Страница:
Кряжистый, с внимательными добрыми глазами Смекалин был рассудителен и спокоен даже в самые тяжелые моменты боя. Чанбарисов - человек неиссякаемой энергии и инициативы, в бою горяч, отчаянно храбр. Скоро уже все знали о его бесстрашии, умении быстро ориентироваться в обстановке. Был случай, когда во взводе станковых пулеметов вышли из строя все боевые расчеты. За пулеметы легли Чанбарисов и командир взвода сержант Иван Николаевич Потеряев. Они вели огонь до тех пор, пока не отбили очередную атаку фашистов. Приходилось Чанбарисову стрелять из противотанкового ружья, корректировать огонь артиллерии, водить бойцов в штыковые атаки. Словом, Чанбарисов принадлежал к тем беспокойным политработникам, которым до всего есть дело.
Начальником штаба у Смекалина был старший лейтенант Серафим Васильевич Шипилов. Ему сразу же пришлось взяться за налаживание связи с батальонами и ротами. Без этого нельзя было управлять боем. Шипилов подобрал нескольких связных из бойцов, имевших большую военную выучку и проверенных в боях. Среди них были Алексей Мусатенко, Дмитрий Филатов и Михаил Кожухов. Им приходилось по нескольку раз в день бывать в ротах с приказаниями Смекалина. А путь себе они подчас прокладывали автоматом и гранатами.
Разведка установила, что противник продолжает подтягивать новые части. Бои приняли еще более ожесточенный характер. Стало явно ощущаться превосходство противника, и не только в живой силе. Главным было превосходство огневой мощи. В первые дни паша артиллерия и особенно 120-мм минометы оказывали большую помощь пехоте. Командиры батарей находились в боевых порядках и корректировали огонь, поддерживая связь по телефону с огневыми позициями.
Но вот телефонная связь нарушилась и эффективность огня снизилась. А между тем противник корректировал огонь артиллерии не только по целям, находившимся на переднем крае, но и по огневым позициям нашей артиллерии.
Делалось это при помощи "рамы", так звали тогда немецкий самолет ФВ-189 безнаказанно висевший над нами с утра до вечера.
Все попытки командира бригады подполковника Ревенко пробиться к своим успеха не имели. Сил было явно недостаточно. Стало ясно, что без помощи со стороны других частей мы этого сделать не сможем. Но такой помощи бригаде не было оказано. Правда, поступило некоторое пополнение, и представилась возможность подкрепить резерв комбрига и первый батальон, находившийся в обороне, но этого было мало.
Из коротких донесений, а потом уже из бесед с участниками боев стало известно о беспримерном подвиге наших людей, находившихся в окружении.
О том, как действовал в бою коммунист Иван Николаевич Потеряев, в бригаде узнали из рассказа старшего лейтенанта С. В. Шипилова.
Через болото с двумя пулеметами пробираются семь бойцов. Впереди, хлюпая по колено в воде, тянет "максим" сержант Потеряев. Он залег у гнилого пня. Прищурив глаз, не торопясь, осмотрел оба вражеских дзота и деловито взялся за рукоятки. В одной амбразуре он заметил два дула. Дал короткую очередь. Группа стрелков поползла к дзоту. Оттуда не отвечали, но из других мест, справа и слева, понеслись вражеские мины, засвистели пули. Кажется, не было такого места, куда бы не стрелял враг.
Три раза Потеряев менял огневую позицию. Четверо пулеметчиков выбыло из строя, а он все стрелял, продвигаясь вперед, пока бойцам не представилась возможность забросать амбразуры дзотов гранатами.
Коммунист старший сержант Андрей Павлович Александров после гибели своего командира взял на себя командование взводом противотанковых ружей. Действовали люди этого взвода мужественно. Они подавили огонь двух дзотов врага. Сам Александров уничтожил девять фашистов. Четырех раненых товарищей он вынес с поля боя.
Характерна инициатива, проявленная кандидатом в члены партии сержантом Евдокимом Антоновичем Удовиченко. Этого боевого командира хорошо знали в бригаде. Еще в предшествующих боях под д. Туганово взвод минометчиков под его командованием вывел из строя две минометные батареи противника и уничтожил много гитлеровцев. Тогда все воины взвода были награждены нагрудными знаками "Отличный минометчик". Для самого Евдокима Антоновича эти дни запомнились еще тем, что он был принят кандидатом в члены партии.
Теперь, когда кончились снаряды к 82-мм минометам, сержант Удовиченко не остался без дела. Он стал пулеметчиком. Началось это так: фашисты атаковали одно наше подразделение. В разгар боя вдруг замолчал станковый пулемет. Оказалось, что весь пулеметный расчет выведен из строя. Удовиченко кинулся к "максиму". Специальность пулеметчика, приобретенная на Дальнем Востоке, пригодилась. Он быстро открыл огонь. Атака врага была отбита.
Смекалин поблагодарил сержанта. Вот тогда у молодого коммуниста Удовиченко и родилась идея обучить всех своих подчиненных минометчиков специальности пулеметчика. Командование одобрило эту инициативу, ибо пулеметчиков не хватало. Удовиченко получил девять станковых и четыре ручных пулемета. Через три дня взвод был уже на передовой. Доучивались в бою. Вскоре все минометчики стали отличными пулеметчиками. Их так и звали "минометчики-пулеметчики". Воевали они прекрасно. На их боевом счету сотни уничтоженных фашистов.
Я уже говорил о том, что в боевых порядках пехоты было несколько командиров-артиллеристов. После того как связь с огневыми позициями нарушилась, они возглавили стрелковые подразделения и командовали прекрасно. Командир батареи 76-мм пушек старший лейтенант Василий Степанович Кононенко был исключительно смелым человеком. Он много раз ходил в разведку. Вплотную подползал к вражеским укрытиям и засекал огневые точки. На одном из участков фашисты сумели близко подойти к нашему переднему краю. Завязался тяжелый бой. Кононенко был ранен. Казалось, что гитлеровцы сокрушат нашу оборону. Но вот на поле боя появился Кононенко. Голова у него была забинтована. Однако уверенность в победе несокрушима. Эта уверенность передалась бойцам.
- Ну, как, товарищи, выстоим? - спрашивал он бойцов.
- Выстоим, товарищ старший лейтенант! Умрем, но враг здесь не пройдет.
