Страница:
Девушка все поняла и, улыбнувшись, спросила:
-- Покупаете про запас?
Он ответил в тон:
-- Боюсь, к весне, когда отрастут мои кудри, такие прекрасные расчески станут дефицитом. Однажды дома, в Москве, я уже упустил шанс обзавестись такой, -- так хитро, на его взгляд, Слава начал знакомство.
Ему казалось, что в слове "Москва" заключается некая магия, особенно для провинциальных девушек на выданье. Но продавщица среагировала скорее на московскую обходительность, культуру. Все-таки Неделин вырос в профессорской семье, и его воспитанию родители отдали должное, как бы он ни хотел казаться рубахой-парнем в тельняшке.
Ушел Неделин в тот день из универмага окрыленный, и, хотя срок увольнительной давно истек, наказание не страшило его. Разумеется, после отбоя Слава тут же поделился горячей новостью с Кольцовым. Расписал девушку дальше некуда, куда там Мэрилин Монро. Наделил он Леночку всеми существующими и несуществующими добродетелями.
Но Кольцов, сразу не разделивший восторга своего земляка, засыпая, сквозь сон лишь пробормотал невнятно:
-- А подружка у нее есть?
От обиды Слава и отвечать не стал; всю ночь он не спал, строил планы, как бы поскорее вырваться в город, взлететь на третий этаж универмага и объявить: "А вот и я, здравствуй, прекрасная Елена!"
Следующая увольнительная выпала не скоро: выходили в штормящее море, прыгали с парашютом в прибрежной тайге, высаживались с моря на берег -повышали боевую и психологическую подготовку, как выражалось полковое начальство. Взвод, в котором служили Кольцов с Неделиным, отличился особо -и стрелял метко, и с прыжками без ЧП обошлось, -- поэтому при возвращении на базу они первыми получили увольнительные в город.
В универмаг они заявились вдвоем, и Славик представил Геру Леночке как земляка и лучшего армейского друга. С тех пор они при любой возможности забегали в галантерейный отдел. Солдат на выдумку хитер. Увольнение увольнением, но ведь в форме не всюду можно было заявиться. А ведь хотелось и в кафе, и в ресторанчик заглянуть, а их как раз расплодилось несчетно: и китайских, и корейских, все больше крошечных, на два-три столика в полуподвальном помещении. Но друзья благодаря Леночке и тут нашли выход: обзавелись кое-какой гражданской одежонкой. А уж Леночка, широкая душа, в дни аванса или получки обязательно организовывала поход на китайскую лапшу или пельмени или корейскую кукси, хотя элитные части, в которых служили наши друзья, питались по особому рациону -- им и белый хлеб был положен, и шоколад, и сливочное масло. Ныне подобное "курортное" меню может кое-кому показаться фантастикой, но что было, то было.
В увольнение ходили вдвоем, но в одиночку Неделин выбирался гораздо чаще -- комсорг части все-таки. Бывало, удавалось пойти с Леночкой в кино, порою довольствовался лишь визитом в универмаг. После двух-трех встреч, когда они погуляли втроем, Гера как-то перестал интересоваться насчет подруги у Леночки, но Слава не обратил на это никакого внимания. Он-то знал, что у Геры в Москве есть невеста, ее фотографиями была обклеена вся стена над кроватью Кольцова, а в последние месяцы косяками шли письма от нее, да что письма -- посылки, бандероли, даже денежные переводы на праздники.
-- Невеста у меня богатая, завпроизводством ресторана "Иртыш" работает, -- часто хвалился Кольцов.
Поэтому иначе как нокаутом нельзя было назвать сообщение Герки за три месяца до демобилизации, что они с Леночкой решили... пожениться.
Неделин из-за деликатности все не решался признаться другу, что имеет серьезные виды на хорошенькую продавщицу; из-за нерешительности и потерял девушку.
Оставалось только от души поздравить молодых...
-- Ах, Леночка... -- вырывается вслух у Неделина, и он возвращается в действительность из нахлынувших воспоминаний.
-- Чего изволите? -- тут же склоняется стоявший у него за спиной вышколенный метрдотель.
-- Налейте мне, пожалуйста, шампанского. Лучше "Дом Периньон", хочу тост в честь прекрасных дам сказать. За тех, кто сегодня рядом с нами, и за тех, кого мы потеряли, -- ответил Картье и очень трезвым взглядом оглядел веселившийся зал.
Красный зал "Пекина" бурлил, веселье плескалось через край. Это был тот самый час в ресторане, что так любил завсегдатай злачных мест Тоглар, и, пожалуй, он прав: от улыбок, веселья вокруг, доброжелательных тостов действительно можно получить столь необходимый в жизни заряд бодрости.
После тоста, произнесенного Картье с подъемом и дружно поддержанного всеми гостями, оркестранты вдруг на весь зал объявили о своем музыкальном подарке имениннику Вячеславу Михайловичу, отмечающему с друзьями свое двадцативосьмилетие, и грянули подзабытый шлягер прошедших лет "Чингисхан". Какие-то подвыпившие парни с соседних столов с бокалами в руках двинулись к столу Неделина, видимо желая поздравить юбиляра, но Слава опередил их. Подхватив одну из "будущих звезд московской эстрады", он направился танцевать. Но профессиональная зоркость не подвела его и на этот раз: большой стол во втором ряду от прохода, на котором прежде красовалась табличка на русском и английском языках "Зарезервировано", теперь занимала шумная компания кавказцев. Чуть вглядевшись, он определил -- армяне, но в большей части -- исконные, московские, но чтобы это определить, нужно самому иметь, как говорится, особый глаз и особый нюх, именно то, из-за чего их с Кольцовым в спецназе и считали асами. Нет, Картье ни за кем не наблюдал, никого не выискивал специально, он лишь мельком глянул на стол, который еще полчаса назад пустовал. Но в какой-то момент, уже забыв об армянах, занимавших стол рядом, он вдруг по-чувствовал, что именно там кто-то проявляет к нему интерес, и не праздный, как к имениннику, а совсем иной. Танец позволял развернуться в любую сторону, хоть юлой крутись, и Картье, не сбавляя ритма, внезапно сделал неожиданно лихое танцевальное па; и мгновения хватило, чтобы в поле зрения попал весь стол, а главное, тот, кто проявлял к нему интерес. Вот его-то он застал врасплох, хотя наблюдавший парень был куда как не прост, не разглядывал его в упор. В том, что парень пас именно его или проявлял к нему повышенный интерес, Картье не сомневался. Потому-то, заканчивая отплясывать лихой танец, он и предложил девушке выйти покурить, ибо новые хозяева ресторана, китайцы, курение в зале запретили, оборудовав для этого на входе роскошную курительную комнату с диванами, кушетками, креслами. Сделал он это без особого умысла, хотя промелькнула и другая мысль: а вдруг лю-бопытный потянется следом, он давал интересующемуся шанс поближе разглядеть себя.
