Страница:
«Я знаю — то, что я вам рассказал, явилось для вас сильным ударом. Вы сейчас напуганы… Но это правда. Вы все поймете в свое время. Не позволяйте Эйкену давить на вас. Вы не имеете права растратить попусту этот бесценный дар. На вас лежит тяжелая ответственность. Давайте попробуем вместе осуществить задуманное. Не отворачивайтесь от меня. Простите мои ошибки. Забудьте обиды. Я желаю вам счастья, потому что люблю вас. Верьте мне…»
Маленький человек в золотой одежде, держащий за руки своих спутников в белом, растворился во тьме.
Закрылись створки окна, захлопнулись ставни…
Марк и Элизабет долго сидели молча. Они совершенно забыли о брате Анатолии. Тот наконец вышел из своего угла — было слышно, как тяжело дышал страдающий астмой монах. Вот он перешагнул через лужу, приблизился к столу, стоявшему у камина. Вино все еще пахло так завораживающе ароматно… Анатолий Северинович разлил рубиновую влагу по бокалам. До краев. Поставил кувшин на стол.
— Вы оба сейчас нуждаетесь в отдыхе. Ваш дух ослаб, вы близки к отчаянию. Я могу помочь вам. Выпейте — станет легче. За здоровье всех присутствующих и отсутствующих.
Глаза у Элизабет стали круглыми.
— Вы соображаете, что говорите? Как можно?.. В такой момент!..
— Сможете, — ласково сказал монах. — Взгляните на него. Видите, ему сразу полегчало. Выпейте, иначе вы совсем раскиснете.
— Амери, видно, совсем свихнулась, когда решила направить вас сюда. Это что, новейший способ отпущения грехов? — возмутилась Элизабет, потом резко поднялась и широкими шагами вышла из комнаты.
Марк ошеломленно поднял брови. Брат Анатолий выпил свой бокал, потом взял тот, что был предназначен великой целительнице.
— Вот скандальная баба! — доверительно поделился он с Марком. — Та еще штучка! С перчиком… Совсем заплутала… Трудно с такими, погрязшими в отчаянии, иметь дело. Вот уж кого гордыня поедом ест, куда вам до нее. К несчастью, никогда нельзя угадать, кого Бог наградит проклятьем.
— Я ни в коем случае не считаю себя в чем-то виноватым.
— Вы, Марк, всего лишь невежда. Возомнивший о себе типчик… Слава Богу, что ваше бессознательное куда умнее вашего разума. Оно признает вину, поэтому te absolvo note 26. — Он допил второй бокал и поставил его на стол. — Вот еще что. Не надо наворачивать на всю эту историю высоконаучное, заумное дерьмо. Все просто и ясно — вы давили на детей, давите и теперь, и тем самым успешно строите для себя свой собственный уютный садик. Вам в нем будет тошно, Ремилард.
— Знаю, — ответил Марк. — Я как раз сейчас и размышляю — стоит ли цель подобных средств?
4
Маленький человек в золотой одежде, держащий за руки своих спутников в белом, растворился во тьме.
Закрылись створки окна, захлопнулись ставни…
Марк и Элизабет долго сидели молча. Они совершенно забыли о брате Анатолии. Тот наконец вышел из своего угла — было слышно, как тяжело дышал страдающий астмой монах. Вот он перешагнул через лужу, приблизился к столу, стоявшему у камина. Вино все еще пахло так завораживающе ароматно… Анатолий Северинович разлил рубиновую влагу по бокалам. До краев. Поставил кувшин на стол.
— Вы оба сейчас нуждаетесь в отдыхе. Ваш дух ослаб, вы близки к отчаянию. Я могу помочь вам. Выпейте — станет легче. За здоровье всех присутствующих и отсутствующих.
Глаза у Элизабет стали круглыми.
— Вы соображаете, что говорите? Как можно?.. В такой момент!..
— Сможете, — ласково сказал монах. — Взгляните на него. Видите, ему сразу полегчало. Выпейте, иначе вы совсем раскиснете.
— Амери, видно, совсем свихнулась, когда решила направить вас сюда. Это что, новейший способ отпущения грехов? — возмутилась Элизабет, потом резко поднялась и широкими шагами вышла из комнаты.
Марк ошеломленно поднял брови. Брат Анатолий выпил свой бокал, потом взял тот, что был предназначен великой целительнице.
— Вот скандальная баба! — доверительно поделился он с Марком. — Та еще штучка! С перчиком… Совсем заплутала… Трудно с такими, погрязшими в отчаянии, иметь дело. Вот уж кого гордыня поедом ест, куда вам до нее. К несчастью, никогда нельзя угадать, кого Бог наградит проклятьем.
— Я ни в коем случае не считаю себя в чем-то виноватым.
— Вы, Марк, всего лишь невежда. Возомнивший о себе типчик… Слава Богу, что ваше бессознательное куда умнее вашего разума. Оно признает вину, поэтому te absolvo note 26. — Он допил второй бокал и поставил его на стол. — Вот еще что. Не надо наворачивать на всю эту историю высоконаучное, заумное дерьмо. Все просто и ясно — вы давили на детей, давите и теперь, и тем самым успешно строите для себя свой собственный уютный садик. Вам в нем будет тошно, Ремилард.
— Знаю, — ответил Марк. — Я как раз сейчас и размышляю — стоит ли цель подобных средств?
4
Дождь хлестал вовсю, потоки воды заливали поверхность сферы, делая ее видимой. Прежде чем Хаген и Клу, так до конца и не освоившиеся с подобным способом передвижения, попытались обменяться впечатлениями, король заговорил с неотразимой мысленной силой:
«Спите. Отбросьте в сторону страхи, сомнения, необходимость что-то решать… Спите. Вокруг только тьма, дождь и ветер. Мир исчез, растворился там, внизу, а вы в поднебесье, под надежной защитой…»
Они проснулись во дворцовом саду в Гории — сидели на скамейке, привалившись плечом друг к другу. Хаген первым открыл глаза, откинул капюшон, огляделся, посмотрел на наручные часы. Шел второй час ночи, светлой, шумной, беспокойной, как всегда бывало в столице… Какая-то бодрость, живая энергия разливалась по телу. Нежный звон колокольчиков разносился по саду, сквозь частую листву, в мелькании золотых и фиолетовых огоньков угадывался контур центральной башни Стеклянного Замка.
Потянувшись, очнулась Клу. Хаген удивленно сказал:
— Подумать только, у этого тану Минанана весь полет занял около четырех часов, а король доставил нас в Горию менее чем за девяносто минут.
— С залетом в Ронию, — из тени до брата и сестры долетел мягкий баритон.