И они выстояли. Много фашистских трупов лежало перед их участком обороны.
Командир батареи 120-мм минометов В. И. Цибульский сформировал группу для блокирования дзотов. Во время одной из атак он был дважды ранен, но не ушел с поля боя, пока не был захвачен дзот.
Неоднократно включали в группы, блокировавшие вражеские дзоты, младшего сержанта Морозова и красноармейца Гаранина. Они умело вели огонь из станковых пулеметов и обеспечивали подавление огневых средств врага.
Прекрасными бойцами показали себя также сержант Илья Семенович Малышев и красноармеец Сергей Петрович Волков, на их боевом счету было по десять уничтоженных фашистов.
Настал день, когда радиосвязь штаба бригады со Смекалиным почти прекратилась. Все батареи "сели", а заряжать их негде. Рацию включали два-три раза в сутки, и то на несколько минут. Для зашифрованного разговора требовалось много времени. Открытым текстом говорить нельзя - подслушивает противник. Как быть?
- Найдите человека, который поймет мой родной язык, - подсказал по радио Чанбарисов. Он даже не назвал какой. Но мы-то знали, какой у него родной язык. Такого человека мы нашли. В дальнейшем все, что касалось боевой обстановки, комиссар докладывал на татарском языке. У рации на наблюдательном пункте бригады слушал и переводил красноармеец Галимов.
На наблюдательном пункте, расположенном на опушке леса, окруженного болотом, всегда находился кто-нибудь из командования бригады. Однажды во время моего пребывания там обрадовавшиеся связисты сообщили: вызывает "Охват". Это были позывные рации штаба Смекалина.
Я взял наушники и услышал: "Дятел", "Дятел". Я "Охват". Говорит Чанбарисов. Ответьте, кто у аппарата? Прием. Я ответил и задал несколько вопросов. Во время этого разговора по радио мне послышались в его голосе какие-то незнакомые интонации и вялость. У меня мелькнула мысль: не потерял ли веру в силу своих людей этот человек?
- Как чувствуешь себя? - спросил я. И он, как бы уловив мою мысль, ответил:
- Чувствую себя комиссаром, коммунистом.
Мне стало совестно за то, что я хоть и на мгновенье усомнился в стойкости Чанбарисова. Ведь я хорошо знал его.
Он прибыл в бригаду, в которой я был начальником политотдела, в начале 1942 г. на должность комиссара стрелкового батальона. Невысокого роста, с черной копной волос, с открытым проницательным взглядом Чанбарисов выглядел совсем еще юношей. Да ему и было всего лишь 25 лет. Однако молодой комиссар имел уже опыт работы с людьми. В 30-е годы, когда рушились вековые устои старой деревни и шла классовая борьба с кулачеством, Чанбарисов - секретарь комсомольской ячейки, инструктор райкома комсомола. Затем учеба в институте, служба в армии, преподавательская работа и снова армия.
С обязанностями комиссара батальона он быстро освоился и вскоре завоевал симпатии бойцов и командиров. Им нравилась его принципиальность, настойчивость, умение отстоять свою точку зрения.
Мне вспомнился митинг в лесу перед началом наступления под д. Туганово и страстная речь Чанбарисова. Говорил он о любимой Родине, о древних новгородских землях, с которыми связаны истоки Русского государства, о ратных подвигах наших предков, разгромивших под водительством Александра Невского немецких псов-рыцарей. Слова, призывающие не посрамить земли русской и отомстить фашистам за все злодеяния, совершенные на советской земле, он произносил отрывисто, горячо. А когда Чанбарисов повторил свою речь на татарском языке, разразились аплодисменты. В бригаде были люди, знавшие татарский язык.
Полное признание и любовь воинов Чанбарисов завоевал в боях под д. Туганово. Здесь произошло его боевое крещение.
Перед бригадой была поставлена боевая задача - овладеть узлом сопротивления Туганово - Голубово - высота "Огурец". Ожесточенные бои развернулись за эту высоту. Успехи чередовались с неудачами. Враг непрерывно контратаковал наши части. Плотный артиллерийский огонь и пикировавшие бомбардировщики затрудняли продвижение вперед.
В цепи наступающих определил свое место Чанбарисов. С неизменным призывом: "Проучим гитлеровских шарлатанов!" - поднимался в атаку комиссар. Скоро эта фраза стала крылатой. Ее можно было услышать во всех подразделениях батальона. Энергичный, порывистый Чанбарисов появлялся там, где было тяжело.
Я всегда радовался душевному богатству юного комиссара, его целеустремленности. Даже на фронте он много читал, мечтал о продолжении учебы.
Все это я вспомнил, сидя в землянке у рации, во время разговора с Чанбарисовым.
Несколько позже я смог оценить всю ту большую работу, которую он провел в подразделениях во время боев в окружении. Комиссар был неутомим. В редкие часы затишья он собирал партийный актив, объяснял обстановку, а затем вместе со всеми шел на передовую беседовать с людьми.
Глубоко ошибаются те, кто считает, что во время жарких боев не до политработы. Чем сложнее обстановка, тем большая необходимость в политической работе. Другое дело - формы работы. Конечно, не всегда можно провести митинги и собрания. Но как необходимы бойцу теплое слово и личный пример политработника в тяжелом бою! Вот почему нельзя не рассказать о том, как вели себя в этих боях политруки рот. Ведь они все время находились на передовой.
Дмитрий Алексеевич Кабанов политруком роты стал на фронте. В бригаду он пришел рядовым, а до войны работал на уральских заводах. Был секретарем партийной организации. В боях под Туганово стал парторгом роты. В нем ничего не было внешне эффектного. Выше среднего роста, немного сутуловатый, пожилой. Но умел он подойти к человеку, убедить его. Делал это просто, с большой любовью и теплотой. И люди платили ему тем же.
В бою политрук действовал исключительно мужественно. Был случай, когда рота, отбивая наседавших фашистов, перешла в контратаку и, увлекшись продвижением вперед, могла быть отрезана. Надо было отойти. Кабанов во время атаки находился среди первых, а во время отхода - среди последних.
