Он был умен, корректен, обладал удивительной памятью и исключительной работоспособностью… Это в активе. В пассиве же – сух, педантичен, иногда излишне жесткий».
   Даже министру не просто было получить аудиенцию у Косыгина. Теребилов попросил Алексея Николаевича о встрече, увидев главу правительства на приеме в шведском посольстве по случаю приезда премьер-министра Улофа Пальме. Это было в апреле 1976 года. Косыгин сухо ответил:
   – Хорошо, я подумаю.
   Через два дня сам позвонил:
   – Заходите сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Теребилов просил деньги на создание правового информационного центра.
   Косыгин встретил его стоя посредине кабинета:
   – Я видел вашу записку и значительную часть ваших просьб должен отклонить. Все просят, просят, а не хотят подумать, где Косыгин возьмет для этого деньги.
   «Эту его манеру (тактику) ведения финансовых „переговоров“ я знал, – писал Теребилов. – Знал, что не надо бросаться „в бой“. Знал, что выгодно всем своим видом показать полное понимание его аргументов, и тогда он смягчится и, возможно, кое-какие просьбы удовлетворит. Так оно и вышло. Он обещал выделить средства на информационный центр».
   Алексей Николаевич был от рождения крепким человеком, держал себя в форме. Роковую роль в его судьбе сыграла прогулка на байдарке-одиночке, когда он едва не погиб.
   1 августа 1976 года Косыгин сел в байдарку, но во время гребли потерял сознание, перевернулся вместе с лодкой и оказался под водой. Его спасло то, что ноги в байдарке крепятся и он не ушел на дно. Офицер охраны, очень сильный человек, поднял Косыгина из воды вместе с байдаркой.
   Его в бессознательном состоянии доставили в военный госпиталь в Красногорске.
   – У него произошло кровоизлияние, – рассказывал академик Чазов, – но не в мозг, а в пространство между мозгом и черепной коробкой. Поэтому мы его вытащили.
   2 сентября первым заместителем председателя Совета министров утвердили Николая Александровича Тихонова. Ему поручили заменять Косыгина.
   «Едва придя в себя, Косыгин позвонил мне, – рассказывал в интервью журналу „Коммерсантъ-власть“ управляющий делами Совмина Михаил Смиртюков. – Подготовьте, говорит, записку для политбюро, что исполнять мои обязанности на время болезни будет Тихонов, и пришлите мне на подпись. Потом перезвонил еще раз и сказал, что напишет ее от руки, сам.
   Врачи сказали Алексею Николаевичу, что он пробудет в больнице долго. Он понимал, что за его пост начнется борьба, и хотел, чтобы его заменил надежный человек. И ведь он оказался прав. Через пару часов после того, как мы отправили его записку генсеку, мне позвонил еще один земляк Брежнева, член политбюро Кириленко.
   – Ну, кто там у вас есть в президиуме Совмина? – спрашивает.
   По тону было понятно, что у него на уме: никого толкового нет, и возглавить правительство может только сам Кириленко…»
   Кириленко требовал, чтобы все вопросы строительства и промышленности согласовывали с ним.
   Но у Косыгина был другой первый заместитель – Кирилл Трофимович Мазуров, к тому же член политбюро. Он и проводил заседания правительства во время отпуска Косыгина. Неожиданно пошли разговоры, что Мазуров болен и его вроде как берегут. В ноябре 1978 года его «по состоянию здоровья и в связи с его просьбой» вывели из состава политбюро и отправили на пенсию, хотя Кирилл Трофимович был почти на десять лет моложе Тихонова.
   Почему Брежнев расстался с Мазуровым?
   – Мы все получали для служебного пользования закрытую информацию, – рассказывал в перестроечные годы Мазуров в интервью «Советской России», – и в одном из сообщений я как-то прочитал, что дочь Брежнева плохо вела себя во Франции, занималась какими-то спекуляциями. А уже и без того ходило немало разговоров на эту тему. Пришел к Брежневу, пытался по-товарищески убедить, что пора навести ему порядок в семье. Он резко отчитал меня: не лезь не в свое дело… И по другим поводам стычек было немало. Наконец однажды мы сказали друг другу, что не хотим вместе работать. Я написал заявление.