Клу вскочила на ноги, бросила в ту сторону испытующий мысленный взгляд.
— Это ты, Кугал?
Второй лорд-психокинетик вышел на серебристую лужайку. Следом за ним из тьмы появилась женщина.
Хаген удивленно вгляделся в силуэт и почти вскрикнул:
— Дайана?
— Король прислал нас сюда, — быстро заговорила дочь Маниона. — Он сказал — цитирую: «Вы совсем замотались, пора и отдохнуть. Отправляйтесь в город, развлекитесь. Завтра вернетесь в замок, и мы все подробно обсудим».
— Он рассказал, где мы были? — спросил Хаген.
— Король от нас ничего не утаил, — ответил Кугал. — Добавил, что для решения предоставить вам выходной у него есть особые причины.
Клу кивнула и, словно обращаясь к самой себе, заметила:
— Нам не следовало держать переговоры в секрете.
Легкий ветерок принес с городского рынка веселые возгласы и — отчетливо — разухабистое завывание электронной волынки. Кугал и Клу двинулись по обсаженной цветущим кустарником аллее. Рыцарь тану начал рассказывать…
— Король, устраивая это свидание, не мог знать, что между нами стена. Он, вероятно, засек наши разговоры по дальней связи и решил помочь нам. Посчитал, раз мы так близки…
— То, следовательно, наша дружба больше смахивает на любовь, — усмехнулась Клу.
— Со своей стороны должен заметить, что так оно и есть, — грустно добавил Кугал.
Клу тотчас же отодвинулась от него.
— С этой целью он перенес тебя в Горию, чтобы совместными усилиями, так сказать, повлиять на мое решение? А к Хагену подослали Дайану?
— Мне кажется, ты несправедлива к Эйкену. В данном случае он как раз проявил добрые чувства, а никак не расчет. Малейшую корысть я бы почувствовал.
Вторая пара теперь изредка мелькала между деревьев где-то далеко сбоку. Хаген и Дайана остались у пруда, где цвели лилии. Светильники, похожие на свежие аппетитные боровички, мягко опутывали золотистым сиянием аллеи сада. В конце дорожки, в неясном мерцающем полумраке, слабо очерчивались распахнутые ворота города. Клу вуалью защитного экрана прикрыла свои мысли. Она по-прежнему была в дождевике — капюшон надвинут на голову — и рядом со светловолосым, роскошно одетым членом Высокого Стола казалась бесформенной тенью.
— Значит, ты отсюда, из дворцового сада, связывалась со мной весь этот месяц? — спросил Кугал. — Суматошные вам, должно быть, выпали денечки…
— Папа признался, что в тот день — помнишь, когда мы с тобой встретились здесь в первый раз, — он тоже был в саду. Правда, стоял поодаль и не слышал, о чем мы говорили.
— А если бы и слышал… Его вина в том, что случилось во время потопа, не менее велика, чем ваша. Он тоже внес свой посильный вклад.
Клу печально рассмеялась.
— У папы и без Гибралтара достаточно грехов. Не думаю, что он оценивал эту катастрофу с моральной точки зрения. Мы, дети, попросили его помочь — он согласился. Так что во всем виноваты одни мы.
— Такое впечатление, будто ты начинаешь сожалеть о случившемся?
— Как и большинство из нас. Теперь мы воспринимаем вас как живых людей, а не просто как некую абстрактную злую силу, осмелившуюся помешать нам в нашем предприятии. Да, мы все переживаем… Но ведь одних угрызений совести недостаточно, не так ли? С другой стороны, стерилизовать весь наш табор — меня и Хагена — за совершенное преступление — это тоже слишком. Этим дела не поправишь!
Кугал мысленно попытался успокоить ее, однако натолкнулся на защитный экран.
— Когда мы летели к Черной Скале, — заговорила Клу, — я успела телепатически переговорить с Минананом Еретиком. Меня интересовало, каким предстал перед ним мир, когда ему открылась вся нищета и беспомощность веры в религию сражений. Он ответил, что прозрения и раскаяния недостаточно. Осознание вины должно быть подтверждено поступками, но даже и в этом случае невозможно полностью избавиться от ощущения своей греховности. Главное, что в подобном случае обретает человек, — это спокойствие и готовность с легким сердцем предстать перед судом Божьим. И вера в справедливость его приговора. Это уже немало!.. Тот же, кто отринул небесный суд, сам загоняет себя в безысходность, потому что вопреки желанию — и намерению — душа такого грешника сама начинает искать кару. Бессознательно, ощупью… Например, мой отец… Тогда не жди мира в душе, готовься к пыткам. Хаген, я и все мы готовы возместить ущерб, но как это сделать, чем мы можем помочь тану?..
Кугал перевел разговор на другую тему.
— На мой взгляд, отец предложил вам достойный выход, — сказал он. — «Ментальный человек» может явиться воплощением истины и добра. Его создание — достойный акт искупления.
Клу чуть расслабилась, утончила психокинетический занавес, повеселела
— позволила себе поиронизировать:
— Ага, если бы в его создании не принимали участия папочка и Хаген. Кого-кого, а своего родителя я изучила прекрасно. Чтобы он выпустил из-под своего контроля подобный проект, его родное детище — да ни за что на свете!.. По крайней мере до тех пор, пока жив… Если он будет по-прежнему давить на нас, то Хаген в конце концов убьет его. Подобный ход событий вполне вероятен. Хороша будет родословная у этого рукотворного божества, не так ли, Кугал? С момента рождения он будет помечен каиновой печатью, впрочем, как и все остальные представители рода, именуемого человеческим. Может, поэтому мы и бесимся, не знаем покоя — хлопочем, мчимся куда-то, льем реки крови. Ради чего, Кугал? Ради всеобщего счастья. Неужели только ради него? Это же страшно — постоянно навязывать другим свое понимание рая.
— Мы, — тихо ответил рыцарь тану, — из того же теста. Иной раз создается впечатление, что два полюса — грех и искупление — неизбежные составляющие любого разумного создания. Что без подобного расщепления восприятия мира в принципе невозможна ни рассудочная деятельность, ни чувственная жизнь…
— Ты все понял. — В ее сознании родилась улыбка, но на лице оставалась все та же маска суровой неприступности.
— Мы понимаем и всегда будем понимать друг друга, Клу. Тебе было просто необходимо поговорить со мной, почувствовать родство с другой душой. Ведь ты отлично знаешь, как поступить — ты уже знала об этом в домике у Черной Скалы. Тебе еще предстоит трудная работа — убедить брата, но это потом, а сейчас надо расслабиться, отдохнуть, повеселиться, наконец.
