Михайлов Владимир Дмитриевич. Наследники Ассарта (Капитан Ульдемир - 4)

   Поэтому если бы кто-то и захотел сейчас продолжить серьезный разговор, ничего у него не получилось бы: такой гул, с явным призвуком веселья, поднялся в Палате. В высокой политике большинство донков, по своей провинциальной сущности, чувствовали себя не очень уверенно; зато за обеденным столом могли тягаться с любым на равных.
   И - чтобы никому из проголодавшихся правителей не пришлось, хотя бы случайно, нарушить традиционный ритуал - Ястра первой поднялась с кресла и удалилась за занавес столь же величаво, как и показалась из-за него.
   Сразу же у выходов началась легкая сутолока.
   От палаты Преклонения до Большой трапезной в Жилище Власти пройти было всего ничего: два десятка шагов. Донки старались преодолеть их без непристойной торопливости, вышагивая достойно; однако неосознанно все ускоряли движения, стараясь, чтобы рядом идущий не вырвался вперед и не захватил лучшего места.
   Напрасно волновались, однако: вся отшумевшая катавасия с Новой Историей, титулами и званиями, нимало не повлияла на работу группы во главе с Си Леном, главным герольдмейстером; а уж он-то назубок знал, кому и где полагается сидеть: при третьем уже Властелине рассаживал гостей, и почти всегда обходилось без обид. В трапезную вело трое дверей, и около каждой стояло по нескольку младших церемониймейстеров, каждого гостя препровождавших именно к тому стулу, на коем ему и надлежало сидеть. Так что никакой суетни и толкания плечами не было, никто никому не наступал на ноги. Зато усевшись и окинув придирчиво-требовательным взглядом стол, всякий невольно произносил: "Да-а..." - и проглатывал набежавшую слюну.
   Потому что стол был уставлен всем, что только могло представить себе распаленное ассаритское воображение. Словно и не было никакой войны, словно бы Мармик не лежал на три четверти в развалинах и пепле. Как будто вернулись счастливые древние времена, когда - по преданию - всем всего хватало, все были сыты, веселы и счастливы.
   Мясо было: холодное - вареное, соленое, копченое, жареное, запеченное, и жирное, и постное, и с прослоечкой тоненькой жира; и свинина, и говядина, и баранина, и козлятина - домашнее; и лесное - оленятина, медвежатина, а также дикого вепря, благоухающее чистым лесным, хвойным духом. И цельное, и рубленое - если у кого-то зубы вдруг окажутся не в порядке.
   И соусы к мясному: двадцать три соуса, начиная от простого - красных огородных яблок, сочных, с чесноком, продолжая всякими горчичными, перечными, луковыми, цветочными, ягодными с горчинкой и ягодными с кислинкой, и прочими, и прочими.
   И соответствующая зелень - каждому на свой вкус, включая редкостные пустынные травки - горчайшие, но находились и на них любители.
   А вот другое мясо: рыбное. Рыбу, как таковую, на Ассарте не ели - те, во всяком случае, кто своим предком считал Великую Рыбу. Освященным кусочком Малых сестер только причащали ежегодно в храмах. Но приготовленная с соблюдением соответствующих древних обрядов Освобождения, она уже считалась мясом, красным или белым, и принимать его в пищу не возбранялось. И было его на столе Властелина - или Соправительницы, чтобы быть точным, - восемнадцать видов, приготовленных шестью различными способами каждый.
   И соусы к рыбному мясу - от простого, на тертом хрене, до сложных, многосоставных, рецепт которых, думалось, давно утрачен, - даже в самых изысканных, дорогих обеденных залах не умели готовить их - ан оказалось, что сохранялись они у государевых поваров.
   А птица: домашняя и лесная...
   А морские жители - не рыбы, но другие: и склизкие, и в ракушках, и клешнястые усачи. Их потреблять всегда разрешалось.
   А... а... а...
   Но время торопит. И потому - продолжим.
   Это все, названное и неназванное, были закуски. Законный вопрос возникает: а что же ими закусывать?
   Впрочем, у донков, усаженных за стол, такого недоумения не возникало. Они сразу, наметанным глазом определяли: есть, есть. Тут смерть от жажды никому не грозит.
   Вина: старые и молодые, красные и белые, желтые и розовые, сладкие и сухие, молчаливые и шипучие, покрепче и послабее; то есть какого ни пожелаешь - без труда найдешь его здесь: попросту кивнешь лакею, назовешь - и он тут же тебе нальет.