Однако тот не пошел. В курилке Неделин задержался не долго: "будущая звезда", пользуясь случаем, стала навязчиво излагать свои проблемы с жильем и творчеством, и он поспешил за стол, забыв на время о том, что его сегодня пасут. Проход в зале не пустовал даже в перерыве, объявленном оркестром; и они возвращались на место, лавируя между подвыпившими гостями.
Когда поравнялись со столом, за которым сидела заинтересовавшая Картье компания, он, опять интуитивно, поднял голову и увидел, как тот парень, в твидовом пиджаке, торопливо достал сигарету и чиркнул роскошной зажигалкой. На него тотчас зашикали за столом, мол, в зале не курят. Но Картье понял, что тот курить и не собирался, ему просто нужно было заснять интересовавший его объект, то есть Неделина. Но и Картье, воспользовавшись минутным замешательством за чужим столом, успел тоже дважды щелкнуть в кармане брюк кнопкой дистанционного управления мини-фотоаппарата, купленного в Лондоне, в специальном магазине под названием "Шпион". Объектив -- глазок камеры -прятался на лацкане вечернего костюма в роскошном значке английского гольф-клуба.
"Кто бы это мог быть?" -- подумал Картье. Владельцам "Трефового туза" его фотография ни к чему, в телекамерах казино, наверное, собралось материала на целый фильм о нем.
"Разберемся", -- решил он и легко, с сияющей улыбкой подошел к своему столу, где уже его ждали.
Глава 4. Пасьянс Аргентинца
1
Высокий крепкий мужчина в белом мешковатом смокинге, в очках, скрывающих пол-лица, спросил в упор:
-- Тоглар?
Фешин, сбросив руку незнакомца с плеча, ответил двусмысленно:
-- Вы ошиблись. Я не ростовчанин, живу наверху, в гостинице, -- и подхватив Наталью под руку, повел ее к столу.
Кажется, она, увлеченная музыкой, даже не слышала этого мимолетного разговора.
Но Тоглар, признавший в элегантном джентльмене, очень похожем на преуспевающих банкиров и предпринимателей, удачливого московского каталу, а точнее, карточного шулера Аркадия Городецкого, известного больше под кличкой Аргентинец из-за пристрастия в молодые годы к танго и за южноамериканскую смуглость и кучерявость, отходя, успел подать ему сигнал, означавший для посвященных примерно следующее: я не волен сию минуту признать тебя.
Да, существует строго кодированная знаковая связь между уголовниками, в ее тайны посвящается не всякий обитатель тюрьмы, даже если он и трижды судим. Этот кодовый язык связан не с буквенным обозначением, а со смысловым, и пользуются им в критические минуты, где все решается в мгновение. Например, есть знаки: "свой", "атас!", "уходи немедленно", "засада!", "не узнавай!" "тебя пасут!", "деньги здесь!", "денег нет!" -- все они означают тревогу, опасность и звучат в приказном порядке, они конкретны. Этот кодированный язык уголовников родился не сегодня и не вчера, он существовал всегда и видоизменялся, как и блатная феня. Вряд ли блатные тридцатых -сороковых годов поняли бы своих коллег из девяностых. Криминальный жаргон широко пустил корни у нас в быту, на эстраде, им кое-кто даже щеголяет, а вот языком жестов владеет узкий круг людей, из тех, кто живет по воровским традициям или, как Тоглар, чтит эти законы. Знание это покрыто тайной, ибо сохранение тайны и есть гарантия выживания для ее обладателя. Разглашение законов кода карается смертью, оттого он почти незнаком даже профессионалам. Но Аргентинец был мужик с понятием, имел не одну ходку в зону, правда всякий раз непродолжительную, и, будучи профессиональным игроком, принадлежал в воровской иерархии к элите уголовного мира, и он понял жест Тоглара. Да разве такой тонкий знаток человеческих душ, психолог мог обознаться? Ведь Фешин дважды выправлял ему документы, а уж сколько раз помогал друзьям по его просьбе -- и не счесть!
Из ресторана Тоглар с Натальей ушли задолго до закрытия. В тот вечер гости "Редиссон-Ростова" загуляли основательно и расходились во втором часу ночи, как раз когда Фешин возвратился в гостиницу, проводив продавщицу из "Астории". Пересекая безлюдный холл и направляясь к широкой лестнице, чтобы подняться к себе на этаж, Константин Николаевич заметил в затемненном углу на диване одинокую фигуру. Едва он одолел пролет лестницы, как его настиг запыхавшийся молодой человек, без слов передал записку и так же молча удалился. Аргентинец, видимо, не хотел засветить его даже своим ростовским знакомым. Войдя в номер, Тоглар прочитал несколько строк, написанных изящным почерком, чувствовалось, что писал человек хорошо образованный. Недаром поговаривали, что Городецкий родился не в рубашке, как некоторые счастливчики, а с колодой карт в руках...
Текст гласил: "Надеюсь завтра, в десять утра, позавтракать и опохмелиться вместе с тобой. Голову поправляю теперь исключительно пивом "Хольстен". Твой братан А.Г.".
Тоглар рассмеялся и порвал записку на всякий случай. Послание Аргентинца походило на тюремную маляву, оттуда и подпись -- братан.
Первая реакция на Аргентинца у Тоглара была отрицательной, он подумал: вот и дня на воле не передохнешь от старых дружков, корешей, не дадут с приличной девушкой вечер провести. Но позже, успокоившись, он решил иначе. Опять же случайную встречу с Городецким посчитал за удачу, как и знакомство с Натальей. Выходило, что он сразу на свободе получал верный компас в руки, ведь после трех лет кавказского плена важно не только оглядеться, но и получить надежную информацию, или, как говорят, расклад жизни, от компетентных людей, -- а уж кто мог знать более обстоятельно о жизни в Москве, явной и тайной, как не Аргентинец. Нет, определенно фортуна благоволила к нему с первых шагов на свободе. Да и зачем откалываться от братвы, они единственные, кто обрадуется встрече с ним. Только там почитается его талант, там он нужен, там ему не надо доказывать, кто он, стоит назвать кликуху хоть во Владивостоке, хоть в Калининграде, хоть в самостийном Киеве или суверенном Тбилиси -- я Тоглар, -- и все станет на место. Сегодня, как понял Фешин, вся огромная страна от океана до океана, несмотря на все ее суверенитеты, принадлежит братве, ею контролируется и управляется. Разве только Узбекистан -- исключение, там президент -настоящий хозяин, который власть ни с кем делить не собирается...
День выпал напряженный, насыщенный встречами и знакомствами, но Тоглару, несмотря на глубокую ночь, спать не хотелось. Выключив в номере свет, он еще долго стоял у распахнутого окна, вглядываясь в безлюдную площадь у гостиницы, в темные окна окружающих ее зданий. Только теперь, имея за плечами три дня новой жизни, он понял, что наконец-то избавился от неволи, и уже не боялся раскинутой повсюду на него сети, готов был отстаивать себя -- свобода того стоила!