Еще один пример, свидетельствующий о колоссальной силе воли и идейной убежденности заместителя политрука Константина Григорьевича Дергунова. Во время боя он был ранен в обе ноги. Его пытались вынести на носилках, а он попросил перевязать его на месте и оставить в покое. Но в покое он не остался. Сидя, заряжал диск автомата и вел огонь по врагу. Лишь поздно вечером, когда все атаки врага были отбиты, Дергунова вынесли с поля боя.
С каждым днем в подразделениях все больше и больше становилось людей, преисполненных чувства ответственности не только за выполнение своей боевой задачи, но и за исход боя в целом.
Политрук разведывательного взвода Акимов ходил в разведку каждую ночь и всегда приносил ценные сведения. Не было человека во взводе, который не стремился пойти в разведку вместе с политруком. А это свидетельствовало о многом. Когда выражали кому-то недоверие, говорили: "С ним в разведку я не пошел бы". Смелость, находчивость, готовность любой ценой прийти на помощь товарищу - непременное качество разведчика. Акимов кроме всего этого обладал железной выдержкой и умением найти выход из любого положения. Этим он и завоевал сердца людей.
Однажды Смекалин поручил разведчикам проверить предположение о строительстве гитлеровцами новой дороги к месту боев, а заодно и захватить "языка". Возглавил разведку Акимов. Во время перехода вражеской линии обороны завязалась перестрелка и политрук был ранен. Что делать? Произошло небольшое замешательство. Кто-то предложил возвращаться.
Когда закончили перевязку, Акимов объявил, что остается в строю и приказал продвигаться дальше в тыл врага. Через некоторое время вышли к месту строительства бревенчатого настила новой дороги. Определили ее направление, а потом долго сидели в засаде, пока на лесной тропинке не показались немецкие саперы. Схватили одного из отставших и уволокли в кусты. Но возвращаться оказалось тяжело. Фашисты обнаружили их и стали преследовать. Переходить линию обороны пришлось днем. На прорыв первым бросился Акимов. Он погиб, но ценой собственной жизни обеспечил возвращение своих товарищей.
В самые тяжелые дни, когда враг сужал кольцо вокруг батальона, бойцы и командиры приходили к политрукам и парторгам и подавали заявления о вступлении в партию. 15 человек подали заявления в парторганизацию второго батальона. Парторг второго батальона политрук В. А. Панферов рассказывал, что заседание бюро для рассмотрения заявлений собирали ночью, когда наступала небольшая пауза между боями. В партию были приняты замечательные люди, отличившиеся в боях. В числе принятых в кандидаты в члены партии комсомолец командир взвода Петр Николаевич Степаненко. Взвод под его командованием удачно контратаковал врага и уничтожил 24 фашиста. Лейтенант Степаненко захватил в плен унтер-офицера с рацией. У многих кандидатов партии истек в это время кандидатский стаж, и они подавали заявления с просьбой о приеме в члены партии. Теперь по решению Центрального Комитета в члены партии принимались воины, отличившиеся в боях, после трехмесячного кандидатского стажа. За время боев с 30 июня но 20 августа в кандидаты в члены партии приняли 102 человека и 21 - в члены партии.
17 августа штаб армии разрешил вывести батальоны из окружения. Но сделать это теперь было не так-то просто. Боевой состав находившихся в окружении частей составлял всего 150 человек. Было 300 раненых, из них более 100 человек - тяжело.
Подполковник Ревенко решил одновременным ударом с юга, со стороны окруженных частей, и с севера встречным ударом обеспечить выход из окружения. В тот же день он приказал Смекалину подготовиться к выходу, указал направление и время начала боевых действий.
Смекалин выслал разведку. Установили, что на пут предполагаемого выхода - шесть дзотов противника. Тогда он создал группу прикрытия и несколько штурмовых групп для уничтожения дзотов врага. Командир бригады сформировал сводную роту в составе 124 человек под командованием старшего лейтенанта Ивана Павловича Канивца для нанесения встречного удара.
17 августа в 24 часа начались боевые действия. Не прекращались они и весь день 18 августа. Штурмовым группам Смекалина удалось уничтожить два дзота и продвинуться вперед на 300 м. Сводная рота Канивца вклинилась в оборону противника, но развить первый успех не смогла.
В ночь с 18 на 19 августа наступление было приостановлено.
19 августа гитлеровцы предприняли ожесточенную атаку. По проложенным дорогам пододвинулось несколько танков и самоходных орудий, они открыли огонь прямой наводкой. Отразить этот натиск врага было тяжело. Боеприпасы кончались. Продовольствия люди не получали уже третий день. Вместо чая пили красную болотную воду, вскипяченную в котелках, и жевали корешки дикого лука. Самокрутка из оставшихся у кого-то крошек махорки и сухого березового листа переходила из рук в руки. Затягивались по одному разу.
Несмотря на все это, фашистам не удалось сломить сопротивление воинов. Все атаки были отбиты. Не помогли и танки. Один танк наши бойцы подбили из противотанкового ружья.
К вечеру наступила тишина. Лишь редкая перестрелка напоминала о том, что поединок частей Красной Армии, окруженных со всех сторон превосходящими силами врага, не закончен.
В наступившей тишине гитлеровцы снова, в который раз стали призывать красноармейцев и командиров сдаваться в плен.
Несколько минут шли передачи. Боеприпасы экономили, и огонь по громкоговорящей установке не открывали. И вот тогда кто-то запел: "Вставай, проклятьем заклейменный..." Слова подхватили по цепочке и скоро по всей круговой обороне звучал могучий пролетарский гимн "Интернационал".
Все кругом затихло. Замолчали громкоговорящие установки. Прекратилась перестрелка. Только эхо далеко разносило волнующие душу слова:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской...
19 августа вечером Смекалин и Чанбарисов приняли решение выходить ночью на широком фронте, просачиваясь сквозь оборону противника.
Всех людей разбили на три группы. Командиром первой группы был назначен старший лейтенант И. А. Подурец, комиссаром - старший политрук С. Н. Горбунов. Командиром второй группы - лейтенант Козлов, комиссаром политрук Бондаренко. Третью группу возглавляли капитан Ф. В. Смекалин и старший политрук Щ. X. Чанбарисов. Для эвакуации раненых были созданы команды носильщиков и выделены подразделения прикрытия.
