Михайличенко Елизавета. Гармония по Дерибасову

   - Отставить! - от штурвала оторвался комбриг и, размахивая наганом, соскочил на траву.
   Секретарь остервенело разрядил маузер в покореженный фюзеляж. После чего все трое, спрятав оружие, дружно и уверенно зашагали к селу, где по рекомендации секретаря райкома растерявшиеся назарьинцы единогласно избрали Григория Острополера своим новым председателем.
   - Как же я теперь, Леня, без неба буду? - растерянно спрашивал новоиспеченный председатель своего прежнего командира и настороженно поглядывал на новообретенного партийного руководителя.
   - Да ладно, - сказал комбриг любимому командиру эскадрильи. - Дальше Кушки не послали, меньше взвода не дали. И вообще... Колхоз богатый. ...Накопишь на самолет и летай - хоть поля опрыскивай, хоть к Томке за шампанским.
   И сказал он так неспроста. Именно шампанское вытолкнуло Острополера, как пробку, из авиации. Несколько дней назад приехали в бригаду артисты Ташлореченского театра музкомедии. Выступили, ну и все прочее, как водится. К утру юной артистке балета Октябрине Аловой, вернее, уже просто Риночке, после «нет уж, как хотите, соколики, но последнего танца», захотелось освежиться шампанским. И тут летчик-ас, комэск один, смуглый темпераментный Острополер, по кличке Пропеллер, поднялся из-за стола.
   - Сейчас слетаю, - бросил он, неестественно прямо пошел к выходу и приземлился на Ташлореченской площади. Там Острополер взял у Томки ящик шампанского и даже благополучно вернулся, выпив в полете бутылку и разбив при посадке всего пол-ящика.
   И не миновать бы Острополеру трибунала, не успей комбриг до семнадцатого года поносить кивер, эполеты и гусарский ментик. Всю ночь комбриг вслушивался в темноту и мысленно сочинял горькое, мудрое и ироничное письмо о смысле бытия с французскими и латинскими цитатами, а сочинив, не стал предавать мысли бумаге, ибо слать письмо было уже некому. Точно так же безвозвратно некому, как ничем нельзя было помочь Острополеру. А наутро пришел в бригаду призыв, который можно было принять и за разнарядку, «О дальнейшем укреплении руководства сельским хозяйством на местах». И комбриг на радостях сам доставил будущего председателя прямо к морде Дрыгвы.
   Надо сказать, случайная, в общем-то, смерть последнего настолько глубоко потрясла назарьинцев, что эти самостоятельные хозяева подчинялись Острополеру беспрекословно.
   - Ежели он Дрыгву, как пса... То уж человека ему в расход пустить... Смурной. Два раза такой, видать, повторять не станет.
   Тоскующий Острополер начал вникать в хозяйственные вопросы и ужаснулся. Его предшественник оказался матерым саботажником, врагом и вредителем. За вывеской колхоза скрывался какой-то кулацкий синдикат. В колхозный коровник коровы вступали только в день приезда комиссий и уполномоченных, а также приезжавших за передовым опытом. И уже через два часа после заточения поднимали мычание на всю округу, бодали и лягали перегородки. В казарменных условиях эти рогатые твари объявляли голодовку и принципиально не доились. В общем, весь колхозный скот выдаивался на обнесенных добротными заборами частных дворах. Было определено, сколько кому чего и когда сдавать, но невозможно было определить, сколько чего у кого при этом остается!
   Кулацкая стихия бушевала и на полях. Каждая семья имела свой участок, работала на нем как и когда хотела, лишь бы сдала в срок сколько положено. Но ведь все оставшееся народное добро ею разворовывалось! Вникнувший в назарьинские дела Острополер горько жалел, что улизнул от трибунала. Теперь высшая мера дышала ему в затылок.
   После того как товарищ И. В. Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», а Марфа Скуратова выявила в Луковом лесу своего второго диверсанта, Острополер решил действовать, чтобы жить.
