Неизвестен Автор. Постмодернизм (Энциклопедия)

   H.A. Паньков
   КАРТА - см. АНТИ-ЭДИП, РИЗОМА, "РИЗОМА" (Делез, Гваттари), ТЕЛО БЕЗ ОРГАНОВ, КАРТОГРАФИИ ПРИНЦИП.
   КАРТОГРАФИЯ - см. КАРТОГРАФИИ ПРИНЦИП.
   КАРТОГРАФИЯ ТЕЛА - см. ТЕЛО БЕЗ ОРГАНОВ.
   КАРТОГРАФИИ ПРИНЦИП - регулятивный принцип номадологии (см. Номадология), требующий при рассмотрении ризоморфных объектов (см. Ризома) радикального отказа от презумпции наличия какого бы то ни было варианта порождающей модели, якобы детерминирующей собою процесс автохтонной эволюции этих объектов. Согласно позиции Делеза и Гваттари, в применении к ризоморфным средам, находящимся в процессе самоорганизации (см. Нелинейных динамик теория), самая мысль о линейной "генетической оси как глубинной структуре", а значит, и идея порождающей модели ("глубинной структуре", "генетической оси" и т.п.) являются глубоко чуждыми. Ризома как таковая "не подчиняется никакой структурной или порождающей модели": "отдельные импульсы и предметы не являются ни стадиями развития на генетической оси, ни частью глубинной структуры" (Делез и Гваттари). В целом, К.П. опирается на следующие фундаментальные презумпции постмодернистского типа философствования: 1) презумпция отказа от идеи глубины - как в топографическом (см. Номадология), так и в ноуменальном (см. Метафизика, Постметафизическое мышление) смысле этого слова (см. Поверхность); 2) презумпция множественности не просто состояний, но сущностных онтологии (см. Онтология) рассматриваемой предметности (см. Различия философия); 3) презумпция нелинейности и плюральности (ветвления) эволюционных траекторий ее развития (см. Нелинейных динамик теория); 4) презумпция идиографичности конкретно наличного варианта организации познаваемой предметности, т.е. его неповторимой, не подлежащей логическому обобщению и дедуктивно не выводимой из общего правила уникальности, с одной стороны, и преходяще сиюминутной актуальности - с другой (см. Идиографизм). В основе К.П. лежит фундаментальное для номадологии различение (противопоставление) "карты" и "кальки". Под калькой в номадологии понимается такая организация предметности, которая ориентирована на воспроизводство собственной наличной структуры: согласно Делезу и Гваттари, линейная логика - это "логика кальки и размножения". В контексте семантики К.П. важна идея Делеза и Гваттари об органичной связи презумпции порождающей модели и презумпции "кальки": "о генетической оси или о глубинной структуре мы говорим, что они прежде всего являются принципами кальки, воспроизводимой до бесконечности". Иными словами, понятие "калька" вводится Делезом и Гваттари для фиксации того функционального измерения объекта, который обеспечивает его неизменную способность быть тождественным самому себе и порождать изоморфные себе (и только себе) объекты. Альтернативно - "карта противоположна кальке", поскольку имманентно предполагает нелинейный веер вариативных интерпретаций, т.е. "целиком ориентирована на проведение опытов, связанных с реальностью". Будучи инструментом интерпретации ризомы, сама "карта" принципиально ризоморфна ("она сама является частью ризомы"). В силу этого "карта открыта, она объединяет все свои измерения, она подвижна, переворачиваема, восприимчива к изменениям. Любой индивид, группа, социальная формация может разорвать ее, перевернуть, собрать любым образом, подготовить к работе. Можно нарисовать ее на стене, отнестись к ней как к произведению искусства, сделать из нее политическую акцию или материал для размышления" (Делез и Гваттари). В этом отношении важнейшим свойством "карты" является ее открытость или, по словам Делеза и Гваттари, способность "иметь всегда множество выходов" (т.е. "линий ускользания" и "коридоров для продвижения" наряду с "пространством обитания"). В этом отношении например, феномен письма в постмодернистском его понимании (см. Письмо) - в отличие от феномена продуцирования текста (см. Конструкция) - фундирован, по оценке Делеза и Гваттари, К.П.: "писать" имеет отношение не к "означивать", а к "межевать", "картографировать" /подчеркнуто мною - M.M./ даже неизвестную местность", т.