   Брежнев иначе трактовал причины своего недовольства Мазуровым, которого называл беспомощным и безруким руководителем. Анатолий Черняев записал его слова:
   «Письмо получил от тюменских нефтяников. Жалуются, что нет меховых шапок и варежек, не могут работать на двадцатиградусном морозе. Вспомнил, что, когда еще был секретарем в Молдавии, создал там меховую фабрику. Позвонил в Кишинев: говорят – склады забиты мехами, не знаем, куда девать. Звоню Мазурову, спрашиваю, знает ли он о том, что делается в Тюмени и в Молдавии на эту тему. „Разберусь“, – говорит. Вот вам и весь общесоюзный деятель!»
   Технология избавления от ненужных членов политбюро была отработана. Перед очередным пленумом ЦК Брежнев уединился с Мазуровым и попросил его подать заявление об уходе на пенсию. Возможно, всё дело в том, что Кирилл Мазуров не был брежневским человеком в отличие от Тихонова.
   Николай Александрович родился в Харькове, учился и работал в Днепропетровске. Окончил техникум путей сообщения, стал помощником машиниста, поступил в Днепропетровский металлургический институт. Десять предвоенных лет работал на Днепропетровском металлургическом и трубопрокатном заводе имени В. И. Ленина, дослужился до должности главного инженера. Потом еще десять лет руководил другими заводами, в 1950 году его забрали в Министерство черной металлургии.
   Когда Брежнев пришел к власти, Николай Тихонов был заместителем председателя Госплана. В 1965 году Леонид Ильич сделал его заместителем Косыгина. Тихонов был недоволен своим положением в правительстве и жаловался другому заму Косыгина Владимиру Николаевичу Новикову:
   – Мы с тобой в Совмине – простые пешки, не имеем права подписать даже незначительные постановления. Вся власть у председателя и у Дымшица, который распоряжается материальными ресурсами.
   Вениамин Эммануилович Дымшиц был заместителем главы правительства, Брежнев его высоко ценил, потому что они вместе после войны восстанавливали «Запорожсталь». Но Николай Александрович напрасно жаловался. Леонид Ильич и его ценил, приглашал на дачу.
   «Тихонов, – вспоминал посол и партработник Петр Абрасимов, – милый, интеллигентный человек, который, как мне иногда казалось, чувствовал себя в высших сферах власти нелегко, как говорится, „не в своей тарелке“».
   Есть и другие мнения.
   Тогдашний главный санитарный врач СССР Петр Николаевич Бургасов вспоминал, как Тихонов собрал у себя руководителей Академии медицинских наук – рассмотреть бюджет. Тихонов помалкивал, неясно было, прибавит ли он что-нибудь к скудному бюджету медиков. Президент академии Владимир Дмитриевич Тимаков, который сильно нервничал, встал, чтобы привести последние аргументы, сказал буквально два слова и рухнул на спинку стула.
   Его на руках вынесли в приемную. Врачи установили: мертв. Зашли в кабинет Тихонова, растерянные, с предложением прекратить совещание. Нужно позвонить семье, отправить тело, заняться похоронами…
   Тихонов недовольно ответил:
   – У меня нет времени откладывать совещание, садитесь, и мы продолжим разговор.
   В ноябре 1978 года на пленуме ЦК Тихонова сделали кандидатом в члены политбюро. Стало ясно, что его готовят Косыгину в сменщики. Как только на пленуме объявили перерыв, Тихонов подошел к телохранителям Брежнева Рябенко и Медведеву, начал подробно расспрашивать, какие льготы ему положены, какой будет охрана, сколько поваров, какие машины…
   Ровно через год Тихонова произвели в члены политбюро.

«А ты был на том свете?»

   Врачи вытащили Косыгина из беды. Но Алексей Николаевич сильно изменился. Он стал иногда говорить на отвлеченные темы, вероятно, чтобы снять напряжение. Однажды спросил Байбакова:
   – Скажи, а ты был на том свете?
   Николаю Константиновичу стало жутковато. Он ответил, что не был, да и не хотелось бы там оказаться.
   – А я там был, – с грустноватой ноткой отозвался Алексей Николаевич и, глядя перед собой отрешенно, добавил: – Там очень неуютно…
   «Утром прилетает Косыгин, – записал в дневнике обитавший в Костроме Игорь Дедков в июне 1978 года. – Улицу Калиновскую какие-то безумцы перекрасили в бледно-желтый цвет, или, прошу прощения, в цвет детского поноса.
