обстоятельства. Напрасны были его мечты о добродетели - перед ним вечно
вставал новый соперник! И сейчас, если верить слухам, разворачивалась
новая битва. Хиган и Уайман вцепились друг другу в горло. Они будут
бороться до победного конца. И нет никакой возможности предотвратить эту
борьбу хотя бы с риском разрушить устои, на которых зиждется благополучие
самой нации!
Монтегю ежедневно узнавал о ходе этой борьбы. На следующее утро, сидя в
открытом кафе одного из отелей и разглядывая публику, он услыхал знакомый
голос. Это был молодой инженер, лейтенант Лонг, который подошел к нему и
сел рядом.
- Слышали ли вы что-нибудь о нашем друге Гембле? - спросил Монтегю.
- Он вернулся в лоно своей семьи. Надоела ему вся эта суматоха, -
ответил молодой офицер.
- Занятный парень этот Гембл.
- Я его люблю, - заметил лейтенант, - он не красив, но сердце у него
там, где надо.
Монтегю подумал немного и спросил:
- А что, прислал он вам описание топлива, о котором вы просили?
- Представьте, прислал! И, право, с большим знанием дела! В
департаменте решат, что я и в самом деле эксперт!
- Непременно, - заметил Монтегю.
- Он выручил меня из весьма затруднительного положения. Вы не можете
представить себе, в какие сложные ситуации попадаем мы, морские офицеры.
Но мне кажется, что одно слово следовало бы вычеркнуть из этого описания.
- Вот как! - заметил Монтегю.
- Право, я даже подумываю написать об этом в главный штаб. Я уже три
раза собирался это сделать.
- В самом деле!
- Знаете ли, - продолжал офицер. - Какой-то молодой человек был
представлен мне одним из моих друзей. Он вертелся вокруг меня целый вечер,
и затем, когда мы возвращались домой, открыл причину своей привязанности.
Кто-то из вашингтонских друзей сказал ему, что мне поручено составить
условия поставки мазута для кораблей военно-морского флота. А у него, в
свою очередь, имеются друзья, заинтересованные в этом деле и готовые дать
мне ценный совет. Он намекал, что это для меня может быть очень выгодно.
- Воображаю, как вам это не понравилось!
- Право, это наводит на некоторые размышления, - сказал лейтенант. -
Люди моего служебного положения легко могут получить подобное предложение.
Многие же из нас ведут образ жизни далеко не по средствам. Все мы должны
быть начеку. Я еще допускаю ловкую игру в политике или в деловых
отношениях, но когда дело касается армии и флота, - тогда, уверяю вас, я
готов лезть в драку!
Монтегю ничего не ответил. Он не знал, что сказать.
- Гембл что-то говорил о вашей борьбе со Стальным трестом, - заметил
Лонг. - Так ли это?
- Да, - ответил Монтегю, - но теперь я отошел от этих дел.
- Кстати, о Стальном тресте, - заметил лейтенант, - знаете ли, мы
получаем кое-какие сведения о нем.
- Любопытно, - сказал Монтегю.
- Спросите в армии, кого хотите! Это старая рана, которую мы носим в
груди и которая не заживает. Я имею в виду мошенничество в области
производства броневого листа для кораблей.
- Я кое-что слышал, - ответил Монтегю.
Монтегю мог произнести целую обвинительную речь против стальных
королей.
- А я все это хорошо знаю, - продолжал лейтенант, - так как мой отец
пятнадцать лет назад был членом комиссии по испытанию брони. Я слишком
пристрастно отношусь к этому вопросу. Ведь отец вскрыл тогда большие
злоупотребления, и это стало причиной его смерти.
Монтегю бросил проницательный взгляд на молодого офицера, который
погрузился в мрачные размышления.
- Удивительно, как тяжело иногда бывает на душе у моряка! - сказал он.
- Нам объявляют, что наши суда отправляются в Тихий океан и судьба всей
нации зависит от них! А броня у них негодная, отлитая старым Гаррисоном и
приобретенная правительством по цене, в четыре или пять раз превышающей ее
истинную стоимость. Вот, например, известный мне случай с "Орегоном".
Теперь мой брат служит на этом корабле. Во время испано-американской войны
1898 года вся страна следила за "Орегоном" и молилась за него. А я сейчас
могу найти в броне этого боевого корабля ряд отверстий, просверленных
старым Гаррисоном и обшитых полосовым железом. Если граната попадет в эту
"броню", она разлетится как стекло.
Монтегю слушал пораженный.
- И каждый может это увидеть? - спросил он.
- Нет, - сказал офицер. - Все, конечно, прикрыто, обшито железом.
Проделав недоброкачественную работу, тщательно маскируют дефекты. Кто же
это заметит?
- Но в таком случае откуда это знаете вы?
- Я? Да мой отец собрал все материалы, касающиеся производства этого
броневого щита, начиная с того момента, когда он был отлит, и до его
клепки на корабле. Существуют точные копии протоколов мастерской, из
которой выходили броневые листы, и показания людей, производивших работы.
Отец мой собрал все данные относительно этого и сотни других случаев. Я
знаю человека, у которого до сих пор хранятся эти документы. Видите ли, в
чем дело, - продолжал лейтенант, - правительство со своей стороны требует,
чтобы каждый лист подвергался тщательному испытанию, и протоколы этих
испытаний должны сохраняться. Но в действительности такое испытание и
обработка материалов после него стоили бы огромных денег. А главное, если
строго требовать соблюдения всех условий, то сотни листов оказались бы
негодными. Но если протоколы все-таки попадают в канцелярию, Ингам и
Давидсон переделывают их так, как "нужно". Таким способом эти ловкие
молодые люди добывают бешеные деньги, которые затем бросают на хористок и
актрис. Они изготовляют копии с протоколов мастерских, но не всегда при
этом уничтожают подлинники. И вот кто-то в канцелярии спрятал их. Таким
образом, правительство узнало про подлоги.
- Но это же просто невероятно! - воскликнул Монтегю.
- Да взять хотя бы историю с броневым листом Н-619 на "Орегоне", -
сказал лейтенант. - Это был один из листов, отобранных из целой партии для
баллистических испытаний. И вот после того, как его отобрали, ночью лист
тайно доставили в мастерскую и трижды заново обработали. Понятно, он
выдержал испытание, а с ним прошла и вся партия!
- Что же было предпринято по этому поводу? - спросил Монтегю.
- Ничего, - ответил Лонг. - Правительство оказалось не в состоянии
доказать подобные факты. Но, конечно, служащие морского ведомства знают о
них и всегда будут помнить об этом. Как я уже сказал, это убило моего
отца.
- Но неужели компания не понесла никакого наказания?
