Страница:
- Ну и правильно, - одобрил молодой испанец. - А скажи мне, что там? Он указал рукой вверх по течению Амазонки.
- Там - Черная Вода. Я не видел. Другие - тоже. Говорят. А там, Тепосо показал в противоположном направлении, - откуда вы пришли, - Большая Вода. А если плыть две луны по Топажосу, то будет Громкая Вода.
- А почему "громкая"?
- Там вода падает в воду. Там живут белые люди.
- Белые люди? - удивился Руис.
- Да. Как вы. Только ещё белее. Они давно живут там.
- Они приплыли на кораблях? - В голосе Антоньо Руиса просквозила настороженность. Хотя он не очень доверял индейцам, склонным к преувеличению. "Как это - "белее вас"?"
- Нет. Давно живут. Их отцы жили. Отцы их отцов жили. Давно живут.
- Так это племя?
- Да, племя. Говорят, это дети богов. Спроси Атсорту, старейшину. Он много знает. Я переведу.
2
"Вот это новость! - думал Антоньо Руис, направляясь к шлюпке, чтобы отплыть на "Санта Марию" и доложить дону Иларио. - Конечно, командора трудно удивить, но если все окажется правдой... Боже, как интересно!"
Но он ошибся, был не прав, когда сомневался на счет способностей дона Иларио удивляться.
Командор сначала поднял брови, потом нахмурил их. В его взгляде чувствовалось недоверие и озабоченность. И он задал себе вопрос, который двадцатью минутами раньше влез в голову Руиса: "Как это - белые?", а вслух сказал:
- Если этот шут врет, я самолично вырву его лживый язык.
Командор поймал себя на мысли, что опять употребляет индейские выражения. От этого он ещё больше нахмурился.
- Поедем к этому старейшине. Хотя... Лучше привезите его сюда, а то они опять будут угощать своим пойлом. - Дон Иларио сморщился, индейскому вину из маиса он предпочитал "малагу", запасы которой хранились у него в каюте.
Руис, слегка поклонившись, вышел, оставив своего патрона в задумчивости.
Через сорок минут, усевшись в кресле, командор приготовился слушать старейшину - почтенного старца с гордо посаженной головой и совершенно белыми волосами.
Антоньо Руис сел рядом и показал рукой Тепосо, чтобы тот снял шляпу.
Converso с недовольным видом стащил её с головы и приступил к своим прямым обязанностям.
В течение часа лицо командора менялось несколько раз: то оно было недоверчивым, то удивленным; иногда по его челу пробегала тень явной заинтересованности. А под конец рассказа не только лицо, но и все его тело стало напряженным.
И было отчего. Вот о чем поведал в этот вечер старейшина урукуев Атсорта.
В 100 лигах [1] вверх по течению Топажоса находится небольшая страна белых людей, которые обосновались в сказочно красивой местности недалеко от водопада. По преданию индейских народов - в том числе и многочисленного племени топажо, не так давно разделившегося на несколько более мелких племен, - там, где живут эти люди, обитает грозный бог Уринагра, который обрушивает воды Топажоса с огромной высоты. Индейцы считают, что этим он проявляет свой гнев, - поэтому боятся близко подступать к тем местам, опасаясь увидеть нечто ужасное, неподвластное их пониманию.
[1] - Лига (римская) - 5920 метров. Равна четырем морским милям.
А белые люди не боятся, значит, они отчаянно смелы или являются детьми гневного Уринагры; об этом свидетельствует их необычная внешность, несхожая ни с одним племенем, населяющим эти обширные пространства.
Их кожа значительно светлей, а волосы отливают золотистым блеском. Женщины очень красивы, с длинными волнистыми локонами, падающими на плечи. Они высокие и сильные, на полголовы выше любого индейца. У мужчин волосы темнее, как у них - испанцев, но в отличие от последних растительность на лице отсутствует.
Альмаеки - так их называют - очень искусные. Они научились делать легкую и прочную ткань, из которой шьют короткие одежды, их стрелы и копья снабжены наконечниками из металла темнее золота. Что касается именно золота, то в изготовлении из него всевозможных украшений - посуды, культовых скульптур - они достигли небывалого мастерства. Золота у них столько, что из него даже сделана огромная арка, ведущая в город.
