Вернувшись в деревню, мы приняли участие в разборке только что прибывшего политотдельского скарба, растапливанием печей, выясняем, по возможности, обстановку. Уснули мы только под утро. Но не прошло и часа, как все проснулись от громкого треска: вблизи разорвалась небольшая бомба, сброшенная подкравшимся вражеским самолетом. Оконные стекла разлетелись на куски, и в избу ворвался леденящий холод. Мы завернулись в одеяла, плащ-палатки, набросили на себя шинели, но холод пробирался со всех сторон. Стыли даже ноги, обутые в валенки. Пришлось подняться всем и заделывать хламьем и соломой окна и вновь разжигать печь.
   Однако и на этот раз спали мы не более одного-двух часов. Рано утром пришел сопровождаемый Должиковым член Военного совета армии дивизионный комиссар С. Е. Колонии. В своем кратком сообщении он охарактеризовал обстановку на фронте и поставил задачу перед политработниками, после чего Должиков распределил всех работников политотдела по дивизиям и бригадам. Выяснилось, что инструктор отделения кадров старший политрук К. Т. Щукин, инструктор 7-го отделения старший политрук Я. С. Драбкин и я направлялись в 180-ю дивизию. Этой дивизии предстояло пройти по бездорожью в тыл 290-й пехотной вражеской дивизии...
   Прежде чем направиться в дивизию, мы зашли в "столовую", наскоро оборудованную в здании школы. Быстро покончили с завтраком и уже собирались идти, как вдруг к нам подсел боец в белом нагольном полушубке, заросший бородой до глаз, усталый, но с задорной искринкой больших карих глаз. Поймав взгляд молоденькой подавальщицы, он смешливо, извиняющимся голосом сказал:
   - Я, извините, сейчас на дворняжку похож. Надо бы побриться, да вот все некогда.
   Только заслышав голос, я распознал в говорившем моего друга и однокашника по партийной работе, а ныне комиссара партизанской бригады, старшего батальонного комиссара С. А. Орлова. Мы обнялись, крепко расцеловались.
   Орлов собирался переправляться в свою бригаду, а сейчас ему предстояло провести беседу с командованием армии по вопросу взаимодействия партизанских частей с войсками 11-й армии в связи с предстоящей операцией.
   Под конец нашей короткой беседы Орлов сказал, что только что прослушал по радио сводку Совинформбюро и затем, повысив голос, чтобы его слышали все находившиеся в столовой, сообщил об изгнании немецких войск из Керчи, Феодосии. Горячая волна радости охватила всех, кто его слушал, а я еще подумал про себя, как хорошо будет начинать беседы в подразделениях, куда мы сейчас направлялись, с этого волнующего сообщения...
   180-я дивизия находилась в молодом еловом лесу. Землянки, недавно вырытые саперами, за одну ночь покрылись толстым слоем снега, хорошо замаскировавшего расположение дивизии от вражеской авиации. Ели стояли вблизи блиндажей, как бдительные стражи, в бело-зеленых маскхалатах, неподвижные и строгие. Всюду царил порядок. Бросались в глаза таблички с указателями служб и направлений к ним. Для автомашин и конного обоза была расчищена площадка в глубине леса среди старых мохнатых елей и сосен. Аккуратно сложены заправочные материалы. Район расположения дивизии обнесен двойным рядом колючей проволоки...
   Прежде всего мы представились полковнику Ивану Ильичу Миссану, командиру дивизии. Грузный, широколицый, скупо роняющий слова, он оживился, когда узнал, что я уроженец Кубани. Обрадовавшись встрече с земляком, Миссан заговорил о кубанских просторах, о пудовых арбузах, о дынях-зимовках, о многом другом, что имело отношение к его родному краю.
   Из землянки комдива мы направились в блиндаж начальника политотдела дивизии старшего батальонного комиссара В. Д. Куры-лева. Вместе с ним и другими работниками политотдела дивизии мы участвовали в составлении плана политического обеспечения предстоявшего марша, выступали в подразделениях с докладами "о текущем моменте", проводили беседы, помогли подготовить специальный номер дивизионной газеты. Вечером я сделал инструктивный доклад о международном и внутреннем положении Советского Союза для командиров и политработников дивизии.