Некоторое время они шли молча, потом Клу неожиданно заговорила:
— Знаешь, Кугал, Хаген такой трус. Еще на Окале, когда Алекс Манион только-только завел разговор о галактическом метаобъединении как альтернативе плану Марка, Хаген первый обо всем догадался, и его чуть не парализовало от одной только мысли, что придется сделать выбор. Он как бы клубок из двух сцепившихся собак — с одной стороны, он ужасно боится папу, с другой — смысл жизни видит в том, чтобы быть от него как можно дальше. Желательно на расстоянии в шесть миллионов земных лет. Папа читает его мысли, как открытую книгу, поэтому он и подбросил эту дурно пахнущую идейку насчет судьбы, которая ожидает нас в Содружестве. Ударил он метко — любое посягательство на индивидуальность, на ту странность, какой отличаемся мы, Ремиларды, даже намек на это доведет Хагена до белого каления. Наша личная свобода, право выбора — это нечто святое…
— Если бы я только знал об этом! — Кугал невольно мысленно вскрикнул.
— Вот в чем разгадка!.. Значит, ты считаешь любовь попыткой покуситься на часть твоего «я»? Что угодно, только не подчинение. Никогда и ни в чем не склонять головы?.. Клу, разве можно так жить? Ты только вдумайся — у тебя перед глазами наглядный пример. Твой папочка! Что он несет в мир? Мудрость, прощение?.. Нет, исключительно меч. Обрати внимание, как при одном его имени вздрагивают люди и тану, как мрачнеет Эйкен. Ладно, он Потрясатель Вселенной, но сколько можно трясти ее, Вселенную-то?.. Нет, это не мой путь. И не твой, Клу, — я уверен в этом. Знаешь, мне тоже не по душе галактическое единство, о котором так долго и скучно рассказывала Элизабет. Не по сердцу мне эта милая компашка распахнутых навстречу друг другу разумов. А насчет твоего отца… Мне ясен диагноз — когда-то он отказался от любви и выбрал силу. С того момента все и пошло-поехало…
— Ты не прав. Папа способен любить… нас, по крайней мере. Он и маму любил. Он и людей любит…
— Ох, Клу, абстрактно — может быть. Это не требует больших усилий. Вот каждого в отдельности, грязного, в поту и крови; пусть даже не всех, пусть одного-единственного… Ох-хо-хо…
Клу промолчала.
— Теперь я очень хорошо понимаю, — Кугал снова нарушил тишину, — почему его называют Ангелом Бездны. Наша Богиня направляет и учит своих питомцев, помогает им повзрослеть, глубоко страдает, наблюдая их жестокость, тупость, греховность. Она ведет нас Славным Путем, а твой отец решил разом, скопом, всех без разбора — и прямо в рай. Вот таких — сопливых, блудливых, гневливых, горделивых — каких еще? Всех в «ментальные человеки». Вот когда на всю Вселенную воссияют их совершенства!..
— Ты даже не представляешь, Кугал, как вы, тану, счастливы, если способны ощущать и тем более общаться со своей Богиней. Кстати, именно самые любящие матери чаще всего склонны доверять своим детям. Они позволяют им самим выбрать жизненную тропу.
Клу и Кугал подошли к распахнутым воротам. Городские огни россыпью сверкали, снизу, через широкий зеленый пояс на вершине крепостного пологого холма доносились громкие выкрики и — в такой поздний час! — хор торговцев, предлагавших свои товары, звуки музыки. Волынки изо всех сил наяривали на базарной площади. Там было весело, там никто не задумывался об ангелах бездны, о свободе выбора, о причинах и следствиях… Хотелось туда…
— Считаешь, тебе будет трудно убедить Хагена? — оторвавшись от разухабистых мелодий, спросил Кугал.
— Большинство на моей стороне, исключая разве что маленького пронырливого негодяя Ниала Кеога и тех, кто — например, Дайана Манион — просто робеет. Переход в будущее пугает их сам по себе; некоторые склоняются к мысли, что лучше иметь дело с чертом, который нам знаком, чем попасть в лапы к чему-то незнакомому, но большинство настроено решительно. Надеюсь, что я смогу убедить Хагена, и ты мне поможешь, не так ли? Спасибо за совет, который дал после того идиотского покушения на жизнь короля на металлургическом заводе — мне, хотя и с трудом, но удалось унять страсти. Не сомневаюсь, что и на этот раз ты заготовил несколько удачных идей, раз сам догадался, что к чему. Ведь ты же у меня умница…
— Матерый политикан, — с некоторой игривостью поправил он Клу. — Как же мне не знать правил игры, если я занимаюсь ею уже почти четыреста лет! Да-да, четыре столетия при дворе… Брат наследника… Тут надо держать ухо востро.
Она удивленно посмотрела на него, потом расхохоталась.
— Вот так да! Ты, оказывается, большая шишка, Кугал. И такой старый… Сколько же тебе лет?
— Говорят, что мы редко дотягиваем до трех тысячелетий. Тут и опасности, связанные с культовыми битвами, и нехватка оздоровительных оболочек. Я был очень рад, когда ты стала моим целителем в Афалии.
— И для начала влюбился в своего лечащего врача. Конечно, сближение делает лечение более эффективным, это заметил еще кто-то из древних мудрецов.
— Ну, это общее правило.
— Вовсе нет! Просто наши ментальные структуры сходны. Нам хорошо друг с другом, но это далеко не любовь.
— Конечно, это ее преддверие…
— Кугал, ты всегда будешь моим самым близким другом, но…
— Ты не желаешь, чтобы я последовал за тобой через «врата времени»? Мое присутствие будет раздражать тебя?.. Хорошо, я останусь здесь.
— Нет! — вскрикнула она. Впервые ее защитный экран исчез. — Я ведь действительно не люблю тебя… но как мне жить, если тебя не будет рядом?..
Он ответил ей страстным душевным вскриком, потом взял ее за руки, и Клу почувствовала, как через их соприкоснувшиеся пальцы в нее вливается его тепло, проникает в каждый нерв, в каждую клеточку. Ее тело наполнилось огненной силой. Они соединились в единой мысленной ауре. Темная фигурка в плаще и светловолосый гигант в тунике вдруг засветились розово-золотистым светом. Всего на мгновение… Казалось, в дворцовых воротах вспыхнул чудесный факел и тут же угас. Кугал взял женщину за руку, и они направились в город.
