Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович. За все наличными

   -- Тебе дешевле завалить этого лоха. За десять тысяч баксов киллера можно найти на конкурсной основе, с завидным послужным списком.
   Аргентинец за помощь поблагодарил, но рассчитаться таким способом с партнером-противником посчитал западло, резонно заметив:
   -- По такой логике меня должны были хлопнуть уже тысячу раз, а я, как видишь, жив...
   В этот день Аргентинец посетил еще пять-шесть человек, на чью помощь, как он полагал, мог рассчитывать, но больше ста двадцати тысяч набрать не мог, да и тех нужно было дожидаться еще дней десять, не меньше. Расстроенный, злой, голодный, возвращался он к себе домой, когда наконец вспомнил о Тогларе: вот кто сможет выручить! Хотя на большую сумму он не рассчитывал -- видел, какие Фешин понес расходы в последний год, -- но все же чем черт не шутит. В крайнем случае Тоглар мог подсказать что-нибудь толковое, -- в общем, Аргентинец круто развернул "сааб" к дому Фешина.
   Тоглар оказался дома, но таким понурым, небритым, враз постаревшим Городецкий не видел его никогда. Поэтому с порога, забыв про свои печали, с тревогой спросил:
   -- Что-нибудь случилось? На тебе лица нет! Вторую неделю не звонишь, вот, решил заехать...
   Тоглар, не отвечая, молча направился внутрь квартиры, на кухню, и только там, придвинув стул, вяло махнув рукой, пригласил к столу. С первого же взгляда на друга Аргентинец понял, что произошла какая-то беда: заставленный порожними бутылками стол говорил о многодневном загуле, а ведь Константин Николаевич, как и он сам, выпивохой никогда не был, да и запои с ним не случались. Честно говоря, трудно было даже вообразить, что могло вывести из себя спокойного, рассудительного Тоглара, ведь в последние месяцы он был счастлив, зажил наконец, как мечтал, -- домом, семьей, искусством. Судя по тому, как запущена была квартира, Аргентинец понял, что причина скорее всего в Наталье, не зря говорят французы: ищите женщину. И он, взяв в руки стакан с водкой, протянутый ему Тогларом, хотя был за рулем и не собирался пить, спросил как можно мягче:
   -- Что-нибудь с Натальей?
   -- Давай, брат, сейчас выпьем, а потом я тебе все расскажу... Который день душа горит... И никому... Никому не расскажешь...
   Они выпили, молча что-то пожевали. Тоглар, вдруг заглядевшись в темное окно, снова надолго замолчал, но Аргентинец не трогал его: сегодня, как никогда, он понимал состояние старого друга. Оторвавшись взглядом от окна, Константин Николаевич резко повернулся к Аргентинцу и заговорил торопливо, с горечью, словно боялся, что его прервут или не поймут:
   -- А ведь я любил ее, Аркаша. Всю жизнь никого в душу не впускал, не доверял женщинам... И вот распахнулся, доверился... все перед ней выложил, ничего не пожалел. За что же так? Я же знал, знал основную заповедь жизни для братвы, -- он ударил кулаком по столу так, что подскочили стаканы, -человек нашего ремесла не должен иметь семью. Да любому парню, впервые попавшему на нары, внушают: женщина -- исчадие ада, от нее исходит все зло на земле, от нее все неприятности у мужчины. Может, это мне божья кара, что я на старости лет отступился от правил и захотел пожить остаток жизни как все нормальные люди?
   -- Костя, что же произошло? Не тяни. -- И Аргентинец сам пододвинул стакан, считая, что сегодня только спиртное не даст свихнуться от тяжелых дум его другу Тоглару -- нервы у того были явно на пределе.
   Они снова молча осушили стаканы.
   -- Ты знаешь, она убежала от меня... Убежала... Сбежала, как последняя сучка. Она... От меня... -- Тоглар криво усмехнулся. -- Ты можешь мне сказать, объяснить, чего ей не хватало? -- Он обвел свои хоромы затуманенными глазами.