Утром, по многолетней привычке, он проснулся рано, отметив, что еще не совсем освоился со свободой, спросонья с беспокойством оглядел роскошный номер, большую картину в палисандровой раме, висящую в спальне, напротив двухспальной кровати, и, только вспомнив, что он в Ростове, в гостинице, успокоился. Глянув на "Юлисс Нардан", лежавшие на прикроватной тумбочке, с удовольствием понежился в постели еще с полчаса -- спешить ему было некуда, приятно было перебирать в памяти детали вчерашнего ужина с Натальей. Принимая душ, Тоглар вспомнил про ночное послание Аргентинца и поспешил, хотелось встретить фартового каталу как следует, да и завтракать вдвоем куда приятнее, тем более с таким всезнающим человеком, как Городецкий.
Делая в ресторане заказ по телефону, он не забыл про "Хольстен", особо отметив, чтобы обязательно бутылочного розлива, ибо терпеть не мог баночного пива. Время приближалось к десяти, и Константин Николаевич не стал спускаться вниз за газетами, он знал, что Аргентинец придет вовремя. В их среде необязательность, неточность, расхлябанность презираются, такой человек вообще не может иметь авторитета, так что точность -- вежливость не только королей.
Ровно в десять раздался стук в дверь. Тоглар решил, что это официант прикатил с завтраком, но на пороге стоял улыбающийся Городецкий в ярком спортивном костюме и... в шлепанцах на босу ногу. Заметив удивление на лице старого кореша, гость, усмехнувшись, обронил:
-- Да я над тобой, в гранд-люксе живу. -- И они крепко обнялись.
Как только вошли в зал, Городецкий, словно не веря своим глазам, отстраняясь, еще раз оглядел Фешина.
-- А мы ведь тебя, Тоглар, уже три года как схоронили. При случае поминаем, говорим, вот ведь был мастер, чистодел! Часто вспоминаем, особенно когда бумаги важные выправить нужно. Наверное, ты даже не представляешь, какое бумажное нынче время! Вот газеты пишут, что "новые русские" деньги из воздуха делают. Да нет, не из воздуха... Бумаги гоняют туда-сюда, а потом из какого-нибудь банка в тмутаракани деньги мешками вывозят, хотя я не фальшивые авизо имею в виду, уж они-то классический образец, как можно грабить без ножа и пистолета... -- Прервав себя на полуслове, он резко сменил тему: -- Я рад видеть тебя живым и здоровым. Судя по всему, -- он оглядел номер, -- и с остальным у тебя все в порядке, если вспомнить вчерашний твой прикид и очаровательную спутницу рядом. Так где же тебя носило столько лет? Почему так надолго схоронился, ведь за тобой, кажется, больших грехов не водилось, я бы знал...
В это время раздался новый стук, и Фешин поспешил открыть дверь. Официант вкатил заставленную снедью тележку в номер и стал сноровисто сервировать столик рядом с диваном.
-- Ну вот и твой любимый "Хольстен" прибыл, -- сказал радушно Тоглар, приглашая Городецкого за стол, когда официант ушел.
-- Спасибо. Как хорошо, что ты догадался заказать бутылочное, хотя "Хольстен" хорош и в розлив. -- Однако, увидев две бутылки французского шампанского "Де Кастеллани", которое Фешин заказал на всякий случай, если Наташа заглянет в гости, добавил:
-- Пожалуй, пиво для такого повода слабовато. Ты прав, давай открывай шампанское -- встреча того стоит!
Ожидая Аргентинца, Тоглар раздумывал, до какой степени ему можно быть откровенным: скрывать свой плен в Чечне нельзя, да и ни к чему, возможно, еще придется искать помощи у братвы. Вешать лапшу на уши Городецкому тоже бесполезно -- не лох, еще оскорбится. И всей правды не скажешь, не подошло время. Да и непонятно, с кем тот сейчас водится, впрочем, крупные каталы всегда на поводке у ментов и кагэбэшников. Нет, разговора по душам, пока не огляделся, не будет. Откупорив двухсотдолларовую бутылку шампанского, Тоглар сдержанно предложил тост -- за встречу. Выпили. Аргентинец тут же открыл пиво, видимо, вчера он изрядно перебрал и насчет похмелья не шутил. Допивая, Городецкий взглядом торопил Фешина рассказать о себе.
Тоглар начал несколько издалека...
-- Прежде всего спасибо за вчерашнюю выдержку, что не засветил меня ни в зале, ни с посыльным. Судя по его молчанию, да и по самой маляве, ты не стал объяснять -- кто я.
-- За кого ты меня принимаешь?! -- ответил обиженно и уже пьяным голосом Аргентинец.
-- Я знаю, что заинтересованные люди три года назад сделали объяву, что я погиб в автомобильной катастрофе. Спасибо, что вспоминали добрым словом, впрочем, и об этом до меня доходили слухи. Ты прав, сам я не хоронился -грехов перед братвой у меня нет, -- меня выкрали.
-- Выкрали?! -- От неожиданности Городецкий выронил пиво из рук, которое он допивал уже из горла, и, не обращая внимания на покатившуюся по полу бутылку, трезвея, спросил шепотом:
-- Менты? КГБ?
-- Да нет, "чехи"...
-- А зачем ты чехам-то понадобился? У них что, своих "деловых" мало? Поляки у них под боком. Да ты, кажется, по-ихнему и не болтаешь, -рассмеялся облегченно Аргентинец.
-- Ты не понял. Выкрали меня чеченцы. Я их по старой памяти так кличу. Теперь-то мало кто помнит -- "чехи"...
-- Нет, я помню, врубился. Верно, их еще в Алма-Ате "чехами" величали. Не очень падкий на карты народ. Вот корейцы, казахи -- это да... Так на хрена ты им, "чехам", сдался?
-- На то же, что и тебе, ты ведь сам сказал -- век нынче бумажный.
-- Понял. Выходит, ты им бумаги на пятилетку вперед выправил, и они отпустили тебя с миром и, как видно, щедро рассчитались.
-- Да, рассчитались щедро. Но они меня не отпустили, я сбежал. И сейчас, возможно, меня ищут по всей стране.
-- Да, представляю, какие бумаги ты им там нахимичил! Мало им, что Россию на шесть триллионов за год кинули, теперь, видимо, за Запад взялись, за конвертируемую валюту! Бог им в помощь, не люблю я капиталистов...
-- Всякие бумаги пришлось варганить, -- не стал вдаваться в подробности Тоглар.
-- Да, крепко ты, брат, влип, -- поняв ситуацию, протянул Аргентинец. -- Давай-ка еще шампанского пропустим, понравилось. Никогда не пил такого, тут с пивом-то не разберешься.
Выпили снова по бокалу "Де Кастеллани".
-- Поэтому я еще не совсем разобрался, стоит ли мне громко объявляться. Если пойдет слух, что Тоглар жив, то мне долго на свободе не гулять -- либо грохнут, либо снова выкрадут, третьего не дано. Я действительно много знаю, и не из-за своего любопытства, но это сути дела не меняет, даже если бы и поклялся по-ихнему, на Коране, держать язык за зубами.
Городецкий долго сидел, раздумывая, потом вдруг радостно встрепенулся:
-- У тебя была когда-нибудь другая кликуха?