   Теория учила опираться на беднейшее крестьянство. И все ответственные колхозные должности оказались у Арбатовых, которые не знали, что с ними делать, и поэтому не делали ничего. Один Юхан Арбатов, муж Пелагиады, закупил в Благодатном на колхозные деньги партию шляп шестидесятого размера из зеленого велюра, как раз на весь начальствующий состав. После чего непреклонная чернота острополеровского шлема потонула в зеленом омуте нависавших со всех сторон Арбатовых.
   Рим спасли гуси. Назарьино спасли Арбатовы. Невольно они оказались буфером между острополеровской идейностью и назарьинской хозяйственностью. Отдавай Пропеллер указания непосредственно непосредственным исполнителям - смертельно уважавшим его хозяевам - те бы мгновенно и четко их выполняли. Но он действовал через Арбатовых. А они либо забывали, либо ленились передавать. Так как глаза Острополера были устремлены к небу, то замечал он неповиновение слишком поздно. От бессильной злобы на судьбу он хватался за маузер, за голову и божился, что всех пустит в расход! Ничего не понимавшие назарьинцы не перечили и уважали Острополера еще смертельнее.
   Решились было назарьинцы один раз послать в Ташлореченск ходоков, жаловаться героическому земляку Макару Назарову на лютого председателя, да не поспели - Макар уже был там, где его тезка телят не пас.
   А тем временем Пропеллер понемногу разваливал хозяйство и продолжал прислушиваться к уже удаляющемуся дыханию Высшей меры. А с удалением последней начала шевелиться и бить ножками скрючившаяся от страха совесть. Но небо для Пропеллера было выше совести, хотя и ниже Высшей меры. И он твердо решил успеть накопить на самолет, пока колхоз не перестал приносить доходы. В конце концов почему, если вся страна ради светлого будущего затянула пояса, Назарьино должно быть исключением?
   Первым новую дырку в ремне просверлил Мотя Дерибасов - бывший персональный пастух великого Дрыгвы. А вскоре шесть дыр в Дрыгвиной шкуре многократно удесятерились в ремнях из шкур его сородичей. Мотя же, оказавшись без работы, приходил на место кровавой драмы и подолгу ковырялся в авиаруинах. Так, по каким-то законам неведомой технической экологии, на обагренных бычьей кровью останках самолета из придурка Моти начал прорастать Елисеич.
   Вскоре Мотя подарил Марфе Скуратовой действующую модель планера. Марфа отгоняла ею ворон, что сразу же заметил обозревавший небосклон Пропеллер. Подивившись дюжей сметке дюжего парня, он решил сделать из него авиамеханика на будущей самолето-тракторной станции и отводил душу в долгих авиамонологах.
   Назарьинцы же из действующей модели планера сделали иной вывод: «Раз Мотька все одно без дела сидит, пущай всамделишний ероплан мастерит, ежели председателю и на бричке ездить зазорно. А то ведь по миру пойдем, с фабричным еропланом-то...» Хотя, конечно, ох как не хотели назарьинцы и доморощенного аэроплана, на котором Острополер будет летать над селом, сужая круги, и видеть, как на ладони, все, что за высокими заборами.
   Мотя старался. Он уже заканчивал свой первый летательный аппарат, когда в Назарьино вернулась блудная младшая дочь рябого Мефодия Арбатова - Надька с годовалой Зинкой на руках и уже снова на сносях. Когда Мотя пришел доложить Острополеру о готовности аппарата, если, конечно, кому жизни не жалко, к летным испытаниям, то наткнулся в правлении на тараторившую Надьку Арбатову:
   - ...Ой, да Григорий Самуилович, вы уж не откажите... Без отца ведь... Так хоть вы крестным будьте...
   - Не говори глупостей, Надя, - отбивался Острополер, - я атеист, поняла? Я в небе летал и сам видел, что бога нет.
   - Дак ждут же все вас! Все наши собрались, все, почитай, правление, только вас и нет. А не хотите крестным быть, так пусть... Имечко вот только дадите - и все. Как скажете, так и назову. Народ ужуважьте... Посидите с нами маленько.
