Страница:
Женевьева лежала неподвижно; ее рука покоилась на груди Хейдона.
— О том, чтобы оставить мужа ради меня, речь не шла. Кассандра хотя и презирала Винсента, но дорожила положением его супруги. Жизнь, которую он ей обеспечил, превосходила все, что я мог дать ей на мое месячное содержание. Тогда мне было двадцать девять, и я не собирался жениться, тем более что не питал к Кассандре никаких чувств. А ребенок, который должен был появиться, казался мне всего лишь досадной оплошностью. Поэтому мы решили, что Кассандра должна переспать с Винсентом и убедить его, что он отец ребенка. Так был найден наилучший выход.
Кассандра родила девочку и назвала ее Эммалайн. Я слышал сплетни, что, хотя Винсент надеялся на мальчика, он очень привязался к дочке, в отличие от Кассандры, которая находила материнство скучным и утомительным занятием, даром что никогда не заботилась о ребенке. Она предоставляла это высокооплачиваемым няням, нанятым Винсентом.
— А ты виделся с дочерью? Хейдон покачал головой.
— Моя связь с Кассандрой закончилась. После испытаний, связанных с беременностью и родами, она не желала меня видеть. Так как раньше ей не удавалось забеременеть, Кассандра убедила себя, что является бесплодной, и была сильно разочарована, узнав, что это не так.
— Но разве тебе не хотелось увидеть свою дочь? — Женевьева была озадачена.
Как мог Хейдон, проявивший такую способность к состраданию, спасая Джека и Шарлотту, не хотеть видеть собственного ребенка?
Хейдон вздохнул.
— Дело в том, что я не ощущал никакой связи с моей дочерью. Она была плодом недолгой, бездумной страсти. Я тотчас позабыл о ней. Моя связь с Кассандрой прекратилась, и, честно говоря, я был этому только рад. Я ни разу не видел Кассандру во время беременности. Она намеренно не появлялась в обществе. Узнав, что Эммалайн родилась здоровой, я не сомневался, что Кассандра и Винсент обеспечат ей счастливую и безбедную жизнь. Не чувствуя на нее никаких прав, я не собирался никому давать повод сомневаться в ее происхождении. Хоть я спьяну и принял участие в зачатии Эммалайн, но истинным ее отцом я считал Винсента, тем более что они, по общему мнению, очень любили друг друга. — Помолчав, он мрачно добавил: — К сожалению, это продолжалось недолго.
Женевьева сдвинула брови.
— Почему?
— После рождения Эммалайн Кассандра продолжала заводить романы, но круг ее поклонников значительно сузился. Она сильно растолстела после родов и стала еще более сварливой и эгоистичной. Винсент никогда не был любящим супругом, поэтому спокойно позволял ей жить своей жизнью. Его мир полностью сосредоточился на Эммалайн. Кассандра начала пить, оплакивая свою молодость, и наконец ее стала просто пожирать зависть к взаимной привязанности ее дочери и Винсента. После нескольких бурных ссор с мужем она в приступе пьяной откровенности поведала ему, что отец Эммалайн я, а не он.
Женевьева испуганно посмотрела на него.
— Должно быть, ему было страшно тяжело услышать такое.
— Могу себе представить, — согласился Хейдон. — Но это не помешало Винсенту отказаться от Эммалайн, как от ставшего ненужным сломанного стула. С этого момента он не желал иметь с ней ничего общего. Разумеется, Винсент оставил девочку в доме, по-прежнему оплачивал расходы на ее одежду и нанимал для нее лучших нянь и гувернанток. Он не мог так просто вышвырнуть Эммалайн на улицу — следовало соблюдать внешние приличия, — но он ясно дал ей понять, что больше ее не любит. — Сделав паузу, Хейдон с горечью добавил: — Ей было всего пять лет.
Женевьева чувствовала, что в нем бурлит гнев, смешанный с отчаянием. Казалось, ему хочется спрыгнуть с кровати и ринуться в битву с кем попало в тщетной надежде исправить или хотя бы забыть содеянное.
После долгого молчания Хейдон заговорил вновь:
— Некоторое время эта тайна не выходила за пределы их дома. Я часто бывал у них на приемах и вечеринках, понятия не имея, что Винсенту известно, кто отец Эммалайн. Но меня удивляли слухи, что он полностью поглощен делами и ведет раздельную жизнь с Кассандрой. Об Эммалайн больше вообще не упоминалось, как будто девочка исчезла. Мне это казалось странным. До тех пор все в один голос твердили о том, как Винсент обожает свою дочь. Впрочем, я об этом не слишком задумывался, ища различные способы потратить мое содержание до конца каждого месяца, чем вызывал немалое раздражение моего брата.
Потом Кассандра внезапно умерла. Ходили слухи, что она была беременна и пыталась избавиться от ребенка, что и кончилось очень плачевно, но официальной версией стала какая-то неизвестная болезнь. Я присутствовал на похоронах — в конце концов мы с Кассандрой когда-то были любовниками, и, хотя мои отношения с Винсентом трудно было назвать дружбой, я много раз гостил в его доме. Кроме того, мне хотелось взглянуть на Эммалайн. Я думал, что она оплакивает потерю матери, и решил убедиться, что с ней все в порядке.
Но как только я увидел Эммалайн, то сразу понял, что с ней что-то не так. Ей уже исполнилось тогда восемь лет. Светлые волосы и темно-голубые глаза были у нее как у матери. Но Кассандра в молодости была бодрой и уверенной в себе, а Эммалайн выглядела задерганной и неуклюжей. Конечно, ее мать только что умерла, и я едва ли мог ожидать, что девочка будет искриться весельем. Но когда Винсент кричал на нее, приказывая сидеть в углу и не путаться под ногами, его отвращение к ней становилось очевидным для всех. К тому же девочка, несомненно, боялась его. И тогда я понял, что он все знает и наказывает за это Эммалайн, как будто она имела возможность выбирать себе отца.
Мысль о страданиях девочки причиняла боль Женевьеве.
— И что же ты сделал?
— Ушел с похорон и беспробудно пьянствовал несколько недель. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным, и выпивка помогала мне об этом забыть. Не мог же я ворваться в дом Винсента и потребовать, чтобы он вернул мне дочь, которую я в течение восьми лет ни разу не навестил. Даже если бы он согласился, что я мог ей предложить? Все бы узнали, что Эммалайн — мой незаконный ребенок. Она была бы обречена на жизнь изгоя. Мой доход едва позволял мне вести привычное расточительное существование, и я ничего не знал о воспитании детей. Таким образом, Эммалайн оставалась пленницей Винсента, который мог издеваться над ней сколько душе угодно. Я убедил себя, что не в силах этому помешать.
Женевьева ничего не сказала.
Хейдон воспринимал ее молчание как осуждение. Он знал, что если бы она была на его месте, то нашла бы способ помочь Эммалайн.