-- Была... -- вяло ответил хозяин номера, не понимая, куда клонит всезнающий Аргентинец. -- Да ты сам должен помнить, как я когда-то в "Пекине" за столом рисовал карандашом ваши портреты, и Шакро-старый тогда назвал меня Модильяни. Но кликуха не прижилась, хотя мне и нравилась -Модильяни...
-- Вот и хорошо, что отыскалась старая кликуха. Я вернусь в Москву раньше тебя дня на три и устрою, где смогу, толковище насчет тебя. Мы ведь за годы твоего отсутствия тоже перестроились, по национальным квартирам разбрелись: славянские группировки, дагестанские, азербайджанские, грузинские, ну и "чехи", конечно, они особняком стоят, не признают воровских традиций. Один Султан Даудов живет по нашим законам, через него братва на чеченцев выход имеет. Мы с тобой, выходит, в славянской организации состоим. А нынешние три года, братан, все равно что раньше пятнадцать -- год за пять по старой тюремной шкале. Тебя помнят старики. Мы ведь с тобой, кажется, годки -- к юбилею дело катит. Я свой задумал в "Метрополе" отметить. Скорпион я, так что в ноябре приглашаю...
-- А мне в декабре полтинник стукнет. Не знаю, где отмечать буду, никогда не думал, что до юбилеев доживу, -- перебил гостя Тоглар.
-- Ну, тебе вряд ли дашь полтинник, я, пожалуй, твоим очень старшим братом выгляжу, -- рассмеялся Городецкий и продолжал: -- Так вот, память о тебе за это время поугасла, дни-скакуны год за пять пробежали, как я уже говорил, но это все тебе в нынешней ситуации на руку. Раньше, в золотое время, Москва нам, славянам, принадлежала. Конечно, были тут и братаны с Кавказа и Средней Азии, но без своих единокровных бригад, как нынче. Теперь вся их братва -- мелкая шпана, щипачи, кидалы, домушники -- с окраин империи хлынула в Москву. Не преувеличиваю, сам увидишь все -- дома у них ни воровать, ни грабить уже нечего: холод, голод, нищета. Да еще на окраинах быстро строгие законы ввели, там адвокатами-краснобаями суд не запутаешь. Украл в России, например, "Мерседес-600" за сто двадцать тысяч долларов и тебя застукали на месте, не теряйся, говори: я, дяденька, покататься на буржуйской машине захотел, проверить, так ли она хороша, как ее хвалят. Ну, раз ты хотел только покататься, милок, иди с миром. А вот в Азии, например, сказочкам шустрых адвокатов не верят: сел в чужую машину "покататься" -получи пятнашку. Говорят, теперь в Ташкенте машины даже не закрывают. Ну, это, может, для красного словца, а все же результат налицо. Та же ситуация там и с квартирными кражами: хоть сто лет в тюрьме сиди, пока хозяину весь ущерб не выплатишь, в том числе и моральный. А в тюрьмах нынче с работой плохо: заработки низкие, можно всю жизнь в кандалах по своей воле проходить. Нет, грабить и воровать, убивать и мошенничать нынче только в России выгодно -- братва в Думе силу имеет, ни один закон против нас не пройдет. Да и как же они закон такой, как, к примеру, у узбеков, примут, если депутатов помощники -- сплошь воры в законе. Вот тебе крест, у самого главы администрации президента все пять помощников наши люди, какие-то репортеры даже фотографии удостоверений братвы добыли. Да кто ж с такой ксивой осмелится их задержать, даже если они с "калашниковым" будут разгуливать. Да что там помощники, если Пудель, ты ведь его знаешь, из Приморья, тот уже представляет Россию в международных организациях, в ООН по российскому мандату как на малину вхож, интервью "Аргументам и фактам" дает, а Отарик собирается даже партию свою организовать. Оттого у нас в Москве теперь -только не падай в обморок -- и китайцы, и корейцы, и монголы, и вьетнамцы, и даже африканцы промышляют -- полный интернационал, рвут Москву, да и всю матушку-Россию, на куски.
-- Да, ты, я вижу, тоже в Думу лыжи навострил, чистый политик, радетель за судьбы Отечества! -- рассмеялся от души Тоглар.
-- Извини, заносит иногда, люблю поговорить, мое оружие не только умелые руки, но и язык. У меня за столом в гранд-люксе разные люди собираются. Вчера, например, играл с бывшими партийными чиновниками -- они тут, в Ростове, все предпринимателями и банкирами стали, все за Отечество, которое сами со своими вождями и профукали, плачут. Ну и я им в масть, иначе по идеологическим соображениям катать со мной не станут, а с кем мне играть, не с тобой же. Вернемся лучше к Модильяни... Хороший художник был, гуляка, и карт не чурался, мир праху его. Жаль, ты не рисовал поэтесс, может, и прославился бы, Москва ведь кишит поэтессами, -- съязвил Аргентинец.
-- Тогда бы ты не смог в Ялте два года отсиживаться под фамилией Охлопкова Сергея Александровича, если бы я на чистое творчество перешел, -не замедлил с ответом Тоглар, и оба от души рассмеялись.
-- Перефразируя известное изречение: король умер, да здравствует король, -- продолжал Городецкий, -- скажу: Тоглар умер, да здравствует Модильяни! Хотя понимаю, тебе трудно расстаться с легендарным Тогларом, да что поделаешь -- жизнь дороже славы. Но ты не переживай, безработица тебе не грозит, дай Бог сил и здоровья хотя бы старых клиентов обслужить. Ведь многие наши кореша, кого ни возьми, хоть Васю Головачева, кликуха Сапер, хоть Олега Лозовского из Днепропетровска, Дантес его кличут, теперь владельцы компаний, фирм, ассоциаций, фондов, концернов, финансовых и трастовых групп и еще черт знает чего, вот они тебя на дню не раз вспоминают. Дантес однажды показал мне бумагу в своем кабинете... Он в "Метрополе" целое крыло на пятом этаже снимает, я у него иногда ключи беру, когда горячий клиент под руку попадает, да и Дантес сам перекинуться картишками всегда рад, дела фирмы ему по боку, там есть кому за все отвечать... Да-а, вот он и говорит: был бы жив Тоглар, сработал подпись на бумаге, адресованной мне, а я уж нагрел бы компаньона миллионов на пятьдесят, в баксах. "А дальше как? -- спрашиваю я. -- Он ведь откажется от подписи". А Дантес смеется и говорит, ты что, забыл, как Тоглар работает, сам хозяин подписи не отличит. Ну, подаст на разборку, а любой разводящий возьмет в руки штук двадцать его старых писем, которые мы поднимем из архива, выложит их на стол, при свидетелях с обеих сторон, только одни подписи, а тексты на фирменных бланках прикроет, и скажет истцу: найди, какая подпись фальшивая. Найдешь -- признаем твой иск, нет -- плати Дантесу за утерянный финансовый интерес, вытекающий из вашего предложения, еще и штраф за оскорбление на него наложат. Мы ведь не на каждого компаньона наезжаем, знаем, кто нам по зубам. Понял, Модильяни, как нынче деньги делаются, без фомки и кастета.
