Страница:
– Ты сыт?
– На целую неделю вперед, – пошутил Пол.
– Тебе удобно? – Она улыбнулась.
– Как тебе сказать... – Он взял ее за подбородок и привлек к себе, чтобы поцеловать.
– Может, немного поговорим? Я хочу сказать – прежде, чем перейдем в соседнюю комнату? Хоть я и вижу тебя каждый день последнее время, но так и не нашла случая поболтать.
– Ты меня совсем не знаешь.
– Тебя никто не знает. Вернее, все знают только то, что можно разглядеть снаружи. И люди идут за тобой, даже не пытаясь разобраться, почему поступают так, а не иначе. Есть что-то в твоих глазах, то есть в твоем глазу, – она улыбнулась, – какая-то настоящая глубина.
– Черный колодец в лунном свете.
– Перестань умничать. – Она протянула руку и легко, почти неощутимо коснулась шрама. – Даже это. Все тут же перестают обращать на это внимание. Стоит только услышать, как ты говоришь. Люди понимают, где ты побывал, и отдают должное твоим заслугам. Боевые шрамы.
– Моим заслугам? – Он выпрямился. – Я не сделал ничего хорошего. Сунулся в осиное гнездо и погубил хороших парней. Им пришлось умирать за мои грехи.
– Ты ошибаешься.
– Послушай, Шерри, большинство начальников совсем не сволочи. Но если называешь кого-то шефом, это еще не значит, что он лучше других. Вспомни фараонов и тысячи рабов, которых они погубили ради своих помпезных надгробий. Между фараоном и мелким начальником вроде меня особой разницы нет. Нас продвигают по службе, не задумываясь о наших душевных качествах. Посмотри хотя бы на Т.К. Робертсона. Я был ничем не лучше. Живые люди превращаются в фигурки, которые двигаешь по доске. А стоит кому-нибудь высунуться больше положенного, как ты тут же отправляешь его на Аляску – пусть пороется в трюмах траулеров, поищет кило травки. И семью его туда же. Щелчок пальцев, и возможный соперник исчезает с глаз долой. Так что давай не будем обсуждать, какой из меня начальник. Тошно вспоминать прошлое.
– Насколько я знаю, ты был совсем неплохим руководителем, Пол. Рейни говорил, что ты талантлив и вообще самый-самый.
– Был да сплыл.
– Пол, прошлое не имеет значения. Я хочу сказать, ты ведь не мог предвидеть гибели тех ребят. Ни минуты не верю в твою вину, да и вообще в голове не укладывается, почему ты сам в нее веришь. Ты честно побил Мартина Флетчера, и если он не признает своей вины, то только потому, что считает себя пупом земли.
– Флетчер ненавидит меня не потому, что я победил. Причина в другом. Он винит меня в нарушении воображаемого кодекса воинской чести, по которому живет сам. В том, что я сшельмовал и не имел мужества сойтись с ним лицом к лицу, как мужчина. И в результате оказался причиной всех его несчастий.
– Ты шельмовал?
– Он думает, что я его подставил.
– Это правда?
– Такой поступок был бы бесчестьем, нарушением кодекса, лазейкой для труса. Но...
– Но? – повторила она.
– Но иногда приходится обходить острые углы. Я хочу сказать, что из двух зол выбирают меньшее. – Он поднял на нее глаза, пытаясь понять, хватит ли того, что уже сказано? Зачем перекладывать свою ношу на ее плечи?
– Прав я или нет, сам не знаю. Но, с точки зрения Мартина, я поступил как трус, и, может быть, он не так уж и ошибается. Мне не следовало его арестовывать. Надо было пустить ему пулю в лоб, когда мы с ним сидели за столом с глазу на глаз. Разобраться по-мужски. Такое он бы понял. А у меня не хватило пороху. Тогда бы я заслуживал... – Пол запнулся и снова посмотрел на Шерри. Чуть не плача. – Заслуживал...
– Всего, от чего отказался.
Внезапно Пола начала бить дрожь, лицо исказила судорога, казалось, его сейчас вывернет наизнанку, но он только беззвучно зарыдал. Руки его безвольно повисли, по щекам ручьями бежали слезы. Пол плакал как ребенок. Шерри крепко обняла его и прижала к себе. Они сидели так целую вечность.
Потом слезы кончились, и между ними снова выросла стена.
– Видишь, какой из меня командир? Прости, но я лучше пойду. – Он выпрямился, освобождая ее от своей тяжести.
– Почему?
– Не самая лучшая затея. Я про вино и все остальное. Наверное, мне следует извиниться, но...
– Я могу оставить службу. Все дело в этом, не так ли?
– В чем?
– Разве я похожа на женщину, которая не найдет работу, не переспав с боссом? Да и вообще ты здесь временно.
– Ты серьезно? – Пол уставился на Шерри и долго ее изучал. Неожиданно девушка предстала перед ним совершенно в ином свете.
– Серьезнее не бывает.
– А ты настроилась заранее на возможное разочарование? – Он нервно усмехнулся.
Потом они лежали рядом, он курил, а она выводила пальцем непонятные слова на его груди. Пусть ненадолго, но в первый раз за последние шесть лет Пол ощущал себя в безопасности. И это случилось в маленькой квартирке в Нэшвилле, вдали от окружавших его хижину каменных стен, на которые возлагались такие большие надежды. Хотя Шерри говорила, что дым ее не беспокоит, Пол погасил сигарету после пары затяжек.
– У тебя удивительно красивое тело, – шепнула она, – для твоих древних лет, хочу я сказать.
– А тебе сколько лет?
– Хочешь поболтать? – Шерри хихикнула. – Сам ведь знаешь не хуже меня. Кто изучал мое личное дело? Я приметила раскрытую папку на твоем столе.
– Прости. Просто я пытался...
– Завязать разговор?
– Примерно так.
Она прильнула поближе, перебирая пальцами волосы у него на груди.
– Ну что, пришел мой черед раскрыть подноготную? Откровенность за откровенность. Посмотрим, найдется ли секрет, который не попал в личное дело. Мой отец профессор биологии, а мама, американка азиатского происхождения, преподавала рисование. Я – единственный ребенок. Избалована до отвращения. Счастливое детство. Верила в Санта-Клауса стыдно сказать до какого возраста. Какой же идиоткой я себя чувствовала, когда узнала наконец правду! Обманутая всеми дурочка. Расскажи лучше ты о своем детстве.
– Это скучная история.
– Расскажешь, ладно? После того, как я закончу.
Пол кивнул.
– До тебя я спала только с тремя мужчинами. Не от недостатка желания, конечно, а из-за врожденной стеснительности. Первым был Берт, моя школьная любовь и бывший муж.
– Ты была замужем?