— Вскоре умер мой брат. Бедняга Эдуард, которого я ни разу не видел больным, провел обычный день за письменным столом, потом встал и рухнул на пол. Он так и не нашел времени жениться, поэтому не имел наследников. В результате я неожиданно оказался в роли маркиза Рэдмонда со всем грузом ответственности, который я годами оставлял в умелых руках брата. Должен признаться, это явилось неприятным сюрпризом для моих родственников, убежденных, что я промотаю все, что мой отец и Эдуард создали упорным трудом. Мои кузены и не думали скрывать, что считают себя куда более достойными титула.
Протрезвев, я решил, что теперь у меня есть деньги и титул и я не должен более оставлять Эммалайн во власти Винсента. Я отправился к нему и сказал, что готов забрать девочку и воспитывать ее. Но Винсент категорически отказал, заявив, что не намерен отдавать дочь. Мало ли кто объявит себя ее отцом?! Поступить так означало бы публично признать себя рогоносцем, возвращающим незаконного ребенка своей жены ее любовнику. Винсент добавил, что презирает меня и Эммалайн и что теперь мне придется жить с сознанием, что она принадлежит ему и он может делать с ней все что угодно.
Я долго спорил с ним, даже предложил деньги в обмен на девочку. Но Винсент только засмеялся. Его интересовали не деньги, а месть. Винсент хотел наказать меня за то, что я спал с его женой и зачал ребенка, которого он пять лет считал своим, хотел заставить меня страдать при мысли, что моя дочь приговорена к жалкому существованию в его доме. Я понял, что ничего не могу сделать. У меня были титул и состояние, но не было прав на собственную дочь. Я не мог доказать, что в ней течет моя кровь. Решив, что я только все окончательно испорчу, настаивая на своем, я ушел.
— А Эммалайн знала о твоем приходе?
— Выбежав из кабинета Винсента, я увидел, что она смотрит на меня, притаившись на лестнице. — Его лицо исказила судорога боли. — Никогда не забуду, какой маленькой и хрупкой она выглядела — совсем как испуганная птичка. Я понял, что Эммалайн все слышала и теперь знала, что я ее отец, но она принадлежит Винсенту, так как я бросил ее. Я собирался сказать ей, что все еще наладится, хотя сам этому не верил, но Винсент выбежал следом за мной, размахивая руками, как безумный, и крича, чтобы я убирался из его дома. Эммалайн побежала наверх и скрылась, боясь, что он ее заметит. Я чувствовал, что любые мои слова или поступки только увеличат ее страдания. Поэтому я все-таки ушел.
Хейдон умолк.
Женевьева лежала, прижавшись к нему и не говоря ни слова.
— На следующий день Эммалайн утопилась, — хрипло прошептал он наконец. — Она встала на рассвете, поехала в лодке на середину большого пруда, который Винсент велел вырыть несколько лет назад, и прыгнула в воду. Один из садовников видел это и попытался вытащить ее, но под водой было темно, и он не смог ее найти. — Хейдон судорожно глотнул. — Тело Эммалайн смогли вытащить только через несколько часов. На ней была ночная рубашка, поверх которой она надела пальто Винсента, набив карманы тяжелыми камнями, чтобы быстро пойти ко дну.
Женевьева больше не могла видеть его страданий. Она села, схватив Хейдона за плечи, вынуждая его посмотреть на нее.
— Это была не твоя вина, — твердо сказала Женевьева. — Ты ничего не мог сделать.
— Ты сама не веришь тому, что говоришь, — возразил он. — Мне не следовало оставлять Эммалайн там. Я должен был схватить ее, унести в мою карету и тут же умчаться. Я должен был послать Винсента к черту и сказать, что ему придется убить меня, чтобы забрать девочку. Но вместо этого я уехал один, не понимая, в каком она отчаянии. Из-за моей глупости и эгоизма моя малышка прыгнула в пруд и утонула. Я мог спасти ее, Женевьева! Мог забрать ее к себе домой и позаботиться о ее безопасности. Но я бросил ее, и она умерла.
— Ты не мог этого предвидеть, — настаивала Женевьева. — И неужели ты думаешь, Хейдон, что Винсент позволил бы тебе забрать ее? Он бы побежал за тобой и силой вернул Эммалайн, он обратился бы в полицию. И то и другое лишь добавило бы горестей восьмилетней девочке. Ситуация была безвыходной. Ты не имел законных прав на Эммалайн. Оставляя ее с Винсентом, ты считал, что поступаешь единственно возможным образом.
— Ты тоже не имела законных прав на Джейми, Аннабелл, Саймона и других детей, — отозвался Хейдон. — Однако ты сумела спасти их от жизни, полной горя и одиночества, потому что боролась за них.
— Я имела права на Джейми, — возразила Женевьева. — потому что он мой единокровный брат…
— Ты не могла этого доказать.
— Возможно, но все сочли это правдой.
— На остальных детей ты не имела прав.
— Это другое дело, Хейдон…
— Почему, черт возьми? — взорвался он.
— Потому что они больше никому не были нужны. — Тихий и мягкий голос Женевьевы успокаивал его бессильную ярость. — Неужели ты не понимаешь, Хейдон? Ты не мог забрать Эммалайн, потому что Винсент не хотел ее отдавать. Возможно, если бы у тебя было больше времени, ты нашел бы способ пробудить в нем сострадание к девочке и убедить его отдать ее тебе.
Хейдон отвернулся, уставясь на стену.
— Откуда ты мог знать, в каком отчаянии пребывала Эммалайн? — продолжала Женевьева. — Ты ведь даже ни разу не говорил с ней. Не сомневаюсь, Хейдон, что если бы ты мог представить себе состояние девочки, то сделал бы все, чтобы забрать ее у Винсента.
Хейдон закрыл глаза, пытаясь не слушать ее утешений. Он их не заслуживал.
— Когда я впервые увидела тебя, ты был избит почти до бесчувствия, пытаясь спасти Джека. А ведь Джек даже не был твоим другом — он был всего лишь жалким, никому не нужным воришкой. Но ты защитил его, зная, что тебя изобьют, если не убьют вовсе. Потом, когда Шарлотту приговорили к тюремному заключению, ты отправился к Томпсону и потребовал освободить ее. Ты понимал, что в тюрьме любой может узнать тебя — если не по лицу, то по голосу или по походке — и, если бы это случилось, ты попал бы на виселицу. Но угроза казни тебя не остановила. Ты рисковал жизнью ради девочки, которую знал всего две недели.
— Я очень привязался к Шарлотте.
