Михановский Владимир Наумович. Шаги в бесконечности

   – О чем же говорит этот голос?
   – О тебе… обо мне… о времени… – сбивчиво пояснила Лин.
   – Я буду беречь этот блок.
   Лин покачала головой.
   – Ты получишь его не теперь, Федя, – сказала она, – не сейчас, когда мы вместе, а когда-нибудь, когда мы расстанемся, ты будешь одинок и тебе будет тяжело.
   – Договорились, – весело сказал Федор. – Давай сюда блок, я послушаю его, когда мы расстанемся и я улечу на Землю. Там я буду одинок, и мне будет нелегко.
   – Ты знаешь, о чем я говорю. Не смейся, – тихо произнесла Лин, и было в ее голосе такое, что улыбка сразу сбежала с лица Федора. – Я хочу, чтобы этот блок ты слушал на «Пионе», когда улетишь к Черной звезде.
   – Ты спрятала блок в отсеке? – догадался Федор.
   Лин кивнула.
   – Но ведь там, должно быть, десятки тысяч блоков! – с отчаянием произнес Федор.
   – Да, все стеллажи загружены, – подтвердила Лин.
   – И потом, кто сказал, что именно я полечу на «Пионе»? – спросил Икаров после долгой паузы. Лин открыла дверцу.
   – Я сказала, – ответила она.
   …Капитан Икаров включил воспроизводитель и услышал голос Лин:
   На кремнистой тропе, на чужом перевале, На каком-то витке бесконечной спирали На мгновенье помедлю и, пот вытирая, Мир окрестный окину от края до края.
   Неподкупные реют в тумане вершины, Уступают уступы, сбегая в долины, Где над чудом конструкций, раскинувшись ало, Заурядный закат золотится устало.
   Не пришелец я здесь, безъязык и безвластен!
   Приручаемый космос, к тебе я причастен, И средь влажных снопов, выставляющих лица, Есть и мой колосок чистопробной пшеницы.
   И уйду я в туман, не боясь, не печалясь, Отирая со лба вековую усталость, Чтобы вынырнуть снова, прорезавши дали, На каком-то витке бесконечной спирали.
   Икаров выключил блок, хотя запись еще не кончилась.
   – На каком-то витке бесконечной спирали, – повторил капитан, пораженный неясной еще мыслью.

Глава 3
НА КАКОМ-ТО ВИТКЕ БЕСКОНЕЧНОЙ СПИРАЛИ…

 
Знанья острый луч на мир ложится…
И всплывают в глубине туманной –
Антивещество, античастицы –
Антимир, таинственный и странный.
 

   …Дыхание антимира коснулось корабля землян.
   – Капитан, обшивка корабля ночью начала светиться интенсивней, – сказал однажды утром Энквен, входя в капитанскую рубку.
   – Вижу, – озабоченно ответил Икаров, не отрываясь от экрана. Его беспокоило не столько повышение яркости свечения, сколько отдельные изъязвления, тут и там появившиеся на обшивке «Пиона».
   – Капитан, мы с Кельзавом только что проверили характер нового свечения, – произнес Энквен.
   – Говори.
   – Корабль бомбардируют античастицы.
   – Я догадался об этом без приборов, Энквен, – сказал капитан.
   – Каким образом?
   – Посмотри, – сказал Икаров, указывая роботу на экран. Энквен сделал несколько шагов и остановился рядом с капитаном. Изогнутые плоскости корабельной обшивки равномерно светились. Вдруг одна точка огненно вспыхнула и выплеснула вверх фонтанчик пламени. Когда он угас, на месте вспышки осталась маленькая воронка.
   – Капитан, это опасно? – спросил Энквен.
   – Единичные взрывы – не очень.
   – А если поток античастиц усилится? Что будет тогда? – допытывался робот.
   Капитан посмотрел на Энквена.
   – Ты видел, Энквен, как кусок сахара тает в горячем кофе? – неожиданно спросил он.
   – Видел много раз, поскольку Ливен Брок любил… – быстро начал Энквен, не удивившись вопросу.
   – Вот так же может растаять «Пион», – не дослушав, перебил капитан.
   – Нужно принять срочные меры…
   – Я думал над этим, Энквен, – сказал капитан.
   Энквен помедлил.
   – Говори, капитан, – сказал робот. – Экипаж готов и ждет твоих распоряжений.
   – Нужно собрать магнитные ловушки для античастиц, – сказал капитан.
   – Есть.
