- Я встретился с вами, мистер Монтегю, чтобы предложить оказать нам
помощь в осуществлении этого проекта. Прежде всего предлагаем вам стать
нашим представителем по связям с постоянными поверенными синдиката. Мы
хотели бы также, чтобы вы неофициально встречались с акционерами дороги,
разъясняли бы им наши намерения и поручились за нас. Если вы согласитесь
осуществить нашу задачу, мы будем рады ввести вас в состав директоров
правления, а когда дело будет полностью в наших руках, попросим вас занять
пост президента.
Монтегю с трудом удержался от изумленного восклицания. Жизненный опыт
научил его сдерживать бурное проявление чувств.
- Мистер Райдер, - подумав, сказал он, - признаться, меня удивляет ваше
предложение, поскольку вы меня недостаточно знаете.
- Я знаю вас лучше, чем вы думаете, мистер Монтегю, - улыбаясь, сказал
Райдер. - Можете быть уверены, я не стал бы вам предлагать такое дело, не
наведя о вас справок и не убедившись, что вы тот человек, который нам
подходит.
- Мне очень приятно это слышать, - сказал Монтегю, - но я должен вам
напомнить, что я не специалист по железным дорогам и не имею за плечами
подобного опыта.
- Здесь этого и не требуется. Специалиста мы можем нанять по дешевке.
Нам же нужен человек старательный и уравновешенный, а главное,
безукоризненно честный, способный завоевать доверие акционеров и
укрепиться в нем. И нам кажется, что вы обладаете этими качествами. К тому
же за вами еще одно преимущество - вы отлично знаете местные условия и
здешних людей.
Монтегю снова задумался.
- Предложение очень лестное, - заметил он, - и скажу, не кривя душой,
оно меня интересует. Но раньше, чем принять решение, я должен знать, кто
входит в ваш синдикат.
- А зачем вам это?
- Если моя репутация служит порукой его добрых намерений, то мне нужно
знать, с какими людьми я буду иметь дело.
Монтегю смотрел собеседнику прямо в глаза.
- Вы, конечно, понимаете, что в подобном деле необходимо действовать
осторожно, - возразил Райдер. - Мы не можем позволить себе заранее
рассказывать о своих намерениях. У нас есть враги, которые готовы ставить
нам палки в колеса на каждом шагу.
- То, что вы мне сообщите, разумеется, останется между нами, - сказал
Монтегю.
- Я это прекрасно понимаю. Но сначала мне хотелось бы узнать, как вы
относитесь к проекту, согласитесь ли взяться за эту работу и посвятить ей
себя?
- Почему бы и нет.
- Мне кажется, - сказал Райдер, - предложение может быть рассмотрено
только по существу. Оно имеет в виду осуществить важное общественное
мероприятие: дорога, пришедшая в упадок и, более того, практически
обанкротившаяся, будет поставлена на ноги и полностью реорганизована. Она
нуждается в энергичном и честном административном аппарате, новом
современном оборудовании и новых грузах. Миссисипская стальная компания,
как вы, несомненно, знаете, расширяется. Все это, на мой взгляд, говорит
за целесообразность нашего предприятия.
- Согласен, - сказал Монтегю. - Я встречусь с заинтересованными лицами,
изложу дело и, если их намерения совпадут с моими, буду очень рад сделать
все, что смогу для успеха предприятия. Как вам несомненно известно, у меня
самого есть пятьсот акций, и я буду рад стать членом синдиката.
- Я и сам собирался это вам предложить, - сказал Райдер. - Я не вижу
ничего, что не устраивало бы вас в нашем проекте - во многом он
принадлежит мне, и моя репутация его подкрепляет, а Готтамский трест
предоставит на его осуществление неограниченный кредит.
Райдер сказал это несколько высокомерно. Монтегю сначала чувствовал
себя не очень уверенно. Но никто не мог бы в кабинете Райдера не оказаться
во власти всей этой роскоши. В конце концов то, что он сидит здесь, в
помещении Готтамского треста, чьи вклады насчитывают семьдесят или
восемьдесят миллионов, - реальность. И этот джентльмен с невозмутимым
аристократическим лицом по существу их хозяин. Какое же основание имел
Монтегю для колебаний, кроме сплетен, распространяемых в кругах циничного
светского общества?
Каковы бы ни были его личные сомнения, но минуты размышления хватило,
чтобы осознать - его миссисипским друзьям не понять его, если бы он
отказался. С именем Стенли Райдера, которого поддерживал Готтамский трест,
успех в родных местах ему обеспечен, и все старые друзья их семьи поспешат
следовать его рекомендациям.
Райдер переждал немного, возможно, чтобы дать Аллану время привести в
порядок мысли, а затем продолжил:
- Я полагаю, мистер Монтегю, что вы кое-что знаете о Миссисипской
стальной компании. Сталь занимает на рынке исключительное положение. Цены,
искусственно вздутые, держатся на постоянном уровне, и конкуренты также
имеют возможность получать большие прибыли. Однако те, кто подключается к
делу, как правило, сталкиваются с неожиданными препятствиями. Они не могут
получить желаемого кредита, тонут в заказах, а Уолл-стрит и не думает им
помогать. В результате о них начинают ходить таинственные слухи. Иногда
пропадают важные бумаги, задерживается необходимая информация из Европы и
тому подобное. Случается, что переманивают лучших бухгалтеров, подкупают
конторских мальчиков, и все деловые тайны становятся достоянием
конкурентов. Железнодорожные компании поступают с ними нечестно: доставка
запаздывает, происходят всякого рода мелкие неприятности, подрывающие
доверие к ним. Вы знаете, как сказываются на предпринимателях такие дела.
Подобными и тысячью другими способами осложняется жизнь независимого
производителя стали. И вот, мистер Монтегю, существует проект продлить
железную дорогу, которая могла бы успешно обслуживать главного конкурента
Стального треста. Я полагаю, вы достаточно твердо стоите на земле, чтобы
понять, что данный проект был бы осуществлен давным-давно, если бы
Стальной трест не мешал этому. Теперь настало время провести его в жизнь,
несмотря на возможное противодействие Треста, и я обратился к вам, так как
считаю вас человеком, на которого можно рассчитывать в такого рода борьбе.
- Я понимаю вас, - спокойно ответил Монтегю, - вы правы в своем
предположении.