-- Покупаете про запас?
Он ответил в тон:
-- Боюсь, к весне, когда отрастут мои кудри, такие прекрасные расчески станут дефицитом. Однажды дома, в Москве, я уже упустил шанс обзавестись такой, -- так хитро, на его взгляд, Слава начал знакомство.
Ему казалось, что в слове "Москва" заключается некая магия, особенно для провинциальных девушек на выданье. Но продавщица среагировала скорее на московскую обходительность, культуру. Все-таки Неделин вырос в профессорской семье, и его воспитанию родители отдали должное, как бы он ни хотел казаться рубахой-парнем в тельняшке.
Ушел Неделин в тот день из универмага окрыленный, и, хотя срок увольнительной давно истек, наказание не страшило его. Разумеется, после отбоя Слава тут же поделился горячей новостью с Кольцовым. Расписал девушку дальше некуда, куда там Мэрилин Монро. Наделил он Леночку всеми существующими и несуществующими добродетелями.
Но Кольцов, сразу не разделивший восторга своего земляка, засыпая, сквозь сон лишь пробормотал невнятно:
-- А подружка у нее есть?
От обиды Слава и отвечать не стал; всю ночь он не спал, строил планы, как бы поскорее вырваться в город, взлететь на третий этаж универмага и объявить: "А вот и я, здравствуй, прекрасная Елена!"
Следующая увольнительная выпала не скоро: выходили в штормящее море, прыгали с парашютом в прибрежной тайге, высаживались с моря на берег -повышали боевую и психологическую подготовку, как выражалось полковое начальство. Взвод, в котором служили Кольцов с Неделиным, отличился особо -и стрелял метко, и с прыжками без ЧП обошлось, -- поэтому при возвращении на базу они первыми получили увольнительные в город.
В универмаг они заявились вдвоем, и Славик представил Геру Леночке как земляка и лучшего армейского друга. С тех пор они при любой возможности забегали в галантерейный отдел. Солдат на выдумку хитер. Увольнение увольнением, но ведь в форме не всюду можно было заявиться. А ведь хотелось и в кафе, и в ресторанчик заглянуть, а их как раз расплодилось несчетно: и китайских, и корейских, все больше крошечных, на два-три столика в полуподвальном помещении. Но друзья благодаря Леночке и тут нашли выход: обзавелись кое-какой гражданской одежонкой. А уж Леночка, широкая душа, в дни аванса или получки обязательно организовывала поход на китайскую лапшу или пельмени или корейскую кукси, хотя элитные части, в которых служили наши друзья, питались по особому рациону -- им и белый хлеб был положен, и шоколад, и сливочное масло. Ныне подобное "курортное" меню может кое-кому показаться фантастикой, но что было, то было.
В увольнение ходили вдвоем, но в одиночку Неделин выбирался гораздо чаще -- комсорг части все-таки. Бывало, удавалось пойти с Леночкой в кино, порою довольствовался лишь визитом в универмаг. После двух-трех встреч, когда они погуляли втроем, Гера как-то перестал интересоваться насчет подруги у Леночки, но Слава не обратил на это никакого внимания. Он-то знал, что у Геры в Москве есть невеста, ее фотографиями была обклеена вся стена над кроватью Кольцова, а в последние месяцы косяками шли письма от нее, да что письма -- посылки, бандероли, даже денежные переводы на праздники.
-- Невеста у меня богатая, завпроизводством ресторана "Иртыш" работает, -- часто хвалился Кольцов.
Поэтому иначе как нокаутом нельзя было назвать сообщение Герки за три месяца до демобилизации, что они с Леночкой решили... пожениться.
Неделин из-за деликатности все не решался признаться другу, что имеет серьезные виды на хорошенькую продавщицу; из-за нерешительности и потерял девушку.
Оставалось только от души поздравить молодых...
-- Ах, Леночка... -- вырывается вслух у Неделина, и он возвращается в действительность из нахлынувших воспоминаний.
-- Чего изволите? -- тут же склоняется стоявший у него за спиной вышколенный метрдотель.
-- Налейте мне, пожалуйста, шампанского. Лучше "Дом Периньон", хочу тост в честь прекрасных дам сказать. За тех, кто сегодня рядом с нами, и за тех, кого мы потеряли, -- ответил Картье и очень трезвым взглядом оглядел веселившийся зал.
Красный зал "Пекина" бурлил, веселье плескалось через край. Это был тот самый час в ресторане, что так любил завсегдатай злачных мест Тоглар, и, пожалуй, он прав: от улыбок, веселья вокруг, доброжелательных тостов действительно можно получить столь необходимый в жизни заряд бодрости.
После тоста, произнесенного Картье с подъемом и дружно поддержанного всеми гостями, оркестранты вдруг на весь зал объявили о своем музыкальном подарке имениннику Вячеславу Михайловичу, отмечающему с друзьями свое двадцативосьмилетие, и грянули подзабытый шлягер прошедших лет "Чингисхан". Какие-то подвыпившие парни с соседних столов с бокалами в руках двинулись к столу Неделина, видимо желая поздравить юбиляра, но Слава опередил их. Подхватив одну из "будущих звезд московской эстрады", он направился танцевать. Но профессиональная зоркость не подвела его и на этот раз: большой стол во втором ряду от прохода, на котором прежде красовалась табличка на русском и английском языках "Зарезервировано", теперь занимала шумная компания кавказцев. Чуть вглядевшись, он определил -- армяне, но в большей части -- исконные, московские, но чтобы это определить, нужно самому иметь, как говорится, особый глаз и особый нюх, именно то, из-за чего их с Кольцовым в спецназе и считали асами. Нет, Картье ни за кем не наблюдал, никого не выискивал специально, он лишь мельком глянул на стол, который еще полчаса назад пустовал. Но в какой-то момент, уже забыв об армянах, занимавших стол рядом, он вдруг по-чувствовал, что именно там кто-то проявляет к нему интерес, и не праздный, как к имениннику, а совсем иной. Танец позволял развернуться в любую сторону, хоть юлой крутись, и Картье, не сбавляя ритма, внезапно сделал неожиданно лихое танцевальное па; и мгновения хватило, чтобы в поле зрения попал весь стол, а главное, тот, кто проявлял к нему интерес. Вот его-то он застал врасплох, хотя наблюдавший парень был куда как не прост, не разглядывал его в упор. В том, что парень пас именно его или проявлял к нему повышенный интерес, Картье не сомневался. Потому-то, заканчивая отплясывать лихой танец, он и предложил девушке выйти покурить, ибо новые хозяева ресторана, китайцы, курение в зале запретили, оборудовав для этого на входе роскошную курительную комнату с диванами, кушетками, креслами. Сделал он это без особого умысла, хотя промелькнула и другая мысль: а вдруг лю-бопытный потянется следом, он давал интересующемуся шанс поближе разглядеть себя.
Однако тот не пошел. В курилке Неделин задержался не долго: "будущая звезда", пользуясь случаем, стала навязчиво излагать свои проблемы с жильем и творчеством, и он поспешил за стол, забыв на время о том, что его сегодня пасут. Проход в зале не пустовал даже в перерыве, объявленном оркестром; и они возвращались на место, лавируя между подвыпившими гостями.