   Позже Миссан пригласил меня и Щукина к себе в командирскую землянку отужинать. Дивизионный повар угостил нас отличным пловом. Любезно были предложены всем фронтовые сто граммов.
   "Это аванс в счет января", - добродушно разъяснил комиссар дивизии старший батальонный комиссар В. В. Бабицкий, намекая на то, что дивизии в этом месяце предстоят активные боевые действия. Миссан был, по словам Курылева, более обычного шутлив и доброжелателен. Этим он выдавал свое возбуждение бойца перед боем.
   7 января 1942 г. Части 180-й дивизии
   Утром встречали мы вместе с В. В. Бабицким делегацию трудящихся Пермской области, прибывшую еще в декабре с большим грузом подарков для бойцов и командиров Северо-Западного фронта. Во многих подразделениях состоялись встречи делегатов с красноармейцами и командирами.
   Каждая из этих встреч неизменно перерастала в волнующую демонстрацию непоколебимого единства Красной Армии и советского тыла.
   Встречи с посланцами далекого родного Челябинска сыграли видную роль в морально-политической подготовке частей дивизии к предстоящим сражениям.
   Дивизия начала свой марш вечером 7 января 1942 г. Первым двинулся в поход 21-й стрелковый полк. В целях предосторожности его подразделения шли рассредоточение в полном безмолвии. Ведь враг был в 500 м.
   Впереди разведчики и старорусские партизаны во главе с В. И. Кухаревым. Вслед за командованием полка движется подразделение истребителей танков-бронебойщиков. Тяжелые противотанковые ружья, каждое на плечах у двух бойцов, напоминают чем-то по форме средневековые мушкеты или пищали. Они грубоваты на вид, но война отвела им почетную роль. "Не ладно скроены, да крепко сшиты", "тяжело с ними в ходу, зато легко в бою", - любовно говорили про них бойцы. За бронебойщиками шли другие подразделения полка. Замыкалась полковая колонна обозным транспортом.
   ... Только что вернувшийся из штаба дивизии командир полка майор Г. И. Чурмаев на ходу отдает приказания командирам батальонов и приданных подразделений. Молодцеватый, подтянутый, он пытливо всматривается в лица командиров: он озабочен тем, чтобы они его правильно и точно поняли.
   На исходе шестого часа утомительного марша комдив отдает приказ о привале. Каждый взвод разгребал снег и устраивался на отдых. Небольшая часть людей размещается в оставленных немецко-фашистскими войсками блиндажах (не ожидая появления советских войск в тылу, фашисты на время резких холодов переселились в крупны.) населенные пункты), всем остальным пришлось довольствоваться наскоро сооруженными шалашами и снежными ямами.
   Снежными ямами назывались расчищенные от снега площадки на трех человек. На дне ямы укладывались ветки хвои, затем расстилалась плащ-палатка. На эту импровизированную постель укладывались двое. Третий накрывал их двумя плащ-палатками, заваливал яму снегом, а затем протискивался в нее сам. Люди нагревали яму теплом своих тел и мгновенно засыпали.
   Тем временем в командирских блиндажах и землянках шла напряженная работа - подводились итоги марша, на основе данных разведки уточнялись маршруты, разрабатывались с учетом этих данных планы предстоявших боевых действий. Мы, армейские политотдельцы, помогли Курылеву провести короткое совещание политруков и парторгов.
   ... В блиндаже командира 21-го стрелкового полка многолюдно, накурено. Командир полка Чурмаев внимательно выслушивает доклады командиров батальонов, командира разведывательного взвода. И хотя выражение озабоченности не сходит с его лица, он доволен этими докладами. Отставших на марше не было. Пища приготовлена вовремя и хорошего качества. Полковая разведка, действовавшая в составе дивизионной, обнаружила противника в шести километрах от места расположения дивизии, но не выдала своего присутствия врагу. Судя по тому, что показал в штабе захваченный разведчиками "язык", гитлеровцы еще ничего не знали о действиях дивизии.
   Краткой была речь, с которой Чурмаев обратился к командирам подразделений. Из нее следовало, что главная задача полка - быстрое продвижение до р. Ловати, форсирование ее не позже восьми утра, захват плацдарма на левом берегу реки с последующим продвижением в направлении ст. Пола.
   Кто-то из командиров сказал, что в предписываемые приказом сроки продвинуться к реке и тем более форсировать ее - задача явно не реальная, так как люди "смертельно устали, а идти придется по бездорожью, по глубокому снегу".
