Страница:
Все, что он задумал, увидев рекламный ролик о настоящих ценностях нашего времени, Герман настойчиво претворял в жизнь. Одной из причин возвращения в Москву послужила не тоска по родне, по дружкам, по столице с ее благом, а то, какие там раскручивались дела. Телевидение и газеты, словно специально для Кольцова, ежедневно призывно твердили: восемьдесят пять процентов российского капитала вращается в Москве. Щипать по-маленькому портовый Владивосток Самураю надоело: не та рыба шла в сеть, не тот улов, да и засветиться тут было гораздо легче, чем в Москве, и деньги, которых набралось немало, тратить, не подмочив репутации, в таком городе невозможно. Жаль было и наработанного опыта, а главное, он понимал, какие перспективы у него могут открыться в столице! В Москву он возвращался сыщиком и вором в одном лице, преуспев во Владивостоке в обеих ипостасях. Мечтал Кольцов провернуть в белокаменной две-три крупные операции, чтобы, сорвав настоящий куш, спокойно отбыть за кордон -- много наших туда уже перебралось.
Ко времени отъезда Кольцов уже сколотил вокруг себя команду единомышленников, каждого проверил в деле, повязал не одним совместным преступлением -- впрочем, никого не принуждал. Отбывая в Москву, он обещал коллегам, как только обустроится сам, обязательно востребует всех под свое начало, знал, что в столице спрос на спецназовцев, особенно в элитные подразделения, высок.
Если когда-то, задумываясь о московской жизни, Кольцов мечтал о работе в службе безопасности какой-нибудь солидной фирмы или преуспевающего банка, то теперь планы у него резко изменились. Пообтершись во Владивостоке, он уже твердо знал, что ему нужна служба в самом МВД, при отделах по борьбе с экономическими преступлениями, там-то как раз находится банк данных на людей, которых он собирается тряхнуть как следует. На худой конец, его устраивала работа в налоговой полиции, да и то только в самом центральном районе столицы, где сосредоточены крупные банки, нефтяные корпорации, финансовые группы, -- там тоже знают, кто есть кто.
Вернувшись в Москву с прекрасными рекомендациями и характеристиками от своего владивостокского начальства, не подозревавшего о двойной жизни новоиспеченного офицера, Кольцов не без труда устроился в заветный для него отдел по борьбе с крупными экономическими преступлениями при МВД России. Работы для милиции в столице было невпроворот, и Кольцов быстро зарекомендовал себя как бесстрашный, решительный боец, что позволило ему уже через полгода возглавить отдельную группу из восьми человек, которых привлекали на самые ответственные и опасные задержания. При ликвидации одной из кавказских банд в районе международного аэропорта Шереметьево-2, замыслившей угон самолета, у Кольцова погибли сразу четверо из его группы. И вот тогда-то он и обратился к начальству с просьбой, чтобы ему позволили принять старых сослуживцев, тоже спецназовцев, из Владивостока, за которых он ручается головой. Как водится, послали запрос во Владивосток, провели соответствующую проверку, положенную в таких случаях, и старые подельщики Кольцова оказались под крылом у Самурая в Москве.
С Неделиным после возвращения из Владивостока Гера Кольцов встречался несколько раз и только однажды был с Леночкой. Тогда же понял, что контакты эти могут погубить его семью, откройся жене правда с фотографиями. Это была одна из причин, почему он не откликнулся на приглашение в "Пекин". Вторая, на взгляд Кольцова, казалась не менее весомой. Он не хотел, чтобы эта дружба возобновилась вновь, она еще не один раз нанесла бы Неделину вред. Ведь спались Кольцов на чем-нибудь, это сразу рикошетом ударит по всем, с кем он работал или дружил. Эта мысль щекотала ему самолюбие -- было в этом что-то благородное и как бы смыло с него какую-то грязь, компенсировало ту подлость, что он допустил к своему армейскому корешу.
Глава 7. Человек с особыми полномочиями
1
Утром следующего дня, после праздника в "Пекине", Неделин проснулся чуть позже обычного. По пути в ванную комнату он увидел на столе микропленку от своего фотоаппарата, называвшегося "Соглядатай", и веселые воспоминания о вчерашнем вечере в китайском ресторане мгновенно испарились. За завтраком, состоящем из скромных холостяцких бутербродов и большой чашки кофе, ему невольно припомнился роскошный стол накануне, но философствовать на сей счет сегодня не было времени -- нужно было как можно скорее прояснить ситуацию. Тут же, на кухонном столе, он наскоро набросал запрос: "Прошу срочно выяснить личность молодого человека, одетого на снимке в серый твидовый пиджак и вишневого цвета рубашку. Убежден, что он проявляет ко мне повышенный интерес. Никого из этой компании прежде не встречал. Филипп".
Потом Картье набрал номер телефона в доме на Кутузовском проспекте, и, когда услышал в трубке бодрый старческий голос, поздоровавшись, сказал:
-- Дедуля, если будет время, я, возможно, сегодня заскочу, -- и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Телефонный текст означал, что в течение получаса он положит в почтовый ящик отставного полковника милиции важное сообщение.
Апартаменты старого полковника, вдовца, служили Неделину еще и конспиративной явкой для встречи со своим начальством. Место расположения, да и сам хозяин дома, бывший начальник уголовного розыска одного из районов Москвы, Картье вполне устраивали. Шумный, оживленный проспект, дом на двенадцать подъездов, возможность подъехать прямо к парадному с разных улиц, окна, выходящие на Триумфальную арку, -- все основательно продумали на Лубянке.
Имя Филипп было его профессиональным псевдонимом, под этим зашифрованным именем он проходил в документах на Лубянке и на Петровке, 38. С этим именем он сжился, уже более трех лет добывая серьезную информацию об экономических диверсиях против страны, о крупных финансовых аферах, о готовящихся ограблениях, о государственных чиновниках высшего ранга, связанных с мафией, о правительственных служащих-взяточниках, об утечке важной для России секретной информации.