— Это позволит решить все вопросы, разве ты сам не понимаешь? — Дайана Манион яростно пыталась убедить Хагена. — В таком случае, мы можем не беспокоиться, что Содружество начнет судебное преследование. Нам не надо бояться каких-либо унижающих нашу честь действий или общественного остракизма, потому что кто мы есть?.. Ты утверждаешь, что Марк солгал. Но только по второстепенным, не относящимся к делу пустякам. В главном — в том, что нам, детям, необходимо принять участие в создании новой великой гуманоидной расы — он прав! Он об этом всегда говорил. Вспомни, что мы заучивали в школе? Теперь мечта твоего отца уже не безнадежная фантастика, а реальное будущее, постучавшее в нашу дверь. Разве разумно отдавать его в руки экзотиков, пусть даже самых гуманных, следующих самым высоким идеалам. Ведь это наше детище. Уже сейчас мы можем покинуть замок и начать работу там, на Окале. Мы можем нарожать армию супердетей! Мне нет дела до других, я ни о чем ином теперь и думать не в состоянии. Да, они будут выращены в пробирках в искусственной среде, подобно тем зародышам, которые в эпоху Содружества вывозятся на другие планеты для колонизации. Все равно я буду гордиться ими! Дорогой, ты — ключ к осуществлению величайшей в истории дерзновенной мечты! И ты сомневаешься!.. Клу здесь совершенно ни при чем. Если то, что ты рассказал мне, правда, значит, твоя сестра всего-навсего является носительницей яйцеклеток. Ну, сколько их можно будет взять у нее? Какую-то жалкую сотню тысяч, да и то не все они будут годны. Но ты…
— Вот уж великая награда, — тихо рассмеялся Хаген, — быть самцом-производителем и поставлять миллионы и миллионы сперматозоидов для выведения расы суперменов. При умелом хранении «ментальные люди» смогут плодиться, даже когда меня уже и на свете не будет. Если случайно, так сказать, погибну…
Он стоял на берегу пруда, смотрел на темную маслянистую поверхность воды, где плавали закрывшиеся бутоны огромных первобытных лилий. Запах ананасов над прудом был густ и томителен. От возбужденной Дайаны, потрясенной перспективой создания новой расы, Хаген отгородился непробиваемым защитным экраном. А она все говорила, говорила… Сомнений больше не было — Эйкен рассказал ей о встрече с Марком, спросил, что она думает по этому поводу. Одним словом, провел с ней определенную работу. Она, как дурочка, загорелась этой идеей…
— Это вовсе не значит, что мы не сможем иметь собственных детей, — испуганно сказала она.
— Интересно, какие чувства проснутся в твоей душе, когда придет срок лишать ребятишек их телесной оболочки?
— Их телесной… оболочки?
Хаген повернулся к ней, схватил за руки, с силой сжал. Дайана вскрикнула.
— Как ты не понимаешь, что наши собственные дети тоже станут частью программы. Ты, глупая женщина!.. Не только искусственно выведенные в пробирке особи — все! И твоя кровинушка тоже!.. Они все должны стать бестелесными, подобно моему возведенному в чин святого дяде Джеку. Их принудят — силой заставят полностью раскрыть свой ментальный потенциал. Духи, привидения, которым сначала придется маскировать свою античеловеческую сущность. А может, и не придется!.. Они будут куда более совершенны, чем Джек, — и я должен вэтом помогать Марку! Это будут бессмертные создания. Всякий раз, когда им потребуется пополнить запас сил, они будут подсоединяться к церебральному генератору. Им не потребуются такие примитивные приспособления, как руки, ноги, сердце, внутренние органы. Им не нужны лица! Они будут обходиться без губ — зачем целоваться, без рук — зачем касаться друг друга. Чистые рациональные сознания, сеть электродов, раскалившихся добела, когда их обладатель размышляет. О чем они будут размышлять, Дайана? О чем мечтать? Над чем смеяться? Смогут ли они любить? Как они будут относиться к нам, чем возблагодарят за то, что мы их породили? Ты задумывалась над этим, Дайана?
Его сознание распахнулось… Черное пятнышко, смахивающее на маленькую человеческую фигурку, явилось перед мысленным взором Дайаны. Фигурка обрела знакомые черты существа, броней отгородившегося от мира, замкнутого, лишенного тела, сверхусилием воли посылающего свою мысль в Галактику на поиски подобного себе — и никого не нашедшего, тогда в безумном отчаянии решившего изготовить похожих на себя монстров. «Не кричи, Хаген. Не бойся. Это я, твой папа».
— Ты знаешь, что он везет на «Кулликки»? Второй бронированный скафандр. Для меня…
Дайана ойкнула. Хаген обнял ее, прижал к груди, прикрыл полами плаща. Выделанная кожа белой антилопы, из которой тану шили плащи-дождевики, была удивительно мягкой, а внутри еще и теплой. То было тепло любимого человека. Дайана подняла голову — лицо, нависшее над ней, было небрито, глаза полны слез, подбородок подрагивал. Лицо, удивительно похожее на отцовское…
— Он не позволит нам уйти, — со страхом прошептала она.
— Если Эйкен Драм будет на нашей стороне, мы устроим Марку за его же деньги хорошенькую трепку, — сказал Хаген и погладил ее по волосам. — Если же старый волк подберется к нам слишком близко, у меня в запасе есть еще один крючок, на который он непременно клюнет. Я преподнесу ему в подарок кое-что заветное — пусть тогда он возится со своим «ментальным человеком», сколько его душе угодно.
Дайана всхлипнула, потом рассмеялась. Захохотал и Хаген, и тут же они слились в поцелуе.
— Ну-ка, девочка, — шепнул он и потянул ее в заросли, где на кустах висели маленькие круглые плоды. В народе их называют «волчьими ягодами».
…Потом они долго лежали, тесно обнявшись. Сухой торф был мягок и податлив, легкий ветерок рябил воду, от лилий струился густой ананасовый аромат. Чудно!
— Вот мы и сотворили «ментального человека», — улыбнулся Хаген и провел рукой по волосам дочери Маниона. — И без всяких наставников, помощников, Содружества.
— Завтра же попрошу Бекки Крамер выскрести из меня всю эту гадость!
— Зачем, Дайана? Ребенок родится уже в будущем. Или мы сбежим куда-нибудь еще. Правильно, девочка? Втроем…
— Конечно, милый.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу и не сопротивлялись мысленным образам, дрейфующим из одного сознания в другое. Каждый раз мысли обрастали подробностями, приобретали глубину, историю. Например, страхи… Уверения Элизабет… Опасность, обернувшаяся раскаленным, давящим шаром… Возможная неудача с созданием деформатора Гудериана… Рассуждения Алекса Маниона, которые им довелось выслушать прошлой зимой на Окале… Он уверял, что полное счастье можно обрести только в единении с Галактическим Разумом.