   Выкрасили подряд все заборы и многие дома. Выглядело это ужасно – какая-то замазанная, забрызганная желтым улица, словно это какая-то единая казарма или концлагерь. Тем более что улица эта одноэтажная, деревянная, полудеревенская, скучная, пропыленная. Вчера-позавчера улицу перекрашивали.
   Организована же вся раскраска-перекраска города так: распределили улицы, по которым пролегает маршрут Высокого лица, между предприятиями и сказали: красьте. Естественно, всё было сделано, не без глупостей, но сделано. Работали на улицах и солдаты.
   Уже сегодня можно было видеть, как проносился по улицам черный «ЗИМ» с занавесками, опережаемый двумя желтыми машинами ГАИ, откуда несся крик:
   – На обочину!
   Возможно, это помощник премьера обследовал объекты. Всё это похоже на спектакль, и театра вокруг так много, что пора вроде бы и привыкнуть, но и в этом театре хочется видеть более талантливых исполнителей…
   Вот ведь герои власти… Все время приходит, не дает покоя годами мысль: почему они так боятся – в своей стране, на своей земле, своего народа? Отчего так быстро носятся по улицам? Зачем огораживают трибуну в дни праздников шеренгой офицеров госбезопасности? Отчего так болезненно нетерпимо воспринимают мысль других? Отчего так оберегают от малейшей критики партийный аппарат, а также руководителей в любых сферах? Чего же они так боятся…
   Косыгин был в Костроме 5–6 июня…
   Сегодня на исполкоме горсовета отчитывался костромской хлебозавод. Его там за что-то ругали и заодно припомнили, что завод не смог выполнить «спецзаказ» – испечь каравай для Косыгина (как же, хлеб-соль): пятнадцать раз перепекали, но не смогли. Наконец испекли в каком-то ресторане.
   Еще любопытная подробность: в Заволжье вдоль московской дороги тянутся газоны. Перед приездом Косыгина на газонах обрывали одуванчики – ходили два мужика с ведрами и обрывали. Говорят, что когда в позапрошлом году приезжал Соломенцев, то сделал замечание насчет сорняков (видимо, на газонах); так что теперь постарались. А одуванчики сейчас желтые, яркие, весна поздняя, всё только-только раззеленелось, расцвело.
   В день приезда, когда состоялось торжественное заседание, Косыгин был нагримирован – телевидение показывало заседание на Костромскую область, – видимо, для телевидения и был наложен грим. Но еще до заседания Косыгин ездил в опытно-показательное хозяйство и прошелся по улице.
   Грим был заметен, и Косыгин выглядел (цвет лица) лучше всего окружения. Но было в гладкости и розовости что-то физически неприятное. Что-то от благообразия человека, убранного в последний путь».
   Позиции главы правительства в руководстве ослабли.
   В том же 1978 году с Косыгиным приключилась немыслимая прежде история. Он ездил по Тюменской области и Краснодарскому краю. На обратном пути решил заехать в Свердловск. Сопровождавший его заместитель начальника Девятого управления КГБ генерал Михаил Степанович Докучаев, как положено, согласовал маршрут с Москвой и свердловскими руководителями.
   Накануне вылета из Норильска Докучаев еще раз позвонил в свердловское управление КГБ. Первый заместитель начальника управления изумленно переспросил:
   – Как? Вы завтра летите в Свердловск? Вы что, ничего не знаете?
   – Нет.
   – Слушай, – сказал свердловчанин, – я тебе сообщаю, но на наш разговор нигде не ссылайся. Считай, что я тебе этого не говорил. Завтра, в четырнадцать часов в Свердловск прибывает из Москвы Брежнев. Отсюда он полетит дальше, а потом поедет поездом во Владивосток. Что означает их стыковка в Свердловске, ты сам понимаешь. Принимайте решение на свое усмотрение…
   Генерал Докучаев был поражен, что Косыгина, члена политбюро и главу государства, даже не поставили в известность о поездке Брежнева. Ясно было, что случайная встреча Леонида Ильича и Алексея Николаевича в Свердловске породит массу ненужных слухов и разговоров. Прежде всего будет недоволен сам Брежнев – появление рядом с ним главы правительства отвлечет внимание от генерального секретаря.
   Генерал Докучаев доложил Косыгину. Алексей Николаевич побледнел:
   – Почему я ничего об этом не знаю?