– Ну да. Целый год, пока муженек не сыскал очередную настоящую любовь. Еще столько же длилась связь с одним профессором, тот преподавал историю западной цивилизации и сильно смахивал на Муссолини. Потом, в институте, появился археолог, с ним у меня случился весьма затяжной роман. И наконец, ты.
– Я тоже не могу похвастаться многочисленными любовными похождениями.
– Могу себе представить. Жизнь в медвежьем углу на горе в Вайоминге.
– В Монтане.
– Невелика разница. И что, там совсем не бывает девушек?
– Лаура, моя жена, была последней. Лет шесть назад.
Воспоминание о том, как они занимались любовью с Лаурой, обожгло душу болью. Пол много лет гнал от себя это видение. Было ли это любовью? Нет, чем угодно, только нелюбовью. Болью, злобой, бешенством... Боже, неужели это был он? Как мог он так поступить с Лаурой? Пол вспомнил ее лицо, мокрое от слез, выражение растерянности перед его предательством, муки и – в конце концов – слепой ненависти.
Пол чувствовал себя так, словно его ударило током. Во рту появился кислый медный привкус. Ему хотелось бежать без оглядки, но он не мог даже пошевелиться. Кусочки воспоминаний кружились в мозгу, вставали на свои места, складывались в общую картину. Позже, той ночью между ним и Лаурой произошла чудовищная ссора. Он вспомнил теперь, как она началась... Какой ужас... Может именно поэтому он не вспоминал про ссору раньше?
– Эй, на тебе лица нет. – Голос Шерри вырвал его из кошмара.
Пол криво улыбнулся сквозь маску боли и мучительного стыда. Что еще важного он успел позабыть? Что же, что? Почему он так много думал о Барнетте и Хилле? Он ведь едва знал их. Так ли? Обрывки воспоминаний слились в один поток и завертелись в стремительном водовороте. Пол уже ничего не мог различить в этом вихре, но его не покидало ощущение, что он упускает нечто важное.
– Надеюсь, ты не жалеешь, что покинул свой пост?
Пол нервно рассмеялся, смущенный, исполненный внутренней тревоги и... боли.
– Что ты, Шерри! Мне было чудесно.
– Расскажи о своем детстве. Ты обещал.
«Только не теперь! Ради Бога, не теперь! Происходит что-то очень важное».
Шерри уселась на кровати и посмотрела на Пола встревоженными глазами.
– Что с тобой? Черт, что случилось? Я ляпнула что-нибудь не то? Пол?
В ее голосе слышалась боль.
– Все нормально.
– Ты выглядишь так, будто увидел призрака.
Увидел, и не одного, подумал Пол. Он глубоко вздохнул и непослушными пальцами вынул сигарету из пачки.
– Все в порядке. Прихватила судорога, но сейчас прошло. – Он деланно рассмеялся. – Стало быть, пришел мой черед рассказывать? Ну что ж... Итак, мой отец. Он был писателем и создал штук двадцать пухлых вестернов, изданных в мягком переплете. В подражание Луи Л'Амуру. Мы как-то перебивались, но доходов с отцовской славы набегало негусто. Мой дядя Аарон часто помогал нам деньгами за счет магазинчика, который ему принадлежал и принадлежит по сей день. Я работал там лет с четырех-пяти.
– Тяжело приходилось?
– Характер у дяди не из легких. Он умеет из чего угодно сделать тяжкое испытание. Жизнь для него – очень узкий путь[11].
– Старый кремень?
– Еще какой! Для меня он был скорее отцом, нежели дядей. Кстати, Аарон очень гордился моим отцом и продавал его книги в своем магазине. Там и для меня припрятан комплект, если он еще не рассыпался в пыль.
– Ты был близок с отцом?
– Наверное, да. Папа умер от рака легких; я тогда был совсем еще ребенком. А через несколько месяцев умерла и мама. В день, когда случилось несчастье, я сидел в магазине. Маму лягнула лошадь; она упала и больше не поднялась. Замерзла насмерть во дворе у сарая. Дальше я жил с дядей Аароном. А в шестнадцать лет перебрался в домик, который он для меня построил.
– А колледж?
– Был и колледж. Неподалеку от нас один очень большой человек отгрохал себе домик – здоровенный такой особняк, который хозяин называл хижиной. Как-то раз его мальчишка свалился в воду, а мне случилось быть неподалеку и выудить парня. В благодарность его отец оплатил мое обучение в колледже. Уже потом я узнал, что Национальный фонд человеческих ресурсов, одаривший меня полной финансовой поддержкой, принадлежит ему. Так что диплом я получил в подарок от мистера Макмиллана.
– Джек Макмиллан? Нефтяной король?
Пол молча кивнул.
– Да ведь он самый богатый человек в Америке!
– Ну, я бы сказал, что он входит в первую десятку или около того. Надо думать, плата за колледж его не разорила.
– А он... Я хочу сказать, он потом не проталкивал тебя?
– По службе? – Пол постарался, чтобы его голос звучал спокойно. – Ты имеешь в виду протекцию?
– Я ни на что такое не намекаю.
– Торговать нашими отношениями мне не приходилось. «До недавнего времени по крайней мере». Макмиллан с лихвой расплатился со мной за поступок, в котором не было ничего особенного. Я попросил его позволить мне идти собственной дорогой. Мне не хотелось всю жизнь ходить у него в должниках.
– Твоя история куда интереснее моей. Я только встречала капитана Кенгуру[12] однажды.
– Знаешь, а ведь в твоем списке побед на одного человека больше, чем у меня.
– Я могу сравнивать с тобой только троих мужчин, но ты определенно попадаешь в верхнюю половину списка. – Шерри подняла простынку и заглянула внутрь. – Ну что, старый вояка, как насчет следующего тура вальса?
– Ты кто? – прохрипел Пол.
– А ты как думаешь? – усмехнулся Флетчер и придвинулся.
– Мартин?
– Это одно из моих имен. Тот самый Мартин Флетчер, которого ты посадил, сфабриковав улики.
– Нет, я спас тебе жизнь. Ведь другие хотели...
– Ты взял себе в помощники Барнетта, Хилла и Торна Гри. Вы подложили деньги и наркотики между стеной и книжной полкой, пока меня не было. Как тати в ночи. А поскольку я оказался за решеткой, конторе потребовалось мое молчание. Вот так погибли мои жена и сын. А я выжил, чтобы стать добычей лютой боли, которая пожирает меня изнутри.
Пол чувствовал тепло Шерри, лежащей рядом.
– Такова правда. – Флетчер шагнул ближе. – Все твоих рук дело.
– Нет, – солгал Пол.
– Спроси у них. – Флетчер сдвинулся в сторону, и Пол увидел Барнетта и Хилла, стоявших в углу комнаты и ловивших каждое слово. – Повторите моему старому недругу то, что говорили мне.
