Тонкий лучик психокинетического зонда проник в сознание старика.
   — Это Элизабет послала тебя шпионить за мной? — тихо спросил Аваддон.
   — Она даже не знает, что я нахожусь на турнире, дубина ты стоеросовая! Смотришь дьявольским оком и не видишь!.. Перестань сверлить мне мозги! Я только посланец. Говорить с тобой будет другой человек, ты с ним знаком. Это Крейн. Он и Бэзил ждут нас во-он на той трибуне. Помнишь, Крейн просил тебя сделать его полноценным оперантом? У него есть что сообщить тебе. Нечто важное.
   Исследующий зонд почти совсем ослаб. В это время толпа болельщиков взревела — карикатурно выглядящие ревуны выстроились против команды, собранной из элитной гвардии короля.
   «Подгулявший водяной» оказался разновидностью водного поло. Марк поднялся, подтолкнул Анатолия Севериновича к лестнице, ведущей к выходу.
   — Брат, кажется, ты говоришь правду. Я выслушаю Крейна. А на обратном пути ты угостишь меня мороженым. Две порции, Анатолий Северинович… Лады?
 
   Королевский аэроплан совершил посадку возле поблескивающей полусферы, воздвигнутой над стенами Надвратного Замка.
   Было время заката, яркие солнечные лучи косо освещали землю, хищно выгнувшийся клюв летучей машины, Блейна, Альборана, с бластерами в руках вставших у трапа — оружие было снято с предохранителей.
   Бывшие революционеры по очереди спускались по лестнице, на земле вся толпа замерла в ожидании короля, который быстро сбежал вниз, бросил какую-то не поддающуюся расшифровке команду, и в куполе сигма-поля открылось овальное отверстие.
   Все прибывшие быстро, по одному проскочили сквозь купол — Эйкен последним. Поле за ними сомкнулось.
   Дети революционеров собрались на откидном мостике у ворот замка и со слезами на глазах бросились к родителям. Оставалось сказать последнее «прощай»!..
 
   Уолтер: Вейко, сынок!.. Ты замечательно выглядишь. Ирена тоже. Святая Дева, я не мог дождаться… Неужели это случилось?..
   Вейко: Ты сильно хромаешь.
   Уолтер: Ничего. Целители тану сказали, что в два счета поставят меня на ноги. Как ты? Неужели, детишки, вы совершили это чудо?
   Ирена: Он еще не совсем закончен, Уолтер. Может, завтра.
   Вейко: Вся проблема с оплеткой. Надо так заэкранировать центральную жилу из ниобиево-диспрозиевого сплава — удивительная, должен сказать, штука, — чтобы полностью избавиться от помех. Как только техники придумают, как накручивать оплетку, мы сразу подсоединим питание, несколько контрольных измерений — и можно отправляться…
   Ирена: Хаген и Клу будут первыми. Им надо побыстрее ускользнуть от Марка. Как только они пройдут через «врата времени», все мы будем в безопасности.
   Вейко: Клу сегодня устроила спектакль с переодеванием. Вкупе со своим любовником тану. Он заявил королю, что не примет участия в соревнованиях на больших колесницах, если Клу не сможет присутствовать на них. Видели бы вы, в какую ярость пришел король! Однако в конце концов он вынужден был согласиться. Он взял ее в королевскую ложу. Клу напялила рыцарские доспехи! Эйкен охранял ее как коршун.
   Ирена: И Кугал выиграл скачки!
   Уолтер: Я смотрю, вы хорошо осведомлены о всех местных делах. С какой целью члены Партии мира переселяются на Окалу? Почему покидают Европу?
   Вейко: На всякий случай. Вся загвоздка в фирвулагах. Приход Мрака может и не произойти. Клу получила последние известия от Кугала. Король и королева фирвулагов не рискнули доверить Марку руководство их всеобщим объединением. Они считают, что и сами способны победить Эйкена. Может, они и правы.
