Монк Карин. Чужая вина

   — Конечно, — пробормотала Женевьева, ощущая тошноту.
   — Вот и отлично. — Тяжело опираясь на трость, управляющий медленно встал с кресла. — Если не возражаете, мистер Блейк, встретимся в моем кабинете завтра, скажем, в семь часов и уладим это дело?
   — Превосходно. — Хейдон улыбнулся, давая понять, что его нисколько не огорчило состояние финансов его жены. — Благодарю вас за то, что вы так любезно пришли сюда уведомить нас о случившемся. Позвольте вас проводить.
   — Всегда рад вас видеть, дорогая, — сказал мистер Хамфрис, отвешивая поклон Женевьеве. — Брак пошел вам на пользу — вы прекрасно выглядите.
   Женевьева заставила себя улыбнуться.
   Хейдон проводил гостя к выходу, потом вернулся в гостиную и закрыл дверь.
   Женевьева рассеянна рассматривала край своей юбки, лежащий на потертом ковре. Кайма сильно износилась, и она уже один раз подшивала ее. Но теперь юбка стала слишком короткой, чтобы подшивать ее снова.
   — Я ничего больше не могла придумать, — грустно сказала она.
   Хейдон промолчал.
   — Какое-то время я выкручивалась, экономя изо всех сил, — продолжала Женевьева, чувствуя необходимость объясниться. — У меня не было дохода, а мой отец не оставил мне никаких денег на содержание дома или оплату закладной. Очевидно, он думал, что я сдам дом в аренду или просто продам, когда выйду замуж за Чарлза. Ему и в голову не приходило, что Чарлз разорвет помолвку.
   «Тебе повезло, что он ее разорвал, — подумал Хейдон. — Ты слишком хороша, чтобы жить под каблуком у этого тупоумного осла».
   — И вы все брали и брали в долг, чтобы выжить, — сделал он малоутешительный вывод.
   Она кивнула.
   — Сначала я думала, что смогу продать дом и переехать в более дешевое жилище. Закладывая дом дальше, я как бы брала аванс под те деньги, которые получу за продажу.
   План был достаточно разумный. Любой на ее месте поступил бы так же.
   — Почему же вы его не продали?
   Женевьева провела пальцем по валику дивана, обивка была старая, кое-где ткань вот-вот грозила порваться. Женевьева помнила, как маленьким ребенком сидела на этом диване рядом с матерью. Они любили читать здесь вместе. Тогда диван был новым и дорогим, и ей приходилось следить за собой, чтобы не коснуться ткани своими расшитыми туфельками или не испачкать его еще как-нибудь.
   — Я была совсем одна, Джейми — крошечный. Отец погиб. Несчастный случай во время прогулки верхом. Мать долго болела и умерла, когда мне было двенадцать. Отец сделал большую ошибку, женившись через полгода на моей мачехе. Она была очень мила, но истинная ее сущность — змеиная. Мачеха была возмущена, что я осмелилась взять в дом своего незаконнорожденного брата.
   Она уехала, забрав с собой то немногое, что оставалось от отцовских денег. За время их брака она успела много потратить. Чарлз разорвал нашу помолвку и говорил всем в Инверэри, что я повредилась в уме. Люди стали отворачиваться от меня. — Женевьева сделала паузу, описывая пальцем круги на выцветшей ткани валика. Закрыв глаза, она могла ощутить аромат цитруса и роз, исходивший от ее матери. — Этот дом был единственным, который я когда-либо знала. Мне не хотелось покидать его.
   «Конечно, не хотелось, — подумал Хейдон, возмущенный ужасающим положением, в которое ее поставили. — Ты чувствовала себя брошенным ребенком и стремилась сохранить хотя бы родной дом».
   — Позже, когда я начала приводить сюда детей из тюрьмы, стало ясно, что мы уже не можем перебраться отсюда в более тесное жилье. Мистер Хамфрис любезно предложил мне выгодные условия и не возражал, если я запаздывала с выплатой или даже пропускала одну или две. Каждые несколько месяцев я продавала какую-нибудь картину или серебро, и на эти деньги мы могли какое-то время существовать. К тому же я рисовала портреты детей в богатых семьях. Платили за них немного, но это лучше, чем ничего.
