Страница:
– Вынудите ее отправиться в изгнание? – не подумав, ляпнул Вуди. Лицо Пола окаменело.
– Именно так. – Он посмотрел на агента. – В какое-нибудь безопасное место, пока все не закончится.
– Сэр, не сочтите за дерзость, но вдруг она откажется уехать? Миссис Мастерсон не производит впечатления человека, готового всю жизнь посвятить игре в прятки с Мартином Флетчером или с кем бы то ни было.
– Вероятно, тебе стоит все с ней обсудить, – предложил Торн. – Не забывай, она нам не подчиняется и не любит действовать по чужой указке.
– Лаура сделает все, что нужно. Ради детей, – отрезал Пол.
«А если ожидание займет недели, месяцы, годы? Нет, не сделает».
– Возможно, та Лаура, на которой ты был женат, позволила бы подчинить свою жизнь страху, – сказал Торн. – Но, по-моему, мы с тобой говорим о двух разных дамах.
– Она выполнит мои приказы. Ради Адама... Реба и Эрин.
– Не думаю я, чтобы Мартин Флетчер и его дружок тоже действовали по вашей указке, – сказал Вуди.
Пол вдруг задумался. А что еще он слепо счел само собой разумеющимся? Его охватила тревога. Неожиданно он усомнился в правильности своих представлений о развитии событий в следующие несколько часов. «Флетчер умеет действовать неординарно. Что, если все мои наметки гроша ломаного не стоят? С чего бы Флетчеру подыгрывать противнику себе на погибель? Может, не стоило слишком полагаться на мнение психологов, проводя операцию? Так ли уж точны наши сведения?»
Пол повернулся, быстро написал записку и сложил в руке.
– Торн, можно тебя на пару слов?
Когда Торн подошел, Пол протянул ему бумажку. Там было написано: «Что мы знаем о Рейде?»
– Обычная проверка при начале операции, – шепнул Торн, смяв записку. – Ничего примечательного.
– А его школьные фото вы разыскали?
Торн удивленно посмотрел на Пола:
– Да в порядке он! Он же здесь уже больше года.
– Что-то крепкое у него рукопожатие для торговца, – пояснил Пол свою мысль. – Перекладывая бумажки, такие мозоли не наработаешь.
– Он – яхтсмен. Плавание под парусом предполагает физические нагрузки.
– Понятно. Он много разъезжает?
– Человек занимается бизнесом.
– Ладно. Пусть это моя прихоть, но присмотри за ним. Пусть Вуди держится к нему поближе.
Пол повернулся к двум молодым агентам, разговаривающим с Рейни.
– Я буду наверху, – предупредил он.
– Войдите, – отозвалась Лаура.
Он распахнул дверь и вошел. Сам не зная, о чем станет говорить.
– Надо же, какой сюрприз! – воскликнула Лаура. Она сидела на краю кровати, обхватив себя руками за плечи, словно закрывалась от кого-то. Рейд стоял у окна. Очевидно, беседа их была не из приятных. Похоже, Рейд обрадовался появлению Пола. А тот сразу заметил пару шлепанцев, пристроенных у кровати. С той стороны, где он и сам когда-то обитал. Лаура перехватила его взгляд и догадалась, на что он смотрит, и Пол это понял.
– Извините, если помешал, – сказал Пол. – Время поджимает.
– Нисколько ты не помешал, – ответила Лаура. – Но, должна сказать, ты возглавляешь список людей, которых я никак не ожидала здесь увидеть.
– Прости, что явился без предупреждения. Существовала возможность, что Флетчер проведает о моем визите. Это могло бы подтолкнуть его к решительным действиям.
– Ты всегда любил соблюдать конспирацию.
– Я только что объяснял Лауре, как опасно здесь оставаться, – сказал Полу Рейд. – По-моему, они должны уехать. А Лаура упрямится.
– А в чем, по-вашему, опасность? – спросил Пол.
– Дом очень велик, к тому же он довольно открытый, а этот субъект, Флетчер, успел тут побывать. Он же оставил микрофоны, верно?
– Готов спорить, Флетчер ориентируется в доме не хуже вас. Скорее всего ему известны все наши сильные и слабые стороны. К стати, по-моему, он и о вас прекрасно осведомлен. – Пол пристально посмотрел на Рейда. «Жаль, что я не могу сказать того же о себе».
– Мы здесь в полной безопасности, – спокойно заявила Лаура. – Уверена, теперь Торн и его ребята станут еще осторожнее.
– А что вы предлагаете, Рейд?
– Он убежден, что гораздо надежнее перебраться на его яхту, – объяснила Лаура. – И жить на воде.
– О яхте я ничего не знаю. Просветите меня.
– Торн видел ее, – начал Рейд. – Размер – сорок восемь футов, постройка сороковых годов. Три каюты. Стоит на приколе у яхт клуба. Прочный деревянный корпус. Все положенные удобства. Я, конечно, небольшой знаток в делах охраны, но яхту можно поставить у конца пирса, тогда все подходы к ней полностью перекроют два-три агента. Никому не проникнуть на борт незамеченным.
– Риск очень велик, ведь Флетчер может знать о яхте. А попасть на нее он сумеет. Например, снизу. Флетчер чувствует себя в воде не хуже рыбы. Надежнее подыскать пристанище в каком-нибудь случайном отеле или в доме у друзей. Вспомните, Флетчер вас подслушивал.
– Вы не вполне правы. О яхте мало кто знает. Не припоминаю, чтобы мы говорили о ней в последнее время, разве только обсуждали подробности ремонта. Яхту должны были привести в порядок только в следующем месяце. А уложились быстрее. Мы не бывали на ней несколько месяцев, не считая одного раза – пару дней назад. Яхта долго простояла в сухом доке. Не думаю, чтобы вашему Флетчеру или кому бы то ни было пришло в голову нас там искать. Кроме того, яхта очень высоко сидит в воде. На борт, кроме как с пирса, не забраться. Надвигается непогода. Никому и в голову не придет, что мы в шторм сидим на яхте.
Пол пристально взглянул на Рейда, пытаясь раскусить человека, занявшего ныне его место. Он ощутил укол ревности. Дом Лауры – на яхте этого типа. Весело, ничего не скажешь. Пол чувствовал себя обиженным, словно человек, который продал за пару сотен старую машину и узнал, что покупатель тут же толкнул ее в музей, но уже за сотню тысяч. Конечно, это не тот случай, и кому лучше Пола знать, что нет у него права на обиду. И все-таки ревность больно резанула по сердцу.
Смотреть в глаза Рейду было непросто, тем более что и он внимательно разглядывал Пола во время беседы. И, как видно, тоже старался его раскусить.
– Я хотел бы перекинуться с Лаурой парой слов, – сказал Пол. – Наедине.
– Мне совсем не улыбается видеть ее расстроенной, – возразил Рейд. – А у вас, похоже, талант портить людям настроение.