   Ирена: Мы все так рады, что вы наконец в безопасности. Что бы с нами ни случилось, хотя бы за родителей сердце болеть не будет.
   Уолтер: Вы уйдете, Ирена! Я знаю, все будет хорошо.
   Вейко: Мы тоже не теряем уверенности. Хорошие ребята одерживают верх. Мне кажется, что мы — хорошие парни… (Тень сомнения.) Ирена: Нам бы только добраться до будущего, там мы уж как-нибудь устроимся. Некоторые из наших уже что-то обдумывают. Планируют!..
   Уолтер: Вот и хорошо. И вы что-нибудь напланируйте. Например, ребеночка…
   Вейко: Мы суеверны, отец.
   Уолтер: Я тоже, сынок.
   Вейко: Когда мы явимся к ним, мы постараемся, чтобы они узнали правду о плиоцене. Особенно о тебе и Манионе.
   Эйкен: Пора!
   Уолтер: Нас зовут… «Кулликки» сегодня поднимет паруса. В ночь… И в обратный путь… Удачи вам. Удачи вам обоим…
   Вейко: Счастливого пути, папочка. Куда бы он ни привел.
 
   Элизабет танцевала с королем. Музыки она не слышала — позволяла вести себя. Мысли ее были далеко.
   Мягко посвечивали ограждавшие танцплощадку развернутые листы с изображениями рыцарей, составлявшими огромный волшебный фонарь — непуту, чей торжественный вынос должен состояться завтра. Рыцари своими чертами, вооружением, доспехами напоминали воинов Многоцветной Земли, но, исполненные в традициях средневековой японской живописи, казались фантастическими и в то же время необыкновенно милыми, домашними существами. Ярость на их лицах была подобна гневу ребенка, радость неподдельна и непосредственна, печаль светла… Сразу за удивительными светящимися картинами начинался припойменный лес — площадка, где проводился бал Земной Звезды, была окружена старыми деревьями, на ветках которых сверкали мириады золотых, зеленоватых, розовых светлячков. Искусники-ревуны заранее наловили их и приклеили к ветвям, листьям, сучьям древних лип. Зрелище необыкновенное… В купах деревьев точно в зените оставлен просвет, и было видно, как на темном участке ночного неба, словно на дне колодца, светили далекие вечные звезды, светили слабо, грустно, маняще, ведь в самом центре небесного лужка ясно читалось созвездие Трубы, за которым на расстоянии многих тысяч световых лет таилась недоступная и зовущая вернуться галактика Дуат.
   Эйкен шепнул Элизабет:
   — Наконец-то ты повеселела. Я рад.
   — Мне приятно быть с тобой, дорогой.
   — Взаимно, — кивнул король. — Я испытываю те же чувства. Нет-нет, ничего похотливого… Правда, братской привязанности я к тебе тоже не испытываю. Не знаю, как назвать состояние, которое овладевает мною в твоем присутствии. Ты хочешь, чтобы мы слились сознаниями? Я буду счастлив… Элизабет, я, кажется, нашел слова: я испытываю к тебе то, что ощущает отец, наблюдая за любимой маленькой дочкой.
   — Гермес щедрый, — тихо прошептала она. — Тебя ведет зов души. Очень редкий архетип. Человек, слышащий и спешащий на призыв… Невольно, инстинктивно. Я всегда была уверена, что смогла проникнуть в суть твоего бессознательного и, главное, познать особенности твоего характера!.. Это две разные вещи…
   — Нет, я не совсем то, о чем ты думаешь. Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего на свете? Чтобы ты стала моей королевой. Я буду любить тебя всегда.
   — Ты еще найдешь себе пару. Ты так молод.
   — Но очень быстро расту, — засмеялся он.