- Была назначена комиссия для рассмотрения дела, и она вынесла решение
возместить правительству около шестисот тысяч долларов убытка. Кстати, как
раз здесь в отеле живет человек, который гораздо лучше знает всю эту
историю.
Лейтенант умолк и осмотрелся. Вдруг он поднялся, подошел к ограде и
окликнул господина, проходившего по другой стороне улицы.
- Хелло, Бейтс! - крикнул он.
- О, да это Бейтс из "Экспресса"! - воскликнул Монтегю.
- Так вы его знаете? - спросил лейтенант. - Хелло, Бейтс! Вас что,
засадили за светскую хронику?
- Нет, и ищу интересное интервью, - возразил тот. - Как поживаете,
мистер Монтегю, рад вас видеть.
- Присаживайтесь к нам, - сказал лейтенант. - Я рассказывал мистеру
Монтегю о мошеннических проделках с броневым листом. Ведь вам известна
история следствия по этому делу. Бейтс из Питтсбурга, - пояснил он.
- Расскажите, мистер Бейтс, - попросил Монтегю.
- О, этому делу была посвящена моя первая статья, - сказал Бейтс. -
Само собой разумеется, питтсбургские газеты отказались ее напечатать. Но
факты я все же добыл. А затем близко познакомился с одним питтсбургским
юристом, которому было поручено произвести негласное расследование этого
дела. И всякий раз, когда приходится читать в газетах о том, как старый
Гаррисон, благодетель города, подарил ему новую библиотеку, у меня кровь
закипает в жилах.
- Иногда мне кажется, - вставил лейтенант, - что если бы нашелся
кто-либо, кто рассказал эту историю американскому народу, то старый
негодяй был бы изгнан из страны.
- Вам никогда не удастся его изобличить, - сказал Бейтс. - Он слишком
хитер. Гаррисон всегда умел возложить ответственность за грязную работу на
других. Помните, как он во время большой стачки удрал, свалив все на
Уильяма Робертса. Когда же страсти улеглись, он как ни в чем не бывало
вернулся восвояси.
- А затем он откупился и фактически сумел избавиться от наказания! -
зло заметил лейтенант.
Монтегю взглянул на него.
- Но как?
- Подробности можно узнать у приятеля Бейтса, юриста. Комиссия из
офицеров обязала правительство возместить шестьсот тысяч долларов, но
когда дело дошло до президента Соединенных Штатов, он отнес все расходы на
счет морского ведомства.
- Всю сумму! - воскликнул Монтегю.
Офицер пожал плечами.
- А в один прекрасный день старый Гаррисон взбудоражил страну речью в
поддержку протекционистской реформы, выдвинутой президентом. На другой же
день юристу было приказано снизить приблизительно на семьдесят пять
процентов возмещение убытков, которое все же присудили Гаррисону.
- А затем, - прибавил Бейтс, - явился Робертс из Питтсбурга, подкупил
руководство демократической партии в конгрессе, и страна так и не получила
ни возмещения убытков, ни протекционистской реформы. А через несколько лет
старый Гаррисон продал свое дело Стальному тресту и ушел на покой с рентой
в четыреста миллионов, которую выплачивает ему американский народ!
Бейтс откинулся на спинку стула.
- Как видите, тема не особенно приятная для послеобеденной беседы, -
сказал он, - но меня она не может не волновать. Вот как создается все то,
что вы здесь видите. - И он указал на празднично разодетых прохожих. -
Женщины, швыряющие деньги на туалеты и бриллианты, и мужчины, разрывающие
страну на части, чтобы добыть эти деньги. Вам скажут, что эти праздные
богачи губят только самих себя, ведя нездоровый образ жизни. Но это не
так: они везде распространяют заразу. Не правда ли, мистер Монтегю?
- Вполне с вами согласен, - ответил Аллан.
- Взгляните на города Новой Англии, - сказал Бейтс, - и на их
население. Те, у кого было хоть сколько-нибудь энергии, давно уже
переселились на запад. А оставшиеся все безвольны. Разве это не видно?
Всюду, где появляются эти богачи, ищущие наслаждений, мужчины становятся
содержателями домов терпимости и лакеями, женщины - горничными и
проститутками.
- Их учат, учат брать взятки! - добавил лейтенант.
- Все, что еще оставалось у местного населения, продается с торгов, -
сказал Бейтс. - В политическом отношении нет более испорченного уголка во
всех Соединенных Штатах, чем штат Род-Айленд. Это всем известно, и в этом
нетрудно убедиться. В день выборов вы можете покупать здесь голоса с такой
же легкостью, как селедку. Здесь вы не почувствуете ни малейшего
стремления к каким-либо демократическим реформам, ни малейших проблесков
перемен.
- Вы нарисовали очень мрачную картину, - сказал Монтегю.
- Да, я стал желчным, - ответил Бейтс, - но я не всегда такой, стараюсь
держать язык за зубами и беречь себя. Мы, газетчики, как вам известно,
постоянно находимся за кулисами событий и наблюдаем, как кукол набивают
опилками. Мы вынуждены жить в этом мире, и некоторым из нас это не по
вкусу, могу вас уверить. Но мы бессильны что-нибудь сделать.
Он пожал плечами.
- Я теряю уйму времени на сбор фактов, а моя газета в девяти случаях из
десяти отказывается их печатать.
- Думается, вы бросите это занятие, - сказал лейтенант.
- А что я могу еще делать? - возразил репортер. - Я собираю факты, и
когда дело доходит до взрыва, то пытаюсь оповестить об этом публику. Мне
нравится моя работа, ибо я не могу не верить, что, если народ узнает
правду, он рано или поздно скажет свое слово. Когда-нибудь появится
человек с чистой совестью, который не пойдет на сделки. Не так ли, мистер
Монтегю?
- Да, - ответил Аллан, - я надеюсь.
Лето кончалось. В последних числах августа Алиса приехала на несколько
дней в Нью-Йорк. Ей нужно было сделать кое-какие покупки перед отъездом к
Прентисам в горы Адирондак.
Это была новая причуда высшего общества. В дикой местности построили
комфортабельные виллы, где светские дамы и господа наслаждались жизнью
среди природы, пользуясь, однако, всеми благами цивилизации.
Для этого необходимы были охотничьи костюмы, альпинистское снаряжение,
короче говоря, все очень экстравагантное и потому дорогое.
Монтегю это напомнило рассказ о миссис Виви Паттон. Ее муж жаловался на
то, что она покупает слишком дорогое платье, и попросил одеваться попроще.
"Хорошо, - сказала она, - я сейчас же накуплю себе уйму простых нарядов".
Один из вечеров Алиса провела дома и посвятила его кузену.