   — Но денег все равно никогда не хватало, — предположил Хейдон.
   Женевьева покачала головой.
   — Детям постоянно требовались новые костюмы, платья, обувь, книги, бумага. Мы всегда старались обходиться тем, что имеем, и передавать вещи от одного ребенка другому, но кое-что все равно приходилось покупать. К тому же деньги уходили на еду и разные мелочи — дрова, свечи, масло для ламп, простыни…
   — Я уверен, вы делали то, что считали правильным, Женевьева, — прервал Хейдон. Он не хотел быть резким, но они столкнулись с серьезной проблемой, и ему не терпелось решить ее. — Никто не может винить вас за это. Вы заботились о детях и, как могли, обходились малыми средствами. Но со стороны мистера Хамфриса было опрометчиво и непрофессионально предлагать вам условия, которые он в итоге не смог выполнить.
   — Он просто был добр ко мне. — Женевьева была озадачена этим упреком. — Если бы не мистер Хамфрис, я могла бы попросту оказаться на улице.
   — Он только немного отсрочил это. Теперь он своей добротой поставил вас в крайне рискованное положение. Банк требует свои деньги и готов получить их любыми средствами. Сейчас мистер Хамфрис полагает, что сможет получить эти деньги от меня, и я не собираюсь его разубеждать. В качестве лорда Рэдмонда я обладаю значительными средствами, хотя по глупости успел растратить солидную их часть. У меня достаточно денег, чтобы оплатить ваши долги, но, увы, при нынешней ситуации я не в состоянии до них добраться.
   Женевьева удивленно посмотрела на Хейдона. Неужели он полагает, что она взяла бы у него деньги?
   — Я не рассчитываю, что вы или кто-либо другой оплатит мои долги, — напрямик заявила она.
   — При других обстоятельствах я бы не стал вас спрашивать, — отозвался Хейдон. — Но сейчас я не могу раздобыть необходимую сумму. Надо подумать. Слушайте, у вас есть родственники, которые могли бы оказать вам помощь?
   — Нет.
   Хейдон нахмурился.
   — Ни одного? Может быть, дядя или кузен — кто-нибудь из родственников вашего отца?
   Женевьева покачала головой.
   — Семья моего отца была очень маленькой — у него был только один брат, который умер раньше него. У матери не было ни братьев, ни сестер, а никого из моих дедушек и бабушек нет в живых.
   — Как насчет вашей мачехи?
   — Я бы никогда ни о чем ее не попросила. Да она никогда бы и не согласилась мне помочь. — В ее голосе слышалась горечь. — Это эгоистичная, злая женщина, которая презирала меня с самого начала. После свадьбы она перестала изображать привязанность к отцу, вынудив его искать ее на стороне. Когда я привела в дом Джейми, мачеха заявила, что мне следовало оставить его умирать в тюрьме. Не сомневаюсь, мое теперешнее положение доставило бы ей немалое удовольствие. Она пальцем не пошевелила бы, чтобы помочь мне.
   Хейдон задумался. Оставшийся выход был очевиден, но он не мог себя заставить предложить его.
   «Ты дурак! — сердито сказал он себе. — У Чарлза полно денег, и он все еще неравнодушен к Женевьеве».
   — Тогда вы должны попросить Чарлза о займе, — промолвил Хейдон, преодолев отвращение, которое он испытывал к собственному предложению.
   — Ни за что, — твердо сказала Женевьева. — Чарлз постоянно твердил, что я не смогу одна заботиться о детях. Когда я взяла Джейми, он заявил, что не намерен воспитывать отродье какой-то шлюхи, кем бы ни был его отец, и потребовал, чтобы я отнесла ребенка назад. — Ее рука стиснула валик. — Я ответила, что не собираюсь отдавать своего брата на верную погибель. Чарлз пришел в ярость и велел мне выбирать между ним и ребенком, которого я держала на руках. Вот я и выбрала.