– Это правда, сэр, – раздались голоса. – Вы убили нас.
Флетчер отошел от кровати и откинул капюшон. Лицо его показалось Полу знакомым... Ну, конечно же, это лицо отца. Таким Пол видел его в больнице в последний раз. Желтая пергаментная кожа. Только еще пятна плесени в придачу.
– Ты поступил бесчестно. И этим навлек беду на их головы. Вина на тебе. А уж я позабочусь отворить для тебя врата преисподней.
Душа Пола корчилась от немыслимой сжигающей боли, но даже в агонии он понимал, что этой пытке не будет конца.
Пол зашелся криком и проснулся. Открыв глаза, он увидел, что Шерри исчезла, а ее кровать находится теперь на вершине какой-то башни. Он сел и огляделся. Башня шириной едва ли превосходила кровать и вздымалась над землей футов на восемьсот – девятьсот. Это ветхое строение было сложено из древних кирпичей, едва схваченных раствором. Перепуганный насмерть, Пол смотрел, как башня покачивается на ветру, разваливаясь прямо на глазах. Он увидел другие башни, все разной высоты. Ближайшая – футов на тридцать пониже. Там, вцепившись друг в друга, стояли Лаура и дети. Башни то почти соприкасались, то снова расходились в стороны. Пол мог перепрыгнуть к ним, он знал это, но боялся окончательно доконать шаткие конструкции. Потом понял, что так и так обе башни вот-вот развалятся. Они покачивались, как кобры в корзине заклинателя змей, при каждом движении вниз сыпались кирпичи. В тот момент когда его башня, согнувшись под немыслимым углом, переломилась пополам, Пол прыгнул. Он успел уцепиться за край соседней площадки и тут же осознал: его близких здесь нет, они – на третьей башне, дальше отсюда. Первая башня беззвучно рассыпалась у него на глазах. Кирпичи достигли земли, и остатки сооружения поглотило облако пыли. Пол силился подтянуться, но край платформы скользил, уходя из-под пальцев. Лаура сама прыгнула к нему и ухватила Пола за руку. Потом вместе с Ребом и Эрин она втянула-таки его наверх. Едва он успел их обнять, как и эта башня накренилась и рухнула. Они с криками полетели вниз, к земле. Пол раскинул руки, пытаясь спланировать, но падение было слишком стремительным. Он попытался дотянуться до близких, но не смог. Каким-то шестым чувством он знал, что видит кошмарный сон.
Он подскочил на кровати и с криком: «Лаура! Лаура!.. Прости меня!» – вцепился в лежащую рядом женщину и тут же понял, что обнимает Шерри.
– Пол, что с тобой?
– Ничего, – ответил Пол. «Просто я умираю», – добавил он про себя.
– Ты звал Лауру.
– Мою жену. Бывшую.
– Я должна ревновать?
Пол медленно слез с кровати и непослушными руками натянул на себя брюки.
– Хочешь уйти? – спросила она. – Не уходи, пожалуйста.
Пол сел рядом и нежно поцеловал Шерри.
– Просто привык спать один. Да и работы у меня много.
– Не передумаешь? Я собиралась подать завтрак в постель. – Шерри взглянула на часы. – Тут же все сделаю. Уже светает.
– Могу я заглянуть к тебе как-нибудь еще? – спросил он, надевая рубашку.
– Конечно. Надеюсь, что по крайней мере еще на одну ночь нечеловеческого наслаждения меня хватит.
Глава 33
– На целую неделю вперед, – пошутил Пол.
– Тебе удобно? – Она улыбнулась.
– Как тебе сказать... – Он взял ее за подбородок и привлек к себе, чтобы поцеловать.
– Может, немного поговорим? Я хочу сказать – прежде, чем перейдем в соседнюю комнату? Хоть я и вижу тебя каждый день последнее время, но так и не нашла случая поболтать.
– Ты меня совсем не знаешь.
– Тебя никто не знает. Вернее, все знают только то, что можно разглядеть снаружи. И люди идут за тобой, даже не пытаясь разобраться, почему поступают так, а не иначе. Есть что-то в твоих глазах, то есть в твоем глазу, – она улыбнулась, – какая-то настоящая глубина.
– Черный колодец в лунном свете.
– Перестань умничать. – Она протянула руку и легко, почти неощутимо коснулась шрама. – Даже это. Все тут же перестают обращать на это внимание. Стоит только услышать, как ты говоришь. Люди понимают, где ты побывал, и отдают должное твоим заслугам. Боевые шрамы.
– Моим заслугам? – Он выпрямился. – Я не сделал ничего хорошего. Сунулся в осиное гнездо и погубил хороших парней. Им пришлось умирать за мои грехи.
– Ты ошибаешься.
– Послушай, Шерри, большинство начальников совсем не сволочи. Но если называешь кого-то шефом, это еще не значит, что он лучше других. Вспомни фараонов и тысячи рабов, которых они погубили ради своих помпезных надгробий. Между фараоном и мелким начальником вроде меня особой разницы нет. Нас продвигают по службе, не задумываясь о наших душевных качествах. Посмотри хотя бы на Т.К. Робертсона. Я был ничем не лучше. Живые люди превращаются в фигурки, которые двигаешь по доске. А стоит кому-нибудь высунуться больше положенного, как ты тут же отправляешь его на Аляску – пусть пороется в трюмах траулеров, поищет кило травки. И семью его туда же. Щелчок пальцев, и возможный соперник исчезает с глаз долой. Так что давай не будем обсуждать, какой из меня начальник. Тошно вспоминать прошлое.
– Насколько я знаю, ты был совсем неплохим руководителем, Пол. Рейни говорил, что ты талантлив и вообще самый-самый.
– Был да сплыл.
– Пол, прошлое не имеет значения. Я хочу сказать, ты ведь не мог предвидеть гибели тех ребят. Ни минуты не верю в твою вину, да и вообще в голове не укладывается, почему ты сам в нее веришь. Ты честно побил Мартина Флетчера, и если он не признает своей вины, то только потому, что считает себя пупом земли.
– Флетчер ненавидит меня не потому, что я победил. Причина в другом. Он винит меня в нарушении воображаемого кодекса воинской чести, по которому живет сам. В том, что я сшельмовал и не имел мужества сойтись с ним лицом к лицу, как мужчина. И в результате оказался причиной всех его несчастий.
– Ты шельмовал?
– Он думает, что я его подставил.
– Это правда?
– Такой поступок был бы бесчестьем, нарушением кодекса, лазейкой для труса. Но...
– Но? – повторила она.
– Но иногда приходится обходить острые углы. Я хочу сказать, что из двух зол выбирают меньшее. – Он поднял на нее глаза, пытаясь понять, хватит ли того, что уже сказано? Зачем перекладывать свою ношу на ее плечи?