   - Ну начисто не понимаешь! Я - член ВКП(б), как же я на крестины пойду?
   - Ну ладно, пусть не крестины, - согласилась Надька. - Потом окрестим. На октябрины-то придете?!
   - Какие Октябрины, черт тебя подери! - заорал Острополер, вспомнив юную артистку балета. - Никаких Октябрин в моем колхозе! Никаких Кристин!
   - Дак ведь народ ждет... - испугалась Надька. - И имени нет... Сколько уж дней...
   - Я бы своего сына Осоавиахимом назвал, - смягчился вдруг Пропеллер.
   - Так и я назову, - обрадовалась Надька. - Вы только людей не обижайте, придите, а?
   - Ну, что ты будешь делать?! - досадливо сказал Острополер Матвею Дерибасову. - Нельзя отрываться от народа, тем более от актива. Переношу испытания. Начнем часа через два, не позже...
   О дальнейшем все назарьинцы уже полвека говорят совершенно одинаково, будто заученным текстом, кем бы ни был собеседник - хоть следователь из области, хоть собственный внук:
   «Прогулял, значит, председатель всю ноченьку у Надьки, окрестил ее сыночка Осоавиахимом, а как солнышко взошло, пошел на Назаров луг. По дороге все песни пел. Подошел к летательному аппарату, который по его указаниям Матвей собрал, да и влез в него. А небо было - чистое да синее... Жаворонки пели... А поодаль все село стояло... Кроме, конечно, Арбатовых, которые все, и бабы и мужики, на Надькином дворе пьяными лежали. Один Софрон по лугу шатался да «Калинушку» горланил... Ну и детишек, конечно, не было - спали еще детишки-то. У детишек-то сон долог, а ложились накануне из-за Надькиного шума поздненько...
   Вот, значит, председатель пристегнулся, шлем свой черный поправил, сказал: «Поехали!», - рукой всем махнул. А тут как громыхнет, ветер над землей пронесся вдоль реки. Враз оборвалась «Калинушка», а с нею и Софронова горемычная жизнь. Сделал председатель над головами нашими несколько кругов и улетел прямо к солнцу!.. С той поры его никто и не видел...»
   Следствие, однако, такая версия не удовлетворила. Еще бы - тело найти не удалось. После нападения быка комиссия установила, что самолет восстановлению не подлежит, и все мало-мальски пригодное было с него снято и возвращено в часть. Однополчане показывали, что самогон Острополер не пил, только легкие вина. А если без фиглей-миглей, то ясно же, что в период обострения классовой борьбы председатели колхозов, не снявшись с партийного учета, к солнцу не улетают, а вот чтобы нарывались на кулацкие пули - это бывало, и не раз.
   Короче, приезжала-таки известная в районе черная тачанка, запряженная черным, старым и злым Воронком. Только Мотя, предупрежденный земляками, всякий раз успевал скрыться, а те объясняли, что деревенский дурачок, как улетел председатель, окончательно тронулся умом и бродит в глубине Лукового леса.
   Больше «улетать к солнцу» желающих не было, поэтому третьим председателем назарьинцам разрешили избрать Африкана Скуратова, и они вменили ему в обязанность, поскольку времена смутные, на всякий случай назначить себе преемника и натаскивать его на будущую должность. С тех пор так и повелось. И «институт принцев Уэльских» полностью себя оправдывал, пока нынешний председатель Дерибас Анисимович Назаров не избрал Саньку Дерибасова.. Решено было, что башковитый Санька поступит в «Тимирязевку» и, помимо колхозной стипендии, собирать ему с каждого двора в месяц по пятьдесят копеек, чтоб, значит, квартиру снял, а не разлагался в общежитии, где заниматься не дадут и известно чему научат; питался чтоб хорошо, а не язву наживал - кому нужен язвительный начальник, одевался чтоб прилично - пусть не думают в столице, что в селе Назарьино Благодатненского района Ташлореченской области оборванцы собрались; ну и чтоб по театрам и музеям ходил, чтоб как выступать будет, мог при случае чего-нибудь интересное загнуть.
