Страница:
-- Как мне понравилось у твоих друзей... И дом, и какая у них семья, и как они любят друг друга...
-- Выходи за меня замуж, и мы так же будем жить. И дети у нас, я думаю, будут неплохие, мать-то у них вылитая красавица, -- подзадорил ее Тоглар, приобняв.
Но, видимо, уклад яркой, помпезной жизни Городецких сильно подействовал на молодую женщину, и она, не таясь, с сожалением проронила:
-- А где мы с тобой будем жить, в этом номере в "Метрополе"? Мне свой дом хочется иметь, принимать гостей... Я уже однажды была замужем, намаялась по чужим квартирам. Зареклась -- за бесквартирного замуж никогда не пойду, жизнь одна, да и та быстротечная...
-- Ну, мы, наверное, этот вопрос как-то решим. Видишь ли, тут наши интересы и планы, слава Богу, совпадают. Мне тоже хочется жить домом, семьей, принимать гостей, растить детей... -- ответил Константин Николаевич и впервые почувствовал, как в Наталье открылось или проскользнуло что-то хищное, жесткое, рациональное, шедшее вразрез с его сложившимся представлением о ней. Но эта мысль не успела задержаться, пустить корни, ибо в тот же момент любимая, трогательно обняв его, стала благодарно целовать за предложение. И такой красноречивый ответ отогнал насторожившую было Тоглара мысль. Но тайну готовых апартаментов на Кутузовском Константин Николаевич в этот день все же не раскрыл, хотя и порывался несколько раз -- и по дороге с аэропорта, и у Городецких, -- но сработал какой-то неподвластный ему тормоз.
Утром, когда они позавтракали внизу в ресторане, Тоглар весело сказал:
-- А я ведь обещал тебе сюрприз, выманивая тебя из Ростова в Москву, а ты и не напомнила.
-- Я думала, что визит к твоим друзьям Городецким и есть тот самый сюрприз, -- пожала плечами подруга. -- Я очень довольна проведенным у них вечером, спасибо тебе. И если сегодня меня ждет еще одна подобная радость, считай, что ты приготовил двойной сюрприз.
-- Ну, это судить тебе, -- несколько туманно изрек Тоглар. -- Если понравится, то это и будет главный сюрприз. Во всяком случае, я старался...
Забрав "порше" с автостоянки гостиницы, Константин Николаевич повез Наталью на Кутузовский проспект. Когда подъезжали к дому, очень похожему на тот, в котором жил Городецкий, Наталья заметила, что на фронтоне этого здания тоже висели два барельефа из черного и серого гранита и три бронзовые, позеленевшие от времени мемориальные доски.
-- Значит, я угадала, опять в гости? -- с деланным восторгом сказала Наталья, оглядывая высокое парадное с консьержем в униформе, бывшего десантника.
-- Сюрприз может быть и не в гостях, потерпи немножко, -- ответил с усмешкой Тоглар, вызывая скоростной лифт.
Поднялись на шестой этаж, на просторную лестничную площадку. Поскольку на нее выходили только две квартиры и обе принадлежали Константину Николаевичу, то Виленкин привел в порядок и эту территорию. Оформление стало строгим, изысканным, на долгие годы: до потолка -- крупная плитка под цвет редчайшего каррарского мрамора, на стенах -- хорошо полированные дубовые панели, из специального наборного паркета -- пол. Хотя обе квартиры на площадке принадлежали Тоглару, но входные двери в них резко отличались друг от друга и по форме, и по цвету полотна и косяков, и особенно по богатству и дизайну хорошо надраенной бронзовой фурнитуры. Над входом в двустворчатую массивную ореховую дверь, что вела в мастерскую-салон, имелась большая застекленная арка, из-за нее прихожая в светлое время суток могла обходиться без электрического освещения, что было очень важно для художника и преображало квартиру до неузнаваемости.
Конечно, лестничная площадка у Городецких тоже была чистой и аккуратной, но в сравнение с этой никак не шла, как говорят в народе: небо и земля. И тут, на площадке перед дверями, у самого Константина Николаевича вышла заминка: он растерялся, в какую квартиру вести Наталью прежде всего. В конце концов он подошел к двери, что выглядела построже в сравнении с дверью мастерской-салона -- тоже двустворчатой, сделанной из цельного массива могучего дуба, в середине которой было пропущено толстое восьмимиллиметровое бронированное полотно, выдерживающее очередь из крупнокалиберного пулемета -- такие двери делали в Англии почти семь месяцев. Открыв ее своим ключом, Тоглар радушным жестом пригласил Наталью в дом.
-- Чей это дворец? -- спросила она растерянно и отчего-то испуганно. Кругом ее окружало такое великолепие, что она боялась куда-нибудь не туда наступить или что-то задеть.
Заметив ее смущение, Константин Николаевич весело сказал:
-- Ты вчера что-то говорила о собственном доме, собственной кухне. Вот, предлагают мне такую квартиру, а я без твоего согласия не могу дать ответ. Посмотри, пожалуйста, кухню, может, надо что изменить, добавить?
Раздевшись в просторной прихожей, он провел ее за руку по сверкающему паркету в большую, метров на двадцать пять комнату, которую он назвал кухней. Наталья даже не представляла, что могут быть такие роскошно обставленные кухни -- с прекрасной мебелью, со встроенными холодильником, морозильной камерой, микроволновыми и электрическими печами и духовками, восьмикомфорочной газовой плитой, сияющей хромом и никелем и снабженной всевозможными датчиками и приборами, отчего она походила на космический аппарат. Здесь же были посудомоечная машина и другие агрегаты, предназначения которых она не знала и о которых даже не догадывалась. Обратила Наталья внимание и на то, что на всем оборудовании стоит знак одной фирмы -- Сименс". Константин Николаевич подошел к громадному холодильнику и, распахнув его, сказал:
-- Будет тебе где хранить продукты, -- потом щелкнул переключателем газовой плиты, которая тут же сама, без огня, зажглась, но о таких чудесах, плитах на пьезоэлементах, она уже слышала.
Наталья заметно осмелела и, подойдя к хромированной мойке, включила воду -- полилась холодная и горячая. Константин Николаевич отодвинул один из четырех тяжелых деревянных стульев с высокой спинкой и объ-явил:
-- Вот это место будет моим, не возражаешь?
-- А я займу вот это, чтобы лучше видеть тебя и быть поближе к плите, -- озорно ответила Наталья, включаясь в игру или подстраиваясь под веселое настроение Тоглара.