е. не территориализировать ее (не придать ей замкнуто финальный в своей определенности смысл), но, напротив, обеспечить ей детерриториализацию (см. Детерриториализация) как открывающую возможность любых плюральных территориализаций (ср. нонсенс как отсутствие смысла, бесконечно размыкающее горизонт смыслообразования - см. Нонсенс, Деконструкция, Означивание). Таким образом, "у карты много выходов в отличие от кальки, которая всегда возвращается "к тому же самому" (Делез и Гваттари). В режиме рефлексивной оценки собственной методологии Делез и Гваттари задаются вопросом, не является ли само противопоставление "карты" и "кальки" как таковое шагом, выполненным на основе сугубо традиционной (и на уровне декларации неизменно отрицаемой постмодернизмом) презумпции бинаризма: "не реставрируем ли мы простой дуализм, противопоставляя кальку и карту как злое и доброе начала?". Важнейшим моментом реабилитации К.П. в контексте этого вопроса Делез и Гваттари полагают эксплицитное признание ими того обстоятельства, что семантико-аксиологическая дихотомия "карты" и "кальки" локализуется лишь в пространстве функционального расщепления реального процесса нелинейного движения ризоморфной среды, - реально же (в конкретной системе отсчета) как "карта" может обнаруживать интенции к декалькированию ("Не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни. Иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация?.."), так и "всякий раз нужно переносить кальку на карту". Последняя процедура (неизменно возникающая вновь и вновь - как "вопрос системы") подвергается Делезом и Гваттари особо пристальному рассмотрению. Это связано с ее, в их оценке, "опасностью", порожденной способностью подобного калькирования уничтожать "карту" посредством блокировки всех ее "выходов" (эволюционных перспектив), обращения их в тупики, - но сохраняя при этом видимость ее сохранения как "карты". "Это похоже на фотографию, на рентгеновский снимок, как если бы сначала выбирали и отделяли то, что собираются воспроизвести при помощи искусственных средств... Это... имитатор, который создает свою модель и использует ее. Калька уже перевела карту в образ, она преобразовала ризому в корни и корешки /корень как символ линейности в номадологической системе отсчета - см. Корень -  M.M./ . Она организовала, укрепила, нейтрализовала множественности, распределив их по осям значений и субъективаций, которые у нее имеются. Она генерировала, структурировала /см. Дестратификация - M.M./  ризому, калька воспроизводит уже только саму себя, когда собирается воссоздать нечто другое. Вот почему она так опасна" (Делез и Гваттари). Особое значение (особую "опасность") эта способность "кальки" калькировать, тормозить, блокировать тупиками "карту" имеет, по оценке Делеза и Гваттари, в сфере психоаналитики. Собственно, в целом, понятия "карты" и "кальки" обретают особый статус в контексте шизоанализа (см. Шизоанализ), в рамках которого предметностью их приложения выступает феномен бессознательного. По оценке Делеза и Гваттари, "карта не воспроизводит бессознательное, замкнутое в самом себе, она его конструирует. Она способствует соединению полей /см. Детерриториализация - M.M./, разблокированию тел без органов /см. Тело без органов - M.M./, их максимальной открытости в плане консистенции". Согласно самооценке Делеза и Гваттари, шизоанализ ориентирован в своих аналитиках именно на К.П., - в то время как психоаналитические процедуры, по преимуществу, оцениваются ими как калькирующие, "которые "подгонят" любое желание или высказывание к генетической оси или перекодирующей структуре, которые готовы до бесконечности притягивать к этой оси или к компонентам этой структуры монотонные стадиальные кальки". Иными словами, "Фрейд заведомо принимал в расчет картографию" бессознательного того или иного пациента, но "всегда лишь для того, чтобы совместить ее с фотографией родителей" этого пациента, т.е. заблокировать "карту" посредством ее калькирования. Между тем, для шизоанализа является несомненным, что "то, что калька воспроизводит из карты или ризомы, это, как правило, тупики, блокировки". "Посмотрите на психоанализ и лингвистику, - пишут Делез и Гваттари: - первый всегда извлекает кальки или фотографии бессознательного, другая - кальки или фотографии языка со всеми погрешностями и неточностями, которые она предполагает (не удивительно, что психоанализ не устает подчеркивать свое родство с лингвистикой)". Однако, то, что в сциентистски организованной лингвистической формализации имеет сугубо академическое значение, то в пространстве психоанализа оборачивается фобиями пациента, порожденными, во многом, самими психоаналитическими процедурами: калькируя "карту" бессознательного у своего пациента, психоаналитик "блокирует все ее выходы до тех пор, пока не удалось внушить