...Отслужив в армии, Неделин вернулся в Москву в конце декабря 1988 года и еще раз упустил возможность поступить в МГИМО, о чем, конечно, очень сожалел. Если раньше он не поступил в институт только из-за придирок приемной комиссии, то уж в следующей своей попытке ничуть не сомневался. Армейский срок засчитывался вровень с производственным стажем, к тому же с флота и характеристики привез отменные: комсорг части, отличник боевой и политической подготовки, спортсмен-разрядник, английским владел в совершенстве.
Полгода до новых вступительных экзаменов в МГИМО Картье занимался переводами с английского языка для одного частного издательства, куда пришел по объявлению в газете. Ближе к августу вплотную засел за учебники, рисковать он уже не мог -- годы подпирали. Но осечка вышла и на этот раз, хотя до проходного он не добрал всего один балл. Когда он, донельзя расстроенный, пришел в приемную комиссию института за документами, секретарша, вернувшая личное дело, вдруг спохватившись, сказала, что его попросили заглянуть в спецчасть МГИМО, и объяснила, как туда пройти.
Неделину не надо было объяснять, что такое спецчасть и чем она ведает в таком серьезном институте, но, удивившись, решил все-таки заглянуть в названную комнату в глухом коридоре-тупике. Встретил его пенсионного возраста, высокий, еще сохранивший военную выправку мужчина, наверняка в молодые годы занимавшийся куда более серьезными делами. Предложив Неделину сесть, он вдруг, без наигранности, сказал:
-- Жаль, не разглядели преподаватели вас раньше, да и наш отдел промашку дал. Такого студента упустили... жаль...
Потом он еще минуту-другую раздумывал о чем-то и лишь тогда, взяв со стола заранее заготовленный листочек, протянул его недоумевающему Картье. На отрывном листке из блокнота размашистым почерком было написано: "Виктор Степанович" и указан служебный телефон, судя по первым цифрам, где-то в центральных районах Москвы.
Хозяин встал и, считая встречу законченной, сказал:
-- Обязательно позвоните. И подумайте над предложением поступить в одно из закрытых учебных заведений. Желаю удачи. -- И добавил на прощанье: -Надеюсь, понимаете, что наш разговор и будущее предложение вы не должны ни с кем обсуждать.
Возвращаться домой с личным делом под мышкой и объявлять бедным родителям, без предварительной подготовки, что он опять провалился, Слава не хотел. И потому, дойдя до первой же телефонной будки, позвонил по указанному телефону некоему Виктору Степановичу, который мог что-то изменить в его судьбе.
На другом конце провода тотчас подняла трубку секретарша, и Неделин, назвавшись, попросил соединить его с Виктором Степановичем, что тут же и сделали.
-- Когда мы сможем с вами встретиться? -- без долгих предисловий перешел к делу неизвестный собеседник.
-- Да хоть сейчас. Я могу подъехать, куда вы скажете, -- обрадовался Картье.
После небольшой паузы его спросили, где он сейчас находится, и, когда Неделин ответил, что звонит с улицы Горького, с автоматов у Центрального телеграфа, Виктор Степанович сказал, что будет там через двадцать минут.
Как ни выглядывал Слава подъезжавшие к Центральному телеграфу машины, все же человека, которого ожидал, просмотрел. Молодой мужчина лет тридцати пяти -- тридцати семи, элегантно одетый, неожиданно возник рядом и, протянув руку, представился:
-- Здравствуйте, Вячеслав Михайлович. Меня зовут Королев Виктор Степанович, будем знакомы. -- И они обменялись крепкими мужскими рукопожатиями.
И тут же Королев широким жестом пригласил Славу в бесшумно подъехавшую к ним серую, неприметную "Волгу". Через полчаса они сидели и неспешно беседовали. О том, что это квартира не Королева, Неделин догадался сразу, но чувствовал себя здесь Виктор Степанович уверенно.
Уже в самом начале разговора, увидев в руках у Неделина папку с личным делом, Виктор Степанович, улыбнувшись, заметил:
-- Зря вы поспешили забрать документы, при любом исходе нашего разговора мы решили помочь вам. Нам звонили из института, из спецчасти, и сказали, если мы не сговоримся, чтобы вы снова зашли к ним. Если вас не устроит наш вариант получения высшего образования, можете начинать учебу в МГИМО, это гарантировано. Балл туда, балл сюда -- не имеет значения, у вас прекрасная для нашего времени биография, достойная семья, родители.
После такого вступления Неделин задышал ровнее, жизнь уже не казалась потерянной, и он внимательно стал слушать неожиданно возникшего из ниоткуда благодетеля, ангела-хранителя -- так думалось ему в те минуты.
Беседа не сразу набрала нужный ритм: Виктор Степанович задавал какие-то вопросы, Картье, не вдаваясь в подробности, отвечал, но даже из такого корявого диалога Неделин понял, что собеседник знает о нем достаточно много, а о последних годах даже в деталях. Удивило Славу, что Королев хорошо знал о случае с "бандеровцами" и о "подвиге" Кольцова, и он еще раз пожалел, что они не вместе вернулись в Москву, -- он знал, что Гера остался во Владивостоке с молодой женой. Но постепенно вопросы иссякли, и вялый диалог незаметно перетек в монолог хозяина явочной квартиры.
-- ...Сегодня, когда могучее государство сотрясают внутренние неурядицы и оно все же решается резко изменить курс и пойти по пути реформ, мы, работники органов, по опыту и анализу событий, происходящих в стране, видим, что общество стоит на пороге грандиозных потрясений. Передел власти, передел госсобственности, передел сложившихся национально-территориальных границ -особенно при ослабленном государстве -- вызовет локальные военные конфликты, которые могут перерасти в настоящие войны. Как следствие военных конфликтов, национальной нетерпимости друг к другу появятся потоки беженцев. Бедность, безработица, отсутствие моральных и политических ориентиров вызовут небывалое для нашего пуританского общества падение нравов. Скорее всего произойдет резкий, невиданный доселе взлет преступности, насилие, террор могут затопить волной наши города и села. Казнокрадство, коррупция, гигантские финансовые и промышленные аферы всегда являются верными спутниками смутного времени. Об этом что ни день докладывают наши аналитические центры, а ведь у нас -- так уж сложилось -- работают не самые слабые кадры.