- Очень хорошо, - сказал Райдер. - Теперь я скажу вам, что синдикат, о
котором идет речь, состоит из меня и Джона С.Прайса, который с недавнего
времени осуществляет контроль над Миссисипской стальной компанией. Вы без
труда узнаете, какова репутация Прайса. Он единственный человек в стране,
кто выступил против Стального треста. Капитал Миссисипской стальной
компании удвоился за последний год, и его рост ничем не ограничен, не
считая объемов производства и пропускной способности железных дорог,
транспортирующих его продукцию. Новый проект должна была бы осуществить
сама компания, если бы ее капитал и кредит не были вовлечены в расширение
производства. Прайс вложил в это часть своих собственных денег, а я
пополнил эту сумму. Теперь мы ищем честного человека, которому могли бы
доверить этот важнейший проект, человека, который взял бы дело в свои
руки, поставил его на реальную почву, чтобы эта железная дорога послужила
людям. Вы - тот человек, которого мы избрали, и если наше предложение вам
подходит, мы готовы безотлагательно передать его в ваши руки.
Минуту-две Монтегю молчал, потом сказал:
- Я ценю ваше доверие, мистер Райдер, и то, что вы предложили,
привлекает меня. Но мне далеко не просто принять решение, как вы, конечно,
понимаете, и я прошу вас предоставить мне отсрочку для ответа до
завтрашнего дня.
- Хорошо, - сказал Райдер.
Первая мысль Монтегю была о генерале Прентисе. "Приходите ко мне
всегда, когда вам понадобится совет", - сказал ему генерал. И Монтегю
отправился к нему в контору.
- Знаете ли вы что-нибудь о Джоне С.Прайсе? - спросил он.
- Только понаслышке. С ним лично не знаком. Он уолл-стритовский
воротила и, как я слышал, удачливый. Начал ковбоем, затем занялся
рудниками. Десять-пятнадцать лет назад стало известно, что его
заинтересовало серебро, а несколько лет назад он вошел в Миссисипскую
стальную компанию. Это была сенсационная новость. Все считали, что Прайс
взялся за бесперспективное дело, так как Стальной трест вел борьбу с
Миссисипской стальной компанией. Похоже он одержал в ней верх.
- Это интересно, - сказал Монтегю.
- Но Прайс прошел суровую школу. Он остер на язык. Помнится, однажды я
присутствовал на собрании кредиторов "Американской компании по
производству отопительных приборов", оказавшейся в затруднительном
положении. Прайс начал так: "Господин председатель, когда я прихожу в
контору промышленной корпорации и вижу аппарат, отстукивающий на ленте
последние курсы акций на бирже, за креслом у его президента, которое стоит
на истертом коврике, мне уже не надо спрашивать, как у него идут дела". Но
для чего вам знать о Прайсе? - спросил генерал, посмеявшись над этим
воспоминанием.
- Ради дела, которое касается меня, - отвечал Аллан.
- Я скажу вам, кто хорошо его знает. Гарри Куртис. Юридические дела
Прайса ведет Уильям Е.Давенант.
- В самом деле? Тогда, пожалуй, я повидаюсь с Гарри.
- Я могу назвать вам человека и посолиднее Гарри, - подумав, сказал
Прентис. - Спросите вашу приятельницу миссис Олден; по-моему, она близкая
знакомая Прайса.
Монтегю послал записку миссис Билли и получил ответ: "Приходите
обедать, я сегодня дома". И вот в тот же вечер Аллан утопал в большом
кожаном кресле гостиной миссис Билли и слушал ее рассказы о владельце
Миссисипской стальной компании.
- Джон Прайс? - спросила великосветская леди. - Да, я знаю его. Все
зависит от того, кем он для вас будет: другом или врагом. Его мать была
ирландка, и он весь в нее. Если вы понравитесь ему, то он готов будет за
вас умереть, а если возненавидит, то вы услышите от него такие эпитеты, о
существовании которых и не подозревали. Впервые я встретила его в
Вашингтоне, лет пятнадцать назад, когда мой брат был членом конгресса.
Кажется, я вам уже рассказывала, как Дэви заплатил сорок тысяч за место в
конгрессе. Это был год, когда демократы одержали верх, и они выбрали бы и
Реджи Манна, если бы это им было надо. Я приехала в Вашингтон провести
зиму. Прайс в то время был там с целой армией завсегдатаев лобби
Законодательного собрания. Он боролся за свободное обращение серебра. Все
это происходило до кризиса, когда, как вам известно, серебро еще было в
цене и Прайса считали Серебряным королем. Той зимой я видела своими
глазами все, что творилось за кулисами американского правительства, могу
вас заверить.
- Расскажите, пожалуйста, - попросил Монтегю.
- Демократическая партия одержала победу на выборах, пообещав снизить
тарифы, и действительно предоставила монополиям всякие льготы. Деньги
лились рекой, и мой брат смог утроить свои сорок тысяч. Компанию
возглавляли боссы Стального треста. Уильям Робертс приезжал из Питсбурга
каждые два или три дня, а в остальные дни связывался с Нью-Йорком по
личному телефону. Я всегда утверждала, что Стальной трест инициатор всех
мошенничеств с тарифами. И это продолжается до сих пор.
- А что сделал Прайс со своими серебряными копями? - спросил Монтегю.
- Он их продал, - сказала она, - и как раз вовремя. Он участвовал в
предвыборной кампании девяносто шестого года, и я помню, как однажды
вечером у меня на обеде рассказал, что республиканская партия ассигновала
десять или пятнадцать миллионов долларов на предвыборную кампанию.
"Серебру пришел конец", - сказал он и продал свое дело в том же месяце. С
тех пор он свободен. А вы с ним знакомы?
- Пока еще нет, - ответил Монтегю.
- Это интересный человек. Я слышала от Дэви, как он, будучи еще
владельцем копей, поражал Нью-Йорк своими карманами, раздувшимися от
зеленых бумажек. За все он расплачивался стодолларовыми купюрами, как
"угольно-нефтяной" Джо, даже за чистку обуви. И предавался дикому разгулу
- вы даже не можете себе вообразить, что он выделывал!
- Так вот он какой! - воскликнул Монтегю.
- Был таким, но однажды с ним что-то произошло. Прайс обратился к
врачу; тот ему что-то сказал, не знаю, что именно, и он перестроился. Не
пьет, ест раз в день и ограничивается одной чашкой кофе. Но он все еще
общается со своей прежней компанией: едва ли в городе есть политик или
спортсмен, которого не знал бы Джон Прайс. Он сидит с ними чуть ли не до
утра и беседует, но я никак не могу заполучить его к себе на обед. "Мое
общество - люди, - говорит он, - а ваши гости - мелюзга". Если вы
когда-нибудь захотите по-настоящему узнать Нью-Йорк, попросите Джона
Прайса быть вашим гидом и познакомить вас с маклерами и грабителями!