   Их сознания отделились, и они прислушались к музыке. Удивительная мысль пришла к Элизабет — их недавнее метаединство предвещало прочный метасоюз…
   Затем раздался голос:
   «Я надеюсь, ты доверишься мне. Я так страстно хочу этого! Позволь мне заглянуть туда, где скрыто твое сокровенное, сними маску, которую ты носишь уже который год. Позволь…»
   Элизабет замерла, дрожь пробежала по ее телу.
   «Зачем?»
   Чья-то мысль, проникшая в ее сознание, стиснувшая душу — неодолимая, знакомая, — отлилась в слова:
   «Доверься мне. Я только взгляну… Ради нас двоих. Пожалуйста…»
   «Я не могу…»
   «Пожалуйста. Я должен знать правду».
   «Там бушует огонь».
   «Знаю. Бедная Элизабет. Ты так горда и так напугана. Если бы ты только доверилась мне».
   «Брат Анатолий настаивает, чтобы я доверялась только Богу».
   «Доверься мне. Позволь мне войти. Там…»
   На некоторое время Элизабет оказалась погруженной в безмолвие. Тьма вокруг нее сгустилась, но это был искусственный, созданный силой мысли Мрак. Он пришел. Каким-то образом она вдруг догадалась об этом. И очутилась в космическом пространстве, в самой пустынной части Вселенной, в межгалактическом просторе.
   Вокруг расстилался почти полный вакуум. Даже ее обострившиеся чувства не могли обнаружить следов межзвездного газа, только редчайшие столкновения квантов энергии с ядрами атомов водорода. Здесь была сердцевина Мрака, его сущность, и в ней, совсем близко, она ощутила присутствие некоего материального объекта. У нее вдруг нашелся спутник. Или поводырь?..
   Что он представляет собой? Едва заметно светящееся облачко, скопище вращающихся спиралей, звездных блесток, прозрачного невесомого тумана, сквозь который просвечивали раздувшиеся в экваториальной плоскости шары, двух— и трехрогие спирали, диски, уплотнившиеся до сияющего ядра в центре, провалы в небытие, заполненные космической пылью… Элизабет сама кружилась в каком-то странном ритме. Это вальс? Женщина открыла глаза и увидела, что танцует с Марком Ремилардом.
   — Крейн нарушил обещание. — Она грустно покачала головой. — И ничего мне не сказал. Это ты выбрал. Не я… Это невозможно…
   — Я согласен. Меня зовут, Элизабет. Или зовет… Я не хотел употреблять это слово, дорогая. Что есть судьба? Что есть истина, я знаю!.. Но что есть судьба?.. Дорога, которую мы выбираем?.. Но на жизненном пути ты волен сделать только первый шаг, ступить на нее ты волен… Второй шаг ты уже делаешь по необходимости. Что говорить о последующих. Так вот, я даже в первом шаге был несвободен. Я таким уродился!.. При чем здесь судьба? Скорее жребий. И против него я буду бунтовать! Если мне когда-нибудь выпадет единственная возможность избавления и я смогу покончить с собой — я никогда не воспользуюсь ею. Но трудиться понапрасну я устал. Крутить вхолостую… Любая цель ограничена во времени, а я буду жить вечно. Что мне делать? Чем занять себя?..
   Она больше не отваживалась смотреть на него. На Марке не было тех роскошных одеяний, в которых танцевал король, обычный поношенный вечерний туалет для тропиков: черный пиджак, накрахмаленная белая рубашка с рифленым нагрудником. Женщина чувствовала его дыхание, но сдаваться на его милость она не собиралась.
   — У тебя есть трое настойчивых и очень храбрых друзей, Элизабет, — сказал Марк.
   — Я их предупредила, чтобы они не смели появляться здесь. Они не имеют права вмешиваться. Крейн дал слово…
   — Крейн сказал мне куда больше того, о чем ты можешь догадаться. У него еще та, дуатовская проницательность. Крейн сказал, что ты любишь меня. И Эйкена тоже. Это правда?
   — Этого не может быть!