Когда поравнялись со столом, за которым сидела заинтересовавшая Картье компания, он, опять интуитивно, поднял голову и увидел, как тот парень, в твидовом пиджаке, торопливо достал сигарету и чиркнул роскошной зажигалкой. На него тотчас зашикали за столом, мол, в зале не курят. Но Картье понял, что тот курить и не собирался, ему просто нужно было заснять интересовавший его объект, то есть Неделина. Но и Картье, воспользовавшись минутным замешательством за чужим столом, успел тоже дважды щелкнуть в кармане брюк кнопкой дистанционного управления мини-фотоаппарата, купленного в Лондоне, в специальном магазине под названием "Шпион". Объектив -- глазок камеры -прятался на лацкане вечернего костюма в роскошном значке английского гольф-клуба.
"Кто бы это мог быть?" -- подумал Картье. Владельцам "Трефового туза" его фотография ни к чему, в телекамерах казино, наверное, собралось материала на целый фильм о нем.
"Разберемся", -- решил он и легко, с сияющей улыбкой подошел к своему столу, где уже его ждали.
Глава 4. Пасьянс Аргентинца
1
Высокий крепкий мужчина в белом мешковатом смокинге, в очках, скрывающих пол-лица, спросил в упор:
-- Тоглар?
Фешин, сбросив руку незнакомца с плеча, ответил двусмысленно:
-- Вы ошиблись. Я не ростовчанин, живу наверху, в гостинице, -- и подхватив Наталью под руку, повел ее к столу.
Кажется, она, увлеченная музыкой, даже не слышала этого мимолетного разговора.
Но Тоглар, признавший в элегантном джентльмене, очень похожем на преуспевающих банкиров и предпринимателей, удачливого московского каталу, а точнее, карточного шулера Аркадия Городецкого, известного больше под кличкой Аргентинец из-за пристрастия в молодые годы к танго и за южноамериканскую смуглость и кучерявость, отходя, успел подать ему сигнал, означавший для посвященных примерно следующее: я не волен сию минуту признать тебя.
Да, существует строго кодированная знаковая связь между уголовниками, в ее тайны посвящается не всякий обитатель тюрьмы, даже если он и трижды судим. Этот кодовый язык связан не с буквенным обозначением, а со смысловым, и пользуются им в критические минуты, где все решается в мгновение. Например, есть знаки: "свой", "атас!", "уходи немедленно", "засада!", "не узнавай!" "тебя пасут!", "деньги здесь!", "денег нет!" -- все они означают тревогу, опасность и звучат в приказном порядке, они конкретны. Этот кодированный язык уголовников родился не сегодня и не вчера, он существовал всегда и видоизменялся, как и блатная феня. Вряд ли блатные тридцатых -сороковых годов поняли бы своих коллег из девяностых. Криминальный жаргон широко пустил корни у нас в быту, на эстраде, им кое-кто даже щеголяет, а вот языком жестов владеет узкий круг людей, из тех, кто живет по воровским традициям или, как Тоглар, чтит эти законы. Знание это покрыто тайной, ибо сохранение тайны и есть гарантия выживания для ее обладателя. Разглашение законов кода карается смертью, оттого он почти незнаком даже профессионалам. Но Аргентинец был мужик с понятием, имел не одну ходку в зону, правда всякий раз непродолжительную, и, будучи профессиональным игроком, принадлежал в воровской иерархии к элите уголовного мира, и он понял жест Тоглара. Да разве такой тонкий знаток человеческих душ, психолог мог обознаться? Ведь Фешин дважды выправлял ему документы, а уж сколько раз помогал друзьям по его просьбе -- и не счесть!
Из ресторана Тоглар с Натальей ушли задолго до закрытия. В тот вечер гости "Редиссон-Ростова" загуляли основательно и расходились во втором часу ночи, как раз когда Фешин возвратился в гостиницу, проводив продавщицу из "Астории". Пересекая безлюдный холл и направляясь к широкой лестнице, чтобы подняться к себе на этаж, Константин Николаевич заметил в затемненном углу на диване одинокую фигуру. Едва он одолел пролет лестницы, как его настиг запыхавшийся молодой человек, без слов передал записку и так же молча удалился. Аргентинец, видимо, не хотел засветить его даже своим ростовским знакомым. Войдя в номер, Тоглар прочитал несколько строк, написанных изящным почерком, чувствовалось, что писал человек хорошо образованный. Недаром поговаривали, что Городецкий родился не в рубашке, как некоторые счастливчики, а с колодой карт в руках...
Текст гласил: "Надеюсь завтра, в десять утра, позавтракать и опохмелиться вместе с тобой. Голову поправляю теперь исключительно пивом "Хольстен". Твой братан А.Г.".
Тоглар рассмеялся и порвал записку на всякий случай. Послание Аргентинца походило на тюремную маляву, оттуда и подпись -- братан.
Первая реакция на Аргентинца у Тоглара была отрицательной, он подумал: вот и дня на воле не передохнешь от старых дружков, корешей, не дадут с приличной девушкой вечер провести. Но позже, успокоившись, он решил иначе. Опять же случайную встречу с Городецким посчитал за удачу, как и знакомство с Натальей. Выходило, что он сразу на свободе получал верный компас в руки, ведь после трех лет кавказского плена важно не только оглядеться, но и получить надежную информацию, или, как говорят, расклад жизни, от компетентных людей, -- а уж кто мог знать более обстоятельно о жизни в Москве, явной и тайной, как не Аргентинец. Нет, определенно фортуна благоволила к нему с первых шагов на свободе. Да и зачем откалываться от братвы, они единственные, кто обрадуется встрече с ним. Только там почитается его талант, там он нужен, там ему не надо доказывать, кто он, стоит назвать кликуху хоть во Владивостоке, хоть в Калининграде, хоть в самостийном Киеве или суверенном Тбилиси -- я Тоглар, -- и все станет на место. Сегодня, как понял Фешин, вся огромная страна от океана до океана, несмотря на все ее суверенитеты, принадлежит братве, ею контролируется и управляется. Разве только Узбекистан -- исключение, там президент -настоящий хозяин, который власть ни с кем делить не собирается...
День выпал напряженный, насыщенный встречами и знакомствами, но Тоглару, несмотря на глубокую ночь, спать не хотелось. Выключив в номере свет, он еще долго стоял у распахнутого окна, вглядываясь в безлюдную площадь у гостиницы, в темные окна окружающих ее зданий. Только теперь, имея за плечами три дня новой жизни, он понял, что наконец-то избавился от неволи, и уже не боялся раскинутой повсюду на него сети, готов был отстаивать себя -- свобода того стоила!