Ночью начался выход. Схватки носили ожесточенный, но скоротечный характер. Действовали главным образом штыком и гранатой. Прикрывались пулеметным огнем. Лейтенант Степаненко связками гранат заставил замолчать два вражеских дзота. Пересунько заколол штыком несколько фашистов. Старший лейтенант Кононенко с группой бойцов внезапно ворвался в окопы врага и уничтожил несколько фашистов. Прикрывая отход своей группы, Кононенко был тяжело ранен, но и тогда не прекратил вести огонь по врагу. А когда кончились патроны и фашисты приблизились к нему, Кононенко предпочел смерть плену. Но расстался со своим "максимом" сержант Потеряев. При выходе из окружения он искусно прикрывал своих товарищей.
В эту ночь в бригаде никто не спал. Все мы - командование, офицеры штаба и политработники - были на передовой, готовые прийти на помощь воинам, пробивающимся из окружения.
В 2 часа утра 20 августа я встретил Смекалина и Чанбарисова, секретаря парткомиссии политотдела Леушина и нескольких бойцов. О том, как они выглядели, говорить не приходится. Силы их покинули сразу же при встрече с нами. Многие без посторонней помощи уже не могли добраться до тылов бригады, где они собирались. Несколько дней еще выходили одиночки из окружения. Мы радовались каждому человеку и с щемящей болью в сердце вспоминали о тех, кого не было с нами. Из окружения вышли не все. Не удалось пробиться к своим старшему политруку Сергею Николаевичу Горбунову. Это был замечательный товарищ, до войны он работал в Москве, перед последними боями был назначен комиссаром третьего батальона. Скромный, собранный, культурный, он как бы олицетворял в своем лице коренного москвича. Во время боев в окружении новый комиссар батальона показал себя человеком большой воли.
Несколько дней о судьбе Горбунова мы ничего не знали. Но потом нам стало известно, что фашисты захватили тяжелораненого комиссара. Его долго пытали, добиваясь показаний, но напрасно.
В лесу под кронами угрюмых елей собрались бойцы и офицеры - юрой только что закончившихся боев. Шел непринужденный разговор, люди делились воспоминаниями. Ведь тяжкие испытания особенно сближают людей.
Кто-то запел:
Вьется в тесной печурке огонь.
Песню, полюбившуюся воинам, сразу подхватили и тут же перефразировали:
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами болото Сучан,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Много теплых слов я услышал тогда от красноармейцев о командирах и политработниках. С особой гордостью и любовью они говорили о своем комиссаре. Чанбарисов всегда пленял меня неукротимой верой в людей. После прошедших боев я убедился, что бойцы и офицеры отвечают ему взаимной верой и любовью.
Вспоминая о комиссарах Красной Армии периода Великой Отечественной войны, хочется особо подчеркнуть, что они были достойными преемниками Дмитрия Фурманова, Николая Маркина, Антона Булина и других легендарных комиссаров гражданской войны. Опираясь на коммунистов, комиссары многое сделали для укрепления морально-политической стойкости фронтовиков.
В Чанбарисове я вижу яркие черты политработника тех лет.
Через несколько дней командир бригады устроил разбор результатов двухнедельных боев. По оценке штаба армии бригада выполнила подавленную перед ней задачу. Батальоны, попавшие в окружение, своей непоколебимой стойкостью сковали до двух пехотных дивизий противника и нанесли им большой урон.
Газета "За Родину" призывала всех бойцов и командиров Северо-Западного фронта брать пример с наших воинов. В передовой статье писалось: "Они дрались, не сходя с места, когда враг заливал поле боя шквальным огнем, когда со всех сторон немцы шли в атаки... В любой самой трудной обстановке сражайся с врагом так, как старший лейтенант Кононенко, сержант Потеряев, красноармеец Пересунько. Будь стойким, как они. Беззаветно выполняй боевой приказ".
Вскоре большая группа участников боев была отмечена правительственными наградами. Орденами Красного Знамени были награждены капитан Ф. В. Смекалин, старший политрук ТТТ. X. Чанбарисов, лейтенант И. А. Подурец, сержант Е. А. Удовиченко. Орденом Красной Звезды и медалями - старший политрук В. Д. Леушин. сержант А. П. Александров, политрук Д. А. Кабанов, красноармейцы М. Р. Кожухов, Д. Н. Филатов, И. А. Пересунько, ефрейтор А. К. Мусатенко, сержант И. Н. Потеряев и многие другие.
У Ф. В. Смекалина в эти дни произошло еще одно радостное событие - он был принят в члены Коммунистической партии. Офицером стал Евдоким Антонович Удовиченко. Ему присвоили звание младшего лейтенанта.
Мы по праву гордились отвагой и стойкостью людей нашей бригады, заслуженной оценкой их подвигов. Но нас огорчали потери людей во время выхода из окружения. Что-то не доделали мы сами. Не оказало нам помощи и командование армии. Наступление войск Северо-Западного фронта с целью ликвидации демянского плацдарма противника успеха не имело. Очевидно, еще не научились наступать, так рассуждали мы. Причем это в одинаковой мере мы относили как к себе, так и к командованию армии и фронта. Вскоре бригаду вывели во второй эшелон. После небольшого отдыха и пополнения снова бои. Теперь на другом участке фронта под Лычково.
Война разбросала нас, воинов 133-й отдельной стрелковой бригады, по разным частям и соединениям. О судьбе многих мне ничего неизвестно. Но с некоторыми товарищами мне приходилось встречаться.
Летом 1943 г. после Курской битвы мы встретились на марше с подполковником Чанбарисовым. Он был заместителем командира стрелкового полка по политической части. В то время наши сердца были переполнены радостью побед Советской Армии, но заговорили мы не о Курской битве, а о Северо-Западном фронте, о боях в районе болота Сучан, о боевых друзьях.
Всю Великую Отечественную войну Чанбарисов провел на фронте. После победы над фашистской Германией участвовал в разгроме японских милитаристов. Домой вернулся с двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского.
Примечательна послевоенная судьба этого незаурядного политработника. Прежде всего осуществилась его давняя мечта продолжать учиться. Чанбарисов окончил Академию общественных наук при ЦК КПСС. Он кандидат исторических наук, доцент, преподает курс истории партии и уже много лет работает ректором Башкирского государственного университета.