- Мне кажется, Аллан, - сказала она, - что Гарри Куртис собирается
сделать мне предложение. Я думаю, тебе следует это знать.
- Я это предполагал, - заметил Монтегю с улыбкой.
- Гарри кажется, что ты его недолюбливаешь, так ли это?
- Нет, - ответил Монтегю, - не совсем так.
Он пытался найти подходящее выражение.
- Я не понимаю, в чем здесь дело, - продолжала Алиса, - ты считаешь,
что мне не следует за него выходить?
Монтегю взглянул на нее.
- Скажи мне, ты твердо это решила?
- Нет, - ответила она, - я еще подумаю.
- Я просто хочу сказать, что если ты решила, то мое мнение, разумеется,
ничего уже не значит.
- Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло между вами! -
воскликнула девушка.
- Дело только в том, - сказал Монтегю, - что Куртис не очень
чистоплотен в делах. Но с какой стати его обвинять, если и другие
поступают так же.
- Но ведь он должен зарабатывать себе на жизнь, - заметила Алиса.
- Конечно, - ответил Монтегю, - и если он женится, то ему придется
зарабатывать еще больше. Но тогда его все глубже будет засасывать
коррупция.
- Но что он все же такое сделал? - со страхом спросила Алиса.
Аллан рассказал ей о своем разговоре с Куртисом.
- Однако, Аллан, я не вижу в этом ничего ужасного, - сказала она. -
Ведь железная дорога - собственность Райдера и Прайса.
- Да, но только частично, другая часть принадлежит акционерам.
- Так пусть они и расплачиваются за то, что имеют дело с такими людьми,
- возражала девушка.
- Ты ничего не смыслишь в бизнесе и не можешь понять положения вещей, -
ответил Аллан. - Куртис - член правления, ему доверено ответственное дело.
- Но он же действует только по указке Прайса, - сказала она. - Если бы
он не согласился, то Прайс взял бы на его место другого - вот и все. Я
действительно мало в этом смыслю, но мне кажется, что не стоит осуждать
молодого человека за то, что он прокладывает себе дорогу в жизни. Он
делает только то, что и другие. Без сомнения, ты лучше разбираешься во
всем этом и испытываешь угрызения совести, и все же мне кажется, что ты
смотришь на вещи слишком сложно.
Монтегю грустно улыбнулся.
- Ты уже говоришь совсем как Куртис. Видно, окончательно решила выйти
за него замуж.
Алиса уехала в сопровождении Оливера, который получил приглашение
посетить замок Берти Стюайвесанта, построенный в средневековом стиле и
расположенный с другой стороны гор. Там обещала погостить и Бетти Уайман,
так что Ливер рассчитывал провести у Стюайвесантов целый месяц. Но через
три дня Монтегю получил известие, что он прибудет в Нью-Йорк утром после
восьми часов и просит Монтегю его дождаться. Аллан догадывался, в чем
дело, и у него было достаточно времени, чтобы решить, как ему следует
поступить.
- Ну что? - спросил он Оливера, когда тот вошел к нему, - опять
подвернулось выгодное дельце.
- Да, кое-что есть.
- И дело верное?
- Вполне надежное. Войдешь со мной в долю? - спросил Оливер.
Монтегю покачал головой.
- Нет, - сказал он, - хватит с меня и одной попытки.
- Ты говоришь несерьезно, Аллан! - запротестовал Оливер.
- Я это твердо решил.
- Но, мой дорогой, это просто безумие! У меня сведения от самых
информированных лиц. Дело верное.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Монтегю. - Но с меня довольно игры
на Уолл-стрите. Я слишком много узнал за это время и устал от всего. Я не
люблю азартных игр и не люблю компромиссов, которые для них необходимы.
- Но лишние деньги тебе не помешали бы, не правда ли? - саркастически
заметил Оливер.
- Мне хватает того, что я имею.
- А когда твой капитал иссякнет?
- Не знаю, что будет тогда. Найду что-нибудь себе по душе.
- Хорошо, - сказал Оливер. - Это твое дело. Тогда я попробую на свой
собственный страх и риск.
Они вышли из дома, взяли кэб и поехали по городу.
- Откуда ты получил свои "верные" сведения? - спросил Монтегю.
- Из того же источника, что и раньше, - ответил брат.
- Опять эти же акции Трансконтинентальной компании?
- Нет. Другие.
- Какие же именно?
- Я имею в виду акции Миссисипской стальной компании.
Монтегю повернулся к нему.
- Миссисипской стальной компании! - воскликнул он.
- Что тут странного, - сказал Оливер, - и что тебе до этого?
- Миссисипская стальная компания! - опять воскликнул Монтегю. - Разве
ты не знаешь о моем конфликте с Северной Миссисипской железной дорогой?
- Конечно, знаю, но какое отношение это имеет к Миссисипской стальной
компании?
- Но ведь Прайс - ее владелец!
- О, об этом я и забыл, - сказал Оливер.
Светская жизнь не оставляла ему времени для того, чтобы вникать в дела
брата.
- Аллан, - прибавил он живо, - не говори мне больше ничего.
- Теперь все это меня не касается, - ответил Монтегю, - я вышел из
дела. Но меня интересует вопрос: разве акции компании поднимаются?
- Напротив, они понижаются в цене.
Монтегю поразился.
- Это не обошлось без Стального треста, - прошептал он.
- Должно быть. Мои сведения получены от кругов, близких к Стальному
тресту.
- Как ты полагаешь, они пытаются сломить Прайса?
- Не знаю. Думаю, они сделают это, если захотят.
- Но большая часть акций принадлежит Прайсу, - сказал Монтегю. - Разве
они в состоянии отобрать их у него?
- Не в состоянии, если они имеются в наличии, то есть не заложены и за
них не выданы закладные. Но представь, что их уже нет у него, представь,
что какой-нибудь банк выдал ему ссуду под эти акции - тогда что?
Монтегю был заинтригован. Он сопровождал брата, пока тот получал деньги
в банке, обзванивал своих маклеров, приказывая продавать акции
Миссисипской стальной компании. Наконец, он вынужден был покинуть брата,
так как в этот день был занят в суде. Выйдя через несколько часов из
здания суда, он купил биржевой бюллетень, и первое, что бросилось ему в
глаза, был курс акций Миссисипской стальной компании: они котировались
вечером почти на двадцать пунктов ниже, чем утром!
Даже голые цифры говорили ему о многих трагедиях: он представлял себе
торжествующих и отчаявшихся пайщиков. Казалось, титаны развоевались.