— Знаю. — Она положила ему руку на плечо. — Ты был готов пожертвовать собой, понимая, что Шарлотта не вынесет тюрьмы. Я уверена, ты сделал бы то же самое и для Эммалайн. Будь у тебя побольше времени, ты нашел бы способ помочь ей. Ты чувствуешь свою вину за то, что бросил дочь с момента ее появления на свет, но ведь до того, как ты увидел ее на похоронах Кассандры, ты не сомневался, что девочка счастлива. Поняв, что это не так, ты сразу же попытался ей помочь. В тот день ты не смог помочь Эммалайн, но потом ты обязательно что-нибудь придумал бы. Тебе просто не хватило времени.
Хейдон молча смотрел в сторону. Есть ли в словах Женевьевы хоть крупица правды? Он не был в этом уверен. Ему казалось, что, когда он откроет перед ней мрачные бездны своей души, Женевьева отшатнется от него, но вместо этого она страстно защищала его от самого себя.
Повернувшись, Хейдон привлек к себе Женевьеву. Он больше не хотел думать ни об Эммалайн, ни о Кассандре, ни о других своих прегрешениях. Оставались дни или даже часы до того, как власти поймут, что бежавший из тюрьмы лорд Рэдмонд этим вечером находился в Глазго, и начнут охоту за ним. Время, которое он мог провести рядом с Женевьевой, стремительно истекало, и мысль об этом была невыносимой. Хейдон посмотрел ей в глаза.
— Что бы ни случилось со мной, ты должна кое-что знать.
Она молча смотрела на него.
Хейдон колебался. В течение многих лет он использовал бесчисленные сентиментальные фразы, обращаясь к женщинам, с которыми делил постель. Но ни одна из них не могла передать чувства, которые он испытывал к Женевьеве. Послезавтра они расстанутся. Возможно, его схватят или же ему придется провести жизнь, спасаясь от правосудия. Хейдон не знал, увидятся ли они когда-нибудь снова.
— Нет ничего на свете, чего я не сделал бы для тебя, будь у нас побольше времени. Понимаешь? Ничего!
Женевьева не сводила с него глаз, словно пытаясь заглянуть ему в душу.
Внезапно она обняла и крепко поцеловала Хейдона. Лицо его стало мокрым от ее слез.
Глава 12
— О том, чтобы оставить мужа ради меня, речь не шла. Кассандра хотя и презирала Винсента, но дорожила положением его супруги. Жизнь, которую он ей обеспечил, превосходила все, что я мог дать ей на мое месячное содержание. Тогда мне было двадцать девять, и я не собирался жениться, тем более что не питал к Кассандре никаких чувств. А ребенок, который должен был появиться, казался мне всего лишь досадной оплошностью. Поэтому мы решили, что Кассандра должна переспать с Винсентом и убедить его, что он отец ребенка. Так был найден наилучший выход.
Кассандра родила девочку и назвала ее Эммалайн. Я слышал сплетни, что, хотя Винсент надеялся на мальчика, он очень привязался к дочке, в отличие от Кассандры, которая находила материнство скучным и утомительным занятием, даром что никогда не заботилась о ребенке. Она предоставляла это высокооплачиваемым няням, нанятым Винсентом.
— А ты виделся с дочерью? Хейдон покачал головой.
— Моя связь с Кассандрой закончилась. После испытаний, связанных с беременностью и родами, она не желала меня видеть. Так как раньше ей не удавалось забеременеть, Кассандра убедила себя, что является бесплодной, и была сильно разочарована, узнав, что это не так.
— Но разве тебе не хотелось увидеть свою дочь? — Женевьева была озадачена.
Как мог Хейдон, проявивший такую способность к состраданию, спасая Джека и Шарлотту, не хотеть видеть собственного ребенка?
Хейдон вздохнул.
— Дело в том, что я не ощущал никакой связи с моей дочерью. Она была плодом недолгой, бездумной страсти. Я тотчас позабыл о ней. Моя связь с Кассандрой прекратилась, и, честно говоря, я был этому только рад. Я ни разу не видел Кассандру во время беременности. Она намеренно не появлялась в обществе. Узнав, что Эммалайн родилась здоровой, я не сомневался, что Кассандра и Винсент обеспечат ей счастливую и безбедную жизнь. Не чувствуя на нее никаких прав, я не собирался никому давать повод сомневаться в ее происхождении. Хоть я спьяну и принял участие в зачатии Эммалайн, но истинным ее отцом я считал Винсента, тем более что они, по общему мнению, очень любили друг друга. — Помолчав, он мрачно добавил: — К сожалению, это продолжалось недолго.
Женевьева сдвинула брови.
— Почему?
— После рождения Эммалайн Кассандра продолжала заводить романы, но круг ее поклонников значительно сузился. Она сильно растолстела после родов и стала еще более сварливой и эгоистичной. Винсент никогда не был любящим супругом, поэтому спокойно позволял ей жить своей жизнью. Его мир полностью сосредоточился на Эммалайн. Кассандра начала пить, оплакивая свою молодость, и наконец ее стала просто пожирать зависть к взаимной привязанности ее дочери и Винсента. После нескольких бурных ссор с мужем она в приступе пьяной откровенности поведала ему, что отец Эммалайн я, а не он.
Женевьева испуганно посмотрела на него.
— Должно быть, ему было страшно тяжело услышать такое.
— Могу себе представить, — согласился Хейдон. — Но это не помешало Винсенту отказаться от Эммалайн, как от ставшего ненужным сломанного стула. С этого момента он не желал иметь с ней ничего общего. Разумеется, Винсент оставил девочку в доме, по-прежнему оплачивал расходы на ее одежду и нанимал для нее лучших нянь и гувернанток. Он не мог так просто вышвырнуть Эммалайн на улицу — следовало соблюдать внешние приличия, — но он ясно дал ей понять, что больше ее не любит. — Сделав паузу, Хейдон с горечью добавил: — Ей было всего пять лет.
Женевьева чувствовала, что в нем бурлит гнев, смешанный с отчаянием. Казалось, ему хочется спрыгнуть с кровати и ринуться в битву с кем попало в тщетной надежде исправить или хотя бы забыть содеянное.
После долгого молчания Хейдон заговорил вновь:
— Некоторое время эта тайна не выходила за пределы их дома. Я часто бывал у них на приемах и вечеринках, понятия не имея, что Винсенту известно, кто отец Эммалайн. Но меня удивляли слухи, что он полностью поглощен делами и ведет раздельную жизнь с Кассандрой. Об Эммалайн больше вообще не упоминалось, как будто девочка исчезла. Мне это казалось странным. До тех пор все в один голос твердили о том, как Винсент обожает свою дочь. Впрочем, я об этом не слишком задумывался, ища различные способы потратить мое содержание до конца каждого месяца, чем вызывал немалое раздражение моего брата.