Лаура перевела взгляд с Пола на Рейда.
– Хуже, чем есть, настроение мое не станет, – усмехнулась она. – Все будет замечательно. – Она клюнула Рейда в щеку, когда тот проходил мимо. Не закрывая глаз, как заметил Пол. – Иди, – сказала она. – И не вздумай драться с Вуди. Пожалей свою задницу.
У Пола сжалось сердце. Он и не подозревал, что ему будет так больно при виде Лауры, целующей другого мужчину, хотя бы и мимоходом. Но ревность не должна влиять на его мнение о Рейде. Знать бы, кто он на самом деле. Пол хотел расспросить о нем Лауру, но сдержался.
И Пол, и Лаура стояли неподвижно и не произнесли ни слова, пока Рейд не закрыл за собой дверь.
– Мне понравился дом, – сказал Пол, начиная разговор. – В самом деле замечательный... и обставлен...
– Слушай, Пол, давай не тратить время на разговоры о деталях интерьера, ладно?
– Хорошо... Ребятишки так выросли...
– На то они и дети. Похожи на траву – смотришь на них или нет, все равно растут.
– Я заслужил твой сарказм, – сказал он.
– Да уж, заслужил. Мы очень неплохо жили, пока Флетчер не начал убивать наших старых друзей. И детей. Убивать будущее. Именно к этому он и стремится, понимаешь? Своего будущего у него нет, потому он хочет лишить тебя твоего, Флетчер – исчадие ада, но в то же время он вызывает жалость, поскольку над собой он не властен. Зло куда примитивнее добра. Не хочешь поведать мне, что такого вы с ребятами наделали, чтобы навлечь на нас такую страшную месть? Уж наверное, дело не в аресте.
– Я подставил его.
– Что?
– Подсунул ему деньги и наркотики, за которые он сел за решетку.
– О Боже! Ты нарушил закон? Ты?
– Я понимаю твое огорчение, и...
– Огорчение?! Ах ты, самовлюбленный придурок! Я в постель не могу лечь без того, чтобы охранники не слушали шорохи в моей спальне. А детям каждую ночь могут перерезать горло, и все оттого, что мы у тебя болтаемся на удочке, вроде приманки, Бог знает сколько времени. Значит, по-твоему, я... огорчена? – Она села на край кровати, вскочила на ноги, снова села. – Даже после Монтаны ты умудрился разрушить нашу жизнь.
– Рейд выглядит совсем неплохим парнем, – сказал Пол.
Лаура осеклась.
– Он такой и есть. При деньгах и со своей собственной жизнью, мы видимся, когда хотим этого. Вполне меня устраивает. Думаю, и ты нашел себе кого-нибудь.
– Да, есть кое-кто. Одна девушка.
– Надеюсь, что не мальчик, – усмехнулась она. – В Монтане?
– В Нэшвилле.
– Значит, недавно появилась. Симпатичная?
– О да. Очень красивая. Изучает антропологию. – Пол пожалел, что заговорил о Шерри. – Она молоденькая. Даже слишком, по-моему.
Про себя он подумал: ничего-то такого между ними и не было. Хотя могло бы быть.
– Понравится ей в Монтане?
Пол промолчал. Шерри – в Монтане? Вот уж это никак не приходило ему в голову. Великий Боже, если бы можно было забрать отсюда Лауру и чтобы все стало как было. Пол тяжело оперся на палку. Нога заныла.
– Я смотрел на картины внизу. Хотя не так внимательно, как хотелось бы. Рад, что у тебя все сложилось... Ты это заслужила.
– Неплохое подспорье в смысле денег. Черт, вкалывать приходится как проклятой! Тяжело, времени никогда не хватает. Дети выручают меня и стараются не слишком ворчать, но работать приходится без выходных. Выставка есть выставка.
– Да, в Германии. Я слышал. Мы с тобой всегда хотели съездить в Германию, помнишь?
Лаура устало опустила руки.
– Пора мне готовить детей, если мы и вправду переезжаем. На яхту, я хочу сказать.
В глазах ее на миг мелькнуло иное выражение. Мягкое. Может, воспоминание? Может, в глубине души у нее осталось к нему какое-то чувство?
– Лаура, я переменился, – вырвалось у него.
– Очень за тебя рада. Надеюсь, мы все переменились.
– В последнюю нашу ночь... вроде бы у нас вышла ссора?
– Ссора? Ах ссора! – Она рассмеялась. – У тебя просто дар подбирать точные выражения. Приходила полиция. Ты переломал всю мебель в нашей спальне. Разбил телевизор. Ударил...
– Я поднял на тебя руку?
– О да, ты меня ударил. Но тут есть и моя вина. Скинь с души груз. Ты был сам не свой, и все это давно в прошлом.
– Твоя вина?
Словно занавес поднялся перед глазами. Покрывало, что прятало прошлое, позволяло ужиться с ним. Картина возникала урывками – так пропойца припоминает минувшую ночь. Грязные клочки. День, когда он сорвал злобу на своих близких, и следующий, когда домогался Лауры. Прижал ее к себе и поцеловал. А она оттолкнула его и зарыдала. «Не тронь меня! – крикнула она. – Кто ты такой? Я даже не знаю, кто ты».
«В чем дело?»
«Ах в чем дело? Да посмотри же в зеркало. Это ты скажи, в чем дело. Ты не тот человек, за которого я выходила замуж, не тот, кто стал отцом моих детей. Просто псих, вооруженный псих, которого мы боимся. Да с чего ты взял, что я захочу спать с тобой? – Она попыталась уйти. – Лучше избей меня».
Тогда он схватил ее за плечи и швырнул на кровать. Крепко прижал и начал стаскивать с нее блузку. А она... она... рассмеялась. Захохотала. «Давай, изнасилуй меня! – сказала она сквозь смех. – Исполнятся самые сладкие мои грезы. Переспать с чудовищем».
Он взял ее грубо, безжалостно, насильно. А она? Сопротивлялась? Или приняла его? Когда все кончилось, он распластался на ней, а она так и лежала неподвижно.
«Спасибо». Почему он так сказал? Почему не просил прощения? Помощи? Почему не сказал, как ему больно, что он не в силах себе помочь?
«Слезай с меня, психопат», – прошипела она.
Тогда он ударил ее, а она скрылась в ванной и заперлась. И ведь хотел же он извиниться, просить ее забыть случившееся. Несказанно мучился от стыда. А вместо этого неожиданно впал в буйство и начал крушить собственный дом, точно пьяный громила. Плакал и проклинал несправедливую судьбу. А потом в дверь стала ломиться полиция и ворвалась с оружием на изготовку. Лаура, придерживая рукой опухшую щеку, заверила их, что все в порядке. Сквозь туман пробился следующий обрывок воспоминания: приехавший Торн объясняет копам, каково пришлось Полу в Майами.