   Не в стакан, конечно. Стаканы - для простолюдинов, так же, как кружки из грубого металла - для солдат. А тут - кубки, кому - хрустальные в золоте и серебре, а кому и сплошь золотые, такие, что и пустой с трудом поднимаешь. Ох, боюсь - после пиршества, как станут пересчитывать посуду, многого недосчитаются. Даже цвет ассартской нации падок на сувениры из благородных металлов. И то сказать: не каждый год устраивают в Жилище Власти такие посиделки.
   И невольно зашевелится каверзная мыслишка: ведь Власть - она все-таки Власть. Может себе позволить и вот такое. Даже сейчас. А что мы? Да ничего...
   На чем мы остановились?
   Да, на винах. Но они все же, так сказать, не главные на столе. Это скорее для женщин. Ну, еще, может быть, для людей почтенного возраста. А настоящий мужчина невольно ищет взглядом другое. Основополагающее. То, что покрепче.
   Только зачем искать? Вот они все - на глазах. Графины, увесистые и гордые, как храмовые башни. Запотели в тепле, слезу пустили. Но и сквозь дымку эту различаются цвета: вот хлебные сорта - и прозрачные, и зеленоватые, и желтоватые, с травками и без, а иные графины опоясаны красной ленточкой с бантом. Что означает: это материал горючий, высочайшей крепости, если ты не закален - лучше не посягай, не то может и какое-нибудь неудобство приключиться. А вот и виноградные, цвета летнего загара, который не без труда пробивается сквозь окаменевшую корку пыли, скопившейся на бутылках в холодных подвалах за десятки лет...
   Да. Да-а-а... Верховная Власть - она, безусловно, и сейчас на многое способна, раз уж... (Снова возникает такая мыслишка.)
   Но всякие мысли исчезают, и возникает даже некоторое недоумение, как только донк, с трудом оторвав взгляд от стола и кончив прикидывать - во что же все это обошлось династии, осознает вдруг, что расположены они донки - за столом каким-то странным образом.
   Заключается же странность в том, что между донком и его соседом слева находится пустое место. То есть стул стоит, но он никем не занят.
   И между донком и соседом справа - то же самое: пустота.
   Сразу же начинается напряженная работа мысли: это что же, для того так сделано, чтобы мы, добрые соседи, за столом не сцеплялись, не толкали друг друга, в чужую тарелку не залезали? Такого, значит, тут о нас мнения - что мы до того серые, что и приличий не понимаем?
   Но это умозаключение тут же рушится перед тем фактом, что на столе, перед каждым пустующим стулом, располагается полный обеденный прибор, с теми же восемью ножами и семью вилками и вилочками, что и перед любым донком. С тарелками и тарелочками, только вместо тяжелых кубков тут бокалы, и стройные, и пузатые, а также маленькие рюмки.
   И вдруг осеняет: Великая Рыба, да ведь это - для...
   Но уже нет времени додумывать.
   Потому что снова распахиваются уже затворенные было двери - и все разом золотыми летучими рыбками впархивают - они.
   Те, кого эти стулья и ожидали: женщины. Даже можно сказать - девушки. Вряд ли хоть одной из них больше двадцати двух - двадцати трех. По виду, во всяком случае. А иной, может быть, и шестнадцать едва пробило.
   Одеты они не в исторические наряды, а очень по-современному. И это представляется весьма уместным. Потому что в древности наряд был призван скрывать. А в наши дни - открывать и подчеркивать. И все эти прелестные создания открыты и подчеркнуты.
   Звездно улыбаясь, они без малейшей задержки разлетаются по всей трапезной. И каждый сверчок знает свой... ну, в смысле, что каждая из них уверенно приближается именно к своему стулу и усаживается на него изящно и уверенно. И каждая смотрит на своего соседа справа. Называет свое имя. И улыбается снова - уже не как звезда, но как все скопление Нагор разом.
   Вот теперь все в полном порядке. Остается поставить точку.
   Звучит труба.
   На этот раз все, кто ни сидит за столом, встают, не дожидаясь, пока им намекнут. Стол и последний удар - девушки, удар явно ниже пояса, расслабил даже самых озлобленных и непримиримых.
   И появляется Правительница. Жемчужина Ястра.
   Она - единственная, у кого не будет здесь партнера. Кресло рядом с нею, во главе стола, останется - понимают донки - пустым. Раз уж самого Властелина нет в Сомонте, никто не вправе занять это место.
   И никто, кроме нее, не вправе провозгласить первое Слово.