   Чурмаев спокойно посмотрел на говорившего.
   "Вы правы, комбат. Люди, действительно, очень устали и впереди их ждут новые трудности и новые испытания. Все это хорошо известно и всем нам, и командованию дивизии. И все же, как видите, приказ подписан, и мы обязаны его выполнить, ибо от этого зависит успех боя, судьба и честь нашей дивизии. Посудите сами..."
   И Чурмаев пригласил всех командиров подойти поближе к развернутой им на столе карте...
   Долго светилось крошечное окошко и в землянке командира 86-го стрелкового полка подполковника А. И. Кащеева. Командиры подразделений ушли, но окошко продолжало светиться. Командир полка Кащеев, комиссар полка старший батальонный комиссар М. А. Бусыгин и еще несколько человек сидели за столом у карты, уточняли детали марша и предстоявших боевых действий.
   8 января 1942 г. Д. Юрьево
   С рассветом 8 января движение возобновилось. Теперь полки ушли в разных направлениях, а штаб дивизии с охранявшими его подразделениями пока остался на месте. В половине девятого на штаб случайно наткнулась состоявшая на службе в немецко-фашистской разведке группа финских лыжников. Мы получили возможность оценить замечательные командирские качества Миссана, его выдержку, редкое хладнокровие, презрение к врагу, чувство полного превосходства над ним. В палатку, где Миссан, Бабицкий, Курылев и я собирались завтракать, ворвался командир взвода охраны.
   - Товарищ командир дивизии! - начал он взволнованно, вскинув привычным движением ладонь к ушанке, - разрешите доложить! Поймав разрешающий жест Миссана, он отрапортовал:
   - Немецкие автоматчики обстреливают нас со стороны соснового леса!
   Миссан не пошелохнулся. Лишь помедлив и не глядя в сторону спешившего командира взвода, проворчал: "Ну и нехай себе стреляют". Командиру взвода ничего не оставалось делать, как снова приложить руку к ушанке, произнести уставную фразу: "Разрешите идти?" и, после получения согласия, ретироваться. Потом я понял, что Миссан, исходя из полученных разведданных, не ожидал нападения сколько-нибудь значительных сил гитлеровцев и поэтому решил выждать, вынудить внезапно появившегося противника раскрыть планы.
   Через 15 - 20 минут командир взвода вновь появился в палатке, на этот раз вместе с адъютантом Миссана. Адъютант доложил:
   - Товарищ полковник! Автоматчики-лыжники могут оседлать дорогу. Они уже почти приблизились к ней!
   В эту минуту, как бы в подтверждение его слов, где-то совсем близко затрещали автоматные очереди. Бойцы взвода охраны вступили в бой с вражескими автоматчиками. Миссан ответил:
   - Лыжники говоришь? А ну-ка полосни их зенитными пулеметами! Да покрепче!
   Командир взвода со всех ног бросился выполнять приказание. Через несколько минут внушительно защелкали четыреххоботные зенитные установки, после чего треск автоматов уже не повторялся.
   "Вот и отстрелялись фрицы, - сказал Миссан, обращаясь к нам, и затем приказал адъютанту, - пусть прочешут лес!" В результате "прочесывания" как раз и выяснилось, что вражеские автоматчики были финнами. Бежавшие в панике разведчики оставили двух убитых, раненного в ногу финна красноармейцы взяли в плен.
   Спустя некоторое время фашисты, узнав от разведчиков о месте расположения штаба, начали обстреливать лесок минами. Одна из мин разорвалась в непосредственной близости от палатки командира дивизии. Осколками был легко ранен адъютант, тяжелое ранение в грудь получил стоявший на посту у палатки боец.
   Лицо Миссана посуровело, когда ему докладывали об этом. "Раненых в санбат!" - коротко приказал он и тут же передал по телефону приказание начальнику дивизионной артиллерии открыть огонь по вражеским минометам.
   Хладнокровие Миссана, мудрая лаконичность его распоряжений благотворно действовали на окружающих его людей и через них на весь личный состав дивизии.