Каждый дом, построенный из крупных, ровно обтесанных камней, скрепленных между собой глиной, украшен замысловатыми орнаментами из благородного металла. И когда встает солнце, то кажется, что под его лучами загорается весь город и отблески золотого пожара видны за несколько миль.
Альмаеки - миролюбивый народ, никто не слышал, чтобы они воевали. Это естественно, раз у них такой могучий покровитель, как Уринагра, готовый покарать каждого, кто захочет им зла.
- Ты видел этих людей? - спросил после недолгого молчания дон Иларио, изумленный рассказом Атсорты. - Ты видел золото в городе?
- Нет, - старейшина покачал головой. - Из наших племен никто не видел.
- Тогда откуда столько подробностей? - нарушил субординацию Антоньо Руис. - Может, это просто легенда, красивая сказка. Мне кажется, что из-за страха перед неведомым Уринагрой - чтобы смягчить пугающий вас образ, вы сочинили эту историю о добрых людях, успокаивая себя тем, что грозный дух не такой уж и страшный. - Руис посмотрел на командора и добавил: - Я думаю, этим все объясняется.
- Ну!
Дон Иларио пригвоздил взглядом к стулу ни в чем неповинного Тепосо, начиная сомневаться в правдивости повествования Атсорты, отнявшего столько времени на сказительное творчество. Да и довод молодого идальго показался ему всеобъясняющим.
- Спроси у него, - командор, не глядя, кивнул в сторону старейшины, что он скажет на это?
- Сеньор зря сердится, - после непродолжительных переговоров сообщил Тепосо. - Индейцы не врут. Есть белые люди. Есть Золотой Город. Отец Атсорты видел индейца с Высокой Земли (жест рукой в направление юго-запада). Он был там. Показывал стрелы с железными наконечниками подарок белых людей. Одна стрела у Атсорты в хижине. Индейцы не врут Тепосо гордо вскинул голову.
- Раз они такие добрые, что раздают подарки, почему вы ни разу не были у них, ни разу не видели?
- Они - добрые. Уринагра злой. Индейцы боятся его.
- Тьфу! - Дон Иларио сделал отмашку рукой, прекращая беседу. - Руис, прикажите, чтобы их отправили в поселок, и тоже отправляйтесь с ними. Привезите мне стрелу. Конечно, стрела - это не довод, но уж больно хочется верить. Езжайте.
- Quel talel padron? Что случилось с хозяином? - спросил возвратившегося через час Руиса шкипер "Санта Марии" Диего Санчес. Сердитый. Заставил мыть и без того чистую палубу.
Санчес перевел взгляд на десяток матросов, отчаянно полировавших мокрые от воды доски.
- Все в порядке, - улыбнулся Руис и, заговорщицки подмигнув, шепотом добавил: - Командор хочет освоить стрельбу из лука.
- Да что ты! - удивился Санчес.
- Точно. Вот, несу ему стрелу.
И Антоньо, оставив недоуменного шкипера наблюдать за работой груметес, поспешил войти в покои дона Иларио.
- Это бронза, - сказал командор, разглядывая наконечник длинной, в полтора метра, стрелы. - Похоже на работу испанских мастеров.
- Да, работа умелая, - подтвердил Антоньо Руис. - Но это не испанских рук дело, а индейских.
- Ты знаешь, - глаза дона Иларио задумчиво смотрели на молодого солдата, - глядя на эту стрелу, я почти уверился, что такое племя действительно существует. Белое оно или черное - это неважно. Главное Золотой Город, где, судя по рассказу старика, находятся несметные богатства. Я думаю, что в ближайшее время нам предстоит поход за сокровищами альмаеков.
- А как же грозный Урингра, отец альмаеков, который готов покарать каждого, кто осмелится причинить зло его детям? - попробовал пошутить Руис.
- Плевать я хотел на Уринагру и остальных идолов, которых они наделали из золота. Я прибыл сюда за звонкими монетами, и каким способом я их достану - неважно. Если понадобится, я уничтожу всех, сдирая с трупов украшения. Разрушу дома и сниму с них золотую отделку. А прежде чем свалить арку, я вздерну на ней касика и старейшин.
Глаза Хуана де Иларио блестели холодным огнем, а слова он отрубал словно сталью клинка.
Руис невольно поежился. Он не сомневался, что командор так и поступит, не подчинись ему эти неведомые пока люди. Один протестующий жест, один дерзкий взгляд с их стороны, и - ab uno obnes![1] Всех! Дети, старики, женщины не будут исключением.