   — Я тоже так считаю, но твои друзья — такие упрямцы. И ведь каждый из них чего-то добился в этой стране. Бэзил покорил самую высокую вершину в истории Земли, Крейн научился лечить детей, страдающих от «черного торквеса», и делать их полноценными оперантами. Даже брат Анатолий!.. Он считает, что ему на время удалось отвратить меня от греха. Вот я и говорю, они такие упрямые… Почему-то уверены, что на свете нет ничего невозможного.
   — Мы-то лучше знаем, Марк.
   — Еще бы, — ответил он.
   Черная пустота вокруг растаяла. Вокруг — на картинах — размахивали мечами, кололи копьями рыцари тану и герои-фирвулаги с раскосыми глазами и плоскими, с желтоватым отливом лицами. С ней в танце кружился Эйкен. Ветви, странно поблескивающие разноцветными огоньками, нависали над головой. Музыка, как будто бы вздохнув, на мгновение замерла, потом скрипки стремительно пробежались в пассаже — звуки слились в аккорд, и все стихло.

11

   Сразу после рассвета, в присутствии Его Величества короля Эйкена-Луганна, членов Высокого Стола в полном составе, миссис Элизабет Орм, начались испытания собранного и подготовленного к пробному включению деформатора Гудериана. Аппарат был установлен на внутреннем дворе Надвратного Замка. Изможденные, с усталыми лицами монтажники заканчивали последние приготовления. Здесь же находились пятеро малолетних детей североамериканцев, сонные и куда больше интересующиеся костюмами экзотических рыцарей тану. Устройство, с помощью которого их собирались перебросить в чудесную страну будущего, совсем не занимало их.
   Сам аппарат был значительно больше того, что построил Тео Гудериан. Чтобы компенсировать подъем почвы, который неизбежно должен произойти за шесть миллионов лет, деформатор воздвигли на постаменте высотой в два метра. Был он похож на крытую садовую беседку, украшенную колоннами с резьбой и как бы драпированную виноградными лозами. Каждая плоскость этого многоугольного, вытянутого вверх сооружения была забрана прозрачной переборкой из стекловидного вещества — внутри в тусклом освещении просматривались какие-то соединения, панели, патрубки… «Лоза», обвившая деформатор, была не чем иным, как разноцветными кабелями, толстыми, тонкими, собранными в жгуты и висящими отдельно. Самое интересное, что на расстоянии пятнадцати сантиметров над крышей «беседки» все провода — а их было множество — внезапно исчезали и появлялись только с другой стороны аппарата, и эта щетина ведущих в никуда кабелей вызывала странное и неприятное ощущение тайны, словно некая мистическая сила наложила лапу на все сооружение.
   — Что вы собираетесь отослать в будущее в первую очередь? — обратился король к Хагену.
   Молодой человек протянул ему маленькую шкатулку из цельного кристалла, поднял крышку, и Эйкен увидел металлическую голубовато-синюю пластинку, лежащую на дне.
   — Пластинка из калия. После того, как она совершит путешествие туда и обратно, мы подвергнем ее испытанию, чтобы определить — действительно ли она проделала путь в двенадцать миллионов лет. Согласно теории, конечная точка, на которую направлена машина времени, фокусируется заранее. Если все сработает штатно, то наша посылка попадет во Францию двадцать второго века. День этот, согласно календарю, принятому в Галактическом Содружестве, будет соответствовать 2 ноября 2111 года. Затем пластинка вновь переместится сюда.
   — Хорошо, — кивнул король. — Заканчивайте подготовку.
   Он взял стоявшую рядом Элизабет под руку. Она выглядела усталой, сознание прочно прикрыто защитным барьером — казалось, происходящее ей глубоко безразлично.
   Хаген по приставной лестнице взобрался на постамент, кто-то из помощников передал ему стул, который он установил в центре «беседки». На него он положил шкатулку, потом спустился вниз и занял место в первом ряду зрителей рядом с Дайаной Манион, Клу и Кугалом. Потом махнул рукой женщине, сидевшей в стеклянной будке, где располагалась панель управления машиной, и крикнул: — Давай, Мативильда!