   Хейдон промолчал. Было легко презирать Чарлза за глупость, эгоизм и трусость и утверждать, что он не заслуживает такой прекрасной и отважной женщины, как Женевьева.
   А вот как он, Хейдон, поступил бы восемь лет назад, столкнувшись с тем же самым. Что бы он сказал своей невесте, увидев у нее на руках невесть откуда взявшегося ребенка.
   Хейдон ужаснулся самому себе, понимая, что во многих отношениях он не так уж и отличается от Чарлза.
   — Как вы думаете, если бы вы обратились к Чарлзу с просьбой, он бы одолжил вам деньги?
   — Нет. Он только пришел бы в восторг, получив доказательство своей правоты.
   — Не думаю, что он хотел бы видеть вас и детей выброшенными на улицу, — возразил Хейдон. — Если бы вы обратились к нему за помощью, я уверен, что он вам бы не отказал.
   — Вы не знаете его так, как знаю я, — отозвалась Женевьева. — Чарлз был бы очень доволен, если бы все произошло так, как он и предсказывал. То есть я осталась бы без дома и дети попали бы в приюты или работные дома. Подобный катастрофический исход успокоил бы его гордость, задетую тем, что я выбрала не его, а Джейми, и лишний раз подтвердил бы в глазах жителей Инверэри его мнение о моем помешательстве.
   — Но вы ведь не знаете…
   — Я ценю ваше беспокойство, лорд Рэдмонд, — прервала Женевьева. — Но все это я привыкла решать сама. Думаю, так будет и впредь.
   — Что же вы намерены делать?
   — Поищу, что я могла бы продать.
   Хейдон окинул взглядом обшарпанную мебель и две не представляющие ценности картины.
   — Не похоже, чтобы у вас остались ценные вещи.
   — Кое-что осталось.
   — Достаточно, чтобы собрать к завтрашнему утру четыреста сорок фунтов?
   — Нет. Но мистер Хамфрис сказал, что у меня есть в запасе тридцать дней, и я полагаю, что банк предоставит мне отсрочку и после этого.
   — Мистер Хамфрис уверен, что я завтра оплачу все ваши долги. А кроме того, что толку во времени? Ну пропустите еще одну выплату по закладной, увеличите сумму долга, и что дальше?
   — Я найду выход, — ответила Женевьева. — Я продам кое-какие вещи. Это удовлетворит банк, покуда я найду способ выплатить оставшийся долг.
   Хейдон покачал головой.
   — Королевский банк Шотландии не принадлежит вашему отзывчивому маленькому другу, мистеру Хамфрису. Все, что им нужно, это получить деньги. Если они заявили, что через тридцать дней подадут на вас в суд, то, безусловно, так и сделают. В результате ваш дом продадут по ничтожной цене, деньги пойдут на уплату ваших долгов, а вы с детьми окажетесь на улице. А пока что банк опустошил ваш счет — это означает, что сейчас вы даже не можете купить молока или яиц.
   — Я все это прекрасно поняла, лорд Рэдмонд. — Женевьева поднялась. — По-моему, у вас достаточно оснований тревожиться за себя, не забивая себе голову моими затруднениями. Завтра в одиннадцать я встречусь с мистером Хамфрисом и объясню ему, что мне нужно немного времени. Я скажу, что финансы моего мужа сейчас связаны инвестициями, но через неделю или две все уладится. Этого времени будет достаточно, чтобы собрать деньги и отдать долг.
   Хейдона это не убедило. Даже если Женевьева соберет четыреста сорок фунтов, остаются ежемесячные выплаты. Это окажется ей не по силам, а кроме того, нужны ведь деньги и на повседневные расходы. Хейдон понимал ее благородное стремление помочь бездомным детям и заблудшим взрослым, которых она взяла в свой дом, но ей придется осознать, что у нее нет средств на содержание стольких людей. С другой стороны, великодушие являлось сущностью этой девушки. Если бы не ее желание помогать другим, он бы сейчас не стоял перед ней.