   – И установить их на каждом отсеке «Пиона».
   – Есть.
   Энквен побежал к выходу. Уже взявшись за рукоятку люка, обернулся:
   – Капитан, что делать с частицами, которые будут накапливаться в ловушках? – спросил он.
   – Выбрасывайте в пространство, – сказал капитан, пожав плечами.
   Чуткий прибор, изобретенный Икаровым и собранный экипажем, продолжал улавливать и фиксировать неровное гравитационное дыхание Тритона. Ежедневно информационный отсек пополнялся все новыми блоками, на которых были записаны результаты наблюдений.
   Разгадка тяготения, по убеждению Икарова, была у него в руках. Однако цифры и факты, связанные с природой этой таинственной силы, которая движет мирами, мертвой грудой покоились в информации. Были у капитана кое-какие наметки, но картина гравитации оставалась далеко еще не законченной. Превратить груду экспериментальных данных в стройную систему, вдохнуть в нее жизнь капитан Икаров со своим экипажем был не в силах. Для этого нужны были тысячные отряды физиков и математиков не только Земли, но и всей Солнечной системы.
   Путь домой для «Пиона» был закрыт. Проверка показала, что наличного топлива на корабле оставалось катастрофически мало, с его запасами нечего было и думать о том, чтобы преодолеть притяжение Черной звезды.
   Виток за витком наматывал «Пион» вокруг Черной звезды. И на каком-то из них суждена Икарову смерть. На каком-то витке бесконечной спирали…
   Человеческое сердце не может тягаться с ядерным, которым снабжен белковый робот.
   – На каком-то витке бесконечной спирали… – вслух повторил Икаров. Эта строчка не давала ему покоя. С нею была связана какая-то важная мысль, которая все время ускользала.
   И снова, как всегда, когда на душе было неспокойно, капитан отправился в оранжерейный отсек.
   В условиях невесомости, под воздействием гравитационного поля Черной звезды, различные растения вели себя по-разному. Деревья, например, стали тоньше. В то же время ткань их упрочилась настолько, что стальной топор тупился, не брал древесину.
   Икаров подошел к березе Лин, вспомнил о сухой ветке, затерявшейся в кроне, и решил хотя бы на этот раз избавиться от нее. Он нагнулся, отстегнул магнитные присоски, затем легким, точно рассчитанным движением оттолкнулся от почвы, взлетел вверх и ухватился за толстый сук. Перебирая сучья, добрался до усохшей ветки. Дернул – ветка не поддалась. Капитан рванул сильнее – тот же результат. Продираясь сквозь листья, ставшие жесткими и тяжелыми, Икаров приблизился к стволу березы. Внимательно осмотрел засохшую ветку. Потрогал ее у основания. Осталось такое ощущение, будто прикоснулся к металлу. В то же время ветка не производила впечатления мертвой.
   Капитан погладил пальцем еле заметный шрам на лбу – память о первой вылазке здесь, в окрестности Черной звезды, и об операции, безукоризненно проведенной Энквеном. Затем вытащил из кармана лупу и обследовал странную ветку. Он обнаружил на ней мельчайшие прожилки. Поверхность ветки напоминала географическую карту, изображающую в крупном масштабе дельту могучей реки.
   Неужели дерево в новых условиях начало перерождаться? Икаров повнимательнее присмотрелся к соседней ветке, обычной, покрытой листьями. И на ее коре тоже намечались прожилки… Капитан попробовал оторвать листок, но из этого ничего не получилось. Впечатление было такое, что он крепился к ветке проволокой. После нескольких безуспешных попыток Икаров отпустил измочаленный листок, задумался. Посмотрел сквозь ветви на эрцеллу, неутомимо карабкающуюся вверх: рост ее достиг чуть ли не трехметровой высоты. Остальные растения, взятые с Земли и других планет Солнечной системы, тоже изменились в условиях Тритона.
   Икаров подумал о том, что на земном шаре известно около четверти миллиона различных растений, если говорить только о тех видах, которые относятся к высшим цветковым. Люди используют ничтожную часть этих растений: из каждых ста видов только один или два используются либо в пищу, либо на промышленные нужды. Остальные непригодны… Да, но непригодны в земных условиях. А если поместить эти растения в условия Тритона? Если переделать их природу так, как это нужно человеку? Какие поистине безбрежные перспективы откроет это земным ботаникам и растениеводам! Вся флора Земли будет поставлена на службу человеку.