Наши пути с Федором Васильевичем Смекалиным сошлись в 55-й стрелковой дивизии, где он был командиром полка, а я начальником политотдела. И здесь Смекалин воевал хорошо. Полк под его командованием успешно участвовал в Курской битве, форсировании Днепра, освобождении Белоруссии и Латвии. Под Ригой Смекалин был ранен. После лечения снова командовал полком, только в другом соединении, и с боями дошел до Берлина. Теперь подполковник запаса Смекалин руководит организациями ДОСААФ в одном из районов Свердловской области.
Начальником штаба у Смекалина был старший лейтенант Серафим Васильевич Шипилов. Ему сразу же пришлось взяться за налаживание связи с батальонами и ротами. Без этого нельзя было управлять боем. Шипилов подобрал нескольких связных из бойцов, имевших большую военную выучку и проверенных в боях. Среди них были Алексей Мусатенко, Дмитрий Филатов и Михаил Кожухов. Им приходилось по нескольку раз в день бывать в ротах с приказаниями Смекалина. А путь себе они подчас прокладывали автоматом и гранатами.
Разведка установила, что противник продолжает подтягивать новые части. Бои приняли еще более ожесточенный характер. Стало явно ощущаться превосходство противника, и не только в живой силе. Главным было превосходство огневой мощи. В первые дни паша артиллерия и особенно 120-мм минометы оказывали большую помощь пехоте. Командиры батарей находились в боевых порядках и корректировали огонь, поддерживая связь по телефону с огневыми позициями.
Но вот телефонная связь нарушилась и эффективность огня снизилась. А между тем противник корректировал огонь артиллерии не только по целям, находившимся на переднем крае, но и по огневым позициям нашей артиллерии.
Делалось это при помощи "рамы", так звали тогда немецкий самолет ФВ-189 безнаказанно висевший над нами с утра до вечера.
Все попытки командира бригады подполковника Ревенко пробиться к своим успеха не имели. Сил было явно недостаточно. Стало ясно, что без помощи со стороны других частей мы этого сделать не сможем. Но такой помощи бригаде не было оказано. Правда, поступило некоторое пополнение, и представилась возможность подкрепить резерв комбрига и первый батальон, находившийся в обороне, но этого было мало.
Из коротких донесений, а потом уже из бесед с участниками боев стало известно о беспримерном подвиге наших людей, находившихся в окружении.
О том, как действовал в бою коммунист Иван Николаевич Потеряев, в бригаде узнали из рассказа старшего лейтенанта С. В. Шипилова.
Через болото с двумя пулеметами пробираются семь бойцов. Впереди, хлюпая по колено в воде, тянет "максим" сержант Потеряев. Он залег у гнилого пня. Прищурив глаз, не торопясь, осмотрел оба вражеских дзота и деловито взялся за рукоятки. В одной амбразуре он заметил два дула. Дал короткую очередь. Группа стрелков поползла к дзоту. Оттуда не отвечали, но из других мест, справа и слева, понеслись вражеские мины, засвистели пули. Кажется, не было такого места, куда бы не стрелял враг.
Три раза Потеряев менял огневую позицию. Четверо пулеметчиков выбыло из строя, а он все стрелял, продвигаясь вперед, пока бойцам не представилась возможность забросать амбразуры дзотов гранатами.
Коммунист старший сержант Андрей Павлович Александров после гибели своего командира взял на себя командование взводом противотанковых ружей. Действовали люди этого взвода мужественно. Они подавили огонь двух дзотов врага. Сам Александров уничтожил девять фашистов. Четырех раненых товарищей он вынес с поля боя.
Характерна инициатива, проявленная кандидатом в члены партии сержантом Евдокимом Антоновичем Удовиченко. Этого боевого командира хорошо знали в бригаде. Еще в предшествующих боях под д. Туганово взвод минометчиков под его командованием вывел из строя две минометные батареи противника и уничтожил много гитлеровцев. Тогда все воины взвода были награждены нагрудными знаками "Отличный минометчик". Для самого Евдокима Антоновича эти дни запомнились еще тем, что он был принят кандидатом в члены партии.
Теперь, когда кончились снаряды к 82-мм минометам, сержант Удовиченко не остался без дела. Он стал пулеметчиком. Началось это так: фашисты атаковали одно наше подразделение. В разгар боя вдруг замолчал станковый пулемет. Оказалось, что весь пулеметный расчет выведен из строя. Удовиченко кинулся к "максиму". Специальность пулеметчика, приобретенная на Дальнем Востоке, пригодилась. Он быстро открыл огонь. Атака врага была отбита.
Смекалин поблагодарил сержанта. Вот тогда у молодого коммуниста Удовиченко и родилась идея обучить всех своих подчиненных минометчиков специальности пулеметчика. Командование одобрило эту инициативу, ибо пулеметчиков не хватало. Удовиченко получил девять станковых и четыре ручных пулемета. Через три дня взвод был уже на передовой. Доучивались в бою. Вскоре все минометчики стали отличными пулеметчиками. Их так и звали "минометчики-пулеметчики". Воевали они прекрасно. На их боевом счету сотни уничтоженных фашистов.
Я уже говорил о том, что в боевых порядках пехоты было несколько командиров-артиллеристов. После того как связь с огневыми позициями нарушилась, они возглавили стрелковые подразделения и командовали прекрасно. Командир батареи 76-мм пушек старший лейтенант Василий Степанович Кононенко был исключительно смелым человеком. Он много раз ходил в разведку. Вплотную подползал к вражеским укрытиям и засекал огневые точки. На одном из участков фашисты сумели близко подойти к нашему переднему краю. Завязался тяжелый бой. Кононенко был ранен. Казалось, что гитлеровцы сокрушат нашу оборону. Но вот на поле боя появился Кононенко. Голова у него была забинтована. Однако уверенность в победе несокрушима. Эта уверенность передалась бойцам.
- Ну, как, товарищи, выстоим? - спрашивал он бойцов.
- Выстоим, товарищ старший лейтенант! Умрем, но враг здесь не пройдет.
И они выстояли. Много фашистских трупов лежало перед их участком обороны.
Командир батареи 120-мм минометов В. И. Цибульский сформировал группу для блокирования дзотов. Во время одной из атак он был дважды ранен, но не ушел с поля боя, пока не был захвачен дзот.