Затем они осмотрели зал, комнату с камином, которая понравилась ей больше всего. Особенно огромная, похожая на фантастическую птицу люстра из цветного венецианского стекла и схожие по стилю торшеры в углах комнаты, да и все изысканное освещение, выполненное итальянскими дизайнерами, будущая хозяйка дома приняла с нескрываемым восторгом -- это радовало Константина Николаевича, ревниво следившего за ее реакцией. Из каминного зала Наталья никак не хотела уходить -- даже не обставленный до конца мебелью он был уютен. Но Константин Николаевич сказал, что им есть еще что посмотреть в этом доме, и увел ее в сле-дующую комнату, оказавшуюся кабинетом-библиотекой. Она выглядела более завершенной и обставленной, чем остальные, хотя Тоглар обронил, что еще должны привезти сюда массивный двухтумбовый письменный стол, рабочее кресло и комплект кожаной мебели с диваном, креслами и журнальным столиком.
Наталья Зимина, выросшая в рабочей семье в заводском микрорайоне, ни у себя, ни у подружек дома никогда не видела столько книг. Не всякая городская, не говоря уже о сельской, библиотека могла гордиться таким собранием, и речь шла даже не о тщательности подбора и встречающихся раритетах, а просто о их количестве. В библиотеке от соседства с множеством мудрых фолиантов Наталье почему-то сделалось даже неуютно, и, увидев на одной из стен, между уходящими до потолка стеллажами с книгами, еще один вход с аркой, она спросила:
-- А эта дверь куда ведет? Неужели есть еще одна комната? -- Она уже сбилась со счету от холлов, прихожих, гостиных...
-- А мы сейчас посмотрим! -- сказал заговорщицки Константин Николаевич и, взяв ее под руку, увел к потаенной двери, которую не сразу и заметишь, но женщины -- народ всевидящий и любопытный.
Из бесшумно отворившейся двери будущего кабинета они сразу, как по волшебству, попали еще в один холл с камином. Но этот камин был поменьше, попроще, чувствовалось, что зал и камин не рассчитаны на большие посиделки, а словно специально предназначались для одиночества, для часов раздумий.
-- Я так поняла, что мы попали еще в одну квартиру, -- вопросительно глянула она на Константина Николаевича, но тот уже приглашал ее в следующую комнату. -- Ух ты! -- восхищенно ахнула Наталья. Она увидела на одной из стен, почти на всю ее ширину, огромную сюрреалистическую работу Шагеева.
Полотно действительно притягивало внимание -- со вкусом оформленное, прекрасно освещенное произведение смотрелось великолепно! Наверное, примерно так обставляются выставки одной картины. Привычное окно, выходящее во двор, расширили в четыре раза, и вся торцевая стена стала сплошным окном: причудливое переплетение рамы было рассчитано на движение солнца, и оттого мастерская была ярко освещена в течение всего дня. Поэтому комнату никак нельзя было принять за обыденное жилье, и гостья поняла, что попала в студию художника. С трудом оторвав взгляд от полотна знаменитого московского сюрреалиста, Наталья вдруг увидела у сдвинутого к стене мольберта с забытым этюдом картину с обнаженной женщиной и невольно шагнула к ней и тут вблизи разглядела еще два городских пейзажа: один летний, другой зимний. Картины ей понравились, но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что висят они в мастерской неспроста, было видно, что даже каждый гвоздь тут продуман, -- и она молча прошла к другим полотнам, возможно они подскажут разгадку тайны. Она и подумать не могла, что все виденные ею старые картины принадлежат художнику, который имеет непосредственное отношение к хозяину дома.
Внимательно вглядываясь в полотна, перебегая взглядом с одного на другое, она почувствовала уверенную руку одного мастера, хотя, честно сказать, особенно глубоко в искусстве никогда не разбиралась, хоть и имела друга-художника. Машинально глянув на год написанной работы -- эта деталь для нее казалась в тот момент важнее, любопытнее, -- автоматически прочитала фамилию автора: "Фешин". И до нее неожиданно дошло, что Константин Николаевич -- тоже Фешин, не часто встречающаяся в России фамилия. Тогда Наталья вернулась к первой картине, там тоже стояло "Н.И. Фешин", и она, повернув удивленное лицо к молча наблюдавшему за ней Тоглару, спросила неожиданно:
-- Неужели твой отец писал эти прекрасные картины?
-- Нет, -- ответил спокойно, обнимая ее за плечи, Тоглар, -- это мой дед, академик Николай Иванович Фешин.
-- А кто был твой отец? -- пользуясь моментом, задала новый вопрос Наталья.
-- Тоже художник. Настоящий художник, кормился кистью. Жаль, рано умер, в сорок лет. Военные ранения дали себя знать.
-- Ты никогда мне об этом не говорил. -- Наталья обиженно дернула плечом, освобождаясь из его объятий.
-- Не было повода. Не сердись. Сегодня другая ситуация, ведь вчера я сделал тебе предложение... Ты еще не забыла?
-- Наверное, тебе вернули жилье, ранее принадлежавшее вашей семье? -спросила Наталья, пытаясь что-то уяснить для себя. Слишком уж все было для нее неожиданно: и дом, и квартиры, и изысканный ремонт, и намечавшаяся обстановка -- Константин Николаевич по ходу осмотра рассказывал вскользь, где, что будет стоять, как выглядеть.
-- Не совсем так, Наташа, -- покачал головой Тог-лар. -- Дома на Кутузовском -- сталинской эпохи, тогда строили капитально, с размахом, на века. А Фешины родом из Казани, там родились и жили мой дед, мой отец, моя бабушка. Сегодня там никого в живых не осталось. Зато в Казани, в Государственном музее Татарстана, есть специальный фешинский зал, мы как-нибудь съездим туда... А я родился и вырос в Западном Казахстане, в далеком местечке Мартук. Там остались могилы отца и матери... Вот и вся моя родословная, -- заключил он невесело. -- Будем начинать все сначала. Вместе с тобой, надеюсь, мы возродим некогда достойный русский род Фешиных. Если ты, конечно, согласна...
-- Я сразу, еще в Ростове, почувствовала, что в твоей жизни есть какая-то тайна, но никогда не думала, что это может быть связано с твоей фамилией, с родословной, -- призналась неожиданно Наталья, прильнув к нему. -- Еще на выставке у Вартазарова, когда все так восхищались твоими рисунками, мог бы признаться, что ты из семьи известных русских художников.
-- Зачем? Тогда мы с тобой были еще мало знакомы, а родословную человека не всякому следует знать, это глубоко личное. Теперь-то другое дело... Не поверишь, мой дед пятьдесят лет был под запретом. Слава Богу, что не уничтожили его работы в запасниках. Только теперь по-настоящему у него начинается жизнь в новой России. К сожалению, до сих пор он известен только узкому кругу специалистов, искусствоведов, да, пожалуй, жителям Казани. Там его знают и любят. До сих пор нет ни одного каталога его работ... Этим мы с тобой займемся в ближайшее время...