[1] - Всех, за вину одного (лат).
- Любезный Антоньо, - мягко произнес дон Иларио, - не сочтите за труд, пригласите ко мне на экстренное совещание всех членов совета. Через час. Вас я тоже жду.
3
Но молодому идальго не суждено было выполнить просьбу командора.
Диего Санчес, ревниво исполнявший приказы своего начальника, продолжал испытывать терпение матросов, которые очередной раз обливали водой идеально чистую палубу.
Когда Руис выходил из каюты дона Иларио, чтобы по веревочной лестнице спуститься к шлюпке, груметес переключились на castillo de proa - переднюю часть корабля, куда молодой идальго и направлялся. Но его ноги, обутые в высокие, тонкой испанской кожи сапоги, предательски заскользили по глянцевой, будто смазанной салом, палубе. Антоньо хотел дотянуться до фальшборта, но правую ногу высоко подбросило вверх, и он, нелепо взмахнув руками, упал на спину, придавив всем телом левую руку, которой пытался смягчить падение.
Острая боль молнией ударила в предплечье и тут же полоснула мозг. Руис на мгновение увидел перед глазами молочную пелену, которая не стала долго задерживаться, уступая место разноцветным, искрящимся шарикам. Он уже готов был потерять сознание, но подкатившая тошнота не дала этого сделать. Стиснув зубы, Антоньо сел, глядя на огнем горевшую руку.
К нему уже бежали Диего Санчес и штурман "Санта Марии" Перо Эрнандес. Но они, впрочем, кроме как помочь ему подняться, ничего сделать не могли: рука была сломана.
Врач эскадры Химено де Сорья, после осмотра безжизненно висевшей руки, опухающей на глазах, неодобрительно покачал головой и торжественно заявил Руису, что на месяц-полтора тот может забыть о своей службе. И приступил к выполнению своих обязанностей - стал аккуратно накладывать шину на сломанное предплечье.
На следующее утро рука почти не болела. Только иногда начинало "дергать", неприятно отдавая в левом ухе. От этого Антоньо болезненно морщился.
За завтраком Раул Кортес сообщил другу несколько свежих новостей. Они одновременно порадовали и огорчили Руиса.
На вчерашнем совете было принято решение отправить небольшой отряд в район, где, по утверждению индейцев, жило белое племя. Этот рейд имел чисто разведывательные цели, хотя дон Иларио настаивал на более многочисленном отряде с возложением на него миссии захвата Золотого Города.
- Но члены совета не поддержали его, - рассказывал Раул Кортес, который тоже имел честь быть приглашенным на собрание. - Они высказали серьезные доводы против скоропалительности проведения подобной акции. Больше всех выступал Санчо де Гамма:
"Почему мы должны верить индейским россказням о золотом якобы городе? - заявил он. - Какие у нас основания принимать их легенды на веру?"
"Стрела с бронзовым наконечником. Она сделана столь..."
"Бросьте, дон Иларио, - перебил де Гамма. - Это не довод. Ну хорошо, существует это племя, они стоящие умельцы. Но где гарантия того, что пресловутая арка и всевозможные украшения не из того же металла, что и стрела, - из бронзы, а?"
Ты знаешь, Антоньо, командор даже растерялся на время. А Санчо де Гамма продолжал наступление:
"Не скрою, информация достойна внимания - но и проверки. Проверки, дон Иларио. Неужели будет разумно оголтело броситься в столь далекий поход, оставив несколько солдат для охраны форта и трех кораблей? А вдруг нападут те же барикуты, людоеды, которые ждут не дождутся, когда мы уберемся отсюда? Отрядом численностью в несколько сот человек они запросто могут захватить Бель-Прадо и полакомиться его защитниками. Да ещё перебьют урукуев, которые снабжают нас продовольствием. Что тогда? Начинать все сызнова, искать ещё одно племя? Бог мой, ради чего! Ради бронзовых ворот?"
Все, конечно, рассмеялись над пылкой речью де Гаммы, но смех был невеселый.
"Откуда вы знаете, что ворота из бронзы?" - строго спросил дон Иларио.
"А откуда вы знаете, что они из золота?"
Было похоже, что Санчо де Гамма совсем осмелел, если не сказать большего. Так разговаривать с командором!
"Я пока не знаю", - начал сдаваться дон Иларио.