Монтегю поразмыслил над портретом, который нарисовала его приятельница,
и сказал:
- Так или иначе, но он не очень похож на главу корпорации с капиталом
сто миллионов.
- Одно другому не мешает, - сказала миссис Билли. - При этом Прайс с
раннего утра в своей конторе, как и все его служащие. И если вы думаете,
что это не светлая голова, то попробуйте его на чем-нибудь провести, и вы
увидите, что из этого получится. Позвольте мне рассказать вам кое-что о
его борьбе со Стальным трестом.
И она начала рассказывать.
Выслушав миссис Билли, Монтегю воспользовался ее письменным столом и
написал записку Стенли Райдеру: "Из сведений, собранных мной о Джоне
С.Прайсе, я понял, что его дело - изготовлять сталь. Если наша железная
дорога будет перевозить его сталь, я согласен на ваше предложение".
На следующее утро Монтегю встретился с Джоном С.Прайсом в его конторе
на Уолл-стрите и был приглашен на совещание по поводу реорганизации
Северной миссисипской железной дороги. Он принял приглашение и после обеда
явился в юридическую контору "Уильяма Е.Давенанта.
Первый, кого он там встретил, был Гарри Куртис.
- Я ужасно обрадовался, узнав, что вы участвуете в этом деле и нам
предстоит работать вместе, - сказал Гарри.
За столом комнаты для совещаний в конторе Давенанта расположились
Райдер, Прайс, Монтегю, Куртис и Уильям Е.Давенант. Давенант был одним из
самых известных юристов Нью-Йорка. На этом высоком, тощем господине костюм
висел как на вешалке. Одно его плечо было чуть выше другого, а длинная шея
вытянута вперед, вследствие чего казалось, будто его нервное лицо все
время напряжено. Проницательные глаза Давенанта свидетельствовали о
постоянной работе мысли. Его годовой доход некоторые оценивали в четверть
миллиона долларов, и он гордился тем, что никто из поместивших деньги в
опекаемое им дело никогда не пожалел об этом.
Забавный контраст с ним представлял собой Прайс, который выглядел как
хорошо одетый боксер. Круглое лицо, несколько полноватая фигура, но за
всем этим чувствовалось, что это человек железной воли. Можно было легко
поверить, что Прайс сам пробивал себе дорогу в жизни. Он говорил резко,
конкретно, излагая суть дела несколькими скупыми фразами, подобно хирургу,
орудующему скальпелем.
Первым решался вопрос о том, чтобы направить Монтегю на юг.
Необходимость в покупке новых акций уже отпала, ибо, обеспечив поддержку
акционеров, можно было захватить управление дорогой в свои руки, а это
было все, что требовалось. Монтегю должен был повидаться с теми
владельцами акций, с которыми был знаком лично, и объяснить им, что ему
удалось привлечь к этой железной дороге кое-кого из сильных мира сего на
севере, которые готовы участвовать в строительстве новой ветки при
условии, что на выборах пройдет их список директоров. Прайс составил такой
список. В него вошли Монтегю, Куртис, Райдер, он сам, его кузен и еще
какие-то двое, которых Прайс охарактеризовал как людей, привыкших помогать
ему в таких делах. Оставалось два вакантных места, которые Монтегю
предстояло заполнить кандидатурами из числа наиболее влиятельных
владельцев акций.
- Это им понравится, - кратко заявил Прайс, - а у нас будет абсолютное
большинство.
Предстояло условиться насчет выпуска акций номиналом в миллион
долларов, которые оставил бы за собой Готтамский трест, а также о новом
выпуске двадцати тысяч акций, распределяемых пропорционально между старыми
акционерами по пятьдесят центов за доллар. Монтегю был уполномочен
заявить, что его клиенты оставят за собой все акции, которые не пожелают
взять эти акционеры. Он должен был всячески стараться сохранить в тайне
весь план, и, главное, чтобы акционеры дороги не навязали ему своего
списка. В дальнейшем, когда речь зашла о старых наметках маршрута новой
ветки, эти меры оказались весьма оправданными.
- Вам надо строго придерживаться этих планов и исходить из
предположения, что нынешнее правление дороги никуда не годится, - заметил
Прайс.
Вторым вопросом, подлежавшим обсуждению, было разрешение на постройку
новой ветки.
- Имея такое разрешение, я получаю право делать все, начиная от
строительства фабрики зубочисток и кончая состязаниями летательных
аппаратов. Но дураки, добивавшиеся права продлить Северную миссисипскую
железную дорогу, получили разрешение только на строительство ветки от
Аткина до Опалы. Так что мы должны получить согласие на новую ветку. По
приезде на место, мистер Монтегю, вам придется провести соответствующее
решение через Законодательное собрание страны.
Монтегю задумался.
- Вряд ли я сумею оказать влияние на Законодательное собрание... -
начал он.
- Ладно, - сердито сказал Прайс, - мы возьмем это на себя.
Тут заговорил Давенант.
- Мне кажется, - сказал он, - что мы сможем уладить это дело, даже не
упоминая о Северной миссисипской дороге. Если "стальная шайка" прослышит о
наших планах, мы навлечем на себя неприятности: губернатор, как вы знаете,
их человек. Нужно принять общий законопроект, по которому всякое
общественно полезное предприятие, получившее разрешение на строительство
железной дороги, имеет право протянуть ее до определенных границ при
определенных условиях и тому подобное. Мне кажется, я смогу так
сформулировать законопроект, что он пройдет и никто не догадается, что за
ним кроется.
- Прекрасно, - сказал Прайс, - действуйте.
И так они обсуждали пункт за пунктом. Прайс кратко изложил задачи
Монтегю. До собрания акционеров оставалось всего две недели, и было
решено, что он выедет завтра же.
Когда совещание окончилось, Монтегю поехал в город с Гарри Куртисом.
- Что это там Давенант сказал о губернаторе? - спросил он, когда они
уже сидели в поезде.
- Вы имеете в виду губернатора Ханниса? - спросил Гарри. - Я не
очень-то в курсе, но знаю, что на юге прошли бурные выступления против
железных дорог, и тогда Уотерман с его "стальной шайкой" посадил там
губернатора Ханниса, чтобы с этим покончить.
- Честно говоря, это ошеломило меня, - сказал Монтегю, немного подумав,
- я ничего не сказал на совещании, но, знаете ли, губернатор Ханнис -
старый друг моего отца и один из порядочнейших людей, каких я когда-либо
знал.
- О, я в этом не сомневаюсь, - откликнулся Куртис. - Для них сей
почтенный старый джентльмен - пешка. Вероятно, он даже не подозревает, под
чью дудку пляшет. Вы, конечно, понимаете, что подлинный хозяин вашего
штата - сенатор Хармон.