— Он тоже будет бессмертный, как и ты? — спросила Дайана.
— Не бессмертный, а самоомолаживающийся, — поправил ее Хаген. — Если ты начнешь стареть, если решишь, что обаяние молодости оставляет тебя, вспомни, что некоторые из папиных соратников, сбежавших в прошлое уже в солидном возрасте, по четыре раза сидели в оздоровительных автоклавах там, в Содружестве, а еще и теперь, видишь, выглядят как огурчики. И работоспособность не снизилась, энергии тоже хватает. Рискнули бы они отправиться в плиоцен, если бы у них были проблемы со здоровьем.
Дайана хихикнула.
— Воображаю, как вытянутся физиономии у этих чувствительных неженок — жителей будущего, когда мы через «врата времени» свалимся им на голову и объявим, что я ношу в себе внука «ментального человека».
— Для них это будет ударом! — воскликнул Хаген. — Если деформатор сработает, нам придется что-нибудь предпринять, чтобы вместе с нами не отправилась толпа одичавших в первобытных лесах ребят. Волшебный принц Клу, конечно, к ним не относится.
Дайана сразу напряглась, примолкла.
— Хаген, — шепнула она, — она же не собирается оставаться здесь, правда? Она говорит, что ничего не испытывает к Кугалу. А вдруг она согласится принести себя в жертву, чтобы спасти всех нас? Такого быть не может?
— Ты имеешь в виду, что она останется с папой? Ты же не ребенок, Дайана. Ты была совершенно права, когда утверждала, что при создании «ментального человека» мужская особь имеет куда более важное значение, чем женская. Папе нужен я! Почему, как ты считаешь, он позволил Клу первой отправиться в экспедицию в Европу, а мне даже думать запретил об отъезде с Окалы? Я должен был занять его место поставщика половых клеток.
— У Клу тот же набор хромосом, он мог бы ее использовать.
— Она отчаяннее других рвется в объятия Галактического Содружества. Клу и Элаби оказались единственными, кто до конца уверовал в истины, проповедуемые твоим отцом. Помнишь, с каким восторгом Алекс вспоминал о днях восстания? Ясно, на что он намекал? Какой идеей хотел зажечь сердца этих двух фанатиков?
— Но Элаби мертв, и Клу теперь заявляет, что никогда больше не влюбится, не рискнет вновь испытать боль разлуки.
— Моя разумная сестра вообще неспособна испытывать нежные чувства, если это не касается ее самой. Себя она обожает страстно. Ты ее не слушай
— она отправится в будущее, и обязательно вместе с Кугалом, лелея надежду на то, что потомки Ремилардов когда-нибудь до основания потрясут Галактическое Содружество. Ясно, что это будут за отпрыски? Конечно — гибриды тану и Ремилардов. И наши с тобой дети…
«Спите. Отбросьте в сторону страхи, сомнения, необходимость что-то решать… Спите. Вокруг только тьма, дождь и ветер. Мир исчез, растворился там, внизу, а вы в поднебесье, под надежной защитой…»
Они проснулись во дворцовом саду в Гории — сидели на скамейке, привалившись плечом друг к другу. Хаген первым открыл глаза, откинул капюшон, огляделся, посмотрел на наручные часы. Шел второй час ночи, светлой, шумной, беспокойной, как всегда бывало в столице… Какая-то бодрость, живая энергия разливалась по телу. Нежный звон колокольчиков разносился по саду, сквозь частую листву, в мелькании золотых и фиолетовых огоньков угадывался контур центральной башни Стеклянного Замка.
Потянувшись, очнулась Клу. Хаген удивленно сказал:
— Подумать только, у этого тану Минанана весь полет занял около четырех часов, а король доставил нас в Горию менее чем за девяносто минут.
— С залетом в Ронию, — из тени до брата и сестры долетел мягкий баритон.
Клу вскочила на ноги, бросила в ту сторону испытующий мысленный взгляд.
— Это ты, Кугал?
Второй лорд-психокинетик вышел на серебристую лужайку. Следом за ним из тьмы появилась женщина.
Хаген удивленно вгляделся в силуэт и почти вскрикнул:
— Дайана?
— Король прислал нас сюда, — быстро заговорила дочь Маниона. — Он сказал — цитирую: «Вы совсем замотались, пора и отдохнуть. Отправляйтесь в город, развлекитесь. Завтра вернетесь в замок, и мы все подробно обсудим».
— Он рассказал, где мы были? — спросил Хаген.
— Король от нас ничего не утаил, — ответил Кугал. — Добавил, что для решения предоставить вам выходной у него есть особые причины.
Клу кивнула и, словно обращаясь к самой себе, заметила:
— Нам не следовало держать переговоры в секрете.
Легкий ветерок принес с городского рынка веселые возгласы и — отчетливо — разухабистое завывание электронной волынки. Кугал и Клу двинулись по обсаженной цветущим кустарником аллее. Рыцарь тану начал рассказывать…
— Король, устраивая это свидание, не мог знать, что между нами стена. Он, вероятно, засек наши разговоры по дальней связи и решил помочь нам. Посчитал, раз мы так близки…
— То, следовательно, наша дружба больше смахивает на любовь, — усмехнулась Клу.
— Со своей стороны должен заметить, что так оно и есть, — грустно добавил Кугал.
Клу тотчас же отодвинулась от него.
— С этой целью он перенес тебя в Горию, чтобы совместными усилиями, так сказать, повлиять на мое решение? А к Хагену подослали Дайану?
— Мне кажется, ты несправедлива к Эйкену. В данном случае он как раз проявил добрые чувства, а никак не расчет. Малейшую корысть я бы почувствовал.
Вторая пара теперь изредка мелькала между деревьев где-то далеко сбоку. Хаген и Дайана остались у пруда, где цвели лилии. Светильники, похожие на свежие аппетитные боровички, мягко опутывали золотистым сиянием аллеи сада. В конце дорожки, в неясном мерцающем полумраке, слабо очерчивались распахнутые ворота города. Клу вуалью защитного экрана прикрыла свои мысли. Она по-прежнему была в дождевике — капюшон надвинут на голову — и рядом со светловолосым, роскошно одетым членом Высокого Стола казалась бесформенной тенью.
— Значит, ты отсюда, из дворцового сада, связывалась со мной весь этот месяц? — спросил Кугал. — Суматошные вам, должно быть, выпали денечки…
— Папа признался, что в тот день — помнишь, когда мы с тобой встретились здесь в первый раз, — он тоже был в саду. Правда, стоял поодаль и не слышал, о чем мы говорили.