   — Я пойду с вами, — сказал Хейдон.
   — В этом нет надобности.
   — Есть. — Упрямство Женевьевы выводило его из себя. — Люди считают вас замужней женщиной, и в их глазах я должен отвечать за ваши долги. Мы вместе встретимся с мистером Хамфрисом и убедим его, что у нас есть деньги. Будем надеяться, что нам удастся получить отсрочку на неделю или более. А потом, — добавил он, мрачно глядя на почти голые стены, — нам останется только рассчитывать, что вы найдете бриллианты, спрятанные в рамах этих картин.
 
   — … А потом лорд Рэдмонд сказал, что банк заберет все деньги от продажи дома и мы окажемся на улице.
   Джейми, Аннабелл, Грейс и Шарлотта в ужасе уставились на Саймона — их лица в темной спальне походили на маленькие бледные луны.
   — Женевьева этого не допустит, — заявил Джейми, стараясь выглядеть более уверенным, чем был в действительности. — Она найдет способ рассчитаться с банком.
   — Не найдет, потому что банк забрал все ее деньги, — возразил Саймон. — Лорд Рэдмонд сказал, что нам не хватит даже на молоко и яйца.
   — Господи! — глаза Грейс испуганно расширились. — Что же нам делать?
   — Мы умрем с голоду, — вздохнула Аннабелл. — Мы будем слабеть, худеть, а когда наконец умрем, то окажемся такими маленькими, что нас всех положат в один простой сосновый гроб и похоронят в одной могиле, на которой Женевьева даже не сможет поставить надгробье. Она посадит там розовый куст, будет приходить туда каждый день и поливать его слезами, и на нем раз в год будут расцветать шесть роз — по одной за каждого из нас. — Она снова вздохнула, прижав колени к груди.
   — Меня не считайте. — Джек вытянулся на кровати, заложив руки за голову. — Я не останусь здесь голодать.
   Джейми удивленно посмотрел на него.
   — Не останешься?
   — Завтра я уйду. Я и не собирался задерживаться здесь надолго.
   — И куда же ты отправишься? Джек пожал плечами.
   — Скорее всего в Глазго. Там я раздобуду денег.
   — Заработаешь на фабрике? — восхитился Саймон. Ему нравилось представлять себе сложные механизмы, выполняющие множество задач, прежде чем выплюнуть в итоге пуговицу или чайник.
   Джек презрительно фыркнул.
   — Еще чего — работать на фабрике! Это все равно что сидеть в тюрьме или умереть.
   — Тогда как же ты собираешься раздобыть денег? — поинтересовался Джейми.
   — Также, как и всегда. Глазго полон ротозеев, напрашивающихся на то, чтобы их обчистили. Большинство из них настолько богаты, что даже не заметят, если у них пропадут часы или бумажник.
   Аннабелл неодобрительно поджала розовые губки.
   — Ты не должен больше воровать, Джек. Тебя опять поймают и посадят в тюрьму.
   — А Женевьева не сможет отыскать тебя в Глазго, — добавила Грейс. — Наверно, тюрьмы там очень большие.
   — Не нужна мне ваша Женевьева, — сердито буркнул Джек. — Я больше не попаду в тюрьму. Я всю жизнь ворую и никогда не попадался, если не считать последнего раза. Я умею стянуть вещь и быстро смыться. Люди, как правило, даже не замечают, что их обокрали. Если ты умен и проворен, то можешь недурно зарабатывать таким способом.
   Саймон с любопытством посмотрел на него.
   — Значит, ты не был умен и проворен, когда тебя поймали?
   — Ну, ошибся разок, — нехотя признал Джек. — Больше этого не повторится.
   — Если ты убежишь, у Женевьевы будут неприятности.
   Спокойные и серьезные слова Шарлотты заставили всех умолкнуть. Никто из детей не хотел, чтобы с Женевьевой случилось что-нибудь плохое.