- Я слышал про это, - сказал Монтегю, - но никогда не придавал большого
значения подобным слухам.
- Вот как! Вы придали бы им значение, оказавшись на моем месте. Я вел
дела уотермановских южных железных дорог, и мне случалось передавать
послания Хармону. Нью-Йорк - город, где вы познакомитесь с подобной игрой.
- Игра не из приятных, - холодно заметил Монтегю.
- Не я устанавливал ее правила, - сказал Куртис. - Вы сами оказываетесь
перед необходимостью либо вступать в эту игру, либо отказаться от нее.
Молодой человек задумался, а потом рассмеялся в ответ на собственные
мысли.
- Я понимаю ваши чувства. Помнится, какие у меня самого были угрызения
совести, после того как я закончил колледж. Голова моя была полна
красивыми афоризмами старого профессора этики. И вот меня взяли в
юридический отдел Нью-йоркской гудзоновской железной дороги. Мы разбирали
тяжбу о возмещении убытков, и старый Генри Корбин, главный юрисконсульт
этой дороги, передал дело мне, а потом вынул из своего стола отпечатанный
на машинке список членов Верховного суда штата. "Некоторые имена, - сказал
он, - помечены красным карандашом - можете направить дело к любому из них:
это наши люди". Подумайте только! А я был еще невинен как
свежевылупившийся цыпленок!
- Наверное, такие дела плохо кончаются, - сказал Монтегю.
Куртис пожал плечами.
- Пойди докажи...
- Но, ведь если какой-нибудь судья постоянно решает дела в пользу
дороги... - начал было Монтегю.
- Я вас умоляю! Предоставьте это самому судье! Иногда он выносит
решение против дороги, но при этом применяет такую статью, что высшая
инстанция непременно отменяет решение, а к тому времени противной стороне
все надоест, и она готова порешить дело миром. Есть и другой путь. Помню
один случай, когда я сделал так, как велел старый Корбин, и был уверен,
что выиграю дело. Я предъявил одиннадцать разных возражений, но в каждом
случае судья толковал их против меня. Я долго не мог понять, в чем здесь
хитрость. Видите ли, это дело направляют в высшую инстанцию и там
понимают, что судья выгородил противную сторону явно с формальных позиций.
Но поскольку Верховный суд не располагает свидетельскими показаниями и не
может опираться на них, он оставляет в силе решение первой инстанции. Как
видите, тут имеется не одна лазейка!
- Похоже, для правосудия тут остается мало места, - заметил Монтегю.
- Если бы вы занимались такими делами столько же, сколько я, и
встречались с такими подозрительными личностями, которые пытаются нажиться
на железных дорогах, вы бы уже не пеклись о правосудии. Мошенничество
пустило сейчас такие корни, что, подав в суд, вы можете выиграть почти
любое дело. Есть люди, которые посвятили все свое время тому, чтобы
выискивать дела и фабриковать свидетельские показания.
Монтегю задумался. Время от времени он бормотал про себя: "Губернатор
Ханнис! Не могу себе даже представить!"
- Пусть вам расскажет о нем Давенант, - рассмеявшись, сказал Куртис. -
Возможно, все не так плохо, как я вообразил. Знаете, Давенант цинично
относится к губернаторам. Несколько лет назад у него был такой случай. Он
отправился в Олбани, чтобы убедить губернатора подписать какой-то
законопроект. Губернатор вышел из своего кабинета, оставив его одного.
Давенант заметил, что ящик его письменного стола открыт. Он заглянул туда
и увидел конверт с новенькими тысячными банкнотами. Он не знал, зачем они
тут лежали, но это был очень важный законопроект, и Давенант решил
воспользоваться удачей. Он положил конверт к себе в карман. Губернатор
вернулся и, ссылаясь на общественные интересы, заявил, что решил наложить
вето на этот законопроект. "Что ж, господин губернатор, - сказал старик. -
Мне остается только одно". И он вынул из кармана конверт. "Тут пятьдесят
новых банкнот по тысяче долларов, они ваши, если вы одобрите законопроект.
Если же вы откажетесь, я отнесу их в газету и расскажу там, за что вы их
получили". Губернатор побледнел как полотно и, видит бог, подписал
законопроект да еще в присутствии Давенанта отослал его в Законодательное
собрание. Теперь вы понимаете, почему он относится к губернаторам
скептически.
- Не это ли имел в виду Прайс, сказав, что употребит свое влияние в
Законодательном собрании?
Его молодой собеседник пожал плечами.
- Что вы сможете сделать? Ваши политические организации и ваши
учреждения находятся в руках мелких политических интриганов и мошенников,
которые только и ждут, чем бы поживиться. Если вам что-то нужно, платите
им, как в любом другом деле. Вы постоянно сталкиваетесь с такой дилеммой:
либо плати, либо уходи. Возьмите, - продолжал Куртис после паузы, - наше
собственное дело. Вот мы, например, желаем построить железнодорожную
ветку. Это - важное мероприятие, и его надо осуществить. Но мы могли бы
пятьдесят лет подряд ходить и кланяться Законодательному собранию штата, и
если бы не уладили дела, то не получили бы разрешения. А как вы полагаете,
что сделал бы за это время Стальной трест?
- Задумывались ли вы, к чему приведут подобные дела?
- Не знаю. Мне кажется, что когда-нибудь нашим дельцам придется
заняться политикой и поставить ее на деловую основу.
Монтегю обдумал ответ.
- Все это не так просто, как кажется, - сказал он. - И не будет ли это
подрывом республиканских принципов?
- Боюсь, что да. Но что поделаешь.
Монтегю промолчал.
- И вы знаете, что можно было бы тут предпринять? - настаивал на ответе
Куртис.
- Нет, пока не знаю. Для начала могу вам сказать одно: интересы этой
страны для меня превыше любого дела, в каком я принимаю участие. И если
перед такой дилеммой окажусь я сам, то дело отступит на второй план.
Куртис внимательно следил за собеседником и, положив ему руку на плечо,
сказал:
- Правильно, старина! Но примите совет - пусть Давенант никогда не
услышит от вас этих слов.
- Почему?
Молодой человек поднялся.
- Моя остановка, - сказал он. - Потому, что это не совпадает с его
представлениями. Давенант демократ консервативного толка, знаете, и
предпочитает произносить спичи на банкетах!