   Деформатор Гудериана включился беззвучно. Расход энергии был минимальный, даже лампы, висевшие на стенах замка, не ослабили блеска. «Беседка», казалось, попала в полосу вибрации, стенки ее задрожали, и вслед за тем внутренности напрочь исчезли из поля зрения.
   — Я слышал, временной переход совершается мгновенно, — сказал король,
   — но мы можем подождать минуту-другую…
   Две сотни человек и тану затаили дыхание.
   — Ну-ка, выключи машину, — приказал король.
   Мативильда нажала на кнопку, внутри деформатора что-то мигнуло. Эйкен с быстротой молнии взлетел на постамент и перед самым входом в «беседку» присел на корточки. Внутри лежали две ровно обрезанные половинки стула и — на полу — посыпанная пеплом шкатулка из камня.
   — Взгляни-ка, Хаген, — позвал король. — Тау-поле, как ни странно, преобразовалось в широкий луч. Или сектор, вырезавший дыру в пространстве.
   Выругавшись, Хаген влез на основание. Уже наверху он начал изрыгать проклятия на весь телепатический эфир. Потом спрыгнул и, обратившись к молодому смуглому человеку, шагнувшему к нему из толпы, указал пальцем на машину времени.
   — Анастос, поднимись и посмотри сам!
   Тот тяжело вздохнул и полез по лестнице, присел возле короля, потрогал остатки стула, потом слез и подошел к Мативильде. В толпе раздался удивленный детский голосок:
   — Папочка, значит, мы не поедем в будущее?
   Эйкен, слетев вниз, передал шкатулку Берту Кандиману, который держал в руках специальный анализатор, определяющий время радиоактивного распада ядер. Дрожащими руками он принял шкатулку, ушел в соседнюю будку, там провел необходимые измерения и вдруг радостно закричал:
   — Она там побывала, Ваше Величество!
   Тут же на платформу полезли инженеры, техники, рабочие — подтащили различную контрольно-измерительную аппаратуру, начали вскрывать блоки и шкафы с оборудованием. Затем между королем, Димитрием Анастосом и Хагеном разгорелся горячий спор. Клу и Кугал приблизились к Кандиману. Король по мысленному коду распорядился, чтобы Тони Вейланда немедленно доставили на монтажную площадку. Инженер-металлург появился во дворе через несколько секунд и присоединился к спорящим.
   Ругались они около четверти часа, пока наконец не было принято окончательное решение. Все технические специалисты покинули платформу, рядом с машиной остался только король. В одной — поднятой — руке он держал обломки стула, в другой заветную шкатулку. Он стоял, словно на трибуне, обратившись лицом к присутствующим.
   «Тихо!»
   Кто-то из детей захныкал. В толпе кашлянули, послышался всхлип.
   — Это обычная накладка, которая всегда случается при испытаниях, — объявил король. — У меня хорошие новости — Берт утверждает, что калиевая пластинка, находившаяся в этой шкатулке, постарела на одиннадцать, точка, семьдесят восемь, плюс-минус ноль, точка, два миллиона лет. Это как раз соответствует предварительным расчетам, так что теперь у нас есть ворота в эпоху Галактического Содружества.
   Все открыли рты от изумления, потом толпа взорвалась бурными криками восторга.
   Король продемонстрировал собравшимся разрезанный стул.
   — Однако это очень узкие ворота. Вместо полнообъемного шлюза тау-поле генерирует в тонком слое шириной в пядь. — Он показал ладонь с раздвинутыми пальцами. — Обстоятельство, конечно, неприятное, но мы вроде бы нащупали возможную причину подобного сужения. Все дело, по-видимому, в одном из кабелей, у которого оказалась бракованной центральная жила. Его уже ищут и, без сомнения, быстро найдут. — Он обратился к застывшим техникам, побуждая их действовать: — Что вы рты пооткрывали? Начинайте прозванивать кабели, отыскивайте негодный…
   В этот момент прежний громкий детский голосочек спросил:
   — Король, мы теперь сможем попасть в завтра?