-- Значит, в тебе тоже живут гены художника, раз твои рисунки вызвали восторг у Игоря, моего одноклассника, -- он не всякому скажет комплимент, тем более коллеге по цеху...
-- Да, пожалуй, так оно и есть. Я чувствую тягу к живописи, хочу рисовать. Раньше жизнь складывалась иначе, не до холстов и мольбертов было. Теперь и я хочу попытать свой шанс, может, что и получится, не возражаешь? -- шутливо спросил он.
-- Нет, конечно, -- задумчиво ответила Наталья, уж очень все это было неожиданно для нее. -- Рисуй на здоровье, если душа лежит. Да и грех, наверное, с такой родословной не попробовать себя в живописи. -- Она огляделась вокруг. -- И мастерская твоя мне нравится, здесь так удобно, уютно, красиво, столько света!
-- Тогда давай продолжим осмотр квартиры, ведь тебе предстоит решать, подходит она нам или нет? -- шутливо предложил Тоглар невесте. -- Нам немного осталось инспектировать, хотя и в этой половине есть и кухня, и ванная, и комната для гостей, если они вздумают у нас заночевать, или вдруг нагрянут твои родственники. Моих, американских, к сожалению, еще предстоит отыскать, а других у меня нет, -- закончил грустно Константин Николаевич.
-- Кухня -- моя слабость, -- загорелась будущая хозяйка фешенебельного дома, весело приказала: -- Веди!
Кухня в студии-мастерской оказалась гораздо меньше, не больше шестнадцати -- семнадцати метров, но и она вдвое превышала все известные до сих пор Наталье. И ванная комната, и кухня, и гостевая на этой половине дома были решены в другой цветовой гамме, по-иному обставлены и освещены. Например, кухня в мастерской была укомплектована фирмой "Бош", тоже немецкой. Константин Николаевич отдавал предпочтение технике из Германии, мебели из Италии, посуде из Англии, часам из Швейцарии, винам из Франции, и это будущей хозяйке следовало учесть.
Особенно понравилась Наталье просторная, хорошо освещенная прихожая, свет сюда попадал из огромной застекленной арки над входной дверью, из-за этого решения архитектора-дизайнера квартира оказалась полна воздуха, света. И разумеется, поражавшее ее только вчера жилье Городецких не шло ни в какое сравнение с тем, что задумал Константин Николаевич. Она запоздало поняла, почему он так настойчиво напоминал ей о сюрпризе. Такие сюрпризы, казалось ей, бывают только во сне или в мечтах, а тут... В какой-то момент на Наталью словно нашло озарение: она увидела эти двухквартирные апартаменты, соединенные тайным ходом, во всем убранстве и блеске, как подробно описал ей Константин Николаевич. Увидела и себя в доме, принимающей гостей, друзей, родню, воспитывающей будущих детей, ведь он сказал ей: начнем с тобой возрождать старинный русский род Фешиных, и ей стало так тепло и радостно, что она тут же бесхитростно выпалила:
-- Ну, если выбор зависит от меня, мне тут все нравится, и я не хотела бы ничего менять. Спасибо, дорогой, сюрприз действительно великолепный, так меня еще никогда не радовали.
-- Я счастлив, что в праздничный день мне удалось поднять тебе настроение и мой подарок пришелся тебе по душе, -- со старомодной галантностью ответствовал Тоглар и шутливо поклонился. -- Давай вернемся в гостиницу, оставим машину на стоянке и погуляем по Москве пешком. Я покажу тебе одну дивную антикварную лавочку, познакомлю с ее хозяином Кузьмой Митрофановичем, потом пообедаем в одном испанском ресторане, ты ведь в Ростове проговорилась, что Испания тебя чем-то притягивает...
И снова они одолели комнату за комнатой, и вновь Наталья постояла у понравившихся картин и гравюр, посмотрела на окрестности с высоты шестого этажа в огромное окно в большом каминном зале, включая и выключая диковинные люстры под высокими потолками, заглянула еще раз на кухню -- честно говоря, уходить ей совсем не хотелось... В какие-то минуты она была готова ликующе закричать в гулкой тишине пустых комнат: "Это мой дом! Это мой дом!"
Когда в прихожей он подавал ей манто из золотистой каракульчи, так поразившее пресыщенных французов в Париже, Тоглар, обняв и целуя ее в ухо, спросил:
-- Ну, так как, выходишь за меня замуж? Квартирный вопрос, как видишь, решен...
И она, повернув к нему счастливое лицо, прошептала:
-- Да, милый, я согласна продлить род Фешиных...
Поздний обед в испанском ресторане "Реал" плавно перетек в ужин, но Тоглар с Натальей не замечали времени, темени за окном, мокрого снега -- они были по-настоящему счастливы, потому как определили день свадьбы: 20 апреля, как раз в день ее рождения.
Суеверная Наталья вычитала в каком-то гороскопе, что браки, которые заключаются в день рождения невесты, оказываются необыкновенно счастливыми. Она уже однажды выходила замуж в мае и, опять же по поверью, -- промаялась. Теперь она не хотела рисковать. Константин Николаевич, с улыбкой выслушивающий доводы возлюбленной, был согласен на любые сроки. Наталья хотела непременно венчаться в какой-нибудь известной церкви или соборе, обязательно в белом свадебном платье с длинным шлейфом, чтобы этот день запомнился на всю жизнь. Видимо, она помнила свою первую свадьбу в студенческом общежитии и скучную регистрацию в районном загсе, в обшарпанной комнате, с задерганной жизнью заведующей, которая заодно выписывала и свидетельства о смерти. 5
Все почти так и получилось, как задумывала невеста, только заметно изменились сроки в грандиозных и пышных планах. В конце марта, когда Наталья сдавала свои дела в магазине "Астория", умерла в больнице ее мать, хотя врачи уверяли, что больная идет на поправку. Пришлось Константину Николаевичу срочно вылетать в Ростов, организовывать похороны и поминки -все, как положено у православных. Теперь, до истечения сорока дней и очередных поминок, о свадьбе не могло быть и речи, греховность такого поведения казалась очевидной обоим, впрочем, и поводов особых спешить не было. Виленкин, которому была названа дата свадьбы, к середине апреля подготовил дом к встрече молодой хозяйки: в обеих квартирах укомплектовал все, вплоть до обувных щеток для любого цвета обуви. Так что в квартиру на Кутузовском Наталья въехала невенчанной, вопреки задуманному. Поминки по матери, сороковины, отметили в Ростове, куда они поехали вдвоем и жили уже в гостинице "Редиссон-Ростов", где прошли первые счастливые свидания после побега Тоглара из чеченского плена.