Несмотря на все сомнения, Монтегю все же отправился к себе на родину и
полностью выполнил то поручение, на которое дал согласие. Все было, как он
и предполагал: акционеры Северной миссисипской железной дороги приняли его
помощь в осуществлении этого проекта. Прежде всего предлагаем вам стать
нашим представителем по связям с постоянными поверенными синдиката. Мы
хотели бы также, чтобы вы неофициально встречались с акционерами дороги,
разъясняли бы им наши намерения и поручились за нас. Если вы согласитесь
осуществить нашу задачу, мы будем рады ввести вас в состав директоров
правления, а когда дело будет полностью в наших руках, попросим вас занять
пост президента.
Монтегю с трудом удержался от изумленного восклицания. Жизненный опыт
научил его сдерживать бурное проявление чувств.
- Мистер Райдер, - подумав, сказал он, - признаться, меня удивляет ваше
предложение, поскольку вы меня недостаточно знаете.
- Я знаю вас лучше, чем вы думаете, мистер Монтегю, - улыбаясь, сказал
Райдер. - Можете быть уверены, я не стал бы вам предлагать такое дело, не
наведя о вас справок и не убедившись, что вы тот человек, который нам
подходит.
- Мне очень приятно это слышать, - сказал Монтегю, - но я должен вам
напомнить, что я не специалист по железным дорогам и не имею за плечами
подобного опыта.
- Здесь этого и не требуется. Специалиста мы можем нанять по дешевке.
Нам же нужен человек старательный и уравновешенный, а главное,
безукоризненно честный, способный завоевать доверие акционеров и
укрепиться в нем. И нам кажется, что вы обладаете этими качествами. К тому
же за вами еще одно преимущество - вы отлично знаете местные условия и
здешних людей.
Монтегю снова задумался.
- Предложение очень лестное, - заметил он, - и скажу, не кривя душой,
оно меня интересует. Но раньше, чем принять решение, я должен знать, кто
входит в ваш синдикат.
- А зачем вам это?
- Если моя репутация служит порукой его добрых намерений, то мне нужно
знать, с какими людьми я буду иметь дело.
Монтегю смотрел собеседнику прямо в глаза.
- Вы, конечно, понимаете, что в подобном деле необходимо действовать
осторожно, - возразил Райдер. - Мы не можем позволить себе заранее
рассказывать о своих намерениях. У нас есть враги, которые готовы ставить
нам палки в колеса на каждом шагу.
- То, что вы мне сообщите, разумеется, останется между нами, - сказал
Монтегю.
- Я это прекрасно понимаю. Но сначала мне хотелось бы узнать, как вы
относитесь к проекту, согласитесь ли взяться за эту работу и посвятить ей
себя?
- Почему бы и нет.
- Мне кажется, - сказал Райдер, - предложение может быть рассмотрено
только по существу. Оно имеет в виду осуществить важное общественное
мероприятие: дорога, пришедшая в упадок и, более того, практически
обанкротившаяся, будет поставлена на ноги и полностью реорганизована. Она
нуждается в энергичном и честном административном аппарате, новом
современном оборудовании и новых грузах. Миссисипская стальная компания,
как вы, несомненно, знаете, расширяется. Все это, на мой взгляд, говорит
за целесообразность нашего предприятия.
- Согласен, - сказал Монтегю. - Я встречусь с заинтересованными лицами,
изложу дело и, если их намерения совпадут с моими, буду очень рад сделать
все, что смогу для успеха предприятия. Как вам несомненно известно, у меня
самого есть пятьсот акций, и я буду рад стать членом синдиката.
- Я и сам собирался это вам предложить, - сказал Райдер. - Я не вижу
ничего, что не устраивало бы вас в нашем проекте - во многом он
принадлежит мне, и моя репутация его подкрепляет, а Готтамский трест
предоставит на его осуществление неограниченный кредит.
Райдер сказал это несколько высокомерно. Монтегю сначала чувствовал
себя не очень уверенно. Но никто не мог бы в кабинете Райдера не оказаться
во власти всей этой роскоши. В конце концов то, что он сидит здесь, в
помещении Готтамского треста, чьи вклады насчитывают семьдесят или
восемьдесят миллионов, - реальность. И этот джентльмен с невозмутимым
аристократическим лицом по существу их хозяин. Какое же основание имел
Монтегю для колебаний, кроме сплетен, распространяемых в кругах циничного
светского общества?
Каковы бы ни были его личные сомнения, но минуты размышления хватило,
чтобы осознать - его миссисипским друзьям не понять его, если бы он
отказался. С именем Стенли Райдера, которого поддерживал Готтамский трест,
успех в родных местах ему обеспечен, и все старые друзья их семьи поспешат
следовать его рекомендациям.
Райдер переждал немного, возможно, чтобы дать Аллану время привести в
порядок мысли, а затем продолжил:
- Я полагаю, мистер Монтегю, что вы кое-что знаете о Миссисипской
стальной компании. Сталь занимает на рынке исключительное положение. Цены,
искусственно вздутые, держатся на постоянном уровне, и конкуренты также
имеют возможность получать большие прибыли. Однако те, кто подключается к
делу, как правило, сталкиваются с неожиданными препятствиями. Они не могут
получить желаемого кредита, тонут в заказах, а Уолл-стрит и не думает им
помогать. В результате о них начинают ходить таинственные слухи. Иногда
пропадают важные бумаги, задерживается необходимая информация из Европы и
тому подобное. Случается, что переманивают лучших бухгалтеров, подкупают
конторских мальчиков, и все деловые тайны становятся достоянием
конкурентов. Железнодорожные компании поступают с ними нечестно: доставка
запаздывает, происходят всякого рода мелкие неприятности, подрывающие
доверие к ним. Вы знаете, как сказываются на предпринимателях такие дела.
Подобными и тысячью другими способами осложняется жизнь независимого
производителя стали. И вот, мистер Монтегю, существует проект продлить
железную дорогу, которая могла бы успешно обслуживать главного конкурента
Стального треста. Я полагаю, вы достаточно твердо стоите на земле, чтобы
понять, что данный проект был бы осуществлен давным-давно, если бы
Стальной трест не мешал этому. Теперь настало время провести его в жизнь,
несмотря на возможное противодействие Треста, и я обратился к вам, так как
считаю вас человеком, на которого можно рассчитывать в такого рода борьбе.
- Я понимаю вас, - спокойно ответил Монтегю, - вы правы в своем
предположении.