   Докучаев ответил, что информация точная – получена из Девятого управления КГБ.
   – Что вы думаете по этому поводу? – спросил глава правительства.
   – Мне кажется, нам необходимо срочно вылетать в Москву и успеть туда до отлета Брежнева. У нас мало времени, но мы успеем.
   Косыгин распорядился лететь. Докучаеву позвонил начальник свердловского управления госбезопасности, деликатно поинтересовался планами. Генерал ответил, что Косыгин летит, но не в Свердловск, а в Москву. Свердловский чекист вздохнул с облегчением:
   – Мы-то решили, что Косыгин приезжает в Свердловск раньше, чтобы встретить Брежнева и затем вместе следовать дальше во Владивосток. Но странно, что ЦК не дает в обком информации. Теперь у нас свалилась гора с плеч. Сейчас доложу первому секретарю…
   Утром Косыгин был в Москве и, как положено, в назначенное время в правительственном аэропорту «Внуково-2» провожал Брежнева.
   Напряжение на работе закончилось для Алексея Николаевича обширным инфарктом. В октябре 1979 года Косыгина положили в спецбольницу на Мичуринском проспекте. Десять дней он не приходил в сознание.
   Фактически он уже не мог работать. Но не хотел этого признавать и не хотел уходить на пенсию. Ему было обидно. Брежнев был в столь же плохой форме. У Кириленко были тяжелые мозговые нарушения. Почему же он один должен уходить?
   Пока он лежал в больнице, убрали из правительства единственного друга Косыгина – Владимира Кириллина. Вместо него заместителем председателя Совета министров и председателем Госкомитета по науке и технике назначили переведенного из Сибири академика Гурия Ивановича Марчука. Когда Косыгин вышел из больницы, он был весьма раздосадован. Своего нового заместителя встретил не слишком благожелательно. Но поделать ничего не мог. Все вопросы решали уже без него.
   Брежнев попросил врачей уговорить Косыгина уйти на пенсию. Семья Алексея Николаевича обиделась за это на медиков.
   – Но если бы он умер в кабинете, – сказал мне академик Чазов, – я бы себе этого никогда не простил.
   Тем временем Брежнев предложил руководителю Украины Владимиру Щербицкому возглавить правительство. Брежнев и Щербицкий вместе ездили в Кишинев. Леонид Ильич был в угнетенном состоянии, думал о том, кто станет председателем Совета министров. И однажды сказал Щербицкому:
   – Володя, ты должен заменить Косыгина, больше некому. Щербицкий отказался. Во всяком случае, так он потом рассказывал.
   – Эту разболтанную телегу было уже не вывезти, – объяснил Щербицкий своему помощнику. – Да и в московские игры я не играю.
   Вероятно, Щербицкий считал кресло председателя Совмина опасным, со всех сторон открытым для критики: вину за бедственное состояние экономики партийный аппарат ловко переваливал на правительство.
   В октябре 1980 года Косыгину пришлось уйти в отставку. Он отправил в политбюро пространное письмо, в котором говорил о необходимости обновления кадров и выдвижения молодежи. Эта была парфянская стрела. Алексей Николаевич напоминал своим соратникам-ровесникам, что и им пора на пенсию. Брежнев, прочитав письмо, приказал Черненко переписать его.
   21 октября 1980 года на пленуме ЦК Косыгина вывели из политбюро с традиционной формулировкой – «по состоянию здоровья и в связи с его просьбой».
   23 октября на сессии Верховного Совета Леонид Ильич зачитал просьбу Косыгина об отставке, состоявшую теперь только из благодарственных слов Брежневу за оказанное ему высокое доверие.
   – Политбюро, – читал Брежнев по бумажке, – рассмотрело вопрос, поставленный товарищем Косыгиным. Учитывая состояние его здоровья, Центральный комитет КПСС выносит на обсуждение Верховного Совета СССР предложение удовлетворить просьбу товарища Косыгина об освобождении от обязанностей председателя Совета министров СССР. Одновременно Центральный комитет КПСС представляет на рассмотрение Верховного Совета СССР предложение о назначении председателем Совета министров СССР члена политбюро ЦК КПСС Николая Александровича Тихонова.
   Леонид Ильич даже не счел необходимым поблагодарить за работу соратника, который почти шестнадцать лет руководил правительством.