   Джек шевельнулся на кровати. Ему не хотелось осложнять жизнь Женевьевы, но он не видел причин оставаться здесь. В конце концов прежде всего нужно заботиться о себе. Джек поступал так с самого раннего детства, так зачем что-либо менять? Только потому, что Женевьева забрала его из тюрьмы и избавила от порки? Конечно, Женевьева сидела ночи напролет у кровати Хейдона, когда у него был жар, а потом сказала, что он ее муж, спасая его от ареста, — она рисковала ради них обоих, но это еще не значит, что Джек обязан оставаться в ее доме.
   Тем не менее совесть не давала ему покоя.
   — Если у Женевьевы из-за тебя будут неприятности, нас всех могут забрать у нее, — сказала Грейс.
   — Неужели они, правда, могут это сделать? — Джейми казался ошарашенным подобной перспективой.
   — Не думаю, что они смогут забрать тебя, Джейми, — успокоил его Саймон. — Ты ведь никогда не сидел в тюрьме.
   — Я там родился. — В его голосе слышались нотки гордости — результат долгих разговоров с Женевьевой, которая старалась внушить мальчику чувство собственного достоинства, невзирая на злосчастные обстоятельства его появления на свет.
   — Это не имеет значения, — объяснила Аннабелл. — Ты ведь не воровал и не нарушал никаких законов в отличие от нас. Суд не может забрать тебя только потому, что ты родился в тюрьме.
   — Если у нас отберут дом, всех нас отдадут в исправительную школу или работный дом, — заключила Грейс. — Женевьева не сумеет нам ничем помочь.
   — Я не смогу там жить. — Шарлотта судорожно глотнула, стараясь не плакать. — Они будут поручать мне работу, которую я не смогу выполнить из-за того, что я слабая и хромая, а когда я упаду, станут бить меня и называть ленивой и глупой… — Слезы все-таки потекли по ее щекам. — А рядом не будет никого из вас, чтобы помочь мне.
   — Не плачь. — Грейс обняла Шарлотту и прижала ее к себе. Грейс было двенадцать лет — всего на год больше, чем Шарлотте, — но жизнь сделала ее зрелой не по годам. Она убежала от дяди, который пытался изнасиловать ее в восьмилетнем возрасте, провела год в маленькой шайке карманников, потом попала в тюрьму, откуда ее забрала Женевьева. — Что бы ни случилось, я не позволю им разлучить нас — слышишь, Шарлотта?
   — И я тоже, — добавила Аннабелл, склонив голову на дрожащее плечо Шарлотты.
   Аннабелл хорошо знала, что такое отчаяние и одиночество. Ее мать умерла, когда она была совсем маленькой, а пьяница-отец избивал девочку и однажды так швырнул ее через всю комнату, что она ударилась о стол и потеряла сознание. У Аннабелл остался шрам на виске, который она старательно прикрывала волосами.
   — Тогда и я пойду с вами. — Лицо Джейми внезапно прояснилось. — А может быть, они отпустят с нами и Женевьеву?
   В глазах Шарлотты снова блеснули слезы.
   — Никто из вас никуда не пойдет, — неожиданно буркнул Джек.
   Маленькая компания удивленно воззрилась на него.
   Во всем были повинны слезы Шарлотты. Они блестели на ее щеках, как будто влажные следы боли и страха, проникая прямо в сердце Джека. Ничто не производило на него более сильного впечатления. Когда Джек прибыл в дом Женевьевы, он вообще не собирался обращать внимание на кого-либо из детей, думая, что сумеет в подходящий момент сбежать, не оглядываясь назад. Но мысль о том, что Шарлотту и других детей будут бить и обижать в исправительной школе, была для него невыносимой. Джек почти ничего не знал об их жизни до прихода сюда, но отлично понимал, что каждому из них приходилось страдать от страха, одиночества и беспомощности, покуда их не спасла Женевьева. В ее доме они впервые почувствовали себя в полной безопасности.