ему стыд и чувство вины, пока стыд и чувство вины не укоренились в нем", порождая известные фобии. Как пишут Делез и Гваттари, "ризому вытеснили сперва из дома, затем с улицы, ее перенесли в родительскую постель, и корешки ее были пущены на его собственном теле, а заблокировали ее на профессоре Фрейде". Таким образом, согласно шизоаналитической ретроспективе, психоаналитики "безжалостно крушили" ризому бессознательного, "пачкали карту" пациента, - вместо того, чтобы признать их характер свободной спонтанности, обеспечить им пространство самоорганизации, освободив от гнета калькирования. Между тем, психоанализ, согласно шизоаналитической оценке, ориентирован именно на прослеживание травмирующих детерминационных воздействий на бессознательное со стороны тех или иных "порождающих структур" (главной из которых являлась для классического психоанализа структура семьи - см. Анти-Эдип). Шизоанализ, в противоположность этому, фундирован трактовкой бессознательного в качестве свободно самоорганизующейся (во всяком случае, могущей и должной самоорганизовываться) среды, решительно отвергая при этом "любую мысль о декалькированной фатальности как бы она ни называлась: божественная, анагогическая, историческая, экономическая, структурная, наследственная или синтагматическая" (Делез и Гваттари). Таким образом, если задачей психоаналитика было калькирование бессознательного, то задача шизоанализа формулируется принципиально иначе: "создать карту, а не кальку" (Делез и Гваттари), тем самым освобождая бессознательное от гнета "псевдоструктур" и размыкая перед ним горизонты спонтанной и свободной самоорганизации (см. Машины желания).
   М.А. Можейко
   КАСАНИЕ (греч. - haptikos) - понятие, приобретающее философский статус в рамках философии постмодернизма (Мерло-Понти, философия Другого), а также у Сартра - в границах категориально-понятийного комплекса, центрированного на категориях "складка", "тело", "кожа" и др. К. характеризует способ, посредством которого наше тело вписывается в мир, не разрушая ни его, ни себя. К. суть понятийное средство для описания определенного, ментально представленного чувства ("К."), которое приобретается человеком благодаря целостному опыту жизни и действий в пространстве (А.Монтэгю: "Касание. Человеческое значение кожи", 1986). (К. не локализуется в границах оптических свойств зрения, выступая как видение кожей, как слой чувственности, который доминирует в процессе феноменологического конституирования телесности.) В данном контексте К. выступает как "воображаемый физический контакт" с фрагментами пространства и располагающимися в них объектами, ранее уже бывшими "затронутыми" нами: мы в состоянии их видеть, слышать и ощущать исключительно благодаря тому, что разместили их вокруг себя и упорядочили вследствие множества прошлых неосознаваемых К. Восприятие посредством К. неосуществимо вне фундамента в виде внутреннего образа телесности, который и конституируется как результат "сплетения" некоего "узора" из невидимых нитей предшествующих К. - В результате обмена К. формируется "клеевая прослойка" между двумя телами или "плоть" (Сартр). К. (в рамках такого понимания его) перестает являть собой собственно К. в случаях, когда оно проникает "за" или "сквозь" кожу. По Мерло-Понти, осуществимость К. предпослана "касаемостью-в-себе" (фр. tangible en soi): человек чего-то способен касаться, но лишь потому, что его нечто касается и именно в том месте и в тот момент, когда и где он этого нечто касается... К. как цельную процедуру разорвать невозможно... К. не может и не должно сводиться к К.-репертуару, диктуемому человеку в качестве нормы идеальными жестами иных суверенных субъектов (действующих лиц коммуникации). В границах культурологических схем Канетти (осмысление природы власти в контексте ее сопоставления с образами хватающей руки, зубов, пасти, поглощения) особо значимой выступает проблема энергетики К. как непосредственного телесного воздействия (в качестве знака угрозы смерти и - соответственно - знака влияния и власти). В рамках подхода Н.М.Бахтина, зрение и слух человека являют собой незаинтересованное и безвольно-созерцательное основание чувственного опыта; именно они обусловливают "холодок" между человеком и миром; они предварительны, а не самоценны. Первичным же, по мысли Н.М.Бахтина, выступает осязание: именно посредством К. человек получает сведения о пределах себя самого, эротически постигая бытие. (См. также Тело, Плоть, Кожа.)