   Икаров спрыгнул с дерева, пристегнул к обуви магнитные присоски и двинулся дальше.
   Теперь он совсем другими глазами присматривался к растениям, теснящимся с обеих сторон дорожки. Дорожка была выложена крупным склеенным гравием, перемешанным с песком. Песок хранил следы и капитана и экипажа.
   На заре космических полетов люди считали, что выращивать растения в космосе совсем не сложно. Однако длительные полеты в пространство показали, что это не так.
   Первые астронавты поступали, не мудрствуя лукаво: они брали в полет ящики с почвой, взрыхленной и соответственно удобренной. В почву внедрялись семена, над ящиком включалось кварцевое солнце, после чего оставалось ждать появления всходов. Но почва в невесомости вела себя капризно: несмотря на перегородки, она просачивалась в измельченном виде в атмосферу, загрязняла воздух, мешала дышать. Никакие меры предосторожности не помогали. К тому же и весила почва, которую необходимо было взять в полет для растений, совсем немало…
   Тогда взоры астроботаников обратились к гидропонике. Это слово, в переводе с греческого означающее «работа с водой», весьма точно отражало суть дела. Гидропоника на Земле была известна задолго до космических полетов. Первые гидропонные устройства были очень просты. Контейнер наполовину заполнялся питательным раствором. В верхней части ванны укреплялся ящик с сетчатым дном. Этот ящик и был главной частью установки, ее изюминкой: в него насыпали опилки или древесные стружки, которые служили заменителем почвы. В опилки помещали семена или саженцы растения, которое хотели вырастить.
   Даже первые примитивные гидропонные установки оказались очень эффективными: одинаковые культуры на гидропонной основе приносили урожай, в двадцать раз больший, чем в обычном земледельческом хозяйстве.
   Но то, что было хорошо на Земле, выглядело совсем иначе на космическом корабле, в условиях невесомости. На Земле при наличии гравитации существуют понятия «верх» и «низ» и жидкость льется сверху вниз. В этом случае гидропонная установка работает очень просто: бак с питательным раствором достаточно поместить выше ящика с выращиваемыми растениями, жидкость, питающая установку, будет стекать вниз.
   В условиях невесомости жидкость из бака вытекать не будет. Без насоса здесь не обойтись.
   Шагая по оранжерейному отсеку, Икаров припомнил, как они с Лин посетили Музей звездоплавания. Они долго ходили по павильону «Выращивание растений в космосе». Лин особенно интересовалась эволюцией гидропонных установок – от первых, самых простых, до новейших, которыми оснащались звездолеты, уходящие в дальний космос. Особенно понравилась Лин установка, в которой в качестве рабочего вещества, куда высаживались семена, использовались ионообменные смолы. Астрохимики создали смолы, способные поглощать определенные химические соединения, являющиеся питанием для растений. Достаточно увлажнить такие смолы, и они отдают растениям ранее поглощенные питательные вещества.
   – Как остроумно, Федя! – не переставала восхищаться Лин, идя от стенда к стенду. – При наличии на корабле такой установки уход за космическим огородом упрощается до чрезвычайности.
   – Неплохо придумано, – равнодушно соглашался Федор. Смотрел он больше на Лин, а не на стенды.
   – Астроботаникам не нужно специально приготавливать для растений питательные растворы, они будут уже содержаться в смолах, понимаешь? – допытывалась Лин.
   – Понимаю, – кивал Федор, не сводя с нее глаз. Но следующий зал павильона заинтересовал и его. Зал назывался «Аэропоника». Здесь показывался «воздушный» метод выращивания растений, применяемый на некоторых космических кораблях.
   – Метод профессора Петровского, – с уважением произнесла Лин, рассматривая огромную установку, помещенную в центре зала.
   Основу установки составлял прозрачный контейнер. Закрепленные внутри растения опрыскивались питательным раствором из пульверизаторов.
   – Хорошая вещь – аэропоника, – сказал Икаров. – Минимум материала, максимум выгоды. Беру эту установку, – кивнул он, – к себе, на космический корабль.
   Лин рассмеялась так, что несколько посетителей на нее оглянулись.
   – Ты прогадал, капитан, – сказала она серьезно, только в глазах еще плясали смешинки. – Аэропонный метод – это вчерашний, даже позавчерашний день астроботаники. Он имеет множество недостатков.
   – Не вижу недостатков, – неосторожно сказал Федор.