Тогда де Гамма говорит:
"А! Вот видите! Вы не знаете! А я что говорил!"
"Что вы говорили?" - спросил командор.
"Я говорил, что для подтверждения требуется проверка. Предлагаю послать отряд разведчиков, которые, под видом добрых мирян, посетят этот Офир[1] и все там разузнают. Во-первых, численность населения. Во-вторых, расположение города, как и чем он укреплен. В-третьих, каким оружием альмаеки располагают. Ведь если судить по наконечнику стрелы, то становится очевидно, что в плане военного искусства они стоят на голову выше других племен. И ещё одно. Эти альмаеки очень изобретательны, раз умеют делать ткани, шить одежду, изготавливать разные поделки из золота и бронзы. Дома из камня, наконец".
[1] - Офир - легендарная страна, упоминаемая в Библии, славившаяся золотом и драгоценностями. По одной из версий, находилась в Аравии.
Тогда дон Иларио говорит:
"Как вас понимать, любезный Санчес? Только что вы не верили ничему, а сейчас, похоже, убеждаетесь в обратном".
"Я, дон Иларио, не верю, но, как и вы, хочу в это верить. В золотые ворота, в золотой город, в золотые реки и вообще во все, что сделано из золота. Но вы не дали мне докончить. Так вот, от этого белого племени можно ожидать любых неожиданностей..."
Потом опять говорил дон Иларио. Он сказал, что не хочет уподобляться де Гамме и его сторонникам, которые решили удовольствоваться золотом одного Рабочего поселка.
"Нужно идти дальше, открывать и покорять".
С этим, конечно, никто не спорил.
- А когда назначен поход? - спросил Руис.
- На завтра. - Раул с сожалением посмотрел в глаза друга. - Пойдут два отряда: баркас с двадцатью пятью солдатами и пятнадцать конников. Командовать конным отрядом вместо тебя буду я. Так решили на совете.
- Это справедливо, - печально вздохнул Антоньо.
- Не завидуй мне, ведь неизвестно, чем все это кончится.
- Вот это меня и беспокоит. Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, я себе этого не прощу. Виноват буду я и моя рука, будь она неладна. - Он ещё раз вздохнул и спросил: - А почему решили разбить отряд на две части?
- Этим преследуются две цели, - охотно пояснил Кортес. - Первая: сухопутный отряд, продвигаясь вдоль берега, ищет наиболее удобный путь для своих последователей - если, конечно, результаты разведки окажутся положительными. Вторая: идя на баркасе, мы будем снимать промеры глубин. Это для того, чтобы, если альмаеки и впрямь представляют собой серьезного противника, все три галиона прошли проверенным фарватером, встали на рейде у стен города и огнем из пушек смели его с лица земли. Такой вариант тоже обсуждался.
- А сколько дней займет экспедиция?
- Суди сам. По незнакомой местности две мили в час - это хорошо, даже очень. Значит, за день можно будет проходить около 20 миль. Следовательно, мы должны добраться туда за 20 дней. И ещё пять уйдет на разведку. Мой бедный друг, - Кортес похлопал Антоньо по плечу. - Я смогу обнять тебя лишь через полтора месяца. Но зато ты примешь участие в основном походе и по праву возглавишь свой конный отряд.
- Надеюсь, что так оно и будет. Но мне неясно, почему решили так скоро организовать экспедицию? Ведь альмаеки не сбегут, да и мы пока не собираемся уходить отсюда.
- Этому только одно объяснение. Не за горами сезон дождей, и добыча золота в рабочем поселке прекратится. Ведь ежели верить индейцам, то вода здесь поднимается больше чем на десять метров. Пройдет чуть ли не полгода, пока возобновятся работы. Это очень долго. А тут - уже добытое, живое золото, и взять его можно ещё до наступления наводнения. Чем быстрее мы достанем его в нужном количестве, тем раньше сможем вернуться домой. Вернуться богатыми, Антоньо, понимаешь?
- Понимаю, - Антоньо кивнул головой. - А лично тебе какое количество золота необходимо?
- Я отвечу тебе словами командора, который по этому поводу думает очень правильно: много. Очень много.
Антоньо с удивлением отметил, что у Кортеса - в зависимости от настроения - меняется цвет глаз: от мягкого серого до жесткого стального. Раньше он этого не замечал.