– Прав я или нет, сам не знаю. Но, с точки зрения Мартина, я поступил как трус, и, может быть, он не так уж и ошибается. Мне не следовало его арестовывать. Надо было пустить ему пулю в лоб, когда мы с ним сидели за столом с глазу на глаз. Разобраться по-мужски. Такое он бы понял. А у меня не хватило пороху. Тогда бы я заслуживал... – Пол запнулся и снова посмотрел на Шерри. Чуть не плача. – Заслуживал...
– Всего, от чего отказался.
Внезапно Пола начала бить дрожь, лицо исказила судорога, казалось, его сейчас вывернет наизнанку, но он только беззвучно зарыдал. Руки его безвольно повисли, по щекам ручьями бежали слезы. Пол плакал как ребенок. Шерри крепко обняла его и прижала к себе. Они сидели так целую вечность.
Потом слезы кончились, и между ними снова выросла стена.
– Видишь, какой из меня командир? Прости, но я лучше пойду. – Он выпрямился, освобождая ее от своей тяжести.
– Почему?
– Не самая лучшая затея. Я про вино и все остальное. Наверное, мне следует извиниться, но...
– Я могу оставить службу. Все дело в этом, не так ли?
– В чем?
– Разве я похожа на женщину, которая не найдет работу, не переспав с боссом? Да и вообще ты здесь временно.
– Ты серьезно? – Пол уставился на Шерри и долго ее изучал. Неожиданно девушка предстала перед ним совершенно в ином свете.
– Серьезнее не бывает.
– А ты настроилась заранее на возможное разочарование? – Он нервно усмехнулся.
* * *
Пол стоял возле кровати, а Шерри медленно раздевала его в темноте. Он, словно подросток, не знал, куда деваться от смущения. Она стащила рубашку, брюки и все прочее, покрывая поцелуями обнаженное тело. Каждый раз, наткнувшись на пулевой шрам, Шерри легонько касалась его языком, нежно прикусывая кожу вокруг. Пол трепетал, его раненая нога непроизвольно вздрагивала, казалось, он вот-вот рухнет, но он продолжал стоять, пока она не повела его к постели. Затем Шерри отвернулась, зажгла свечу и разделась сама. Она неторопливо складывала на комоде скинутую одежду, а он наблюдал за ней с кровати. Словно в волшебном сне. Шерри повернулась, мягко очерченные ягодицы исчезли, теперь его взору открылась совершенной формы грудь с маленькими сосками и темный треугольник волос внизу. Шерри опустилась подле него на колени. Пол целовал ее в шею и в грудь, а потом опрокинул навзничь. Они обнялись и перекатились на середину кровати. Пол дрожал, как неопытный школьник, впервые в жизни вкушающий запретный плод.Потом они лежали рядом, он курил, а она выводила пальцем непонятные слова на его груди. Пусть ненадолго, но в первый раз за последние шесть лет Пол ощущал себя в безопасности. И это случилось в маленькой квартирке в Нэшвилле, вдали от окружавших его хижину каменных стен, на которые возлагались такие большие надежды. Хотя Шерри говорила, что дым ее не беспокоит, Пол погасил сигарету после пары затяжек.
– У тебя удивительно красивое тело, – шепнула она, – для твоих древних лет, хочу я сказать.
– А тебе сколько лет?
– Хочешь поболтать? – Шерри хихикнула. – Сам ведь знаешь не хуже меня. Кто изучал мое личное дело? Я приметила раскрытую папку на твоем столе.
– Прости. Просто я пытался...
– Завязать разговор?
– Примерно так.
Она прильнула поближе, перебирая пальцами волосы у него на груди.
– Ну что, пришел мой черед раскрыть подноготную? Откровенность за откровенность. Посмотрим, найдется ли секрет, который не попал в личное дело. Мой отец профессор биологии, а мама, американка азиатского происхождения, преподавала рисование. Я – единственный ребенок. Избалована до отвращения. Счастливое детство. Верила в Санта-Клауса стыдно сказать до какого возраста. Какой же идиоткой я себя чувствовала, когда узнала наконец правду! Обманутая всеми дурочка. Расскажи лучше ты о своем детстве.
– Это скучная история.
– Расскажешь, ладно? После того, как я закончу.
Пол кивнул.
– До тебя я спала только с тремя мужчинами. Не от недостатка желания, конечно, а из-за врожденной стеснительности. Первым был Берт, моя школьная любовь и бывший муж.
– Ты была замужем?
– Ну да. Целый год, пока муженек не сыскал очередную настоящую любовь. Еще столько же длилась связь с одним профессором, тот преподавал историю западной цивилизации и сильно смахивал на Муссолини. Потом, в институте, появился археолог, с ним у меня случился весьма затяжной роман. И наконец, ты.
– Я тоже не могу похвастаться многочисленными любовными похождениями.
– Могу себе представить. Жизнь в медвежьем углу на горе в Вайоминге.
– В Монтане.
– Невелика разница. И что, там совсем не бывает девушек?
– Лаура, моя жена, была последней. Лет шесть назад.
Воспоминание о том, как они занимались любовью с Лаурой, обожгло душу болью. Пол много лет гнал от себя это видение. Было ли это любовью? Нет, чем угодно, только нелюбовью. Болью, злобой, бешенством... Боже, неужели это был он? Как мог он так поступить с Лаурой? Пол вспомнил ее лицо, мокрое от слез, выражение растерянности перед его предательством, муки и – в конце концов – слепой ненависти.
Пол чувствовал себя так, словно его ударило током. Во рту появился кислый медный привкус. Ему хотелось бежать без оглядки, но он не мог даже пошевелиться. Кусочки воспоминаний кружились в мозгу, вставали на свои места, складывались в общую картину. Позже, той ночью между ним и Лаурой произошла чудовищная ссора. Он вспомнил теперь, как она началась... Какой ужас... Может именно поэтому он не вспоминал про ссору раньше?
– Эй, на тебе лица нет. – Голос Шерри вырвал его из кошмара.
Пол криво улыбнулся сквозь маску боли и мучительного стыда. Что еще важного он успел позабыть? Что же, что? Почему он так много думал о Барнетте и Хилле? Он ведь едва знал их. Так ли? Обрывки воспоминаний слились в один поток и завертелись в стремительном водовороте. Пол уже ничего не мог различить в этом вихре, но его не покидало ощущение, что он упускает нечто важное.
– Надеюсь, ты не жалеешь, что покинул свой пост?
Пол нервно рассмеялся, смущенный, исполненный внутренней тревоги и... боли.
– Что ты, Шерри! Мне было чудесно.
– Расскажи о своем детстве. Ты обещал.
«Только не теперь! Ради Бога, не теперь! Происходит что-то очень важное».
Шерри уселась на кровати и посмотрела на Пола встревоженными глазами.