   Громкий хохот прокатился по рядам людей и тану. Напряжение тут же спало. Техники забегали, начали раскручивать головки разъемов, кто-то принялся тыкать и в «папу» и в «маму» пробником.
   — Надеюсь, что это так, Рики, — ответил малышу Эйкен. Он глянул через плечо на стоявшую за спиной машину, потом отбросил в сторону остатки исторического стула — деревяшки тут же подобрали, — сунул в карман куртки шкатулку с калиевой пластинкой и слетел на плиты, которыми был вымощен внутренний двор крепости. Здесь он ткнул пальцем в Тони Вейланда, который оказался в нескольких шагах от короля. Тот побледнел от страха, непроизвольно зевнул, когда король мысленно спросил его:
   «Восемьдесят тысяч фирвулагов, Тони, плюс Ангел Бездны?.. Ты решил подстраховаться с этим сердечником, не так ли?»
   Схватившись за свое ожерелье, Тони чуть заметно кивнул.
 
   Он совершил d-переход прямо во внутренние покои, расположенные под трибунами на Золотом поле. Угодил прямо в детскую спальню. Первым его обнаружил наследник престола, как всегда, в полуденную жару и после обеда уложенный спать.
   — Мама! Папа! Смотрите, Враг!.. — закричал мальчик.
   Он выскочил из кроватки и принялся напяливать на себя игрушечные парадные доспехи, схватил маленький священный меч.
   Шарн и Айфа бросились на голос ребенка, их сознания метнули воображаемые языки пламени, в комнатах запахло серой. Однако, разглядев, с кем собирается сражаться юный Шарн-Адор, они громко расхохотались.
   Королева прижала сына к груди.
   — Не бойся, малыш. Это наш знакомый низкорожденный, он наш друг, Смаджер. Он-то как раз не враг. Ложись-ка спать…
   Мальчик смотрел на нежданного гостя широко открытыми глазами. Он выбросил ментальный зонд и с подозрением ощупал незнакомца.
   — Но он явился из ничего! Прямо из воздуха!.. То ничего не было, а то появился этот
   Марк Ремилард засмеялся.
   — Он просто умеет так делать, — объяснил сыну Шарн. — А теперь слушайся маму, а не то я запрещу тебе присутствовать на рыцарских поединках.
   Королевская пара предложила Марку пройти в ложу, из которой было видно все происходящее на Золотом поле. Там же в креслах сидели Суголл и почтенные мастера-карлики, замечательные искусники по части обработки камней. К тому же они происходили из очень родовитых фамилий. Оба — и Финодари, и леди Мабино — Прядильщица Снов — являлись членами Карликового Совета, правда, принадлежали к той части верховного органа, представители которой не участвовали в ритуальных битвах. Все же остальные знатные фирвулаги были внесены в списки участвующих в соревнованиях.
   — Жаль, что вы не появились раньше, Ремилард. — Казалось, Шарн искренне огорчен этим обстоятельством. Он указал Марку на свободное кресло и жестом приказал Хофгарну подать ему прибор и угостить закусками, предложить холодного пива. — Вы пропустили несколько очень интересных поединков.
   — Семнадцать врагов сильно покалечены, двенадцать разбиты по всем статьям. — Старая леди Мабино довольно захихикала. — Счет теперь явно в нашу пользу.
   Марк отказался от пива, и Айфа сама наполнила его кубок шипучим вином. Со стороны Золотого поля донеслись звуки боевых труб. Звонкий мысленный голос распорядителя игр Хаймдала Могучие Щеки объявил о начинающихся соревнованиях и о том, как будут подсчитываться очки.