Вот он и вспомнил, отчего бросил близких. От стыда и злобы, и от уверенности: одним им будет лучше. Безопаснее. Какой есть, он для них не подходил и знал это.
Пол взглянул на Лауру. «Я люблю тебя. Прости меня ради Бога, Лаура. Я так сильно люблю тебя. Не могу без тебя, просто умру... Забудь, что я сделал с тобой, детьми и самим собой».
Но слова не шли с языка.
– У тебя еще остался пистолет, который я тебе дал?
– Да, он в шкафу, в коробке.
– Вытащи его оттуда и держи в сумочке, пока все не закончится. И никому не говори о нем, совсем никому, ни моим людям, ни даже Рейду.
– Даже Рейду? – Голос Лауры, прежде мягкий, резанул сталью. – Да кто ты такой, чтобы мне приказывать? Я не собираюсь ничего от него скрывать. Он заботится обо мне... о нас. А про тебя мне ничего не известно. Ты даже собственным людям не доверяешь. Да что здесь творится?
– Ты все ему рассказываешь?
– А разве от тебя у меня были тайны?
Но ведь не обо мне же речь, подумал Пол. Затряс головой.
– Нет, не думаю, чтобы были. Прости, пожалуйста.
– Я умолчу о пистолете. Если ты и впрямь считаешь, что так лучше. На то ты и специалист, чтобы знать, что к чему. Но мне это не нравится.
– Мне надо поговорить с детьми.
Лаура нахмурилась:
– Знаешь, Пол, ты ведь уже поговорил с сыном. Не припоминаешь? Зато я хорошо помню. Потом, в три утра, я нашла ребенка у окна, он все еще находился под впечатлением от вашей очаровательной беседы. Вот у Эрин наверняка найдется для тебя несколько слов, да только вряд ли тебе будет приятно их слушать.
– Я сделал...
– Ошибку? Ты ведь не собирался сказать слово «ошибку»?
– Собирался.
– Тогда пусть эта ошибка станет последней, хорошо? – Она встала. – Я спрошу, не хотят ли дети попрощаться с тобой. А потом, пожалуйста, оставь нас в покое. А что до лживых обещаний, то ты и так уже причинил нам достаточно горя.
– Говорю тебе, я изменился.
– Начитался душеспасительной литературы? Испытал духовное пробуждение? Ох, Пол, дай мне передышку.
– Нет.
– Привык ты получать что хочешь!
Она резко повернулась и вышла, оставив в комнате слабый запах своих духов. Полу мучительно хотелось броситься на постель и разрыдаться, как в детстве. Где-то в глубине души он так и сделал. Его тошнило от самого себя. Почти шесть лет Пол только и занимался тем, что казнил себя, но увидеть себя глазами Лауры... это оказалось пострашнее самой мучительной пытки.
– Что? – раздался ее голос, полный неприязни. – Он еще здесь?
Пол открыл дверь и заглянул в комнату:
– Эрин, я хотел бы кое-что сказать тебе. Как отец.
– Ты мне не отец. – Она подняла фотографию, запечатлевшую Пола с трехлетней дочерью на плечах: он улыбается, а девочка смотрит в камеру, высунув язык. – Вот мой отец, только он умер. – Эрин швырнула снимок на кровать, картинкой вниз.
– Эрин, – снова начал он, – через несколько минут я уезжаю. И только хотел сказать, что знаю, кем был и что с вами сделал. Но будущее, я надеюсь, окажется не таким, как прошлое.
– И я надеюсь. Больше я не собираюсь убивать время на воспоминания о тебе. Я много дней и ночей потеряла, думая о... переживая из-за того, что... не важно. Почему бы тебе отсюда не убраться? Ты нам не нужен.
Пол попытался поймать ее взгляд и понять, говорит ли Эрин обдуманно или просто дала волю обиде. И обнаружил, что не может прочесть в ее глазах ничего. Глаза постороннего человека. Он словно попал в некий обманчиво знакомый мир и, приглядевшись, понял, что он здесь чужак. Незваный гость. «А почему бы и нет? Эти люди не знают меня. И почему, собственно, должно быть иначе?»
– Убирайся, – потребовала дочь.
– Эрин, – сказала Лаура из коридора, – собери кое-какие вещи.
– Я не собираюсь никуда с ним ехать.
– Мы перебираемся на «Тень». А твой о... а Пол уезжает... – она посмотрела на бывшего мужа, ожидая подсказки, но тот молчал, – совсем в другое место.
Эрин скрестила руки на груди и отвернулась.
– Послушай, Эрин, – Пол запнулся, – я... надеялся, что ты... Я не умею толком выражать свои мысли, но...
– А вот Реб утверждает обратное. Он говорит, что ты прекрасно выражаешь свои мысли. И если хочешь сказать мне что-то еще, пользуйся почтой. Раз в год. Да, вот еще что, мистер Мастерсон, я больше не играю ни с куклами, ни с плюшевыми мишками. Имейте это, пожалуйста, в виду.
Она стояла спиной к отцу, излучая неприязнь.
Он вышел из комнаты и отвернулся. Лаура закрыла дверь.
– Ну, – спросила она, – хочешь послушать Реба?
– Привет, Реб, – сказал он. – Можно поговорить с тобой?
– Привет, папа. – Реб улыбнулся. – Не стоило мне тогда звонить тебе. Прости. Я нехорошо поступил.
Пол подошел, сел на кровать рядом с сыном и покосился на Лауру. Она сказала: «Я буду в студии», – и закрыла дверь.
– Ты все сделал правильно, Реб. – Он положил руку мальчику на плечо. – Это я должен просить прощения за то, что сорвался на тебя. Я действительно отвратительно себя вел.
– А почему ты сорвался? У тебя что-нибудь болело? Это из-за ран? – Реб посмотрел отцу в лицо, поднял руку и коснулся шрама так осторожно, будто боялся, что от прикосновения рана откроется. – Выглядит не так уж страшно.
– Не совсем так. Я накричал на тебя, потому что чувствовал себя виноватым, что оставил вас. Скрывался от тебя... Ну и по другим причинам... мне трудно тебе объяснить.
– Ты чувствовал себя виноватым все время? С каких пор?
– С тех пор как пришел в себя после ранения.
– Мама говорила – тебе было очень больно. Ты чуть не умер.
– Да, больно. Но внутри у меня болело еще сильнее.
– Я не знаю, на что это похоже. Все вместе я имею в виду. Хотя я понимаю, как бывает плохо, когда виноват. И когда больно – тоже.
– Реб, мне очень трудно говорить людям что-то личное, понимаешь? Всегда было трудно. Хочу найти правильные слова и не могу решить, правильные ли они. Не умею я облекать свои чувства в слова. Иногда даже знаю, что нужно сказать, да ничего не получается. Словно у меня стена внутри, и я не могу заставить себя одолеть ее.