   Тогда Лин, поглаживая косу, прочла ему целую лекцию: растение, оказывается, не в состоянии поглотить полностью определенную порцию питательного раствора, подобно тому как человек может съесть полностью стаканчик мороженого. Растение обязательно оставит, не усвоив, какую-то часть раствора. А в условиях невесомости это может привести к серьезным неприятностям. Оставшийся неусвоенным раствор не сможет стекать обратно из-за отсутствия силы тяжести. Он останется в контейнере, будет собираться в шаровидные капли, свободно плавающие в пространстве…
   Вокруг собралась группа посетителей, которые приняли Лин за экскурсовода. Они начали задавать вопросы, Лин, войдя в роль, пространно на них отвечала. Метод профессора Петровского сыграл важную роль, объясняла она, но сейчас он уже устарел.
   – Скажите, девушка, а как теперь выращивают растения на космическом корабле? – спросила молодая женщина с огромным букетом левкоев (странно, даже эту деталь Икаров запомнил!).
   – Теперь применяются установки, в которых используются капиллярные силы, – улыбнулась ей Лин.
   – Разве они не зависят от гравитации? – спросила женщина.
   – В этом все дело, – сказала Лин. – Они даже лучше проявляются в условиях невесомости. В новых установках питательная жидкость добирается до растений «своим ходом», по системе фитилей, подобно тому как керосин поднимается по фитилю. Такие установки надежны в условиях полета.
   Женщина посмотрела на цветы, потом перевела взгляд на Лин.
   – Вы извините, что я так расспрашиваю, – сказала женщина. – Дело в том, что эти цветы мне привезли из космоса. Они были посажены, когда корабль находился в районе Проксимы Центавра, – женщина привычно выговорила название созвездия, будто множество раз его повторяла.
   Теперь все взоры обратились к букету левкоев.
   – Вот я и подумала, слушая ваш рассказ, что цветы выращены в космосе фитильным методом, – закончила женщина.
   – Да, теперь фитильный метод наиболее распространен, – ответила Лин. – Но и он уже уходит в прошлое. На кораблях, которые строятся, растительность уже не будет играть роль звена, жизненно важного для космонавтов.
   – На кораблях больше не будут выращивать растения? – спросила женщина, прижав к груди букет.
   – Нет, растения выращивать будут, – пояснила Лин, – но они не будут уже главным поставщиком кислорода для астронавтов.
   – Чем же они будут дышать? – спросила женщина, и все заулыбались: так беспомощно прозвучал ее вопрос.
   – Атмосфера на корабле будет восстанавливаться с помощью регенераторов, – сказала Лин.
   – Это шаг назад, – заметил старичок с клинообразной бородкой.
   – Нет, – повернулась к нему Лин. – Конструкторы вернулись к регенератору, но на новой основе.
   – Какой же? – спросил старичок.
   – Ядерной. Она во много раз надежнее естественной, – сказала Лин. – Что же касается оранжерейных отсеков на корабле, то они, конечно, останутся, – добавила она, обращаясь к женщине с левкоями.
   – Такой корабль уже есть? – спросил старичок.
   – Строится.
   – А не будете ли вы любезны сказать, каков коэффициент полезного действия… – начал старичок.
   – Простите, – сказала Лин, указывая на Федора. – Адресуйтесь, пожалуйста, к нему.
   Долго в тот вечер не мог Федор вырваться из кольца, отвечая на все возможные вопросы посетителей Музея звездоплавания…
   Задумавшись, капитан вздрогнул: ему показалось, что впереди за кустами мелькнула фигура Ливена Брока. Ветки раздвинулись, и на дорожку вышел Энквен.
   – Срочный доклад, капитан, – сказал он.
   – Почему не доложил по биосвязи?
   – Хотел увидеть тебя…
   – Говори.
   – Античастиц стало больше, – сказал Энквен. – Бомбардировка обшивки «Пиона» усилилась.
   – Магнитные ловушки справляются?
   – Пока да. Но они работают на пределе, капитан, – произнес Энквен. – Приходится опорожнять их каждые двадцать минут. Этим занят весь экипаж корабля.
   Капитан молчал, о чем-то думая.
   – Содержимое ловушек вы выбрасываете в пространство? – спросил он после долгой паузы.
   – Ты велел так, капитан.
   – Да, верно… А как работает прибор для улавливания гравитационных волн? – спросил Икаров.
   – Прибор работает исправно, только…
   – Что?
   – Результаты измерений начали повторяться, – сказал Энквен.
   Капитан кивнул, будто отвечая собственным мыслям.