Неоднократно включали в группы, блокировавшие вражеские дзоты, младшего сержанта Морозова и красноармейца Гаранина. Они умело вели огонь из станковых пулеметов и обеспечивали подавление огневых средств врага.
Прекрасными бойцами показали себя также сержант Илья Семенович Малышев и красноармеец Сергей Петрович Волков, на их боевом счету было по десять уничтоженных фашистов.
Настал день, когда радиосвязь штаба бригады со Смекалиным почти прекратилась. Все батареи "сели", а заряжать их негде. Рацию включали два-три раза в сутки, и то на несколько минут. Для зашифрованного разговора требовалось много времени. Открытым текстом говорить нельзя - подслушивает противник. Как быть?
- Найдите человека, который поймет мой родной язык, - подсказал по радио Чанбарисов. Он даже не назвал какой. Но мы-то знали, какой у него родной язык. Такого человека мы нашли. В дальнейшем все, что касалось боевой обстановки, комиссар докладывал на татарском языке. У рации на наблюдательном пункте бригады слушал и переводил красноармеец Галимов.
На наблюдательном пункте, расположенном на опушке леса, окруженного болотом, всегда находился кто-нибудь из командования бригады. Однажды во время моего пребывания там обрадовавшиеся связисты сообщили: вызывает "Охват". Это были позывные рации штаба Смекалина.
Я взял наушники и услышал: "Дятел", "Дятел". Я "Охват". Говорит Чанбарисов. Ответьте, кто у аппарата? Прием. Я ответил и задал несколько вопросов. Во время этого разговора по радио мне послышались в его голосе какие-то незнакомые интонации и вялость. У меня мелькнула мысль: не потерял ли веру в силу своих людей этот человек?
- Как чувствуешь себя? - спросил я. И он, как бы уловив мою мысль, ответил:
- Чувствую себя комиссаром, коммунистом.
Мне стало совестно за то, что я хоть и на мгновенье усомнился в стойкости Чанбарисова. Ведь я хорошо знал его.
Он прибыл в бригаду, в которой я был начальником политотдела, в начале 1942 г. на должность комиссара стрелкового батальона. Невысокого роста, с черной копной волос, с открытым проницательным взглядом Чанбарисов выглядел совсем еще юношей. Да ему и было всего лишь 25 лет. Однако молодой комиссар имел уже опыт работы с людьми. В 30-е годы, когда рушились вековые устои старой деревни и шла классовая борьба с кулачеством, Чанбарисов - секретарь комсомольской ячейки, инструктор райкома комсомола. Затем учеба в институте, служба в армии, преподавательская работа и снова армия.
С обязанностями комиссара батальона он быстро освоился и вскоре завоевал симпатии бойцов и командиров. Им нравилась его принципиальность, настойчивость, умение отстоять свою точку зрения.
Мне вспомнился митинг в лесу перед началом наступления под д. Туганово и страстная речь Чанбарисова. Говорил он о любимой Родине, о древних новгородских землях, с которыми связаны истоки Русского государства, о ратных подвигах наших предков, разгромивших под водительством Александра Невского немецких псов-рыцарей. Слова, призывающие не посрамить земли русской и отомстить фашистам за все злодеяния, совершенные на советской земле, он произносил отрывисто, горячо. А когда Чанбарисов повторил свою речь на татарском языке, разразились аплодисменты. В бригаде были люди, знавшие татарский язык.
Полное признание и любовь воинов Чанбарисов завоевал в боях под д. Туганово. Здесь произошло его боевое крещение.
Перед бригадой была поставлена боевая задача - овладеть узлом сопротивления Туганово - Голубово - высота "Огурец". Ожесточенные бои развернулись за эту высоту. Успехи чередовались с неудачами. Враг непрерывно контратаковал наши части. Плотный артиллерийский огонь и пикировавшие бомбардировщики затрудняли продвижение вперед.
В цепи наступающих определил свое место Чанбарисов. С неизменным призывом: "Проучим гитлеровских шарлатанов!" - поднимался в атаку комиссар. Скоро эта фраза стала крылатой. Ее можно было услышать во всех подразделениях батальона. Энергичный, порывистый Чанбарисов появлялся там, где было тяжело.
Я всегда радовался душевному богатству юного комиссара, его целеустремленности. Даже на фронте он много читал, мечтал о продолжении учебы.
Все это я вспомнил, сидя в землянке у рации, во время разговора с Чанбарисовым.
Несколько позже я смог оценить всю ту большую работу, которую он провел в подразделениях во время боев в окружении. Комиссар был неутомим. В редкие часы затишья он собирал партийный актив, объяснял обстановку, а затем вместе со всеми шел на передовую беседовать с людьми.
Глубоко ошибаются те, кто считает, что во время жарких боев не до политработы. Чем сложнее обстановка, тем большая необходимость в политической работе. Другое дело - формы работы. Конечно, не всегда можно провести митинги и собрания. Но как необходимы бойцу теплое слово и личный пример политработника в тяжелом бою! Вот почему нельзя не рассказать о том, как вели себя в этих боях политруки рот. Ведь они все время находились на передовой.
Дмитрий Алексеевич Кабанов политруком роты стал на фронте. В бригаду он пришел рядовым, а до войны работал на уральских заводах. Был секретарем партийной организации. В боях под Туганово стал парторгом роты. В нем ничего не было внешне эффектного. Выше среднего роста, немного сутуловатый, пожилой. Но умел он подойти к человеку, убедить его. Делал это просто, с большой любовью и теплотой. И люди платили ему тем же.
В бою политрук действовал исключительно мужественно. Был случай, когда рота, отбивая наседавших фашистов, перешла в контратаку и, увлекшись продвижением вперед, могла быть отрезана. Надо было отойти. Кабанов во время атаки находился среди первых, а во время отхода - среди последних.
Еще один пример, свидетельствующий о колоссальной силе воли и идейной убежденности заместителя политрука Константина Григорьевича Дергунова. Во время боя он был ранен в обе ноги. Его пытались вынести на носилках, а он попросил перевязать его на месте и оставить в покое. Но в покое он не остался. Сидя, заряжал диск автомата и вел огонь по врагу. Лишь поздно вечером, когда все атаки врага были отбиты, Дергунова вынесли с поля боя.
С каждым днем в подразделениях все больше и больше становилось людей, преисполненных чувства ответственности не только за выполнение своей боевой задачи, но и за исход боя в целом.