Но сегодня мы не будем говорить о печальных перспективах, рассмотрим реальное положение в стране и самые ближайшие события, которые нам кажутся очевидными.
Виктор Степанович подошел к окну, выходящему на Тверской бульвар, и долго стоял там, о чем-то задумавшись. Неделин почувствовал, что эта пауза в разговоре никак не связана лично с ним. Даже результаты сегодняшней приватной встречи вряд ли особенно волновали Королева, его беспокоила судьба России, Отечества, Державы, -- наверное, ему было известно такое, что другому, даже осведомленному человеку, и в голову не могло прийти. Вот это горестное знание и личное бессилие перед надвигавшимися на родину бедами держало его у пыльного окна. Дом был старый, построенный еще в прошлом веке, прекрасно сохранившийся, ибо во все времена тут проживал непростой люд, и Картье вдруг увидел Королева не в модной цивильной одежде, а в мундире офицера той прежней, дореволюционной России. Наверное, поздней осенью 1917 года или ранней весной 1918-го у этого же окна, глядя на оживленный внизу бульвар, тоже стоял какой-нибудь офицер, ясно видевший, что ждет великую Российскую Империю, раскинувшуюся от океана до океана и объединившую под своим крылом сотни народов, и то-же в бессилии сжимал кулаки. На протяжении одного века Россия во второй раз собиралась круто менять свою судьбу.
Видимо, Картье точно уловил настроение Виктора Степановича. Вернувшись за стол, тот начал с грустью и издалека:
-- Я, дорогой Вячеслав Михайлович, как и вы, коренной москвич, русский. Мой дед, Иннокентий Христофорович Королев, занимал в тайной полиции царской России довольно высокий пост и революцию встретил в звании генерала. В 1918 году, в разгар холода, голода, интервенции, анархии, пошел работать во вновь организованную советскую милицию. Нет, не оттого, что разделял убеждения большевиков, а потому, что не хотел развала России, хаоса вокруг. Он был профессионалом и знал, как навести в стране порядок, даже если режим не подходил ему по политическим и моральным воззрениям.
Преступность -- она при любой системе и есть преступность, и бороться с ней могут только профессионалы, специалисты. Вор, бандит, насильник -категория не политическая, не национальная, а уголовная. Мой отец пошел по стопам деда, уже в сложившейся социалистической системе, при относительном порядке. В те годы организованная преступность была ликвидирована и воровской мир не имел никакого влияния ни на политическую, ни на экономическую жизнь страны. Сегодня многим такое положение преступного сообщества может показаться нереальным, но что было, то было -- улицы наших городов, парки, вокзалы, подъезды не представляли никакой угрозы населению. Хотя преступности, особенно хулиганства, хватало с избытком.
Вы об этом можете и не знать, но в пятидесятые годы любой человек в форме, и не только в милицейской, не имел права равнодушно пройти мимо хулигана, дебошира, не говоря уже о том, чтобы не откликнуться на конкретный призыв о помощи, -- форма означала государственную службу, и несоответствие ей грозило большими неприятностями, а то и трибуналом.
Сегодня в милицию входят ГАИ, ОБХСС, ОВИР и десятки прочих подразделений, сотрудники которых даже при погонах никогда не вмешаются в конфликт, пройдут мимо хулигана, бандита, мошенника, вора, ибо это не входит в их прямые обязанности. А ведь простому гражданину все равно, по какому ведомству ты проходишь: если носишь мундир, получаешь зарплату, будь добр, огради, защити меня. Кстати, тогда, в пятидесятых, если человек работал в органах, то и без формы, вне служебного времени, не имел права пройти мимо правонарушения -- и преступный мир знал об этом. А сейчас любой домушник, увидев милиционера-гаишника, даже не подумает свернуть с дороги, знает, что тот и пальцем не пошевелит против него.
"Уж не в милицию ли меня сватают? Что же он так-то рассыпается и перед кем? -- мелькнула у Неделина веселая мысль. -- Хорошенький скачок -- от МГИМО до мента..." Но он не стал перебивать хозяина, а тот продолжал неторопливо рассказывать о себе. И ничего не поделаешь -- приходилось слушать.
-- Я пришел в органы в конце семидесятых, после МГУ. Конечно, второе, специальное, образование получил в закрытых учебных заведениях. Мой выбор был сознательным, да и традиция в семье уже сложилась -- Королевых много работает в органах. К чему я это говорю, Вячеслав Михайлович? Да потому, что приглашаем вас работать у нас в смутное время, когда неясно, по какому пути пойдет Отечество. К тому же, честно говоря, мало, что можем предложить... Квартиру, например, ежегодное санаторное или курортное лечение, хорошую пенсию и оплату за выслугу лет? Все это было раньше. Сейчас ничего этого гарантировать невозможно. Страна на перепутье, и наш долг в этот ответственный исторический момент не допустить хаоса, анархии, грабежа национального достояния. А это не так просто, когда у руля государства, в важнейших его институтах, оказались продажные, беспринципные политики, если партии и движения финансируются извне, а средства массовой информации и телевидение прибрали к рукам нечистоплотные люди. Потому мы столь тщательно приглядывались к вам, подробно изучили вашу биографию, историю вашей семьи, всей родни, ближайшего окружения -- хотим предложить вам работу и учебу одновременно, в органах, в особых подразделениях.
-- Сразу работу? -- не удержавшись, удивленно перебил Неделин собеседника.
-- Да, работу. Полученная вами в армии подготовка так основательна, что вы вполне пригодны для службы в правоохранительных органах. Плюс интеллект, знание языков, характер, возможность пройти какие-нибудь особые ускоренные курсы. И конечно, заочное образование в наших закрытых учебных заведениях, обязательные стажировки в зарубежных университетах для ознакомления с разными странами, образом жизни в них, закрепление языковых навыков. Все это в конце концов сложится в прекрасное образование, -- заключил с улыбкой Виктор Степанович на чистейшем английском.
-- Интересно... -- вырвалось неожиданно у Неделина.