– Я понимаю. У меня так же с Рейдом. Он вообще-то неплохой, только к детям не привык. По-моему, мы действуем ему на нервы. Хотя мои секреты он никогда не выдает.
– Я хочу сказать тебе кое-что, но строго между нами, ладно?
– Секрет?
– Ну, можно и так сказать. Да, конечно, секрет. Реб, я люблю тебя и Эрин больше всего на свете, а то, что мы живем раздельно, плохо знаем друг друга и не видимся, ничего не значит. Знаешь, я о вас каждый день думаю.
Только память о вас, о прошлом... позволила мне выдержать. Вы не один раз спасли мне жизнь.
«Твой отец знает, каковы на вкус ружейное масло и сталь пистолетного дула».
– Мы очень тосковали по тебе.
– Больше этому не бывать. Я обещаю стать хорошим отцом. Тебе... и Эрин тоже, когда она перестанет на меня злиться.
– Скажи, а если тот человек убьет меня, это будет больно?
– Ты что, Реб? Не бойся его. У тебя есть защитники.
– Да нет, я не боюсь, что он меня убьет. Я ведь мужчина, а мужчинам часто приходится погибать. Но как же Эрин с мамой? Правда, только трус убивает женщин?
Пол положил руку на плечо сына.
– Только самый подлый из трусов поднимет руку на женщину. Реб, я хочу дать тебе слово. Полновесную, большую как небо ковбойскую клятву, как любит говаривать мой дядя Аарон. Клянусь всеми звездами, что ни единая тварь, ползающая под ними, и волоска не тронет на твоей голове.
– Ты не позволишь?
– Конечно, ковбой. На то она и клятва. Теперь с тобой ничего не случится. Я просто не допущу этого, и все тут.
– Ты никогда не будешь обманывать меня? Обещаешь?
– Обещаю. – Пол положил руку на сердце. – Я никогда больше не солгу тебе – ни словом, ни делом.
Реб бросился ему на шею. Пол обнял сына и второй раз за день едва не зарыдал в голос. Он чувствовал себя опустошенным и в то же время переполненным самыми противоречивыми чувствами. Радость и боль; страх и любовь. Он забыл, насколько безоглядна и всепоглощающа любовь к собственным детям. Но в это мгновение он вспомнил все, о чем не позволял себе думать долгие годы. Теперь Пол точно знал, от чего отказался шесть лет назад.
– Реб! – Пол понизил голос до шепота. – Это секрет, но тебе я скажу. Я уезжаю в Майами. Завтра, если все пройдет как надо, тебе больше некого будет бояться.
– Обещаешь?
– Обещаю сделать все, что только смогу.
– С Ребом все хорошо, – сказал он. – В том смысле, что мы как будто сможем найти общий язык. Если только еще не поздно.
– Все в твоих руках. Дети незлопамятны.
«А взрослые?» – хотел спросить он, но сдержался.
– Я уезжаю. Вернее, улетаю.
Лаура явно хотела что-то сказать. Он понял по ее глазам: с языка у нее просятся какие-то слова, но она не станет их произносить. «Что же это за слова?»
– Что-нибудь еще? – спросил он. – Скажи...
– Позаботься, чтобы Мартин Флетчер больше не причинил вреда ни одному ребенку.
Он кивнул:
– Мартин Флетчер впредь никому не причинит вреда.
Лаура отвернулась и провела кистью по полотну, хотя мало что видела – глаза застили слезы. «Ненавижу тебя! Нет, люблю. Как же хочется повернуться и броситься тебе на шею!»
Пол молча стоял, мучимый желанием взять ее за плечи и прижать к себе. Но он лишь глубоко вздохнул, повернулся и пошел прочь. Его трость мерно постукивала в такт шагам. По дороге к нему присоединился Рейни.
Лаура услышала, как хлопнула входная дверь, упала в кресло и зарыдала.
Снаружи Торн придерживал дверцу, пока Пол залезал в машину.
– Я позвоню насчет фургона и заберу их на яхту, – сказал Торн.
Пол посмотрел на него, потом на часы.
– Оставь. Это сделаю я. Не обижайся, но я должен сам все проверить. А ты возвращайся в дом. И глаз с них не спускай. Я пришлю сюда кое-кого на помощь. Оставайся на страже. У меня есть еще немного времени. Все устрою до отлета.
Торн смотрел вслед машине, пока она не скрылась из виду, потом перевел взгляд на небо. Ветер с головокружительной скоростью гнал к северу тяжелые облака. В воздухе пахло дождем. Торн подумал о множестве дел, которые предстояло переделать за вечер.
Глава 41
– Именно так. – Он посмотрел на агента. – В какое-нибудь безопасное место, пока все не закончится.
– Сэр, не сочтите за дерзость, но вдруг она откажется уехать? Миссис Мастерсон не производит впечатления человека, готового всю жизнь посвятить игре в прятки с Мартином Флетчером или с кем бы то ни было.
– Вероятно, тебе стоит все с ней обсудить, – предложил Торн. – Не забывай, она нам не подчиняется и не любит действовать по чужой указке.
– Лаура сделает все, что нужно. Ради детей, – отрезал Пол.
«А если ожидание займет недели, месяцы, годы? Нет, не сделает».
– Возможно, та Лаура, на которой ты был женат, позволила бы подчинить свою жизнь страху, – сказал Торн. – Но, по-моему, мы с тобой говорим о двух разных дамах.
– Она выполнит мои приказы. Ради Адама... Реба и Эрин.
– Не думаю я, чтобы Мартин Флетчер и его дружок тоже действовали по вашей указке, – сказал Вуди.
Пол вдруг задумался. А что еще он слепо счел само собой разумеющимся? Его охватила тревога. Неожиданно он усомнился в правильности своих представлений о развитии событий в следующие несколько часов. «Флетчер умеет действовать неординарно. Что, если все мои наметки гроша ломаного не стоят? С чего бы Флетчеру подыгрывать противнику себе на погибель? Может, не стоило слишком полагаться на мнение психологов, проводя операцию? Так ли уж точны наши сведения?»
Пол повернулся, быстро написал записку и сложил в руке.
– Торн, можно тебя на пару слов?
Когда Торн подошел, Пол протянул ему бумажку. Там было написано: «Что мы знаем о Рейде?»
– Обычная проверка при начале операции, – шепнул Торн, смяв записку. – Ничего примечательного.
– А его школьные фото вы разыскали?
Торн удивленно посмотрел на Пола:
– Да в порядке он! Он же здесь уже больше года.
– Что-то крепкое у него рукопожатие для торговца, – пояснил Пол свою мысль. – Перекладывая бумажки, такие мозоли не наработаешь.
– Он – яхтсмен. Плавание под парусом предполагает физические нагрузки.
– Понятно. Он много разъезжает?
– Человек занимается бизнесом.