С Ростовом, где родилась, училась и прожила все свои двадцать девять лет, Наталья расставалась без сожаления. Со смертью матери оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с этим городом. "Мы с тобой теперь оба сироты", -- сказала Наталья Тоглару после похорон матери. Отца своего она не знала вовсе, хотя носила его фамилию -- Зимина.
Отметив в апреле вместо назначенной свадьбы похороны и сороковины в мае, они задумались, когда же назначить венчание. Май невеста исключила наотрез, по уже известной причине. Лето выпадало как-то само по себе, эти месяцы, на взгляд невесты, тоже считались несчастливыми. Остановились на второй половине августа, ближе к осени, когда люди возвращаются из отпусков, отдохнувшие, загорелые, энергичные. И тут Георгий-Эйнштейн вновь выручил умным советом, предложив Тоглару оригинальный ход: сделать свадебное путешествие наоборот -- поехать покататься по ми-ру, отдохнуть где-нибудь на море, а потом уже венчаться в церкви, как пожелала ростовская невеста. Этот неожиданный план пришелся как нельзя по душе жениху и невесте, и они стали придумывать маршрут, чтобы сочетать приятное с полезным.
Когда-то Константину Николаевичу попался на глаза альбом знаменитого музея искусств Прадо, что находится в Мадриде, и он был восхищен испанской живописью. Испания, которая, кстати, занимала и Наталью, и дала толчок к началу путешествия. Решили вылететь в Мадрид, пожить там дней семь-восемь, походить по галереям, посетить достопримечательные места, католические храмы, затем переехать в Толедо, город оружейников, кузнецов, ювелиров, где находится музей Сальвадора Дали, потом поселиться на испанском берегу Средиземного моря, вблизи Барселоны, чтобы почаще бывать в знаменитом городе, посмотреть настоящую корриду, увидеть футбольные матчи на известном своей архитектурой стадионе "Бернабеу". Затем перелететь на остров Мадейра, где курортный сезон уже будет в разгаре. С Мадейры, где они собирались купаться и загорать не меньше двух недель, прямым рейсом перебраться в Лиссабон, познакомиться там с мало кому известным музеем искусств, основанным нашим соотечественником Гюльбекяном, бывшим крупнейшим нефтяным магнатом в двадцатых годах. Это тот самый Гюльбекян, который готов был построить в советской Армении город, дорогу, музей, все, что угодно, лишь бы это было названо его именем, но, как говаривали еще недавно: у советских собственная гордость, и власти, конечно, не разрешили. Тогда всю свою щедрость неутомимый Гюльбекян обрушил на Португалию: там расположен один из лучших в мире госпиталей, который он выстроил в Лиссабоне и который, естественно, носит его имя. Собрал симфонический оркестр своего имени, с условием, что там всегда будут несколько музыкантов из Армении, построил порт, создал танкерный флот, и после его смерти все содержится на его средства. В музее, открытом Гюльбекяном в Лиссабоне, самая большая в мире коллекция ковров, там есть ковры, которым по две тысячи лет и больше. Но Тоглар также знал, что в этом музее выставлено почти все уникальное столовое серебро Екатерины Второй и редчайшие картины, проданные большевиками в двадцатых годах из запасников Эрмитажа, Третьяковки, Музея изящных искусств, из музеев Саратова, Казани, Куйбышева, Минска, Киева. Планировали они посетить единственный в мире музей карет, да и вообще погулять по Лиссабону. Как-то Дантес, немало побродивший по миру, сказал, что Португалия произвела на него особое впечатление, и обязательно советовал попробовать там знаменитое коллекционное вино "Лансерс", белое и розовое. А о музее Гюльбекяна Тоглару когда-то рассказывал Рафик Сво, он успел побывать в Португалии в начале восьмидесятых, когда там ненадолго сформировалось левое правительство и у них с Москвой возникли дружеские отношения.
Из Лиссабона "молодые" собирались перелететь или через Дакар, или через Женеву на острова в Тихом океане, сначала на Таити, потом на Фиджи, и отдохнуть там недели по две. Затем опять через Европу, а может через Каир или Арабские Эмираты, вернуться в Москву и тогда уже заняться предстоящим венчанием в церкви и свадьбой. Впрочем, это Тоглар решил поручить Эйнштейну -- тот был дважды женат и знал, как оформляется гражданский и церковный брак, а главное, как организовать свадьбу по высшему разряду. Набросав предварительно план путешествия, передали его Георгию, и тот отправился к своим знакомым в туристическую фирму "Содис". А сами молодожены приобрели огромный глобус, ворох карт и каждый день связывались с "Содис", уточняя маршрут будущего путешествия, аэро-порты, с которых им придется перелетать с континента на континент, города и отели, в которых предстоит жить. В течение двух недель все формальности, связанные с визами, билетами, местами в гостиницах и на курортах, были утрясены, и в начале июня Тоглар с Наташей улетели в Испанию. В квартире на Кутузовском временно поселили Эйнштейна -после второго развода он остался без своего угла, снимал жилье и как раз собирался менять очередной адрес. Единственной прось-бой, которую высказал Тоглар Эйнштейну, отдавая ключи от квартиры, -- никогда не играть в этих стенах в карты. Оказывается, существует поверье: дом, где играют в карты на интерес, обязательно кончит плохо -- в нем поселится беда, горе и слезы.
Двухмесячное путешествие, начатое в Испании, прошло так, как задумали в Москве, только с острова Фиджи, где им понравилось больше всего и куда они решили вернуться зимой, в январе, летели в белокаменную не через Дакар, а через Париж. Невеста все-таки надумала купить или заказать свадебное платье в своей бывшей фирме у Кристиана Лакруа и еще кое-что по мелочи. За время путешествия она навидалась нарядно одетых женщин, и, видимо, ей захотелось пополнить и обновить свой гардероб. В Париже они остановились в той же гостинице, что и в первый раз, и связались с мсье Жаком, который обрадовался им как родным. Вспоминая про новогодний бал в Париже, решили заглянуть в "Леди Астор". Видя, как Наталья буквально расцвела, счастливый Константин Николаевич, не знавший, чем еще порадовать невесту, предложил:
-- Если тебе так нравится Париж, мы бы могли купить здесь квартиру в хорошем районе -- они тут гораздо дешевле, чем в Москве, -- и бывать тут почаще...