– Что с тобой? Черт, что случилось? Я ляпнула что-нибудь не то? Пол?
В ее голосе слышалась боль.
– Все нормально.
– Ты выглядишь так, будто увидел призрака.
Увидел, и не одного, подумал Пол. Он глубоко вздохнул и непослушными пальцами вынул сигарету из пачки.
– Все в порядке. Прихватила судорога, но сейчас прошло. – Он деланно рассмеялся. – Стало быть, пришел мой черед рассказывать? Ну что ж... Итак, мой отец. Он был писателем и создал штук двадцать пухлых вестернов, изданных в мягком переплете. В подражание Луи Л'Амуру. Мы как-то перебивались, но доходов с отцовской славы набегало негусто. Мой дядя Аарон часто помогал нам деньгами за счет магазинчика, который ему принадлежал и принадлежит по сей день. Я работал там лет с четырех-пяти.
– Тяжело приходилось?
– Характер у дяди не из легких. Он умеет из чего угодно сделать тяжкое испытание. Жизнь для него – очень узкий путь[11].
– Старый кремень?
– Еще какой! Для меня он был скорее отцом, нежели дядей. Кстати, Аарон очень гордился моим отцом и продавал его книги в своем магазине. Там и для меня припрятан комплект, если он еще не рассыпался в пыль.
– Ты был близок с отцом?
– Наверное, да. Папа умер от рака легких; я тогда был совсем еще ребенком. А через несколько месяцев умерла и мама. В день, когда случилось несчастье, я сидел в магазине. Маму лягнула лошадь; она упала и больше не поднялась. Замерзла насмерть во дворе у сарая. Дальше я жил с дядей Аароном. А в шестнадцать лет перебрался в домик, который он для меня построил.
– А колледж?
– Был и колледж. Неподалеку от нас один очень большой человек отгрохал себе домик – здоровенный такой особняк, который хозяин называл хижиной. Как-то раз его мальчишка свалился в воду, а мне случилось быть неподалеку и выудить парня. В благодарность его отец оплатил мое обучение в колледже. Уже потом я узнал, что Национальный фонд человеческих ресурсов, одаривший меня полной финансовой поддержкой, принадлежит ему. Так что диплом я получил в подарок от мистера Макмиллана.
– Джек Макмиллан? Нефтяной король?
Пол молча кивнул.
– Да ведь он самый богатый человек в Америке!
– Ну, я бы сказал, что он входит в первую десятку или около того. Надо думать, плата за колледж его не разорила.
– А он... Я хочу сказать, он потом не проталкивал тебя?
– По службе? – Пол постарался, чтобы его голос звучал спокойно. – Ты имеешь в виду протекцию?
– Я ни на что такое не намекаю.
– Торговать нашими отношениями мне не приходилось. «До недавнего времени по крайней мере». Макмиллан с лихвой расплатился со мной за поступок, в котором не было ничего особенного. Я попросил его позволить мне идти собственной дорогой. Мне не хотелось всю жизнь ходить у него в должниках.
– Твоя история куда интереснее моей. Я только встречала капитана Кенгуру[12] однажды.
– Знаешь, а ведь в твоем списке побед на одного человека больше, чем у меня.
– Я могу сравнивать с тобой только троих мужчин, но ты определенно попадаешь в верхнюю половину списка. – Шерри подняла простынку и заглянула внутрь. – Ну что, старый вояка, как насчет следующего тура вальса?
* * *
Пол отчаянно цеплялся за ускользающее сознание, а когда немного пришел в себя, то понял, что его накачали наркотиками. Мир вокруг плыл, а собственное тело словно одеревенело. Он различил фигуру человека, стоящего подле кровати. Лицо неизвестного скрывал темный капюшон.– Ты кто? – прохрипел Пол.
– А ты как думаешь? – усмехнулся Флетчер и придвинулся.
– Мартин?
– Это одно из моих имен. Тот самый Мартин Флетчер, которого ты посадил, сфабриковав улики.
– Нет, я спас тебе жизнь. Ведь другие хотели...
– Ты взял себе в помощники Барнетта, Хилла и Торна Гри. Вы подложили деньги и наркотики между стеной и книжной полкой, пока меня не было. Как тати в ночи. А поскольку я оказался за решеткой, конторе потребовалось мое молчание. Вот так погибли мои жена и сын. А я выжил, чтобы стать добычей лютой боли, которая пожирает меня изнутри.
Пол чувствовал тепло Шерри, лежащей рядом.
– Такова правда. – Флетчер шагнул ближе. – Все твоих рук дело.
– Нет, – солгал Пол.
– Спроси у них. – Флетчер сдвинулся в сторону, и Пол увидел Барнетта и Хилла, стоявших в углу комнаты и ловивших каждое слово. – Повторите моему старому недругу то, что говорили мне.
– Это правда, сэр, – раздались голоса. – Вы убили нас.
Флетчер отошел от кровати и откинул капюшон. Лицо его показалось Полу знакомым... Ну, конечно же, это лицо отца. Таким Пол видел его в больнице в последний раз. Желтая пергаментная кожа. Только еще пятна плесени в придачу.
– Ты поступил бесчестно. И этим навлек беду на их головы. Вина на тебе. А уж я позабочусь отворить для тебя врата преисподней.
Душа Пола корчилась от немыслимой сжигающей боли, но даже в агонии он понимал, что этой пытке не будет конца.
Пол зашелся криком и проснулся. Открыв глаза, он увидел, что Шерри исчезла, а ее кровать находится теперь на вершине какой-то башни. Он сел и огляделся. Башня шириной едва ли превосходила кровать и вздымалась над землей футов на восемьсот – девятьсот. Это ветхое строение было сложено из древних кирпичей, едва схваченных раствором. Перепуганный насмерть, Пол смотрел, как башня покачивается на ветру, разваливаясь прямо на глазах. Он увидел другие башни, все разной высоты. Ближайшая – футов на тридцать пониже. Там, вцепившись друг в друга, стояли Лаура и дети. Башни то почти соприкасались, то снова расходились в стороны. Пол мог перепрыгнуть к ним, он знал это, но боялся окончательно доконать шаткие конструкции. Потом понял, что так и так обе башни вот-вот развалятся. Они покачивались, как кобры в корзине заклинателя змей, при каждом движении вниз сыпались кирпичи. В тот момент когда его башня, согнувшись под немыслимым углом, переломилась пополам, Пол прыгнул. Он успел уцепиться за край соседней площадки и тут же осознал: его близких здесь нет, они – на третьей башне, дальше отсюда. Первая башня беззвучно рассыпалась у него на глазах. Кирпичи достигли земли, и остатки сооружения поглотило облако пыли. Пол силился подтянуться, но край платформы скользил, уходя из-под пальцев. Лаура сама прыгнула к нему и ухватила Пола за руку. Потом вместе с Ребом и Эрин она втянула-таки его наверх. Едва он успел их обнять, как и эта башня накренилась и рухнула. Они с криками полетели вниз, к земле. Пол раскинул руки, пытаясь спланировать, но падение было слишком стремительным. Он попытался дотянуться до близких, но не смог. Каким-то шестым чувством он знал, что видит кошмарный сон.