   Минометный огонь прекратился, на смену ему пришел артиллерийский. Но Миссан, как мне вначале показалось, проявил упрямство. Он заявил начальнику штаба дивизии, что не сдвинется с места, пока не будет захвачено нашими войсками с. Мануйлово, с овладением которым решался важный этап всей операции. Когда пожавший плечами начальник штаба ушел, Миссан подмигнул мне и сказал:
   "Нехай штабисты посидят под огоньком, понюхают пороху. Злее будут".
   Однако действительная причина "упрямства" Миссана заключалась в другом. Удачно выбранное место для размещения штаба находилось на скрещении нескольких дорог. Кроме того, командир дивизии не хотел ни на одну минуту прерывать связи с частями дивизии.
   В полдень фашисты начали обстреливать штаб снарядами среднего калибра. Снаряды издавали пронзительно свистящий, воющий звук. Некоторые из них не разрывались, а, ударившись о мерзлую землю, с фырканьем рикошетировали и исчезали в глубине леса, задевая и сбивая ветви и верхушки деревьев. Потери от артиллерийского обстрела были сравнительно небольшими - около десяти раненых. За обедом Курылев шутливо "разъяснил" тактику фашистов, методически, с равными промежутками выпускавших один снаряд за другим:
   "Ганс (он всех немцев называл Гансами) бросает снаряды от трусости. Что значит методический огонь у фашистов? Это значит: погреется, поежится Ганс в блиндаже у печки, а потом выскочит на мороз, плюхнет один раз, другой и опять шнель в блиндаж, отогревать свою курицыну душу".
   Где-то вблизи громыхнул взрыв снаряда. Курылев не преминул пошутить и по этому поводу:
   "Ох, как бы Ганс не повредил нам в политотделе пишущую машинку. Как мы тогда воевать станем?"
   Тем временем части дивизии продолжали продвигаться вперед. Нелегкая задача выпала на долю 21-го и 86-го стрелковых полков. Об этом свидетельствовали донесения командиров полков и беседы с ранеными бойцами, доставленными на санях с места боя...
   Маршрут полков пролегал по мелкому низкому кустарнику. Люди проявляли беспримерное мужество, упорство, выносливость и неукротимую отвагу. Утопая по пояс в снегу, прорубая топорами и лопатами кустарник, они настойчиво продвигались вперед, несли на своих плечах пулеметы, то и дело выручали застревавшие в снегу пушки, сани с продовольствием и боеприпасами. Каждый метр пути стоил огромных физических усилий.
   Форсировав с ходу р. Ловать, подразделения подполковника Кащеева и майора Чурмаева преодолели еще один лесной массив и, обойдя вражеские гарнизоны, оказались в тылу 290-й пехотной дивизии врага.
   Вскоре подразделения полков скрытно подошли к д. Юрьево - крупному узлу обороны фашистов. Здесь же, по данным разведки, располагался офицерский дом отдыха.
   После тщательной разведки батальоны вышли из леса и подползли к деревне с трех сторон. Предусмотренный общим планом прорыва охват деревни прошел очень удачно. Советских автоматчиков не заметили даже часовые противника. По сигналу ракет началась атака. Удар был неожиданным и ошеломляющим. Мощную поддержку атакующим оказали минометы и пулеметные подразделения.
   Первым ворвался в деревню батальон под командованием капитана Панина. Советские воины - все в белых маскхалатах - быстро окружали дома, в которых засели фашисты, забрасывали их гранатами, расстреливали сопротивлявшихся из винтовок и автоматов.
   Среди гитлеровцев началась паника. Они еще продолжали вести беспорядочную стрельбу из минометов, автоматов и даже пушек, но участь Юрьева была предрешена. Окрыленные успехом первого удара, советские воины, словно забыв об усталости, дрались дерзко, изобретательно и отважно.
   Вскоре стали известны имена героев штурма деревни. Одним из первых отличился красноармеец Панкин, метким броском гранаты уничтоживший станковый пулемет и 5 вражеских солдат. Лейтенант Куракин в упор расстрелял 15 фашистов. Связной Болтов уничтожил 7 фашистских солдат.