   – Так и должно быть, Энквен, – произнес он. – Все, что можно, мы уже измерили. Спираль поступательного накопления знаний превратилась в круг. А круг – замкнутая кривая.
   – Я все доложил, – сказал робот и повернулся, чтобы идти к выходу, но капитан так схватил его за руку, что Энквен пошатнулся.
   – Энквен, мы разомкнем круг! – крикнул капитан. – Мы превратим его в спираль, по которой вырвемся на волю!
   Никогда еще робот не видел Икарова таким взволнованным.
   Идея капитана Икарова была ослепительна в своей простоте. Она состояла в том, чтобы вырваться из плена Черной звезды, добавляя вращающемуся вокруг нее «Пиону» импульс небольшими порциями. Тогда спираль будет разматываться
   – витки, которые описывает корабль, станут все более увеличиваться, пока «Пион» не разорвет путы гравитации.
   Энквен сразу же усвоил замысел Икарова: они давно уже научились понимать друг друга с полуслова.
   – У нас не хватит рабочего вещества для фотонных дюз, – сказал Энквен.
   Капитан задумался, но только на мгновение.
   – Для аннигиляторов годится любое вещество, – сказал он. – Мы можем сжечь отдельные отсеки «Пиона».
   – Можем, – согласился Энквен. – Но у нас почти не осталось антивещества.
   – Есть у нас антивещество, Энквен. Как ты туго соображаешь! – громко сказал капитан.
   – Капитан, мы с Кельзавом проверяли аннигиляционный отсек… – начал Энквен.
   – Я имею в виду магнитные ловушки, – перебил Икаров. – В них накапливаются античастицы.
   – Для топлива они не годятся, – сказал Энквен. – Слишком концентрация мала.
   – Знаю. Спрессуем!
   – Опасно.
   – У нас нет выбора! – заявил капитан.
   – Если даже спрессуем, где поместим брикеты антивещества? – упорствовал Энквен.
   – В магнитных камерах корабля.
   – И взорвем «Пион»!
   – Это наш единственный шанс, Энквен, пойми это, – сказал капитан.
   Энквен промолчал. По его глазам Икаров видел, что робот что-то напряженно подсчитывает.
   – Четыре года, капитан, – произнес наконец Энквен и посмотрел на капитана.
   – Ты о чем? – не понял Икаров.
   – Потребуется четыре года, чтобы накопить с помощью магнитных ловушек корабля нужное количество антивещества, – пояснил робот.
   – Ты не ошибся?
   – Четыре года – это минимум.
   – Тем более не будем терять времени, – решил капитан. – Ступай и распорядись, чтобы с этой минуты содержимое ловушек не выбрасывали в пространство, а прессовали и закладывали в аннигиляционные камеры.
   – Есть, капитан, – ответил Энквен и двинулся выполнять приказ.
   «…Таким образом, нам, пленникам Черной звезды, остается испробовать последнюю, единственную возможность. Около четырех лет собирали мы по крупице антивещество. Теперь его достаточно в магнитных камерах. Обычного вещества тоже, надеюсь, должно хватить. Обычного вещества! Как страшно звучат эти слова в применении к «Пиону», отсеки которого предстоит сжечь в аннигиляторах!
   Спираль, разворачиваясь, подобно пружине, должна вытолкнуть корабль из сферы притяжения Тритона, вырвать его из плена. Если же нет… Но мы сделаем все, что в наших силах…»
   Капитан оторвал взгляд от бортжурнала. Часы показывали шесть утра. Панели налились утренним светом, как это запрограммировали лунные инженеры. Но капитан давно уже привык к тому, что свет не ложился ровно на предметы, находящиеся в головной рубке, и те в свою очередь не отбрасывали в одну сторону тени, как это полагалось в условиях «плоского» пространства. Кто-то невидимый разрубил день «Пиона» на неравные куски, смешав их в причудливом беспорядке. Светлые и черные глыбы – тьма и свет – соседствовали, не мешая друг другу.
   Стояла осень, светало поздно. На стол, за которым сидел капитан, падала неровная лунка света от настольной панели. Икаров откинулся назад, окунулся в утреннюю мглу. Перед тем как внести запись в бортжурнал, он, контролируя белковых, проделал расчет еще одного витка спирали, которая должна вывести «Пион» на волю.