   -- Так ты из-за этого убиваешься, казнишь себя? Мне бы твои заботы... -- вздохнул Аргентинец и едва не выложил новость о том, что он проиграл свою роскошную квартиру, но что-то в последний момент удержало его.
   -- Нет, Аркадий, ты не прав. -- Тоглар помахал перед его носом пальцем. -- Дело и в ней, и не в ней... Это я потерпел жизненный крах -- я ведь собирался иметь семью, детей. Я и дом-то этот затеял только ради нее. Уж ты-то знаешь, что значит дом, семья для мужика.
   -- И все равно, -- не согласился Аргентинец, -- ты жив, здоров, дом на месте, все образуется. А хозяйка на такие хоромы быстро найдется, и не хуже, поверь мне... -- Он старался говорить бодро, даже весело, но, кажется, это у него получалось не совсем так оптимистично, как хотелось.
   -- Но я тебе еще не все сказал... -- Тоглар сидел на стуле ссутулившись, и казалось, что он постарел за эти дни лет на двадцать. -- Она ведь крепко меня кинула... Украла все до копейки... Прихватила даже какие-то мои побрякушки, а мне братва на свадьбу одних часов платиновых и золотых аж пять штук подарила. Этого я пережить не могу... Но не из-за денег, а из-за подлости... Ты ведь знаешь, все здесь создавалось для нее...
   -- Ну и сука! -- возмутился Аргентинец. Кто бы мог ожидать такого поворота событий. Теперь понятно, почему Тоглар в таком состоянии, сам бы волком выл от обиды и бессилия, но все же спросил по инерции: -- И много она увела?
   -- Да не спрашивай, Аркадий... Много, все до копейки. Я не имею в виду украшения и бриллианты, которых я накупил ей на миллион баксов, нет, все, все выгребла. А ведь они на старость спокойную были заготовлены. -- Он рванул рубашку на груди, словно она душила его. На глазах выступили слезы горечи или злости.
   -- Что же ты, как лох, держал их на виду? -- удивился Городецкий. -Деньги кого хочешь с толку собьют.
   -- В том-то и дело. Деньги были в тайнике, в мастерской, в специальной упаковке. Не найдешь, а найдешь -- не догадаешься... А она нашла, докопалась...
   -- У-у, тварь поганая, попадись она мне, сам бы ноги выдернул! -вскипел Аргентинец.
   Он был обижен и за Тоглара, которого так кинула какая-то баба-дешевка, да и за себя тоже: теперь рассчитывать на помощь вряд ли возможно.
   В тот вечер Аргентинец не оставил своего старого друга наедине с горем, заночевал у него, да ему и самому требовалась мощная разрядка, а в России лучшего средства для этого, чем водка, еще никто не придумал. Много пили, говорили о проклятых бабах, о жизни, о любви, но как бы Городецкий ни был пьян, он ни разу не обмолвился о своей беде -- прежде следовало вытянуть из душевного кризиса Тоглара. Картежный долг имеет право на отсрочку, и время у Городецкого еще было. 5
   На третий день после бурной ночи у Тоглара в квартире Городецкого поутру раздалась телефонная трель -- звонил Александр Михайлович. Он просил Аргентинца приехать к нему в гостиницу "Украина" и решить вопрос с долгом. Договорились, что Городецкий будет у него через час -- "Украина" находилась от его дома неподалеку, две-три остановки на троллейбусе.
   Городецкого насторожило, что Александр Михайлович живет в гостинице, он-то был уверен, что тот москвич. Это, с одной стороны, облегчало его положение: а вдруг удастся повлиять на него, все-таки Аргентинец -- человек известный, в авторитете, а с другой стороны -- темная лошадка хуже всего, не ведаешь, что от такого можно ожидать, не знаешь, под кем он ходит. Поэтому на встречу Городецкий пошел пешком -- не хотел засветить свой "сааб": без машины остаться -- что без ног, как шутил его ассистент Эйнштейн. Раньше, в старые запретные времена, он не раз играл в "Украине" и хорошо знал гостиницу, даже в названном Александром Михайловичем люксе на шестом этаже бывал не раз -- любил там живать одно время Алик Тайванец, пока не уехал в Германию.