Политрук разведывательного взвода Акимов ходил в разведку каждую ночь и всегда приносил ценные сведения. Не было человека во взводе, который не стремился пойти в разведку вместе с политруком. А это свидетельствовало о многом. Когда выражали кому-то недоверие, говорили: "С ним в разведку я не пошел бы". Смелость, находчивость, готовность любой ценой прийти на помощь товарищу - непременное качество разведчика. Акимов кроме всего этого обладал железной выдержкой и умением найти выход из любого положения. Этим он и завоевал сердца людей.
Однажды Смекалин поручил разведчикам проверить предположение о строительстве гитлеровцами новой дороги к месту боев, а заодно и захватить "языка". Возглавил разведку Акимов. Во время перехода вражеской линии обороны завязалась перестрелка и политрук был ранен. Что делать? Произошло небольшое замешательство. Кто-то предложил возвращаться.
Когда закончили перевязку, Акимов объявил, что остается в строю и приказал продвигаться дальше в тыл врага. Через некоторое время вышли к месту строительства бревенчатого настила новой дороги. Определили ее направление, а потом долго сидели в засаде, пока на лесной тропинке не показались немецкие саперы. Схватили одного из отставших и уволокли в кусты. Но возвращаться оказалось тяжело. Фашисты обнаружили их и стали преследовать. Переходить линию обороны пришлось днем. На прорыв первым бросился Акимов. Он погиб, но ценой собственной жизни обеспечил возвращение своих товарищей.
В самые тяжелые дни, когда враг сужал кольцо вокруг батальона, бойцы и командиры приходили к политрукам и парторгам и подавали заявления о вступлении в партию. 15 человек подали заявления в парторганизацию второго батальона. Парторг второго батальона политрук В. А. Панферов рассказывал, что заседание бюро для рассмотрения заявлений собирали ночью, когда наступала небольшая пауза между боями. В партию были приняты замечательные люди, отличившиеся в боях. В числе принятых в кандидаты в члены партии комсомолец командир взвода Петр Николаевич Степаненко. Взвод под его командованием удачно контратаковал врага и уничтожил 24 фашиста. Лейтенант Степаненко захватил в плен унтер-офицера с рацией. У многих кандидатов партии истек в это время кандидатский стаж, и они подавали заявления с просьбой о приеме в члены партии. Теперь по решению Центрального Комитета в члены партии принимались воины, отличившиеся в боях, после трехмесячного кандидатского стажа. За время боев с 30 июня но 20 августа в кандидаты в члены партии приняли 102 человека и 21 - в члены партии.
17 августа штаб армии разрешил вывести батальоны из окружения. Но сделать это теперь было не так-то просто. Боевой состав находившихся в окружении частей составлял всего 150 человек. Было 300 раненых, из них более 100 человек - тяжело.
Подполковник Ревенко решил одновременным ударом с юга, со стороны окруженных частей, и с севера встречным ударом обеспечить выход из окружения. В тот же день он приказал Смекалину подготовиться к выходу, указал направление и время начала боевых действий.
Смекалин выслал разведку. Установили, что на пут предполагаемого выхода - шесть дзотов противника. Тогда он создал группу прикрытия и несколько штурмовых групп для уничтожения дзотов врага. Командир бригады сформировал сводную роту в составе 124 человек под командованием старшего лейтенанта Ивана Павловича Канивца для нанесения встречного удара.
17 августа в 24 часа начались боевые действия. Не прекращались они и весь день 18 августа. Штурмовым группам Смекалина удалось уничтожить два дзота и продвинуться вперед на 300 м. Сводная рота Канивца вклинилась в оборону противника, но развить первый успех не смогла.
В ночь с 18 на 19 августа наступление было приостановлено.
19 августа гитлеровцы предприняли ожесточенную атаку. По проложенным дорогам пододвинулось несколько танков и самоходных орудий, они открыли огонь прямой наводкой. Отразить этот натиск врага было тяжело. Боеприпасы кончались. Продовольствия люди не получали уже третий день. Вместо чая пили красную болотную воду, вскипяченную в котелках, и жевали корешки дикого лука. Самокрутка из оставшихся у кого-то крошек махорки и сухого березового листа переходила из рук в руки. Затягивались по одному разу.
Несмотря на все это, фашистам не удалось сломить сопротивление воинов. Все атаки были отбиты. Не помогли и танки. Один танк наши бойцы подбили из противотанкового ружья.
К вечеру наступила тишина. Лишь редкая перестрелка напоминала о том, что поединок частей Красной Армии, окруженных со всех сторон превосходящими силами врага, не закончен.
В наступившей тишине гитлеровцы снова, в который раз стали призывать красноармейцев и командиров сдаваться в плен.
Несколько минут шли передачи. Боеприпасы экономили, и огонь по громкоговорящей установке не открывали. И вот тогда кто-то запел: "Вставай, проклятьем заклейменный..." Слова подхватили по цепочке и скоро по всей круговой обороне звучал могучий пролетарский гимн "Интернационал".
Все кругом затихло. Замолчали громкоговорящие установки. Прекратилась перестрелка. Только эхо далеко разносило волнующие душу слова:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской...
19 августа вечером Смекалин и Чанбарисов приняли решение выходить ночью на широком фронте, просачиваясь сквозь оборону противника.
Всех людей разбили на три группы. Командиром первой группы был назначен старший лейтенант И. А. Подурец, комиссаром - старший политрук С. Н. Горбунов. Командиром второй группы - лейтенант Козлов, комиссаром политрук Бондаренко. Третью группу возглавляли капитан Ф. В. Смекалин и старший политрук Щ. X. Чанбарисов. Для эвакуации раненых были созданы команды носильщиков и выделены подразделения прикрытия.
Ночью начался выход. Схватки носили ожесточенный, но скоротечный характер. Действовали главным образом штыком и гранатой. Прикрывались пулеметным огнем. Лейтенант Степаненко связками гранат заставил замолчать два вражеских дзота. Пересунько заколол штыком несколько фашистов. Старший лейтенант Кононенко с группой бойцов внезапно ворвался в окопы врага и уничтожил несколько фашистов. Прикрывая отход своей группы, Кононенко был тяжело ранен, но и тогда не прекратил вести огонь по врагу. А когда кончились патроны и фашисты приблизились к нему, Кононенко предпочел смерть плену. Но расстался со своим "максимом" сержант Потеряев. При выходе из окружения он искусно прикрывал своих товарищей.