   В полете, когда заревут фотонные дюзы, разгоняя корабль по спирали, заниматься расчетами будет уже поздно. Каждый шаг «Пиона» должен быть рассчитан заранее. Едва корабль включит дюзы, траектория его потеряет устойчивость. А капитан слишком хорошо понимал, что означает неустойчивость в условиях притяжения, которым обладает Тритон.
   Хорошо в полутьме. Отдыхают глаза, и можно на какое-то время забыть чехарду, царящую во всех отсеках и коридорах корабля. Все вокруг казалось не таким, каким было на самом деле. В том, например, что линейка прямая, можно было убедиться, лишь проведя вдоль нее рукой. Со стороны она представлялась кольцом…
   Капитан вспомнил, как туго поначалу приходилось в новых условиях его экипажу. Вся система движений, разученная и затверженная ими в Зеленом городке, вдруг оказалась непригодной.
   Приходилось переучиваться заново.
   Роботы сталкивались друг с другом, неправильно ориентируясь в искривленном пространстве, ударялись о стенки отсеков и острые углы приборов. Но с каждым днем пленения роботы – и с ними капитан – все больше привыкали к необычной метрике, к пространству, которое хищно ощетинилось странными, доселе неведомыми свойствами.
   Не желая воспользоваться бегущей лентой, Энквен медленно брел по центральному стволу. Взгляд робота скользил по стене, которая казалась изломанной гармоникой. Там, за нейтритовыми панелями, мир Черной звезды, искривленный могучим тяготением. Идя по кораблю, Энквен все время старался лишний раз провести ладонью вдоль стены или торца прибора, чтобы убедиться, что искривленность их – это лишь оптический обман. Корабль представлялся изуродованным до неузнаваемости.
   Близ медицинского отсека Энквен замедлил шаг. Именно здесь он провел операцию и спас зрение капитану Икарову. А вот и головная рубка.
   – Я ждал тебя, Энквен, – сказал капитан, едва робот вошел в рубку. – Подойди.
   – Где ты, капитан? – спросил Энквен.
   – В тени, возле стола, – прозвучал ответ.
   Тенью на корабле привыкли называть те куски пространства, куда, повинуясь собственным законам распространения, не попадали искривленные световые лучи.
   Энквен, осторожно минуя препятствия, приблизился к капитану.
   Икаров встал из-за стола. Его голова и плечи попали в освещенную сферу. Туловище Икарова, как показалось Энквену, растворилось без следа в чернильном облаке, окутывающем стол. Капитан сделал шаг – голова проплыла полметра и остановилась.
   В новых условиях инфравизор Энквена, как и остальных белковых роботов, работал плохо, приходилось полагаться только на обычное зрение.
   Теперь они стояли рядом – капитан и его помощник, человек и робот.
   – Я только что подсчитал энергию, которая потребуется, чтобы разогнать «Пион» по спирали, – сказал негромко Икаров.
   Энквен ждал.
   – Нам не хватит топлива, – произнес капитан.
   – Антивещества достаточно, капитан.
   – На каждый килограмм антивещества при аннигиляции требуется килограмм обычного вещества, – пояснил Икаров. – У нас имеется только один источник вещества – «Пион». Мы сможем спастись, только если сожжем все отсеки…
   – Все отсеки?!
   – Кроме одного.
   – Сжечь «Пион»?
   – Другого выхода нет.
   Они подошли к столу. Большую его часть занимал пластиковый лист, укрепленный по углам. Весь лист занимала огромная спираль, похожая на туго закрученную змею. Лист вобрал в себя результаты расчетов и роботов, и капитана. В центре спирали помещалась Черная звезда. От нее, раскручиваясь, удаляясь с каждым витком, шла тонкая нить – путь, который предстояло пройти «Пиону».
   Несколько начальных витков были уже выверены, но основная работа была впереди, трудная и кропотливая. Хотя все предварительные расчеты были проделаны, они нуждались в корректировке.
   Энквен, слегка наклонившись, рассматривал спираль.
   – Что, если «Пион» отклонится от курса, капитан? – спросил робот.
   – Тогда мы соскользнем в пропасть, Энквен, – ответил капитан.
   Энквен кивнул.
   – Садись рядом, Энквен, – сказал капитан. – Будем с тобой разматывать…
   – Что разматывать? – не понял Энквен.
   – Да вот этот проклятый клубок, – кивнул Икаров на распластанную спираль.
   Робот устроился рядом с капитаном, и они погрузились в подсчеты. Энквен просто скопировал позу капитана. Роботу было все равно – сидеть, стоять или лежать. В отдыхе он не нуждался.