   Льются жидкости в кубки и бокалы. Лакеи, оказывается, хорошо знают или телепатически угадывают - кому чего. Но всем - по полному.
   Повелительница не приглашает никого сесть и остается стоять сама. Ей подают - как полагается, с поклоном - золотой кубок тонкой чеканки. И цены, наверное, умопомрачительной. И она произносит - громко, звонко, уверенно:
   - Слава Власти!
   И пьет - лихо, до дна. Роняет кубок; его тут же подхватывают услужливые руки.
   Она ждет, пока не допьет - спеша, мелкими глотками - последний. Видимо, не привыкший еще к тяготам пиров. Из молодых. И только после этого:
   - Садитесь, донки и дамы. Приятного аппетита.
   И уже снова наливают...
   Идет пир горой. Уже передохнули по первому разу - и снова налегли на закуски, не забывая и выпить. И со Словом, и без него - просто так. Благо, кубки пустыми не стоят, порожние графины уносят и тут же возвращают полными. Уже застолье гудит густо и ровно, как хорошо прогретый мотор. Но еще не пришел час для работы.
   Так думает Правительница, со своего места наблюдая за гостями и гостьями.
   "Сукины дети, - (это не о гостях). - Ясно же просила: мне - виноградный сок. А подают - в четвертый уже раз - персиковый".
   "Молодцы, - думает Правительница (о своей тарменарской гвардии). Сказано им было - обшарить все дома в Первом цикле, и хоть родить - но найти и представить полсотни молодых девиц, приятных на вид и не бедно одетых. Нашли и представили. Поощрить".
   "Сукины дети, - думает Правительница (уже о гостях). - Медленно созревают, медленно. Жрут больше, чем пьют. Соскучились по деликатесам. Сказать, чтобы почаще подливали, не ждали, пока кубок обсохнет..."
   "Молодцы, - думает Правительница (о своей кухонной команде). - Все ведь годами лежало в морозе - стратегический запас Жилища Власти последний раз обновлялся еще при старом Властелине; ухитрились приготовить все так, что выглядит свежайшим, не вчерашним даже, а сегодняшним. Даже ведь почти вся травка - из рефрижератора. Наградить непременно".
   "Да когда же, наконец!.." - думает Правительница.
   Она по опыту знает: вот когда донки начнут лапать девиц тут же за столом, когда умеренный визг (от похабных анекдотов) сменится громким (лапать же не умеют так, чтобы приятно было, - как клещами хватают) - вот тогда и придет пора.
   Еще не меньше часа пройдет, по ее прикидке.
   Будь Документ у нее - она не стала бы прилагать такие усилия (и нести расходы), чтобы довести донков до полного восторженного отупения, какой дается соединением крепкой выпивки и доступных женщин. Швырнула бы им на стол: читайте и повинуйтесь воле великих предков! Но документа нет - и приходится вот так исхитряться.
   Тому, кто украл архив, как только обнаружится - голову долой.
   А пока - наберемся терпения.
   Наконец-то донки большею частью дозрели до нужного уровня бессознательности. Визг под древними сводами трапезной стоял, как в женском монастыре при вторжении вражеских солдат. С ним смешивались какие-то обрывки песен, что пытались исполнить в разных концах стола пьяные голоса. Двое донков схватились неизвестно из-за чего - может, пытались решить давний пограничный спор, но не исключено, что и просто из-за девки; хорошо, что шпаги за долгие годы так приржавели к ножнам, что их и трезвый не мог бы обнажить, так что дело ограничилось переговорами на площадном наречии, приличном разве что для конюхов. Кто-то, не найдя выхода, уже орошал дальний угол. Словом, все шло, как и должно идти в подобных случаях.
   Тут Ястра, единственная трезвая за столом, и подала команду.
   И сразу же суета удвоилась. Потому что ожидавшие только сигнала тарменары стали хватать девок и кого выталкивать, а кого и волоком вытаскивать из трапезной. Снаружи их передавали другим солдатам - под охрану. Чтобы, сохрани Творящее Облако, ни одна не пропала.
   Обиженные донки взвыли в полный голос. И впрямь, как-то нехорошо получилось: только раззадорили - и вот отнимают. Не слишком ли много позволяет себе Власть, с которой почти совсем было успели примириться?
   Ястра, однако, всех успокоила, как только удалось навести хоть какое-то подобие тишины:
   - Благородные донки, ваше от вас не уйдет. Но сперва закончим наши дела, чтобы можно стало уже ни о чем серьезном не думать. Помните ведь: о главном ведь не решили. Так давайте сейчас спокойно все обсудим, пока еще горячее не подали. А там и дамы вернутся. Их просто попросили проветриться - ибо не пристало им присутствовать при решении государственных вопросов главными людьми Ассарта, Высокой Мыслью...