   Джек просто не мог стоять и смотреть, как детей оторвут от единственного человека, который любил их по-настоящему, чтобы снова вышвырнуть на свалку как ненужный хлам.
   — Все, что нам нужно, это раздобыть денег и заплатить этому паршивому банку, — заявил он. — Тогда вы все сможете остаться здесь.
   — Но где нам взять деньги? — спросил Джейми.
   — Женевьева считает, что может что-то продать, но лорд Рэдмонд сказал, что ей все равно не набрать достаточно денег, — отозвался Саймон. — Он посоветовал ей лучше поискать бриллианты.
   — Не думаю, что у Женевьевы есть бриллианты, — промолвила Аннабелл. — Никогда не видела, чтобы она носила какие-нибудь драгоценности.
   — У нее раньше были кольцо и ожерелье, которые принадлежали моей бабушке, — сказал Джейми, — но она продала их в антикварный магазин мистера Инграма, когда взяла Саймона.
   Саймон кивнул.
   — Женевьева притворялась, будто очень рада, что продала их, но я-то видел, что ей грустно. Она повела нас пить чай и купила нам пирожные с лимоном вместо лепешек, сказав, что нам есть что отметить.
   — Я собираюсь искать деньги не здесь, а там. — Джек многозначительно указал головой в сторону окна.
   — В занавесках? — недоуменно спросил Джейми. Джек закатил глаза, но вовремя напомнил себе, что они совсем еще малыши.
   — На улицах.
   — Ты собираешься украсть их? — Грейс закусила губу. Джек кивнул.
   — Мы тебе поможем, — восторженно заявил Саймон. — Мы все умеем шарить по карманам — конечно, кроме Джейми, но я думаю, он научится.
   — Это мелочи. Это не то, что нужно, — возразил Джек. — Нужно украсть что-то по-настоящему ценное — украшение с дорогими камнями, а может быть, статую или картину.
   — Украсть картину нелегко, — со свойственной ей практичностью заметила Грейс. — Они слишком большие — их не спрячешь под пальто.
   — Придется забраться в чей-нибудь дом, чтобы найти дорогие вещи, — добавила Аннабелл. — А как нам это сделать?
   — Я умею взрывать замки, — гордо сообщил Саймон. — Однажды я проделал это, чтобы залезть в дом.
   Джек поднял брови.
   — И что же ты там украл?
   — Я съел огромный имбирный кекс, половину пудинга с финиками, четыре сдобные пышки с вареньем, тарелку холодной баранины с горохом, пакет изюма, кусок масла, выпил пинту двойных сливок и запил кружкой эля.
   — Тебя не стошнило? — удивленно спросил Джек.
   — Вырвало прямо на брюки начальника тюрьмы, — ответил Саймон. — Он очень хотел, чтобы Женевьева меня забрала.
   — Женевьева расстроится, если узнает, что ты снова взрываешь замки, Саймон, — предупредила Аннабелл. — Когда ты пытался взорвать крышку кастрюли, то прожег большой ковер в столовой. Хорошо еще, что ты не спалил весь дом.
   — Это был несчастный случай. Теперь я отлично справлюсь.
   — Оливер говорит, что взрывать замки незачем, — сказала Шарлотта. — По его словам, во всем Инверэри нет замка, который нельзя было бы открыть, запасшись терпением.
   — Он научил нас открывать без ключа парадную дверь и черный ход, — с гордостью сообщил Джейми. — Но Оливер сказал, чтобы мы не делали это при Женевьеве. Она считает, что такой опыт нам ни к чему.
   — Беда в том, что, когда забираешься в чей-нибудь дом, не знаешь толком, есть ли там что-нибудь ценное, — задумчиво произнес Джек. — Мне нужно место, где наверняка есть вещи, которые стоят хороших денег.
   — Почему бы тебе не украсть что-нибудь из магазина мистера Инграма? — предложила Аннабелл. — Там есть рыцарские доспехи. Женевьева говорит, что они, возможно, принадлежали самому сэру Ланселоту. Он был одним из рыцарей Круглого стола.