- Очень хорошо, - сказал Райдер. - Теперь я скажу вам, что синдикат, о
котором идет речь, состоит из меня и Джона С.Прайса, который с недавнего
времени осуществляет контроль над Миссисипской стальной компанией. Вы без
труда узнаете, какова репутация Прайса. Он единственный человек в стране,
кто выступил против Стального треста. Капитал Миссисипской стальной
компании удвоился за последний год, и его рост ничем не ограничен, не
считая объемов производства и пропускной способности железных дорог,
транспортирующих его продукцию. Новый проект должна была бы осуществить
сама компания, если бы ее капитал и кредит не были вовлечены в расширение
производства. Прайс вложил в это часть своих собственных денег, а я
пополнил эту сумму. Теперь мы ищем честного человека, которому могли бы
доверить этот важнейший проект, человека, который взял бы дело в свои
руки, поставил его на реальную почву, чтобы эта железная дорога послужила
людям. Вы - тот человек, которого мы избрали, и если наше предложение вам
подходит, мы готовы безотлагательно передать его в ваши руки.
Минуту-две Монтегю молчал, потом сказал:
- Я ценю ваше доверие, мистер Райдер, и то, что вы предложили,
привлекает меня. Но мне далеко не просто принять решение, как вы, конечно,
понимаете, и я прошу вас предоставить мне отсрочку для ответа до
завтрашнего дня.
- Хорошо, - сказал Райдер.
Первая мысль Монтегю была о генерале Прентисе. "Приходите ко мне
всегда, когда вам понадобится совет", - сказал ему генерал. И Монтегю
отправился к нему в контору.
- Знаете ли вы что-нибудь о Джоне С.Прайсе? - спросил он.
- Только понаслышке. С ним лично не знаком. Он уолл-стритовский
воротила и, как я слышал, удачливый. Начал ковбоем, затем занялся
рудниками. Десять-пятнадцать лет назад стало известно, что его
заинтересовало серебро, а несколько лет назад он вошел в Миссисипскую
стальную компанию. Это была сенсационная новость. Все считали, что Прайс
взялся за бесперспективное дело, так как Стальной трест вел борьбу с
Миссисипской стальной компанией. Похоже он одержал в ней верх.
- Это интересно, - сказал Монтегю.
- Но Прайс прошел суровую школу. Он остер на язык. Помнится, однажды я
присутствовал на собрании кредиторов "Американской компании по
производству отопительных приборов", оказавшейся в затруднительном
положении. Прайс начал так: "Господин председатель, когда я прихожу в
контору промышленной корпорации и вижу аппарат, отстукивающий на ленте
последние курсы акций на бирже, за креслом у его президента, которое стоит
на истертом коврике, мне уже не надо спрашивать, как у него идут дела". Но
для чего вам знать о Прайсе? - спросил генерал, посмеявшись над этим
воспоминанием.
- Ради дела, которое касается меня, - отвечал Аллан.
- Я скажу вам, кто хорошо его знает. Гарри Куртис. Юридические дела
Прайса ведет Уильям Е.Давенант.
- В самом деле? Тогда, пожалуй, я повидаюсь с Гарри.
- Я могу назвать вам человека и посолиднее Гарри, - подумав, сказал
Прентис. - Спросите вашу приятельницу миссис Олден; по-моему, она близкая
знакомая Прайса.
Монтегю послал записку миссис Билли и получил ответ: "Приходите
обедать, я сегодня дома". И вот в тот же вечер Аллан утопал в большом
кожаном кресле гостиной миссис Билли и слушал ее рассказы о владельце
Миссисипской стальной компании.
- Джон Прайс? - спросила великосветская леди. - Да, я знаю его. Все
зависит от того, кем он для вас будет: другом или врагом. Его мать была
ирландка, и он весь в нее. Если вы понравитесь ему, то он готов будет за
вас умереть, а если возненавидит, то вы услышите от него такие эпитеты, о
существовании которых и не подозревали. Впервые я встретила его в
Вашингтоне, лет пятнадцать назад, когда мой брат был членом конгресса.
Кажется, я вам уже рассказывала, как Дэви заплатил сорок тысяч за место в
конгрессе. Это был год, когда демократы одержали верх, и они выбрали бы и
Реджи Манна, если бы это им было надо. Я приехала в Вашингтон провести
зиму. Прайс в то время был там с целой армией завсегдатаев лобби
Законодательного собрания. Он боролся за свободное обращение серебра. Все
это происходило до кризиса, когда, как вам известно, серебро еще было в
цене и Прайса считали Серебряным королем. Той зимой я видела своими
глазами все, что творилось за кулисами американского правительства, могу
вас заверить.
- Расскажите, пожалуйста, - попросил Монтегю.
- Демократическая партия одержала победу на выборах, пообещав снизить
тарифы, и действительно предоставила монополиям всякие льготы. Деньги
лились рекой, и мой брат смог утроить свои сорок тысяч. Компанию
возглавляли боссы Стального треста. Уильям Робертс приезжал из Питсбурга
каждые два или три дня, а в остальные дни связывался с Нью-Йорком по
личному телефону. Я всегда утверждала, что Стальной трест инициатор всех
мошенничеств с тарифами. И это продолжается до сих пор.
- А что сделал Прайс со своими серебряными копями? - спросил Монтегю.
- Он их продал, - сказала она, - и как раз вовремя. Он участвовал в
предвыборной кампании девяносто шестого года, и я помню, как однажды
вечером у меня на обеде рассказал, что республиканская партия ассигновала
десять или пятнадцать миллионов долларов на предвыборную кампанию.
"Серебру пришел конец", - сказал он и продал свое дело в том же месяце. С
тех пор он свободен. А вы с ним знакомы?
- Пока еще нет, - ответил Монтегю.
- Это интересный человек. Я слышала от Дэви, как он, будучи еще
владельцем копей, поражал Нью-Йорк своими карманами, раздувшимися от
зеленых бумажек. За все он расплачивался стодолларовыми купюрами, как
"угольно-нефтяной" Джо, даже за чистку обуви. И предавался дикому разгулу
- вы даже не можете себе вообразить, что он выделывал!
- Так вот он какой! - воскликнул Монтегю.
- Был таким, но однажды с ним что-то произошло. Прайс обратился к
врачу; тот ему что-то сказал, не знаю, что именно, и он перестроился. Не
пьет, ест раз в день и ограничивается одной чашкой кофе. Но он все еще
общается со своей прежней компанией: едва ли в городе есть политик или
спортсмен, которого не знал бы Джон Прайс. Он сидит с ними чуть ли не до
утра и беседует, но я никак не могу заполучить его к себе на обед. "Мое
общество - люди, - говорит он, - а ваши гости - мелюзга". Если вы
когда-нибудь захотите по-настоящему узнать Нью-Йорк, попросите Джона
Прайса быть вашим гидом и познакомить вас с маклерами и грабителями!