Потом Кассандра внезапно умерла. Ходили слухи, что она была беременна и пыталась избавиться от ребенка, что и кончилось очень плачевно, но официальной версией стала какая-то неизвестная болезнь. Я присутствовал на похоронах — в конце концов мы с Кассандрой когда-то были любовниками, и, хотя мои отношения с Винсентом трудно было назвать дружбой, я много раз гостил в его доме. Кроме того, мне хотелось взглянуть на Эммалайн. Я думал, что она оплакивает потерю матери, и решил убедиться, что с ней все в порядке.
Но как только я увидел Эммалайн, то сразу понял, что с ней что-то не так. Ей уже исполнилось тогда восемь лет. Светлые волосы и темно-голубые глаза были у нее как у матери. Но Кассандра в молодости была бодрой и уверенной в себе, а Эммалайн выглядела задерганной и неуклюжей. Конечно, ее мать только что умерла, и я едва ли мог ожидать, что девочка будет искриться весельем. Но когда Винсент кричал на нее, приказывая сидеть в углу и не путаться под ногами, его отвращение к ней становилось очевидным для всех. К тому же девочка, несомненно, боялась его. И тогда я понял, что он все знает и наказывает за это Эммалайн, как будто она имела возможность выбирать себе отца.
Мысль о страданиях девочки причиняла боль Женевьеве.
— И что же ты сделал?
— Ушел с похорон и беспробудно пьянствовал несколько недель. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным, и выпивка помогала мне об этом забыть. Не мог же я ворваться в дом Винсента и потребовать, чтобы он вернул мне дочь, которую я в течение восьми лет ни разу не навестил. Даже если бы он согласился, что я мог ей предложить? Все бы узнали, что Эммалайн — мой незаконный ребенок. Она была бы обречена на жизнь изгоя. Мой доход едва позволял мне вести привычное расточительное существование, и я ничего не знал о воспитании детей. Таким образом, Эммалайн оставалась пленницей Винсента, который мог издеваться над ней сколько душе угодно. Я убедил себя, что не в силах этому помешать.
Женевьева ничего не сказала.
Хейдон воспринимал ее молчание как осуждение. Он знал, что если бы она была на его месте, то нашла бы способ помочь Эммалайн.
— Вскоре умер мой брат. Бедняга Эдуард, которого я ни разу не видел больным, провел обычный день за письменным столом, потом встал и рухнул на пол. Он так и не нашел времени жениться, поэтому не имел наследников. В результате я неожиданно оказался в роли маркиза Рэдмонда со всем грузом ответственности, который я годами оставлял в умелых руках брата. Должен признаться, это явилось неприятным сюрпризом для моих родственников, убежденных, что я промотаю все, что мой отец и Эдуард создали упорным трудом. Мои кузены и не думали скрывать, что считают себя куда более достойными титула.
Протрезвев, я решил, что теперь у меня есть деньги и титул и я не должен более оставлять Эммалайн во власти Винсента. Я отправился к нему и сказал, что готов забрать девочку и воспитывать ее. Но Винсент категорически отказал, заявив, что не намерен отдавать дочь. Мало ли кто объявит себя ее отцом?! Поступить так означало бы публично признать себя рогоносцем, возвращающим незаконного ребенка своей жены ее любовнику. Винсент добавил, что презирает меня и Эммалайн и что теперь мне придется жить с сознанием, что она принадлежит ему и он может делать с ней все что угодно.
Я долго спорил с ним, даже предложил деньги в обмен на девочку. Но Винсент только засмеялся. Его интересовали не деньги, а месть. Винсент хотел наказать меня за то, что я спал с его женой и зачал ребенка, которого он пять лет считал своим, хотел заставить меня страдать при мысли, что моя дочь приговорена к жалкому существованию в его доме. Я понял, что ничего не могу сделать. У меня были титул и состояние, но не было прав на собственную дочь. Я не мог доказать, что в ней течет моя кровь. Решив, что я только все окончательно испорчу, настаивая на своем, я ушел.
— А Эммалайн знала о твоем приходе?
— Выбежав из кабинета Винсента, я увидел, что она смотрит на меня, притаившись на лестнице. — Его лицо исказила судорога боли. — Никогда не забуду, какой маленькой и хрупкой она выглядела — совсем как испуганная птичка. Я понял, что Эммалайн все слышала и теперь знала, что я ее отец, но она принадлежит Винсенту, так как я бросил ее. Я собирался сказать ей, что все еще наладится, хотя сам этому не верил, но Винсент выбежал следом за мной, размахивая руками, как безумный, и крича, чтобы я убирался из его дома. Эммалайн побежала наверх и скрылась, боясь, что он ее заметит. Я чувствовал, что любые мои слова или поступки только увеличат ее страдания. Поэтому я все-таки ушел.
Хейдон умолк.
Женевьева лежала, прижавшись к нему и не говоря ни слова.
— На следующий день Эммалайн утопилась, — хрипло прошептал он наконец. — Она встала на рассвете, поехала в лодке на середину большого пруда, который Винсент велел вырыть несколько лет назад, и прыгнула в воду. Один из садовников видел это и попытался вытащить ее, но под водой было темно, и он не смог ее найти. — Хейдон судорожно глотнул. — Тело Эммалайн смогли вытащить только через несколько часов. На ней была ночная рубашка, поверх которой она надела пальто Винсента, набив карманы тяжелыми камнями, чтобы быстро пойти ко дну.
Женевьева больше не могла видеть его страданий. Она села, схватив Хейдона за плечи, вынуждая его посмотреть на нее.
— Это была не твоя вина, — твердо сказала Женевьева. — Ты ничего не мог сделать.
— Ты сама не веришь тому, что говоришь, — возразил он. — Мне не следовало оставлять Эммалайн там. Я должен был схватить ее, унести в мою карету и тут же умчаться. Я должен был послать Винсента к черту и сказать, что ему придется убить меня, чтобы забрать девочку. Но вместо этого я уехал один, не понимая, в каком она отчаянии. Из-за моей глупости и эгоизма моя малышка прыгнула в пруд и утонула. Я мог спасти ее, Женевьева! Мог забрать ее к себе домой и позаботиться о ее безопасности. Но я бросил ее, и она умерла.
— Ты не мог этого предвидеть, — настаивала Женевьева. — И неужели ты думаешь, Хейдон, что Винсент позволил бы тебе забрать ее? Он бы побежал за тобой и силой вернул Эммалайн, он обратился бы в полицию. И то и другое лишь добавило бы горестей восьмилетней девочке. Ситуация была безвыходной. Ты не имел законных прав на Эммалайн. Оставляя ее с Винсентом, ты считал, что поступаешь единственно возможным образом.
— Ты тоже не имела законных прав на Джейми, Аннабелл, Саймона и других детей, — отозвался Хейдон. — Однако ты сумела спасти их от жизни, полной горя и одиночества, потому что боролась за них.
— Я имела права на Джейми, — возразила Женевьева. — потому что он мой единокровный брат…
— Ты не могла этого доказать.
— Возможно, но все сочли это правдой.