Утром, по многолетней привычке, он проснулся рано, отметив, что еще не совсем освоился со свободой, спросонья с беспокойством оглядел роскошный номер, большую картину в палисандровой раме, висящую в спальне, напротив двухспальной кровати, и, только вспомнив, что он в Ростове, в гостинице, успокоился. Глянув на "Юлисс Нардан", лежавшие на прикроватной тумбочке, с удовольствием понежился в постели еще с полчаса -- спешить ему было некуда, приятно было перебирать в памяти детали вчерашнего ужина с Натальей. Принимая душ, Тоглар вспомнил про ночное послание Аргентинца и поспешил, хотелось встретить фартового каталу как следует, да и завтракать вдвоем куда приятнее, тем более с таким всезнающим человеком, как Городецкий.
Делая в ресторане заказ по телефону, он не забыл про "Хольстен", особо отметив, чтобы обязательно бутылочного розлива, ибо терпеть не мог баночного пива. Время приближалось к десяти, и Константин Николаевич не стал спускаться вниз за газетами, он знал, что Аргентинец придет вовремя. В их среде необязательность, неточность, расхлябанность презираются, такой человек вообще не может иметь авторитета, так что точность -- вежливость не только королей.
Ровно в десять раздался стук в дверь. Тоглар решил, что это официант прикатил с завтраком, но на пороге стоял улыбающийся Городецкий в ярком спортивном костюме и... в шлепанцах на босу ногу. Заметив удивление на лице старого кореша, гость, усмехнувшись, обронил:
-- Да я над тобой, в гранд-люксе живу. -- И они крепко обнялись.
Как только вошли в зал, Городецкий, словно не веря своим глазам, отстраняясь, еще раз оглядел Фешина.
-- А мы ведь тебя, Тоглар, уже три года как схоронили. При случае поминаем, говорим, вот ведь был мастер, чистодел! Часто вспоминаем, особенно когда бумаги важные выправить нужно. Наверное, ты даже не представляешь, какое бумажное нынче время! Вот газеты пишут, что "новые русские" деньги из воздуха делают. Да нет, не из воздуха... Бумаги гоняют туда-сюда, а потом из какого-нибудь банка в тмутаракани деньги мешками вывозят, хотя я не фальшивые авизо имею в виду, уж они-то классический образец, как можно грабить без ножа и пистолета... -- Прервав себя на полуслове, он резко сменил тему: -- Я рад видеть тебя живым и здоровым. Судя по всему, -- он оглядел номер, -- и с остальным у тебя все в порядке, если вспомнить вчерашний твой прикид и очаровательную спутницу рядом. Так где же тебя носило столько лет? Почему так надолго схоронился, ведь за тобой, кажется, больших грехов не водилось, я бы знал...
В это время раздался новый стук, и Фешин поспешил открыть дверь. Официант вкатил заставленную снедью тележку в номер и стал сноровисто сервировать столик рядом с диваном.
-- Ну вот и твой любимый "Хольстен" прибыл, -- сказал радушно Тоглар, приглашая Городецкого за стол, когда официант ушел.
-- Спасибо. Как хорошо, что ты догадался заказать бутылочное, хотя "Хольстен" хорош и в розлив. -- Однако, увидев две бутылки французского шампанского "Де Кастеллани", которое Фешин заказал на всякий случай, если Наташа заглянет в гости, добавил:
-- Пожалуй, пиво для такого повода слабовато. Ты прав, давай открывай шампанское -- встреча того стоит!
Ожидая Аргентинца, Тоглар раздумывал, до какой степени ему можно быть откровенным: скрывать свой плен в Чечне нельзя, да и ни к чему, возможно, еще придется искать помощи у братвы. Вешать лапшу на уши Городецкому тоже бесполезно -- не лох, еще оскорбится. И всей правды не скажешь, не подошло время. Да и непонятно, с кем тот сейчас водится, впрочем, крупные каталы всегда на поводке у ментов и кагэбэшников. Нет, разговора по душам, пока не огляделся, не будет. Откупорив двухсотдолларовую бутылку шампанского, Тоглар сдержанно предложил тост -- за встречу. Выпили. Аргентинец тут же открыл пиво, видимо, вчера он изрядно перебрал и насчет похмелья не шутил. Допивая, Городецкий взглядом торопил Фешина рассказать о себе.
Тоглар начал несколько издалека...
-- Прежде всего спасибо за вчерашнюю выдержку, что не засветил меня ни в зале, ни с посыльным. Судя по его молчанию, да и по самой маляве, ты не стал объяснять -- кто я.
-- За кого ты меня принимаешь?! -- ответил обиженно и уже пьяным голосом Аргентинец.
-- Я знаю, что заинтересованные люди три года назад сделали объяву, что я погиб в автомобильной катастрофе. Спасибо, что вспоминали добрым словом, впрочем, и об этом до меня доходили слухи. Ты прав, сам я не хоронился -грехов перед братвой у меня нет, -- меня выкрали.
-- Выкрали?! -- От неожиданности Городецкий выронил пиво из рук, которое он допивал уже из горла, и, не обращая внимания на покатившуюся по полу бутылку, трезвея, спросил шепотом:
-- Менты? КГБ?
-- Да нет, "чехи"...
-- А зачем ты чехам-то понадобился? У них что, своих "деловых" мало? Поляки у них под боком. Да ты, кажется, по-ихнему и не болтаешь, -рассмеялся облегченно Аргентинец.
-- Ты не понял. Выкрали меня чеченцы. Я их по старой памяти так кличу. Теперь-то мало кто помнит -- "чехи"...
-- Нет, я помню, врубился. Верно, их еще в Алма-Ате "чехами" величали. Не очень падкий на карты народ. Вот корейцы, казахи -- это да... Так на хрена ты им, "чехам", сдался?
-- На то же, что и тебе, ты ведь сам сказал -- век нынче бумажный.
-- Понял. Выходит, ты им бумаги на пятилетку вперед выправил, и они отпустили тебя с миром и, как видно, щедро рассчитались.
-- Да, рассчитались щедро. Но они меня не отпустили, я сбежал. И сейчас, возможно, меня ищут по всей стране.
-- Да, представляю, какие бумаги ты им там нахимичил! Мало им, что Россию на шесть триллионов за год кинули, теперь, видимо, за Запад взялись, за конвертируемую валюту! Бог им в помощь, не люблю я капиталистов...
-- Всякие бумаги пришлось варганить, -- не стал вдаваться в подробности Тоглар.
-- Да, крепко ты, брат, влип, -- поняв ситуацию, протянул Аргентинец. -- Давай-ка еще шампанского пропустим, понравилось. Никогда не пил такого, тут с пивом-то не разберешься.
Выпили снова по бокалу "Де Кастеллани".
-- Поэтому я еще не совсем разобрался, стоит ли мне громко объявляться. Если пойдет слух, что Тоглар жив, то мне долго на свободе не гулять -- либо грохнут, либо снова выкрадут, третьего не дано. Я действительно много знаю, и не из-за своего любопытства, но это сути дела не меняет, даже если бы и поклялся по-ихнему, на Коране, держать язык за зубами.
Городецкий долго сидел, раздумывая, потом вдруг радостно встрепенулся:
-- У тебя была когда-нибудь другая кликуха?