   Александр Михайлович был в номере один, чего, конечно, Аргентинец не ожидал. Он не стал упоминать, что бывал в этих стенах, хотя думал начать разговор именно с этого... Хозяин люкса встретил радушно, словно их и не связывали столь тягостные обстоятельства, пригласил на диван, у которого уже стоял сервированный столик с закусками и спиртным.
   -- Что будем пить -- виски, коньяк, водку? -- спросил хозяин, присаживаясь рядом.
   Отказываться было некстати, и, хотя пить сегодня не собирался, Аргентинец сказал:
   -- Пожалуй, водку.
   Оба явственно ощущали напряжение, и, чтобы не усугублять обстановку, Александр Михайлович заговорил первым:
   -- Я тут навел справки у людей, знающих вас... Все утверждают, что квартира ваша стоит миллион, может, даже и больше. Конечно, имея на руках старшее каре, я мог взвинтить ставку и выше, но что было, то было. Если вы решили расстаться с квартирой, я готов принять ее вместо денег. Район престижный, да и дома там что надо...
   -- О квартире говорить еще рано, -- жестко перебил его Аргентинец, -четыреста тысяч -- сумма серьезная, но все же подъемная при моих возможностях и друзьях. И я, как положено по нашим правилам, хочу получить отсрочку. За этот срок я, возможно, отыграюсь или найду деньги. Если же не уложусь в срок, тогда вернемся к сегодняшнему разговору. Так будет справедливо... Или я не прав?
   -- Пусть будет по-вашему, -- не стал спорить хозяин. -- Вы, Аргентинец, человек известный, авторитетный, вы вправе рассчитывать на месячную отсрочку. И от игры я не уклоняюсь, а вот вы что-то сами перестали приезжать в Барвиху. -- И Александр Михайлович встал, давая понять, что аудиенция закончена.
   В этот миг Городецкий увидел вблизи его насмешливо-умные глаза -- таким взглядом мог обладать только очень независимый, влиятельный человек, уверенный в своих силах на все сто. И все это никак не вязалось с его прежним представлением о самодовольных, но трусливых чиновниках. Тут, в бывшем номере Тайванца, Аргентинец понял, что Александр Михайлович вряд ли принадлежит к сонму государственных служащих, пусть и очень высокого ранга, не был он похож даже на великих бизнесменов -- он был птицей иного полета, не зря же кентовался с потомком чекистов. Какой птицей и какого полета, это нужно было выяснить, если, конечно, удастся, но держать его за лоха нельзя было ни в коем случае, иначе можно пролететь еще раз.
   Выйдя из гостиницы "Украина", Аргентинец глянул на календарь своих наручных часов "Брегет", которые тоже когда-то выиграл в карты у залетного пижона, -- в его распоряжении осталось ровно три недели. Александр Михайлович, конечно, прекрасно знал правила карточного долга: отсчет идет со дня проигрыша и первая отсрочка равна календарному месяцу. Неделя пролетела у него в душевных муках и сомнениях, теперь надо было действовать или отдавать квартиру, хотя о последнем не могло быть и речи.
   Аргентинец начал активно искать деньги, чтобы попытаться отыграться в Барвихе, -- туда было не принято заявляться без серьезной наличности, тем более тому, над кем висел внушительный долг. Хотя он сознавал, ка-кие пренебрежительные взгляды ожидают его там среди сытой публики, но надо было терпеть: другого катрана, где играют постоянно и по-крупному, он не знал. Но за следующую неделю, кроме пятидесяти тысяч, что ссудил Дантес, он больше ничего не нашел: обещали на будущей неделе, через десять дней, через полмесяца, а срок, отпущенный Александром Михайловичем, истекал. А с пятьюдесятью тысячами появляться в Барвихе было просто смешно. И впервые он пожалел о своей недальновидности -- надо было не жадничать, а брать с собой в Барвиху Эйнштейна, чтобы там к нему привыкли, а сегодня, если бы нашел деньги, сыграть с ним на пару. Так они поступали крайне редко, в чрезвычайных обстоятельствах, когда позарез нужны были деньги. В этом случае выигрыш был гарантирован стопроцентно. У них были отработаны варианты без всякого шулерства -- они всегда знали, что у кого на руках и что следует предпринять. Это далось месяцами изнурительных тренировок, а главное, у них обоих был особый картежный ум и нюх.