-- Что интересно, это вы точно подметили. Но будет трудно, зачастую опасно, и я должен об этом предупредить, прежде чем получить ваше принципиальное согласие. Сегодня, -- продолжил Виктор Степанович, -- наши враги неожиданно получили невиданный шанс развалить гигантскую супердержаву -- Советский Союз, и помощь, как нам видится, придет к ним изнутри. А цель у них ясная, конкретная -- в мире должна остаться только одна могучая держава -- США, она и станет диктовать условия миру, ибо противовеса в лице СССР уже не будет.
Вы читаете прессу и наверняка заметили, какая мощная атака идет на правовые органы: МВД, КГБ, прокуратуру, да и на армию и флот тоже. И здесь четко прослеживается цель -- развалить следственный аппарат страны, дискредитировать все силовые структуры, ослабить их насколько удастся, а главное, подорвать к ним доверие народа -- чтобы в час "Х" государство не имело опоры. Наверное, заметили, опять же по газетам, как Запад вдруг стал приглашать читать лекции за щедрые гонорары некоторых наших "интеллектуалов" и как после возвращения появляются их статьи, а по сути инструкции, рекомендации, как добить наше государство, кого опорочить или хотя бы высмеять в первую очередь или как настроить одну часть населения против другой. Начавшийся в Карабахе межнациональный конфликт, первый за десятилетия, -- лучший тому пример.
Сегодня вы можете прочитать такую невообразимую грязь про нас, про органы, про историю государства, его завоевания и успехи, что человек, не имеющий своей позиции, своего мышления -- особенно это касается молодежи, не задумывающейся над тем, по-чему это вдруг хлынуло потоком, да еще из уст вроде авторитетных людей, -- может испытать к нам, да и к своему Отечеству только ненависть. Мы это осознаем. И в это трудное для органов время мы тем не менее приглашаем вас работать к себе. Что бы ни про-исходило вокруг, какие бы люди и партии ни рвались к власти, какими бы путями ни пошло государство, для нормального человека, для патриота своей Родины, в конце концов, для русского человека главным должна быть забота о судьбе Отечества. Россия у нас одна. В органах достаточно людей, которые не намерены спокойно взирать на передел всего и вся, в этом вы должны быть уверены. И в этом я вам лично ручаюсь честью русского офицера. -- И Виктор Степанович протянул через стол Неделину руку, которую тот нере-шительно пожал. После небольшой паузы Королев закурил и продолжил: -- Три четверти преступлений абсолютно новы для правоохранительных органов и требуют нового подхода, а зачастую и новых людей в органах, извините за тавтологию. Но суть проблемы примерно такова.
Я долго и, возможно, нудно объяснял вам политическую и экономическую ситуацию в стране, но эта предыстория необходима, потому что именно вы -- те молодые люди, которые будут бороться с преступниками совсем неординарными методами. Вы будете вести эту опасную борьбу чаще всего в одиночку. Вас никто не станет ограничивать никакой четко поставленной задачей, цель у вас одна -- стоять на пути тех, кто может нанести вред Отечеству.
-- Как в пятидесятых? -- попытался отшутиться Неделин.
-- Да, примерно так. Хотя... У нас не сидели оборотни, предатели, двурушники и казнокрады, -- ответил с внезапно прорвавшейся горечью Королев.
Виктор Степанович отлучился из комнаты и вернулся со свежезаваренным чаем. Словно подытоживая предварительный этап беседы, он решительно сказал:
-- Если вас не пугает постоянный риск, отсутствие каких-либо гарантий на ближайшие годы и есть желание помочь Отечеству, то, заручившись вашим принципиальным согласием, мы перейдем к другой части нашей беседы, к конкретным деталям вашей новой службы, а точнее, новой жизни.
-- Прежде чем дать согласие, на которое вообще-то уже готов, я хотел бы задать очень важный для себя вопрос: не означает ли ваша личная позиция и позиция тех коллег, о которых вы упоминали, что в органах не желают перемен и готовы стоять насмерть за идеи компартии. Можно немножко короче: вы отождествляете Отечество только с коммунистами?
Королева не смутил вопрос Неделина, он уловил, что для бывшего десантника это принципиально важно, и спокойно ответил:
-- Ну, во-первых, Отечество нельзя отождествлять ни с какой партией, ни с какой идеологией. Я уже говорил -- Россия у нас одна. Помните, в начале беседы я упомянул своего деда, царского генерала, добровольно пошедшего в советскую милицию. Он не разделял большевистской идеологии, но не мог и оставаться в стороне, когда Россию разрывали на куски. А что касается наших политических убеждений, то сейчас мы меньше всего думаем об идеологии -- мы заняты конкретным делом, и под это совсем необязательно подводить какую-то политическую платформу.
-- Меня устраивает ваш ответ. Я опасался, что будет как и прежде: этого не тронь, этого нельзя, этого не смей, тот секретарь обкома, жулики, проходимцы, и никого нельзя призвать к ответу.
В таком случае, Виктор Степанович, мне с вами по пути. Мне действительно не безразлична моя родина. И давайте не будем терять времени, перейдем к главному, чем я буду заниматься?
-- Ну, вот и хорошо. Я рад, что вы примкнете к нам. Смею надеяться -вы надежный человек. -- И Королев еще раз пожал руку Неделину. -- Ну а теперь к делу...
Геронтократия -- власть стариков -- рухнула первой, что и должно было случиться. Первыми к нарождающейся рыночной системе приспособились молодые -- среди тех, кто сделал свои начальные легальные миллионы, почти нет людей среднего или старшего возраста. К такой ситуации, когда власть стала переходить из рук одряхлевших стариков в руки "новых русских", оказались не готовы ни сама власть, ни мы -- органы. Ситуация нормальная, если бы существующая власть спокойно и твердо пошла на контакт, передавая постепенно бразды правления и опыт, тогда бы сохранилась традиция, преемственность поколений. Но не встречая внимания и интереса со стороны власти у себя дома, "новые русские" становятся объектом внимания для наших противников извне. Преступность -- уголовная, экономическая и политическая -- резко помолодела. И пока у нас в руках еще есть сила и финансы, мы, на свой страх и риск, решили провести ряд акций в среде "новых русских", тесно связанных с криминальными структурами. Однако нам, со старым кадровым составом, трудно войти с ними в контакт. У преступного мира, "новых русских", короче у мафии, есть свои люди и в органах, и во властных структурах. Поэтому и мы решили внедрить в их среду своих людей, иначе мы будем продолжать проигрывать схватку за схваткой, а аппетиты у них не знают предела. Нам необходимо знать их планы, так как они представляют опасность и для государственных институтов, и для народа.