Вообще Раул Кортес был полной противоположностью своего друга: небольшого роста, коренастый, широкоплечий; на щеках постоянно играл румянец, не сходивший никогда, - в приступах гнева он становился ещё ярче; борода была пострижена под острый клинышек, как у дона Иларио, но не в качестве подражания последнему, Кортес считал себя вполне состоявшейся личностью, да и другие выделяли в нем индивидуальность.
- Кстати, о командоре. Ты помнишь его речь в Кадисе перед началом путешествия? - спросил Руис.
Кортес улыбнулся:
- Если напрячь мозг, то вспомню.
- Он говорил о нашей Родине - об Испании, что мы отправляемся за бесценными сокровищами, которые сделают её более могущественной и прекрасной. С той поры я ничего подобного от него не слышал. А ты?
- Удивляюсь, почему это тебя интересует. Ведь на том публичном выступлении было столько народа! Другого он и не мог сказать. Ты только представь, что он бы сказал следующее: "Друзья мои! Мы отправляемся в далекие страны. Благословите нас на великие подвиги, дабы мы смогли покарать диких язычников, отнять у них драгоценности и вернуться домой богатыми, отдав, во имя святого Евангелия, для блага испанской короны причитающуюся ей пятую часть добычи".
Антоньо рассмеялся над импровизированной речью друга. А тот продолжил:
- Дон Иларио знает что делает. С ним не пропадешь. В крайнем случае он заплатит казне те жалкие проценты, но обвинить его в непослушании короне не сможет никто.
- Но мы же не подчинились в прямом смысле слова - не прибыли на Эспаньолу к губернатору Николасу Овандо, к которому у дона Иларио было письмо от королевы.
- Бедный Антоньо, - Кортес снисходительно посмотрел на друга. - Тебе нужна отговорка или ты боишься, что дон Иларио её не найдет, представ перед монаршими правителями? Вот тебе первая: мы попали в шторм и заблудились в море-океане, что стало счастливой случайностью открытия новых земель. Тебе нужно еще? Их можно набрать добрый десяток.
- Ты говоришь крамольные вещи, Раул.
- Перестань, Антоньо, а то мне становится тебя жалко...
На рассвете следующего дня два маленьких, но грозных отряда, возглавляемые Диегой де Араном из Эстремадуры, двинулись навстречу неизвестности. Провожать их вышли все оставшиеся в Бель-Прадо испанцы. Последнее "прощай" им скажет гарнизон на Рио-Рико, через который лежал их путь.
Начало первому крестовому походу дона Хуана Иларио было положено. Что будет дальше - покажет время. А пока... Ударили по воде весла, стукнули в мягкий ковер травы копыта лошадей, и разведчики, постепенно исчезая с глаз провожающих, отправились al nuevo cielo y munda.
[1] - К новому небу и миру (исп).
Глава V
1
Было 14 октября, и шел третий день путешествия, размеренности и спокойствия которого пока ничто не нарушало. Оба отряда, не выпуская друг друга из вида, продвигались к намеченной цели.
Как и предполагал Раул Кортес, за 10-12 часов проходили около 20 миль. К вечеру, выбрав удобное место для ночлега, отряды соединялись и после ужина крепко засыпали в разбитых палатках, не забывая, впрочем, выставить посты.
Течение Топажоса было заметно быстрее, чем у медлительной Амазонки. Поэтому гребцы направляли баркас вдоль берега, где оно было не так стремительно. Не забывали они и об исследовании реки относительно судоходства; даже у берегов глубина была порядочная. Конечно, галионы при попутном ветре смогут подняться сюда, хотя будут restreando la ansla por el suelo - идти очень мелко.
Если бы умы испанцев, отправившихся на разведку, не были замутнены жаждой наживы, они бы заметили, какое великолепие разнообразной природы их окружает. Это были поистине райские места - эскуриал[1] матери-природы, если говорить их языком.
[1] - Эскуриал - дворец испанских королей.
Лесные чащи чередовались с живописными полянами, глядя на которые, терялось ощущение тропической местности; лишь заросли кустарника да одиноко стоящие пальмы "слоновая кость" в окружении десятков видов орхидей, все ещё говорили о тропиках. Но прогалины снова сменялись бамбуковыми зарослями, те - кокосовыми и финиковыми пальмами, огромными узловатыми гингко, прямыми, как стрелы, кедрами. От благоухания цветов, над которыми жужжали пчелы, казалось, стояло ароматное марево, а над низко свисавшими ветвями, согбенными под тяжестью плодов, порхали стаи пестрых птиц. Вопли обезьяньего народа, царившего над зеленым естественным сводом, образованным сплетением ветвей и лиан, вносили свою лепту в безграничие этого девственного и неповторимого мира.