   Но Санька оказался пустым человеком и, укатив в Москву, нахально поступил в институт электроники.
   И некому было порадоваться за Саньку, разве что Елисеичу. Но тот не дожил до его возвращения.
 
    Глава 16. Трудовые резервы
 
   Когда одного из двух подпиравших «Деликатес» столпов не стало, оставшемуся пришлось демонстрировать чудеса эквилибристики, чтобы это хрупкое предприятие не рухнуло под ударами судьбы. Тут уже было не до сантиментов и условностей.
   Дерибасов облизал усики и начал действовать. Ах, как некстати помер Елисеич! Мишель как раз был близок к решению проблемы сбыта. Поуспокоившиеся ташлореченцы начали покупать шампиньоны, правда, пока еще только природные. А природа уже сворачивала их производство. Дерибасов тут же подбил нескольких грибников приторговывать и его продукцией. Сейчас бы и гнать шампиньонницу по максимуму! Пока сезон не закончился. Нет, ну до чего некстати умер старик! Вчера «Волга» сломалась. Кто ее теперь починит? В кармане последний полтинник звенел о предпоследний. И даже не подлевачить. Хотя смерть Елисеича открывала и определенную перспективу: ДЕНЬГИ. И даже большие. И кто, как не компаньон и законный пока еще муж законной наследницы, имеет полное право перевернуть пресловутые «колготки» и засыпать тусклый взгляд двух пятидесятикопеечных зрачков зеленой, желтой, красной и прочей листвой сезона удач!
   Пока село поминало Елисеича в Дунином доме, Дерибасов шарил по избе, населенной механизмами, как замок привидениями.
   Уже затянули у Дуни протяжные песни, а Дерибасов только и нашел, что пустой конверт с надписью: «200 руб. На смерть». Уже потянулись односельчане с поминок по домам, а весь улов был сорок один рубль с мелочью - сумма из трех непустых карманов разносезонной одежды. Мишель сидел в темноте на краешке огромного елисеичевского табурета, едва доставая пола ногами. Вот уж не думал Дерибасов, что старик прячет деньги так хитро. А за окнами все шли нескончаемые умиротворенные односельчане и, горячась, громко славили Елисеича:
   - ...такой простой и доверчивый был...
   - ...жил, как на ладони...
   Саркастическая ухмылка кривила лицо Михаила Дерибасова, кооператора. Ухмылка становилась все шире и кривее, а назарьинцы все блуждали и блуждали, и не давали зажечь свет, чтобы продолжить поиски. Хотя искать было уже, вроде, и негде.
   Нахохлившийся Дерибасов смотрел в темное окно и представлял, как Елисеич каждую ночь фрахтует самолет и улетает в Москву, чтобы спустить выручку в подпольном казино. Или контрабандными тропами переправляет деньги в бронированное чрево швейцарского банка...
   Дерибасов начинал сваливаться с табурета, вздрагивал, и когда механическая кукушка посулила ему двенадцать лет жизни, собрался было от безнадеги завалиться на полутораспальную по длине Елисеичеву кровать, когда до него донеслось очередное:
   - А в войну он знаешь что удумал?.. Слушай, а может, у него в избе это... Ну да, наверняка изобретений полно, хоть одно и будет иметь о-бо-рон-но-е зна-че-ни-е!
   Дерибасов узнал заплетающийся голос колхозного председателя.
   - Значит так!.. Избу опечатываю... И телеграмму министру обороны. Молнию. «Шлите военспецов. В избе изобретений, как грибов...»
   - Да-а-а, грибов, - протянул председатель сельсовета. - Эх, Елисеич!..
   - А труженик-то какой был! Один - целый цех в подвале оборудовал!
   Дерибасов понял, что в подвале можно зажечь свет. Но стоило ли лезть туда, где он и так знал каждый уголок? И тут Дерибасову был голос. Внутренний. Это был голос Елисеича: «Механизмы добрые. Ты, главное дело, в них не лезь...» С радостным изумлением постиг Дерибасов хитрость бывшего компаньона и полез...