На что Наталья поспешно, и, как показалось Тоглару, с испугом, неожиданно ответила:
-- Выходи за меня замуж, и мы так же будем жить. И дети у нас, я думаю, будут неплохие, мать-то у них вылитая красавица, -- подзадорил ее Тоглар, приобняв.
Но, видимо, уклад яркой, помпезной жизни Городецких сильно подействовал на молодую женщину, и она, не таясь, с сожалением проронила:
-- А где мы с тобой будем жить, в этом номере в "Метрополе"? Мне свой дом хочется иметь, принимать гостей... Я уже однажды была замужем, намаялась по чужим квартирам. Зареклась -- за бесквартирного замуж никогда не пойду, жизнь одна, да и та быстротечная...
-- Ну, мы, наверное, этот вопрос как-то решим. Видишь ли, тут наши интересы и планы, слава Богу, совпадают. Мне тоже хочется жить домом, семьей, принимать гостей, растить детей... -- ответил Константин Николаевич и впервые почувствовал, как в Наталье открылось или проскользнуло что-то хищное, жесткое, рациональное, шедшее вразрез с его сложившимся представлением о ней. Но эта мысль не успела задержаться, пустить корни, ибо в тот же момент любимая, трогательно обняв его, стала благодарно целовать за предложение. И такой красноречивый ответ отогнал насторожившую было Тоглара мысль. Но тайну готовых апартаментов на Кутузовском Константин Николаевич в этот день все же не раскрыл, хотя и порывался несколько раз -- и по дороге с аэропорта, и у Городецких, -- но сработал какой-то неподвластный ему тормоз.
Утром, когда они позавтракали внизу в ресторане, Тоглар весело сказал:
-- А я ведь обещал тебе сюрприз, выманивая тебя из Ростова в Москву, а ты и не напомнила.
-- Я думала, что визит к твоим друзьям Городецким и есть тот самый сюрприз, -- пожала плечами подруга. -- Я очень довольна проведенным у них вечером, спасибо тебе. И если сегодня меня ждет еще одна подобная радость, считай, что ты приготовил двойной сюрприз.
-- Ну, это судить тебе, -- несколько туманно изрек Тоглар. -- Если понравится, то это и будет главный сюрприз. Во всяком случае, я старался...
Забрав "порше" с автостоянки гостиницы, Константин Николаевич повез Наталью на Кутузовский проспект. Когда подъезжали к дому, очень похожему на тот, в котором жил Городецкий, Наталья заметила, что на фронтоне этого здания тоже висели два барельефа из черного и серого гранита и три бронзовые, позеленевшие от времени мемориальные доски.
-- Значит, я угадала, опять в гости? -- с деланным восторгом сказала Наталья, оглядывая высокое парадное с консьержем в униформе, бывшего десантника.
-- Сюрприз может быть и не в гостях, потерпи немножко, -- ответил с усмешкой Тоглар, вызывая скоростной лифт.
Поднялись на шестой этаж, на просторную лестничную площадку. Поскольку на нее выходили только две квартиры и обе принадлежали Константину Николаевичу, то Виленкин привел в порядок и эту территорию. Оформление стало строгим, изысканным, на долгие годы: до потолка -- крупная плитка под цвет редчайшего каррарского мрамора, на стенах -- хорошо полированные дубовые панели, из специального наборного паркета -- пол. Хотя обе квартиры на площадке принадлежали Тоглару, но входные двери в них резко отличались друг от друга и по форме, и по цвету полотна и косяков, и особенно по богатству и дизайну хорошо надраенной бронзовой фурнитуры. Над входом в двустворчатую массивную ореховую дверь, что вела в мастерскую-салон, имелась большая застекленная арка, из-за нее прихожая в светлое время суток могла обходиться без электрического освещения, что было очень важно для художника и преображало квартиру до неузнаваемости.
Конечно, лестничная площадка у Городецких тоже была чистой и аккуратной, но в сравнение с этой никак не шла, как говорят в народе: небо и земля. И тут, на площадке перед дверями, у самого Константина Николаевича вышла заминка: он растерялся, в какую квартиру вести Наталью прежде всего. В конце концов он подошел к двери, что выглядела построже в сравнении с дверью мастерской-салона -- тоже двустворчатой, сделанной из цельного массива могучего дуба, в середине которой было пропущено толстое восьмимиллиметровое бронированное полотно, выдерживающее очередь из крупнокалиберного пулемета -- такие двери делали в Англии почти семь месяцев. Открыв ее своим ключом, Тоглар радушным жестом пригласил Наталью в дом.
-- Чей это дворец? -- спросила она растерянно и отчего-то испуганно. Кругом ее окружало такое великолепие, что она боялась куда-нибудь не туда наступить или что-то задеть.
Заметив ее смущение, Константин Николаевич весело сказал:
-- Ты вчера что-то говорила о собственном доме, собственной кухне. Вот, предлагают мне такую квартиру, а я без твоего согласия не могу дать ответ. Посмотри, пожалуйста, кухню, может, надо что изменить, добавить?
Раздевшись в просторной прихожей, он провел ее за руку по сверкающему паркету в большую, метров на двадцать пять комнату, которую он назвал кухней. Наталья даже не представляла, что могут быть такие роскошно обставленные кухни -- с прекрасной мебелью, со встроенными холодильником, морозильной камерой, микроволновыми и электрическими печами и духовками, восьмикомфорочной газовой плитой, сияющей хромом и никелем и снабженной всевозможными датчиками и приборами, отчего она походила на космический аппарат. Здесь же были посудомоечная машина и другие агрегаты, предназначения которых она не знала и о которых даже не догадывалась. Обратила Наталья внимание и на то, что на всем оборудовании стоит знак одной фирмы -- Сименс". Константин Николаевич подошел к громадному холодильнику и, распахнув его, сказал:
-- Будет тебе где хранить продукты, -- потом щелкнул переключателем газовой плиты, которая тут же сама, без огня, зажглась, но о таких чудесах, плитах на пьезоэлементах, она уже слышала.
Наталья заметно осмелела и, подойдя к хромированной мойке, включила воду -- полилась холодная и горячая. Константин Николаевич отодвинул один из четырех тяжелых деревянных стульев с высокой спинкой и объ-явил:
-- Вот это место будет моим, не возражаешь?
-- А я займу вот это, чтобы лучше видеть тебя и быть поближе к плите, -- озорно ответила Наталья, включаясь в игру или подстраиваясь под веселое настроение Тоглара.