   Тихонов был всего на год моложе Косыгина, ему исполнилось семьдесят пять лет, и он, конечно, не мог работать полноценно. Тем не менее Николай Александрович, страдавший атеросклерозом мозговых сосудов, дожил до девяноста трех лет. Тихонов, отправленный на пенсию Горбачевым, скончался 1 июня 1997 года.
   5 ноября с совминовской дачи в Архангельском вывезли личные вещи Косыгина, что он воспринял крайне болезненно – это напомнило недавнему главе правительства, что в советской иерархии он отныне никто, никому не нужный пенсионер. Его лишили ЗИЛа, правительственной связи, Косыгина это обидело, хотя, будучи председателем Совета министров, он сам лишал недавних товарищей по политбюро, отправленных на пенсию, атрибутов высокого положения.
   Косыгин был очень болен и прожил еще всего два месяца. Его вновь положили в больницу на Мичуринском проспекте, откуда ему не суждено было выйти. Там он встретил другого бывшего члена политбюро Шелеста, пожаловался:
   – Вот видишь, Петр Ефимович, я тоже остался ни с чем. Ну ничего, буду чем-нибудь заниматься. Есть что вспомнить. Буду перебирать архивы.
   Но Шелест 18 декабря выписался из больницы и прожил еще много лет, а у Косыгина в тот же день, 18 декабря 1980 года, внезапно остановилось сердце. Усилия бригады реаниматоров не увенчались успехом.
   На следующий день Леонид Ильич Брежнев отмечал свой день рождения. Чтобы не портить ему праздник, сообщение о смерти Косыгина отложили.
   23 декабря его похоронили на Красной площади.
   В последние годы Алексей Николаевич стал вспоминать свое кооперативное прошлое. Из больницы дал указание председателю правления Центросоюза подготовить предложения о развитии потребительской кооперации. При этом председатель Совета министров ссылался на работы Ленина о кооперации. Неужели всерьез полагал, что ленинские статьи полувековой давности могут быть подспорьем в современной экономике?
   Знакомым Косыгин с воодушевлением рассказывал об успехах потребительской кооперации в годы нэпа:
   – Вы представляете, как были обустроены сибирские тракты? На постоялых дворах чисто и уютно. В придорожных трактирах хорошо, сытно кормили. Человек должен иметь возможность каждый день попить пивка, чайку в недорогом кафе… Мы после нэпа лишились мастеров – портных, сапожников. Где сегодня хороший костюм сшить? Мне-то сошьют в кремлевской мастерской. А другим? Раньше в Москве на каждом шагу сидел сапожник в будке. Мелкий ремонт, почистить обувь за копейки – пожалуйста. Пирожки горячие на каждом углу предлагали…
   Похоже, в конце жизни глава советского правительства пришел к неутешительному выводу, что всё им сделанное пошло прахом – раньше было лучше.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ПЕЧАЛЬНЫЙ ФИНАЛ

   Первый заместитель МВД СССР генерал-лейтенант внутренней службы Виктор Семенович Папутин покончил с собой 28 декабря 1979 года.
   Несколько дней в ЦК, где все уже настроились на отдых, думали, как быть: сообщать или не сообщать о реальных обстоятельствах смерти? И по какому разряду хоронить самоубийцу? А тут еще новогодние праздники… Решили не портить настроение советскому народу. Да и газеты в праздничные дни не выходят. Поэтому некролог опубликовали только через неделю, уже в новом году.
   В нем говорилось, что «на всех постах партийной и государственной работы В. С. Папутин проявлял партийную принципиальность и требовательность, которая сочеталась с чутким и внимательным отношением к людям».
   Сообщение о внезапной смерти первого заместителя министра внутренних дел, нестарого еще человека – ему было всего пятьдесят три года, – сразу обратило на себя внимание.
   О причине смерти ничего не сообщалось. Однако слухи о том, что Папутин совершил самоубийство, мгновенно распространились по Москве. Но что послужило причиной? Он даже не оставил предсмертной записки. Таинственная смерть первого заместителя министра внутренних дел послужила поводом для самых фантастических предположений.