— А если бы и слышал… Его вина в том, что случилось во время потопа, не менее велика, чем ваша. Он тоже внес свой посильный вклад.
Клу печально рассмеялась.
— У папы и без Гибралтара достаточно грехов. Не думаю, что он оценивал эту катастрофу с моральной точки зрения. Мы, дети, попросили его помочь — он согласился. Так что во всем виноваты одни мы.
— Такое впечатление, будто ты начинаешь сожалеть о случившемся?
— Как и большинство из нас. Теперь мы воспринимаем вас как живых людей, а не просто как некую абстрактную злую силу, осмелившуюся помешать нам в нашем предприятии. Да, мы все переживаем… Но ведь одних угрызений совести недостаточно, не так ли? С другой стороны, стерилизовать весь наш табор — меня и Хагена — за совершенное преступление — это тоже слишком. Этим дела не поправишь!
Кугал мысленно попытался успокоить ее, однако натолкнулся на защитный экран.
— Когда мы летели к Черной Скале, — заговорила Клу, — я успела телепатически переговорить с Минананом Еретиком. Меня интересовало, каким предстал перед ним мир, когда ему открылась вся нищета и беспомощность веры в религию сражений. Он ответил, что прозрения и раскаяния недостаточно. Осознание вины должно быть подтверждено поступками, но даже и в этом случае невозможно полностью избавиться от ощущения своей греховности. Главное, что в подобном случае обретает человек, — это спокойствие и готовность с легким сердцем предстать перед судом Божьим. И вера в справедливость его приговора. Это уже немало!.. Тот же, кто отринул небесный суд, сам загоняет себя в безысходность, потому что вопреки желанию — и намерению — душа такого грешника сама начинает искать кару. Бессознательно, ощупью… Например, мой отец… Тогда не жди мира в душе, готовься к пыткам. Хаген, я и все мы готовы возместить ущерб, но как это сделать, чем мы можем помочь тану?..
Кугал перевел разговор на другую тему.
— На мой взгляд, отец предложил вам достойный выход, — сказал он. — «Ментальный человек» может явиться воплощением истины и добра. Его создание — достойный акт искупления.
Клу чуть расслабилась, утончила психокинетический занавес, повеселела
— позволила себе поиронизировать:
— Ага, если бы в его создании не принимали участия папочка и Хаген. Кого-кого, а своего родителя я изучила прекрасно. Чтобы он выпустил из-под своего контроля подобный проект, его родное детище — да ни за что на свете!.. По крайней мере до тех пор, пока жив… Если он будет по-прежнему давить на нас, то Хаген в конце концов убьет его. Подобный ход событий вполне вероятен. Хороша будет родословная у этого рукотворного божества, не так ли, Кугал? С момента рождения он будет помечен каиновой печатью, впрочем, как и все остальные представители рода, именуемого человеческим. Может, поэтому мы и бесимся, не знаем покоя — хлопочем, мчимся куда-то, льем реки крови. Ради чего, Кугал? Ради всеобщего счастья. Неужели только ради него? Это же страшно — постоянно навязывать другим свое понимание рая.
— Мы, — тихо ответил рыцарь тану, — из того же теста. Иной раз создается впечатление, что два полюса — грех и искупление — неизбежные составляющие любого разумного создания. Что без подобного расщепления восприятия мира в принципе невозможна ни рассудочная деятельность, ни чувственная жизнь…
— Ты все понял. — В ее сознании родилась улыбка, но на лице оставалась все та же маска суровой неприступности.
— Мы понимаем и всегда будем понимать друг друга, Клу. Тебе было просто необходимо поговорить со мной, почувствовать родство с другой душой. Ведь ты отлично знаешь, как поступить — ты уже знала об этом в домике у Черной Скалы. Тебе еще предстоит трудная работа — убедить брата, но это потом, а сейчас надо расслабиться, отдохнуть, повеселиться, наконец.
Некоторое время они шли молча, потом Клу неожиданно заговорила:
— Знаешь, Кугал, Хаген такой трус. Еще на Окале, когда Алекс Манион только-только завел разговор о галактическом метаобъединении как альтернативе плану Марка, Хаген первый обо всем догадался, и его чуть не парализовало от одной только мысли, что придется сделать выбор. Он как бы клубок из двух сцепившихся собак — с одной стороны, он ужасно боится папу, с другой — смысл жизни видит в том, чтобы быть от него как можно дальше. Желательно на расстоянии в шесть миллионов земных лет. Папа читает его мысли, как открытую книгу, поэтому он и подбросил эту дурно пахнущую идейку насчет судьбы, которая ожидает нас в Содружестве. Ударил он метко — любое посягательство на индивидуальность, на ту странность, какой отличаемся мы, Ремиларды, даже намек на это доведет Хагена до белого каления. Наша личная свобода, право выбора — это нечто святое…
— Если бы я только знал об этом! — Кугал невольно мысленно вскрикнул.
— Вот в чем разгадка!.. Значит, ты считаешь любовь попыткой покуситься на часть твоего «я»? Что угодно, только не подчинение. Никогда и ни в чем не склонять головы?.. Клу, разве можно так жить? Ты только вдумайся — у тебя перед глазами наглядный пример. Твой папочка! Что он несет в мир? Мудрость, прощение?.. Нет, исключительно меч. Обрати внимание, как при одном его имени вздрагивают люди и тану, как мрачнеет Эйкен. Ладно, он Потрясатель Вселенной, но сколько можно трясти ее, Вселенную-то?.. Нет, это не мой путь. И не твой, Клу, — я уверен в этом. Знаешь, мне тоже не по душе галактическое единство, о котором так долго и скучно рассказывала Элизабет. Не по сердцу мне эта милая компашка распахнутых навстречу друг другу разумов. А насчет твоего отца… Мне ясен диагноз — когда-то он отказался от любви и выбрал силу. С того момента все и пошло-поехало…
— Ты не прав. Папа способен любить… нас, по крайней мере. Он и маму любил. Он и людей любит…
— Ох, Клу, абстрактно — может быть. Это не требует больших усилий. Вот каждого в отдельности, грязного, в поту и крови; пусть даже не всех, пусть одного-единственного… Ох-хо-хо…
Клу промолчала.
— Теперь я очень хорошо понимаю, — Кугал снова нарушил тишину, — почему его называют Ангелом Бездны. Наша Богиня направляет и учит своих питомцев, помогает им повзрослеть, глубоко страдает, наблюдая их жестокость, тупость, греховность. Она ведет нас Славным Путем, а твой отец решил разом, скопом, всех без разбора — и прямо в рай. Вот таких — сопливых, блудливых, гневливых, горделивых — каких еще? Всех в «ментальные человеки». Вот когда на всю Вселенную воссияют их совершенства!..