Так было в светлое время суток. А вот ночью...
Ночью в джунглях было страшно. Деревья казались сплошной стеной, через которую не мог пробиться лунный свет, и лишь на самом верху причудливым узором виднелось звездное небо. То тут, то там подрагивающие от страха глаза видели в черных провалах кустов на фоне стены леса входы в какие-то пещеры. Ночь не выдавала ни звука, ни шороха и от этого была ещё страшней. Казалось, неведомые силы затаились, чтобы сообща броситься на непрошеных гостей и пожрать их. Изредка отчаянный вопль обреченного на гибель животного заставлял вздрагивать и учащенно биться железные кастильские сердца.
Ночь в тропиках по продолжительности приблизительно равна дню, и после завтрака, сопровождаемого возбужденными, немного нервными разговорами, поход возобновлялся.
Ленивая, темноватая, но прозрачная река своим тугим течением словно препятствовала вторжению иноземцев, старалась не пустить их на порог тайны, так ревностно ею охраняемой. Но упрямые и сильные руки продолжали равномерно опускать весла в воду, продвигая баркас все ближе и ближе к конечной цели.
2
По пути к водопаду, чей отдаленный шум был услышан на девятнадцатый день пути чутким ухом Тепосо, которого включили в состав экспедиции для объяснения с альмаеками, конкистадорам встретилось четыре поселения индейцев. Жители первых трех деревень в ужасе бросились бежать, увидев, что к ним приближаются четырехногие чудовища с двумя головами. Так что испанцы даже не сумели их как следует разглядеть. Но вот на подступах к "воде, падающей в воду", жило весьма храброе племя.
Кавалькаду встретил нарастающий рокот барабанов, а к баркасу устремились не менее тридцати пирог с индейцами. Решительные воины были вооружены луками и дротиками. Испанцев это, правда, мало встревожило, тем более что развернуться где было.
Спокойный Раул Кортес, восседавший на гнедом жеребце, поднял того на дыбы и, обнажив обоюдоострый меч, первым ринулся в атаку, Прикрываясь от стрел легким щитом, он почти надвое рассек ближайшего к нему индейца. За ним последовал другой, третий...
Индейцы поначалу опешили, но потом, с безнадежной решимостью, бросились вперед, сделав вторую и последнюю ошибку, идентичную первой: показали свою храбрость в сочетании с воинскими навыками перед гордыми и не менее смелыми кастильцами. За десять минут жестокой схватки они потеряли около пятидесяти человек из двух сотен нападавших. А маленький отряд Раула Кортеса продолжал смертоносной косой валить "дерзких и непокорных".
Битва на реке была выиграна вообще без усилий. Диего де Аран подпустил пироги на расстояние выстрела из арбалета, но стрелять из них не спешил. Для начала рявкнули два десятка ружей, и когда нападавшие с перекошенными от страха лицами побросали весла, забыв о цели своей вылазки, - вот тогда безжалостные короткие стрелы просвистели в воздухе, освобождая тугую тетиву для очередного выстрела. Почти каждая стрела нашла свою цель. И по воде мимо баркаса поплыли пустые пироги, пироги с убитыми и просто трупы с торчащими в них древками, словно в насмешку украшенными красивым оперением, которое в жуткой гармонии сочеталось с перьями в черных волосах индейских воинов.
Баркас мягко ткнулся в травянистый берег, и двадцать пять солдат присоединились к конникам Раула Кортеса. Скоро испанцы уже перешагивали через убитых, расчищая путь острыми клинками. Вот уже смолкла так надоевшая им дробь барабанов; двое трясущихся, но мужественно исполнивших свой долг барабанщиков разделили участь своих собратьев.
Не принимавшие участия в сражении женщины, старики и дети метнулись в заросли пальмовой рощи. Диего де Аран, который возглавил объединившийся отряд, не стал их преследовать, а удовольствовался несколькими десятками не успевших убежать.
И через четверть часа, когда стих последний предсмертный всхлип ребенка, оборвался визг зажмуренной, прикрывшейся руками от меча женщины, слышалось лишь возбужденное всхрапывание лошадей и тяжелое дыхание победителей.