— На остальных детей ты не имела прав.
— Это другое дело, Хейдон…
— Почему, черт возьми? — взорвался он.
— Потому что они больше никому не были нужны. — Тихий и мягкий голос Женевьевы успокаивал его бессильную ярость. — Неужели ты не понимаешь, Хейдон? Ты не мог забрать Эммалайн, потому что Винсент не хотел ее отдавать. Возможно, если бы у тебя было больше времени, ты нашел бы способ пробудить в нем сострадание к девочке и убедить его отдать ее тебе.
Хейдон отвернулся, уставясь на стену.
— Откуда ты мог знать, в каком отчаянии пребывала Эммалайн? — продолжала Женевьева. — Ты ведь даже ни разу не говорил с ней. Не сомневаюсь, Хейдон, что если бы ты мог представить себе состояние девочки, то сделал бы все, чтобы забрать ее у Винсента.
Хейдон закрыл глаза, пытаясь не слушать ее утешений. Он их не заслуживал.
— Когда я впервые увидела тебя, ты был избит почти до бесчувствия, пытаясь спасти Джека. А ведь Джек даже не был твоим другом — он был всего лишь жалким, никому не нужным воришкой. Но ты защитил его, зная, что тебя изобьют, если не убьют вовсе. Потом, когда Шарлотту приговорили к тюремному заключению, ты отправился к Томпсону и потребовал освободить ее. Ты понимал, что в тюрьме любой может узнать тебя — если не по лицу, то по голосу или по походке — и, если бы это случилось, ты попал бы на виселицу. Но угроза казни тебя не остановила. Ты рисковал жизнью ради девочки, которую знал всего две недели.
— Я очень привязался к Шарлотте.
— Знаю. — Она положила ему руку на плечо. — Ты был готов пожертвовать собой, понимая, что Шарлотта не вынесет тюрьмы. Я уверена, ты сделал бы то же самое и для Эммалайн. Будь у тебя побольше времени, ты нашел бы способ помочь ей. Ты чувствуешь свою вину за то, что бросил дочь с момента ее появления на свет, но ведь до того, как ты увидел ее на похоронах Кассандры, ты не сомневался, что девочка счастлива. Поняв, что это не так, ты сразу же попытался ей помочь. В тот день ты не смог помочь Эммалайн, но потом ты обязательно что-нибудь придумал бы. Тебе просто не хватило времени.
Хейдон молча смотрел в сторону. Есть ли в словах Женевьевы хоть крупица правды? Он не был в этом уверен. Ему казалось, что, когда он откроет перед ней мрачные бездны своей души, Женевьева отшатнется от него, но вместо этого она страстно защищала его от самого себя.
Повернувшись, Хейдон привлек к себе Женевьеву. Он больше не хотел думать ни об Эммалайн, ни о Кассандре, ни о других своих прегрешениях. Оставались дни или даже часы до того, как власти поймут, что бежавший из тюрьмы лорд Рэдмонд этим вечером находился в Глазго, и начнут охоту за ним. Время, которое он мог провести рядом с Женевьевой, стремительно истекало, и мысль об этом была невыносимой. Хейдон посмотрел ей в глаза.
— Что бы ни случилось со мной, ты должна кое-что знать.
Она молча смотрела на него.
Хейдон колебался. В течение многих лет он использовал бесчисленные сентиментальные фразы, обращаясь к женщинам, с которыми делил постель. Но ни одна из них не могла передать чувства, которые он испытывал к Женевьеве. Послезавтра они расстанутся. Возможно, его схватят или же ему придется провести жизнь, спасаясь от правосудия. Хейдон не знал, увидятся ли они когда-нибудь снова.
— Нет ничего на свете, чего я не сделал бы для тебя, будь у нас побольше времени. Понимаешь? Ничего!
Женевьева не сводила с него глаз, словно пытаясь заглянуть ему в душу.
Внезапно она обняла и крепко поцеловала Хейдона. Лицо его стало мокрым от ее слез.
Глава 12
— Я приготовила вам в дорогу немного еды. — Юнис протянула Хейдону объемистый пакет, завернутый в алую материю. — Вам ведь нужно будет перекусить.
Хейдон посмотрел на сверток, который, судя по размеру, мог кормить весь дом целую неделю, понятия не имея, куда его деть.
— Спасибо, Юнис.
— Неужели вы собираетесь оставить здесь этот прекрасный вечерний костюм? — Оливер провел узловатой рукой по рукаву висящего в гардеробе костюма. — Он почти новый.
— Можете оставить его себе, Оливер. — Хейдон вынул из чемодана рубашку и жилет, пытаясь освободить место для свертка с едой. — Сомневаюсь, что буду в ближайшее время посещать званые вечера.
Оливер усмехнулся.
— А где, по-вашему, мне носить такой костюм?
— Носите дома, — предложил Хейдон. — Вы будете самым нарядным дворецким в Инверэри.
— Он мне великоват, — с сомнением произнес Оливер.
— Я могу его ушить, Олли, — заверила его Дорин. — Капелька работы иглой, и ты будешь выглядеть как принц.
— Ты думаешь? — Идея показалась ему удачной. Сняв с вешалки сюртук, он напялил его на свою тощую фигуру и удрученно посмотрел на рукава, болтающиеся ниже пальцев. — Думаю, капелькой работы тут не обойтись.
— Вы уверены, что должны уходить прямо сейчас? — спросила Юнис. — Вряд ли мисс Женевьева поняла, что вы собираетесь исчезнуть в ее отсутствие. Она расстроится из-за того, что не попрощалась с вами.
Лицо Хейдона ничего не выражало.
— Так будет лучше.
Он и Женевьева вернулись накануне поздно вечером и провели страстную ночь в ее постели. Хейдон поднялся до рассвета и перебрался в свою комнату. Утром они спустились в столовую и поведали семейству о триумфальном успехе выставки Женевьевы. Всеобщую радость омрачила весть о том, что Хейдон скоро должен уйти.
После завтрака Женевьева отправилась в банк договориться об условиях первой выплаты из суммы, вырученной от продажи картин. Она просила Хейдона сопровождать ее, но он отказался, сославшись на другие дела. Женевьева с тревогой посмотрела на него. Похоже, она подозревала, что он хочет уйти, пока ее не будет дома.
Хейдон улыбнулся и сказал, чтобы она возвращалась поскорее, как будто намереваясь снова увидеться с ней.
Ему не хотелось вводить Женевьеву в заблуждение, но мучительная сцена расставания была бы невыносимой. Хейдон уверял себя, что так будет лучше для всех. Простившись с детьми, Оливером, Юнис и Дорин, он отправится с дилижансом в Эдинбург. Хейдон уже велел Женевьеве говорить всем, что ее муж едет во Францию через Эдинбург и Лондон. Он заранее оплатил проезд до Эдинбурга, дабы предоставить доказательство, что Максуэлл Блейк действительно отправится туда.