— Ты даже не представляешь, Кугал, как вы, тану, счастливы, если способны ощущать и тем более общаться со своей Богиней. Кстати, именно самые любящие матери чаще всего склонны доверять своим детям. Они позволяют им самим выбрать жизненную тропу.
Клу и Кугал подошли к распахнутым воротам. Городские огни россыпью сверкали, снизу, через широкий зеленый пояс на вершине крепостного пологого холма доносились громкие выкрики и — в такой поздний час! — хор торговцев, предлагавших свои товары, звуки музыки. Волынки изо всех сил наяривали на базарной площади. Там было весело, там никто не задумывался об ангелах бездны, о свободе выбора, о причинах и следствиях… Хотелось туда…
— Считаешь, тебе будет трудно убедить Хагена? — оторвавшись от разухабистых мелодий, спросил Кугал.
— Большинство на моей стороне, исключая разве что маленького пронырливого негодяя Ниала Кеога и тех, кто — например, Дайана Манион — просто робеет. Переход в будущее пугает их сам по себе; некоторые склоняются к мысли, что лучше иметь дело с чертом, который нам знаком, чем попасть в лапы к чему-то незнакомому, но большинство настроено решительно. Надеюсь, что я смогу убедить Хагена, и ты мне поможешь, не так ли? Спасибо за совет, который дал после того идиотского покушения на жизнь короля на металлургическом заводе — мне, хотя и с трудом, но удалось унять страсти. Не сомневаюсь, что и на этот раз ты заготовил несколько удачных идей, раз сам догадался, что к чему. Ведь ты же у меня умница…
— Матерый политикан, — с некоторой игривостью поправил он Клу. — Как же мне не знать правил игры, если я занимаюсь ею уже почти четыреста лет! Да-да, четыре столетия при дворе… Брат наследника… Тут надо держать ухо востро.
Она удивленно посмотрела на него, потом расхохоталась.
— Вот так да! Ты, оказывается, большая шишка, Кугал. И такой старый… Сколько же тебе лет?
— Говорят, что мы редко дотягиваем до трех тысячелетий. Тут и опасности, связанные с культовыми битвами, и нехватка оздоровительных оболочек. Я был очень рад, когда ты стала моим целителем в Афалии.
— И для начала влюбился в своего лечащего врача. Конечно, сближение делает лечение более эффективным, это заметил еще кто-то из древних мудрецов.
— Ну, это общее правило.
— Вовсе нет! Просто наши ментальные структуры сходны. Нам хорошо друг с другом, но это далеко не любовь.
— Конечно, это ее преддверие…
— Кугал, ты всегда будешь моим самым близким другом, но…
— Ты не желаешь, чтобы я последовал за тобой через «врата времени»? Мое присутствие будет раздражать тебя?.. Хорошо, я останусь здесь.
— Нет! — вскрикнула она. Впервые ее защитный экран исчез. — Я ведь действительно не люблю тебя… но как мне жить, если тебя не будет рядом?..
Он ответил ей страстным душевным вскриком, потом взял ее за руки, и Клу почувствовала, как через их соприкоснувшиеся пальцы в нее вливается его тепло, проникает в каждый нерв, в каждую клеточку. Ее тело наполнилось огненной силой. Они соединились в единой мысленной ауре. Темная фигурка в плаще и светловолосый гигант в тунике вдруг засветились розово-золотистым светом. Всего на мгновение… Казалось, в дворцовых воротах вспыхнул чудесный факел и тут же угас. Кугал взял женщину за руку, и они направились в город.
— Это позволит решить все вопросы, разве ты сам не понимаешь? — Дайана Манион яростно пыталась убедить Хагена. — В таком случае, мы можем не беспокоиться, что Содружество начнет судебное преследование. Нам не надо бояться каких-либо унижающих нашу честь действий или общественного остракизма, потому что кто мы есть?.. Ты утверждаешь, что Марк солгал. Но только по второстепенным, не относящимся к делу пустякам. В главном — в том, что нам, детям, необходимо принять участие в создании новой великой гуманоидной расы — он прав! Он об этом всегда говорил. Вспомни, что мы заучивали в школе? Теперь мечта твоего отца уже не безнадежная фантастика, а реальное будущее, постучавшее в нашу дверь. Разве разумно отдавать его в руки экзотиков, пусть даже самых гуманных, следующих самым высоким идеалам. Ведь это наше детище. Уже сейчас мы можем покинуть замок и начать работу там, на Окале. Мы можем нарожать армию супердетей! Мне нет дела до других, я ни о чем ином теперь и думать не в состоянии. Да, они будут выращены в пробирках в искусственной среде, подобно тем зародышам, которые в эпоху Содружества вывозятся на другие планеты для колонизации. Все равно я буду гордиться ими! Дорогой, ты — ключ к осуществлению величайшей в истории дерзновенной мечты! И ты сомневаешься!.. Клу здесь совершенно ни при чем. Если то, что ты рассказал мне, правда, значит, твоя сестра всего-навсего является носительницей яйцеклеток. Ну, сколько их можно будет взять у нее? Какую-то жалкую сотню тысяч, да и то не все они будут годны. Но ты…
— Вот уж великая награда, — тихо рассмеялся Хаген, — быть самцом-производителем и поставлять миллионы и миллионы сперматозоидов для выведения расы суперменов. При умелом хранении «ментальные люди» смогут плодиться, даже когда меня уже и на свете не будет. Если случайно, так сказать, погибну…
Он стоял на берегу пруда, смотрел на темную маслянистую поверхность воды, где плавали закрывшиеся бутоны огромных первобытных лилий. Запах ананасов над прудом был густ и томителен. От возбужденной Дайаны, потрясенной перспективой создания новой расы, Хаген отгородился непробиваемым защитным экраном. А она все говорила, говорила… Сомнений больше не было — Эйкен рассказал ей о встрече с Марком, спросил, что она думает по этому поводу. Одним словом, провел с ней определенную работу. Она, как дурочка, загорелась этой идеей…
— Это вовсе не значит, что мы не сможем иметь собственных детей, — испуганно сказала она.
— Интересно, какие чувства проснутся в твоей душе, когда придет срок лишать ребятишек их телесной оболочки?
— Их телесной… оболочки?
Хаген повернулся к ней, схватил за руки, с силой сжал. Дайана вскрикнула.