Оливер сумел вовремя сориентироваться. А Прайс и Райдер? Монтегю знал, что
большая часть акций Прайса была заложена в Готтамском тресте. Что теперь
будет с ним и с Северной Миссисипской железной дорогой?
Столбцы вечерних газет были полны сенсациями. Они сообщали о том, что
почва ускользала из-под ног Миссисипской стальной компании.
Распространялись самые невероятные слухи. Компания значительно превысила
свои финансовые возможности; говорили, что ее служащие погрязли в
спекуляциях, что компания не будет в состоянии выплатить причитающиеся
держателям акций за четверть года проценты и необходимо будет учредить
опеку. Намекали, что компания перейдет в руки Стального треста. Однако
такого рода слухи энергично опровергались служащими треста.
Все произошло так внезапно, словно разразилась гроза среди ясного неба.
Монтегю был потрясен. Для него мало значило, что сам он был теперь вне
поля боя и что лично ничего не теряет. Он походил на человека во время
землетрясения, который внезапно увидел перед собой разверзнувшуюся землю.
Хотя Аллан и чувствовал себя в безопасности, он не мог уйти от того факта,
что трещину дала та самая земля, на которой ему придется провести остаток
жизни, и что новая пропасть может разверзнуться как раз под его ногами.
Монтегю не видел ни малейшего шанса спасения для Прайса и Райдера; он
считал их совершенно уничтоженными и не удивился, если бы прочел, что они
обанкротились. Но эти люди, видимо, выдержали не одну бурю. Все
ограничилось только слухами. Акции Миссисипской стальной компании тем не
менее больше не поднимались. Аллан заметил, впрочем, что и акции Северной
Миссисипской железной дороги понизились на восемь - десять пунктов.
Это было время великого волнения в финансовом мире. Все лето фондовую
биржу трясло как в лихорадке. Казалось, что финансовые тузы и управляющие
железными дорогами взяли за правило предсказывать общее разорение каждый
раз, когда им приходилось произносить спичи на банкетах.
Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной
всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие
считали, что мировой капитал был истощен непрерывными войнами,
землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у
правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос
какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось
преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его или
встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания. Что касается
Монтегю, то мысль о том, что в стране имеются люди, способные изменить
положение на рынке и беззастенчиво использующие колебания цен в своих
целях, казалась ему совершенно абсурдной.
Как-то раз вечером он разговорился об этом с майором Винейблом. Тот
просто посмеялся над ним. Майор назвал десять - двенадцать лиц - среди них
Уотермана, Дюваля, Уаймана, - которые заправляли большей частью банков в
столице. Им были также подвластны три крупнейших страховых общества с
капиталом в четыреста или пятьсот миллионов долларов; один из них
контролировал крупную трансконтинентальную железную дорогу, которая
придерживала двадцать - тридцать миллионов для спекуляций с акциями.
- Если двое или трое из этих господ захотят, - заявил майор, - то они в
один день затормозят всю финансовую деятельность страны. Если они поведут
наступление на какие-либо фонды, то могут понизить стоимость акций до
любых пределов.
- Но как же они могут это сделать? - поинтересовался Монтегю.
- Таких возможностей у них более чем достаточно. Вы заметили, что
последний крупный кризис начался при крайней нехватке денег, какой уж
много лет не видели на Уолл-стрите. Теперь представьте себе, что эти
господа сосредоточили большие финансовые средства и договорились между
собой изъять их из оборота в условленное время. Представьте себе, что и их
собственные банки, и банки, директора которых подкуплены ими, и страховые
общества, которыми они заправляют, сделают то же самое! Можете себе
вообразить, как все бросятся добывать деньги, искать займы. И при такой
нервозной обстановке, при почти полном отсутствии кредита. Причем это
вспыхивает в массовом масштабе, - разве вам не ясно, к чему все это может
привести?
- Это похоже на игру с огнем, - заметил Монтегю.
- Опасность, однако, не так велика, как можно предположить, - ответил
майор. - Наше спасение в том, что крупные финансовые воротилы не могут
поладить между собой. Уотерман, например, добился займа в десять миллионов
от казначейства. Уайман, напротив, добивается повышенных цен и берет на
Уолл-стрите ссуду в пятнадцать миллионов. Здесь в городе не менее
двенадцати крупных банковских трестов.
- И они соперничают друг с другом? - спросил Монтегю.
- Конечно, - отвечал майор, - например, борются за контроль над
иногородними банками. Все банки страны отправляют избыточную часть своих
капиталов в Нью-Йорк, что составляет около четырехсот - пятисот миллионов
долларов, то есть огромную сумму. Многие крупные банки финансируют до двух
тысяч различных учреждений, и на этой почве процветает самая отчаянная
конкуренция. Короче, происходит ожесточенная схватка.
- Все ясно, - сказал Монтегю.
- Только на одном все банки сошлись, - продолжал Винейбл, - на своей
ненависти к независимым банкам. Дело в том, что крупные банки обязаны
иметь в наличии двадцать пять процентов своего капитала, в то время как
независимые - только пять, благодаря этому оборот средств у последних
быстрее, они выплачивают четыре процента по вкладам, широко себя
рекламируют и вытесняют монополистов. Их около пятидесяти в одном
Нью-Йорке, и в их руках сосредоточивается около миллиарда долларов. И
прошу вас запомнить мои слова: из-за этого вскоре прольется кровь.
Монтегю было суждено вспомнить это пророчество.
Через несколько дней произошел случай, который пролил новый свет на
положение вещей. Однажды после обеда к Аллану пришел Оливер. Он принес с
собой письмо.
- Аллан, - сказал он, - что ты об этом думаешь?
Монтегю взглянул на письмо. Оно было от Люси Дюпре.
"Мой дорогой Олли, - прочитал он, - я оказалась в весьма
затруднительном положении, так как одна денежная операция, на которую я
рассчитывала, не удалась. Все средства, с которыми я приехала в Нью-Йорк,
на исходе. Теперь мое положение довольно тяжелое. У меня имеется вексель
на сто сорок тысяч долларов, выданный мне Стенли Райдером в уплату за
акции. Он подлежит оплате через три месяца. Мне пришло в голову, что вы,
быть может, знаете кого-нибудь, кто мог бы учесть или выкупить этот
вексель. Я была бы очень рада отдать его за сто тридцать тысяч. Прошу вас,
сохраните все это между нами".
- Как ты думаешь, что все это значит? - спросил Оливер.
Аллан пристально посмотрел на него.
- Право, мне нечего сказать.
- Много ли было у Люси денег, когда она приехала сюда?
вставал новый соперник! И сейчас, если верить слухам, разворачивалась
новая битва. Хиган и Уайман вцепились друг другу в горло. Они будут
бороться до победного конца. И нет никакой возможности предотвратить эту
борьбу хотя бы с риском разрушить устои, на которых зиждется благополучие
самой нации!
