Страница:
В таких условиях приобретал особенно важное значение успех, достигнутый нами справа от угрожаемого участка. Он позволял дальнейшим наступлением, в первую очередь ударом войск 40-й армии в юго-западном направлении, во фланг и в тыл противника, сорвать планы вражеского командования, направленные против всей главной группировки войск Воронежского фронта. Следствием такого удара должен был стать вынужденный отвод вражеской мотопехоты и танков из района Гадяча и южнее, что в свою очередь позволяло ускорить наступление 47-й и 52-й армий.
Этот план возник вечером 6 сентября после моего доклада командующему фронтом о выполнении 40-й армией поставленной ей задачи. Выслушав, Николай Федорович немного помолчал, видимо, обдумывая решение, потом быстрыми и точными движениями набросал на лежавшей перед ним карте направление следующего удара 40-й армии.
Мы находились у меня на КП. Н. Ф. Ватутин, обычно проводивший много времени в войсках, в последнее время особенно часто бывал у нас в 40-й армии.
- Говорят: где успех, туда и начальство едет, - заметил он однажды с улыбкой. - Доля правды в этом, конечно, есть. Надо же посмотреть, можно ли развить успех...
Командование армии, всегда стремившееся к развитию успеха, неизменно встречало поддержку со стороны Николая Федоровича. Много раз он и сам указывал нам на новые возможности, открывавшиеся в ходе наступления 40-й армии.
Более того, еще в августе, когда войска 40-й армии, действуя на правом крыле фронта, начали успешно продвигаться на Юго-Запад, в обход всей группировки противника, Николай Федорович увидел в этом ключ к решению задач фронтовой наступательной операции в целом. И в то время, как армии центра и левого крыла перемалывали брошенные против них вражеские резервы, Н. Ф. Ватутин начал усиливать 40-ю армию, с тем чтобы воздействовать на противника угрозой его флангу и тылу.
Уже на второй день наступления он передал в мое подчинение еще один танковый корпус - 10-й под командованием генерал-майора танковых войск В. М. Алексеева и возвратил нам 309-ю стрелковую дивизию полковника Д. Ф. Дремина. Потом из состава 47-й армии прибыла 29-я стрелковая дивизия полковника Н. М. Ивановского. 40-й армии были тогда же приданы мощные средства усиления пушечная и истребительно-противотанковая бригады, два гаубичных, два истребительно-противотанковых и два гвардейских минометных полка.
Конечно, усиление 40-й армии было лишь частью мероприятий, проводившихся в соответствии с замыслом командующего фронтом. Ведь одновременно вводились в сражение и резервы, выделяемые Ставкой Верховного Главнокомандования. То были сначала 4-я гвардейская, потом 47-я и, наконец, 52-я армии. Они нанесли немалые потери врагу, громя противостоящие войска.
Действия 40-й армии, однако, имели одну важную особенность: ее участок стал как бы эпицентром событий на Воронежском фронте. И произошло это не только вследствие смелых и решительных действий войск 40-й армии. Огромную роль сыграло полководческое искусство Н. Ф. Ватутина, сумевшего не только увидеть, но и эффективно реализовать возникшие тогда новые возможности. Без этого первоначальный успех 40-й армии не получил бы столь широкого развития.
Напомню, как это было.
Началось с того, что еще в первой половине августа, когда наступление главных сил Воронежского фронта было остановлено противником, действовавшая правее 40-я армия сломила сопротивление врага на своем участке. Командование группы армий "Юг" усмотрело в этом угрозу обхода своей ахтырской группировки. В результате противостоявшие 40-й армии войска получили крупные подкрепления и предприняли сильные контратаки, о которых я уже рассказывал.
Что могли мы им противопоставить? Ведь 40-я армия в первые дни контрнаступления Воронежского фронта имела незначительные силы, не соответствовавшие поставленной ей задаче. Одних их было мало не только для того, чтобы угрожать флангу ахтырской группировки противника, но и для того, чтобы удержать захваченный рубеж в условиях усиливающихся вражеских контратак.
Но изменение обстановки в полосе 40-й армии не укрылось и от внимания советского командования. Я не знаю, кому об этом изменении доложили раньше Ватутину или Манштейну, зато мне хорошо известно, что командующий Воронежским фронтом опередил командующего группой армий "Юг" в переброске войск к северу. По той же причине и в дальнейшем неоднократные попытки противника создать перевес сил и отбросить войска 40-й армии не имели успеха.
Итак, Николай Федорович хорошо понимал, что в создавшейся ситуации 40-я армия при наличии достаточных сил и средств могла содействовать быстрейшему поражению противника в полосе Воронежского фронта. И продолжал усиливать ее, ставя соответственно все более важные задачи.
Войска 40-й армии оправдали надежды командующего фронтом. Примеры тому прорыв к Пселу и последовавший за ним удар вдоль реки к району Гадяча. В результате этих стремительных бросков на юго-запад была создана угроза флангу и тылам врага. Она в сочетании с усилившимся натиском 47-й и 52-й армий привела к срыву подготовлявшегося гитлеровцами контрудара и вынужденному отводу вражеских войск.
Этим не были исчерпаны возможности нанесения 40-й армией особенно чувствительных ударов по врагу. Напротив, они возросли после того, как войска нашей армии, наступая теперь на самом острие ударного клина Воронежского фронта, вновь прорвали оборону противника, на этот раз на рубеже р. Псел. Форсировав реку и захватив на ее правом берегу довольно значительный плацдарм, мы опять оказались в состоянии нанести удар во фланг противнику.
Именно этого и требовал теперь командующий фронтом.
- Ясно? - спросил он, все еще не выпуская из рук карандаш, которым только что наметил на карте направление предстоящего удара 40-й армии.
Все было ясно. Но, пожалуй, не мешало бы усилить правофланговый 52-й стрелковый корпус, которому предстояло выполнить самую трудную часть задачи. Да и соседям слева - 47-й и 52-й армиям следовало бы одновременно с нами предпринять активные действия. Наконец, нам требовались хотя бы сутки на подготовку...
- Само собой разумеется, - сказал в ответ на эти рассуждения командующий фронтом. - В директиве все уточним, вы получите ее завтра к вечеру. Пока могу сообщить, что усиливаю 40-ю армию 42-й гвардейской и 29-й стрелковыми дивизиями, 6-м танковым корпусом. Полагаю, дивизии прибудут к вам завтра, 7-го, корпус - 8-го. Ну, а удар вы нанесете...
Ватутин выжидающе взглянул на меня, и я счел это приглашением высказать свои соображения о сроках начала наступления.
- Девятого, - сказал я.
- Девятого утром, - уточнил Николай Федорович и, поставив эту дату на карте, положил карандаш, даже отодвинул его от себя, как бы подчеркивая, что все решено.
Здесь потому так подробно рассказано об этом разговоре, что некоторые его детали отчасти характеризуют полководческий стиль Николая Федоровича Ватутина. Свои решения он принимал быстро, однако умел тщательно их взвесить, учтя соображения и предложения тех, кому надлежало выполнять его приказы. Если же видел, что требовалась помощь, то никогда не заставлял просить о ней дважды.
V
Проводив Николая Федоровича, я собрал Военный совет и ознакомил его с решением командующего фронтом. Тут же договорились о необходимых мероприятиях. Нужно отметить, что члены Военного совета К. В. Крайнюков и А. А. Епишев принимали активное участие в обсуждении и решениях. Они часто были вместе со мной в войсках и всегда были в курсе всех событий на фронте армии. С этого момента по существу мы и начали готовиться к выполнению новой задачи.
Не все, конечно, шло так, как нам хотелось. Например, было очень важно сохранить и по возможности расширить наш плацдарм к западу от Псела. Именно обладание им позволяло вновь нанести удар в юго-западном направлении, во фланг и тыл врагу. Но это, видимо, понимали и гитлеровцы. А потому они уже утром 7 сентября предприняли сильную контратаку, которая едва не лишила нас значительной части плацдарма. Он, как я уже отметил, включал и небольшую полоску земли, захваченную нами на западном берегу р. Грунь. С нее прежде всего и попытались гитлеровцы отбросить нас, рассчитывая тем самым затруднить или даже остановить дальнейшее наступление 40-й армии.
Начали они с 15-минутного артиллерийского налета и одновременного авиационного удара, обрушив их на позиции одной из частей 237-й стрелковой дивизии. Затем в контратаку было брошено на этот же участок до двух полков пехоты, поддерживаемых самоходной артиллерией, и до 30 танков.
Враг наносил удар из района Васильевки вдоль западного берега р. Грунь, стремясь отрезать от него и уничтожить подразделения 237-й стрелковой дивизии.
Своей цели гитлеровцы не достигли. Правда, им удалось ценою значительных потерь отбросить наши части на восточный берег Груни и занять расположенную на западном берегу половину дер. Капустинцы и с. Вел. Лука.
Но ненадолго. Несколько часов спустя части 237-й, а также подоспевшей 42-й гвардейской стрелковых дивизий восстановили положение. Под прикрытием артиллерийского огня они переправились на западный берег реки и очистили его от противника. Район, необходимый нам в качестве исходной позиции для намечаемого удара, вновь был в наших руках.
Таким образом, 42-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которой тогда командовал генерал-майор Ф. А. Бобров, пришлись с ходу ввести в бой. Зато теперь она находилась уже на западном берегу р. Грунь, откуда ей предстояло наступать в составе 52-го стрелкового корпуса дальше на запад и юго-запад.
Тем временем окончился короткий сентябрьский день. Вечером, как обещал Н. Ф. Ватутин, мы получили директиву фронта{68}, и я смог ознакомиться с задачами, поставленными войскам Воронежского фронта в целом.
Задачи ставились на период до 12 сентября включительно. К этому сроку войскам фронта предстояло достичь рубежа, идущего от с. Галка через Рожицы, Долгополовку, Коржи, Юменевку и Мазоник (38-я армия), Масонив, Русановку, Краснознаменское и Крутьки (40-я армия) до дер. Млыны (47-я армия) и оттуда до Вел. Сорочинцев (52-я армия), далее к Шишакам (27-я армия), Михайловке (4-я гвардейская армия) и, наконец, к району Рублевки (6-я гвардейская армия) стыку со Степным фронтом.
Эта линия, начинавшаяся в районе г. Ромны, овладеть которым было приказано 38-й армии, заметно выдвигалась к западу в полосе 40-й армии, а еще южнее все более круто уходила на восток. Таким образом, 40-й армии предстояло не только действовать на острие клина, но и в соответствии с замыслом Н. Ф. Ватутина нанести удар во фланг всей группировке, противостоявшей центру и левому крылу Воронежского фронта.
С большим удовлетворением узнал я из содержания директивы, что одновременно с нашим фланговым ударом мощное давление с фронта окажут на эту вражескую группировку 47-я и 52-я армии. Первой из них приказывалось уничтожить противника в районе г. Гадяч, второй - в районе г. Зеньков. Обе армии должны были при этом выйти на р. Псел к тому моменту, когда 40-я армия, продвигаясь дальше на юго-запад, достигнет уже р. Хорол. Слева от 52-й армии действовала 27-я. Ей предписывалось также продвинуться к Пселу. Еще левее, в районе, расположенном к северо-западу и северо-востоку от Полтавы, должны были наступать 4-я и 6-я гвардейские армии.
Так как мы еще накануне, сразу же после убытия командующего фронтом, начали подготовку к наступлению, то теперь предстояло быстро завершить ее в соответствии с принятым мною решением. Оно предусматривало нанесение главного удара на правом фланге силами 52-го стрелкового, 2-го и 6-го танковых корпусов. Первый из них должен был наступать четырьмя дивизиями. Для нанесения вспомогательного удара, который, согласно этому же решению, наносился в центре армейской полосы, одну стрелковую дивизию выделял 47-й стрелковый корпус. Основным же его силам предстояло перейти в наступление несколько позднее.
Такое решение позволяло максимально сократить объем подготовительных мероприятий. Особенно важно было то, что мы могли обойтись без перегруппировки стрелковых дивизий и средств усиления, которая потребовала бы прежде всего немалого времени. А его у нас было совсем немного: с момента получения директивы фронта до начала наступления оставались один день и две ночи. Кроме того, любая более или менее значительная перегруппировка могла привлечь внимание противника и лишить нас возможности нанести внезапный удар.
Правда, предстояло вое же Перегруппировать с левого на правый фланг 2-й танковый корпус. Но, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Дело в том, что боевых машин в строю у этого корпуса было тогда немного. Ведь его отважные воины во
главе с командиром генерал-майором танковых войск А. Ф. Поповым уже больше месяца почти не выходили из боя. Так что подняться с места им было нетрудно. Да и расстояние, которое корпусу теперь предстояло преодолеть, было невелико.
Все это вместе взятое внушало уверенность в том, что корпус быстро выйдет на исходные позиции для наступления. Что же касается его незначительных сил, то именно это учитывал командующий фронтом, принимая решение о передаче нам 6-го танкового корпуса под командованием генерал-лейтенанта танковых войск А. Л. Гетмана.
- У Гетмана тоже не густо, - заметил тогда Н. Ф. Ватутин, - но вместе с Поповым это уже будет сила - почти сотня танков.
Андрея Лаврентьевича Гетмана, тогда генерал-лейтенанта танковых войск, я хорошо знал как опытного боевого командира. Его корпус уже в то время имел заслуженную славу. Он, как и 2-й танковый, длительное время вел непрерывные бои, прошел сквозь жестокий огонь Курской битвы, а в дальнейшем, во время наступления наших войск, участвовал в отражении сильного контрудара противника в районе Ахтырки.
К 5 сентября, когда 6-й танковый корпус был передан в мое подчинение, его материальная часть состояла из 20 танков Т-34 и 32 танков Т-70. Действительно, не густо. Но у меня не было сомнений в том, что и в таком составе корпус генерала А. Л. Гетмана мог в немалой степени содействовать выполнению задачи, поставленной 40-й армии.
И я не ошибся.
Кстати замечу, что к моменту передачи нам 6-го танкового корпуса он по приказу командующего фронтом уже сосредоточился в районе Лебедина. Так что ему оставалось лишь подготовиться к совместным наступательным действиям с 52-м стрелковым и 2-м танковым корпусами.
Штабы и войска армии закончили подготовку к исходу 8 сентября. Важную роль в быстром и успешном ее завершении, как всегда, сыграли работники штаба армии во главе с генерал-майором А. Г. Батюней. Хотя они еще до получения директивы фронта успели проделать большую предварительную работу, им пришлось основательно потрудиться и в ночь на 8 сентября, и в последующие сутки.
Один из результатов нашей подготовительной работы состоял в том, что мы нашли возможность наступать более высокими темпами по сравнению с предусмотренными в директиве фронта. Согласно этому расчету, представленному нами Н. Ф. Ватутину и утвержденному им, войска армии должны были выйти с боями на указанный нам рубеж к исходу 11 сентября - на сутки раньше установленного срока{69}. Это объяснялось тем, что танковые и моторизованные дивизии из полосы нашей армии враг оттянул к центру Воронежского фронта, где он намеревался нанести удар.
Возобновив наступление 9 сентября и взаимодействуя с войсками 38-й армии, правофланговые соединения 40-й армии к исходу третьего дня не только выполнили поставленную задачу, но и продвинулись на 20 км западнее указанного им рубежа. Мы с ходу форсировали р. Хорол и стремительно продвигались к р. Сула.
Наступление правофланговых войск 40-й армии способствовало переменам и в полосе 47-го стрелкового корпуса. Удары 52-го стрелкового, 2-го и 6-го танковых корпусов, наносимые в юго-западном направлении, в первые же дни наступления привели к свертыванию вражеской обороны и перед левым флангом армии. В связи с этим, а также с переходом в наступление 47-й армии настало время активно действовать и левофланговому 47-му стрелковому корпусу. Выполняя приказ, его соединения нанесли тяжелое поражение 10-й моторизованной дивизии противника и к 13 сентября продвинулись на 14 км. При этом они освободили до 50 населенных пунктов, в том числе - во взаимодействии с частями 47-й армии г. Гадяч.
Важнейший же итог нашего удара по врагу в эти дни состоял в том, что мы разорвали фронт его 4-й танковой армии в междуречье Псела и Хорола. Забегая вперед, отмечу, что ее войскам, рассеченным на две изолированные группы, так и не удалось вновь соединиться в ходе их дальнейшего отступления вплоть до Днепра. Но и там, даже после того как остатки этих групп переправились на западный берег, они оказались настолько оторванными одна от другой, что Манштейну пришлось передать, например, 24-й танковый корпус из 4-й танковой армии в состав действовавшей южнее 8-й армии.
В то же время сопротивление противника, отступавшего с боями и цеплявшегося за каждый мало-мальски выгодный рубеж, не только не ослабевало под ударами наших войск, но, напротив, все более возрастало. Это объяснялось тем, что противостоявшие нам войска непрерывно усиливались за счет переброски подкреплений с соседних участков.
Так было и после взятия Лохвицы. В полосе 40-й армии и до этого оборонялась значительная группировка. В составе ее были четыре пехотные дивизии - 88, 57, 255 и 112-я, имевшие к тому же по 30-40 танков каждая. Теперь же вражеское командование, обеспокоенное глубоким проникновением 40-й армии в юго-западном направлении, выдвинуло против нашего правого фланга 11-ю танковую дивизию и моторизованную дивизию "Великая Германия", ранее предназначавшиеся для нанесения флангового удара из района г. Гадяч по войскам 47-й и 52-й армий. Таким образом, оно было вынуждено отказаться от осуществления намеченного контрудара, чего мы и добивались.
Угроза была ликвидирована. Все армии фронта перешли в наступление.
Провал замысла противника вновь подтвердил, что прошли времена, когда немецко-фашистское командование могло уверенно планировать действия своих войск. Теперь война велась по планам советского командования, и гитлеровцам, хотя они и обладали еще немалыми силами, приходилось думать уже о том, как бы спастись от надвигавшегося разгрома.
Мы не сидели сложа руки. Оценив обстановку, открывавшую возможности дальнейшего развития успеха, командование армии с согласия фронта отдало приказ продолжать наступление. И уже 13 сентября наши правофланговые войска на широком фронте форсировали р. Суду и освободили г. Лохвица.
При этом отличились части 309-й стрелковой дивизии генерал-майора Д. Ф. Дремина, в особенности 957-й стрелковый полк подполковника Г. М. Шевченко. Он первым с ходу форсировал Сулу в районе дер. Лука и, заняв рубеж Яхинки, Дирекивщина, перерезал таким образом дороги, ведущие из Лохвицы на север и северо-запад. Удачно маневрируя, подразделения 957-го стрелкового полка начали заходить в тыл вражескому гарнизону и отвлекли на себя его внимание.
Этим умело воспользовался командир первого батальона 955-го стрелкового полка капитан Д. П. Потылицын. Дружно ринувшись в атаку, его роты одновременно захватили вое три моста через Сулу в районе города. Противник, не успевший их взорвать, попытался отбросить наших воинов за реку. Но батальон капитана Потылицына стойко отбивал атаки гитлеровцев и удержал мосты до подхода главных сил дивизии.
Вскоре бой шел уже на западной и юго-западной окраинах города. К исходу дня вражеский гарнизон был разгромлен. Его остатки бежали в юго-западном направлении. В г. Лохвице наши части захватили большие трофеи.
Эти подробности боя за Лохвицу приведены мною не случайно. Они очень характерны для действий войск 40-й армии в период очищения Левобережной Украины от гитлеровцев. Наши солдаты под командой своих офицеров действовали стремительно, умело используя боевой опыт, накопленный в предшествующих боях.
Приведенные примеры свидетельствуют также о том, что огромный наступательный порыв наших войск проявился не просто в продвижении вперед с выталкиванием гитлеровцев с занимаемой ими территории. Нет, он вылился в искусный маневр значительных войсковых масс, который позволил им в ходе своего наступления перемалывать силы врага.
Отступая, немецко-фашистские войска превращали территорию Левобережной Украины в выжженную пустыню. Разрушали города и села, железные дороги, мосты и шоссейные дороги. Взрывали сотни заводов и фабрик. Поголовно угоняли все взрослое население в фашистское рабство. Противник в яростной злобе пытался после своего ухода ничего те оставить для наших войск, рассчитывая этим остановить наше наступление.
Следы фашистских зверств были на всем нашем пути к Днепру.
Не забыть то, что мы увидели, например, после освобождения Гадяча. Там, на Замковой улице, в здании агрошколы немецко-фашистское командование устроило застенок, в котором гитлеровские палачи ежедневно умерщвляли десятки ни в чем не повинных наших людей. Кто попадал в этот лагерь, живым не возвращался. На стене камеры No 20 с болью в сердцах читали мы надпись, оставленную пленным советским солдатом Сандро Чатурия: "Опять били, бьют без конца, сил нет больше. Я чувствую, как я умираю. Я никогда не думал, что можно сердцем ощущать приближение смерти. Ну, вот и конец. Прощайте, товарищи. Сандро не подвел вас и никого не выдал".
Ногтями выковыривали узники слова гнева и ненависти к врагу. "К вам, мать и сестра, обращаюсь я, - писал Василий Степанов, колхозник из села Касимово Рязанской области. - Пока вы живы, мстите немцам. Я погибаю". Рядом другая запись: "Кажется, очередь доходит и до меня. Ну, да. Идут - расстрел"{70}
Десятки таких надписей на разных языках. То был зовущий к отмщению крик сердец замученных фашистскими палачами людей.
Невиданные зверства учинили гитлеровцы в населенном пункте Чернухи. За два года своего господства они сожгли 200 домов, угнали на каторжные работы 500 человек, расстреляли 700 мирных граждан и, надругавшись над их трупами, сбросили в общую яму.
Все это усиливало в наших солдатах и офицерах жгучую ненависть к фашистским захватчикам, укрепляло волю к разгрому врага. И каждый из нас стремился сделать все для быстрейшего изгнания захватчиков с родной земли. Очередным шагом к тому должен был стать наш выход к Днепру.
Знакомясь с результатами разбоя гестаповцев над советскими людьми, я вспомнил одно из многих писем, попавших к нам вместе с трофеями. Вот его содержание: "Сегодня мы изрядно выпили, - писал солдат немецко-фашистской армии своей жене. - Солдатская жизнь опасна и горька. Одно утешение - в вине. Выпив, развеселились, - наплевать на все. Разговор зашел о наших предках древних германцах. Роберт сказал, что они считали за честь пить кровь побежденного врага. Я ответил: а разве мы не такие? И мы должны пить кровь русских. А выпил бы? - спросил Роберт. - И выпил бы. - Ребята начали подзадоривать. Я был пьян. Побежал в сарай, вывел пленного русского солдата, самого молодого, какой там был, и приколол его, как барана. Я подставил к груди стакан от фляги, наполнил его и выпил одним махом. Было тошно, но я сдержался, чтобы убедить всех, что это даже приятно. Другие солдаты тоже начали выводить пленных, прикалывали их и пили кровь"{71}.
То письмо тогда потрясло меня. Не меньшее впечатление произвели и застенки Гадяча. Со стен и пола камер пыток звучал призыв: не медли, отомсти!
Глава IV. Днепровская эпопея
I
Устранение угрозы центру Воронежского фронта у Гадяча не означало, однако, что мы уже сломили сопротивление противника на пути к цели - Днепру. Враг продолжал поспешно накапливать здесь силы для того, чтобы вновь попытаться остановить наши наступающие войска.
На этот раз все более опасным становилось положение 40-й армии. Прорвавшись к г. Лохвица, мы опять оказались значительно западнее своих соседей - 38-й армии справа и 47-й и 52-й армий слева.
При этом левофланговые дивизии 38-й армии, которые взаимодействовали с нашим 52-м стрелковым корпусом, после форсирования Суды на участке Перекоповка - Новая Гребля были остановлены противником на рубеже Глинск, Ярошевка. Рубеж, достигнутый 47-й армией, был еще восточное. Ее правофланговые соединения, действуя совместно с 47-м стрелковым корпусом, форсировали р. Хорол и вышли на линию населенных пунктов Березовая Лука, Рашевка, Лысовка.
На левом же фланге ее войска встретили упорное сопротивление частей 57-й и 255-й пехотных дивизий и успели лишь форсировать р. Псел.
Из всего этого видно, что войска правого крыла и центра Воронежского фронта продолжали продвигаться на юго-запад уступом, как бы вгоняя в оборону противника огромный клин. И опять на острие клина была 40-я армия. Ее командованию, естественно, нужно было особенно тщательно оберегать свои фланги и неослабно следить за обстановкой у соседей. Тем более, что нам, как уже отмечено, приходилось испытывать возрастающее сопротивление гитлеровцев, что всегда сопутствовало подготовке противника к нанесению контрудара.
Это было известно нам по опыту. Однако мы не знали, где будет нанесен контрудар и какими силами. Между тем через несколько часов, утром 14 сентября, нам предстояло возобновить наступление. Следовательно, в то время как мы начнем продвигаться вперед, затаившийся где-то враг попытается нанести нам удар в спину.
Этот план возник вечером 6 сентября после моего доклада командующему фронтом о выполнении 40-й армией поставленной ей задачи. Выслушав, Николай Федорович немного помолчал, видимо, обдумывая решение, потом быстрыми и точными движениями набросал на лежавшей перед ним карте направление следующего удара 40-й армии.
Мы находились у меня на КП. Н. Ф. Ватутин, обычно проводивший много времени в войсках, в последнее время особенно часто бывал у нас в 40-й армии.
- Говорят: где успех, туда и начальство едет, - заметил он однажды с улыбкой. - Доля правды в этом, конечно, есть. Надо же посмотреть, можно ли развить успех...
Командование армии, всегда стремившееся к развитию успеха, неизменно встречало поддержку со стороны Николая Федоровича. Много раз он и сам указывал нам на новые возможности, открывавшиеся в ходе наступления 40-й армии.
Более того, еще в августе, когда войска 40-й армии, действуя на правом крыле фронта, начали успешно продвигаться на Юго-Запад, в обход всей группировки противника, Николай Федорович увидел в этом ключ к решению задач фронтовой наступательной операции в целом. И в то время, как армии центра и левого крыла перемалывали брошенные против них вражеские резервы, Н. Ф. Ватутин начал усиливать 40-ю армию, с тем чтобы воздействовать на противника угрозой его флангу и тылу.
Уже на второй день наступления он передал в мое подчинение еще один танковый корпус - 10-й под командованием генерал-майора танковых войск В. М. Алексеева и возвратил нам 309-ю стрелковую дивизию полковника Д. Ф. Дремина. Потом из состава 47-й армии прибыла 29-я стрелковая дивизия полковника Н. М. Ивановского. 40-й армии были тогда же приданы мощные средства усиления пушечная и истребительно-противотанковая бригады, два гаубичных, два истребительно-противотанковых и два гвардейских минометных полка.
Конечно, усиление 40-й армии было лишь частью мероприятий, проводившихся в соответствии с замыслом командующего фронтом. Ведь одновременно вводились в сражение и резервы, выделяемые Ставкой Верховного Главнокомандования. То были сначала 4-я гвардейская, потом 47-я и, наконец, 52-я армии. Они нанесли немалые потери врагу, громя противостоящие войска.
Действия 40-й армии, однако, имели одну важную особенность: ее участок стал как бы эпицентром событий на Воронежском фронте. И произошло это не только вследствие смелых и решительных действий войск 40-й армии. Огромную роль сыграло полководческое искусство Н. Ф. Ватутина, сумевшего не только увидеть, но и эффективно реализовать возникшие тогда новые возможности. Без этого первоначальный успех 40-й армии не получил бы столь широкого развития.
Напомню, как это было.
Началось с того, что еще в первой половине августа, когда наступление главных сил Воронежского фронта было остановлено противником, действовавшая правее 40-я армия сломила сопротивление врага на своем участке. Командование группы армий "Юг" усмотрело в этом угрозу обхода своей ахтырской группировки. В результате противостоявшие 40-й армии войска получили крупные подкрепления и предприняли сильные контратаки, о которых я уже рассказывал.
Что могли мы им противопоставить? Ведь 40-я армия в первые дни контрнаступления Воронежского фронта имела незначительные силы, не соответствовавшие поставленной ей задаче. Одних их было мало не только для того, чтобы угрожать флангу ахтырской группировки противника, но и для того, чтобы удержать захваченный рубеж в условиях усиливающихся вражеских контратак.
Но изменение обстановки в полосе 40-й армии не укрылось и от внимания советского командования. Я не знаю, кому об этом изменении доложили раньше Ватутину или Манштейну, зато мне хорошо известно, что командующий Воронежским фронтом опередил командующего группой армий "Юг" в переброске войск к северу. По той же причине и в дальнейшем неоднократные попытки противника создать перевес сил и отбросить войска 40-й армии не имели успеха.
Итак, Николай Федорович хорошо понимал, что в создавшейся ситуации 40-я армия при наличии достаточных сил и средств могла содействовать быстрейшему поражению противника в полосе Воронежского фронта. И продолжал усиливать ее, ставя соответственно все более важные задачи.
Войска 40-й армии оправдали надежды командующего фронтом. Примеры тому прорыв к Пселу и последовавший за ним удар вдоль реки к району Гадяча. В результате этих стремительных бросков на юго-запад была создана угроза флангу и тылам врага. Она в сочетании с усилившимся натиском 47-й и 52-й армий привела к срыву подготовлявшегося гитлеровцами контрудара и вынужденному отводу вражеских войск.
Этим не были исчерпаны возможности нанесения 40-й армией особенно чувствительных ударов по врагу. Напротив, они возросли после того, как войска нашей армии, наступая теперь на самом острие ударного клина Воронежского фронта, вновь прорвали оборону противника, на этот раз на рубеже р. Псел. Форсировав реку и захватив на ее правом берегу довольно значительный плацдарм, мы опять оказались в состоянии нанести удар во фланг противнику.
Именно этого и требовал теперь командующий фронтом.
- Ясно? - спросил он, все еще не выпуская из рук карандаш, которым только что наметил на карте направление предстоящего удара 40-й армии.
Все было ясно. Но, пожалуй, не мешало бы усилить правофланговый 52-й стрелковый корпус, которому предстояло выполнить самую трудную часть задачи. Да и соседям слева - 47-й и 52-й армиям следовало бы одновременно с нами предпринять активные действия. Наконец, нам требовались хотя бы сутки на подготовку...
- Само собой разумеется, - сказал в ответ на эти рассуждения командующий фронтом. - В директиве все уточним, вы получите ее завтра к вечеру. Пока могу сообщить, что усиливаю 40-ю армию 42-й гвардейской и 29-й стрелковыми дивизиями, 6-м танковым корпусом. Полагаю, дивизии прибудут к вам завтра, 7-го, корпус - 8-го. Ну, а удар вы нанесете...
Ватутин выжидающе взглянул на меня, и я счел это приглашением высказать свои соображения о сроках начала наступления.
- Девятого, - сказал я.
- Девятого утром, - уточнил Николай Федорович и, поставив эту дату на карте, положил карандаш, даже отодвинул его от себя, как бы подчеркивая, что все решено.
Здесь потому так подробно рассказано об этом разговоре, что некоторые его детали отчасти характеризуют полководческий стиль Николая Федоровича Ватутина. Свои решения он принимал быстро, однако умел тщательно их взвесить, учтя соображения и предложения тех, кому надлежало выполнять его приказы. Если же видел, что требовалась помощь, то никогда не заставлял просить о ней дважды.
V
Проводив Николая Федоровича, я собрал Военный совет и ознакомил его с решением командующего фронтом. Тут же договорились о необходимых мероприятиях. Нужно отметить, что члены Военного совета К. В. Крайнюков и А. А. Епишев принимали активное участие в обсуждении и решениях. Они часто были вместе со мной в войсках и всегда были в курсе всех событий на фронте армии. С этого момента по существу мы и начали готовиться к выполнению новой задачи.
Не все, конечно, шло так, как нам хотелось. Например, было очень важно сохранить и по возможности расширить наш плацдарм к западу от Псела. Именно обладание им позволяло вновь нанести удар в юго-западном направлении, во фланг и тыл врагу. Но это, видимо, понимали и гитлеровцы. А потому они уже утром 7 сентября предприняли сильную контратаку, которая едва не лишила нас значительной части плацдарма. Он, как я уже отметил, включал и небольшую полоску земли, захваченную нами на западном берегу р. Грунь. С нее прежде всего и попытались гитлеровцы отбросить нас, рассчитывая тем самым затруднить или даже остановить дальнейшее наступление 40-й армии.
Начали они с 15-минутного артиллерийского налета и одновременного авиационного удара, обрушив их на позиции одной из частей 237-й стрелковой дивизии. Затем в контратаку было брошено на этот же участок до двух полков пехоты, поддерживаемых самоходной артиллерией, и до 30 танков.
Враг наносил удар из района Васильевки вдоль западного берега р. Грунь, стремясь отрезать от него и уничтожить подразделения 237-й стрелковой дивизии.
Своей цели гитлеровцы не достигли. Правда, им удалось ценою значительных потерь отбросить наши части на восточный берег Груни и занять расположенную на западном берегу половину дер. Капустинцы и с. Вел. Лука.
Но ненадолго. Несколько часов спустя части 237-й, а также подоспевшей 42-й гвардейской стрелковых дивизий восстановили положение. Под прикрытием артиллерийского огня они переправились на западный берег реки и очистили его от противника. Район, необходимый нам в качестве исходной позиции для намечаемого удара, вновь был в наших руках.
Таким образом, 42-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которой тогда командовал генерал-майор Ф. А. Бобров, пришлись с ходу ввести в бой. Зато теперь она находилась уже на западном берегу р. Грунь, откуда ей предстояло наступать в составе 52-го стрелкового корпуса дальше на запад и юго-запад.
Тем временем окончился короткий сентябрьский день. Вечером, как обещал Н. Ф. Ватутин, мы получили директиву фронта{68}, и я смог ознакомиться с задачами, поставленными войскам Воронежского фронта в целом.
Задачи ставились на период до 12 сентября включительно. К этому сроку войскам фронта предстояло достичь рубежа, идущего от с. Галка через Рожицы, Долгополовку, Коржи, Юменевку и Мазоник (38-я армия), Масонив, Русановку, Краснознаменское и Крутьки (40-я армия) до дер. Млыны (47-я армия) и оттуда до Вел. Сорочинцев (52-я армия), далее к Шишакам (27-я армия), Михайловке (4-я гвардейская армия) и, наконец, к району Рублевки (6-я гвардейская армия) стыку со Степным фронтом.
Эта линия, начинавшаяся в районе г. Ромны, овладеть которым было приказано 38-й армии, заметно выдвигалась к западу в полосе 40-й армии, а еще южнее все более круто уходила на восток. Таким образом, 40-й армии предстояло не только действовать на острие клина, но и в соответствии с замыслом Н. Ф. Ватутина нанести удар во фланг всей группировке, противостоявшей центру и левому крылу Воронежского фронта.
С большим удовлетворением узнал я из содержания директивы, что одновременно с нашим фланговым ударом мощное давление с фронта окажут на эту вражескую группировку 47-я и 52-я армии. Первой из них приказывалось уничтожить противника в районе г. Гадяч, второй - в районе г. Зеньков. Обе армии должны были при этом выйти на р. Псел к тому моменту, когда 40-я армия, продвигаясь дальше на юго-запад, достигнет уже р. Хорол. Слева от 52-й армии действовала 27-я. Ей предписывалось также продвинуться к Пселу. Еще левее, в районе, расположенном к северо-западу и северо-востоку от Полтавы, должны были наступать 4-я и 6-я гвардейские армии.
Так как мы еще накануне, сразу же после убытия командующего фронтом, начали подготовку к наступлению, то теперь предстояло быстро завершить ее в соответствии с принятым мною решением. Оно предусматривало нанесение главного удара на правом фланге силами 52-го стрелкового, 2-го и 6-го танковых корпусов. Первый из них должен был наступать четырьмя дивизиями. Для нанесения вспомогательного удара, который, согласно этому же решению, наносился в центре армейской полосы, одну стрелковую дивизию выделял 47-й стрелковый корпус. Основным же его силам предстояло перейти в наступление несколько позднее.
Такое решение позволяло максимально сократить объем подготовительных мероприятий. Особенно важно было то, что мы могли обойтись без перегруппировки стрелковых дивизий и средств усиления, которая потребовала бы прежде всего немалого времени. А его у нас было совсем немного: с момента получения директивы фронта до начала наступления оставались один день и две ночи. Кроме того, любая более или менее значительная перегруппировка могла привлечь внимание противника и лишить нас возможности нанести внезапный удар.
Правда, предстояло вое же Перегруппировать с левого на правый фланг 2-й танковый корпус. Но, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Дело в том, что боевых машин в строю у этого корпуса было тогда немного. Ведь его отважные воины во
главе с командиром генерал-майором танковых войск А. Ф. Поповым уже больше месяца почти не выходили из боя. Так что подняться с места им было нетрудно. Да и расстояние, которое корпусу теперь предстояло преодолеть, было невелико.
Все это вместе взятое внушало уверенность в том, что корпус быстро выйдет на исходные позиции для наступления. Что же касается его незначительных сил, то именно это учитывал командующий фронтом, принимая решение о передаче нам 6-го танкового корпуса под командованием генерал-лейтенанта танковых войск А. Л. Гетмана.
- У Гетмана тоже не густо, - заметил тогда Н. Ф. Ватутин, - но вместе с Поповым это уже будет сила - почти сотня танков.
Андрея Лаврентьевича Гетмана, тогда генерал-лейтенанта танковых войск, я хорошо знал как опытного боевого командира. Его корпус уже в то время имел заслуженную славу. Он, как и 2-й танковый, длительное время вел непрерывные бои, прошел сквозь жестокий огонь Курской битвы, а в дальнейшем, во время наступления наших войск, участвовал в отражении сильного контрудара противника в районе Ахтырки.
К 5 сентября, когда 6-й танковый корпус был передан в мое подчинение, его материальная часть состояла из 20 танков Т-34 и 32 танков Т-70. Действительно, не густо. Но у меня не было сомнений в том, что и в таком составе корпус генерала А. Л. Гетмана мог в немалой степени содействовать выполнению задачи, поставленной 40-й армии.
И я не ошибся.
Кстати замечу, что к моменту передачи нам 6-го танкового корпуса он по приказу командующего фронтом уже сосредоточился в районе Лебедина. Так что ему оставалось лишь подготовиться к совместным наступательным действиям с 52-м стрелковым и 2-м танковым корпусами.
Штабы и войска армии закончили подготовку к исходу 8 сентября. Важную роль в быстром и успешном ее завершении, как всегда, сыграли работники штаба армии во главе с генерал-майором А. Г. Батюней. Хотя они еще до получения директивы фронта успели проделать большую предварительную работу, им пришлось основательно потрудиться и в ночь на 8 сентября, и в последующие сутки.
Один из результатов нашей подготовительной работы состоял в том, что мы нашли возможность наступать более высокими темпами по сравнению с предусмотренными в директиве фронта. Согласно этому расчету, представленному нами Н. Ф. Ватутину и утвержденному им, войска армии должны были выйти с боями на указанный нам рубеж к исходу 11 сентября - на сутки раньше установленного срока{69}. Это объяснялось тем, что танковые и моторизованные дивизии из полосы нашей армии враг оттянул к центру Воронежского фронта, где он намеревался нанести удар.
Возобновив наступление 9 сентября и взаимодействуя с войсками 38-й армии, правофланговые соединения 40-й армии к исходу третьего дня не только выполнили поставленную задачу, но и продвинулись на 20 км западнее указанного им рубежа. Мы с ходу форсировали р. Хорол и стремительно продвигались к р. Сула.
Наступление правофланговых войск 40-й армии способствовало переменам и в полосе 47-го стрелкового корпуса. Удары 52-го стрелкового, 2-го и 6-го танковых корпусов, наносимые в юго-западном направлении, в первые же дни наступления привели к свертыванию вражеской обороны и перед левым флангом армии. В связи с этим, а также с переходом в наступление 47-й армии настало время активно действовать и левофланговому 47-му стрелковому корпусу. Выполняя приказ, его соединения нанесли тяжелое поражение 10-й моторизованной дивизии противника и к 13 сентября продвинулись на 14 км. При этом они освободили до 50 населенных пунктов, в том числе - во взаимодействии с частями 47-й армии г. Гадяч.
Важнейший же итог нашего удара по врагу в эти дни состоял в том, что мы разорвали фронт его 4-й танковой армии в междуречье Псела и Хорола. Забегая вперед, отмечу, что ее войскам, рассеченным на две изолированные группы, так и не удалось вновь соединиться в ходе их дальнейшего отступления вплоть до Днепра. Но и там, даже после того как остатки этих групп переправились на западный берег, они оказались настолько оторванными одна от другой, что Манштейну пришлось передать, например, 24-й танковый корпус из 4-й танковой армии в состав действовавшей южнее 8-й армии.
В то же время сопротивление противника, отступавшего с боями и цеплявшегося за каждый мало-мальски выгодный рубеж, не только не ослабевало под ударами наших войск, но, напротив, все более возрастало. Это объяснялось тем, что противостоявшие нам войска непрерывно усиливались за счет переброски подкреплений с соседних участков.
Так было и после взятия Лохвицы. В полосе 40-й армии и до этого оборонялась значительная группировка. В составе ее были четыре пехотные дивизии - 88, 57, 255 и 112-я, имевшие к тому же по 30-40 танков каждая. Теперь же вражеское командование, обеспокоенное глубоким проникновением 40-й армии в юго-западном направлении, выдвинуло против нашего правого фланга 11-ю танковую дивизию и моторизованную дивизию "Великая Германия", ранее предназначавшиеся для нанесения флангового удара из района г. Гадяч по войскам 47-й и 52-й армий. Таким образом, оно было вынуждено отказаться от осуществления намеченного контрудара, чего мы и добивались.
Угроза была ликвидирована. Все армии фронта перешли в наступление.
Провал замысла противника вновь подтвердил, что прошли времена, когда немецко-фашистское командование могло уверенно планировать действия своих войск. Теперь война велась по планам советского командования, и гитлеровцам, хотя они и обладали еще немалыми силами, приходилось думать уже о том, как бы спастись от надвигавшегося разгрома.
Мы не сидели сложа руки. Оценив обстановку, открывавшую возможности дальнейшего развития успеха, командование армии с согласия фронта отдало приказ продолжать наступление. И уже 13 сентября наши правофланговые войска на широком фронте форсировали р. Суду и освободили г. Лохвица.
При этом отличились части 309-й стрелковой дивизии генерал-майора Д. Ф. Дремина, в особенности 957-й стрелковый полк подполковника Г. М. Шевченко. Он первым с ходу форсировал Сулу в районе дер. Лука и, заняв рубеж Яхинки, Дирекивщина, перерезал таким образом дороги, ведущие из Лохвицы на север и северо-запад. Удачно маневрируя, подразделения 957-го стрелкового полка начали заходить в тыл вражескому гарнизону и отвлекли на себя его внимание.
Этим умело воспользовался командир первого батальона 955-го стрелкового полка капитан Д. П. Потылицын. Дружно ринувшись в атаку, его роты одновременно захватили вое три моста через Сулу в районе города. Противник, не успевший их взорвать, попытался отбросить наших воинов за реку. Но батальон капитана Потылицына стойко отбивал атаки гитлеровцев и удержал мосты до подхода главных сил дивизии.
Вскоре бой шел уже на западной и юго-западной окраинах города. К исходу дня вражеский гарнизон был разгромлен. Его остатки бежали в юго-западном направлении. В г. Лохвице наши части захватили большие трофеи.
Эти подробности боя за Лохвицу приведены мною не случайно. Они очень характерны для действий войск 40-й армии в период очищения Левобережной Украины от гитлеровцев. Наши солдаты под командой своих офицеров действовали стремительно, умело используя боевой опыт, накопленный в предшествующих боях.
Приведенные примеры свидетельствуют также о том, что огромный наступательный порыв наших войск проявился не просто в продвижении вперед с выталкиванием гитлеровцев с занимаемой ими территории. Нет, он вылился в искусный маневр значительных войсковых масс, который позволил им в ходе своего наступления перемалывать силы врага.
Отступая, немецко-фашистские войска превращали территорию Левобережной Украины в выжженную пустыню. Разрушали города и села, железные дороги, мосты и шоссейные дороги. Взрывали сотни заводов и фабрик. Поголовно угоняли все взрослое население в фашистское рабство. Противник в яростной злобе пытался после своего ухода ничего те оставить для наших войск, рассчитывая этим остановить наше наступление.
Следы фашистских зверств были на всем нашем пути к Днепру.
Не забыть то, что мы увидели, например, после освобождения Гадяча. Там, на Замковой улице, в здании агрошколы немецко-фашистское командование устроило застенок, в котором гитлеровские палачи ежедневно умерщвляли десятки ни в чем не повинных наших людей. Кто попадал в этот лагерь, живым не возвращался. На стене камеры No 20 с болью в сердцах читали мы надпись, оставленную пленным советским солдатом Сандро Чатурия: "Опять били, бьют без конца, сил нет больше. Я чувствую, как я умираю. Я никогда не думал, что можно сердцем ощущать приближение смерти. Ну, вот и конец. Прощайте, товарищи. Сандро не подвел вас и никого не выдал".
Ногтями выковыривали узники слова гнева и ненависти к врагу. "К вам, мать и сестра, обращаюсь я, - писал Василий Степанов, колхозник из села Касимово Рязанской области. - Пока вы живы, мстите немцам. Я погибаю". Рядом другая запись: "Кажется, очередь доходит и до меня. Ну, да. Идут - расстрел"{70}
Десятки таких надписей на разных языках. То был зовущий к отмщению крик сердец замученных фашистскими палачами людей.
Невиданные зверства учинили гитлеровцы в населенном пункте Чернухи. За два года своего господства они сожгли 200 домов, угнали на каторжные работы 500 человек, расстреляли 700 мирных граждан и, надругавшись над их трупами, сбросили в общую яму.
Все это усиливало в наших солдатах и офицерах жгучую ненависть к фашистским захватчикам, укрепляло волю к разгрому врага. И каждый из нас стремился сделать все для быстрейшего изгнания захватчиков с родной земли. Очередным шагом к тому должен был стать наш выход к Днепру.
Знакомясь с результатами разбоя гестаповцев над советскими людьми, я вспомнил одно из многих писем, попавших к нам вместе с трофеями. Вот его содержание: "Сегодня мы изрядно выпили, - писал солдат немецко-фашистской армии своей жене. - Солдатская жизнь опасна и горька. Одно утешение - в вине. Выпив, развеселились, - наплевать на все. Разговор зашел о наших предках древних германцах. Роберт сказал, что они считали за честь пить кровь побежденного врага. Я ответил: а разве мы не такие? И мы должны пить кровь русских. А выпил бы? - спросил Роберт. - И выпил бы. - Ребята начали подзадоривать. Я был пьян. Побежал в сарай, вывел пленного русского солдата, самого молодого, какой там был, и приколол его, как барана. Я подставил к груди стакан от фляги, наполнил его и выпил одним махом. Было тошно, но я сдержался, чтобы убедить всех, что это даже приятно. Другие солдаты тоже начали выводить пленных, прикалывали их и пили кровь"{71}.
То письмо тогда потрясло меня. Не меньшее впечатление произвели и застенки Гадяча. Со стен и пола камер пыток звучал призыв: не медли, отомсти!
Глава IV. Днепровская эпопея
I
Устранение угрозы центру Воронежского фронта у Гадяча не означало, однако, что мы уже сломили сопротивление противника на пути к цели - Днепру. Враг продолжал поспешно накапливать здесь силы для того, чтобы вновь попытаться остановить наши наступающие войска.
На этот раз все более опасным становилось положение 40-й армии. Прорвавшись к г. Лохвица, мы опять оказались значительно западнее своих соседей - 38-й армии справа и 47-й и 52-й армий слева.
При этом левофланговые дивизии 38-й армии, которые взаимодействовали с нашим 52-м стрелковым корпусом, после форсирования Суды на участке Перекоповка - Новая Гребля были остановлены противником на рубеже Глинск, Ярошевка. Рубеж, достигнутый 47-й армией, был еще восточное. Ее правофланговые соединения, действуя совместно с 47-м стрелковым корпусом, форсировали р. Хорол и вышли на линию населенных пунктов Березовая Лука, Рашевка, Лысовка.
На левом же фланге ее войска встретили упорное сопротивление частей 57-й и 255-й пехотных дивизий и успели лишь форсировать р. Псел.
Из всего этого видно, что войска правого крыла и центра Воронежского фронта продолжали продвигаться на юго-запад уступом, как бы вгоняя в оборону противника огромный клин. И опять на острие клина была 40-я армия. Ее командованию, естественно, нужно было особенно тщательно оберегать свои фланги и неослабно следить за обстановкой у соседей. Тем более, что нам, как уже отмечено, приходилось испытывать возрастающее сопротивление гитлеровцев, что всегда сопутствовало подготовке противника к нанесению контрудара.
Это было известно нам по опыту. Однако мы не знали, где будет нанесен контрудар и какими силами. Между тем через несколько часов, утром 14 сентября, нам предстояло возобновить наступление. Следовательно, в то время как мы начнем продвигаться вперед, затаившийся где-то враг попытается нанести нам удар в спину.