   Главные люди не сразу, но вняли призыву. Большинство, во всяком случае. И кто-то возгласил:
   - А в чем там дело было? Давайте мигом решим!
   - А в том было дело, - напомнила Жемчужина Ястра, - что вы не желаете больше Изара иметь Властелином. Или я ошиблась?
   - Не желаем! - взлетело в разных концах трапезной. - Загубил планету! Люди до сих пор вернуться не могут! Работать некому, налоги брать не с кого стало! Хлеба мало, бензина и вовсе нет, реакторы почти все уже встали, даже котелок аграплана нечем зарядить, что уж там говорить о прочем... Не хотим его.
   - Вы не хотите, - как бы подытожила Жемчужина. - Да и я тоже, признаться, в нем разочарована. Обещал многое, а что дал? Даже с вами не осмелился встретиться - сбежал куда-то...
   Опять крохотная пауза наступила - перед следующим взрывом хулы на сбежавшего нерадивого Властелина. Но за долю секунды до него прозвучал в этом безмолвии одинокий, но уверенный, резкий голос, почти и не хмельной:
   - А ты чем лучше? Думаешь, мы забыли, как ты на лопатках под каким-то чужаком безвестным елозила? После этого - ты, что ли, нами править станешь? Не бывать!
   И еще голос вякнул, словно мелкая собачонка подвыла: "Не бывать!" Но только один. Прочие лишь затаили дыхание: ну-ка, что на это Жемчужина? Смутится, покраснеет, собьется с рыси?
   Ничуть не бывало. Да и то, если подумать: наивно было бы с ее стороны не ожидать такого выпада.
   - О моих постельных делах не тебе судить, благородный донк: давно ведь забыл, как женщина пахнет. Да и знал ли?
   Тут кто и не хотел, невольно заржал: всем давно известно было в этих кругах, что донк Окроб, сосед и всегдашний поддужный Великого донка Плонтского, женщин на дух не переносил, зато к молодым и пригожим юношам имел неодолимое влечение, отчего время от времени случались и скандалы. На Ассарте такие дела с некоторых пор не запрещались (при дедушке Изара был издан об этом декрет, потому что тот Властелин и сам испытывал подобное тяготение), однако в высших кругах это доблестью никак не признавалось, напротив, считалось все же неприличным.
   Ястра же не пожалела еще нескольких слов, чтобы и вовсе добить осмелевшего:
   - Ты уж прости, виновата я перед тобой, конечно: не пригласили для тебя мальчика, одни девушки, видишь, пришли почтить благородных владетелей. Ничего, может, как-нибудь в другой раз исправимся...
   И снова - как табун разгулявшихся жеребцов подал голос. Будь донки трезвыми, может, и смолчали бы: как-никак, терпел унижение не кто-нибудь, а один из них. Но во хмелю - над чем только не смеешься.
   Жемчужина же Власти уже без улыбки, очень серьезно обратилась к высокому собранию:
   - Однако же напрасно взволновался донк Окроб. У меня и в мыслях не было - предлагать себя на трон Властелина Изара. Ни вам это не нужно, ни мне. К чему? Есть ведь законный преемник Власти: Наследник Яс Тамир! Вот ему и править - с вашего, донки, соизволения и при вашей непременной поддержке.
   Возразить на это Великий донк Плонтский никому не доверил: тут нужен был голос веский, всеми уважаемый. И потому крикнул сам:
   - Ты нам кого навязываешь, Правительница? Ублюдка, которого с тем самым чужаком прижила - неизвестно каких кровей и родов? Да не бывать этому вовеки!
   Но и этот ход заранее был ею вычислен:
   - Полно, Великий донк! Твои ли слова слышу? Не заставляй думать, что не знаешь ты древних законов Ассарта - законов, никем не отмененных. А если знал, да запамятовал, то напомню, изволь: в Уложении о наследии Власти в сорок третьем году правления Великого донка Вигара Мармикского, прозванного в народе Объединителем, сказано и записано ясно: сын Правящей Матери наследует Власть. Матери, а не отца - потому что где только, донки, свое семя вы не высеваете, каких только всходов оно не дает!.. А Мать всегда на виду, на ее ложе всегда много глаз смотрит. Да, пятьсот Кругов тому назад принято было Уложение. Но действует и по сей день. Не верите пусть ваши чиновники заглянут в архивы, мы их от вас не запираем, милости прошу - и убедитесь сами в том, что говорю вам одну лишь правду.