Монтегю ежедневно узнавал о ходе этой борьбы. На следующее утро, сидя в
открытом кафе одного из отелей и разглядывая публику, он услыхал знакомый
голос. Это был молодой инженер, лейтенант Лонг, который подошел к нему и
сел рядом.
- Слышали ли вы что-нибудь о нашем друге Гембле? - спросил Монтегю.
- Он вернулся в лоно своей семьи. Надоела ему вся эта суматоха, -
ответил молодой офицер.
- Занятный парень этот Гембл.
- Я его люблю, - заметил лейтенант, - он не красив, но сердце у него
там, где надо.
Монтегю подумал немного и спросил:
- А что, прислал он вам описание топлива, о котором вы просили?
- Представьте, прислал! И, право, с большим знанием дела! В
департаменте решат, что я и в самом деле эксперт!
- Непременно, - заметил Монтегю.
- Он выручил меня из весьма затруднительного положения. Вы не можете
представить себе, в какие сложные ситуации попадаем мы, морские офицеры.
Но мне кажется, что одно слово следовало бы вычеркнуть из этого описания.
- Вот как! - заметил Монтегю.
- Право, я даже подумываю написать об этом в главный штаб. Я уже три
раза собирался это сделать.
- В самом деле!
- Знаете ли, - продолжал офицер. - Какой-то молодой человек был
представлен мне одним из моих друзей. Он вертелся вокруг меня целый вечер,
и затем, когда мы возвращались домой, открыл причину своей привязанности.
Кто-то из вашингтонских друзей сказал ему, что мне поручено составить
условия поставки мазута для кораблей военно-морского флота. А у него, в
свою очередь, имеются друзья, заинтересованные в этом деле и готовые дать
мне ценный совет. Он намекал, что это для меня может быть очень выгодно.
- Воображаю, как вам это не понравилось!
- Право, это наводит на некоторые размышления, - сказал лейтенант. -
Люди моего служебного положения легко могут получить подобное предложение.
Многие же из нас ведут образ жизни далеко не по средствам. Все мы должны
быть начеку. Я еще допускаю ловкую игру в политике или в деловых
отношениях, но когда дело касается армии и флота, - тогда, уверяю вас, я
готов лезть в драку!
Монтегю ничего не ответил. Он не знал, что сказать.
- Гембл что-то говорил о вашей борьбе со Стальным трестом, - заметил
Лонг. - Так ли это?
- Да, - ответил Монтегю, - но теперь я отошел от этих дел.
- Кстати, о Стальном тресте, - заметил лейтенант, - знаете ли, мы
получаем кое-какие сведения о нем.
- Любопытно, - сказал Монтегю.
- Спросите в армии, кого хотите! Это старая рана, которую мы носим в
груди и которая не заживает. Я имею в виду мошенничество в области
производства броневого листа для кораблей.
- Я кое-что слышал, - ответил Монтегю.
Монтегю мог произнести целую обвинительную речь против стальных
королей.
- А я все это хорошо знаю, - продолжал лейтенант, - так как мой отец
пятнадцать лет назад был членом комиссии по испытанию брони. Я слишком
пристрастно отношусь к этому вопросу. Ведь отец вскрыл тогда большие
злоупотребления, и это стало причиной его смерти.
Монтегю бросил проницательный взгляд на молодого офицера, который
погрузился в мрачные размышления.
- Удивительно, как тяжело иногда бывает на душе у моряка! - сказал он.
- Нам объявляют, что наши суда отправляются в Тихий океан и судьба всей
нации зависит от них! А броня у них негодная, отлитая старым Гаррисоном и
приобретенная правительством по цене, в четыре или пять раз превышающей ее
истинную стоимость. Вот, например, известный мне случай с "Орегоном".
Теперь мой брат служит на этом корабле. Во время испано-американской войны
1898 года вся страна следила за "Орегоном" и молилась за него. А я сейчас
могу найти в броне этого боевого корабля ряд отверстий, просверленных
старым Гаррисоном и обшитых полосовым железом. Если граната попадет в эту
"броню", она разлетится как стекло.
Монтегю слушал пораженный.
- И каждый может это увидеть? - спросил он.
- Нет, - сказал офицер. - Все, конечно, прикрыто, обшито железом.
Проделав недоброкачественную работу, тщательно маскируют дефекты. Кто же
это заметит?
- Но в таком случае откуда это знаете вы?
- Я? Да мой отец собрал все материалы, касающиеся производства этого
броневого щита, начиная с того момента, когда он был отлит, и до его
клепки на корабле. Существуют точные копии протоколов мастерской, из
которой выходили броневые листы, и показания людей, производивших работы.
Отец мой собрал все данные относительно этого и сотни других случаев. Я
знаю человека, у которого до сих пор хранятся эти документы. Видите ли, в
чем дело, - продолжал лейтенант, - правительство со своей стороны требует,
чтобы каждый лист подвергался тщательному испытанию, и протоколы этих
испытаний должны сохраняться. Но в действительности такое испытание и
обработка материалов после него стоили бы огромных денег. А главное, если
строго требовать соблюдения всех условий, то сотни листов оказались бы
негодными. Но если протоколы все-таки попадают в канцелярию, Ингам и
Давидсон переделывают их так, как "нужно". Таким способом эти ловкие
молодые люди добывают бешеные деньги, которые затем бросают на хористок и
актрис. Они изготовляют копии с протоколов мастерских, но не всегда при
этом уничтожают подлинники. И вот кто-то в канцелярии спрятал их. Таким
образом, правительство узнало про подлоги.
- Но это же просто невероятно! - воскликнул Монтегю.
- Да взять хотя бы историю с броневым листом Н-619 на "Орегоне", -
сказал лейтенант. - Это был один из листов, отобранных из целой партии для
баллистических испытаний. И вот после того, как его отобрали, ночью лист
тайно доставили в мастерскую и трижды заново обработали. Понятно, он
выдержал испытание, а с ним прошла и вся партия!
- Что же было предпринято по этому поводу? - спросил Монтегю.
- Ничего, - ответил Лонг. - Правительство оказалось не в состоянии
доказать подобные факты. Но, конечно, служащие морского ведомства знают о
них и всегда будут помнить об этом. Как я уже сказал, это убило моего
отца.
- Но неужели компания не понесла никакого наказания?
- Была назначена комиссия для рассмотрения дела, и она вынесла решение
возместить правительству около шестисот тысяч долларов убытка. Кстати, как
раз здесь в отеле живет человек, который гораздо лучше знает всю эту
историю.