– Ладно. Пусть это моя прихоть, но присмотри за ним. Пусть Вуди держится к нему поближе.
Пол повернулся к двум молодым агентам, разговаривающим с Рейни.
– Я буду наверху, – предупредил он.
* * *
Двери в те комнаты, где, по разумению Пола, находились дети, оказались плотно закрытыми, он прошел дальше по коридору и приостановился, услышав голоса. Двигаясь на звуки, он попал, как и предполагал, к спальне Лауры. Хотя дверь была приотворена, Пол все же постучал по раме костяным набалдашником трости.– Войдите, – отозвалась Лаура.
Он распахнул дверь и вошел. Сам не зная, о чем станет говорить.
– Надо же, какой сюрприз! – воскликнула Лаура. Она сидела на краю кровати, обхватив себя руками за плечи, словно закрывалась от кого-то. Рейд стоял у окна. Очевидно, беседа их была не из приятных. Похоже, Рейд обрадовался появлению Пола. А тот сразу заметил пару шлепанцев, пристроенных у кровати. С той стороны, где он и сам когда-то обитал. Лаура перехватила его взгляд и догадалась, на что он смотрит, и Пол это понял.
– Извините, если помешал, – сказал Пол. – Время поджимает.
– Нисколько ты не помешал, – ответила Лаура. – Но, должна сказать, ты возглавляешь список людей, которых я никак не ожидала здесь увидеть.
– Прости, что явился без предупреждения. Существовала возможность, что Флетчер проведает о моем визите. Это могло бы подтолкнуть его к решительным действиям.
– Ты всегда любил соблюдать конспирацию.
– Я только что объяснял Лауре, как опасно здесь оставаться, – сказал Полу Рейд. – По-моему, они должны уехать. А Лаура упрямится.
– А в чем, по-вашему, опасность? – спросил Пол.
– Дом очень велик, к тому же он довольно открытый, а этот субъект, Флетчер, успел тут побывать. Он же оставил микрофоны, верно?
– Готов спорить, Флетчер ориентируется в доме не хуже вас. Скорее всего ему известны все наши сильные и слабые стороны. К стати, по-моему, он и о вас прекрасно осведомлен. – Пол пристально посмотрел на Рейда. «Жаль, что я не могу сказать того же о себе».
– Мы здесь в полной безопасности, – спокойно заявила Лаура. – Уверена, теперь Торн и его ребята станут еще осторожнее.
– А что вы предлагаете, Рейд?
– Он убежден, что гораздо надежнее перебраться на его яхту, – объяснила Лаура. – И жить на воде.
– О яхте я ничего не знаю. Просветите меня.
– Торн видел ее, – начал Рейд. – Размер – сорок восемь футов, постройка сороковых годов. Три каюты. Стоит на приколе у яхт клуба. Прочный деревянный корпус. Все положенные удобства. Я, конечно, небольшой знаток в делах охраны, но яхту можно поставить у конца пирса, тогда все подходы к ней полностью перекроют два-три агента. Никому не проникнуть на борт незамеченным.
– Риск очень велик, ведь Флетчер может знать о яхте. А попасть на нее он сумеет. Например, снизу. Флетчер чувствует себя в воде не хуже рыбы. Надежнее подыскать пристанище в каком-нибудь случайном отеле или в доме у друзей. Вспомните, Флетчер вас подслушивал.
– Вы не вполне правы. О яхте мало кто знает. Не припоминаю, чтобы мы говорили о ней в последнее время, разве только обсуждали подробности ремонта. Яхту должны были привести в порядок только в следующем месяце. А уложились быстрее. Мы не бывали на ней несколько месяцев, не считая одного раза – пару дней назад. Яхта долго простояла в сухом доке. Не думаю, чтобы вашему Флетчеру или кому бы то ни было пришло в голову нас там искать. Кроме того, яхта очень высоко сидит в воде. На борт, кроме как с пирса, не забраться. Надвигается непогода. Никому и в голову не придет, что мы в шторм сидим на яхте.
Пол пристально взглянул на Рейда, пытаясь раскусить человека, занявшего ныне его место. Он ощутил укол ревности. Дом Лауры – на яхте этого типа. Весело, ничего не скажешь. Пол чувствовал себя обиженным, словно человек, который продал за пару сотен старую машину и узнал, что покупатель тут же толкнул ее в музей, но уже за сотню тысяч. Конечно, это не тот случай, и кому лучше Пола знать, что нет у него права на обиду. И все-таки ревность больно резанула по сердцу.
Смотреть в глаза Рейду было непросто, тем более что и он внимательно разглядывал Пола во время беседы. И, как видно, тоже старался его раскусить.
– Я хотел бы перекинуться с Лаурой парой слов, – сказал Пол. – Наедине.
– Мне совсем не улыбается видеть ее расстроенной, – возразил Рейд. – А у вас, похоже, талант портить людям настроение.
Лаура перевела взгляд с Пола на Рейда.
– Хуже, чем есть, настроение мое не станет, – усмехнулась она. – Все будет замечательно. – Она клюнула Рейда в щеку, когда тот проходил мимо. Не закрывая глаз, как заметил Пол. – Иди, – сказала она. – И не вздумай драться с Вуди. Пожалей свою задницу.
У Пола сжалось сердце. Он и не подозревал, что ему будет так больно при виде Лауры, целующей другого мужчину, хотя бы и мимоходом. Но ревность не должна влиять на его мнение о Рейде. Знать бы, кто он на самом деле. Пол хотел расспросить о нем Лауру, но сдержался.
И Пол, и Лаура стояли неподвижно и не произнесли ни слова, пока Рейд не закрыл за собой дверь.
– Мне понравился дом, – сказал Пол, начиная разговор. – В самом деле замечательный... и обставлен...
– Слушай, Пол, давай не тратить время на разговоры о деталях интерьера, ладно?
– Хорошо... Ребятишки так выросли...
– На то они и дети. Похожи на траву – смотришь на них или нет, все равно растут.
– Я заслужил твой сарказм, – сказал он.
– Да уж, заслужил. Мы очень неплохо жили, пока Флетчер не начал убивать наших старых друзей. И детей. Убивать будущее. Именно к этому он и стремится, понимаешь? Своего будущего у него нет, потому он хочет лишить тебя твоего, Флетчер – исчадие ада, но в то же время он вызывает жалость, поскольку над собой он не властен. Зло куда примитивнее добра. Не хочешь поведать мне, что такого вы с ребятами наделали, чтобы навлечь на нас такую страшную месть? Уж наверное, дело не в аресте.
– Я подставил его.
– Что?
– Подсунул ему деньги и наркотики, за которые он сел за решетку.
– О Боже! Ты нарушил закон? Ты?
– Я понимаю твое огорчение, и...