   — Вряд ли я смогу незаметно украсть доспехи, — сухо заметил Джек. — А кроме того, кому они нужны?
   — У мистера Инграма полно других вещей, — заверила его Грейс. — Женевьева иногда носит туда продавать вещи.
   — Она показывала нам прилавок с разбитыми горшками из древнего Египта, — сказал Саймон. — Краска облупилась, и пользоваться ими нельзя, но она заставила нас рассматривать их и сказала, что они стоят целое состояние.
   Но это не убедило Джека.
   — Если кому-то нужен горшок, почему он не может купить целый и чистый?
   — Они дорогие, потому что очень старые, — объяснила Аннабелл. — Людям нравится, что этими вещами пользовались давным-давно.
   — Я знаю кое-кого, кто купит у меня краденое, но ему не нужны черепки из Египта, — сказал Джек. — Он предпочитает вещи, которые идут нарасхват у богатых.
   — У мистера Инграма есть и драгоценности, — сообщила Шарлотта.
   Джек вопросительно поднял брови.
   — С дорогими камнями, с бриллиантами и рубинами?
   — Он хранит их в специальном застекленном прилавке и очень сердится, если к стеклу прижимают нос и оставляют следы.
   — Женевьева иногда смотрит туда, когда ждет, пока мистер Инграм ей заплатит, — поведал Джейми. — Она говорит, что большая часть этих драгоценностей принадлежала богатым людям, которые жили во Франции и бежали оттуда, чтобы им не отрубили головы.
   «Это уже что-то», — подумал Джек.
   — Прилавок заперт?
   — Не думаю, — ответила Грейс. — Но тебе придется встать на место продавца, чтобы открыть его.
   — Там много красивых вещей, — добавила Аннабелл. — Уверена, что мистер Инграм не заметит, если ты что-нибудь возьмешь.
   — Мне понадобится взять несколько штук, чтобы хватило для уплаты в банк.
   — Если не хватит, мы всегда можем вернуться и украсть что-нибудь еще, — предложил Саймон.
   — «Мы»! — фыркнул Джек. Неужели они действительно думают, что он возьмет их с собой? — Ну уж нет. Я сделаю это сам.
   Дети с огорчением посмотрели на него.
   — Но мы только хотим помочь! — воскликнул Джейми.
   — Мы будем стараться, — заверил Саймон.
   — Я не могу рисковать, что кого-то из вас поймают, — заявил Джек.
   — А если поймают тебя? — спросила Аннабелл.
   — Меня не поймают.
   — А вдруг? — Джек пожал плечами.
   — Я старше всех вас. Если меня поймают, я смогу о себе позаботиться. Я не привык ко всему этому. — Он обвел рукой красиво обставленную комнату с темно-зелеными портьерами, не пропускающими холода из окон, и ковром с причудливым рисунком, касавшимся его босых ног мягко, словно шелк. — Куда бы меня ни отправили, я сумею вытерпеть.
   Грейс упрямо покачала головой.
   — Может, ты и старше, но не прожил здесь столько, сколько я. Ты должен взять с собой хотя бы меня. Я буду стоять на стреме и дам тебе знать, когда появится мистер Инграм.
   — Я прожила здесь три года — всего на год меньше тебя, Грейс, — сказала Аннабелл, решительно выпятив подбородок. — А так как я актриса, то сумею отвлечь мистера Инграма, покуда Джек будет красть драгоценности.
   — Я отвлеку его получше тебя, — усмехнулся Саймон. — Как взорву что-нибудь, он сразу туда побежит смотреть.
   — Мы хотим обокрасть магазин мистера Инграма, а не взорвать его, — напомнила Аннабелл.
   — Я не собираюсь взрывать магазин, — обиженно отозвался Саймон.
   — Я бы тоже хотела пойти. — Шарлотта устремила на Джека серьезный взгляд. — Люди всегда глазеют на меня, ведь я сильно хромаю, — значит, тебя они не заметят.