   Писатели-детективщики Фридрих Незнанский и Эдуард Тополь, эмигрировавшие в Америку, в начале 1980-х даже написали на эту тему политический боевик «Красная площадь». Книга вышла на английском языке, ее привозили в Москву, здесь она читалась почти как документальное исследование…
   Авторы закрутили целую интригу вокруг Папутина. В романе первый заместитель министра внутренних дел, выполняя личное поручение второго секретаря ЦК КПСС и члена политбюро Михаила Андреевича Суслова, создал таинственный отдел внутренней разведки МВД и вел борьбу с Комитетом государственной безопасности. А застрелился Папутин из-за того, что провалилась операция в Афганистане.
   В романе события развиваются следующим образом.
   Руководство КГБ отказалось оккупировать Афганистан, тогда Суслов поручил это Министерству внутренних дел. А Папутин и рад стараться. Он предложил высадить десант в президентском дворце в Кабуле, взять афганского лидера Хафизуллу Амина живым и заставить его подписать просьбу о вводе в страну советских войск.
   Папутин сам возглавил десант. Но упрямый Амин живым не сдался и кто-то из советских десантников прошил афганского лидера автоматной очередью. Задание государственной важности было провалено. За это Суслов, пишут авторы романа, сослал бы Папутина на урановые рудники. Первый замминистра внутренних дел понял, что его ждет, и прямо в самолете, на обратном пути из Афганистана домой, пустил себе пулю в лоб…
   Эта романная история, очень далекая от жизни, сильно повлияла на мнение читающей публики, которая и по сей день уверена, что один из руководителей МВД ушел из жизни, запутавшись в хитроумных политических интригах полукриминального характера. Многие люди, не склонные к сочинению детективных романов, связывают его самоубийство с реальными событиями в Кабуле, где в последние дни 1979 года советские спецслужбы убили афганского лидера Хафизуллу Амина и поставили на его место Бабрака Кармаля.
   Смена власти стала удобным поводом для введения советских войск в Афганистан, хотя в реальности с официальной просьбой к Москве ввести войска несколько раз обращался покойный президент Амин.
   Но одно предположение безусловно соответствует истине.
   Первый заместитель министра внутренних дел Виктор Папутин перед смертью действительно летал в Афганистан. И эта поездка в определенном смысле сыграла свою роль в его уходе из жизни.

Тост, произнесенный на коленях

   Несколько человек, которые были знакомы с Папутиным по Афганистану, уверенно говорили мне, что причиной его смерти послужили драматические события в этой стране. Но не потому, что Виктор Семенович участвовал в свержении Амина.
   Два человека рассказывали мне о Папутине: Валерий Иннокентьевич Харазов, кандидат в члены ЦК, руководитель первой группы партийных советников, приехавших в Афганистан, и генерал Василий Петрович Заплатин, который был советником начальника главного политического управления афганской армии.
   Генерал Василий Заплатин приехал в Афганистан в конце мая 1978 года. Валерий Харазов – в первых числах июня, то есть они оба появились там почти сразу после апрельской революции 1978 года, когда к власти пришла Народно-демократическая партия.
   В Советском Союзе с некоторым удивлением читали первые заметки о новой власти в соседнем Афганистане. Революция произошла там настолько неожиданно, что в Москве не успели понять, что там случилось.
   Сразу после революции Хафизулла Амин, правая рука афганского лидера Тараки, попросил советских товарищей поскорее прислать опытного политработника, который создал бы главное политуправление в армии.
   – Нам нужно, – убеждал их Амин, – чтобы наши политорганы работали, как в Советской армии.
   Генерал Заплатин находился в этот момент в командировке в Группе советских войск в Германии. Ему вдруг приказали срочно – без объяснения причин – вернуться в Москву. Он прилетел и, не заезжая домой, пришел к начальнику Главного политуправления Алексею Алексеевичу Епишеву.
   Беседа была короткой. Епишев сказал:
   – Знаешь, что в Афганистане была революция? Как ты смотришь, если тебя направят советником к афганцам в главное политуправление, которого еще нет?
   На следующий день Заплатин уже был в Кабуле. Его сразу же представили президенту Тараки и, разумеется, Хафизулле Амину, который по партийной линии курировал Министерство обороны.
   Тараки объяснял советскому генералу-политработнику:
   – Мы почему такую ставку делаем на армию? Потому что у вас революцию совершил рабочий класс в союзе с крестьянством. А у нас – армия. Мы через армию будем перековывать весь народ. Армия станет кузницей кадров для страны.