– Огорчение?! Ах ты, самовлюбленный придурок! Я в постель не могу лечь без того, чтобы охранники не слушали шорохи в моей спальне. А детям каждую ночь могут перерезать горло, и все оттого, что мы у тебя болтаемся на удочке, вроде приманки, Бог знает сколько времени. Значит, по-твоему, я... огорчена? – Она села на край кровати, вскочила на ноги, снова села. – Даже после Монтаны ты умудрился разрушить нашу жизнь.
– Рейд выглядит совсем неплохим парнем, – сказал Пол.
Лаура осеклась.
– Он такой и есть. При деньгах и со своей собственной жизнью, мы видимся, когда хотим этого. Вполне меня устраивает. Думаю, и ты нашел себе кого-нибудь.
– Да, есть кое-кто. Одна девушка.
– Надеюсь, что не мальчик, – усмехнулась она. – В Монтане?
– В Нэшвилле.
– Значит, недавно появилась. Симпатичная?
– О да. Очень красивая. Изучает антропологию. – Пол пожалел, что заговорил о Шерри. – Она молоденькая. Даже слишком, по-моему.
Про себя он подумал: ничего-то такого между ними и не было. Хотя могло бы быть.
– Понравится ей в Монтане?
Пол промолчал. Шерри – в Монтане? Вот уж это никак не приходило ему в голову. Великий Боже, если бы можно было забрать отсюда Лауру и чтобы все стало как было. Пол тяжело оперся на палку. Нога заныла.
– Я смотрел на картины внизу. Хотя не так внимательно, как хотелось бы. Рад, что у тебя все сложилось... Ты это заслужила.
– Неплохое подспорье в смысле денег. Черт, вкалывать приходится как проклятой! Тяжело, времени никогда не хватает. Дети выручают меня и стараются не слишком ворчать, но работать приходится без выходных. Выставка есть выставка.
– Да, в Германии. Я слышал. Мы с тобой всегда хотели съездить в Германию, помнишь?
Лаура устало опустила руки.
– Пора мне готовить детей, если мы и вправду переезжаем. На яхту, я хочу сказать.
В глазах ее на миг мелькнуло иное выражение. Мягкое. Может, воспоминание? Может, в глубине души у нее осталось к нему какое-то чувство?
– Лаура, я переменился, – вырвалось у него.
– Очень за тебя рада. Надеюсь, мы все переменились.
– В последнюю нашу ночь... вроде бы у нас вышла ссора?
– Ссора? Ах ссора! – Она рассмеялась. – У тебя просто дар подбирать точные выражения. Приходила полиция. Ты переломал всю мебель в нашей спальне. Разбил телевизор. Ударил...
– Я поднял на тебя руку?
– О да, ты меня ударил. Но тут есть и моя вина. Скинь с души груз. Ты был сам не свой, и все это давно в прошлом.
– Твоя вина?
Словно занавес поднялся перед глазами. Покрывало, что прятало прошлое, позволяло ужиться с ним. Картина возникала урывками – так пропойца припоминает минувшую ночь. Грязные клочки. День, когда он сорвал злобу на своих близких, и следующий, когда домогался Лауры. Прижал ее к себе и поцеловал. А она оттолкнула его и зарыдала. «Не тронь меня! – крикнула она. – Кто ты такой? Я даже не знаю, кто ты».
«В чем дело?»
«Ах в чем дело? Да посмотри же в зеркало. Это ты скажи, в чем дело. Ты не тот человек, за которого я выходила замуж, не тот, кто стал отцом моих детей. Просто псих, вооруженный псих, которого мы боимся. Да с чего ты взял, что я захочу спать с тобой? – Она попыталась уйти. – Лучше избей меня».
Тогда он схватил ее за плечи и швырнул на кровать. Крепко прижал и начал стаскивать с нее блузку. А она... она... рассмеялась. Захохотала. «Давай, изнасилуй меня! – сказала она сквозь смех. – Исполнятся самые сладкие мои грезы. Переспать с чудовищем».
Он взял ее грубо, безжалостно, насильно. А она? Сопротивлялась? Или приняла его? Когда все кончилось, он распластался на ней, а она так и лежала неподвижно.
«Спасибо». Почему он так сказал? Почему не просил прощения? Помощи? Почему не сказал, как ему больно, что он не в силах себе помочь?
«Слезай с меня, психопат», – прошипела она.
Тогда он ударил ее, а она скрылась в ванной и заперлась. И ведь хотел же он извиниться, просить ее забыть случившееся. Несказанно мучился от стыда. А вместо этого неожиданно впал в буйство и начал крушить собственный дом, точно пьяный громила. Плакал и проклинал несправедливую судьбу. А потом в дверь стала ломиться полиция и ворвалась с оружием на изготовку. Лаура, придерживая рукой опухшую щеку, заверила их, что все в порядке. Сквозь туман пробился следующий обрывок воспоминания: приехавший Торн объясняет копам, каково пришлось Полу в Майами.
Вот он и вспомнил, отчего бросил близких. От стыда и злобы, и от уверенности: одним им будет лучше. Безопаснее. Какой есть, он для них не подходил и знал это.
Пол взглянул на Лауру. «Я люблю тебя. Прости меня ради Бога, Лаура. Я так сильно люблю тебя. Не могу без тебя, просто умру... Забудь, что я сделал с тобой, детьми и самим собой».
Но слова не шли с языка.
– У тебя еще остался пистолет, который я тебе дал?
– Да, он в шкафу, в коробке.
– Вытащи его оттуда и держи в сумочке, пока все не закончится. И никому не говори о нем, совсем никому, ни моим людям, ни даже Рейду.
– Даже Рейду? – Голос Лауры, прежде мягкий, резанул сталью. – Да кто ты такой, чтобы мне приказывать? Я не собираюсь ничего от него скрывать. Он заботится обо мне... о нас. А про тебя мне ничего не известно. Ты даже собственным людям не доверяешь. Да что здесь творится?
– Ты все ему рассказываешь?
– А разве от тебя у меня были тайны?
Но ведь не обо мне же речь, подумал Пол. Затряс головой.
– Нет, не думаю, чтобы были. Прости, пожалуйста.
– Я умолчу о пистолете. Если ты и впрямь считаешь, что так лучше. На то ты и специалист, чтобы знать, что к чему. Но мне это не нравится.
– Мне надо поговорить с детьми.
Лаура нахмурилась:
– Знаешь, Пол, ты ведь уже поговорил с сыном. Не припоминаешь? Зато я хорошо помню. Потом, в три утра, я нашла ребенка у окна, он все еще находился под впечатлением от вашей очаровательной беседы. Вот у Эрин наверняка найдется для тебя несколько слов, да только вряд ли тебе будет приятно их слушать.
– Я сделал...
– Ошибку? Ты ведь не собирался сказать слово «ошибку»?
– Собирался.
– Тогда пусть эта ошибка станет последней, хорошо? – Она встала. – Я спрошу, не хотят ли дети попрощаться с тобой. А потом, пожалуйста, оставь нас в покое. А что до лживых обещаний, то ты и так уже причинил нам достаточно горя.