Онемевший и потерянный Тепосо был похож на статую из белого мрамора. Все, что произошло в короткий промежуток времени, отказывалось помещаться у него в голове. Она трещала, разламывалась, пытаясь выплюнуть из себя кипевший от страха и возмущения мозг. Теперь испанцы не виделись ему полубогами и даже старшими братьями. Он понял, что и его народ в любой момент может быть раздавлен, уничтожен и что оставалась единственная привилегия - быть послушными, робкими и исполнительными. Иначе - смерть.
- Там - Черная Вода. Я не видел. Другие - тоже. Говорят. А там, Тепосо показал в противоположном направлении, - откуда вы пришли, - Большая Вода. А если плыть две луны по Топажосу, то будет Громкая Вода.
- А почему "громкая"?
- Там вода падает в воду. Там живут белые люди.
- Белые люди? - удивился Руис.
- Да. Как вы. Только ещё белее. Они давно живут там.
- Они приплыли на кораблях? - В голосе Антоньо Руиса просквозила настороженность. Хотя он не очень доверял индейцам, склонным к преувеличению. "Как это - "белее вас"?"
- Нет. Давно живут. Их отцы жили. Отцы их отцов жили. Давно живут.
- Так это племя?
- Да, племя. Говорят, это дети богов. Спроси Атсорту, старейшину. Он много знает. Я переведу.
2
"Вот это новость! - думал Антоньо Руис, направляясь к шлюпке, чтобы отплыть на "Санта Марию" и доложить дону Иларио. - Конечно, командора трудно удивить, но если все окажется правдой... Боже, как интересно!"
Но он ошибся, был не прав, когда сомневался на счет способностей дона Иларио удивляться.
Командор сначала поднял брови, потом нахмурил их. В его взгляде чувствовалось недоверие и озабоченность. И он задал себе вопрос, который двадцатью минутами раньше влез в голову Руиса: "Как это - белые?", а вслух сказал:
- Если этот шут врет, я самолично вырву его лживый язык.
Командор поймал себя на мысли, что опять употребляет индейские выражения. От этого он ещё больше нахмурился.
- Поедем к этому старейшине. Хотя... Лучше привезите его сюда, а то они опять будут угощать своим пойлом. - Дон Иларио сморщился, индейскому вину из маиса он предпочитал "малагу", запасы которой хранились у него в каюте.
Руис, слегка поклонившись, вышел, оставив своего патрона в задумчивости.
Через сорок минут, усевшись в кресле, командор приготовился слушать старейшину - почтенного старца с гордо посаженной головой и совершенно белыми волосами.
Антоньо Руис сел рядом и показал рукой Тепосо, чтобы тот снял шляпу.
Converso с недовольным видом стащил её с головы и приступил к своим прямым обязанностям.
В течение часа лицо командора менялось несколько раз: то оно было недоверчивым, то удивленным; иногда по его челу пробегала тень явной заинтересованности. А под конец рассказа не только лицо, но и все его тело стало напряженным.
И было отчего. Вот о чем поведал в этот вечер старейшина урукуев Атсорта.
В 100 лигах [1] вверх по течению Топажоса находится небольшая страна белых людей, которые обосновались в сказочно красивой местности недалеко от водопада. По преданию индейских народов - в том числе и многочисленного племени топажо, не так давно разделившегося на несколько более мелких племен, - там, где живут эти люди, обитает грозный бог Уринагра, который обрушивает воды Топажоса с огромной высоты. Индейцы считают, что этим он проявляет свой гнев, - поэтому боятся близко подступать к тем местам, опасаясь увидеть нечто ужасное, неподвластное их пониманию.
[1] - Лига (римская) - 5920 метров. Равна четырем морским милям.
А белые люди не боятся, значит, они отчаянно смелы или являются детьми гневного Уринагры; об этом свидетельствует их необычная внешность, несхожая ни с одним племенем, населяющим эти обширные пространства.
Их кожа значительно светлей, а волосы отливают золотистым блеском. Женщины очень красивы, с длинными волнистыми локонами, падающими на плечи. Они высокие и сильные, на полголовы выше любого индейца. У мужчин волосы темнее, как у них - испанцев, но в отличие от последних растительность на лице отсутствует.