   — Это должно быть занятно, — сказала королева. — Участникам предстоит срубить гребень из перьев со шлемов противников, за что им и будут начисляться очки. Я не удивлюсь, если кто-то промахнется и попадет ниже.
   Леди Мабино опять захихикала.
   Суголл, принявший иллюзорный облик бравого молодца с гладко выбритой головой, заметил:
   — Возможно, наш гость, как и многие люди, находит нанесение увечий отвратительным зрелищем?
   — Нас этим не испугать, — ответил Ремилард. — Даже в эпоху Галактического Содружества зверств достаточно. Инопланетные расы, случается, с ужасом смотрят на нас. — Он поднял кубок в честь присутствующих и пригубил. — Кстати, я должен сказать, что как раз вернулся из подобного райского, не знающего, что такое боль, мирка. Испытывал некий прибор, подаренный мне вчера.
   Шарн и Айфа сумели скрыть удивление, но два знатных фирвулага откровенно раскрыли рты.
   — Всемогущая Тэ! Ты имеешь в виду, что способен перелетать на другие планеты, низкорожденный?
   Марк выстроил подробный и доступный образ — или смену изображений? — объясняющих принцип d-перехода.
   — Теперь у меня есть митигатор и программа обезболивания, принадлежавшая когда-то Кораблю. Вот я и испытал ее на дальнее расстояние. Я побывал в мире, который назвал Goal, расположенном в четырнадцати тысячах парсеков от Земли.
   — Великая Богиня! — Королева прижала руки к огромной груди.
   — Митигатор работает как часы. Я получил его от тану. В качестве взятки. Рыцарь, передавший мне прибор, сообщил, что он является также частью наследства фирвулагов. Оно должно было перейти к ним от Супруга Бреды — Корабля, доставившего вас на Землю тысячу лет назад.
   — Это было давным-давно, — задумчиво сказал Шарн.
   Мудрый Финодари вскинул голову, лицо его было печально.
   — Но мы все помним, не правда ли, мать? — обратился он к Мабино.
   Губы старой леди задрожали.
   Ремилард принялся объяснять:
   — Система эта — как раз то место, куда я хочу перебросить своих детей… после того, как мы совместно разгромим общего врага. Я больше не могу видеть, как Хаген и Клу томятся в рабстве у короля.
   Шарн сдвинул брови, поджал губы, сложил огромные кривые пальцы с когтями крышей. Направленного на него в упор взгляда Марка он избегал.
   — Я пока изучаю этот вопрос, Ремилард. Должен признаться, ты произвел на нас впечатление. Может, слишком сильное для первого знакомства — ха-ха-ха! Мы, фирвулаги — «маленький народ», — для вас не более чем варвары, хотя с нашей точки зрения все ваши высокие технологии всего лишь болеутоляющие пилюли.
   — Мы живем традицией! — заявила Айфа. — Самая дерзкая идея, рожденная нами, — это использование домашних животных для перевозки грузов.
   — А захваченное оружие из будущего… для самообороны, — вежливо подхватил Суголл.
   Марк остался невозмутим.
   — Наш союз может оказаться очень выгодным для вас. В обмен на поддержку — один-единственный раз! — я передам вам — подарю! — высокоэффективную программу организации мощного метаобъединения, которая в пять раз увеличит мощность метапсихического удара. А при сужении сектора обстрела пробивная сила увеличивается на тысячу порядков.
   Старый Финодари издал звуки, похожие на собачий лай, — оказывается, он расхохотался.
   — Восемьдесят тысяч фирвулагов, соединенные в прочную цепь, в любом случае сделают из Эйкена Драма котлету. И он знает об этом.
   — Мы всесторонне рассматриваем ваше предложение, — признался Шарн. — Мы не имеем права спешить, но общее мнение уже складывается… Пойти на ваше предложение — значит превысить допустимую меру риска.
   Марк вымученно улыбнулся.