– Говорю тебе, я изменился.
– Начитался душеспасительной литературы? Испытал духовное пробуждение? Ох, Пол, дай мне передышку.
– Нет.
– Привык ты получать что хочешь!
Она резко повернулась и вышла, оставив в комнате слабый запах своих духов. Полу мучительно хотелось броситься на постель и разрыдаться, как в детстве. Где-то в глубине души он так и сделал. Его тошнило от самого себя. Почти шесть лет Пол только и занимался тем, что казнил себя, но увидеть себя глазами Лауры... это оказалось пострашнее самой мучительной пытки.
* * *
Когда Пол постучал, Эрин сидела и смотрела в окно.– Что? – раздался ее голос, полный неприязни. – Он еще здесь?
Пол открыл дверь и заглянул в комнату:
– Эрин, я хотел бы кое-что сказать тебе. Как отец.
– Ты мне не отец. – Она подняла фотографию, запечатлевшую Пола с трехлетней дочерью на плечах: он улыбается, а девочка смотрит в камеру, высунув язык. – Вот мой отец, только он умер. – Эрин швырнула снимок на кровать, картинкой вниз.
– Эрин, – снова начал он, – через несколько минут я уезжаю. И только хотел сказать, что знаю, кем был и что с вами сделал. Но будущее, я надеюсь, окажется не таким, как прошлое.
– И я надеюсь. Больше я не собираюсь убивать время на воспоминания о тебе. Я много дней и ночей потеряла, думая о... переживая из-за того, что... не важно. Почему бы тебе отсюда не убраться? Ты нам не нужен.
Пол попытался поймать ее взгляд и понять, говорит ли Эрин обдуманно или просто дала волю обиде. И обнаружил, что не может прочесть в ее глазах ничего. Глаза постороннего человека. Он словно попал в некий обманчиво знакомый мир и, приглядевшись, понял, что он здесь чужак. Незваный гость. «А почему бы и нет? Эти люди не знают меня. И почему, собственно, должно быть иначе?»
– Убирайся, – потребовала дочь.
– Эрин, – сказала Лаура из коридора, – собери кое-какие вещи.
– Я не собираюсь никуда с ним ехать.
– Мы перебираемся на «Тень». А твой о... а Пол уезжает... – она посмотрела на бывшего мужа, ожидая подсказки, но тот молчал, – совсем в другое место.
Эрин скрестила руки на груди и отвернулась.
– Послушай, Эрин, – Пол запнулся, – я... надеялся, что ты... Я не умею толком выражать свои мысли, но...
– А вот Реб утверждает обратное. Он говорит, что ты прекрасно выражаешь свои мысли. И если хочешь сказать мне что-то еще, пользуйся почтой. Раз в год. Да, вот еще что, мистер Мастерсон, я больше не играю ни с куклами, ни с плюшевыми мишками. Имейте это, пожалуйста, в виду.
Она стояла спиной к отцу, излучая неприязнь.
Он вышел из комнаты и отвернулся. Лаура закрыла дверь.
– Ну, – спросила она, – хочешь послушать Реба?
* * *
Мальчик сидел на своей кровати – руки на коленях, лицо хмурое. Как будто ждал, что его сейчас накажут. Пол вошел в комнату сына, Лаура осталась стоять у входа, придерживая дверь.– Привет, Реб, – сказал он. – Можно поговорить с тобой?
– Привет, папа. – Реб улыбнулся. – Не стоило мне тогда звонить тебе. Прости. Я нехорошо поступил.
Пол подошел, сел на кровать рядом с сыном и покосился на Лауру. Она сказала: «Я буду в студии», – и закрыла дверь.
– Ты все сделал правильно, Реб. – Он положил руку мальчику на плечо. – Это я должен просить прощения за то, что сорвался на тебя. Я действительно отвратительно себя вел.
– А почему ты сорвался? У тебя что-нибудь болело? Это из-за ран? – Реб посмотрел отцу в лицо, поднял руку и коснулся шрама так осторожно, будто боялся, что от прикосновения рана откроется. – Выглядит не так уж страшно.
– Не совсем так. Я накричал на тебя, потому что чувствовал себя виноватым, что оставил вас. Скрывался от тебя... Ну и по другим причинам... мне трудно тебе объяснить.
– Ты чувствовал себя виноватым все время? С каких пор?
– С тех пор как пришел в себя после ранения.
– Мама говорила – тебе было очень больно. Ты чуть не умер.
– Да, больно. Но внутри у меня болело еще сильнее.
– Я не знаю, на что это похоже. Все вместе я имею в виду. Хотя я понимаю, как бывает плохо, когда виноват. И когда больно – тоже.
– Реб, мне очень трудно говорить людям что-то личное, понимаешь? Всегда было трудно. Хочу найти правильные слова и не могу решить, правильные ли они. Не умею я облекать свои чувства в слова. Иногда даже знаю, что нужно сказать, да ничего не получается. Словно у меня стена внутри, и я не могу заставить себя одолеть ее.
– Я понимаю. У меня так же с Рейдом. Он вообще-то неплохой, только к детям не привык. По-моему, мы действуем ему на нервы. Хотя мои секреты он никогда не выдает.
– Я хочу сказать тебе кое-что, но строго между нами, ладно?
– Секрет?
– Ну, можно и так сказать. Да, конечно, секрет. Реб, я люблю тебя и Эрин больше всего на свете, а то, что мы живем раздельно, плохо знаем друг друга и не видимся, ничего не значит. Знаешь, я о вас каждый день думаю.
Только память о вас, о прошлом... позволила мне выдержать. Вы не один раз спасли мне жизнь.
«Твой отец знает, каковы на вкус ружейное масло и сталь пистолетного дула».
– Мы очень тосковали по тебе.
– Больше этому не бывать. Я обещаю стать хорошим отцом. Тебе... и Эрин тоже, когда она перестанет на меня злиться.
– Скажи, а если тот человек убьет меня, это будет больно?
– Ты что, Реб? Не бойся его. У тебя есть защитники.
– Да нет, я не боюсь, что он меня убьет. Я ведь мужчина, а мужчинам часто приходится погибать. Но как же Эрин с мамой? Правда, только трус убивает женщин?
Пол положил руку на плечо сына.
– Только самый подлый из трусов поднимет руку на женщину. Реб, я хочу дать тебе слово. Полновесную, большую как небо ковбойскую клятву, как любит говаривать мой дядя Аарон. Клянусь всеми звездами, что ни единая тварь, ползающая под ними, и волоска не тронет на твоей голове.
– Ты не позволишь?
– Конечно, ковбой. На то она и клятва. Теперь с тобой ничего не случится. Я просто не допущу этого, и все тут.
– Ты никогда не будешь обманывать меня? Обещаешь?