   Прошла вторая и третья неделя, за которую удалось найти всего тридцать пять тысяч. Теперь даже теоретически был упущен шанс собрать нужную сумму, и Аргентинец заволновался всерьез, потерял еще несколько килограммов веса и теперь выглядел моложаво, под стать Тоглару. Не наклюнулась ни разу и игра по заказу, когда ему подставляли подготовленную жертву: богатого человека, лоха. Иногда в таких случаях случалось выиграть и сто, и двести тысяч, хотя приходилось делиться и с "загонщиками".
   Все эти дни, занимаясь поисками денег, Аргентинец нет-нет да и вспоминал совет Дантеса -- решить возникшую проблему с помощью наемного киллера, но каждый раз старательно гнал от себя эту мысль, все-таки он катала, а не примитивный мокрушник. Впрочем, если эта тайна с киллером когда-нибудь выплывет, то на картежной карьере тоже можно ставить крест, кто же сядет за стол с заведомым убийцей?
   Когда до назначенного срока осталось четыре дня, Аргентинец запаниковал, вновь закрылся у себя в кабинете, всерьез подумывая о самоубийстве, -- только так он мог сохранить квартиру за семьей. Он даже начал писать предсмертное письмо, обвиняя Александра Михайловича в несуществующих грехах, намекая, что его проигрыш был тщательно спланирован и что его угрозами загнали в угол. Попади такая малява в руки братвы, она обеспечила бы семье гарантии, в России, и в уголовном мире особенно, отношение к ушедшему в мир иной свято, не зря поговорка гласит: о покойниках говорят или хорошо, или ничего. В общем, Городецкий все рассчитал верно, но умирать не хотелось -- ни повеситься, ни пустить себе пулю в лоб, ни с по-мощью яда. Он перебрал множество вариантов самоубийства, но ни один не вызвал у него восторга.
   Помучившись еще двое суток, Аргентинец отмел эту идею раз и навсегда, он вспомнил недавнюю аварию на Рублевском шоссе, где смерть его казалась неизбежной. Даже видавшие виды работники ГАИ и те сказали ему: "Ну, брат, родился ты в шелковой рубашке. Значит, нужен ты Всевышнему на этой земле..." И свое малодушие, отсутствие силы воли, чтобы достойно уйти из жизни, он опять же увязал с высокой мистикой -- вроде рука свыше удерживает его, желает, чтобы он жил... Эта мысль дала ему новые силы, он даже философскую базу подвел под свои малодушные метания: "Если я должен жить, значит, кто-то должен умереть".
   Теперь, когда он созрел для подобной идеи, снова вспомнился Дантес... и совет его уже не показался циничным, а скорее мудрым. Мысль эта пришла Городецкому поздно вечером, и поскольку в его распоряжении осталось всего два дня, он решил заняться этим делом немедленно. Деньги у него были, а примерную расценку за услуги Дантес ему назвал, хотя киллер мог повысить тариф за срочность, но ведь экономить на этом не станешь, себе дороже выйдет.
   Аргентинец переоделся в белый смокинг, тщательно побрился и уже через час был в "Пекине". 6
   В китайском ресторане всегда можно было встретить нужных людей, но он надеялся отыскать там Хавтана, старая гвардия чтила авторитеты, и Аргентинец для него был не последним человеком в Москве. В "Пекине" Городецкий не был давно, со дня свадьбы Тоглара с Натальей. Здесь по-прежнему гремела музыка, хлопали в разных концах зала пробки от шампанского, витал привычный ресторанный шум... Да, кто-то решает вопросы о жизни или смерти, а здесь звон бокалов, смех гуляк... "Вот и умирай после этого. Ничего не изменится в жизни, просто будут гулять и пить шампанское другие", -- мудро рассудил Аргентинец.