   К утру все стало ясно - с механизмами старик не хитрил. Все сбылось. Собранные строго в прежнем виде, без единой лишней шайбочки, агрегаты не воскресали!
   Дерибасов с трудом выполз из подвала на тусклый белый свет. Он вернулся на табурет с двумя бутылками - самогона и «царской водки», решив начать за здравие с «крестьянской», а кончить за упокой, поднявшись духом до царских хором.
   Дерибасов обжег нутро стаканом первача и прислушался к инстинкту самосохранения - не вырубился ли. «Вижу, вижу! - предупредил тот. - Не садись на пенек, не пей смесь азотной и соляной кислот, тупиком станешь!» Дерибасов поморщился и снова налил из первой бутыли...
   И тут к воротам подъехал контейнеровоз и засигналил с идиотской жизнерадостностью.
   - Заткнись, - попросил Дерибасов в переговорное устройство.
   - Отпирай ворота! - заорал молодой шофер. - А то здесь свалю и уеду!
   Дерибасов заинтересовался, нажал на воротооткрывающую кнопку и пошел навстречу.
   - Фамилия?! - потребовал шофер.
   - Ну, допустим, Дерибасов, - вызывающе сказал Мишель, после выхода фельетона не любивший представляться по фамилии.
   - Улица Острополера, пять?
   - Ну.
   - Распишись и получи.
   Так Дерибасов получил компьютерный класс - на всю разыскиваемую сумму. Он затащил один микрокомпьютер в дом, вскрыл ящик и остался доволен. Вид был вполне товарный, и Дерибасов поверил, что сможет продать ящики по госцене, а то и дороже. Он схватил за горло бутыль «царской водки» и пошел выливать ее в сортир.
   На обратном пути Дерибасов обнаружил у ворот целую делегацию во главе с директором школы. Все были радостно возбуждены, лица сияли.
   - Мишка! - ликовал директор. - Это же компьютерный класс пришел! Что ж ты не догадался сказать, чтобы его у школы выгрузили?! Э-эх, Елисеич не дожил... А уж как ждал... Ты скажи Дуне, пусть фотографию Матвея Елисеича получше подберет, мы ее увеличим и в классе повесим.
   Дерибасов прошел в дом и заперся вместе с отбившимся компьютером.
   А в три часа пополудни Михаил Венедиктович вошел в кабинет директора одного из Ташлореченских ПТУ и представился:
   - Дерибасов. Михаил Венедиктович. Кооператор. И спонсор.
   Директор настороженно смотрел и вспоминал.
   - Имею деловое предложение, - продолжал Мишель, всучая визитку. - Взаимовыгодное. Ваши ребятишки на сельхозработы еще не уехали?
   - Это о вас в газете писали? - удовлетворенно сказал директор. - Вы же грибами торгуете?.. Пошел отсюда со своими предложениями знаешь куда?!
   - Знаю, - побледнел Дерибасов и улыбнулся. - В любое другое ПТУ. И компьютер новенький туда же отнесу. За маленькие услуги я расплачиваюсь маленькими ЭВМ... Я спонсор по вычислительной технике.
   Директор медленно обплыл крючок с червяком и стал принюхиваться:
   - Ворованная?
   - Тебе что, предъявить родословную? - усмехнулся Мишель. - Могу.
   - Списанная? - директор уже тянул руку за бумагами.
   - Отнюдь, - ответствовал Мишель. - Полуторамесячная, краска на губах не обсохла. Но умна, я скажу тебе, не по возрасту! - Дерибасов сел и закинул ногу за ногу.
   - А где взял?!
   - Купил. В Москве. За наличные. Между прочим, вопреки тому, что пишут о нас некоторые подкупленные конкурентами любители порнографии, кооператив «Деликатес» больше половины своих доходов тратит на благотворительность. Ликвидируем компьютерную безграмотность подрастающего поколения. У себя в Назарьино мы уже оборудовали компьютерный класс. Теперь беремся за Ташлореченск... Ну, ясно, что не все сразу. Одну машинку могу дать хоть сейчас, а дальше по обстоятельствам. А обстоятельства, сам понимаешь, зависят от доходов... У нас, как раз, временные трудности, - Дерибасов сделал паузу.