Он подскочил на кровати и с криком: «Лаура! Лаура!.. Прости меня!» – вцепился в лежащую рядом женщину и тут же понял, что обнимает Шерри.
– Пол, что с тобой?
– Ничего, – ответил Пол. «Просто я умираю», – добавил он про себя.
– Ты звал Лауру.
– Мою жену. Бывшую.
– Я должна ревновать?
Пол медленно слез с кровати и непослушными руками натянул на себя брюки.
– Хочешь уйти? – спросила она. – Не уходи, пожалуйста.
Пол сел рядом и нежно поцеловал Шерри.
– Просто привык спать один. Да и работы у меня много.
– Не передумаешь? Я собиралась подать завтрак в постель. – Шерри взглянула на часы. – Тут же все сделаю. Уже светает.
– Могу я заглянуть к тебе как-нибудь еще? – спросил он, надевая рубашку.
– Конечно. Надеюсь, что по крайней мере еще на одну ночь нечеловеческого наслаждения меня хватит.
Глава 33
Рейд храпел. Лаура лежала без сна. Казалось, уже много часов она лежит с закрытыми глазами и пытается не обращать внимания на размеренное рычание у себя под боком. Она пихнула Рейда локтем и уперлась ему в плечо, пытаясь перекатить его со спины на бок. Обычно это срабатывало. Рейд храпел, когда ему случалось выпить, что бывало довольно редко, а также когда в воздухе скапливалось много пыльцы, а может, дело было в погоде или во влиянии местной флоры. Лауре не хотелось будить его, по крайней мере пока. Рейду скоро все равно перебираться к себе, чтобы их не застукали дети Они не делали тайны из своих отношений, и дети воспринимали их связь более или менее спокойно, однако приличия соблюдались. Лаура хотела спать, но неослабевающая в душе тревога нашла себе лазейку и прокралась в мысли, Теперь, как ни старайся, сон не придет.
Лаура и сама не знала, как вышло, что после отъезда Пола из Монтаны ее отношение к Рейду переменилось. Пропал огонек, хотя, возможно, когда этот кошмар кончится, все еще вернется на круги своя. Но как бы то ни было, впервые за время их связи Лаура испытывала неловкость от того, что они спят вместе. Она все чаще вспоминала Пола, собственно, почти постоянно. Иногда она ловила себя на мысли, что ей нестерпимо хочется оказаться с ним рядом. Неосуществимое желание. «Этот человек бросил нас, вычеркнул из своей жизни и сердца. А может, наоборот, мы покинули его в беде?»
Лаура пыталась вызвать в себе злость, но не могла. Вот уж не думала она, что Пол до сих пор ей небезразличен. Разве такое возможно?
Она встала с постели, оделась, не разбудив Рейда, и вышла из спальни в сопровождении Волка. Лаура прошла было мимо комнаты Реба, но заметила полоску света и вернулась, спохватившись, что у мальчика до сих пор работает телевизор. Реб часто засыпал с включенным экраном. Она вошла в комнату и, освоившись с неровным голубоватым мерцанием экрана, на котором мелькали кадры старого черно-белого вестерна, увидела сына. Реб примостился на подоконнике, прижав колени к груди, и смотрел в окно.
– Реб? Ты знаешь, который час? – Она подошла к сыну, но тот даже не шевельнулся. – Что с тобой?
– Не понимаю почему? – Губы мальчика дрожали. – За что он нас ненавидит? Ведь я тогда был просто маленький несмышленыш.
Лаура прижала ребенка к себе и посмотрела в окно на бамбуковую стену, где, словно неровный ряд черных нот, сидели спящие птицы.
– Твой отец вовсе не питает ненависти ни к тебе, ни ко мне, ни к Эрин. Наоборот, он очень любит тебя и твою сестру. Но папу мучит боль.
– Он болеет? – Реб отодвинулся и посмотрел матери в глаза. – Тогда почему он не вылечится?
– От такой боли нет лекарства. Видишь ли, по-моему, дело в том, что он чувствует себя виноватым. В собственных несчастьях и в смерти двух молодых агентов, которые погибли тогда же, когда папу ранили. Он отвечал за них. Папа думает, что ему следовало быть осторожнее. Мне кажется, он пытается наказать себя тем, что живет вдали от нас. Но он любит своих детей.
– А тебя тоже?
– По-своему да.
– А мистер Гри был тогда с ним?
– Да, Торн там был. Собственно, он и спас папе жизнь.
– А почему тот человек хочет убить нас?
– Бывают же просто сумасшедшие люди. Им не нужны причины.
– Если папа любит нас, то почему его здесь нет? Он же мог быть тут, вместе с другими. Ну там, через дорогу.
– В другом месте он может сделать для нас больше, чем здесь.
– Один раз ты мне сказала, что папа не стал оперировать лицо, потому что это очень больно. А вот Эрин твердит, что он не сделал операцию, потому что не захотел.
– Доктора, которых я спрашивала, говорили, что папа отказался от операции из-за чувства вины. Это еще одно наказание за тех двух агентов, которые погибли у него на глазах. Папа и нас бросил потому же – не допускал мысли, что сам имеет право на счастье. Он хотел лишить себя всего, что по-настоящему любил. И оттолкнуть от себя людей, которые по-настоящему любили его. А когда у него ничего не вышло, он просто нас бросил.
– Ты правда так думаешь?
– Да. По-моему, изуродованное лицо послужило папе просто предлогом, чтобы оборвать связи с теми, кто ему дорог. Лицо можно привести в порядок, и он это знал. Мы любили его, и это он тоже знал. Но не хотел быть любимым.
«А та ночь, после которой он ушел? Какую роль сыграла та ночь?» Лаура поспешно отогнала от себя эту мысль.
– Папа сам так говорил?
– Нет, но я хорошо знаю твоего отца и думаю, что он скрывает свои чувства. А может, он не больше нашего знает, почему поступил так, а не иначе.
– А если мы сами ему скажем?
– Пустая затея. Твой папа не понимает, что ведет себя как эгоист. Он не хочет разделить с нами свою боль. Может быть, время его излечит. Но одну вещь, Реб, я знаю наверняка: папа любит тебя. Он тебя почти не знает, это правда, но это его беда, а не твоя. А нам жить самостоятельно. Без него.
– А как насчет Рейда?
– Не знаю. Давай просто подождем и поглядим, что к чему. А теперь иди спать.