Ко времени отъезда Кольцов уже сколотил вокруг себя команду единомышленников, каждого проверил в деле, повязал не одним совместным преступлением -- впрочем, никого не принуждал. Отбывая в Москву, он обещал коллегам, как только обустроится сам, обязательно востребует всех под свое начало, знал, что в столице спрос на спецназовцев, особенно в элитные подразделения, высок.
Если когда-то, задумываясь о московской жизни, Кольцов мечтал о работе в службе безопасности какой-нибудь солидной фирмы или преуспевающего банка, то теперь планы у него резко изменились. Пообтершись во Владивостоке, он уже твердо знал, что ему нужна служба в самом МВД, при отделах по борьбе с экономическими преступлениями, там-то как раз находится банк данных на людей, которых он собирается тряхнуть как следует. На худой конец, его устраивала работа в налоговой полиции, да и то только в самом центральном районе столицы, где сосредоточены крупные банки, нефтяные корпорации, финансовые группы, -- там тоже знают, кто есть кто.
Вернувшись в Москву с прекрасными рекомендациями и характеристиками от своего владивостокского начальства, не подозревавшего о двойной жизни новоиспеченного офицера, Кольцов не без труда устроился в заветный для него отдел по борьбе с крупными экономическими преступлениями при МВД России. Работы для милиции в столице было невпроворот, и Кольцов быстро зарекомендовал себя как бесстрашный, решительный боец, что позволило ему уже через полгода возглавить отдельную группу из восьми человек, которых привлекали на самые ответственные и опасные задержания. При ликвидации одной из кавказских банд в районе международного аэропорта Шереметьево-2, замыслившей угон самолета, у Кольцова погибли сразу четверо из его группы. И вот тогда-то он и обратился к начальству с просьбой, чтобы ему позволили принять старых сослуживцев, тоже спецназовцев, из Владивостока, за которых он ручается головой. Как водится, послали запрос во Владивосток, провели соответствующую проверку, положенную в таких случаях, и старые подельщики Кольцова оказались под крылом у Самурая в Москве.
С Неделиным после возвращения из Владивостока Гера Кольцов встречался несколько раз и только однажды был с Леночкой. Тогда же понял, что контакты эти могут погубить его семью, откройся жене правда с фотографиями. Это была одна из причин, почему он не откликнулся на приглашение в "Пекин". Вторая, на взгляд Кольцова, казалась не менее весомой. Он не хотел, чтобы эта дружба возобновилась вновь, она еще не один раз нанесла бы Неделину вред. Ведь спались Кольцов на чем-нибудь, это сразу рикошетом ударит по всем, с кем он работал или дружил. Эта мысль щекотала ему самолюбие -- было в этом что-то благородное и как бы смыло с него какую-то грязь, компенсировало ту подлость, что он допустил к своему армейскому корешу.
Глава 7. Человек с особыми полномочиями
1
Утром следующего дня, после праздника в "Пекине", Неделин проснулся чуть позже обычного. По пути в ванную комнату он увидел на столе микропленку от своего фотоаппарата, называвшегося "Соглядатай", и веселые воспоминания о вчерашнем вечере в китайском ресторане мгновенно испарились. За завтраком, состоящем из скромных холостяцких бутербродов и большой чашки кофе, ему невольно припомнился роскошный стол накануне, но философствовать на сей счет сегодня не было времени -- нужно было как можно скорее прояснить ситуацию. Тут же, на кухонном столе, он наскоро набросал запрос: "Прошу срочно выяснить личность молодого человека, одетого на снимке в серый твидовый пиджак и вишневого цвета рубашку. Убежден, что он проявляет ко мне повышенный интерес. Никого из этой компании прежде не встречал. Филипп".
Потом Картье набрал номер телефона в доме на Кутузовском проспекте, и, когда услышал в трубке бодрый старческий голос, поздоровавшись, сказал:
-- Дедуля, если будет время, я, возможно, сегодня заскочу, -- и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Телефонный текст означал, что в течение получаса он положит в почтовый ящик отставного полковника милиции важное сообщение.
Апартаменты старого полковника, вдовца, служили Неделину еще и конспиративной явкой для встречи со своим начальством. Место расположения, да и сам хозяин дома, бывший начальник уголовного розыска одного из районов Москвы, Картье вполне устраивали. Шумный, оживленный проспект, дом на двенадцать подъездов, возможность подъехать прямо к парадному с разных улиц, окна, выходящие на Триумфальную арку, -- все основательно продумали на Лубянке.
Имя Филипп было его профессиональным псевдонимом, под этим зашифрованным именем он проходил в документах на Лубянке и на Петровке, 38. С этим именем он сжился, уже более трех лет добывая серьезную информацию об экономических диверсиях против страны, о крупных финансовых аферах, о готовящихся ограблениях, о государственных чиновниках высшего ранга, связанных с мафией, о правительственных служащих-взяточниках, об утечке важной для России секретной информации.
...Отслужив в армии, Неделин вернулся в Москву в конце декабря 1988 года и еще раз упустил возможность поступить в МГИМО, о чем, конечно, очень сожалел. Если раньше он не поступил в институт только из-за придирок приемной комиссии, то уж в следующей своей попытке ничуть не сомневался. Армейский срок засчитывался вровень с производственным стажем, к тому же с флота и характеристики привез отменные: комсорг части, отличник боевой и политической подготовки, спортсмен-разрядник, английским владел в совершенстве.