Затем они осмотрели зал, комнату с камином, которая понравилась ей больше всего. Особенно огромная, похожая на фантастическую птицу люстра из цветного венецианского стекла и схожие по стилю торшеры в углах комнаты, да и все изысканное освещение, выполненное итальянскими дизайнерами, будущая хозяйка дома приняла с нескрываемым восторгом -- это радовало Константина Николаевича, ревниво следившего за ее реакцией. Из каминного зала Наталья никак не хотела уходить -- даже не обставленный до конца мебелью он был уютен. Но Константин Николаевич сказал, что им есть еще что посмотреть в этом доме, и увел ее в сле-дующую комнату, оказавшуюся кабинетом-библиотекой. Она выглядела более завершенной и обставленной, чем остальные, хотя Тоглар обронил, что еще должны привезти сюда массивный двухтумбовый письменный стол, рабочее кресло и комплект кожаной мебели с диваном, креслами и журнальным столиком.
Наталья Зимина, выросшая в рабочей семье в заводском микрорайоне, ни у себя, ни у подружек дома никогда не видела столько книг. Не всякая городская, не говоря уже о сельской, библиотека могла гордиться таким собранием, и речь шла даже не о тщательности подбора и встречающихся раритетах, а просто о их количестве. В библиотеке от соседства с множеством мудрых фолиантов Наталье почему-то сделалось даже неуютно, и, увидев на одной из стен, между уходящими до потолка стеллажами с книгами, еще один вход с аркой, она спросила:
-- А эта дверь куда ведет? Неужели есть еще одна комната? -- Она уже сбилась со счету от холлов, прихожих, гостиных...
-- А мы сейчас посмотрим! -- сказал заговорщицки Константин Николаевич и, взяв ее под руку, увел к потаенной двери, которую не сразу и заметишь, но женщины -- народ всевидящий и любопытный.
Из бесшумно отворившейся двери будущего кабинета они сразу, как по волшебству, попали еще в один холл с камином. Но этот камин был поменьше, попроще, чувствовалось, что зал и камин не рассчитаны на большие посиделки, а словно специально предназначались для одиночества, для часов раздумий.
-- Я так поняла, что мы попали еще в одну квартиру, -- вопросительно глянула она на Константина Николаевича, но тот уже приглашал ее в следующую комнату. -- Ух ты! -- восхищенно ахнула Наталья. Она увидела на одной из стен, почти на всю ее ширину, огромную сюрреалистическую работу Шагеева.
Полотно действительно притягивало внимание -- со вкусом оформленное, прекрасно освещенное произведение смотрелось великолепно! Наверное, примерно так обставляются выставки одной картины. Привычное окно, выходящее во двор, расширили в четыре раза, и вся торцевая стена стала сплошным окном: причудливое переплетение рамы было рассчитано на движение солнца, и оттого мастерская была ярко освещена в течение всего дня. Поэтому комнату никак нельзя было принять за обыденное жилье, и гостья поняла, что попала в студию художника. С трудом оторвав взгляд от полотна знаменитого московского сюрреалиста, Наталья вдруг увидела у сдвинутого к стене мольберта с забытым этюдом картину с обнаженной женщиной и невольно шагнула к ней и тут вблизи разглядела еще два городских пейзажа: один летний, другой зимний. Картины ей понравились, но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что висят они в мастерской неспроста, было видно, что даже каждый гвоздь тут продуман, -- и она молча прошла к другим полотнам, возможно они подскажут разгадку тайны. Она и подумать не могла, что все виденные ею старые картины принадлежат художнику, который имеет непосредственное отношение к хозяину дома.
Внимательно вглядываясь в полотна, перебегая взглядом с одного на другое, она почувствовала уверенную руку одного мастера, хотя, честно сказать, особенно глубоко в искусстве никогда не разбиралась, хоть и имела друга-художника. Машинально глянув на год написанной работы -- эта деталь для нее казалась в тот момент важнее, любопытнее, -- автоматически прочитала фамилию автора: "Фешин". И до нее неожиданно дошло, что Константин Николаевич -- тоже Фешин, не часто встречающаяся в России фамилия. Тогда Наталья вернулась к первой картине, там тоже стояло "Н.И. Фешин", и она, повернув удивленное лицо к молча наблюдавшему за ней Тоглару, спросила неожиданно:
-- Неужели твой отец писал эти прекрасные картины?
-- Нет, -- ответил спокойно, обнимая ее за плечи, Тоглар, -- это мой дед, академик Николай Иванович Фешин.
-- А кто был твой отец? -- пользуясь моментом, задала новый вопрос Наталья.
-- Тоже художник. Настоящий художник, кормился кистью. Жаль, рано умер, в сорок лет. Военные ранения дали себя знать.
-- Ты никогда мне об этом не говорил. -- Наталья обиженно дернула плечом, освобождаясь из его объятий.
-- Не было повода. Не сердись. Сегодня другая ситуация, ведь вчера я сделал тебе предложение... Ты еще не забыла?
-- Наверное, тебе вернули жилье, ранее принадлежавшее вашей семье? -спросила Наталья, пытаясь что-то уяснить для себя. Слишком уж все было для нее неожиданно: и дом, и квартиры, и изысканный ремонт, и намечавшаяся обстановка -- Константин Николаевич по ходу осмотра рассказывал вскользь, где, что будет стоять, как выглядеть.
-- Не совсем так, Наташа, -- покачал головой Тог-лар. -- Дома на Кутузовском -- сталинской эпохи, тогда строили капитально, с размахом, на века. А Фешины родом из Казани, там родились и жили мой дед, мой отец, моя бабушка. Сегодня там никого в живых не осталось. Зато в Казани, в Государственном музее Татарстана, есть специальный фешинский зал, мы как-нибудь съездим туда... А я родился и вырос в Западном Казахстане, в далеком местечке Мартук. Там остались могилы отца и матери... Вот и вся моя родословная, -- заключил он невесело. -- Будем начинать все сначала. Вместе с тобой, надеюсь, мы возродим некогда достойный русский род Фешиных. Если ты, конечно, согласна...
-- Я сразу, еще в Ростове, почувствовала, что в твоей жизни есть какая-то тайна, но никогда не думала, что это может быть связано с твоей фамилией, с родословной, -- призналась неожиданно Наталья, прильнув к нему. -- Еще на выставке у Вартазарова, когда все так восхищались твоими рисунками, мог бы признаться, что ты из семьи известных русских художников.
-- Зачем? Тогда мы с тобой были еще мало знакомы, а родословную человека не всякому следует знать, это глубоко личное. Теперь-то другое дело... Не поверишь, мой дед пятьдесят лет был под запретом. Слава Богу, что не уничтожили его работы в запасниках. Только теперь по-настоящему у него начинается жизнь в новой России. К сожалению, до сих пор он известен только узкому кругу специалистов, искусствоведов, да, пожалуй, жителям Казани. Там его знают и любят. До сих пор нет ни одного каталога его работ... Этим мы с тобой займемся в ближайшее время...