   - Ну, а мы-то что взамен? - послышалось с крючка.
   Дерибасов начал выбирать леску:
   - Да почти ничего. Тут у нас некстати скончался член кооператива, отвечающий за автоматизацию производства. Линия стала. А производство масштабное. Придется временно перейти на ручной труд... Короче, три смены по шесть человек. Итого восемнадцать крепких ребят. На месяц.
   - А компьютер? - спросил директор. - Нам же срочно! Ввели информатику, а им даже показать нечего.
   - Компьютер за дверью. Но бригада должна выехать завтра утром. Социально-бытовые условия хорошие, питание деликатесное, и подзаработать смогут.
   - Добро. Сниму с ремонта училища. Завтра утром и везите. Есть на чем? Ладно, транспорт дадим...
   Утром работодатель Дерибасов пошел встречаться с рабсилой. К рабсиле был приставлен лысоватый сумрачный мастер, пахнущий «Шипром» и лавровым листом.
   - Здорово, гвардейцы! - сказал Мишель восемнадцати закованным в цепочки подросткам.
   - Привет, нэпман, - отозвался правофланговый.
   - Ну зачем же ты так, - мягко сказал Мишель, твердо решивший установить с пэтэушниками добрые отношения. - Какой же я нэпман-то? Я вырос в бедной и многодетной семье... Я сам этих назарьинских куркулей не люблю... И они меня тоже... Я, между прочим, в свое время был первый рокер на селе.
   - Че он там тарахтит? - спросили, приглушив магнитофон, из середины кучки.
   - Хочет за рокера, с понтом, проканать.
   Кучка заржала, открутила струю музыки до отказа, и та мощно ударила в раковины ушей.
   - Ладно, - разозлился Дерибасов, - в автобус!
   Никто не шелохнулся.
   - А ну, - вдруг заорал мастер, - вперед! В металлический автобус!
   Толпа заржала и бросилась занимать лучшие места. То есть ближайшие к двум врубленным на всю железку магнитофонам. Под перекрестным «металлом» Дерибасов и мастер сникли и даже не пытались общаться.
   Обратное действие произвели брызги «металла», вылетающие из раскрытых окон, на тосковавшего в поле за околицей Митьку Козла. Он сделал стойку, запеленговал источник и вбежал в пыльный автобусный шлейф, стремясь за своей кометой.
   На въезде в село Мишель с беспокойством ощутил, что чего-то не хватает. Не хватало оранжереи Еремихи, а на ее месте еще тлели головешки. Дерибасов почувствовал на горле длинную руку Куцего, забеспокоился и проложил маршрут мимо Дуниного дома. Вернее, мимо своего портика и похожих на гнилой зуб обгорелых руин. В фонтане пестрела дохлая Милка, а почерневшая Евдокия голосила над невинно убиенной коровой:
   - Да лучше бы они его порешили, ирода окаянного!
   И собравшийся было разделить Дунино горе, Дерибасов передернулся. Он старался не думать, что готовили ему этой ночью и что может быть завтра. Как же кстати теперь полвзвода «телохранителей»!
   Во дворе Мишель начал борьбу за авторитет:
   - Ша! Выключите маги и смотрите сюда!
   Магнитофоны не выключили, но «сюда» посмотрели.
   - Да ще ви на мини уставились, как на памятник Дюку Ришелье? Смотрите туда! На пугало!
   - А мы на него и смотрим! - сообщили Мишелю.
   - Фильтруй базар, - веско сказал Мишель, довольствуясь минимальным эффектом. Он перевел часы, и чучело подрыгалось под припадочный смех.
   Мишель сделал вид, что не замечает морковки в расстегнутой ширинке чучела и неприличной надписи на ржавеющем хлопкоуборочном мини-комбайне.