Полгода до новых вступительных экзаменов в МГИМО Картье занимался переводами с английского языка для одного частного издательства, куда пришел по объявлению в газете. Ближе к августу вплотную засел за учебники, рисковать он уже не мог -- годы подпирали. Но осечка вышла и на этот раз, хотя до проходного он не добрал всего один балл. Когда он, донельзя расстроенный, пришел в приемную комиссию института за документами, секретарша, вернувшая личное дело, вдруг спохватившись, сказала, что его попросили заглянуть в спецчасть МГИМО, и объяснила, как туда пройти.
Неделину не надо было объяснять, что такое спецчасть и чем она ведает в таком серьезном институте, но, удивившись, решил все-таки заглянуть в названную комнату в глухом коридоре-тупике. Встретил его пенсионного возраста, высокий, еще сохранивший военную выправку мужчина, наверняка в молодые годы занимавшийся куда более серьезными делами. Предложив Неделину сесть, он вдруг, без наигранности, сказал:
-- Жаль, не разглядели преподаватели вас раньше, да и наш отдел промашку дал. Такого студента упустили... жаль...
Потом он еще минуту-другую раздумывал о чем-то и лишь тогда, взяв со стола заранее заготовленный листочек, протянул его недоумевающему Картье. На отрывном листке из блокнота размашистым почерком было написано: "Виктор Степанович" и указан служебный телефон, судя по первым цифрам, где-то в центральных районах Москвы.
Хозяин встал и, считая встречу законченной, сказал:
-- Обязательно позвоните. И подумайте над предложением поступить в одно из закрытых учебных заведений. Желаю удачи. -- И добавил на прощанье: -Надеюсь, понимаете, что наш разговор и будущее предложение вы не должны ни с кем обсуждать.
Возвращаться домой с личным делом под мышкой и объявлять бедным родителям, без предварительной подготовки, что он опять провалился, Слава не хотел. И потому, дойдя до первой же телефонной будки, позвонил по указанному телефону некоему Виктору Степановичу, который мог что-то изменить в его судьбе.
На другом конце провода тотчас подняла трубку секретарша, и Неделин, назвавшись, попросил соединить его с Виктором Степановичем, что тут же и сделали.
-- Когда мы сможем с вами встретиться? -- без долгих предисловий перешел к делу неизвестный собеседник.
-- Да хоть сейчас. Я могу подъехать, куда вы скажете, -- обрадовался Картье.
После небольшой паузы его спросили, где он сейчас находится, и, когда Неделин ответил, что звонит с улицы Горького, с автоматов у Центрального телеграфа, Виктор Степанович сказал, что будет там через двадцать минут.
Как ни выглядывал Слава подъезжавшие к Центральному телеграфу машины, все же человека, которого ожидал, просмотрел. Молодой мужчина лет тридцати пяти -- тридцати семи, элегантно одетый, неожиданно возник рядом и, протянув руку, представился:
-- Здравствуйте, Вячеслав Михайлович. Меня зовут Королев Виктор Степанович, будем знакомы. -- И они обменялись крепкими мужскими рукопожатиями.
И тут же Королев широким жестом пригласил Славу в бесшумно подъехавшую к ним серую, неприметную "Волгу". Через полчаса они сидели и неспешно беседовали. О том, что это квартира не Королева, Неделин догадался сразу, но чувствовал себя здесь Виктор Степанович уверенно.
Уже в самом начале разговора, увидев в руках у Неделина папку с личным делом, Виктор Степанович, улыбнувшись, заметил:
-- Зря вы поспешили забрать документы, при любом исходе нашего разговора мы решили помочь вам. Нам звонили из института, из спецчасти, и сказали, если мы не сговоримся, чтобы вы снова зашли к ним. Если вас не устроит наш вариант получения высшего образования, можете начинать учебу в МГИМО, это гарантировано. Балл туда, балл сюда -- не имеет значения, у вас прекрасная для нашего времени биография, достойная семья, родители.
После такого вступления Неделин задышал ровнее, жизнь уже не казалась потерянной, и он внимательно стал слушать неожиданно возникшего из ниоткуда благодетеля, ангела-хранителя -- так думалось ему в те минуты.
Беседа не сразу набрала нужный ритм: Виктор Степанович задавал какие-то вопросы, Картье, не вдаваясь в подробности, отвечал, но даже из такого корявого диалога Неделин понял, что собеседник знает о нем достаточно много, а о последних годах даже в деталях. Удивило Славу, что Королев хорошо знал о случае с "бандеровцами" и о "подвиге" Кольцова, и он еще раз пожалел, что они не вместе вернулись в Москву, -- он знал, что Гера остался во Владивостоке с молодой женой. Но постепенно вопросы иссякли, и вялый диалог незаметно перетек в монолог хозяина явочной квартиры.
-- ...Сегодня, когда могучее государство сотрясают внутренние неурядицы и оно все же решается резко изменить курс и пойти по пути реформ, мы, работники органов, по опыту и анализу событий, происходящих в стране, видим, что общество стоит на пороге грандиозных потрясений. Передел власти, передел госсобственности, передел сложившихся национально-территориальных границ -особенно при ослабленном государстве -- вызовет локальные военные конфликты, которые могут перерасти в настоящие войны. Как следствие военных конфликтов, национальной нетерпимости друг к другу появятся потоки беженцев. Бедность, безработица, отсутствие моральных и политических ориентиров вызовут небывалое для нашего пуританского общества падение нравов. Скорее всего произойдет резкий, невиданный доселе взлет преступности, насилие, террор могут затопить волной наши города и села. Казнокрадство, коррупция, гигантские финансовые и промышленные аферы всегда являются верными спутниками смутного времени. Об этом что ни день докладывают наши аналитические центры, а ведь у нас -- так уж сложилось -- работают не самые слабые кадры.
Но сегодня мы не будем говорить о печальных перспективах, рассмотрим реальное положение в стране и самые ближайшие события, которые нам кажутся очевидными.