-- Была... -- вяло ответил хозяин номера, не понимая, куда клонит всезнающий Аргентинец. -- Да ты сам должен помнить, как я когда-то в "Пекине" за столом рисовал карандашом ваши портреты, и Шакро-старый тогда назвал меня Модильяни. Но кликуха не прижилась, хотя мне и нравилась -Модильяни...
-- Вот и хорошо, что отыскалась старая кликуха. Я вернусь в Москву раньше тебя дня на три и устрою, где смогу, толковище насчет тебя. Мы ведь за годы твоего отсутствия тоже перестроились, по национальным квартирам разбрелись: славянские группировки, дагестанские, азербайджанские, грузинские, ну и "чехи", конечно, они особняком стоят, не признают воровских традиций. Один Султан Даудов живет по нашим законам, через него братва на чеченцев выход имеет. Мы с тобой, выходит, в славянской организации состоим. А нынешние три года, братан, все равно что раньше пятнадцать -- год за пять по старой тюремной шкале. Тебя помнят старики. Мы ведь с тобой, кажется, годки -- к юбилею дело катит. Я свой задумал в "Метрополе" отметить. Скорпион я, так что в ноябре приглашаю...
-- А мне в декабре полтинник стукнет. Не знаю, где отмечать буду, никогда не думал, что до юбилеев доживу, -- перебил гостя Тоглар.
-- Ну, тебе вряд ли дашь полтинник, я, пожалуй, твоим очень старшим братом выгляжу, -- рассмеялся Городецкий и продолжал: -- Так вот, память о тебе за это время поугасла, дни-скакуны год за пять пробежали, как я уже говорил, но это все тебе в нынешней ситуации на руку. Раньше, в золотое время, Москва нам, славянам, принадлежала. Конечно, были тут и братаны с Кавказа и Средней Азии, но без своих единокровных бригад, как нынче. Теперь вся их братва -- мелкая шпана, щипачи, кидалы, домушники -- с окраин империи хлынула в Москву. Не преувеличиваю, сам увидишь все -- дома у них ни воровать, ни грабить уже нечего: холод, голод, нищета. Да еще на окраинах быстро строгие законы ввели, там адвокатами-краснобаями суд не запутаешь. Украл в России, например, "Мерседес-600" за сто двадцать тысяч долларов и тебя застукали на месте, не теряйся, говори: я, дяденька, покататься на буржуйской машине захотел, проверить, так ли она хороша, как ее хвалят. Ну, раз ты хотел только покататься, милок, иди с миром. А вот в Азии, например, сказочкам шустрых адвокатов не верят: сел в чужую машину "покататься" -получи пятнашку. Говорят, теперь в Ташкенте машины даже не закрывают. Ну, это, может, для красного словца, а все же результат налицо. Та же ситуация там и с квартирными кражами: хоть сто лет в тюрьме сиди, пока хозяину весь ущерб не выплатишь, в том числе и моральный. А в тюрьмах нынче с работой плохо: заработки низкие, можно всю жизнь в кандалах по своей воле проходить. Нет, грабить и воровать, убивать и мошенничать нынче только в России выгодно -- братва в Думе силу имеет, ни один закон против нас не пройдет. Да и как же они закон такой, как, к примеру, у узбеков, примут, если депутатов помощники -- сплошь воры в законе. Вот тебе крест, у самого главы администрации президента все пять помощников наши люди, какие-то репортеры даже фотографии удостоверений братвы добыли. Да кто ж с такой ксивой осмелится их задержать, даже если они с "калашниковым" будут разгуливать. Да что там помощники, если Пудель, ты ведь его знаешь, из Приморья, тот уже представляет Россию в международных организациях, в ООН по российскому мандату как на малину вхож, интервью "Аргументам и фактам" дает, а Отарик собирается даже партию свою организовать. Оттого у нас в Москве теперь -только не падай в обморок -- и китайцы, и корейцы, и монголы, и вьетнамцы, и даже африканцы промышляют -- полный интернационал, рвут Москву, да и всю матушку-Россию, на куски.
-- Да, ты, я вижу, тоже в Думу лыжи навострил, чистый политик, радетель за судьбы Отечества! -- рассмеялся от души Тоглар.
-- Извини, заносит иногда, люблю поговорить, мое оружие не только умелые руки, но и язык. У меня за столом в гранд-люксе разные люди собираются. Вчера, например, играл с бывшими партийными чиновниками -- они тут, в Ростове, все предпринимателями и банкирами стали, все за Отечество, которое сами со своими вождями и профукали, плачут. Ну и я им в масть, иначе по идеологическим соображениям катать со мной не станут, а с кем мне играть, не с тобой же. Вернемся лучше к Модильяни... Хороший художник был, гуляка, и карт не чурался, мир праху его. Жаль, ты не рисовал поэтесс, может, и прославился бы, Москва ведь кишит поэтессами, -- съязвил Аргентинец.
-- Тогда бы ты не смог в Ялте два года отсиживаться под фамилией Охлопкова Сергея Александровича, если бы я на чистое творчество перешел, -не замедлил с ответом Тоглар, и оба от души рассмеялись.
-- Перефразируя известное изречение: король умер, да здравствует король, -- продолжал Городецкий, -- скажу: Тоглар умер, да здравствует Модильяни! Хотя понимаю, тебе трудно расстаться с легендарным Тогларом, да что поделаешь -- жизнь дороже славы. Но ты не переживай, безработица тебе не грозит, дай Бог сил и здоровья хотя бы старых клиентов обслужить. Ведь многие наши кореша, кого ни возьми, хоть Васю Головачева, кликуха Сапер, хоть Олега Лозовского из Днепропетровска, Дантес его кличут, теперь владельцы компаний, фирм, ассоциаций, фондов, концернов, финансовых и трастовых групп и еще черт знает чего, вот они тебя на дню не раз вспоминают. Дантес однажды показал мне бумагу в своем кабинете... Он в "Метрополе" целое крыло на пятом этаже снимает, я у него иногда ключи беру, когда горячий клиент под руку попадает, да и Дантес сам перекинуться картишками всегда рад, дела фирмы ему по боку, там есть кому за все отвечать... Да-а, вот он и говорит: был бы жив Тоглар, сработал подпись на бумаге, адресованной мне, а я уж нагрел бы компаньона миллионов на пятьдесят, в баксах. "А дальше как? -- спрашиваю я. -- Он ведь откажется от подписи". А Дантес смеется и говорит, ты что, забыл, как Тоглар работает, сам хозяин подписи не отличит. Ну, подаст на разборку, а любой разводящий возьмет в руки штук двадцать его старых писем, которые мы поднимем из архива, выложит их на стол, при свидетелях с обеих сторон, только одни подписи, а тексты на фирменных бланках прикроет, и скажет истцу: найди, какая подпись фальшивая. Найдешь -- признаем твой иск, нет -- плати Дантесу за утерянный финансовый интерес, вытекающий из вашего предложения, еще и штраф за оскорбление на него наложат. Мы ведь не на каждого компаньона наезжаем, знаем, кто нам по зубам. Понял, Модильяни, как нынче деньги делаются, без фомки и кастета.