   Хавтана в "Пекине" не было, хотя знакомых гуляло много. Вася Головачев, по кличке Сапер, узнав, что Городецкий ищет Хавтана, сказал, что только что сам приехал из "Золотого петушка" и, если Аргентинец сейчас же рванет туда, наверняка застанет хозяина в собственном ресторане. В последние дни Аргентинец обратил внимание: в какой ресторан ни ткнешься -- везде полно народу, хотя время как будто не до гуляний. И он вспомнил, как его бабушка-долгожительница, прекрасно помнившая и Первую мировую войну, и Великую Отечественную, когда-то говорила: если народ валом валит в кабак -жди войны. "Сбудется ли пророчество бабушки на этот раз?" -- подумал Аргентинец, ведь в Барвихе предсказывали войну с Чечней со дня на день.
   Аргентинец не был завсегдатаем "Золотого петушка", хотя знал, что заведение Хавтана пользуется успехом у братвы и деловых людей, тут, не выходя из зала, можно было решить кучу проблем. Да и русская кухня Петровича не нуждалась в рекламе, про нее даже иностранцы прознали, и теперь их тут можно было встретить в любой день, особенно японцев и немцев.
   В "Золотом петушке" посетителей было под завязку, как сказал швейцар, пропустивший Городецкого. В зале Аргентинец и без помощи официантов легко отыскал Хавтана -- тот сидел за колонной с каким-то рослым мужиком в камуфляжной форме. Судя по двум пустым штофам шведского "Абсолюта", гуляли они долго, а возможно, был и третий, и четвертый собутыльник, уж слишком щедро был накрыт стол. "Наверное, Хавтан не станет засиживаться со всяким в камуфляже", -- подумал Аргентинец и, решив не отвлекать хозяина ресторана, выбрал место так, чтобы тот мог обязательно его увидеть сам.
   Так оно и случилось, минут через пять Хавтан, все-таки не забывавший, что он владелец ресторана, поднял голову на шум, раздавшийся в конце зала, и в этот момент увидел Аргентинца. Увидел и удивился: Аркаша не часто баловал вниманием "Золотой петушок". Судя по тому, что он приехал один и сидел за пустым столом, гулять он не собирался, выходило, его привели сюда важные дела. Аргентинец человек масштабный, по мелочам прислал бы своего шестерку Эйнштейна. "Значит, пожаловал с чем-то серьезным, не терпящим отлагательств", -- решил Хавтан. Почему-то у хозяина "Золотого петушка" затеплилась надежда, что кручено-верченый Аргентинец, знавший всех и вся, приехал к нему с вестью о выкраденном бухгалтере Гноме: объявленная им сумма вознаграждения в пятьдесят тысяч баксов -- только за след, за наколку -могла заинтересовать и Городецкого.
   Хавтан незаметно подал условный знак официанту, означавший, что его надо выдернуть из-за стола, и тот, подойдя к хозяину, что-то вроде прошептал на ухо.
   -- Ну, Гера, посидели мы с тобой сегодня душевно, а сейчас меня труба зовет, дела ждут, -- сказал Хавтан, давая понять, что аудиенция для Самурая закончилась. -- Но ты не бери в голову, наладится жизнь. Тебя я без дела и без куска хлеба не оставлю, ты ведь свой, люберецкий, а я добро всегда помню. Ты только не пей, мои халдеи, восторгавшиеся тобой, заметили, что ты теперь пьянеть стал после одного штофа, а у тебя должна быть твердая рука и верный глаз. -- И Хавтан, легко поднявшись, стремительной походкой направился к своему кабинету, даже не глянув в сторону Городецкого.
   Не успел Хавтан убрать кое-что со стола, как распахнулась дверь и на пороге появился Аргентинец, и хотя он попытался улыбнуться, улыбка вышла озабоченной.
   -- Привет, Леня, давно тебя не видел. -- Аргентинец шагнул вперед, протягивая для приветствия руку вышедшему из-за стола Хавтану.