Виктор Степанович подошел к окну, выходящему на Тверской бульвар, и долго стоял там, о чем-то задумавшись. Неделин почувствовал, что эта пауза в разговоре никак не связана лично с ним. Даже результаты сегодняшней приватной встречи вряд ли особенно волновали Королева, его беспокоила судьба России, Отечества, Державы, -- наверное, ему было известно такое, что другому, даже осведомленному человеку, и в голову не могло прийти. Вот это горестное знание и личное бессилие перед надвигавшимися на родину бедами держало его у пыльного окна. Дом был старый, построенный еще в прошлом веке, прекрасно сохранившийся, ибо во все времена тут проживал непростой люд, и Картье вдруг увидел Королева не в модной цивильной одежде, а в мундире офицера той прежней, дореволюционной России. Наверное, поздней осенью 1917 года или ранней весной 1918-го у этого же окна, глядя на оживленный внизу бульвар, тоже стоял какой-нибудь офицер, ясно видевший, что ждет великую Российскую Империю, раскинувшуюся от океана до океана и объединившую под своим крылом сотни народов, и то-же в бессилии сжимал кулаки. На протяжении одного века Россия во второй раз собиралась круто менять свою судьбу.
Видимо, Картье точно уловил настроение Виктора Степановича. Вернувшись за стол, тот начал с грустью и издалека:
-- Я, дорогой Вячеслав Михайлович, как и вы, коренной москвич, русский. Мой дед, Иннокентий Христофорович Королев, занимал в тайной полиции царской России довольно высокий пост и революцию встретил в звании генерала. В 1918 году, в разгар холода, голода, интервенции, анархии, пошел работать во вновь организованную советскую милицию. Нет, не оттого, что разделял убеждения большевиков, а потому, что не хотел развала России, хаоса вокруг. Он был профессионалом и знал, как навести в стране порядок, даже если режим не подходил ему по политическим и моральным воззрениям.
Преступность -- она при любой системе и есть преступность, и бороться с ней могут только профессионалы, специалисты. Вор, бандит, насильник -категория не политическая, не национальная, а уголовная. Мой отец пошел по стопам деда, уже в сложившейся социалистической системе, при относительном порядке. В те годы организованная преступность была ликвидирована и воровской мир не имел никакого влияния ни на политическую, ни на экономическую жизнь страны. Сегодня многим такое положение преступного сообщества может показаться нереальным, но что было, то было -- улицы наших городов, парки, вокзалы, подъезды не представляли никакой угрозы населению. Хотя преступности, особенно хулиганства, хватало с избытком.
Вы об этом можете и не знать, но в пятидесятые годы любой человек в форме, и не только в милицейской, не имел права равнодушно пройти мимо хулигана, дебошира, не говоря уже о том, чтобы не откликнуться на конкретный призыв о помощи, -- форма означала государственную службу, и несоответствие ей грозило большими неприятностями, а то и трибуналом.
Сегодня в милицию входят ГАИ, ОБХСС, ОВИР и десятки прочих подразделений, сотрудники которых даже при погонах никогда не вмешаются в конфликт, пройдут мимо хулигана, бандита, мошенника, вора, ибо это не входит в их прямые обязанности. А ведь простому гражданину все равно, по какому ведомству ты проходишь: если носишь мундир, получаешь зарплату, будь добр, огради, защити меня. Кстати, тогда, в пятидесятых, если человек работал в органах, то и без формы, вне служебного времени, не имел права пройти мимо правонарушения -- и преступный мир знал об этом. А сейчас любой домушник, увидев милиционера-гаишника, даже не подумает свернуть с дороги, знает, что тот и пальцем не пошевелит против него.
"Уж не в милицию ли меня сватают? Что же он так-то рассыпается и перед кем? -- мелькнула у Неделина веселая мысль. -- Хорошенький скачок -- от МГИМО до мента..." Но он не стал перебивать хозяина, а тот продолжал неторопливо рассказывать о себе. И ничего не поделаешь -- приходилось слушать.
-- Я пришел в органы в конце семидесятых, после МГУ. Конечно, второе, специальное, образование получил в закрытых учебных заведениях. Мой выбор был сознательным, да и традиция в семье уже сложилась -- Королевых много работает в органах. К чему я это говорю, Вячеслав Михайлович? Да потому, что приглашаем вас работать у нас в смутное время, когда неясно, по какому пути пойдет Отечество. К тому же, честно говоря, мало, что можем предложить... Квартиру, например, ежегодное санаторное или курортное лечение, хорошую пенсию и оплату за выслугу лет? Все это было раньше. Сейчас ничего этого гарантировать невозможно. Страна на перепутье, и наш долг в этот ответственный исторический момент не допустить хаоса, анархии, грабежа национального достояния. А это не так просто, когда у руля государства, в важнейших его институтах, оказались продажные, беспринципные политики, если партии и движения финансируются извне, а средства массовой информации и телевидение прибрали к рукам нечистоплотные люди. Потому мы столь тщательно приглядывались к вам, подробно изучили вашу биографию, историю вашей семьи, всей родни, ближайшего окружения -- хотим предложить вам работу и учебу одновременно, в органах, в особых подразделениях.
-- Сразу работу? -- не удержавшись, удивленно перебил Неделин собеседника.
-- Да, работу. Полученная вами в армии подготовка так основательна, что вы вполне пригодны для службы в правоохранительных органах. Плюс интеллект, знание языков, характер, возможность пройти какие-нибудь особые ускоренные курсы. И конечно, заочное образование в наших закрытых учебных заведениях, обязательные стажировки в зарубежных университетах для ознакомления с разными странами, образом жизни в них, закрепление языковых навыков. Все это в конце концов сложится в прекрасное образование, -- заключил с улыбкой Виктор Степанович на чистейшем английском.
-- Интересно... -- вырвалось неожиданно у Неделина.
-- Что интересно, это вы точно подметили. Но будет трудно, зачастую опасно, и я должен об этом предупредить, прежде чем получить ваше принципиальное согласие. Сегодня, -- продолжил Виктор Степанович, -- наши враги неожиданно получили невиданный шанс развалить гигантскую супердержаву -- Советский Союз, и помощь, как нам видится, придет к ним изнутри. А цель у них ясная, конкретная -- в мире должна остаться только одна могучая держава -- США, она и станет диктовать условия миру, ибо противовеса в лице СССР уже не будет.