   Она быстро перевела дух - чтобы не дать времени для возражений. Но Великий донк Памир Плонтский оказался быстрее:
   - Кто и когда видел такое Уложение, или хотя бы слышал о нем?
   Правительница, однако, не сбилась с речи и продолжала уверенно:
   - А что до рода и крови - то не стану скрывать того, что вы и сами знаете не хуже меня: Властелин Изар - не отец Наследнику. И хвала Рыбе: значит, не будет Яс Тамир Властелином столь же слабым и опрометчивым, каким показал себя Изар. Но отец его - никакой не чужак, не безвестного происхождения, как многие болтают, не зная, что и как. Он - Уль Тамир, благородного тамирского рода, имеющий все права, какими наделен всякий владетельный донк. Просто смолоду служил на космической службе, потому и мало заметен был на планете; но кто, как не он, уберег Ассарт от проигрыша в войне? И все исследования свидетельствуют, что сын воина унаследовал эти его качества.
   Жемчужина еще договаривала, а хмельные головы уже поворачивались в одну сторону, как магнитные стрелки, сколько их ни будь, согласно ищут - и находят - север. Севером сейчас был Великий донк Тамир: ведь о его роде зашла речь. Те, кто стоял рядом с ним, даже отступили немного, чтобы дать каждому еще раз оглядеть крепкую фигуру горного владетеля, его гордо откинутую голову, встретиться глазами с его холодным, снежным взглядом.
   Он же вымолвил только одно слово:
   - Подтверждаю!
   (Не знаем, чего это слово ему стоило; но полагаем, что колебался он, в тайных предварительных переговорах с племянницей, недолго: теперь получалось ведь, что Власть с обеих ее сторон будет фактически принадлежать роду Тамира и это всем придется признать. Династию же в будущем станут называть Мармик-Тамирской, надо полагать. Обычно такое завоевывается кровью; теперь же - без единого выстрела. А как там обстоит на самом деле - да кого это, клянусь Облаком Жизни, интересует? Истинное происхождение всякого - темный лес. Так, наверное, думал Великий донк Тамир.)
   Так или иначе - слово прозвучало. Раскатилось в трапезной, отразилось от стен и снова донеслось до каждого.
   А пока донки это слово со всеми его последствиями переживали и усваивали, по трапезной уже пошел, в сопровождении двух воинов, верховный правитель государственных бумаг. В руке его был, как и полагается в столь торжественных случаях, свиток, который он тут же и огласил для всеобщего сведения:
   "Мы, собравшиеся в полном составе в столице Сомонте владетельные донки Ассартской державы, составляющие ее Высокую Мысль, настоящим Соглашением принимаем и свидетельствуем нижеследующее:
   Первое. Высшая и Верховная Власть в Ассартской всемирной державе с сего числа вручается Наследнику Яс Тамиру, сыну Ястры, Правительницы и Жемчужины Власти, вдовы и жены Властелинов.
   Второе. Впредь до достижения Властелином Яс Тамиром возраста Полновластия, Правительница и Мать Ястра сохраняет все права и несет все обязанности Правительницы. Далее же будет, как укажет Властелин.
   Третье. В государстве Ассарт сохраняется единая армия и единое командование ею.
   Четвертое. Единое командование армией нашим соизволением и властью Правительницы вручается благородному Уль Тамиру вместе со званием Первого Полководца и с вручением ему соответствующих его сану регалий.
   Что мы и свидетельствуем и подтверждаем своими собственноручными подписями, с приложением древних печатей наших донкалатов.
   Заключено в Жилище Власти в Сомонте".
   Осталось только назвать дату, что верховный правитель бумаг и сделал. И тут же двинулся прямо к донкам - со свитком и склянкой с благородной тушью, из которой торчало старинное перо с хорошо очиненной и расщепленной на конце палочкой из светлой древесины хайрат, что растет в приморском донкалате Калюск.
   Донки же непроизвольно попятились - и отступали до тех пор, пока не спрессовались в плотную, тяжело дышащую массу. Прятали руки за спину. Одно дело - стучать языком, и совсем другое - ставить свою подпись, да еще и с приложением печати.
   Но распахнулись внутренние двери - и лакеи понесли на высоко поднятых руках громадные блюда с целиком зажаренными свиньями, баранами, козами, телятами. Аромат распространился просто-таки неописуемый. И дрогнули сердца.