Монтегю поразмыслил над портретом, который нарисовала его приятельница,
и сказал:
- Так или иначе, но он не очень похож на главу корпорации с капиталом
сто миллионов.
- Одно другому не мешает, - сказала миссис Билли. - При этом Прайс с
раннего утра в своей конторе, как и все его служащие. И если вы думаете,
что это не светлая голова, то попробуйте его на чем-нибудь провести, и вы
увидите, что из этого получится. Позвольте мне рассказать вам кое-что о
его борьбе со Стальным трестом.
И она начала рассказывать.
Выслушав миссис Билли, Монтегю воспользовался ее письменным столом и
написал записку Стенли Райдеру: "Из сведений, собранных мной о Джоне
С.Прайсе, я понял, что его дело - изготовлять сталь. Если наша железная
дорога будет перевозить его сталь, я согласен на ваше предложение".
На следующее утро Монтегю встретился с Джоном С.Прайсом в его конторе
на Уолл-стрите и был приглашен на совещание по поводу реорганизации
Северной миссисипской железной дороги. Он принял приглашение и после обеда
явился в юридическую контору "Уильяма Е.Давенанта.
Первый, кого он там встретил, был Гарри Куртис.
- Я ужасно обрадовался, узнав, что вы участвуете в этом деле и нам
предстоит работать вместе, - сказал Гарри.
За столом комнаты для совещаний в конторе Давенанта расположились
Райдер, Прайс, Монтегю, Куртис и Уильям Е.Давенант. Давенант был одним из
самых известных юристов Нью-Йорка. На этом высоком, тощем господине костюм
висел как на вешалке. Одно его плечо было чуть выше другого, а длинная шея
вытянута вперед, вследствие чего казалось, будто его нервное лицо все
время напряжено. Проницательные глаза Давенанта свидетельствовали о
постоянной работе мысли. Его годовой доход некоторые оценивали в четверть
миллиона долларов, и он гордился тем, что никто из поместивших деньги в
опекаемое им дело никогда не пожалел об этом.
Забавный контраст с ним представлял собой Прайс, который выглядел как
хорошо одетый боксер. Круглое лицо, несколько полноватая фигура, но за
всем этим чувствовалось, что это человек железной воли. Можно было легко
поверить, что Прайс сам пробивал себе дорогу в жизни. Он говорил резко,
конкретно, излагая суть дела несколькими скупыми фразами, подобно хирургу,
орудующему скальпелем.
Первым решался вопрос о том, чтобы направить Монтегю на юг.
Необходимость в покупке новых акций уже отпала, ибо, обеспечив поддержку
акционеров, можно было захватить управление дорогой в свои руки, а это
было все, что требовалось. Монтегю должен был повидаться с теми
владельцами акций, с которыми был знаком лично, и объяснить им, что ему
удалось привлечь к этой железной дороге кое-кого из сильных мира сего на
севере, которые готовы участвовать в строительстве новой ветки при
условии, что на выборах пройдет их список директоров. Прайс составил такой
список. В него вошли Монтегю, Куртис, Райдер, он сам, его кузен и еще
какие-то двое, которых Прайс охарактеризовал как людей, привыкших помогать
ему в таких делах. Оставалось два вакантных места, которые Монтегю
предстояло заполнить кандидатурами из числа наиболее влиятельных
владельцев акций.
- Это им понравится, - кратко заявил Прайс, - а у нас будет абсолютное
большинство.
Предстояло условиться насчет выпуска акций номиналом в миллион
долларов, которые оставил бы за собой Готтамский трест, а также о новом
выпуске двадцати тысяч акций, распределяемых пропорционально между старыми
акционерами по пятьдесят центов за доллар. Монтегю был уполномочен
заявить, что его клиенты оставят за собой все акции, которые не пожелают
взять эти акционеры. Он должен был всячески стараться сохранить в тайне
весь план, и, главное, чтобы акционеры дороги не навязали ему своего
списка. В дальнейшем, когда речь зашла о старых наметках маршрута новой
ветки, эти меры оказались весьма оправданными.
- Вам надо строго придерживаться этих планов и исходить из
предположения, что нынешнее правление дороги никуда не годится, - заметил
Прайс.
Вторым вопросом, подлежавшим обсуждению, было разрешение на постройку
новой ветки.
- Имея такое разрешение, я получаю право делать все, начиная от
строительства фабрики зубочисток и кончая состязаниями летательных
аппаратов. Но дураки, добивавшиеся права продлить Северную миссисипскую
железную дорогу, получили разрешение только на строительство ветки от
Аткина до Опалы. Так что мы должны получить согласие на новую ветку. По
приезде на место, мистер Монтегю, вам придется провести соответствующее
решение через Законодательное собрание страны.
Монтегю задумался.
- Вряд ли я сумею оказать влияние на Законодательное собрание... -
начал он.
- Ладно, - сердито сказал Прайс, - мы возьмем это на себя.
Тут заговорил Давенант.
- Мне кажется, - сказал он, - что мы сможем уладить это дело, даже не
упоминая о Северной миссисипской дороге. Если "стальная шайка" прослышит о
наших планах, мы навлечем на себя неприятности: губернатор, как вы знаете,
их человек. Нужно принять общий законопроект, по которому всякое
общественно полезное предприятие, получившее разрешение на строительство
железной дороги, имеет право протянуть ее до определенных границ при
определенных условиях и тому подобное. Мне кажется, я смогу так
сформулировать законопроект, что он пройдет и никто не догадается, что за
ним кроется.
- Прекрасно, - сказал Прайс, - действуйте.
И так они обсуждали пункт за пунктом. Прайс кратко изложил задачи
Монтегю. До собрания акционеров оставалось всего две недели, и было
решено, что он выедет завтра же.
Когда совещание окончилось, Монтегю поехал в город с Гарри Куртисом.
- Что это там Давенант сказал о губернаторе? - спросил он, когда они
уже сидели в поезде.
- Вы имеете в виду губернатора Ханниса? - спросил Гарри. - Я не
очень-то в курсе, но знаю, что на юге прошли бурные выступления против
железных дорог, и тогда Уотерман с его "стальной шайкой" посадил там
губернатора Ханниса, чтобы с этим покончить.
- Честно говоря, это ошеломило меня, - сказал Монтегю, немного подумав,
- я ничего не сказал на совещании, но, знаете ли, губернатор Ханнис -
старый друг моего отца и один из порядочнейших людей, каких я когда-либо
знал.
- О, я в этом не сомневаюсь, - откликнулся Куртис. - Для них сей
почтенный старый джентльмен - пешка. Вероятно, он даже не подозревает, под
чью дудку пляшет. Вы, конечно, понимаете, что подлинный хозяин вашего
штата - сенатор Хармон.