-- Значит, в тебе тоже живут гены художника, раз твои рисунки вызвали восторг у Игоря, моего одноклассника, -- он не всякому скажет комплимент, тем более коллеге по цеху...
-- Да, пожалуй, так оно и есть. Я чувствую тягу к живописи, хочу рисовать. Раньше жизнь складывалась иначе, не до холстов и мольбертов было. Теперь и я хочу попытать свой шанс, может, что и получится, не возражаешь? -- шутливо спросил он.
-- Нет, конечно, -- задумчиво ответила Наталья, уж очень все это было неожиданно для нее. -- Рисуй на здоровье, если душа лежит. Да и грех, наверное, с такой родословной не попробовать себя в живописи. -- Она огляделась вокруг. -- И мастерская твоя мне нравится, здесь так удобно, уютно, красиво, столько света!
-- Тогда давай продолжим осмотр квартиры, ведь тебе предстоит решать, подходит она нам или нет? -- шутливо предложил Тоглар невесте. -- Нам немного осталось инспектировать, хотя и в этой половине есть и кухня, и ванная, и комната для гостей, если они вздумают у нас заночевать, или вдруг нагрянут твои родственники. Моих, американских, к сожалению, еще предстоит отыскать, а других у меня нет, -- закончил грустно Константин Николаевич.
-- Кухня -- моя слабость, -- загорелась будущая хозяйка фешенебельного дома, весело приказала: -- Веди!
Кухня в студии-мастерской оказалась гораздо меньше, не больше шестнадцати -- семнадцати метров, но и она вдвое превышала все известные до сих пор Наталье. И ванная комната, и кухня, и гостевая на этой половине дома были решены в другой цветовой гамме, по-иному обставлены и освещены. Например, кухня в мастерской была укомплектована фирмой "Бош", тоже немецкой. Константин Николаевич отдавал предпочтение технике из Германии, мебели из Италии, посуде из Англии, часам из Швейцарии, винам из Франции, и это будущей хозяйке следовало учесть.
Особенно понравилась Наталье просторная, хорошо освещенная прихожая, свет сюда попадал из огромной застекленной арки над входной дверью, из-за этого решения архитектора-дизайнера квартира оказалась полна воздуха, света. И разумеется, поражавшее ее только вчера жилье Городецких не шло ни в какое сравнение с тем, что задумал Константин Николаевич. Она запоздало поняла, почему он так настойчиво напоминал ей о сюрпризе. Такие сюрпризы, казалось ей, бывают только во сне или в мечтах, а тут... В какой-то момент на Наталью словно нашло озарение: она увидела эти двухквартирные апартаменты, соединенные тайным ходом, во всем убранстве и блеске, как подробно описал ей Константин Николаевич. Увидела и себя в доме, принимающей гостей, друзей, родню, воспитывающей будущих детей, ведь он сказал ей: начнем с тобой возрождать старинный русский род Фешиных, и ей стало так тепло и радостно, что она тут же бесхитростно выпалила:
-- Ну, если выбор зависит от меня, мне тут все нравится, и я не хотела бы ничего менять. Спасибо, дорогой, сюрприз действительно великолепный, так меня еще никогда не радовали.
-- Я счастлив, что в праздничный день мне удалось поднять тебе настроение и мой подарок пришелся тебе по душе, -- со старомодной галантностью ответствовал Тоглар и шутливо поклонился. -- Давай вернемся в гостиницу, оставим машину на стоянке и погуляем по Москве пешком. Я покажу тебе одну дивную антикварную лавочку, познакомлю с ее хозяином Кузьмой Митрофановичем, потом пообедаем в одном испанском ресторане, ты ведь в Ростове проговорилась, что Испания тебя чем-то притягивает...
И снова они одолели комнату за комнатой, и вновь Наталья постояла у понравившихся картин и гравюр, посмотрела на окрестности с высоты шестого этажа в огромное окно в большом каминном зале, включая и выключая диковинные люстры под высокими потолками, заглянула еще раз на кухню -- честно говоря, уходить ей совсем не хотелось... В какие-то минуты она была готова ликующе закричать в гулкой тишине пустых комнат: "Это мой дом! Это мой дом!"
Когда в прихожей он подавал ей манто из золотистой каракульчи, так поразившее пресыщенных французов в Париже, Тоглар, обняв и целуя ее в ухо, спросил:
-- Ну, так как, выходишь за меня замуж? Квартирный вопрос, как видишь, решен...
И она, повернув к нему счастливое лицо, прошептала:
-- Да, милый, я согласна продлить род Фешиных...
Поздний обед в испанском ресторане "Реал" плавно перетек в ужин, но Тоглар с Натальей не замечали времени, темени за окном, мокрого снега -- они были по-настоящему счастливы, потому как определили день свадьбы: 20 апреля, как раз в день ее рождения.
Суеверная Наталья вычитала в каком-то гороскопе, что браки, которые заключаются в день рождения невесты, оказываются необыкновенно счастливыми. Она уже однажды выходила замуж в мае и, опять же по поверью, -- промаялась. Теперь она не хотела рисковать. Константин Николаевич, с улыбкой выслушивающий доводы возлюбленной, был согласен на любые сроки. Наталья хотела непременно венчаться в какой-нибудь известной церкви или соборе, обязательно в белом свадебном платье с длинным шлейфом, чтобы этот день запомнился на всю жизнь. Видимо, она помнила свою первую свадьбу в студенческом общежитии и скучную регистрацию в районном загсе, в обшарпанной комнате, с задерганной жизнью заведующей, которая заодно выписывала и свидетельства о смерти. 5
Все почти так и получилось, как задумывала невеста, только заметно изменились сроки в грандиозных и пышных планах. В конце марта, когда Наталья сдавала свои дела в магазине "Астория", умерла в больнице ее мать, хотя врачи уверяли, что больная идет на поправку. Пришлось Константину Николаевичу срочно вылетать в Ростов, организовывать похороны и поминки -все, как положено у православных. Теперь, до истечения сорока дней и очередных поминок, о свадьбе не могло быть и речи, греховность такого поведения казалась очевидной обоим, впрочем, и поводов особых спешить не было. Виленкин, которому была названа дата свадьбы, к середине апреля подготовил дом к встрече молодой хозяйки: в обеих квартирах укомплектовал все, вплоть до обувных щеток для любого цвета обуви. Так что в квартиру на Кутузовском Наталья въехала невенчанной, вопреки задуманному. Поминки по матери, сороковины, отметили в Ростове, куда они поехали вдвоем и жили уже в гостинице "Редиссон-Ростов", где прошли первые счастливые свидания после побега Тоглара из чеченского плена.