– Не хочу тебя обижать... – мальчик запнулся, – ...Рейд хороший человек и все такое, но это не то же самое. Он никогда не станет моим отцом.
Лаура поцеловала сына в лоб и вышла. Волк, явно довольный, что прогулка возобновилась, лизнул ее в руку, пока они шли по холлу к лестнице.
«Да, Рейд не может быть твоим отцом, сынок, – подумала она. – И точно так же не может быть моим мужем».
– Господи, прошу Тебя, благослови маму, Эрин, Рейда, Волка и охранников. Пожалуйста, поговори с моим папой и скажи ему... скажи, что мы все его очень любим. Скажи, что мы хотим опять жить вместе. Господи, я буду делать все, что Ты хочешь, только помоги мне в этом. Я знаю, что все время надоедаю Тебе просьбами, но если Ты сделаешь так, чтобы папа вернулся, а плохой человек оставил нас в покое, то я обещаю больше не приставать к Тебе. Мне и Эрин нужен папа. Кто подскажет мне, как надо себя вести, когда я вырасту? И мы тоже нужны папе, чтобы он не боялся старости и чтобы его всегда кто-то любил.
Мальчик несколько секунд молчал, подбирая слова.
– Господи, мне очень стыдно, что я плохо говорил с ним по телефону, но тогда мне было совсем невмоготу. Он мой папа, и я хочу, чтобы он вернулся, и не важно, на что там похоже его лицо. По правде говоря, мы все этого хотим, даже Эрин, хотя она такая упрямая, что никогда не скажет прямо. Господи, я знаю, как много у Тебя дел, и потому спасибо, что ты меня выслушал. Аминь.
Реб забрался обратно в постель и лег. Он лежал с открытыми глазами, грыз ногти и гадал, дойдет ли его молитва до Бога, не затеряется ли среди миллионов других молитв.
Слушая молитву Реба, Торн сам беззвучно помолился за собственного сына, погибшего в канале. Мальчик уже никогда не преклонит колени, чтобы попросить за своего отца. Еще Торн помолился, чтобы просьба Реба была услышана.
Торн подождал, пока Реб уляжется, и только через несколько минут встал со стула. Словно боялся ненароком потревожить мальчика. Он налил себе очередную чашку кофе и вновь уселся на место.
Торн мельком глянул на Вуди и Шона, которые мерно посапывали во сне. Много ли будет от них проку, когда сюда заявится Флетчер? Агент Пул, обычно молчаливый, всегда держался особняком. Странное у него чувство юмора, натужное какое-то, словно он считает шутки чем-то лишним. Вуди ничего не делал с таким самозабвением, как Шон. Отстраненный, но наблюдательный, все замечает и откладывает в памяти. Про запас.
Агент Меррин, обладатель пресловутого младенческого личика, – другое дело. Внешность ведущего «Колеса фортуны» плохо сочетается с представлением, о толковом охраннике. Шон не вышел ростом, и, если бы не борцы за равные права женщин и людей с физическими изъянами, ему нипочем бы не попасть в полевые агенты. Может, когда запахнет жареным, Меррин и блеснет скрытым до поры до времени мастерством, да только не оказалось бы поздно. Чем-то этот Шон напоминал Торну Джо Барнетта – одного из зеленых новичков, убитых в Майами. Торну вдруг пришло в голову, что все агенты, привлеченные к охоте за Флетчером, – холостяки. Насколько он знал, ни у одного человека в группе даже и намека не было на жену или мужа. Во всяком случае, Вуди и Шон определенно не обсуждали своих девушек, если не считать пустого бахвальства об одержанных победах. Шон жил со своим отцом на островке в Паджет Саунд и занимался разведением ищеек. Вуди, согласно сведениям Торна, – холостяк, проживающий в Лос-Анджелесе. Хотя для калифорнийца у него чересчур уж слабый загар. Торну пришло в голову, что Пол не пожелал беспокоиться еще о чьей-то семье, кроме своей, и не хотел, чтобы мысли охранников отвлекались на собственные семьи. Любопытно, может, как раз по этой причине Пол отверг кандидатуры более стоящих парней? Хороший вопрос, и Торн решил, что как-нибудь задаст его Полу.
Лаура и сама не знала, как вышло, что после отъезда Пола из Монтаны ее отношение к Рейду переменилось. Пропал огонек, хотя, возможно, когда этот кошмар кончится, все еще вернется на круги своя. Но как бы то ни было, впервые за время их связи Лаура испытывала неловкость от того, что они спят вместе. Она все чаще вспоминала Пола, собственно, почти постоянно. Иногда она ловила себя на мысли, что ей нестерпимо хочется оказаться с ним рядом. Неосуществимое желание. «Этот человек бросил нас, вычеркнул из своей жизни и сердца. А может, наоборот, мы покинули его в беде?»
Лаура пыталась вызвать в себе злость, но не могла. Вот уж не думала она, что Пол до сих пор ей небезразличен. Разве такое возможно?
Она встала с постели, оделась, не разбудив Рейда, и вышла из спальни в сопровождении Волка. Лаура прошла было мимо комнаты Реба, но заметила полоску света и вернулась, спохватившись, что у мальчика до сих пор работает телевизор. Реб часто засыпал с включенным экраном. Она вошла в комнату и, освоившись с неровным голубоватым мерцанием экрана, на котором мелькали кадры старого черно-белого вестерна, увидела сына. Реб примостился на подоконнике, прижав колени к груди, и смотрел в окно.
– Реб? Ты знаешь, который час? – Она подошла к сыну, но тот даже не шевельнулся. – Что с тобой?
– Не понимаю почему? – Губы мальчика дрожали. – За что он нас ненавидит? Ведь я тогда был просто маленький несмышленыш.
Лаура прижала ребенка к себе и посмотрела в окно на бамбуковую стену, где, словно неровный ряд черных нот, сидели спящие птицы.
– Твой отец вовсе не питает ненависти ни к тебе, ни ко мне, ни к Эрин. Наоборот, он очень любит тебя и твою сестру. Но папу мучит боль.
– Он болеет? – Реб отодвинулся и посмотрел матери в глаза. – Тогда почему он не вылечится?
– От такой боли нет лекарства. Видишь ли, по-моему, дело в том, что он чувствует себя виноватым. В собственных несчастьях и в смерти двух молодых агентов, которые погибли тогда же, когда папу ранили. Он отвечал за них. Папа думает, что ему следовало быть осторожнее. Мне кажется, он пытается наказать себя тем, что живет вдали от нас. Но он любит своих детей.
– А тебя тоже?
– По-своему да.
– А мистер Гри был тогда с ним?
– Да, Торн там был. Собственно, он и спас папе жизнь.
– А почему тот человек хочет убить нас?