   Смертью героя пал политрук роты Александр Петрович Вормичев. Случилось это так. Бойцы прорвавшегося к центру деревни взвода залегли перед домом, из каменного подвала которого гитлеровцы вели ожесточенный автоматный и пулеметный огонь. Командир взвода, не желая нести неоправданные, по его мнению, потери, не решался отдать команду на штурм. Но и лежание в снегу становилось бессмысленным. Фашисты пристрелялись, и взвод начал нести потери. Вормичев лежал рядом с командиром, он вдруг увидел, как командир, ахнув, ткнулся головой в землю и остался лежать неподвижно. Вормичев не раздумывал. В тот же миг он поднялся во весь рост:
   "Вперед, за мной! - закричал он, взмахивая автоматом. - Смерть фашистам!" И первым побежал по направлению к дому. Бойцы взвода последовали его примеру. Дерзость атакующих ошеломила гитлеровцев, и они на кое-то время даже ослабили огонь. Все же четыре бойца были сражены вражескими пулями. Все остальные, приблизившись вплотную к дому, были теперь в относительной безопасности. Вормичев рванул входную дверь, но она оказалась накрепко закрытой изнутри. Медлить было нельзя, так как фашисты вели теперь огонь вдоль улицы по перебегающим группам наших бойцов. Вормичев бросил "лимонку" в окно дома, не дожидаясь, когда рассеется дым от взрыва, вышиб оконную раму и быстро пролез внутрь дома. Первым же он ворвался и в подвал дома, но здесь пуля притаившегося у входа в подвал эсэсовца оборвала его жизнь.
   В подвал полетели гранаты. Огневая точка врага прекратила свое существование.
   Внезапность атаки и отвага советских воинов решили исход боя. Фашистский гарнизон был полностью разгромлен. Оставшиеся в живых гитлеровцы были взяты в плен. Значительными были и трофеи: 7 вражеских орудий, 3 пулемета и 12 автомашин.
   Успех 21-го и 86-го стрелковых полков окрылил воинов других частей дивизии. Они также успешно выполнили свои боевые задания. В итоге - первая часть трудной тактической задачи была решена. Без больших потерь в установленный срок дивизия прошла со всей своей техникой, включая пушки и танки, по таким лесам и болотам, которые фашистское командование обозначило на своих картах как непроходимые.
   Удержание Юрьева советскими войсками стало важнейшей задачей 180-й дивизии. Посоветовавшись с Миссаном, я и Щукин направились в район расположения 21-го полка. Враг, не желая уступать утраченные позиции, обрушил на Юрьево мстительный артиллерийский и минометный огонь. При подходе к деревне мы издали видели, как под шквальным артиллерийским обстрелом переправлялись по льду через реку наши танки. Замыкавшая группу "тридцать четверок" машина вдруг продавила пробуравленный взрывом снаряда лед, тяжело осела на дно реки и теперь над поверхностью льда торчала только ее башня. Танкисты выбрались из танка через люк.
   В это время к берегу приблизился тягач. От его мощного рокота содрогалась промерзшая земля. Танкисты немедленно приступили к делу. Снаряды вздымали фонтаны воды и льда, перемешанных с грязью. Барахтаясь в ледяной воде, люди прикрепили стальной трос к танку. Тягач в одну минуту справился со своей задачей: извлек танк из воды ("Как репу из грядки выдернул!" - воскликнул любивший сравнения Щукин) и, не останавливаясь, отбуксировал его в лес.
   Д. Юрьево переживала тяжелые минуты. Фашисты стреляли по площади деревни фугасными и зажигательными снарядами. Часть домов пылала. Над деревней вырастали облака дыма, в которых отражались кровавые блики пламени. Откуда-то доносились плач и причитания женщин. Мычал обезумевший скот. Брошенные в полном составе на ликвидацию пожаров хозяйственный взвод и подразделение саперов самоотверженно боролись со стихией, но, погашенные в одной части деревни, пожары возникали в другой...
   Мы со Щукиным оказались на южной окраине деревни, обороняемой батальоном Панина. Эта часть деревни находилась в зоне самого интенсивного артиллерийского обстрела. Бойцы лежали в воронках от снарядов, многие прямо на снегу. Взрывы мин и снарядов, свист смертоносных осколков прижимали людей к земле. На первый взгляд, место расположения подразделений батальона казалось покинутым защитниками Юрьева. Но вот стрельба, наконец, прекратилась, и из воронки, полузасыпанной землей и снегом, выросла фигура красноармейца, одетого в белый маскировочный халат. Он внимательно посмотрел вокруг, и его обветренное загорелое лицо выразило удовлетворение.
   "Кажись, пронесло", - сказал он, обращаясь к кому-то в воронке.