– Обещаю. – Пол положил руку на сердце. – Я никогда больше не солгу тебе – ни словом, ни делом.
Реб бросился ему на шею. Пол обнял сына и второй раз за день едва не зарыдал в голос. Он чувствовал себя опустошенным и в то же время переполненным самыми противоречивыми чувствами. Радость и боль; страх и любовь. Он забыл, насколько безоглядна и всепоглощающа любовь к собственным детям. Но в это мгновение он вспомнил все, о чем не позволял себе думать долгие годы. Теперь Пол точно знал, от чего отказался шесть лет назад.
– Реб! – Пол понизил голос до шепота. – Это секрет, но тебе я скажу. Я уезжаю в Майами. Завтра, если все пройдет как надо, тебе больше некого будет бояться.
– Обещаешь?
– Обещаю сделать все, что только смогу.
* * *
Пол нашел Лауру в студии – она стояла перед полотном с кистью в руках.– С Ребом все хорошо, – сказал он. – В том смысле, что мы как будто сможем найти общий язык. Если только еще не поздно.
– Все в твоих руках. Дети незлопамятны.
«А взрослые?» – хотел спросить он, но сдержался.
– Я уезжаю. Вернее, улетаю.
Лаура явно хотела что-то сказать. Он понял по ее глазам: с языка у нее просятся какие-то слова, но она не станет их произносить. «Что же это за слова?»
– Что-нибудь еще? – спросил он. – Скажи...
– Позаботься, чтобы Мартин Флетчер больше не причинил вреда ни одному ребенку.
Он кивнул:
– Мартин Флетчер впредь никому не причинит вреда.
Лаура отвернулась и провела кистью по полотну, хотя мало что видела – глаза застили слезы. «Ненавижу тебя! Нет, люблю. Как же хочется повернуться и броситься тебе на шею!»
Пол молча стоял, мучимый желанием взять ее за плечи и прижать к себе. Но он лишь глубоко вздохнул, повернулся и пошел прочь. Его трость мерно постукивала в такт шагам. По дороге к нему присоединился Рейни.
Лаура услышала, как хлопнула входная дверь, упала в кресло и зарыдала.
Снаружи Торн придерживал дверцу, пока Пол залезал в машину.
– Я позвоню насчет фургона и заберу их на яхту, – сказал Торн.
Пол посмотрел на него, потом на часы.
– Оставь. Это сделаю я. Не обижайся, но я должен сам все проверить. А ты возвращайся в дом. И глаз с них не спускай. Я пришлю сюда кое-кого на помощь. Оставайся на страже. У меня есть еще немного времени. Все устрою до отлета.
Торн смотрел вслед машине, пока она не скрылась из виду, потом перевел взгляд на небо. Ветер с головокружительной скоростью гнал к северу тяжелые облака. В воздухе пахло дождем. Торн подумал о множестве дел, которые предстояло переделать за вечер.
Глава 41
Ева стояла с чемоданом на пороге своего дома. Нынче утром бренные останки мистера Пазла подобрала мусорная машина, Ева же мрачно наблюдала за этой процедурой из окна. Ларри продул Сьерре пять долларов, побившись об заклад, что сердце хозяйки дрогнет и она снова вытащит пса из ящика.
Ева облачилась в плащ из шотландки. Ее плечи и голову покрывал шарф, испещренный немыслимым узором из цветов, виноградных лоз и прочей зелени. Плетеную сумку она прижимала к груди. Вскоре у дома остановилось желтое такси. Водитель выбрался из машины и направился к крыльцу.
– В аэропорт, мадам?
Миссис Флетчер пнула ногой чемодан.
– Заберите это.
Водитель поднял его и понес к машине. Ева двинулась следом, не спуская глаз с багажа. Таксист поставил чемодан в салон и протолкнул поглубже.
– Поезжайте осторожно, – распорядилась она, устроившись на заднем сиденье. Ларри Барроуз мысленно усмехнулся и сдвинул на затылок форменную фуражку. Доселе он видел наряды Евы только в черно-белой гамме и был совсем не подготовлен к убойному зрелищу шарфа и темно-зеленых очков «кошачий глаз» в оправе, щедро усыпанной фальшивыми бриллиантами. На молочно-белом лице старухи злобно кривились алые губы. Ева выглядела как настоящая, хотя и увядшая наконец кинозвезда, улепетывающая от репортеров после позорного провала. Или отбывающая на заслуженный отдых престарелая шлюха.
– Собрались в путешествие? – поинтересовался Ларри.
– Я не обсуждаю свои личные дела с обслуживающим персоналом, – отрезала она. – К внутренним авиалиниям.
«Ничего себе! – мысленно возмутился Ларри. – Нашла обслугу!»
Поездка протекла в обоюдном молчании. Ларри притормозил у обочины точно под надписью «Внутренние авиалинии».
Она протянула ему двадцатку – ветхую, местами добела вытертую купюру. Ларри безуспешно попытался всучить сдачу.
– Оставьте себе, – разрешила Ева. – Водите вы хорошо и ведете себя прилично.
Ева облачилась в плащ из шотландки. Ее плечи и голову покрывал шарф, испещренный немыслимым узором из цветов, виноградных лоз и прочей зелени. Плетеную сумку она прижимала к груди. Вскоре у дома остановилось желтое такси. Водитель выбрался из машины и направился к крыльцу.
– В аэропорт, мадам?
Миссис Флетчер пнула ногой чемодан.
– Заберите это.
Водитель поднял его и понес к машине. Ева двинулась следом, не спуская глаз с багажа. Таксист поставил чемодан в салон и протолкнул поглубже.
– Поезжайте осторожно, – распорядилась она, устроившись на заднем сиденье. Ларри Барроуз мысленно усмехнулся и сдвинул на затылок форменную фуражку. Доселе он видел наряды Евы только в черно-белой гамме и был совсем не подготовлен к убойному зрелищу шарфа и темно-зеленых очков «кошачий глаз» в оправе, щедро усыпанной фальшивыми бриллиантами. На молочно-белом лице старухи злобно кривились алые губы. Ева выглядела как настоящая, хотя и увядшая наконец кинозвезда, улепетывающая от репортеров после позорного провала. Или отбывающая на заслуженный отдых престарелая шлюха.
– Собрались в путешествие? – поинтересовался Ларри.
– Я не обсуждаю свои личные дела с обслуживающим персоналом, – отрезала она. – К внутренним авиалиниям.
«Ничего себе! – мысленно возмутился Ларри. – Нашла обслугу!»
Поездка протекла в обоюдном молчании. Ларри притормозил у обочины точно под надписью «Внутренние авиалинии».
Она протянула ему двадцатку – ветхую, местами добела вытертую купюру. Ларри безуспешно попытался всучить сдачу.
– Оставьте себе, – разрешила Ева. – Водите вы хорошо и ведете себя прилично.