Вы читаете прессу и наверняка заметили, какая мощная атака идет на правовые органы: МВД, КГБ, прокуратуру, да и на армию и флот тоже. И здесь четко прослеживается цель -- развалить следственный аппарат страны, дискредитировать все силовые структуры, ослабить их насколько удастся, а главное, подорвать к ним доверие народа -- чтобы в час "Х" государство не имело опоры. Наверное, заметили, опять же по газетам, как Запад вдруг стал приглашать читать лекции за щедрые гонорары некоторых наших "интеллектуалов" и как после возвращения появляются их статьи, а по сути инструкции, рекомендации, как добить наше государство, кого опорочить или хотя бы высмеять в первую очередь или как настроить одну часть населения против другой. Начавшийся в Карабахе межнациональный конфликт, первый за десятилетия, -- лучший тому пример.
Сегодня вы можете прочитать такую невообразимую грязь про нас, про органы, про историю государства, его завоевания и успехи, что человек, не имеющий своей позиции, своего мышления -- особенно это касается молодежи, не задумывающейся над тем, по-чему это вдруг хлынуло потоком, да еще из уст вроде авторитетных людей, -- может испытать к нам, да и к своему Отечеству только ненависть. Мы это осознаем. И в это трудное для органов время мы тем не менее приглашаем вас работать к себе. Что бы ни про-исходило вокруг, какие бы люди и партии ни рвались к власти, какими бы путями ни пошло государство, для нормального человека, для патриота своей Родины, в конце концов, для русского человека главным должна быть забота о судьбе Отечества. Россия у нас одна. В органах достаточно людей, которые не намерены спокойно взирать на передел всего и вся, в этом вы должны быть уверены. И в этом я вам лично ручаюсь честью русского офицера. -- И Виктор Степанович протянул через стол Неделину руку, которую тот нере-шительно пожал. После небольшой паузы Королев закурил и продолжил: -- Три четверти преступлений абсолютно новы для правоохранительных органов и требуют нового подхода, а зачастую и новых людей в органах, извините за тавтологию. Но суть проблемы примерно такова.
Я долго и, возможно, нудно объяснял вам политическую и экономическую ситуацию в стране, но эта предыстория необходима, потому что именно вы -- те молодые люди, которые будут бороться с преступниками совсем неординарными методами. Вы будете вести эту опасную борьбу чаще всего в одиночку. Вас никто не станет ограничивать никакой четко поставленной задачей, цель у вас одна -- стоять на пути тех, кто может нанести вред Отечеству.
-- Как в пятидесятых? -- попытался отшутиться Неделин.
-- Да, примерно так. Хотя... У нас не сидели оборотни, предатели, двурушники и казнокрады, -- ответил с внезапно прорвавшейся горечью Королев.
Виктор Степанович отлучился из комнаты и вернулся со свежезаваренным чаем. Словно подытоживая предварительный этап беседы, он решительно сказал:
-- Если вас не пугает постоянный риск, отсутствие каких-либо гарантий на ближайшие годы и есть желание помочь Отечеству, то, заручившись вашим принципиальным согласием, мы перейдем к другой части нашей беседы, к конкретным деталям вашей новой службы, а точнее, новой жизни.
-- Прежде чем дать согласие, на которое вообще-то уже готов, я хотел бы задать очень важный для себя вопрос: не означает ли ваша личная позиция и позиция тех коллег, о которых вы упоминали, что в органах не желают перемен и готовы стоять насмерть за идеи компартии. Можно немножко короче: вы отождествляете Отечество только с коммунистами?
Королева не смутил вопрос Неделина, он уловил, что для бывшего десантника это принципиально важно, и спокойно ответил:
-- Ну, во-первых, Отечество нельзя отождествлять ни с какой партией, ни с какой идеологией. Я уже говорил -- Россия у нас одна. Помните, в начале беседы я упомянул своего деда, царского генерала, добровольно пошедшего в советскую милицию. Он не разделял большевистской идеологии, но не мог и оставаться в стороне, когда Россию разрывали на куски. А что касается наших политических убеждений, то сейчас мы меньше всего думаем об идеологии -- мы заняты конкретным делом, и под это совсем необязательно подводить какую-то политическую платформу.
-- Меня устраивает ваш ответ. Я опасался, что будет как и прежде: этого не тронь, этого нельзя, этого не смей, тот секретарь обкома, жулики, проходимцы, и никого нельзя призвать к ответу.
В таком случае, Виктор Степанович, мне с вами по пути. Мне действительно не безразлична моя родина. И давайте не будем терять времени, перейдем к главному, чем я буду заниматься?
-- Ну, вот и хорошо. Я рад, что вы примкнете к нам. Смею надеяться -вы надежный человек. -- И Королев еще раз пожал руку Неделину. -- Ну а теперь к делу...
Геронтократия -- власть стариков -- рухнула первой, что и должно было случиться. Первыми к нарождающейся рыночной системе приспособились молодые -- среди тех, кто сделал свои начальные легальные миллионы, почти нет людей среднего или старшего возраста. К такой ситуации, когда власть стала переходить из рук одряхлевших стариков в руки "новых русских", оказались не готовы ни сама власть, ни мы -- органы. Ситуация нормальная, если бы существующая власть спокойно и твердо пошла на контакт, передавая постепенно бразды правления и опыт, тогда бы сохранилась традиция, преемственность поколений. Но не встречая внимания и интереса со стороны власти у себя дома, "новые русские" становятся объектом внимания для наших противников извне. Преступность -- уголовная, экономическая и политическая -- резко помолодела. И пока у нас в руках еще есть сила и финансы, мы, на свой страх и риск, решили провести ряд акций в среде "новых русских", тесно связанных с криминальными структурами. Однако нам, со старым кадровым составом, трудно войти с ними в контакт. У преступного мира, "новых русских", короче у мафии, есть свои люди и в органах, и во властных структурах. Поэтому и мы решили внедрить в их среду своих людей, иначе мы будем продолжать проигрывать схватку за схваткой, а аппетиты у них не знают предела. Нам необходимо знать их планы, так как они представляют опасность и для государственных институтов, и для народа.