   "Добро, - ответил кто-то, казалось, из-под земли, и вслед за этим в воронке выросла вторая фигура в белом. - Пойду по избам - поищу воды. Страсть как пить хочется".
   "Подождал бы немного, Петр, - последовал неторопливый ответ. - Как бы фриц не пошел в атаку. Эвон как изрыл землю-матушку снарядами".
   Там и сям из-под снега, из воронок вырастали все новые и новые фигуры людей в маскировочных халатах. Санитары уже уносили убитых и раненых.
   Несмотря на ожесточенный обстрел, потери в общем оказались сравнительно небольшими: три убитых и около десяти раненых. Я занялся эвакуацией раненых. Щукин отправился проверить работу полевых кухонь.
   Время шло, но никаких признаков атаки противника не было. Петр, как выяснилось, второй номер пулеметного расчета, не спеша зашагал к ближайшей избе - на поиски воды...
   Однако гитлеровцы не собирались оставлять в покое защитников Юрьева. Подавленные советской артиллерией вражеские батареи молчали, но вместо них над деревней замаячили зловещие силуэты двух "юнкерсов". Земля содрогнулась от тяжких разрывов бомб. Но фашистским стервятникам не удалось сбросить на Юрьево весь бомбовой груз. Неожиданно появившийся в небе краснозвездный "ястребок", пристроившись в хвост бомбардировщику, дал длинную злую очередь.
   Объятый дымом "юнкере" завалился на левое крыло и затем пошел на резкое снижение. От самолета отделилась черная точка и над нею вспыхнуло белое пламя парашюта. Вражеский летчик вынужден был приземлиться в деревне, которую только что бомбил. Другой "юнкере", сбросив бомбы куда попало (почти все они упали в реку), преследуемый истребителем, устремился на запад.
   9 января. Район действия 21-го стрелкового полка
   Миссан правильно оценил беспорядочный и бесцельный с военной точки зрения артиллерийский и минометный обстрел и бомбежку деревни, как выражение бессилия противника и признание им своего поражения под Юрьевом. Поддержанный комиссаром дивизии В. В. Бабицким, он принял смелое решение, согласованное с общим планом боевых действий. Оставив для обороны деревни несколько подразделений - батальон, роту химиков, саперов и хозяйственные подразделения, он повел наступление против других оборонительных узлов 290-й фашистской пехотной дивизии. Наступление частей дивизии поддерживалось лыжным батальоном, приданной артиллерией и танковым подразделением.
   Важным узлом сопротивления был населенный пункт Парфино. К частям, атаковавшим этот пункт, направился комиссар дивизии В. В. Бабицкий.
   ... Уже на первых километрах танки встретили препятствие - двойной ряд лесных завалов. Обойти эти завалы мешали болота. Перед бесформенными грудами стволов и сучьев тянулись ряды колючей проволоки. Танкисты знали по опыту: такие завалы с ходу не возьмешь!
   Головной танк, пытавшийся обойти завал справа, продавил замерзшую поверхность болота, и другому танку пришлось помогать ему выбираться из трясины. Ни одного выстрела не прозвучало из-за завала, но этой тишине не поверили. Командир танкового подразделения решил произвести разведку. Взревели моторы двух танков. Грозные машины рванулись вперед. Нервы притаившегося врага не выдержали, и бронебойные пули защелкали по металлу башен.
   Стреляя на ходу из пулеметов и пушек, танки подошли вплотную к завалу, смяли проволочные заграждения. Один из танков начал было взбираться на поваленные деревья, как вдруг громыхнул взрыв снаряда. Танк качнуло, он стал поворачиваться на месте, но тут же остановился: ему сорвало правую гусеницу.
   Против засевшего врага открыла огонь наша артиллерия. Под его прикрытием танкисты благополучно выбрались из подбитой машины, а все танковое подразделение, выдвинувшись немного вперед, начало методический обстрел выявляемых огневых точек противника. Не умолкая, стреляли полковые пушки. Гремела артиллерия противника. В начавшейся пальбе три танка подошли к завалу. Танкисты выбросили дымовые шашки. Под защитой танков и покровом дыма пехотинцы и саперы расчистили проход. После интенсивной артиллерийской обработки оборонительной полосы противника таким же путем был проделан проход, и наши танки стали утюжить огневые точки и траншеи противника.