   В сенях Мишель продемонстрировал рукомойник с фотоэлементом, льющий воду при приближении рук. Когда все помыли руки и наобрызгивались, Мишель решил отложить прочие технические эффекты на черный день и условным свистом открыл дверь в подвал.
   Со свистом и улюлюканьем все скатились вниз. Несколько секунд Дерибасов наслаждался впечатлением. Даже мертвая, техника казалась «космической».
   - Видал я подпольные цеха, - сказал парень с красным поленом магнитофона. - Но это полный отпад!
   - Че ты там видал! Ниче ты там не видал! Фуфло ты видал! - ответил владелец менее изысканного магнитофона. - Вот у меня кореш в «ящике» пашет, так он такого натырил!.. Тут такого и во сне не натыришь!
   Но большинство с ним не согласилось, а, быстро рассредоточившись, стало деловито откручивать все, что отвинчивалось. Фамильный рок настиг Дерибасова. Разве не так же боролся отец его - Венедикт - с оравой Арбатовых? И вся-то разница, что тогда все происходило в тяжелой весовой категории, а тут в «весе мухи», отчего темп был как в немом кино, да еще с лобавшим «хэви металл» тапером. Дерибасов, ощерившись, метался, вырывал из рук, орал: «Положь!», «Не лапай!», матерился и, наконец, схватив за грудки мастера, задохнулся лавро-шипровой аурой:
   - Ты!!! Всю жизнь не расплатишься!!!
   - Да ладно, - вяло встрепенулся висевший мешком мастер. - Только с тебя магарыч... Кончай!!! - вдруг заорал он, перекрывая оба мага: - Перерыв на обед! Все ложьте на место! До того жрать не получите!
   - Привинчивайте обратно! - встрял Дерибасов. - А ну! Я сказал! Быстро! Ты! Куда суешь железку?! А ну вынай из кармана!!! - Дерибасов кинулся на ближайшего юркого клептомана. Тот с готовностью протянул что-то никелированное, но в последний момент, коротко тыкнув, перебросил деталь товарищу.
   - Витька! Пас! - азартно заорал кто-то.
   Дерибасов поборол соблазн стереть наглую щербатую ухмылку о бетонную стену и метнулся к Витьке.
   Витькин пас оказался неточным - железка попала в магнитофон. Все испуганно притихли, и Мишель овладел железкой. Владелец мага прошелся носом вдоль красного полена. Успокоившись, он поднял с пола разводной ключ и метнул в Витькину голову, успевшую увернуться. «Булава» разнесла огромный стеклянный реактор, на излете врезалась в толпу и тут же вылетела из нее, задела кого-то, попала во что-то и повернула обратно.
   Оцепеневшему от нелепой гибели уникального реактора Дерибасову казалось, что вместо разводного ключа по подвалу мечется, смутно множась в осколках стекла, ошалелая птица, которую сбивают гайками, молотками и всем, что можно оторвать. Он пытался понять, что делают подростки. Дерутся? Танцуют? Беснуются? Кого-то вогнали мордой в компост, и он, отплевываясь, выл:
   - Сволочь! Из дерьма грибы растит! Нам что, месяц это дерьмо из дерьма жрать?! Да это же сортир! Я сортир чистить не нанимался!
   - Разнести все к чертовой матери! Долой нэп!
   И все начало разноситься к чертовой матери с фантастической быстротой. Дерибасов воззвал к мастеру:
   - Все что хочешь!!! Только останови!!!
   Мастер с сожалением сплюнул:
   - Не выйдет. Разошлись. Молодые, энергии много... Теперь пока не устанут... Пошли отсюда, а то зацепят. - Мастер лениво полез вверх, продолжая: - Если бы брандспойт был... их же как огонь тушить надо. Я б их щас притушил! Я десять лет пожарником...
   - Скорей! - выкрикнул Дерибасов, вспомнив про елисеичевский поливальный агрегат. - Только б шланг подсоединить! И как крыс в трюме! Пусть эти токсикоманы от удобрений тащатся! Пока не захлебнутся!