   A.A. Грицанов
   КЭРРОЛЛ (Carroll) Льюис (настоящее имя - Доджсон Чарлз Лутвидж) (1832 - 1898) - британский писатель, математик, один из творцов литературы "нонсенса" (см. Нонсенс). Священник (сан диакона - 1861), магистр математики (1857). Преподаватель оксфордского колледжа Крайст-черч. Основные сочинения: "Конспекты по плоской алгебраической геометрии Чарлза Лутвиджа Доджсона" (1860), "Руководство для изучающих математику" (1864), "Приключения Алисы в Стране Чудес" (1865), "Сведения детерминантов" (1866), "Элементарное руководство по теории детерминантов" (1867), "Фантасмагория и другие стихи" (1869), "Сквозь Зеркало и Что там увидела Алиса" (1871), "Охота на Снарка" (1874), "Эвклид и его современные соперники" (1879), "Рифма? - Разум?" (1883), "Логическая игра" (1887), "Математические курьезы" (в двух томах, 1888 и 1893), "Сильвия и Бруно" (1893), "Символическая логика" (1896) и др. Сказочно-поэтическое творчество К., нашедшее воплощение, в частности, в историях для детей о приключениях Алисы, еще при его жизни подверглось самым различным смысловым расшифровкам, как в духе реконструкций эпизодов из биографии писателя, так и в ключе описания Оксфордских религиозных дискуссий 1840 - 1870-х. Так, по мнению богослова Ш.Лесли, символика Страны Чудес такова: Алиса - образ первокурсника-неофита, Белый Кролик - рядовой священник англиканской церкви, Герцогиня - представитель епископата, банка апельсинового джема репрезентирует традиционалистский протестантизм, золотой ключик - ключ Священного Писания, двери в зале - английскую Высокую и Низкую церковь и т.п. Мир "Зазеркалья" же, согласно Лесли, может быть подвергнут более детальным и даже персонифицированным интерпретациям: Труля-ля Высокая церковь, Единорог - Конвокация духовенства, Траляля - Низкая церковь, Белая Королева - доктор Ньюмен, Белый Рыцарь - Гексли, Морж и Плотник - эссеисты и обозреватели, Черный Король - каноник Кингсли, Лев Джон Буль, Бармаглот - отвратный символ папства и т.п. Интеллектуализм 20 ст. еще более усложнил спектр мыслимых подходов к декодировке насыщенных литературными реминисценциями и пародиями сказок К. В них, например, стали усматривать: А.Дикинс - пласт пародийной шахматной морали, содержащий сложную метафизическую философию христианского толка; А.Эттелсон - систему закодированных изречений и слов Ветхого Завета; Р.Брэдбери - идеальную модель холодного мира викторианской эпохи (Страна Чудес Алисы у К. или "то, что мы есть"), противопоставленную человеколюбивому Изумрудному Городу (Страна Оз у Ф.Баума или "то, чем мы хотели бы быть"), и т.д. Выступая как результат эволюции элитарной европейской культуры 19 ст., обретения литературы "нонсенса" в версии К. наглядно демонстрировали гармонию, потенциально присущую всякой несообразности; эвристический потенциал постижения граней и переходов между рациональным и иррациональным; катартический, очищающий характер бесчисленных логических интерпретаций и смеховых истолкований текстов, выступающих как самодостаточные игровые пространства ментального уровня. Пространственно-временная организация ("хронотоп") сказок К. - сложна и абстрактна: время (текущее как бы во сне) не соотносимо ни с психологическими самоощущениями героев, ни с разверткой их биографий; пространство - многомерно (плоскости сна, зеркального отражения и шахматной игры в "Зазеркалье"), сложно организовано и легко трансформируемо любым мыслимым образом. Словоформный строй произведений К. компендиум языковых проблем: типичного несовпадения звука и смысла в словах; различения предметов, имен предметов и имен имен предметов; соотношения слов как неразложимых атомов и текста как макетного их единства и т.д. (Именно в этом главное отличие историй К. от "классических" волшебных сказок: в сочинениях К. все осуществляется в сфере языка и посредством языка; это - не столько сказание, сколько составной дискурс, обращенный к читателю.) Так, Делез в контексте обоснования шизоанализа и исследования в этой связи так называемого "шизофренического языка" истолковывал "бессмысленные стихи" К. как типичное "шизофреническое изложение": "Во всех произведениях К. читатель встретит: 1) выходы из туннеля, предназначенные для того, чтобы обнаружить поверхности и нетелесные события, которые распространяются на этих поверхностях; 2) сущностное родство этих событий языку; 3) постоянную организацию двух поверхностных серий в дуальности "есть/говорить", "потреблять/предлагать" и "обозначать/выражать"; а также -  4) способ, посредством которого эти серии организуются вокруг парадоксального момента, иногда с помощью "полого" слова, иногда эзотерического или составного". Пример "эзотерического слова" у К., по оценке Делеза, - кэрроловский "снарк" (контаминация англ. shark - акула и snake - змея). Согласно Делезу, "шизофренический язык" К., явивший собой текстуальную объективацию представлений Гельдерлина об ипостаси языка как "знака, лишенного смысла", являл собой (наряду с поисками А.Арто, Клоссовски и др.) альтернативу "традиционным структуралистским" моделям поэзии. По Делезу, К. разработал и основал "сериальный метод в литературе": 1) - Когда обнаруживаются "две версии событий с едва заметными внутренними различиями, которые регулируются странным образом" (например, часы в "Сильвии и Бруно", заставляющие события возвращаться двумя путями: либо посредством умопомешательства, обращающего вспять их последовательный порядок, либо посредством легких вариаций согласно стоическому предопределению). 2) - Когда находятся "две серии событий, где крупные и при этом все нарастающие внутренние различия регулируются предложениями или же, по крайней мере, звуками и звукоподражаниями" (в сответствии с законом зеркала) - ср. у К.: "...то, что могло быть видимо из старой комнаты, было совсем неинтересным... но все остальное было настолько иным, насколько возможно". 3) - Когда сосуществуют одна серия чистых выражений и одна серия обозначений, характеризующиеся большой несоразмерностью и регулирующиеся эзотерическими словами. Слова эти образуются: а) либо взаимодействием слоговых элементов одного или нескольких предложений, следующих друг за другом: замена оборота "Ваше королевское Высочество" - словом "вашство"; б) либо как формальная фиксация синтеза существования: ни одно из них (например, "Флисс", плод без вкуса, он же Аззигумский Пудинг) не Является циркулирующим словом как таковым - они скорее имена, "обозначающие данное слово" или "как слово называется". 4) Когда серии регулируются "словами-бумажниками", сокращающими несколько слов или сворачивающими несколько смыслов: см. слово "Бармаглот" или у K.Jabberwocky - обозначающее фантастическое животное и при этом могущее трактоваться в англ. как "плод возбужденного и долгого спора". Фантастика К. органично достраивалась также и иными его исследованиями. В трактате "Принципы парламентского представительства" (1884) К. выстраивал аргументацию по принципу игры двух лиц с нулевой суммой, адекватное математическое выражение которой было осуществлено лишь в 1928 Дж.фон Нейманом. Проблематика логико-математических работ К. (подписывавшихся им как "Доджсон") и сюжеты его сказок (например, про то, как "однажды совпадение гуляло с маленьким происшествием, и они встретили объяснение...") органично взаимодополняли друг друга: по мысли Делеза, "все логические работы Кэрролла непосредственно посвящены значению, импликациям и заключениям, и только косвенно смыслу, - а именно, там, где речь идет о парадоксах, с которыми сигнификация не справляется или которые она же сама и создает. Напротив, работа фантаста направлена именно на смысл и обрушивает на него всю мощь парадокса. Это как раз соответствует двум состояниям смысла - фактическому и правовому; апостериорному и априорному; одному, в котором смысл косвенно вводится через круг предложения, и другому, в котором он обнаруживается явно, как таковой, посредством разрывания круга и развертки его вдоль границы между предложениями и вещами". Придуманная К. развлекательная математика способствовала выработке качественно нового понимания связи человека и математических закономерностей: как способ проблематизации человеческих событий и как предположение о том, что последние сами по себе суть условия проблемы. Так, в работе "Динамика части-цы" у К. находим: "Можно наблюдать, как две линии прокладывают свой монотонный путь по плоской поверхности. Старшая из двух благодаря долгой практике постигла искусство ложиться точно между экстремальными точками искусство, которого так мучительно не хватает молодой и импульсивной траектории. Но та, что моложе, с девичьей резвостью все время стремилась отклониться и стать гиперболой или какой-нибудь другой романтической и незамкнутой кривой... До сих пор судьба и лежащая под ними поверхность держали их порознь. Но долго так не могло продолжаться: какая-то линия пересекла их, да так, что сделала сумму двух внутренних углов меньше, чем два прямые угла...". Произведения К., а также многочисленные философские, логические, психоаналитические, лингвистические и пр. комментарии к ним сыграли значимую роль в эволюции главных философских направлений 20 ст. (См. также Язык, Языковые игры, Шизоанализ, "Охота на Снарка".)
   A.A. Грицанов