В Эдинбурге он сбросит ставшую привычной личину Максуэлла Блейка и двинется на север в Инвернесс.
Единственная возможность зажить прежней жизнью и не проводить остаток дней в качестве беглеца — это найти человека, который подослал к нему убийц в ту роковую ночь. Тогда он сможет доказать властям, что был жертвой неудавшегося покушения. Хейдон уже составил перечень тех, у кого имелись причины желать ему смерти.
Список получился удручающе длинным.
За свою жизнь Хейдон успел переспать с великим множеством женщин, многие из которых были замужем, так что целая стая оскорбленных мужей с радостью увидели бы его в гробу. Разумеется, Винсент принадлежал к их числу, но он уже отомстил Хейдону, погубив Эммалайн. Вряд ли его злоба так ненасытна. К мужьям приходилось прибавить и леди, которые были весьма недовольны, когда их связь с Хейдоном подходила к концу. И наконец целый парад кузенов, теть, дядь и более дальних родственников, содрогнувшихся от ужаса, когда Хейдон унаследовал титул маркиза Рэдмонда. Они с полным основанием опасались, что он пустит по ветру все состояние, предаваясь безудержному пьянству и игре. Кроме того, у него полностью отсутствовал интерес к делам. Хейдон и вправду промотал значительную часть денег в хмельном угаре после смерти Эммалайн. Это, безусловно, взбесило его кузена Годфри — напыщенного осла, стремящегося унаследовать титул, что могло произойти только в случае смерти Хейдона. Конечно, сам Годфри едва ли способен на убийство, но вполне мог воспользоваться чьими-то услугами.
Пожалуй, по возвращении в Инвернесс стоит начать расследование именно с него.
— Вы раздавите мои булочки! — воскликнула Юнис, глядя, как Хейдон тщетно пытается запихнуть провизию в чемодан. — Почему бы вам не положить еду в другое место?
— Всякое может случиться в дороге, мне бы хотелось оставить одну руку свободной. — Хейдон вытащил из чемодана еще одну рубашку и брюки, втиснул драгоценный ленч и защелкнул замок. — Вот!
Дорин печально смотрела на него.
— Собрались? Хейдон кивнул.
— Тогда пошли. — Оливер снял сюртук Хейдона и аккуратно повесил его в шкаф. — Буду хранить этот костюм для вас на случай, если вы вернетесь и он вам понадобится. Все равно я не могу носить черное — выгляжу в нем как труп. — Он закрыл сломанную дверцу и прислонился к ней, опасаясь, что она откроется снова, потом тихо спросил: — Вы ведь вернетесь к ней?
— Как только вновь обрету свое имя. Тогда ничто не удержит меня вдали от нее, — пообещал Хейдон.
Старик кивнул.
— Попытаюсь за это время починить чертов шкаф. — Он отошел, и дверца тут же открылась. — А теперь попрощайтесь с детьми, и я подвезу вас к дилижансу.
Дети сидели у камина в гостиной, с увлечением рассматривая картинки с кораблями в книге, которую Женевьева дала Джеку.
— А это испанский галеон, — объяснял Джек, показывая изображение великолепного корабля с надутыми ветром парусами. — Испанцы воевали на таких и плавали в дальние страны. Им нужны были просторные трюмы, чтобы набивать их золотом, серебром и драгоценными камнями для отправки в Испанию.
Джейми нахмурился.
— А корабль не тонул от такого тяжелого груза?
— Только не такой корабль, — заверил его Джек. — Потопить его мог сильный шторм или пиратское ядро, попавшее в корпус.
— Но пираты же не могли забрать сокровища, пустив корабль ко дну? — удивилась Грейс.
Джек пожал плечами.
— Наверное, они старались перенести их на свой корабль, прежде чем галеон потонет.
— Не очень хороший способ, — заметил Саймон. — Чтобы перенести сундуки с золотом с одного судна на другое, требуется слишком много времени. Пираты могли потонуть вместе с галеоном.
Джек недовольно сдвинул брови. Дались им эти сокровища! Почему их не интересует такой прекрасный корабль?
— Думаю, они все-таки успевали перетащить большую часть сокровищ, прежде чем галеон уходил на дно, — заявил он, с трудом сдерживая раздражение. — Теперь посмотрите сюда…
— Потом они зарывали сокровища на каком-нибудь необитаемом острове, где никто не мог их найти! — воскликнула Аннабелл. — А злой пиратский капитан выхватывал шпагу и закалывал каждого, кто знал, где находится клад, чтобы тайна умерла вместе с ними. — Она выхватила из камина кочергу и сделала вид, что хочет проткнуть ею Саймона. — Умри, презренный вор!
— Чепуха, — возразила Грейс. — Какая польза от сокровищ, зарытых в земле?
— Их всегда можно вырыть, когда они понадобятся, — сказал Джейми. — Например, если у пиратов будут неприятности с банком.
— А если пиратский капитан забудет, где он их спрятал? — предположила Шарлотта. — Или умрет, прежде чем успеет вернуться на остров и выкопать клад?
— Они всегда составляют карту с указанием места, где зарыты сокровища, — объяснила Аннабелл. — А через несколько лет карту находит отважный красивый капитан, откапывает клад и везет его домой, чтобы купить дорогое лекарство для больной жены. — Бросив кочергу Саймону, она театральным жестом прижала ладонь ко лбу и откинулась на подушки. — Но уже слишком поздно. Он возвращается, застает жену умирающей и успевает лишь поцеловать ее на прощание, прежде чем она испустит последний вздох, оставив его с сундуком, полным сокровищ, и разбитым сердцем. — Аннабелл закрыла глаза, прижав руки к груди. — Я бы отлично сыграла эту роль!
— Чушь собачья! — фыркнула Дорин, входя в комнату. — С разбитым сердцем — вот еще! Скорее всего мошенник потратил бы все свое богатство на игру, выпивку и непотребных женщин.
— Не забивай детям голову такими гадостями, Дорин, — упрекнула ее Юнис. — Я принесла вам печенье.
Дети столпились вокруг Юнис, а Джек с подозрением взглянул на Хейдона, поставившего кожаный чемодан у входной двери.
— Вы уезжаете? — Да.
— Куда? — возбужденно пискнул Джейми.
Хейдон колебался. Ему не хотелось лгать им, но открыть правду было слишком рискованно. Если его отсутствие покажется подозрительным констеблю Драммонду, прежде чем Женевьева объявит о смерти мужа, он станет расспрашивать детей, куда же делся их мнимый отчим. Один из них может проболтаться, что Хейдон собирался вернуться в Инвернесс.
— Я еду дилижансом в Эдинбург. — Это по крайней мере тоже было правдой. — У меня там дела.
Джек недоверчиво приподнял брови.
— Когда вы вернетесь?