С Ростовом, где родилась, училась и прожила все свои двадцать девять лет, Наталья расставалась без сожаления. Со смертью матери оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с этим городом. "Мы с тобой теперь оба сироты", -- сказала Наталья Тоглару после похорон матери. Отца своего она не знала вовсе, хотя носила его фамилию -- Зимина.
Отметив в апреле вместо назначенной свадьбы похороны и сороковины в мае, они задумались, когда же назначить венчание. Май невеста исключила наотрез, по уже известной причине. Лето выпадало как-то само по себе, эти месяцы, на взгляд невесты, тоже считались несчастливыми. Остановились на второй половине августа, ближе к осени, когда люди возвращаются из отпусков, отдохнувшие, загорелые, энергичные. И тут Георгий-Эйнштейн вновь выручил умным советом, предложив Тоглару оригинальный ход: сделать свадебное путешествие наоборот -- поехать покататься по ми-ру, отдохнуть где-нибудь на море, а потом уже венчаться в церкви, как пожелала ростовская невеста. Этот неожиданный план пришелся как нельзя по душе жениху и невесте, и они стали придумывать маршрут, чтобы сочетать приятное с полезным.
Когда-то Константину Николаевичу попался на глаза альбом знаменитого музея искусств Прадо, что находится в Мадриде, и он был восхищен испанской живописью. Испания, которая, кстати, занимала и Наталью, и дала толчок к началу путешествия. Решили вылететь в Мадрид, пожить там дней семь-восемь, походить по галереям, посетить достопримечательные места, католические храмы, затем переехать в Толедо, город оружейников, кузнецов, ювелиров, где находится музей Сальвадора Дали, потом поселиться на испанском берегу Средиземного моря, вблизи Барселоны, чтобы почаще бывать в знаменитом городе, посмотреть настоящую корриду, увидеть футбольные матчи на известном своей архитектурой стадионе "Бернабеу". Затем перелететь на остров Мадейра, где курортный сезон уже будет в разгаре. С Мадейры, где они собирались купаться и загорать не меньше двух недель, прямым рейсом перебраться в Лиссабон, познакомиться там с мало кому известным музеем искусств, основанным нашим соотечественником Гюльбекяном, бывшим крупнейшим нефтяным магнатом в двадцатых годах. Это тот самый Гюльбекян, который готов был построить в советской Армении город, дорогу, музей, все, что угодно, лишь бы это было названо его именем, но, как говаривали еще недавно: у советских собственная гордость, и власти, конечно, не разрешили. Тогда всю свою щедрость неутомимый Гюльбекян обрушил на Португалию: там расположен один из лучших в мире госпиталей, который он выстроил в Лиссабоне и который, естественно, носит его имя. Собрал симфонический оркестр своего имени, с условием, что там всегда будут несколько музыкантов из Армении, построил порт, создал танкерный флот, и после его смерти все содержится на его средства. В музее, открытом Гюльбекяном в Лиссабоне, самая большая в мире коллекция ковров, там есть ковры, которым по две тысячи лет и больше. Но Тоглар также знал, что в этом музее выставлено почти все уникальное столовое серебро Екатерины Второй и редчайшие картины, проданные большевиками в двадцатых годах из запасников Эрмитажа, Третьяковки, Музея изящных искусств, из музеев Саратова, Казани, Куйбышева, Минска, Киева. Планировали они посетить единственный в мире музей карет, да и вообще погулять по Лиссабону. Как-то Дантес, немало побродивший по миру, сказал, что Португалия произвела на него особое впечатление, и обязательно советовал попробовать там знаменитое коллекционное вино "Лансерс", белое и розовое. А о музее Гюльбекяна Тоглару когда-то рассказывал Рафик Сво, он успел побывать в Португалии в начале восьмидесятых, когда там ненадолго сформировалось левое правительство и у них с Москвой возникли дружеские отношения.
Из Лиссабона "молодые" собирались перелететь или через Дакар, или через Женеву на острова в Тихом океане, сначала на Таити, потом на Фиджи, и отдохнуть там недели по две. Затем опять через Европу, а может через Каир или Арабские Эмираты, вернуться в Москву и тогда уже заняться предстоящим венчанием в церкви и свадьбой. Впрочем, это Тоглар решил поручить Эйнштейну -- тот был дважды женат и знал, как оформляется гражданский и церковный брак, а главное, как организовать свадьбу по высшему разряду. Набросав предварительно план путешествия, передали его Георгию, и тот отправился к своим знакомым в туристическую фирму "Содис". А сами молодожены приобрели огромный глобус, ворох карт и каждый день связывались с "Содис", уточняя маршрут будущего путешествия, аэро-порты, с которых им придется перелетать с континента на континент, города и отели, в которых предстоит жить. В течение двух недель все формальности, связанные с визами, билетами, местами в гостиницах и на курортах, были утрясены, и в начале июня Тоглар с Наташей улетели в Испанию. В квартире на Кутузовском временно поселили Эйнштейна -после второго развода он остался без своего угла, снимал жилье и как раз собирался менять очередной адрес. Единственной прось-бой, которую высказал Тоглар Эйнштейну, отдавая ключи от квартиры, -- никогда не играть в этих стенах в карты. Оказывается, существует поверье: дом, где играют в карты на интерес, обязательно кончит плохо -- в нем поселится беда, горе и слезы.
Двухмесячное путешествие, начатое в Испании, прошло так, как задумали в Москве, только с острова Фиджи, где им понравилось больше всего и куда они решили вернуться зимой, в январе, летели в белокаменную не через Дакар, а через Париж. Невеста все-таки надумала купить или заказать свадебное платье в своей бывшей фирме у Кристиана Лакруа и еще кое-что по мелочи. За время путешествия она навидалась нарядно одетых женщин, и, видимо, ей захотелось пополнить и обновить свой гардероб. В Париже они остановились в той же гостинице, что и в первый раз, и связались с мсье Жаком, который обрадовался им как родным. Вспоминая про новогодний бал в Париже, решили заглянуть в "Леди Астор". Видя, как Наталья буквально расцвела, счастливый Константин Николаевич, не знавший, чем еще порадовать невесту, предложил:
-- Если тебе так нравится Париж, мы бы могли купить здесь квартиру в хорошем районе -- они тут гораздо дешевле, чем в Москве, -- и бывать тут почаще...
На что Наталья поспешно, и, как показалось Тоглару, с испугом, неожиданно ответила: