Неизвестен Автор. На Северо-Западном фронте (Сборник)

   Поздно вечером 25 июня начальник штаба фронта приказал мне доложить о состоянии связи в запасных районах. Докладываю, что в районе Рокишкис узел связи и соединительные линии почти готовы, а во втором запасном районе, что восточнее Даугавпилса, практически ничего не сделано. Находящийся там полковник Сельков полевых средств не имеет, а за счет гражданских предприятий ему ничего не удалось сделать.
   - Готовьте связь в новом районе, завтра с раннего утра штаб перемещается в район Даугавпилса, - указал генерал Кленов.
   - Как в район Даугавпилса, ведь сначала намечалось перемещение в Рокишкис? - спросил я.
   - Нет, переход в Рокишкис отпадает, переходим в Даугавпилс и будем там к вечеру завтрашнего дня. Имейте в виду, что здесь связь снимать нельзя, так как оперативная группа, которая будет осуществлять управление во время перемещения штаба, остается на месте.
   Скажу откровенно, такое распоряжение меня ошеломило. Положение создалось крайне тяжелое. Не было ни средств, ни времени для подготовки связи штаба фронта из нового района. Кое-какие средства удалось демонтировать на узлах связи в Рокишкисе и Паневежисе, но все это были полумеры. В пашем распоряжении оказывались такие средства, с помощью которых можно было обеспечить связь для штаба дивизии, а отнюдь не для штаба фронта.
   С рассветом 26 июня штаб фронта огромной колонной, более сотни автомашин, выступил из леса восточнее Паневежиса на Крустпилс и далее на Даугавпилс. Вдруг в небе появился вражеский самолет-разведчик. Вскоре он привел шестерку бомбардировщиков. Одна, другая, третья ... посыпались фашистские бомбы на нашу колонну. Несколько машин было подбито. Некоторые машины охватило пламенем. Загрохотали зенитки. Движение колонн прекратилось. Люди побежали в сторону от дороги. Это был наглядный урок того, как нельзя перемещать крупные штабы во время войны. После этой бомбардировки я просил разрешения у начальника штаба ехать в Даугавпилс отдельно от колонны, мотивируя это необходимостью скорейшего прибытия в новый район, для руководства подготовкой связи. Разрешение было получено.
   Невеселая это была дорога на Даугавпилс. В голове одна мысль: как обеспечить связь штабу фронта при крайней ограниченности средств и времени? Надежды на то, что мой заместитель полковник Сельков при возникших трудностях успел что-либо сделать, откровенно говоря, у меня было мало. Единственное, на что можно было рассчитывать, это на использование гражданских средств Даугавпилсской конторы связи. Как бы в дополнение к этим тревожным мыслям приходилось наблюдать по дороге следы работы вражеской авиации, воронки, разрушенные линии связи, а не доезжая 10 - 15 км. до Даугавпилса, мы оказались свидетелями налета фашистских бомбардировщиков на наш аэродром, который находился в непосредственной близости к дороге.
   Может быть, в этой трагедии есть и наша вина - связистов, подумал тогда я, может быть, связь не обеспечила своевременную передачу сигналов оповещения о воздушной опасности. Получив во время информацию о воздушном противнике, наша авиация могла бы подняться в воздух, противодействовать противнику, а так она погибла бесславно на аэродроме.
   В Даугавпилс я приехал на несколько часов раньше штаба, так как ехал по более короткому маршруту и с большей скоростью. В намеченном для расположения штаба районе ничего в отношении связи не было сделано. Полковнику Селькову с группой удалось лишь развезти и размотать провода для соединительной линии.
   Действительно, вдоль дороги на земле было протянуто) несколько проводов, но ни одного столба для устройства линии не было не только установлено, но и вообще доставлено на трассу. При таком положении узел связи может быть готов не раньше чем через три-четыре дня, даже при достаточном количестве рабочей силы.
   Единственным выходом, как я и предполагал, было использование в качестве узла связи штаба телеграф Даугавпилсской конторы связи. В этой конторе оказалась подготовленной телеграфная станция в подвальном этаже, ее и решили использовать для штаба. Наскоро были скроссированы каналы связи на коммутатор резервной станции. Затем появилась телеграфная связь с Генеральным штабом, добились установления связи с нашей оперативной группой в Паневежисе и с Ригой, вблизи которой в это время должен был находиться штаб 8-й армии. Во дворе телеграфа развернули полевую радиостанцию, прибывшую из Паневежиса вместе с группой связистов фронтового полка связи. С помощью этой радиостанции пытались установить связь со штабом 11-й армии, который должен находиться где-то восточнее Каунаса, и со штабом 27-й армии, находившимся в пути из Риги на Резекне.
   К вечеру в Даугавпилс прибыл Военный совет и штаб фронта. Весь руководящий состав собрался у телеграфа. Все ждали сведений, информации о положении дела на фронте, а сведения поступали очень скудные. От оперативной группы из Паневежиса получили данные о том, что немецко-фашистские войска стремительно продвигаются к Западной Двине в направлении на Даугавпилс. Как бы в подтверждение этому сообщению противник начал обстреливать город, его передовые части вплотную подходили к левому берегу Западной Двины.
   Командующий генерал-полковник Кузнецов дал команду: "По машинам!" Спешно погрузились в машины. Я хотел узнать, куда едет штаб. Командующий ответил: Следовать за мной. Я в пути дам указания. Предупреждаю группу связистов полка, - следовать по дороге на Резекне. Дежурному по связи даю указание передать в Рокишкис майору Звенигородскому и в Паневежис полковнику Семенихину со всеми средствами пробиваться через Крустпилс на Резекне. С собой беру одну автомобильную радиостанцию, строго-настрого приказываю начальнику станции и шоферам не отставать от моей машины.
   Время не ждет. Противник обстреливает город. Наконец, машина командующего тронулась в путь, остальные - за ней. Непроглядная ночь. Фарами пользоваться запрещено. Идем с небольшой скоростью. Проехали километров 35 и остановились. Командующий решил разместить штаб фронта в лесу, в 3 - 4 км вправо и влево от шоссейной дороги и сам стал указывать какому управлению в какой части леса располагаться. Я доложил начальнику штаба, что нельзя здесь располагать штаб, так как совершенно нет никаких средств связи. Пробую убедить в том, что целесообразно расположить штаб в районе крупного узла гражданской связи - в Резекне, что для этого нужно проехать еще 50 - 60 км. Там будет хоть какая-нибудь возможность установить связь с войсками. К сожалению, мои соображения не были приняты во внимание. Штаб продолжает устраиваться в лесу.
   Радиостанция не отстала от меня ни на шаг. Остальная группа связистов задержалась с демонтажем аппаратуры в Даугавпилсе и еще не подошла. Таким образом получилось, что все средства связи штаба Северо-Западного фронта в этот момент состояли из одной автомобильной радиостанции (11-АК). Вдруг я увидел в лесу линию проводной связи. Стали думать, как бы эту линию использовать. Среди имущества радиостанции оказался индукторный телефон. Включились в линию и установили, что линия связывает дом лесника с телефонной станцией Боровая, через которую можно связаться с узлом связи Резекне, а через него - с Москвой. В Резекне в конторе связи оказался наш военный представитель. Я дал ему указание срочно обеспечить для нас связь с Москвой. Через некоторое время сообщают, что Москва на проводе. Незамедлительно прошу соединить со станцией наркомата обороны и далее - с приемной начальника Генерального штаба. У телефона офицер для особых поручений. Я, обрадованный, бегу к командующему и докладываю, что установлена телефонная связь с Москвой, с кабинетом начальника Генерального штаба.
   Командующий далеко не разделял мою радость. Он проворчал: "Что толку в вашей связи с Москвой, сейчас потребуют доклада о положении войск, а что докладывать? Связи нет ни с одной армией, что делают войска - не знаем, идите, разговаривайте сами с Москвой... Вы с армиями обеспечьте связь, это меня больше всего интересует".
   В ответ на это я доложил командующему, что при данном расположении штаба фронта и почти полном отсутствии полевых средств связи нельзя установить связь со штабами армий и просил его немедленно дать указание о перемещении штаба фронта в Резекне, мотивируя тем, что оттуда удобнее использовать для нужд штаба гражданскую связь.
   Командующий согласился на перемещение штаба в Резекне. Крайне необходима была связь с войсками, чтобы получить хоть какие-нибудь данные о их положении и состоянии. Но полевых средств связи в наличии не было. Командующий и начальник штаба нервничали. Собрались переезжать в Резекне, но, чтобы там установить связь, нужны средства, а их все нет. Ни майор Звенигородский, ни полковник Семенихин пока также не давали о себе знать. Ждал, что они прибудут. А вдруг нет? Что тогда? В крайнем случае, предложу опять такой же вариант, как в Даугавпилсе, - разместиться прямо в гражданской конторе связи Резекне. С такими мыслями выехал в Резекне несколько раньше штаба. К моему счастью, в Резекне уже находился майор Свенигородский со средствами полка связи. Я очень обрадовался этой встрече. Уж очень кстати в тяжелый момент он оказался здесь.
   С помощью этих средств и широкого использования местных проводных линий была установлена проводная и радиосвязь с Генеральным штабом, штабами 8-й и 27-й армий, а со штабом 11-й армии - только по радио, так как этот штаб в то время находился в районе, окруженном противником.
   Печальный опыт размещения штаба фронта в неподготовленном районе был учтен. Начальник штаба фронта своевременно дал указания о подготовке нового места для штаба фронта в лесу в нескольких километрах юго-западнее Пскова. Узел связи фронта в этом районе заблаговременно подготавливал командир полка связи полковник П. Ф. Семенихин.
   К вечеру 27 июня штаб Северо-Западного фронта перешел в район Пскова. В связи с этим несколько улучшилась связь с Генеральным штабом, штабом 27-й армии, штабом группы генерала С. Д. Акимова (помощника командующего по боевой подготовке), действовавшей на даугавпилсском направлении, а также со штабами соединений, составлявших фронтовой резерв. Очень неустойчивая связь была с 8-й армией, которая отходила в направлении на Таллин. Проводная связь со штабом этой армии дочти не работала, а радиосвязь хотя и работала устойчиво, но использовалась крайне недостаточно. Бывало на неоднократные запросы о положении войск вообще не поступало никаких ответов, иногда отвечали, что вблизи радиостанции нет оперативных работников, или оказывалось, что штаб снялся, не предупредив радиостанцию, вследствие чего она отстала и не может догнать и отыскать штаб. Одним словом, находилось много причин, в результате которых информация о боевых действиях 8-й армии поступала нерегулярно, с большим запозданием, хотя возможности для ее передачи были. Иногда информация о боевых действиях из штабов армий в штаб фронта не поступала из-за того, что в самих штабах армий не было этой информации. В некоторых случаях штаб фронта не информировался, поскольку положение наших войск было очень неблагоприятным и командование все ждало изменений в лучшую для нас сторону. Интересно, даже, пожалуй, трагично получилось с радиосвязью с 11-й армией. Штаб этой армии, как я уже говорил, из района Каунаса отходил с войсками в направлении на Полоцк. С ним у нас была радиосвязь, с помощью которой штаб фронта получал довольно регулярно информацию.
   Однажды меня вызвал к себе командующий Кузнецов.
   - Подойдите сюда, - обратился ко мне командующий, - посмотрите на эти документы, - сказал он, указывая на несколько разложенных в ряд телеграмм.
   Я внимательно прочитал каждую телеграмму (их было пять-шесть). В них командующий 11-й армией генерал-лейтенант В. И. Морозов доносил о тяжелом положении в полосе действий армии и просил об оказании помощи. В последних телеграммах были гневные упреки в адрес командующего фронтом по поводу бездействия в отношении помощи в выходе из окружения войск 11-й армии.
   - Ну, что, прочитали? - спросил меня командующий.
   - Так точно, прочитал, - ответил я.
   - Какой ваш вывод?
   - Из этих документов я понял, что положение армии очень тяжелое, что войска ведут боевые действия, находясь на территории, окруженной противником... - пытался я доложить командующему.
   - Ничего вы не поняли, я говорил вам, что вы не военный человек, не можете анализировать факты. Вы знаете генерала Морозова?
   - Да, знаю, - ответил я.
   - Может ли такой дисциплинированный и тактичный человек, как Морозов, писать в такой грубой форме, как в этих шифровках?
   - Может, если к этому вынуждает обстановка. Видно, ему сейчас очень тяжело, - сказал я в ответ.
   - Вот такой ответ я и предполагал получить от вас. Не военный ответ. Морозов не может так писать. Не кажется ли вам, что эти шифровки мы получаем не из штаба 11-й армии, а от наших врагов? Ведь можно допустить, что штаб 11-й армии попал в плен, не успев уничтожить шифры. Могла попасть к врагу и радиостанция. Вот фашисты, используя наш порядок передачи телеграмм, пытаются нас спровоцировать на ведение неправильных боевых действий. Вот как нужно подходить к анализу документов. Необходимо быть очень бдительным. Вы недостаточно глубоко и всесторонне анализируете факты.
   - Но разрешите доложить, радисты ведь друг друга по почерку узнают. Ничего подозрительного на радиосвязи со штабом 11-й армии не отмечалось.
   - Почерк может и не измениться: те же радисты 11-й армии под угрозой смерти работают на радиостанции, а их работа контролируется немцами. Вот что - немедленно прекратите связь с так называемым штабом 11-й армии, а фактически с фашистами.
   - Слушаюсь, но позвольте хоть прием от них производить и на вызовы отвечать. Ведь, может быть, штаб армии не пленен...
   - Вы слушайте, что вам говорят и потрудитесь выполнять приказание. Надеюсь, что вам теперь все ясно? Можете идти.
   Долго я думал над приказанием командующего. Проще всего было прекратить связь, формально приказание было бы выполнено. А по существу от этого формализма могло быть очень плохо. Нарушалось руководство группой войск, находящихся в сложных условиях на территории, окруженной врагом. Другими средствами обеспечить управление было невозможно.
   Вызываю своего заместителя по радио Захарова, спрашиваю:
   - Как, Николай Петрович, радиосвязь со штабом 11-й армии?
   - Нормально, сейчас нагрузки нет, но связь проверяется регулярно через каждые 15 минут.
   - Знаешь ли, Николай, я только что получил приказание прекратить эту связь. Командующий предполагает, что мы связь поддерживаем не со штабом армии, а с гитлеровцами.
   - Ну, это чепуха. Связь мы поддерживаем с первого дня войны без нарушения. Прекращаем ее только на время передвижения нашей или их радиостанции. Ничего подозрительного не замечали. Нет никаких оснований для таких предположений.
   Я передал ему свой разговор с командующим.
   - Да, не выполнять приказание нельзя, но выполнение грозит катастрофой. Знаете, я на вашем месте не выполнял бы приказания, не прекращал бы связи.
   Поразмыслив немного, я решил обратиться к члену Военного совета корпусному комиссару П. А. Диброва. Он внимательно выслушал меня, спросил:
   - Есть ли у нас такая радиостанция, через которую можно вести телефонный разговор со штабом армии?
   - Да, есть. Это можно сделать с помощью или радиостанции 11-АК, или РАТ, - доложил я.
   - Так вот что мы сделаем: через радиостанцию свяжемся по телефону со штабом. Я буду лично говорить с членом Военного совета армии о таких вещах, которые известны только нам двоим. Если ответы будут правильные, а голос будет знакомый, то опасения, что радиосвязь поддерживается с немцами, отпадут. Пусть кто-нибудь мне покажет, где эта радиостанция и как нужно вести переговоры.
   Я поручил Н. Н. Захарову обеспечить переговоры члена Военного совета со штабом 11-й армии и был уверен, что они пройдут успешно и нам не придется прекращать связи со штабом армии.
   Однако получилось так, как нельзя было ожидать. А произошло следующее: Диброва и Захаров пришли на радиостанцию РАТ. Захаров приказал дежурному оператору установить связь в телефонном режиме со штабом 11-й армии. Оператор, дав соответствующие указания механику, через несколько минут доложил, что связь готова. Диброва, взяв микрофон, передал в эфир позывные, назвал открыто себя и просил пригласить для переговоров члена Военного совета армии.
   Армейская радиостанция повторила принятый разговор и ответила: "Сию минуту пригласим..."
   Но эта минута длилась очень долго. Наши радисты, по приказанию Диброва и Захарова, несколько раз запрашивали армейскую станцию, скоро ли подойдут для переговоров. Вначале поступали ответы: "Ждите, за ним пошли". Так продолжалось около часа. Диброва не стал больше ожидать и, дав указание о том, чтобы его известили, когда будет член Военного совета армии на радиостанции, ушел в штаб. Наконец, армейская радиостанция совсем перестала отвечать на наши вызовы. Пытались вызвать их в телеграфном режиме на основной и запасной частотах. Все было тщетным, ответа не поступало. Предполагая, что у армейской радиостанции отказал передатчик, наши радисты все же не переставали ее регулярно вызывать. Они не хотели терять связи и надеялись, что приемник в армии их слышит. Чтобы не пропустить появления армейской радиостанции в эфире, были выделены четыре приемника, которые контролировали основную и запасную частоту связи. Результатов никаких. Только атмосферные помехи, да какая-либо случайная передача прослушивались в телефонных наушниках приемников.
   Более двух суток велось такое наблюдение. Армейская станция не отвечала на наши вызовы. Десятки предположений высказывались по этому поводу. Мы терялись в догадках о причинах потери связи.
   Как-то при встрече командующий спросил меня:
   - Что, прекратили связь с фашистами? - он имел в виду радиосвязь со штабом армии.
   - Да, штаб 11-й армии по каким-то причинам сам прекратил с нами связь. Вот уже двое суток они не отвечают на наши вызовы.
   - Поняли, что нас не обманешь, поэтому и прекратили с нами связь. Вот вам еще урок, будьте бдительны и внимательны, учитесь анализировать и наблюдать явления.
   Помню, что мне тогда довод командующего войсками показался неубедительным. Очевидно, думал я, у меня недостаточно развито политическое и оперативное чутье и поэтому я не понимаю командующего, а он, может быть, и прав. И передо мною тогда возникало много недоуменных вопросов. Почему радиостанция 11-й армии перестала отвечать на вызовы не сразу после того, как член Военного совета фронта начал переговоры, а спустя значительное время? Почему член Военного совета армии не подошел к радиостанции, хотя радисты утверждали, что за ним послали? Эти и другие подобные мысли давали основание для подтверждения правильности и логичности рассуждения командующего. Но вместе с тем вставали и другие вопросы и представлялся другой ход рассуждений. Могло быть, что в штабе оставалась одна радиостанция и она могла быть выведена из строя во время переговоров. Мог быть в этот период и пленен штаб армии, но тогда радисты хоть бы одно слово передали об этом факте. Все-таки я и мой заместитель Н. Н. Захаров склонялись больше к тому, что в штабе армии разрушена радиостанция.
   Позже, после того как штаб 11-й армии вышел из окружения и мы встретились с начальником связи армии подполковником Медниковым, была установлена истинная причина прекращения связи. Оказалось, что радиостанция была цела и штаб армии в плен не попадал, что в первые дни радиосвязь была регулярной и злосчастные телеграммы были действительно подписаны генералом Морозовым.
   Основанием для прекращения радиосвязи послужил разговор по радио корпусного комиссара Диброва. Когда в штаб доложили, что Диброва в открытом виде вызывает для переговоров члена Военного совета армии, пришли к выводу о том, что штаб и Военный совет фронта попали в плен и фашисты, используя фронтовую связь с армией, пытаются вести провокационные разговоры. Поэтому был отдан приказ о прекращении связи.
   Вот так излишняя бдительность, с одной стороны, и неумение пользоваться радиосвязью, с другой, привели к прекращению связи в то время, когда в ней ощущалась острая нужда и когда техническая возможность ее осуществления была налицо.
   Общеизвестно, что первые дни войны ознаменовались для наших войск большими трудностями. Это было характерным и для нашего Северо-Западного фронта.
   В связи с неудачами руководство Северо-Западным фронтом было отозвано в Москву, в том числе: командующий - генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, член Военного совета - корпусной комиссар П. А. Диброва и начальник штаба генерал-лейтенант П. С. Кленов.
   Командовать войсками фронта стал генерал-майор П. П. Собенников (до этого командовавший 8-й армией), членом Военного совета был назначен дивизионный комиссар В. Н. Богаткин, а начальником штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин.
   С генералом Собенниковым я был знаком еще по службе на Дальнем Востоке. В приморской группе он командовал кавалерийской дивизией, а перед войной мы встречались в Прибалтике. Это был очень спокойный, уравновешенный человек, хорошо знающий военное дело. Всегда аккуратно одет, чисто выбрит, подтянут. Своим спокойствием он действовал очень благоприятно на окружающих. Первая моя встреча с новым командующим состоялась, когда штаб фронта переходил в Псков. С новым начальником штаба генерал-лейтенантом Ватутиным я тоже был несколько знаком раньше. Он всегда очень внимательно относился к организации управления и связи. Первый мой доклад генералу Ватутину был довольно продолжительным. Помню, я стремился охарактеризовать подробно состояние связи во фронте и армиях, показать недостаток частей и средств связи, отсутствие запасов имущества связи для восполнения потерь, которые при отходе войск были весьма значительны.
   - Что вы предлагаете? - поставил передо мной вопрос начальник штаба.
   Я ответил, что при организации управления следует учитывать возможности обеспечения связи. До тех пор, пока не будут полностью сформированы и укомплектованы фронтовые и армейские части связи, единственный выход - широкое использование местных средств. Кроме использования линий и узлов связи, нужно привлечь гражданских специалистов для восстановления разрушений, сформировать из них рабочие колонны и команды и обеспечить их питание наравне с военнослужащими. Нужно также изменить порядок перемещения штабов.
   - Как же их перемещать? - последовал новый вопрос.
   - Я считаю, что такой крупный штаб, как штаб фронта, должен располагаться в глубине и оттуда руководить войсками. Ведь нельзя считать нормальным такое явление, когда штаб фронта за неделю оборонительных действий шесть раз сменил районы своего расположения. При таком положении, даже при достаточном количестве полевых средств, нельзя добиться устойчивой связи. Нужно заблаговременно намечать и подготавливать районы для очередного перемещения штаба. Необходимо также регламентировать перемещение и расположение штабов армий, в противном случае местную связь нельзя эффективно использовать.
   - А как вы оцениваете радиосвязь? - задал еще вопрос начальник штаба.
   - Я считаю, что радиосвязь в наших условиях является основным средством, которое может обеспечить в сложных условиях управление войсками. Но, к сожалению, штабы не используют этот вид связи, бояться, что противник может обнаружить место расположения штаба по излучению электромагнитной энергии радиостанции, опасаются ложных передач противника. Тут же я рассказал случай, происшедший у нас с радиосвязью со штабом 11-й армии.
   - Так вот, - резюмировал начальник штаба фронта, - все доводы ваши основательны, недостатков в управлении много, но управлять войсками нужно при всех обстоятельствах. Штабы должны более широко применять радиосвязь. Подготовьте материал для решения Военного совета о пайках для гражданских связистов. Не забывайте самолеты связи и подвижные средства, они тоже могут оказать большую пользу. Теперь наметим, какой же район целесообразно готовить для очередного перехода штаба фронта. После некоторых обсуждений Н. Ф. Ватутин дал указание подготовить для очередного перехода район Старой Руссы, а в качестве запасного района наметил г. Лугу. В отношении использования местной связи оба района были удобными.
   В соответствии с этими указаниями я незамедлительно послал в район Старой Руссы полковника П. Ф. Семенихина с частью его полка, а в Лугу направил полковника К. Д. Дадерко (он исполнял обязанности моего заместителя). Наконец-то, подумал я, можно будет подготовить связь из нового района расположения штаба фронта. К сожалению, этого не получилось.
   В результате отхода войск 8-й армии на Ригу и 27-й - на Опочку между ними образовался большой разрыв, неприкрытый войсками. Это позволило немецким войскам осуществить прорыв в сторону Пскова. Нахождение штаба фронта в Пскове становилось небезопасным. Было приказано подготовиться к переходу.
   Я был уверен, что переход будет, как было заранее намечено, в Старую Руссу. Однако перед самым отъездом генерал Ватутин вызвал меня и сказал, что штаб фронта через два часа выступает в Новгород.
   - Как в Новгород, ведь подготавливается для него место и связь в Старой Руссе? - воскликнул я.