В эту ночь в бригаде никто не спал. Все мы - командование, офицеры штаба и политработники - были на передовой, готовые прийти на помощь воинам, пробивающимся из окружения.
В 2 часа утра 20 августа я встретил Смекалина и Чанбарисова, секретаря парткомиссии политотдела Леушина и нескольких бойцов. О том, как они выглядели, говорить не приходится. Силы их покинули сразу же при встрече с нами. Многие без посторонней помощи уже не могли добраться до тылов бригады, где они собирались. Несколько дней еще выходили одиночки из окружения. Мы радовались каждому человеку и с щемящей болью в сердце вспоминали о тех, кого не было с нами. Из окружения вышли не все. Не удалось пробиться к своим старшему политруку Сергею Николаевичу Горбунову. Это был замечательный товарищ, до войны он работал в Москве, перед последними боями был назначен комиссаром третьего батальона. Скромный, собранный, культурный, он как бы олицетворял в своем лице коренного москвича. Во время боев в окружении новый комиссар батальона показал себя человеком большой воли.
Несколько дней о судьбе Горбунова мы ничего не знали. Но потом нам стало известно, что фашисты захватили тяжелораненого комиссара. Его долго пытали, добиваясь показаний, но напрасно.
В лесу под кронами угрюмых елей собрались бойцы и офицеры - юрой только что закончившихся боев. Шел непринужденный разговор, люди делились воспоминаниями. Ведь тяжкие испытания особенно сближают людей.
Кто-то запел:
Вьется в тесной печурке огонь.
Песню, полюбившуюся воинам, сразу подхватили и тут же перефразировали:
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами болото Сучан,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага.
Много теплых слов я услышал тогда от красноармейцев о командирах и политработниках. С особой гордостью и любовью они говорили о своем комиссаре. Чанбарисов всегда пленял меня неукротимой верой в людей. После прошедших боев я убедился, что бойцы и офицеры отвечают ему взаимной верой и любовью.
Вспоминая о комиссарах Красной Армии периода Великой Отечественной войны, хочется особо подчеркнуть, что они были достойными преемниками Дмитрия Фурманова, Николая Маркина, Антона Булина и других легендарных комиссаров гражданской войны. Опираясь на коммунистов, комиссары многое сделали для укрепления морально-политической стойкости фронтовиков.
В Чанбарисове я вижу яркие черты политработника тех лет.
Через несколько дней командир бригады устроил разбор результатов двухнедельных боев. По оценке штаба армии бригада выполнила подавленную перед ней задачу. Батальоны, попавшие в окружение, своей непоколебимой стойкостью сковали до двух пехотных дивизий противника и нанесли им большой урон.
Газета "За Родину" призывала всех бойцов и командиров Северо-Западного фронта брать пример с наших воинов. В передовой статье писалось: "Они дрались, не сходя с места, когда враг заливал поле боя шквальным огнем, когда со всех сторон немцы шли в атаки... В любой самой трудной обстановке сражайся с врагом так, как старший лейтенант Кононенко, сержант Потеряев, красноармеец Пересунько. Будь стойким, как они. Беззаветно выполняй боевой приказ".
Вскоре большая группа участников боев была отмечена правительственными наградами. Орденами Красного Знамени были награждены капитан Ф. В. Смекалин, старший политрук ТТТ. X. Чанбарисов, лейтенант И. А. Подурец, сержант Е. А. Удовиченко. Орденом Красной Звезды и медалями - старший политрук В. Д. Леушин. сержант А. П. Александров, политрук Д. А. Кабанов, красноармейцы М. Р. Кожухов, Д. Н. Филатов, И. А. Пересунько, ефрейтор А. К. Мусатенко, сержант И. Н. Потеряев и многие другие.
У Ф. В. Смекалина в эти дни произошло еще одно радостное событие - он был принят в члены Коммунистической партии. Офицером стал Евдоким Антонович Удовиченко. Ему присвоили звание младшего лейтенанта.
Мы по праву гордились отвагой и стойкостью людей нашей бригады, заслуженной оценкой их подвигов. Но нас огорчали потери людей во время выхода из окружения. Что-то не доделали мы сами. Не оказало нам помощи и командование армии. Наступление войск Северо-Западного фронта с целью ликвидации демянского плацдарма противника успеха не имело. Очевидно, еще не научились наступать, так рассуждали мы. Причем это в одинаковой мере мы относили как к себе, так и к командованию армии и фронта. Вскоре бригаду вывели во второй эшелон. После небольшого отдыха и пополнения снова бои. Теперь на другом участке фронта под Лычково.
Война разбросала нас, воинов 133-й отдельной стрелковой бригады, по разным частям и соединениям. О судьбе многих мне ничего неизвестно. Но с некоторыми товарищами мне приходилось встречаться.
Летом 1943 г. после Курской битвы мы встретились на марше с подполковником Чанбарисовым. Он был заместителем командира стрелкового полка по политической части. В то время наши сердца были переполнены радостью побед Советской Армии, но заговорили мы не о Курской битве, а о Северо-Западном фронте, о боях в районе болота Сучан, о боевых друзьях.
Всю Великую Отечественную войну Чанбарисов провел на фронте. После победы над фашистской Германией участвовал в разгроме японских милитаристов. Домой вернулся с двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского.
Примечательна послевоенная судьба этого незаурядного политработника. Прежде всего осуществилась его давняя мечта продолжать учиться. Чанбарисов окончил Академию общественных наук при ЦК КПСС. Он кандидат исторических наук, доцент, преподает курс истории партии и уже много лет работает ректором Башкирского государственного университета.
Наши пути с Федором Васильевичем Смекалиным сошлись в 55-й стрелковой дивизии, где он был командиром полка, а я начальником политотдела. И здесь Смекалин воевал хорошо. Полк под его командованием успешно участвовал в Курской битве, форсировании Днепра, освобождении Белоруссии и Латвии. Под Ригой Смекалин был ранен. После лечения снова командовал полком, только в другом соединении, и с боями дошел до Берлина. Теперь подполковник запаса Смекалин руководит организациями ДОСААФ в одном из районов Свердловской области.