   И распахнулись двери наружные - и сделалось видно, что толпятся за ними истосковавшиеся по мужской ласке девушки, которых столь бесцеремонно выдворили из теплой трапезной на прохладный ветерок, гулявший по двору. Чего доброго, еще простудятся, бедняжки...
   Нет, даже у донка сердце - не камень. И вот один - тот, чья девушка стояла первой в дверях, - не взял, а просто выхватил деревянное писло, с которого черные капли падали на роскошный костюм, - и учинил лихой росчерк. Из медальона, что висел на шее на золотой цепочке, тут же извлек плоскую печать - и приложил к кляксе красного воска, только что возникшей на свитке благодаря расторопности канцеляриста.
   И вот уже девушка бежала к нему, и они вместе - к столу, под одобрительным взглядом Правительницы.
   Работа пошла к концу. Но - до него так и не добралась.
   Застопорил дело Великий донк Плонтский. Перед ним, протягивая палочку с тушью, стоял верховный правитель бумаг. А рядом с ним и чуть позади плотной группой расположились еще восемь донков не столь, может быть, могучих, но не менее упрямых. Донк Плонтский не поднимал руки. И смотрел не на правителя государственных документов, а куда-то вверх - может быть, на горельефное изображение Великой Рыбы, что красовалось на стене над стульями Властелина и Правительницы. Может быть, донк просил Рыбу обрушиться всей тяжестью на негодную бабу и раздавить ее в лепешку - кто знает?
   - Что вы мне тут поднесли, правитель бумаг? - наконец заговорил Великий донк - таким тоном, словно ему на блюде предложен был тухлый кусок конины или собачатины вместо ароматного ломтя кабаньего окорока. Кроме отвращения, в голосе Плонта прозвучала и совершенно ясная угроза.
   - Государственный документ на подпись, Смарагд Власти, - ответил чиновник спокойно. - Изволите прочесть, если вам угодно, и подписать.
   Великий донк словно бы и не услышал этих слов.
   - Правительница! - Сейчас он соизволил перевести глаза на сидевшую во главе стола и как бы даже не интересовавшуюся происходящим вокруг нее Ястру. - Если тебе изменяет память, возьму на себя труд напомнить: я уже сказал, что прежде всего мы - я и все эти донки - желаем своими глазами убедиться в подлинном существовании того Уложения, о котором вы изволили столь захватывающе рассказать. И лишь после этого и в зависимости от результатов мы решим, уместно ли нам ставить свои подписи под этим вот (он небрежно повел пальцами в сторону правителя бумаг с его свитком) весьма сомнительным, на мой взгляд, текстом.
   (Неудача! Все летит, как с горной тропы в пропасть! - такая мысль возникла у Ястры. - Да и то сказать - как же можно было рассчитывать упоить этого бугая, который, по рассказам знающих людей, способен и два ведра вылакать и после этого еще целый день охотиться, не слезая с седла!)
   Однако ни одна черточка ее лица, выражавшего лишь уверенное спокойствие, да еще немного - скуку, не шевельнулась.
   - Ах, тебе угодно своими глазами увидеть документ?.. Это делает честь твоей дотошности, донк. (Вот именно так: донк, а не Великий донк, никакого заискивания!) Могу ее только приветствовать.
   - В таком случае, вам остается, Правительница, лишь распорядиться, чтобы его доставили сюда. Мы прочитаем его слово за словом - и тогда выскажем свое мнение.
   - Его? Надо полагать, донк имеет в виду именно подлинник Уложения?
   - Ты не ошиблась.
   Только после этого ответа выражение лица Правительницы изменилось: из равнодушно-благожелательного стало едва ли не презрительным:
   - Боюсь, что усталость, вызванная путешествием и связанными с ним... лишениями (она лишь на миг перевела взгляд на стол и тут же вернула его обратно - но все следившие за диалогом заметили и поняли, что именно она имела в виду), - все это несколько затуманило твое мышление. Ты не ошибся, донк, предполагая, что документ этот крайне важен и представляет громадную ценность для Ассарта. Но как же вы - могли - подумать! - что я соглашусь пойти на подобный риск: изъять древний акт из Архива Властелинов, где он постоянно пребывает под бдительным надзором и в условиях, какие непременны для вечного сохранения такого рода документов, - и не только доставить его сюда, но и передать в руки людей, мягко выражаясь, не лучшим образом владеющих собою! Ты что, действительно считаешь меня слабоумной, Великий донк?