- Я слышал про это, - сказал Монтегю, - но никогда не придавал большого
значения подобным слухам.
- Вот как! Вы придали бы им значение, оказавшись на моем месте. Я вел
дела уотермановских южных железных дорог, и мне случалось передавать
послания Хармону. Нью-Йорк - город, где вы познакомитесь с подобной игрой.
- Игра не из приятных, - холодно заметил Монтегю.
- Не я устанавливал ее правила, - сказал Куртис. - Вы сами оказываетесь
перед необходимостью либо вступать в эту игру, либо отказаться от нее.
Молодой человек задумался, а потом рассмеялся в ответ на собственные
мысли.
- Я понимаю ваши чувства. Помнится, какие у меня самого были угрызения
совести, после того как я закончил колледж. Голова моя была полна
красивыми афоризмами старого профессора этики. И вот меня взяли в
юридический отдел Нью-йоркской гудзоновской железной дороги. Мы разбирали
тяжбу о возмещении убытков, и старый Генри Корбин, главный юрисконсульт
этой дороги, передал дело мне, а потом вынул из своего стола отпечатанный
на машинке список членов Верховного суда штата. "Некоторые имена, - сказал
он, - помечены красным карандашом - можете направить дело к любому из них:
это наши люди". Подумайте только! А я был еще невинен как
свежевылупившийся цыпленок!
- Наверное, такие дела плохо кончаются, - сказал Монтегю.
Куртис пожал плечами.
- Пойди докажи...
- Но, ведь если какой-нибудь судья постоянно решает дела в пользу
дороги... - начал было Монтегю.
- Я вас умоляю! Предоставьте это самому судье! Иногда он выносит
решение против дороги, но при этом применяет такую статью, что высшая
инстанция непременно отменяет решение, а к тому времени противной стороне
все надоест, и она готова порешить дело миром. Есть и другой путь. Помню
один случай, когда я сделал так, как велел старый Корбин, и был уверен,
что выиграю дело. Я предъявил одиннадцать разных возражений, но в каждом
случае судья толковал их против меня. Я долго не мог понять, в чем здесь
хитрость. Видите ли, это дело направляют в высшую инстанцию и там
понимают, что судья выгородил противную сторону явно с формальных позиций.
Но поскольку Верховный суд не располагает свидетельскими показаниями и не
может опираться на них, он оставляет в силе решение первой инстанции. Как
видите, тут имеется не одна лазейка!
- Похоже, для правосудия тут остается мало места, - заметил Монтегю.
- Если бы вы занимались такими делами столько же, сколько я, и
встречались с такими подозрительными личностями, которые пытаются нажиться
на железных дорогах, вы бы уже не пеклись о правосудии. Мошенничество
пустило сейчас такие корни, что, подав в суд, вы можете выиграть почти
любое дело. Есть люди, которые посвятили все свое время тому, чтобы
выискивать дела и фабриковать свидетельские показания.
Монтегю задумался. Время от времени он бормотал про себя: "Губернатор
Ханнис! Не могу себе даже представить!"
- Пусть вам расскажет о нем Давенант, - рассмеявшись, сказал Куртис. -
Возможно, все не так плохо, как я вообразил. Знаете, Давенант цинично
относится к губернаторам. Несколько лет назад у него был такой случай. Он
отправился в Олбани, чтобы убедить губернатора подписать какой-то
законопроект. Губернатор вышел из своего кабинета, оставив его одного.
Давенант заметил, что ящик его письменного стола открыт. Он заглянул туда
и увидел конверт с новенькими тысячными банкнотами. Он не знал, зачем они
тут лежали, но это был очень важный законопроект, и Давенант решил
воспользоваться удачей. Он положил конверт к себе в карман. Губернатор
вернулся и, ссылаясь на общественные интересы, заявил, что решил наложить
вето на этот законопроект. "Что ж, господин губернатор, - сказал старик. -
Мне остается только одно". И он вынул из кармана конверт. "Тут пятьдесят
новых банкнот по тысяче долларов, они ваши, если вы одобрите законопроект.
Если же вы откажетесь, я отнесу их в газету и расскажу там, за что вы их
получили". Губернатор побледнел как полотно и, видит бог, подписал
законопроект да еще в присутствии Давенанта отослал его в Законодательное
собрание. Теперь вы понимаете, почему он относится к губернаторам
скептически.
- Не это ли имел в виду Прайс, сказав, что употребит свое влияние в
Законодательном собрании?
Его молодой собеседник пожал плечами.
- Что вы сможете сделать? Ваши политические организации и ваши
учреждения находятся в руках мелких политических интриганов и мошенников,
которые только и ждут, чем бы поживиться. Если вам что-то нужно, платите
им, как в любом другом деле. Вы постоянно сталкиваетесь с такой дилеммой:
либо плати, либо уходи. Возьмите, - продолжал Куртис после паузы, - наше
собственное дело. Вот мы, например, желаем построить железнодорожную
ветку. Это - важное мероприятие, и его надо осуществить. Но мы могли бы
пятьдесят лет подряд ходить и кланяться Законодательному собранию штата, и
если бы не уладили дела, то не получили бы разрешения. А как вы полагаете,
что сделал бы за это время Стальной трест?
- Задумывались ли вы, к чему приведут подобные дела?
- Не знаю. Мне кажется, что когда-нибудь нашим дельцам придется
заняться политикой и поставить ее на деловую основу.
Монтегю обдумал ответ.
- Все это не так просто, как кажется, - сказал он. - И не будет ли это
подрывом республиканских принципов?
- Боюсь, что да. Но что поделаешь.
Монтегю промолчал.
- И вы знаете, что можно было бы тут предпринять? - настаивал на ответе
Куртис.
- Нет, пока не знаю. Для начала могу вам сказать одно: интересы этой
страны для меня превыше любого дела, в каком я принимаю участие. И если
перед такой дилеммой окажусь я сам, то дело отступит на второй план.
Куртис внимательно следил за собеседником и, положив ему руку на плечо,
сказал:
- Правильно, старина! Но примите совет - пусть Давенант никогда не
услышит от вас этих слов.
- Почему?
Молодой человек поднялся.
- Моя остановка, - сказал он. - Потому, что это не совпадает с его
представлениями. Давенант демократ консервативного толка, знаете, и
предпочитает произносить спичи на банкетах!
Несмотря на все сомнения, Монтегю все же отправился к себе на родину и
полностью выполнил то поручение, на которое дал согласие. Все было, как он
и предполагал: акционеры Северной миссисипской железной дороги приняли его