— Как ты не понимаешь, что наши собственные дети тоже станут частью программы. Ты, глупая женщина!.. Не только искусственно выведенные в пробирке особи — все! И твоя кровинушка тоже!.. Они все должны стать бестелесными, подобно моему возведенному в чин святого дяде Джеку. Их принудят — силой заставят полностью раскрыть свой ментальный потенциал. Духи, привидения, которым сначала придется маскировать свою античеловеческую сущность. А может, и не придется!.. Они будут куда более совершенны, чем Джек, — и я должен вэтом помогать Марку! Это будут бессмертные создания. Всякий раз, когда им потребуется пополнить запас сил, они будут подсоединяться к церебральному генератору. Им не потребуются такие примитивные приспособления, как руки, ноги, сердце, внутренние органы. Им не нужны лица! Они будут обходиться без губ — зачем целоваться, без рук — зачем касаться друг друга. Чистые рациональные сознания, сеть электродов, раскалившихся добела, когда их обладатель размышляет. О чем они будут размышлять, Дайана? О чем мечтать? Над чем смеяться? Смогут ли они любить? Как они будут относиться к нам, чем возблагодарят за то, что мы их породили? Ты задумывалась над этим, Дайана?
Его сознание распахнулось… Черное пятнышко, смахивающее на маленькую человеческую фигурку, явилось перед мысленным взором Дайаны. Фигурка обрела знакомые черты существа, броней отгородившегося от мира, замкнутого, лишенного тела, сверхусилием воли посылающего свою мысль в Галактику на поиски подобного себе — и никого не нашедшего, тогда в безумном отчаянии решившего изготовить похожих на себя монстров. «Не кричи, Хаген. Не бойся. Это я, твой папа».
— Ты знаешь, что он везет на «Кулликки»? Второй бронированный скафандр. Для меня…
Дайана ойкнула. Хаген обнял ее, прижал к груди, прикрыл полами плаща. Выделанная кожа белой антилопы, из которой тану шили плащи-дождевики, была удивительно мягкой, а внутри еще и теплой. То было тепло любимого человека. Дайана подняла голову — лицо, нависшее над ней, было небрито, глаза полны слез, подбородок подрагивал. Лицо, удивительно похожее на отцовское…
— Он не позволит нам уйти, — со страхом прошептала она.
— Если Эйкен Драм будет на нашей стороне, мы устроим Марку за его же деньги хорошенькую трепку, — сказал Хаген и погладил ее по волосам. — Если же старый волк подберется к нам слишком близко, у меня в запасе есть еще один крючок, на который он непременно клюнет. Я преподнесу ему в подарок кое-что заветное — пусть тогда он возится со своим «ментальным человеком», сколько его душе угодно.
Дайана всхлипнула, потом рассмеялась. Захохотал и Хаген, и тут же они слились в поцелуе.
— Ну-ка, девочка, — шепнул он и потянул ее в заросли, где на кустах висели маленькие круглые плоды. В народе их называют «волчьими ягодами».
…Потом они долго лежали, тесно обнявшись. Сухой торф был мягок и податлив, легкий ветерок рябил воду, от лилий струился густой ананасовый аромат. Чудно!
— Вот мы и сотворили «ментального человека», — улыбнулся Хаген и провел рукой по волосам дочери Маниона. — И без всяких наставников, помощников, Содружества.
— Завтра же попрошу Бекки Крамер выскрести из меня всю эту гадость!
— Зачем, Дайана? Ребенок родится уже в будущем. Или мы сбежим куда-нибудь еще. Правильно, девочка? Втроем…
— Конечно, милый.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу и не сопротивлялись мысленным образам, дрейфующим из одного сознания в другое. Каждый раз мысли обрастали подробностями, приобретали глубину, историю. Например, страхи… Уверения Элизабет… Опасность, обернувшаяся раскаленным, давящим шаром… Возможная неудача с созданием деформатора Гудериана… Рассуждения Алекса Маниона, которые им довелось выслушать прошлой зимой на Окале… Он уверял, что полное счастье можно обрести только в единении с Галактическим Разумом.
— Он тоже будет бессмертный, как и ты? — спросила Дайана.
— Не бессмертный, а самоомолаживающийся, — поправил ее Хаген. — Если ты начнешь стареть, если решишь, что обаяние молодости оставляет тебя, вспомни, что некоторые из папиных соратников, сбежавших в прошлое уже в солидном возрасте, по четыре раза сидели в оздоровительных автоклавах там, в Содружестве, а еще и теперь, видишь, выглядят как огурчики. И работоспособность не снизилась, энергии тоже хватает. Рискнули бы они отправиться в плиоцен, если бы у них были проблемы со здоровьем.
Дайана хихикнула.
— Воображаю, как вытянутся физиономии у этих чувствительных неженок — жителей будущего, когда мы через «врата времени» свалимся им на голову и объявим, что я ношу в себе внука «ментального человека».
— Для них это будет ударом! — воскликнул Хаген. — Если деформатор сработает, нам придется что-нибудь предпринять, чтобы вместе с нами не отправилась толпа одичавших в первобытных лесах ребят. Волшебный принц Клу, конечно, к ним не относится.
Дайана сразу напряглась, примолкла.
— Хаген, — шепнула она, — она же не собирается оставаться здесь, правда? Она говорит, что ничего не испытывает к Кугалу. А вдруг она согласится принести себя в жертву, чтобы спасти всех нас? Такого быть не может?
— Ты имеешь в виду, что она останется с папой? Ты же не ребенок, Дайана. Ты была совершенно права, когда утверждала, что при создании «ментального человека» мужская особь имеет куда более важное значение, чем женская. Папе нужен я! Почему, как ты считаешь, он позволил Клу первой отправиться в экспедицию в Европу, а мне даже думать запретил об отъезде с Окалы? Я должен был занять его место поставщика половых клеток.
— У Клу тот же набор хромосом, он мог бы ее использовать.
— Она отчаяннее других рвется в объятия Галактического Содружества. Клу и Элаби оказались единственными, кто до конца уверовал в истины, проповедуемые твоим отцом. Помнишь, с каким восторгом Алекс вспоминал о днях восстания? Ясно, на что он намекал? Какой идеей хотел зажечь сердца этих двух фанатиков?
— Но Элаби мертв, и Клу теперь заявляет, что никогда больше не влюбится, не рискнет вновь испытать боль разлуки.
— Моя разумная сестра вообще неспособна испытывать нежные чувства, если это не касается ее самой. Себя она обожает страстно. Ты ее не слушай
— она отправится в будущее, и обязательно вместе с Кугалом, лелея надежду на то, что потомки Ремилардов когда-нибудь до основания потрясут Галактическое Содружество. Ясно, что это будут за отпрыски? Конечно — гибриды тану и Ремилардов. И наши с тобой дети…