Лейтенант умолк и осмотрелся. Вдруг он поднялся, подошел к ограде и
окликнул господина, проходившего по другой стороне улицы.
- Хелло, Бейтс! - крикнул он.
- О, да это Бейтс из "Экспресса"! - воскликнул Монтегю.
- Так вы его знаете? - спросил лейтенант. - Хелло, Бейтс! Вас что,
засадили за светскую хронику?
- Нет, и ищу интересное интервью, - возразил тот. - Как поживаете,
мистер Монтегю, рад вас видеть.
- Присаживайтесь к нам, - сказал лейтенант. - Я рассказывал мистеру
Монтегю о мошеннических проделках с броневым листом. Ведь вам известна
история следствия по этому делу. Бейтс из Питтсбурга, - пояснил он.
- Расскажите, мистер Бейтс, - попросил Монтегю.
- О, этому делу была посвящена моя первая статья, - сказал Бейтс. -
Само собой разумеется, питтсбургские газеты отказались ее напечатать. Но
факты я все же добыл. А затем близко познакомился с одним питтсбургским
юристом, которому было поручено произвести негласное расследование этого
дела. И всякий раз, когда приходится читать в газетах о том, как старый
Гаррисон, благодетель города, подарил ему новую библиотеку, у меня кровь
закипает в жилах.
- Иногда мне кажется, - вставил лейтенант, - что если бы нашелся
кто-либо, кто рассказал эту историю американскому народу, то старый
негодяй был бы изгнан из страны.
- Вам никогда не удастся его изобличить, - сказал Бейтс. - Он слишком
хитер. Гаррисон всегда умел возложить ответственность за грязную работу на
других. Помните, как он во время большой стачки удрал, свалив все на
Уильяма Робертса. Когда же страсти улеглись, он как ни в чем не бывало
вернулся восвояси.
- А затем он откупился и фактически сумел избавиться от наказания! -
зло заметил лейтенант.
Монтегю взглянул на него.
- Но как?
- Подробности можно узнать у приятеля Бейтса, юриста. Комиссия из
офицеров обязала правительство возместить шестьсот тысяч долларов, но
когда дело дошло до президента Соединенных Штатов, он отнес все расходы на
счет морского ведомства.
- Всю сумму! - воскликнул Монтегю.
Офицер пожал плечами.
- А в один прекрасный день старый Гаррисон взбудоражил страну речью в
поддержку протекционистской реформы, выдвинутой президентом. На другой же
день юристу было приказано снизить приблизительно на семьдесят пять
процентов возмещение убытков, которое все же присудили Гаррисону.
- А затем, - прибавил Бейтс, - явился Робертс из Питтсбурга, подкупил
руководство демократической партии в конгрессе, и страна так и не получила
ни возмещения убытков, ни протекционистской реформы. А через несколько лет
старый Гаррисон продал свое дело Стальному тресту и ушел на покой с рентой
в четыреста миллионов, которую выплачивает ему американский народ!
Бейтс откинулся на спинку стула.
- Как видите, тема не особенно приятная для послеобеденной беседы, -
сказал он, - но меня она не может не волновать. Вот как создается все то,
что вы здесь видите. - И он указал на празднично разодетых прохожих. -
Женщины, швыряющие деньги на туалеты и бриллианты, и мужчины, разрывающие
страну на части, чтобы добыть эти деньги. Вам скажут, что эти праздные
богачи губят только самих себя, ведя нездоровый образ жизни. Но это не
так: они везде распространяют заразу. Не правда ли, мистер Монтегю?
- Вполне с вами согласен, - ответил Аллан.
- Взгляните на города Новой Англии, - сказал Бейтс, - и на их
население. Те, у кого было хоть сколько-нибудь энергии, давно уже
переселились на запад. А оставшиеся все безвольны. Разве это не видно?
Всюду, где появляются эти богачи, ищущие наслаждений, мужчины становятся
содержателями домов терпимости и лакеями, женщины - горничными и
проститутками.
- Их учат, учат брать взятки! - добавил лейтенант.
- Все, что еще оставалось у местного населения, продается с торгов, -
сказал Бейтс. - В политическом отношении нет более испорченного уголка во
всех Соединенных Штатах, чем штат Род-Айленд. Это всем известно, и в этом
нетрудно убедиться. В день выборов вы можете покупать здесь голоса с такой
же легкостью, как селедку. Здесь вы не почувствуете ни малейшего
стремления к каким-либо демократическим реформам, ни малейших проблесков
перемен.
- Вы нарисовали очень мрачную картину, - сказал Монтегю.
- Да, я стал желчным, - ответил Бейтс, - но я не всегда такой, стараюсь
держать язык за зубами и беречь себя. Мы, газетчики, как вам известно,
постоянно находимся за кулисами событий и наблюдаем, как кукол набивают
опилками. Мы вынуждены жить в этом мире, и некоторым из нас это не по
вкусу, могу вас уверить. Но мы бессильны что-нибудь сделать.
Он пожал плечами.
- Я теряю уйму времени на сбор фактов, а моя газета в девяти случаях из
десяти отказывается их печатать.
- Думается, вы бросите это занятие, - сказал лейтенант.
- А что я могу еще делать? - возразил репортер. - Я собираю факты, и
когда дело доходит до взрыва, то пытаюсь оповестить об этом публику. Мне
нравится моя работа, ибо я не могу не верить, что, если народ узнает
правду, он рано или поздно скажет свое слово. Когда-нибудь появится
человек с чистой совестью, который не пойдет на сделки. Не так ли, мистер
Монтегю?
- Да, - ответил Аллан, - я надеюсь.
Лето кончалось. В последних числах августа Алиса приехала на несколько
дней в Нью-Йорк. Ей нужно было сделать кое-какие покупки перед отъездом к
Прентисам в горы Адирондак.
Это была новая причуда высшего общества. В дикой местности построили
комфортабельные виллы, где светские дамы и господа наслаждались жизнью
среди природы, пользуясь, однако, всеми благами цивилизации.
Для этого необходимы были охотничьи костюмы, альпинистское снаряжение,
короче говоря, все очень экстравагантное и потому дорогое.
Монтегю это напомнило рассказ о миссис Виви Паттон. Ее муж жаловался на
то, что она покупает слишком дорогое платье, и попросил одеваться попроще.
"Хорошо, - сказала она, - я сейчас же накуплю себе уйму простых нарядов".
Один из вечеров Алиса провела дома и посвятила его кузену.
- Мне кажется, Аллан, - сказала она, - что Гарри Куртис собирается
сделать мне предложение. Я думаю, тебе следует это знать.
- Я это предполагал, - заметил Монтегю с улыбкой.