– Бывают же просто сумасшедшие люди. Им не нужны причины.
– Если папа любит нас, то почему его здесь нет? Он же мог быть тут, вместе с другими. Ну там, через дорогу.
– В другом месте он может сделать для нас больше, чем здесь.
– Один раз ты мне сказала, что папа не стал оперировать лицо, потому что это очень больно. А вот Эрин твердит, что он не сделал операцию, потому что не захотел.
– Доктора, которых я спрашивала, говорили, что папа отказался от операции из-за чувства вины. Это еще одно наказание за тех двух агентов, которые погибли у него на глазах. Папа и нас бросил потому же – не допускал мысли, что сам имеет право на счастье. Он хотел лишить себя всего, что по-настоящему любил. И оттолкнуть от себя людей, которые по-настоящему любили его. А когда у него ничего не вышло, он просто нас бросил.
– Ты правда так думаешь?
– Да. По-моему, изуродованное лицо послужило папе просто предлогом, чтобы оборвать связи с теми, кто ему дорог. Лицо можно привести в порядок, и он это знал. Мы любили его, и это он тоже знал. Но не хотел быть любимым.
«А та ночь, после которой он ушел? Какую роль сыграла та ночь?» Лаура поспешно отогнала от себя эту мысль.
– Папа сам так говорил?
– Нет, но я хорошо знаю твоего отца и думаю, что он скрывает свои чувства. А может, он не больше нашего знает, почему поступил так, а не иначе.
– А если мы сами ему скажем?
– Пустая затея. Твой папа не понимает, что ведет себя как эгоист. Он не хочет разделить с нами свою боль. Может быть, время его излечит. Но одну вещь, Реб, я знаю наверняка: папа любит тебя. Он тебя почти не знает, это правда, но это его беда, а не твоя. А нам жить самостоятельно. Без него.
– А как насчет Рейда?
– Не знаю. Давай просто подождем и поглядим, что к чему. А теперь иди спать.
– Не хочу тебя обижать... – мальчик запнулся, – ...Рейд хороший человек и все такое, но это не то же самое. Он никогда не станет моим отцом.
Лаура поцеловала сына в лоб и вышла. Волк, явно довольный, что прогулка возобновилась, лизнул ее в руку, пока они шли по холлу к лестнице.
«Да, Рейд не может быть твоим отцом, сынок, – подумала она. – И точно так же не может быть моим мужем».
* * *
Мальчик слез с кровати и встал на колени. Он закрыл глаза и сложил руки на простыне.– Господи, прошу Тебя, благослови маму, Эрин, Рейда, Волка и охранников. Пожалуйста, поговори с моим папой и скажи ему... скажи, что мы все его очень любим. Скажи, что мы хотим опять жить вместе. Господи, я буду делать все, что Ты хочешь, только помоги мне в этом. Я знаю, что все время надоедаю Тебе просьбами, но если Ты сделаешь так, чтобы папа вернулся, а плохой человек оставил нас в покое, то я обещаю больше не приставать к Тебе. Мне и Эрин нужен папа. Кто подскажет мне, как надо себя вести, когда я вырасту? И мы тоже нужны папе, чтобы он не боялся старости и чтобы его всегда кто-то любил.
Мальчик несколько секунд молчал, подбирая слова.
– Господи, мне очень стыдно, что я плохо говорил с ним по телефону, но тогда мне было совсем невмоготу. Он мой папа, и я хочу, чтобы он вернулся, и не важно, на что там похоже его лицо. По правде говоря, мы все этого хотим, даже Эрин, хотя она такая упрямая, что никогда не скажет прямо. Господи, я знаю, как много у Тебя дел, и потому спасибо, что ты меня выслушал. Аминь.
Реб забрался обратно в постель и лег. Он лежал с открытыми глазами, грыз ногти и гадал, дойдет ли его молитва до Бога, не затеряется ли среди миллионов других молитв.
* * *
Когда Лаура и Рейд вернулись, агенты отправились к себе, на другую сторону улицы. Тори Гри уже сидел там, нацепив наушники, и следил за изображением окрестностей дома Мастерсонов на мониторах. Медленно тянулись часы. Камеры меняли картинку каждые пять секунд. Торн не сознавал, на что смотрит, пока что-то не шевельнулось на экране. Кошка. Животное перескочило через стену, прыгнуло на дорожку и скрылось в высокой траве. Торн проследил за ней глазами и обернулся. Агенты Пул и Меррин дремали, развалившись на кроватях в спальне.Слушая молитву Реба, Торн сам беззвучно помолился за собственного сына, погибшего в канале. Мальчик уже никогда не преклонит колени, чтобы попросить за своего отца. Еще Торн помолился, чтобы просьба Реба была услышана.
Торн подождал, пока Реб уляжется, и только через несколько минут встал со стула. Словно боялся ненароком потревожить мальчика. Он налил себе очередную чашку кофе и вновь уселся на место.
Торн мельком глянул на Вуди и Шона, которые мерно посапывали во сне. Много ли будет от них проку, когда сюда заявится Флетчер? Агент Пул, обычно молчаливый, всегда держался особняком. Странное у него чувство юмора, натужное какое-то, словно он считает шутки чем-то лишним. Вуди ничего не делал с таким самозабвением, как Шон. Отстраненный, но наблюдательный, все замечает и откладывает в памяти. Про запас.
Агент Меррин, обладатель пресловутого младенческого личика, – другое дело. Внешность ведущего «Колеса фортуны» плохо сочетается с представлением, о толковом охраннике. Шон не вышел ростом, и, если бы не борцы за равные права женщин и людей с физическими изъянами, ему нипочем бы не попасть в полевые агенты. Может, когда запахнет жареным, Меррин и блеснет скрытым до поры до времени мастерством, да только не оказалось бы поздно. Чем-то этот Шон напоминал Торну Джо Барнетта – одного из зеленых новичков, убитых в Майами. Торну вдруг пришло в голову, что все агенты, привлеченные к охоте за Флетчером, – холостяки. Насколько он знал, ни у одного человека в группе даже и намека не было на жену или мужа. Во всяком случае, Вуди и Шон определенно не обсуждали своих девушек, если не считать пустого бахвальства об одержанных победах. Шон жил со своим отцом на островке в Паджет Саунд и занимался разведением ищеек. Вуди, согласно сведениям Торна, – холостяк, проживающий в Лос-Анджелесе. Хотя для калифорнийца у него чересчур уж слабый загар. Торну пришло в голову, что Пол не пожелал беспокоиться еще о чьей-то семье, кроме своей, и не хотел, чтобы мысли охранников отвлекались на собственные семьи. Любопытно, может, как раз по этой причине Пол отверг кандидатуры более стоящих парней? Хороший вопрос, и Торн решил, что как-нибудь задаст его Полу.