   -- Да, давненько не виделись. Кажется, в последний раз на свадьбе у Тоглара погужевались, -- ответил Леонид Андреевич, и они обнялись.
   -- Да, теперь только на свадьбах детей или на похоронах и видимся, -грустно ответил Аргентинец и сел в предложенное хозяином кресло.
   -- Может, выпьешь, закусишь? А то и отужинаешь... Петрович для старого кореша расстарается, он ведь тебя давно знает.
   -- Спасибо. Сегодня не до гуляний, если честно. А про кухню твою давно наслышан, вот свалю один груз с плеч, обещаю банкет для друзей у тебя закатить.
   -- Какие проблемы? Если в наших силах, Аркадий, всегда поможем, кому же помогать, если не Аргентинцу...
   -- Вот-вот... -- Взор Городецкого затуманился, он нервно дернул плечом. -- Попал я, Леня, крепко попал. Счетчик давно включен, и послезавтра последний срок. А проиграл я хату, понимаешь...
   Хавтан от неожиданности даже привстал, но тут же, словно пристукнутый, плюхнулся на стул.
   -- Ты проиграл хату на Кутузовском? Где мы были на дне рождения твоей старшей дочери? Ей, кажется, восемнадцать тогда стукнуло.
   -- Да, ее, брат. Со всеми потрохами... -- горько подтвердил Аргентинец.
   -- Кому же ты попал, Аркаша? Я что-то о таком проигрыше не слыхал, хотя знаю всякое: нужное и не нужное. Видно, не из нашего круга люди?
   -- Угадал, Хавтан. Не из наших. Чиновник, на нефти руки нагрел.
   -- Что же ты долго тянул, до последнего дня? Через день и валить надо было, если не наших кровей человек...
   -- Тебе легко говорить, а я ведь чистый катала, у нас другая мораль, мы помним Христову заповедь -- не убий. Не мог я через кровь шагнуть, понимаешь? Месяц деньги искал, никто не дал. Может, я и откатал бы... Но выбросить семью на улицу тоже равносильно убийству, да и где жить, зима на носу. И потом, сердцем я прикипел к этой хате, детям она по душе, да и старость не за горами. Так что ты правильно меня понял, я созрел, чтобы переступить божью заповедь... В общем, нужен профессиональный киллер. Деньги на его оплату у меня есть.
   -- Само собой, -- кивнул Хавтан, сожалеюще глядя на гостя. -- Без денег на эту тему и базара не может быть, киллеры не работают в кредит, а иногда даже просят предоплату. Теперь тебе за срочность платить придется, а это еще пятьдесят процентов. Но дело не в деньгах... Ты же понимаешь, на тебя первого могут подумать, учитывал этот вариант? -- озабоченно спросил хозяин кабинета.
   -- Времени навалом было, все предусмотрел. -- И Аргентинец стал обстоятельно излагать свои доводы. -- Во-первых, никто не станет распространяться о катране в Барвихе, о том, какие люди там катают и какие суммы проигрывают, -- это смерть для них, пресса нынче жадна до сенсаций. Во-вторых, как ты мудро заметил, мне не было смысла откладывать убийство до последнего дня, резон был уничтожить его сразу. В-третьих, там, за столом, выяснилось, что тех, кто занят нефтью, шмаляют чуть не через день. И потому у моего Александра Михайловича врагов много, он иногда даже называл кое-кого. Есть еще одна пикантная деталь в убийстве нефтебаронов: после контрольного выстрела в голову их еще и нефтью из бутылки поливают -- мода или традиция такая пошла, чтобы не гадали, за что. Мы тоже этой модой воспользуемся. А ментам копаться нет выгоды. Им лишь бы закрыть дело, им висяк ни к чему. Одним бизнесменом больше, одним меньше. И последнее: завтра я позвоню ему и скажу -- приезжай, смотри, я решил отдать хату, -- уже спокойнее подытожил Аргентинец.
   -- Да, застраховался ты как будто капитально, -- задумчиво почесал в затылке Хавтан. -- Но по мне чем меньше вариантов и алиби, тем надежнее. В одном ты прав, менты не любят "новых русских" еще больше, чем бандитов. А если кто и шепнет, мол, хлопнули из-за квартиры, думаю, на эту версию не клюнут, спишут на нефть.