- Гарри кажется, что ты его недолюбливаешь, так ли это?
- Нет, - ответил Монтегю, - не совсем так.
Он пытался найти подходящее выражение.
- Я не понимаю, в чем здесь дело, - продолжала Алиса, - ты считаешь,
что мне не следует за него выходить?
Монтегю взглянул на нее.
- Скажи мне, ты твердо это решила?
- Нет, - ответила она, - я еще подумаю.
- Я просто хочу сказать, что если ты решила, то мое мнение, разумеется,
ничего уже не значит.
- Я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло между вами! -
воскликнула девушка.
- Дело только в том, - сказал Монтегю, - что Куртис не очень
чистоплотен в делах. Но с какой стати его обвинять, если и другие
поступают так же.
- Но ведь он должен зарабатывать себе на жизнь, - заметила Алиса.
- Конечно, - ответил Монтегю, - и если он женится, то ему придется
зарабатывать еще больше. Но тогда его все глубже будет засасывать
коррупция.
- Но что он все же такое сделал? - со страхом спросила Алиса.
Аллан рассказал ей о своем разговоре с Куртисом.
- Однако, Аллан, я не вижу в этом ничего ужасного, - сказала она. -
Ведь железная дорога - собственность Райдера и Прайса.
- Да, но только частично, другая часть принадлежит акционерам.
- Так пусть они и расплачиваются за то, что имеют дело с такими людьми,
- возражала девушка.
- Ты ничего не смыслишь в бизнесе и не можешь понять положения вещей, -
ответил Аллан. - Куртис - член правления, ему доверено ответственное дело.
- Но он же действует только по указке Прайса, - сказала она. - Если бы
он не согласился, то Прайс взял бы на его место другого - вот и все. Я
действительно мало в этом смыслю, но мне кажется, что не стоит осуждать
молодого человека за то, что он прокладывает себе дорогу в жизни. Он
делает только то, что и другие. Без сомнения, ты лучше разбираешься во
всем этом и испытываешь угрызения совести, и все же мне кажется, что ты
смотришь на вещи слишком сложно.
Монтегю грустно улыбнулся.
- Ты уже говоришь совсем как Куртис. Видно, окончательно решила выйти
за него замуж.
Алиса уехала в сопровождении Оливера, который получил приглашение
посетить замок Берти Стюайвесанта, построенный в средневековом стиле и
расположенный с другой стороны гор. Там обещала погостить и Бетти Уайман,
так что Ливер рассчитывал провести у Стюайвесантов целый месяц. Но через
три дня Монтегю получил известие, что он прибудет в Нью-Йорк утром после
восьми часов и просит Монтегю его дождаться. Аллан догадывался, в чем
дело, и у него было достаточно времени, чтобы решить, как ему следует
поступить.
- Ну что? - спросил он Оливера, когда тот вошел к нему, - опять
подвернулось выгодное дельце.
- Да, кое-что есть.
- И дело верное?
- Вполне надежное. Войдешь со мной в долю? - спросил Оливер.
Монтегю покачал головой.
- Нет, - сказал он, - хватит с меня и одной попытки.
- Ты говоришь несерьезно, Аллан! - запротестовал Оливер.
- Я это твердо решил.
- Но, мой дорогой, это просто безумие! У меня сведения от самых
информированных лиц. Дело верное.
- Я в этом не сомневаюсь, - ответил Монтегю. - Но с меня довольно игры
на Уолл-стрите. Я слишком много узнал за это время и устал от всего. Я не
люблю азартных игр и не люблю компромиссов, которые для них необходимы.
- Но лишние деньги тебе не помешали бы, не правда ли? - саркастически
заметил Оливер.
- Мне хватает того, что я имею.
- А когда твой капитал иссякнет?
- Не знаю, что будет тогда. Найду что-нибудь себе по душе.
- Хорошо, - сказал Оливер. - Это твое дело. Тогда я попробую на свой
собственный страх и риск.
Они вышли из дома, взяли кэб и поехали по городу.
- Откуда ты получил свои "верные" сведения? - спросил Монтегю.
- Из того же источника, что и раньше, - ответил брат.
- Опять эти же акции Трансконтинентальной компании?
- Нет. Другие.
- Какие же именно?
- Я имею в виду акции Миссисипской стальной компании.
Монтегю повернулся к нему.
- Миссисипской стальной компании! - воскликнул он.
- Что тут странного, - сказал Оливер, - и что тебе до этого?
- Миссисипская стальная компания! - опять воскликнул Монтегю. - Разве
ты не знаешь о моем конфликте с Северной Миссисипской железной дорогой?
- Конечно, знаю, но какое отношение это имеет к Миссисипской стальной
компании?
- Но ведь Прайс - ее владелец!
- О, об этом я и забыл, - сказал Оливер.
Светская жизнь не оставляла ему времени для того, чтобы вникать в дела
брата.
- Аллан, - прибавил он живо, - не говори мне больше ничего.
- Теперь все это меня не касается, - ответил Монтегю, - я вышел из
дела. Но меня интересует вопрос: разве акции компании поднимаются?
- Напротив, они понижаются в цене.
Монтегю поразился.
- Это не обошлось без Стального треста, - прошептал он.
- Должно быть. Мои сведения получены от кругов, близких к Стальному
тресту.
- Как ты полагаешь, они пытаются сломить Прайса?
- Не знаю. Думаю, они сделают это, если захотят.
- Но большая часть акций принадлежит Прайсу, - сказал Монтегю. - Разве
они в состоянии отобрать их у него?
- Не в состоянии, если они имеются в наличии, то есть не заложены и за
них не выданы закладные. Но представь, что их уже нет у него, представь,
что какой-нибудь банк выдал ему ссуду под эти акции - тогда что?
Монтегю был заинтригован. Он сопровождал брата, пока тот получал деньги
в банке, обзванивал своих маклеров, приказывая продавать акции
Миссисипской стальной компании. Наконец, он вынужден был покинуть брата,
так как в этот день был занят в суде. Выйдя через несколько часов из
здания суда, он купил биржевой бюллетень, и первое, что бросилось ему в
глаза, был курс акций Миссисипской стальной компании: они котировались
вечером почти на двадцать пунктов ниже, чем утром!
Даже голые цифры говорили ему о многих трагедиях: он представлял себе
торжествующих и отчаявшихся пайщиков. Казалось, титаны развоевались.
Оливер сумел вовремя сориентироваться. А Прайс и Райдер? Монтегю знал, что
большая часть акций Прайса была заложена в Готтамском тресте. Что теперь
будет с ним и с Северной Миссисипской железной дорогой?
Столбцы вечерних газет были полны сенсациями. Они сообщали о том, что
почва ускользала из-под ног Миссисипской стальной компании.
Распространялись самые невероятные слухи. Компания значительно превысила
свои финансовые возможности; говорили, что ее служащие погрязли в
спекуляциях, что компания не будет в состоянии выплатить причитающиеся
держателям акций за четверть года проценты и необходимо будет учредить
опеку. Намекали, что компания перейдет в руки Стального треста. Однако
такого рода слухи энергично опровергались служащими треста.
Все произошло так внезапно, словно разразилась гроза среди ясного неба.
Монтегю был потрясен. Для него мало значило, что сам он был теперь вне
поля боя и что лично ничего не теряет. Он походил на человека во время
землетрясения, который внезапно увидел перед собой разверзнувшуюся землю.
Хотя Аллан и чувствовал себя в безопасности, он не мог уйти от того факта,
что трещину дала та самая земля, на которой ему придется провести остаток
жизни, и что новая пропасть может разверзнуться как раз под его ногами.
Монтегю не видел ни малейшего шанса спасения для Прайса и Райдера; он
считал их совершенно уничтоженными и не удивился, если бы прочел, что они
обанкротились. Но эти люди, видимо, выдержали не одну бурю. Все
ограничилось только слухами. Акции Миссисипской стальной компании тем не
менее больше не поднимались. Аллан заметил, впрочем, что и акции Северной
Миссисипской железной дороги понизились на восемь - десять пунктов.
Это было время великого волнения в финансовом мире. Все лето фондовую
биржу трясло как в лихорадке. Казалось, что финансовые тузы и управляющие
железными дорогами взяли за правило предсказывать общее разорение каждый
раз, когда им приходилось произносить спичи на банкетах.
Никто, однако, не мог понять причин кризиса. Одни утверждали, что виной
всему речи президента страны, его атаки на крупных капиталистов. Другие
считали, что мировой капитал был истощен непрерывными войнами,
землетрясениями и пожарами. Третьи жаловались на недостаток средств у
правительства. Неоднократно среди общего шума раздавался трезвый голос
какого-нибудь радикала, заявлявшего, что падение курса вызывалось
преднамеренно, но подобное мнение казалось до того нелепым, что его или
встречали насмешками, или вовсе не обращали на него внимания. Что касается
Монтегю, то мысль о том, что в стране имеются люди, способные изменить
положение на рынке и беззастенчиво использующие колебания цен в своих
целях, казалась ему совершенно абсурдной.
Как-то раз вечером он разговорился об этом с майором Винейблом. Тот
просто посмеялся над ним. Майор назвал десять - двенадцать лиц - среди них
Уотермана, Дюваля, Уаймана, - которые заправляли большей частью банков в
столице. Им были также подвластны три крупнейших страховых общества с
капиталом в четыреста или пятьсот миллионов долларов; один из них
контролировал крупную трансконтинентальную железную дорогу, которая
придерживала двадцать - тридцать миллионов для спекуляций с акциями.
- Если двое или трое из этих господ захотят, - заявил майор, - то они в
один день затормозят всю финансовую деятельность страны. Если они поведут
наступление на какие-либо фонды, то могут понизить стоимость акций до
любых пределов.
- Но как же они могут это сделать? - поинтересовался Монтегю.
- Таких возможностей у них более чем достаточно. Вы заметили, что
последний крупный кризис начался при крайней нехватке денег, какой уж
много лет не видели на Уолл-стрите. Теперь представьте себе, что эти
господа сосредоточили большие финансовые средства и договорились между
собой изъять их из оборота в условленное время. Представьте себе, что и их
собственные банки, и банки, директора которых подкуплены ими, и страховые
общества, которыми они заправляют, сделают то же самое! Можете себе
вообразить, как все бросятся добывать деньги, искать займы. И при такой
нервозной обстановке, при почти полном отсутствии кредита. Причем это
вспыхивает в массовом масштабе, - разве вам не ясно, к чему все это может
привести?
- Это похоже на игру с огнем, - заметил Монтегю.
- Опасность, однако, не так велика, как можно предположить, - ответил
майор. - Наше спасение в том, что крупные финансовые воротилы не могут
поладить между собой. Уотерман, например, добился займа в десять миллионов
от казначейства. Уайман, напротив, добивается повышенных цен и берет на
Уолл-стрите ссуду в пятнадцать миллионов. Здесь в городе не менее
двенадцати крупных банковских трестов.
- И они соперничают друг с другом? - спросил Монтегю.
- Конечно, - отвечал майор, - например, борются за контроль над
иногородними банками. Все банки страны отправляют избыточную часть своих
капиталов в Нью-Йорк, что составляет около четырехсот - пятисот миллионов
долларов, то есть огромную сумму. Многие крупные банки финансируют до двух
тысяч различных учреждений, и на этой почве процветает самая отчаянная
конкуренция. Короче, происходит ожесточенная схватка.
- Все ясно, - сказал Монтегю.
- Только на одном все банки сошлись, - продолжал Винейбл, - на своей
ненависти к независимым банкам. Дело в том, что крупные банки обязаны
иметь в наличии двадцать пять процентов своего капитала, в то время как
независимые - только пять, благодаря этому оборот средств у последних
быстрее, они выплачивают четыре процента по вкладам, широко себя
рекламируют и вытесняют монополистов. Их около пятидесяти в одном
Нью-Йорке, и в их руках сосредоточивается около миллиарда долларов. И
прошу вас запомнить мои слова: из-за этого вскоре прольется кровь.
Монтегю было суждено вспомнить это пророчество.
Через несколько дней произошел случай, который пролил новый свет на
положение вещей. Однажды после обеда к Аллану пришел Оливер. Он принес с
собой письмо.
- Аллан, - сказал он, - что ты об этом думаешь?
Монтегю взглянул на письмо. Оно было от Люси Дюпре.
"Мой дорогой Олли, - прочитал он, - я оказалась в весьма
затруднительном положении, так как одна денежная операция, на которую я
рассчитывала, не удалась. Все средства, с которыми я приехала в Нью-Йорк,
на исходе. Теперь мое положение довольно тяжелое. У меня имеется вексель
на сто сорок тысяч долларов, выданный мне Стенли Райдером в уплату за
акции. Он подлежит оплате через три месяца. Мне пришло в голову, что вы,
быть может, знаете кого-нибудь, кто мог бы учесть или выкупить этот
вексель. Я была бы очень рада отдать его за сто тридцать тысяч. Прошу вас,
сохраните все это между нами".
- Как ты думаешь, что все это значит? - спросил Оливер.
Аллан пристально посмотрел на него.
- Право, мне нечего сказать.
- Много ли было у Люси денег, когда она приехала сюда?