— Точно не знаю.
— Значит, вы не вернетесь вовсе? — его голос был мрачным.
Саймон в ужасе смотрел на Хейдона.
— Вы нас бросаете?
— Разве вам здесь не нравится? — удивился Джейми, стряхивая с губ крошки печенья.
Хейдон ощущал себя совершенно беспомощным. Он не хотел уезжать, но не мог и остаться. Как же объяснить это детям?
— В Глазго один человек узнал меня. Теперь мне слишком опасно оставаться здесь.
— Но ведь Глазго очень далеко, — запротестовала Шарлотта. Ее лицо побледнело, и Хейдон почувствовал, что она больше всех детей будет ощущать его отсутствие. — Никто из Глазго никогда здесь не бывает.
— Шарлотта права, — подхватила Аннабелл. — Не думаю, что вам стоит из-за этого беспокоиться.
— Боюсь, все не так просто, — вздохнул Хейдон. Он сел рядом с Шарлоттой и обнял ее за плечи. — Человек, который узнал меня, наверняка расскажет об этом другим и упомянет, что я был вместе с Женевьевой. Полиция придет сюда расспросить ее. Если они обнаружат лорда Рэдмонда живущим здесь в качестве мужа Женевьевы, то могут арестовать и ее.
На лицах детей мелькнул страх, и Хейдон мысленно обругал себя. Нельзя было их пугать. Но он хотел, чтобы они поняли: он уезжает, поскольку иного выхода нет. Действительно нет.
— Риск был велик уже тогда, когда я только появился в этом доме. Но нам пришлось пойти на это. Я должен был набраться сил для путешествия. Теперь, когда я выздоровел, рисковать больше нельзя. Я должен уехать.
Дети молча смотрели на него. За их короткую жизнь их уже не раз бросали на произвол судьбы — сначала родители, потом родственники, которые не могли или не хотели о них заботиться, и наконец общество, рассматривающее их как прирожденных мерзавцев, которым следует находиться в тюрьме или исправительной школе, дабы не смущать остальных зрелищем их бедствий, которые они к тому же и заслужили.
Хейдон посмотрел на сверток, который, судя по размеру, мог кормить весь дом целую неделю, понятия не имея, куда его деть.
— Спасибо, Юнис.
— Неужели вы собираетесь оставить здесь этот прекрасный вечерний костюм? — Оливер провел узловатой рукой по рукаву висящего в гардеробе костюма. — Он почти новый.
— Можете оставить его себе, Оливер. — Хейдон вынул из чемодана рубашку и жилет, пытаясь освободить место для свертка с едой. — Сомневаюсь, что буду в ближайшее время посещать званые вечера.
Оливер усмехнулся.
— А где, по-вашему, мне носить такой костюм?
— Носите дома, — предложил Хейдон. — Вы будете самым нарядным дворецким в Инверэри.
— Он мне великоват, — с сомнением произнес Оливер.
— Я могу его ушить, Олли, — заверила его Дорин. — Капелька работы иглой, и ты будешь выглядеть как принц.
— Ты думаешь? — Идея показалась ему удачной. Сняв с вешалки сюртук, он напялил его на свою тощую фигуру и удрученно посмотрел на рукава, болтающиеся ниже пальцев. — Думаю, капелькой работы тут не обойтись.
— Вы уверены, что должны уходить прямо сейчас? — спросила Юнис. — Вряд ли мисс Женевьева поняла, что вы собираетесь исчезнуть в ее отсутствие. Она расстроится из-за того, что не попрощалась с вами.
Лицо Хейдона ничего не выражало.
— Так будет лучше.
Он и Женевьева вернулись накануне поздно вечером и провели страстную ночь в ее постели. Хейдон поднялся до рассвета и перебрался в свою комнату. Утром они спустились в столовую и поведали семейству о триумфальном успехе выставки Женевьевы. Всеобщую радость омрачила весть о том, что Хейдон скоро должен уйти.
После завтрака Женевьева отправилась в банк договориться об условиях первой выплаты из суммы, вырученной от продажи картин. Она просила Хейдона сопровождать ее, но он отказался, сославшись на другие дела. Женевьева с тревогой посмотрела на него. Похоже, она подозревала, что он хочет уйти, пока ее не будет дома.
Хейдон улыбнулся и сказал, чтобы она возвращалась поскорее, как будто намереваясь снова увидеться с ней.
Ему не хотелось вводить Женевьеву в заблуждение, но мучительная сцена расставания была бы невыносимой. Хейдон уверял себя, что так будет лучше для всех. Простившись с детьми, Оливером, Юнис и Дорин, он отправится с дилижансом в Эдинбург. Хейдон уже велел Женевьеве говорить всем, что ее муж едет во Францию через Эдинбург и Лондон. Он заранее оплатил проезд до Эдинбурга, дабы предоставить доказательство, что Максуэлл Блейк действительно отправится туда.
В Эдинбурге он сбросит ставшую привычной личину Максуэлла Блейка и двинется на север в Инвернесс.
Единственная возможность зажить прежней жизнью и не проводить остаток дней в качестве беглеца — это найти человека, который подослал к нему убийц в ту роковую ночь. Тогда он сможет доказать властям, что был жертвой неудавшегося покушения. Хейдон уже составил перечень тех, у кого имелись причины желать ему смерти.
Список получился удручающе длинным.
За свою жизнь Хейдон успел переспать с великим множеством женщин, многие из которых были замужем, так что целая стая оскорбленных мужей с радостью увидели бы его в гробу. Разумеется, Винсент принадлежал к их числу, но он уже отомстил Хейдону, погубив Эммалайн. Вряд ли его злоба так ненасытна. К мужьям приходилось прибавить и леди, которые были весьма недовольны, когда их связь с Хейдоном подходила к концу. И наконец целый парад кузенов, теть, дядь и более дальних родственников, содрогнувшихся от ужаса, когда Хейдон унаследовал титул маркиза Рэдмонда. Они с полным основанием опасались, что он пустит по ветру все состояние, предаваясь безудержному пьянству и игре. Кроме того, у него полностью отсутствовал интерес к делам. Хейдон и вправду промотал значительную часть денег в хмельном угаре после смерти Эммалайн. Это, безусловно, взбесило его кузена Годфри — напыщенного осла, стремящегося унаследовать титул, что могло произойти только в случае смерти Хейдона. Конечно, сам Годфри едва ли способен на убийство, но вполне мог воспользоваться чьими-то услугами.
Пожалуй, по возвращении в Инвернесс стоит начать расследование именно с него.
— Вы раздавите мои булочки! — воскликнула Юнис, глядя, как Хейдон тщетно пытается запихнуть провизию в чемодан. — Почему бы вам не положить еду в другое место?
— Всякое может случиться в дороге, мне бы хотелось оставить одну руку свободной. — Хейдон вытащил из чемодана еще одну рубашку и брюки, втиснул драгоценный ленч и защелкнул замок. — Вот!