   -- Есть ли у тебя надежный человек на примете? -- спросил, устало откинувшись в кресле, Аргентинец.
   -- Ну, теперь кого только нет, -- усмехнулся Хавтан. -- Ты ведь знаешь главный закон политэкономии: спрос рождает предложение. -- Он оживился, кивнул на дверь, за которой был ресторанный шум. -- Вот толь-ко что я ужинал с одним офицером. Может, он и сгодится...
   -- Что за человек? Ему можно доверять? -- Аргентинец явно не ожидал, что все может устроиться так быстро.
   -- Я знал его еще парнишкой, до армии, а потом потерял из виду на семь лет. Он люберецкий, кликуха Самурай. Служил в морском десанте, заканчивал армию в особом подразделении спецвойск. После службы остался во Владивостоке, женился там, заочно закончил Высшую школу МВД, работал в милиции, в порту. В конце концов он понял, что все российские деньги гуляют в Москве, и вернулся домой, попал в особые подразделения МВД. Но от люберецкого прошлого никуда не денешься, да и государство за рисковую работу гроши платит. Щипал он кое-кого потихоньку в Приморье. И здесь то же самое, чувствую, практиковал. Ну, тут и пересеклись наши стежки-дорожки, и я понял, что свой человек нам в МВД не помешает. Несколько раз он выручал нас по-крупному. В общем, был у меня в органах свой человек.
   -- Почему был? -- невольно перебил его Аргентинец.
   -- Да, к несчастью, был. -- Хавтан сожалеюще развел руками. -- Работа у них не приведи Господи, за год десятерых своих ребят похоронил, стали нервы шалить. С женой неполадки -- она у него оттуда, из Владивостока, -- не прижилась в Москве, квартиры нет, в общем, бросила его и уехала домой. А тут среди его людей словно вирус завелся -- страх, и как следствие -- увольнение за увольнением: не хотят молодые за гроши жизнью рисковать. А с новой командой, когда не чувствуешь за спиной своих, идти на штурм очередной бронированной двери не в жилу. А может, уже и возраст берет свое... короче, подал рапорт об увольнении. А профессионал-то хоть куда: прошел школу диверсионной подготовки, в электротехнике шурупит, а бомбу из подручных материалов изготовить -- раз плюнуть. Могу с ним переговорить, если хочешь, -- предложил он, потянувшись к звонку, чтобы кликнули Самурая.
   Городецкий потер в раздумье щеку.
   -- Нет, этот мне не подходит. Я его видел в зале -- у него затяжная депрессия, по себе знаю. Потом я, как человек старых правил, ментам не доверяю -- ни бывшим, ни даже люберецким. Ты мне найди кого-нибудь из наших, кто из зоны вернулся, сидел по серьезной статье, не баклан какой-нибудь, кому деньги позарез нужны, у кого дети голы-босы, семья голодает. Ему богатого пришмолять в радость будет. А план у меня разработан, нужен только исполнитель.
   -- Сколько ты готов заплатить? -- уточнил по-деловому Хавтан.
   -- Десять тысяч, как принято сегодня, я консультировался, плюс еще пять тысяч за срочность. Будет выжимать еще две-три штуки, соглашайся, если человек серьезный.
   -- Хорошо, заметано, -- хлопнул ладонью по столу хозяин ресторана. -Завтра до обеда сиди дома, он сам тебе позвонит, назовется, скажем, Жорой, пригласит куда-нибудь пообедать и договориться об очередной картежной игре. Место встречи назовешь сам. Лады?
   Городецкий кивнул и поднялся с кресла. Уже направившись к двери, Аргентинец неожиданно вновь вернулся к столу.
   -- А ты, Леонид Андреич, прав: твой Самурай действительно представляет интерес. Может, на что и сгодится. Дай-ка мне его телефон, может, я его телохранителем возьму. Только предупреди, пусть с выпивкой завяжет, я сам редко пью и пьяниц не люблю, у них другая психология...