы, фирвулаги, должны стать его новыми жителями. Враг в нынешний момент фатально слаб, и численно и морально. Дух его поколеблен. Их правитель — чужак-узурпатор, откровенный словоблуд, погрязший во внутренних распрях с окружающими его низкорожденными, которые ждут не дождутся, как бы поскорее сбежать через «врата времени» в их поганый, обесцвеченный мир будущего! Мы были сильнее их даже в те дни, когда в наши руки еще не попали огромные запасы их страшного оружия. Теперь же, если мы умело организуем наше ментальное объединение, да с бластерами в руках, — кто сможет противостоять нам? И священный меч, он тоже теперь у нас… — Король сделал паузу и снял его с предохранителя. — Ночь поглотит Врага, мы же с благодарностью в сердце встретим новый рассвет.
Шарн вскинул стержень, повел им в сторону шатровых крыш, возведенных над королевскими ложами, и нажал на кнопку. Широкий огненный рукав ударил в нагло выставленный палец — символ Эйкена-Луганна. Грохот прокатился по Золотому полю, посыпалась черепица, эмблема короля мгновенно исчезла в адском пламени.
— Великая Тэ! — Бетуларн был обескуражен. На его лице отразилось смятение, бушевавшее в душе. — Я всегда был готов достойно встретить свой конец, всегда испытывал благоговение перед пророчеством. А теперь?.. Друзья, не надо смеяться над старым солдатом. Как мне теперь поступать, в какую сторону идти, с чем?
— Доверься мне, — произнес Шарн, потом король повернулся к Суголлу. — Ну а ты как, кузен-ревун? Ты тоже весь в смущении?
— Думаю, что нет.
Шарн подмигнул.
— Ох, хитрюга! Будешь тянуть с принятием решения, сколько возможно, не так ли?
Ужасная гребенчатая голова слегка качнулась в знак подтверждения.
— Хотите, я продемонстрирую вам обоим, какая замечательная вещь — наш священный меч? Мошенник в золотом кафтане, овладев летательными аппаратами, решил, что они дадут ему важное преимущество. Он не знает нашего меча — это оружие предназначено не только для ритуальных церемоний. С его помощью мы успешно отбивали атаки врагов в нашей прежней галактике.
Клин пестрых лебедей тянулся к реке, к западу. Шарн, сжав губы в презрительной усмешке, выбрал цель.
— Сейчас вы увидите, как эффективно оно действует по воздушным целям.
Он нажал на квадратную кнопку — и ничего не случилось!
Гримаса удивления исказила лицо короля. Он грубо, богохульно выругался, помянул недобрым словом мать Великой Богини. Торопливо пробежал по остальным кнопкам, пару раз щелкнул переключателем регистров, попробовал поставить ружье в каждое из возможных положений… Все было напрасно — оружие не действовало!
— Ну, мерзкий ублюдок! — зарычал он и, обернувшись гигантским скорпионом, принялся бить хвостом о землю. — Ну, безбожный аферист! — Шарн вновь нажал на нижнюю кнопку — зеленая вспышка полыхнула над степью, задела одного лебедя, другие испуганно бросились в разные стороны.
— Священный меч вполне пригоден для поединка, — сурово заметил Бетуларн. — Я лично опробовал его перед обменом. Никем не может быть поставлена под сомнение его ценность как символа нашей мощи и славы. Враг и должен быть отчаянно сообразителен.
Шарн принял свой обычный образ.
— Думаю, ты прав. — Он уже взял себя в руки и внешне был совершенно спокоен. — И все-таки жаль — смошенничать таким вопиющим образом. Это… это…
— Символ нашего времени. — Мерзкий, умный лорд Суголл рассудительно закончил за него фразу. Он принял человеческий облик. — Становится жарковато, Ваше Величество. Не вернуться ли нам в нашу мирную, уютную Нионель? — Потом правитель города обратился к Бетуларну: — Я приглашаю вас, генерал, и ваших воинов воспользоваться нашим гостеприимством.
Белая Рука слегка поклонился.
— Благодарю, но нам будет удобнее разбить лагерь здесь, на Золотом поле. Здесь мы подождем открытия игр. Когда мои парни и девицы разместятся, я посещу вас.
Суголл кивнул.
— В городе пока пусто, всего-то несколько гостей, однако, если вы так желаете… Мы можем прислать все необходимое для устройства лагеря.
— Не стоит беспокоиться. У нас есть все, что нужно по уставу, — ответил Бетуларн. — И даже немного больше.
Уолтер: Ты меня слышишь, сынок?
Вейко: Папа! Наконец-то!.. Черт побери, слышно отлично. Вы, должно быть, уже совсем близко.
Уолтер: Менее чем в трехстах километрах от Тории. Чуть повыше залива Арморики.
Вейко: Как так?
Уолтер: Все из-за этих чертовых штормов. Мы попытались обойти их стороной.
Вейко: Вы? На «Кулликки»? Вы что, с ума сошли?! Нашей шхуне никакие бури не страшны.
Уолтер: Ты так думаешь?
Вейко: А если Марк раскусит твою уловку?
Уолтер: Как? Он давно не появляется на борту. Кроме того, Марк никогда раньше не плавал на «Кулликки». Помнишь нашу гавань, яхт-клуб?.. Самая большая посудина, на которой он выходил в открытое море, была двадцатиметровая яхта. Отличный кораблик, но не идет ни в какое сравнение с «Кулликки». Так что я менял курс с его молчаливого согласия. Что поделать, сынок, если вступаешь в игру, надо идти до конца.
Вейко: Никто в Гории не имеет никакого понятия, где вы находитесь. Хаген выходит из себя, на глазах мрачнеет. Он даже разрешил мне связаться с тобой (хихиканье), как будто мне нужно его разрешение. Он тут никому покоя не дает — собрался послать на поиски один из этих «ропланов» и разбомбить вас к чертовой бабушке, но король оказался начеку. Сразу дал ему по рукам… Одним словом, творится что-то невообразимое, Уолтер. Этим утром Клу, Хаген, король вместе с Элизабет вылетели в неизвестном направлении. Понес их в защитной сфере какой-то отчаянный рыцарь тану, подручный Элизабет. И это в то время, когда у нас есть отличные летательные аппараты. Никто не знает, куда они отправились.
Уолтер: Это дело рук Марка.
Вейко: ?
Уолтер: Его последний разговор с детьми.
Вейко: Ты имеешь в виду, что, если Хаген не согласится остановить работы, Марк нанесет решительный удар?
Уолтер: Что-то в этом роде. Марк до сих пор поддерживает умеренную точку зрения. Мы пока едины в том, что надо использовать любую возможность для улаживания конфликта мирным путем. Правда, большинство самых сильных оперантов — Кастелайн, Варшава — настаивают на том, чтобы ударить при первом же удобном случае.
Вейко: Ты один стоишь всех этих ублюдков. Ты и Манион. Я рассказал Дайане, что натворил ее отец. Она не удивилась, а вот Хаген даже рот разинул…
Уолтер: Манион не мог поступить иначе.
Вейко: …что мне делать? Я не могу видеть в тебе мишень, даже ради короля, папа. Я не могу.
Уолтер: Теперь, с приближением к материку, мне будет очень трудно связаться с тобой. Ранчар Гатен и Арнерольф Лильстрем за время плавания смонтировали психоэлектронный глушитель. Сработано грубо, но способно защитить шхуну от проникновения любого дальнодействующего взгляда. У короля есть какой-нибудь электронный сканер?
Вейко: Есть. Дальность около семидесяти километров, с помощью аэроплана ее можно значительно увеличить. Значит, ты больше не сможешь со мной разговаривать?
Уолтер: Не беспокойся об этом.
Вейко: Но как же… Ты знаешь, что я буду беспокоиться…
Уолтер: Если Марк собирается сообщить им кое-что из области генетики
— а я догадываюсь, что именно, — то все наши проблемы можно будет легко разрешить.
Вейко: ?!! Чем бы Марк ни заманивал нас, мы все равно построим деформатор времени.
Уолтер: Возможно.
Вейко: Мы все пришли к единому мнению… большинство из нас. Король тоже на нашей стороне.
Уолтер: Подождите немного, скоро вы услышите о новых предложениях.
Вейко: Уолтер! Ты же никогда не становился на его сторону!..
Уолтер: Я и сейчас на вашей стороне, Вейк, как всегда. Теперь послушай — не пытайся вызвать меня, пока ты не согласишься на предложение Марка. Это будет слишком опасно для нас обоих. Ты уже почти в пределах досягаемости Патриции Кастелайн, и если она скажет Марку, чем мы тут занимаемся… Не унывай, я еще смогу быть полезным… если возьму «Кулликки» с собой.
Вейко: Но мне-то что…
Уолтер: Все, больше нельзя. До свидания, мой мальчик.
Вейко: До свидания.
3
Бэзил Уимборн открыл глаза — мерцающая тьма заиграла перед ним. В центре алели какие-то непонятные округлые пятна — их было два. Одно на фоне другого… Вокруг сложная сеть каких-то ветвистых отростков. По ним струилась жидкость… Прорезался слух — в то же мгновение уши заполнили приглушенные удары, что-то напоминающее рокот прибоя: дум-дум (оба пятна замерли), дум-дум (опять затишье)… Его память тут же подыскала подходящую знакомую мелодию — «Два сердца»… Бэзил подумал: «Нет, здесь всего одно сердце, но вижу я его с двух точек. Мое собственное… Упакованное в некое лоно. Так?»
— Совершенно верно, дружище.
Теперь перед глазами всплыл слабо расцвеченный пузырь. Туманная даль вдруг резко прояснилась, что-то хрустнуло — от его лица осторожно отлепили какую-то — похоже, из пластика? — мембрану. Бэзил обнаружил перед глазами эль-грековского ангела в свободной хламиде и с золотым ожерельем на шее.
— Привет, Крейн, — сказал Уимборн. — Как долго я пробыл в оболочке?
— Два дня.
— Чувствую себя замечательно.
Теперь он заметил других тану, стоявших поодаль, в затененном углу комнаты. Или палаты? Куда его поместили? Стены оштукатурены, кругом резьба по дереву. Стиль барочный… Ставни на окнах — он определенно в домике у Черной Скалы.
— Значит, он принес меня сюда? Восхитительно!.. Однако неужели мои кости успели срастись?
— Сейчас посмотрим. — Крейн продолжал поворачивать его из стороны в сторону — снимал использованную целительную оболочку. Остатки складывал в мешок. Добравшись до бедер, он через плечо сказал кому-то в углу: — Лорд-целитель, сделайте-ка микросканирование.
Высоченный тану, одетый, как и Крейн, в бело-розовый халат, приблизился к Бэзилу. Его глаза с необыкновенно маленькими зрачками были подернуты голубоватой пеленой, которая при повороте головы радужно посверкивала. На вид он очень молод, разве что глубокие складки возле рта старили его. Волосы были тускло-платинового цвета.
— Поразительно, — растягивая слова, произнес гигант. — Восстановительная программа Врага, сработала на удивление эффективно. Лодыжка теперь как новенькая… В бедре… Да, там еще не все ткани вокруг мозговых полостей срослись, однако ходить можно. Даже нужно.
Пятеро тану торжественно провозгласили:
— Хвала тебе, Тана!
Бэзил пылко подхватил:
— In saecula saeculorum note 22.
Он почувствовал, что его тело наполняется прежней силой. Руки и ноги свободно повиновались ему. Это было так необычно, если учесть, что последними его воспоминаниями были невыносимая боль, невозможность двинуть ногами; каждое перемещение в ту пору давалось огромным волевым усилием, однако и душа тогда уже была заражена апатией и отчаянием. Потом провал в памяти — и вдруг неожиданная легкость во всем теле, полное отсутствие боли. Он стоял на ногах, ему не требовалась опора. Он вполне мог шагнуть вперед, но не стал этого делать. Бэзилу было не по себе — перед врачами-тану он стоял голый, как младенец.
Перед врачами же! — укорил он себя и решительно спустился с невысокого подобия пьедестала.
Крейн улыбнулся.
— Слабость чувствуешь?
— Так, немного… Ты здорово потрудился, приятель, вы тоже, сеньоры.
— Он раскланялся с другими целителями. Те совершенно серьезно, с достоинством кивнули в ответ. Бэзил засмеялся и добавил: — Есть хочу, терпения нет.
Крейн помог ему накинуть белое одеяние, напоминавшее просторную рясу с вырезом наверху и широкими рукавами, положил на пол домашние тапочки.
— Так всегда бывает после лечения, — ответил он и, легонько хлопнув Уимборна по плечу, развернул его в сторону остальных тану. — Позволь представить тебе наших целителей. Это они помогли тебе… Дионкет, нынешний президент нашей Гильдии Целителей, лорд Перадейр — Приходящий Первым, Мейн Недремлющее Око и леди Бринтил.
— Я горячо благодарю вас за… э-э… участие, за умение и душевность. Я поражен, как быстро вы поставили меня на ноги. Я всегда считал, что лечение в исцеляющей оболочке занимает куда больше времени.
— Обычно так и есть, — ответил Дионкет, — когда используются традиционные подходы. Но в вашем случае мы применили экспериментальную методику — объединенную интенсивную программу. Мы работали в связке, а это, естественно, более эффективно, чем лечить в одиночку.
— Хм, — покачал головой Бэзил, — рад, что оказался первым вашим подопытным кроликом.
Дионкет и трое других тану, воспользовавшись серым торквесом Уимборна, на мгновение коснулись его сознания и тут же деликатно отхлынули.
Дон note 23 обратился к Крейну.
— Мне бы хотелось засвидетельствовать мое почтение спасшему меня человеку, который принес меня сюда с вершины Монте-Розы. К сожалению, Ремиларда, наверное, уже нет?
Крейн помолчал — лицо его оставалось бесстрастным.
— Он все еще здесь. Это он предложил методику, с помощью которой мы лечили тебя.
— Бог мой! — не удержался Бэзил. — Тогда я должен выразить ему двойную благодарность…
С этими словами Крейн и Бэзил вышли из изолятора и по широкой лестнице спустились на первый этаж.
— Не помню, — сказал Уимборн, — рассказывал я тебе, каким потрясением стала для меня встреча с Ремилардом на вершине Монте-Розы. Он явился, весь закованный в броню, словно этакий deus ex machina note 24. Лица его я не видел. Меня, признаюсь, немного нервировала перспектива встретиться с ним лицом к лицу; я опасался, что за стальным щитком — пустота, непроглядный мрак, или, что еще тревожней, я увижу ужасающий лик человека, бросившего вызов Вселенной, потрясателя метапсихических основ мироздания, того, чье имя стало символом самого жестокого злодея в истории Земли. При подобных сопутствующих обстоятельствах и эпитетах, сам знаешь, Крейн, всегда ждешь черт знает чего!..
— Я знаю только, что в настоящую минуту он уплетает омлет с грибами, приготовленный братом Анатолием, берет пальцами жареные хлопья кукурузы — кстати, они у него какие-то изжелта-травленые, видно, оттого, что он сует их куда не следует: в шестеренки мироздания, человеческие души, — сказал Крейн. — Я знаю, он — любитель класть ноги на каминную решетку, не заботясь о том, нравится это присутствующим или нет. Но самое главное — забывает после себя закрывать крышку на унитазе.
Уимборн рассмеялся.
— Смысл понял. Один из нас, не так ли?..
— Нет, — отрицательно покачал головой Крейн. — Ему только хочется казаться таким…
Бэзил задумчиво посмотрел прямо в глаза своего старинного друга, с которым он вместе выбирался во время потопа из Мюрии. Им пришлось много пережить, и теперь он почувствовал, что тану-целитель что-то скрывает. Он был явно встревожен.
— До меня дошли кое-какие слухи, — сказал Бэзил, — мол, в лагере Бетафорка Ремилард вместе с Элизабет работают над каким-то вопросом. Единым сознанием. Это правда?
— Да, они вдвоем довели до конца лечение сына нашей экономки. Малыш страдал от «черного торквеса». Более того — они подняли ребенка до уровня полноценного операнта. Ему не нужно никаких торквесов.
— Бог мой! И когда врач принес меня сюда…
— Ага, Аваддон был заинтригован нашей целительной оболочкой. До этого он никогда не видел психоактивную субстанцию в действии. Когда же лорд-целитель Дионкет продемонстрировал ему наши обычные лечебные методики, он на удивление быстро разобрался в них и предложил использовать его программу, которую он применил к ребенку. Естественно, с некоторой модификацией. Самое интересное дальше. Элизабет попросила нас не возражать и следовать его советам на том основании, что там, в будущем, он был великолепным составителем объединенных метапрограмм. Результаты его вмешательства ты испытываешь на себе.
Они вошли в маленькую гостиную, где горел камин.
— Послушай, — Бэзил обратился к Крейну, — это что за новая мода называть Ремиларда Врагом, Аваддоном… надо же — Аваддон! Ты-то что знаешь об Ангеле Бездны? Не объяснишь, откуда взялось столь странное обозначение? До меня доходят какие-то непонятные ментальные намеки, что-то недосказанное, тревожное… Насколько тесно Элизабет входила в единение с этим ублюдком?
— Я расскажу тебе все, что знаю, о чем догадываюсь, что не следует предавать гласности… Никому, Бэзил!.. Мы оба почувствовали драматическую нерешительность, бездну сомнений и отчаяния, в которых она бьется. Элизабет никак не может определить, не может понять, куда гонит ее судьба. Сейчас она опасается, как бы Враг не втянул ее в свои грязные делишки, а это уже случилось! Бэзил, мы с тобой оба безнадежно влюблены в нее, нам бы следовало помочь ей…
— Ради Бога, как?
Крейн помог Уимборну устроиться в кресле, подставил скамеечку под ноги.
— Отдохни здесь пока. Я организую что-нибудь поесть и насчет золотого торквеса позабочусь.
Сильный дождь заливал окна в большой гостиной. В камине горел огонь, его тепла хватало, чтобы разогнать сырость, согреть воздух.
Марк вскинул голову, поднял палец.
— Они прилетели.
Долговязый старик монах поднялся с места, стряхнул крошки кукурузных хлопьев с наплечника, вздохнул.
— Ну, мне пора бай-бай. Вы же не хотите, чтобы я мельтешил перед глазами во время трогательной семейной сцены. Удачи и счастья я вам не желаю…
— Как раз напротив, — возразил Марк. — Я бы хотел, чтобы вы остались, тогда, быть может, вам станет более понятной моя точка зрения. — Он с оханьем опустился на колени, перебрал сосновые поленья. — Впрочем, детям тоже. Никто из вас не владеет всей информацией. Когда же я все выложу, возможно, вам ничего другого не останется, как согласиться со мной. Клу и Хаген не могут постичь, насколько важна идея «ментального человека» для них, а также и для большинства моих соратников, которые бежали со мной в эпоху плиоцена. Если бы детей не было, если бы они никогда не появлялись на свет, я бы не стал сопротивляться и принял смерть, когда восстание потерпело неудачу, — и это было бы концом всего. Но беда в том, что и Клу и Хаген уже существовали — были, так сказать, в наличии, что решительно меняет дело. Можете назвать это провидением, совпадением во времени, чем угодно… У них нет выбора, как только исполнить свое предназначение.
— Выбора, видите ли, нет?! — громко возмутился Анатолий Северинович.
— Не надо крутить мне яйца, хрен моржовый, — сказал он по-русски. — Вот он, выбор! И они его сделали!..
— Как же ты выражаешься, святой отец. Разве так можно?..
— Сам знаю. Что поделаешь, если эта зараза пристала ко мне еще в Якутске. Недостаток благоговения и милосердия — мои главные пороки… Они могут стать и твоими, если ты, блистательный Великий Магистр, поющий так сладко… если ты будешь настаивать в разговоре с детьми на каких-то мифических наследственных обязательствах.
— Монах, ты даже понять не можешь всей важности идеи о «ментальном человеке».
— Может быть. Но я хорошо разбираюсь в вопросах чести и всегда на стороне тех, кто отстаивает свое человеческое достоинство. Твои дети имеют право сделать собственный выбор.
— Создание трансцендентного человека — бестелесного, пойми это! — куда важнее, чем права двух индивидуумов. При этом не имеет значения, кто они! Пойми и сравни грандиозность, космический масштаб задачи и желания, хотения двух людишек, которым выпала такая удача. Клу и Хаген не могут позволить себе отступить. Тем более теперь, когда у меня наконец появилось средство добиться окончательной победы.
— Совершенно верно, дружище.
Теперь перед глазами всплыл слабо расцвеченный пузырь. Туманная даль вдруг резко прояснилась, что-то хрустнуло — от его лица осторожно отлепили какую-то — похоже, из пластика? — мембрану. Бэзил обнаружил перед глазами эль-грековского ангела в свободной хламиде и с золотым ожерельем на шее.
— Привет, Крейн, — сказал Уимборн. — Как долго я пробыл в оболочке?
— Два дня.
— Чувствую себя замечательно.
Теперь он заметил других тану, стоявших поодаль, в затененном углу комнаты. Или палаты? Куда его поместили? Стены оштукатурены, кругом резьба по дереву. Стиль барочный… Ставни на окнах — он определенно в домике у Черной Скалы.
— Значит, он принес меня сюда? Восхитительно!.. Однако неужели мои кости успели срастись?
— Сейчас посмотрим. — Крейн продолжал поворачивать его из стороны в сторону — снимал использованную целительную оболочку. Остатки складывал в мешок. Добравшись до бедер, он через плечо сказал кому-то в углу: — Лорд-целитель, сделайте-ка микросканирование.
Высоченный тану, одетый, как и Крейн, в бело-розовый халат, приблизился к Бэзилу. Его глаза с необыкновенно маленькими зрачками были подернуты голубоватой пеленой, которая при повороте головы радужно посверкивала. На вид он очень молод, разве что глубокие складки возле рта старили его. Волосы были тускло-платинового цвета.
— Поразительно, — растягивая слова, произнес гигант. — Восстановительная программа Врага, сработала на удивление эффективно. Лодыжка теперь как новенькая… В бедре… Да, там еще не все ткани вокруг мозговых полостей срослись, однако ходить можно. Даже нужно.
Пятеро тану торжественно провозгласили:
— Хвала тебе, Тана!
Бэзил пылко подхватил:
— In saecula saeculorum note 22.
Он почувствовал, что его тело наполняется прежней силой. Руки и ноги свободно повиновались ему. Это было так необычно, если учесть, что последними его воспоминаниями были невыносимая боль, невозможность двинуть ногами; каждое перемещение в ту пору давалось огромным волевым усилием, однако и душа тогда уже была заражена апатией и отчаянием. Потом провал в памяти — и вдруг неожиданная легкость во всем теле, полное отсутствие боли. Он стоял на ногах, ему не требовалась опора. Он вполне мог шагнуть вперед, но не стал этого делать. Бэзилу было не по себе — перед врачами-тану он стоял голый, как младенец.
Перед врачами же! — укорил он себя и решительно спустился с невысокого подобия пьедестала.
Крейн улыбнулся.
— Слабость чувствуешь?
— Так, немного… Ты здорово потрудился, приятель, вы тоже, сеньоры.
— Он раскланялся с другими целителями. Те совершенно серьезно, с достоинством кивнули в ответ. Бэзил засмеялся и добавил: — Есть хочу, терпения нет.
Крейн помог ему накинуть белое одеяние, напоминавшее просторную рясу с вырезом наверху и широкими рукавами, положил на пол домашние тапочки.
— Так всегда бывает после лечения, — ответил он и, легонько хлопнув Уимборна по плечу, развернул его в сторону остальных тану. — Позволь представить тебе наших целителей. Это они помогли тебе… Дионкет, нынешний президент нашей Гильдии Целителей, лорд Перадейр — Приходящий Первым, Мейн Недремлющее Око и леди Бринтил.
— Я горячо благодарю вас за… э-э… участие, за умение и душевность. Я поражен, как быстро вы поставили меня на ноги. Я всегда считал, что лечение в исцеляющей оболочке занимает куда больше времени.
— Обычно так и есть, — ответил Дионкет, — когда используются традиционные подходы. Но в вашем случае мы применили экспериментальную методику — объединенную интенсивную программу. Мы работали в связке, а это, естественно, более эффективно, чем лечить в одиночку.
— Хм, — покачал головой Бэзил, — рад, что оказался первым вашим подопытным кроликом.
Дионкет и трое других тану, воспользовавшись серым торквесом Уимборна, на мгновение коснулись его сознания и тут же деликатно отхлынули.
Дон note 23 обратился к Крейну.
— Мне бы хотелось засвидетельствовать мое почтение спасшему меня человеку, который принес меня сюда с вершины Монте-Розы. К сожалению, Ремиларда, наверное, уже нет?
Крейн помолчал — лицо его оставалось бесстрастным.
— Он все еще здесь. Это он предложил методику, с помощью которой мы лечили тебя.
— Бог мой! — не удержался Бэзил. — Тогда я должен выразить ему двойную благодарность…
С этими словами Крейн и Бэзил вышли из изолятора и по широкой лестнице спустились на первый этаж.
— Не помню, — сказал Уимборн, — рассказывал я тебе, каким потрясением стала для меня встреча с Ремилардом на вершине Монте-Розы. Он явился, весь закованный в броню, словно этакий deus ex machina note 24. Лица его я не видел. Меня, признаюсь, немного нервировала перспектива встретиться с ним лицом к лицу; я опасался, что за стальным щитком — пустота, непроглядный мрак, или, что еще тревожней, я увижу ужасающий лик человека, бросившего вызов Вселенной, потрясателя метапсихических основ мироздания, того, чье имя стало символом самого жестокого злодея в истории Земли. При подобных сопутствующих обстоятельствах и эпитетах, сам знаешь, Крейн, всегда ждешь черт знает чего!..
— Я знаю только, что в настоящую минуту он уплетает омлет с грибами, приготовленный братом Анатолием, берет пальцами жареные хлопья кукурузы — кстати, они у него какие-то изжелта-травленые, видно, оттого, что он сует их куда не следует: в шестеренки мироздания, человеческие души, — сказал Крейн. — Я знаю, он — любитель класть ноги на каминную решетку, не заботясь о том, нравится это присутствующим или нет. Но самое главное — забывает после себя закрывать крышку на унитазе.
Уимборн рассмеялся.
— Смысл понял. Один из нас, не так ли?..
— Нет, — отрицательно покачал головой Крейн. — Ему только хочется казаться таким…
Бэзил задумчиво посмотрел прямо в глаза своего старинного друга, с которым он вместе выбирался во время потопа из Мюрии. Им пришлось много пережить, и теперь он почувствовал, что тану-целитель что-то скрывает. Он был явно встревожен.
— До меня дошли кое-какие слухи, — сказал Бэзил, — мол, в лагере Бетафорка Ремилард вместе с Элизабет работают над каким-то вопросом. Единым сознанием. Это правда?
— Да, они вдвоем довели до конца лечение сына нашей экономки. Малыш страдал от «черного торквеса». Более того — они подняли ребенка до уровня полноценного операнта. Ему не нужно никаких торквесов.
— Бог мой! И когда врач принес меня сюда…
— Ага, Аваддон был заинтригован нашей целительной оболочкой. До этого он никогда не видел психоактивную субстанцию в действии. Когда же лорд-целитель Дионкет продемонстрировал ему наши обычные лечебные методики, он на удивление быстро разобрался в них и предложил использовать его программу, которую он применил к ребенку. Естественно, с некоторой модификацией. Самое интересное дальше. Элизабет попросила нас не возражать и следовать его советам на том основании, что там, в будущем, он был великолепным составителем объединенных метапрограмм. Результаты его вмешательства ты испытываешь на себе.
Они вошли в маленькую гостиную, где горел камин.
— Послушай, — Бэзил обратился к Крейну, — это что за новая мода называть Ремиларда Врагом, Аваддоном… надо же — Аваддон! Ты-то что знаешь об Ангеле Бездны? Не объяснишь, откуда взялось столь странное обозначение? До меня доходят какие-то непонятные ментальные намеки, что-то недосказанное, тревожное… Насколько тесно Элизабет входила в единение с этим ублюдком?
— Я расскажу тебе все, что знаю, о чем догадываюсь, что не следует предавать гласности… Никому, Бэзил!.. Мы оба почувствовали драматическую нерешительность, бездну сомнений и отчаяния, в которых она бьется. Элизабет никак не может определить, не может понять, куда гонит ее судьба. Сейчас она опасается, как бы Враг не втянул ее в свои грязные делишки, а это уже случилось! Бэзил, мы с тобой оба безнадежно влюблены в нее, нам бы следовало помочь ей…
— Ради Бога, как?
Крейн помог Уимборну устроиться в кресле, подставил скамеечку под ноги.
— Отдохни здесь пока. Я организую что-нибудь поесть и насчет золотого торквеса позабочусь.
Сильный дождь заливал окна в большой гостиной. В камине горел огонь, его тепла хватало, чтобы разогнать сырость, согреть воздух.
Марк вскинул голову, поднял палец.
— Они прилетели.
Долговязый старик монах поднялся с места, стряхнул крошки кукурузных хлопьев с наплечника, вздохнул.
— Ну, мне пора бай-бай. Вы же не хотите, чтобы я мельтешил перед глазами во время трогательной семейной сцены. Удачи и счастья я вам не желаю…
— Как раз напротив, — возразил Марк. — Я бы хотел, чтобы вы остались, тогда, быть может, вам станет более понятной моя точка зрения. — Он с оханьем опустился на колени, перебрал сосновые поленья. — Впрочем, детям тоже. Никто из вас не владеет всей информацией. Когда же я все выложу, возможно, вам ничего другого не останется, как согласиться со мной. Клу и Хаген не могут постичь, насколько важна идея «ментального человека» для них, а также и для большинства моих соратников, которые бежали со мной в эпоху плиоцена. Если бы детей не было, если бы они никогда не появлялись на свет, я бы не стал сопротивляться и принял смерть, когда восстание потерпело неудачу, — и это было бы концом всего. Но беда в том, что и Клу и Хаген уже существовали — были, так сказать, в наличии, что решительно меняет дело. Можете назвать это провидением, совпадением во времени, чем угодно… У них нет выбора, как только исполнить свое предназначение.
— Выбора, видите ли, нет?! — громко возмутился Анатолий Северинович.
— Не надо крутить мне яйца, хрен моржовый, — сказал он по-русски. — Вот он, выбор! И они его сделали!..
— Как же ты выражаешься, святой отец. Разве так можно?..
— Сам знаю. Что поделаешь, если эта зараза пристала ко мне еще в Якутске. Недостаток благоговения и милосердия — мои главные пороки… Они могут стать и твоими, если ты, блистательный Великий Магистр, поющий так сладко… если ты будешь настаивать в разговоре с детьми на каких-то мифических наследственных обязательствах.
— Монах, ты даже понять не можешь всей важности идеи о «ментальном человеке».
— Может быть. Но я хорошо разбираюсь в вопросах чести и всегда на стороне тех, кто отстаивает свое человеческое достоинство. Твои дети имеют право сделать собственный выбор.
— Создание трансцендентного человека — бестелесного, пойми это! — куда важнее, чем права двух индивидуумов. При этом не имеет значения, кто они! Пойми и сравни грандиозность, космический масштаб задачи и желания, хотения двух людишек, которым выпала такая удача. Клу и Хаген не могут позволить себе отступить. Тем более теперь, когда у меня наконец появилось средство добиться окончательной победы.