Дорин печально смотрела на него.
— Собрались? Хейдон кивнул.
— Тогда пошли. — Оливер снял сюртук Хейдона и аккуратно повесил его в шкаф. — Буду хранить этот костюм для вас на случай, если вы вернетесь и он вам понадобится. Все равно я не могу носить черное — выгляжу в нем как труп. — Он закрыл сломанную дверцу и прислонился к ней, опасаясь, что она откроется снова, потом тихо спросил: — Вы ведь вернетесь к ней?
— Как только вновь обрету свое имя. Тогда ничто не удержит меня вдали от нее, — пообещал Хейдон.
Старик кивнул.
— Попытаюсь за это время починить чертов шкаф. — Он отошел, и дверца тут же открылась. — А теперь попрощайтесь с детьми, и я подвезу вас к дилижансу.
Дети сидели у камина в гостиной, с увлечением рассматривая картинки с кораблями в книге, которую Женевьева дала Джеку.
— А это испанский галеон, — объяснял Джек, показывая изображение великолепного корабля с надутыми ветром парусами. — Испанцы воевали на таких и плавали в дальние страны. Им нужны были просторные трюмы, чтобы набивать их золотом, серебром и драгоценными камнями для отправки в Испанию.
Джейми нахмурился.
— А корабль не тонул от такого тяжелого груза?
— Только не такой корабль, — заверил его Джек. — Потопить его мог сильный шторм или пиратское ядро, попавшее в корпус.
— Но пираты же не могли забрать сокровища, пустив корабль ко дну? — удивилась Грейс.
Джек пожал плечами.
— Наверное, они старались перенести их на свой корабль, прежде чем галеон потонет.
— Не очень хороший способ, — заметил Саймон. — Чтобы перенести сундуки с золотом с одного судна на другое, требуется слишком много времени. Пираты могли потонуть вместе с галеоном.
Джек недовольно сдвинул брови. Дались им эти сокровища! Почему их не интересует такой прекрасный корабль?
— Думаю, они все-таки успевали перетащить большую часть сокровищ, прежде чем галеон уходил на дно, — заявил он, с трудом сдерживая раздражение. — Теперь посмотрите сюда…
— Потом они зарывали сокровища на каком-нибудь необитаемом острове, где никто не мог их найти! — воскликнула Аннабелл. — А злой пиратский капитан выхватывал шпагу и закалывал каждого, кто знал, где находится клад, чтобы тайна умерла вместе с ними. — Она выхватила из камина кочергу и сделала вид, что хочет проткнуть ею Саймона. — Умри, презренный вор!
— Чепуха, — возразила Грейс. — Какая польза от сокровищ, зарытых в земле?
— Их всегда можно вырыть, когда они понадобятся, — сказал Джейми. — Например, если у пиратов будут неприятности с банком.
— А если пиратский капитан забудет, где он их спрятал? — предположила Шарлотта. — Или умрет, прежде чем успеет вернуться на остров и выкопать клад?
— Они всегда составляют карту с указанием места, где зарыты сокровища, — объяснила Аннабелл. — А через несколько лет карту находит отважный красивый капитан, откапывает клад и везет его домой, чтобы купить дорогое лекарство для больной жены. — Бросив кочергу Саймону, она театральным жестом прижала ладонь ко лбу и откинулась на подушки. — Но уже слишком поздно. Он возвращается, застает жену умирающей и успевает лишь поцеловать ее на прощание, прежде чем она испустит последний вздох, оставив его с сундуком, полным сокровищ, и разбитым сердцем. — Аннабелл закрыла глаза, прижав руки к груди. — Я бы отлично сыграла эту роль!
— Чушь собачья! — фыркнула Дорин, входя в комнату. — С разбитым сердцем — вот еще! Скорее всего мошенник потратил бы все свое богатство на игру, выпивку и непотребных женщин.
— Не забивай детям голову такими гадостями, Дорин, — упрекнула ее Юнис. — Я принесла вам печенье.
Дети столпились вокруг Юнис, а Джек с подозрением взглянул на Хейдона, поставившего кожаный чемодан у входной двери.
— Вы уезжаете? — Да.
— Куда? — возбужденно пискнул Джейми.
Хейдон колебался. Ему не хотелось лгать им, но открыть правду было слишком рискованно. Если его отсутствие покажется подозрительным констеблю Драммонду, прежде чем Женевьева объявит о смерти мужа, он станет расспрашивать детей, куда же делся их мнимый отчим. Один из них может проболтаться, что Хейдон собирался вернуться в Инвернесс.
— Я еду дилижансом в Эдинбург. — Это по крайней мере тоже было правдой. — У меня там дела.
Джек недоверчиво приподнял брови.
— Когда вы вернетесь?
— Точно не знаю.
— Значит, вы не вернетесь вовсе? — его голос был мрачным.
Саймон в ужасе смотрел на Хейдона.
— Вы нас бросаете?
— Разве вам здесь не нравится? — удивился Джейми, стряхивая с губ крошки печенья.
Хейдон ощущал себя совершенно беспомощным. Он не хотел уезжать, но не мог и остаться. Как же объяснить это детям?
— В Глазго один человек узнал меня. Теперь мне слишком опасно оставаться здесь.
— Но ведь Глазго очень далеко, — запротестовала Шарлотта. Ее лицо побледнело, и Хейдон почувствовал, что она больше всех детей будет ощущать его отсутствие. — Никто из Глазго никогда здесь не бывает.
— Шарлотта права, — подхватила Аннабелл. — Не думаю, что вам стоит из-за этого беспокоиться.
— Боюсь, все не так просто, — вздохнул Хейдон. Он сел рядом с Шарлоттой и обнял ее за плечи. — Человек, который узнал меня, наверняка расскажет об этом другим и упомянет, что я был вместе с Женевьевой. Полиция придет сюда расспросить ее. Если они обнаружат лорда Рэдмонда живущим здесь в качестве мужа Женевьевы, то могут арестовать и ее.
На лицах детей мелькнул страх, и Хейдон мысленно обругал себя. Нельзя было их пугать. Но он хотел, чтобы они поняли: он уезжает, поскольку иного выхода нет. Действительно нет.
— Риск был велик уже тогда, когда я только появился в этом доме. Но нам пришлось пойти на это. Я должен был набраться сил для путешествия. Теперь, когда я выздоровел, рисковать больше нельзя. Я должен уехать.
Дети молча смотрели на него. За их короткую жизнь их уже не раз бросали на произвол судьбы — сначала родители, потом родственники, которые не могли или не хотели о них заботиться, и наконец общество, рассматривающее их как прирожденных мерзавцев, которым следует находиться в тюрьме или исправительной школе, дабы не смущать остальных зрелищем их бедствий, которые они к тому же и заслужили.