Альмаеки - так их называют - очень искусные. Они научились делать легкую и прочную ткань, из которой шьют короткие одежды, их стрелы и копья снабжены наконечниками из металла темнее золота. Что касается именно золота, то в изготовлении из него всевозможных украшений - посуды, культовых скульптур - они достигли небывалого мастерства. Золота у них столько, что из него даже сделана огромная арка, ведущая в город.
Каждый дом, построенный из крупных, ровно обтесанных камней, скрепленных между собой глиной, украшен замысловатыми орнаментами из благородного металла. И когда встает солнце, то кажется, что под его лучами загорается весь город и отблески золотого пожара видны за несколько миль.
Альмаеки - миролюбивый народ, никто не слышал, чтобы они воевали. Это естественно, раз у них такой могучий покровитель, как Уринагра, готовый покарать каждого, кто захочет им зла.
- Ты видел этих людей? - спросил после недолгого молчания дон Иларио, изумленный рассказом Атсорты. - Ты видел золото в городе?
- Нет, - старейшина покачал головой. - Из наших племен никто не видел.
- Тогда откуда столько подробностей? - нарушил субординацию Антоньо Руис. - Может, это просто легенда, красивая сказка. Мне кажется, что из-за страха перед неведомым Уринагрой - чтобы смягчить пугающий вас образ, вы сочинили эту историю о добрых людях, успокаивая себя тем, что грозный дух не такой уж и страшный. - Руис посмотрел на командора и добавил: - Я думаю, этим все объясняется.
- Ну!
Дон Иларио пригвоздил взглядом к стулу ни в чем неповинного Тепосо, начиная сомневаться в правдивости повествования Атсорты, отнявшего столько времени на сказительное творчество. Да и довод молодого идальго показался ему всеобъясняющим.
- Спроси у него, - командор, не глядя, кивнул в сторону старейшины, что он скажет на это?
- Сеньор зря сердится, - после непродолжительных переговоров сообщил Тепосо. - Индейцы не врут. Есть белые люди. Есть Золотой Город. Отец Атсорты видел индейца с Высокой Земли (жест рукой в направление юго-запада). Он был там. Показывал стрелы с железными наконечниками подарок белых людей. Одна стрела у Атсорты в хижине. Индейцы не врут Тепосо гордо вскинул голову.
- Раз они такие добрые, что раздают подарки, почему вы ни разу не были у них, ни разу не видели?
- Они - добрые. Уринагра злой. Индейцы боятся его.
- Тьфу! - Дон Иларио сделал отмашку рукой, прекращая беседу. - Руис, прикажите, чтобы их отправили в поселок, и тоже отправляйтесь с ними. Привезите мне стрелу. Конечно, стрела - это не довод, но уж больно хочется верить. Езжайте.
- Quel talel padron? Что случилось с хозяином? - спросил возвратившегося через час Руиса шкипер "Санта Марии" Диего Санчес. Сердитый. Заставил мыть и без того чистую палубу.
Санчес перевел взгляд на десяток матросов, отчаянно полировавших мокрые от воды доски.
- Все в порядке, - улыбнулся Руис и, заговорщицки подмигнув, шепотом добавил: - Командор хочет освоить стрельбу из лука.
- Да что ты! - удивился Санчес.
- Точно. Вот, несу ему стрелу.
И Антоньо, оставив недоуменного шкипера наблюдать за работой груметес, поспешил войти в покои дона Иларио.
- Это бронза, - сказал командор, разглядывая наконечник длинной, в полтора метра, стрелы. - Похоже на работу испанских мастеров.
- Да, работа умелая, - подтвердил Антоньо Руис. - Но это не испанских рук дело, а индейских.
- Ты знаешь, - глаза дона Иларио задумчиво смотрели на молодого солдата, - глядя на эту стрелу, я почти уверился, что такое племя действительно существует. Белое оно или черное - это неважно. Главное Золотой Город, где, судя по рассказу старика, находятся несметные богатства. Я думаю, что в ближайшее время нам предстоит поход за сокровищами альмаеков.
- А как же грозный Урингра, отец альмаеков, который готов покарать каждого, кто осмелится причинить зло его детям? - попробовал пошутить Руис.
- Плевать я хотел на Уринагру и остальных идолов, которых они наделали из золота. Я прибыл сюда за звонкими монетами, и каким способом я их достану - неважно. Если понадобится, я уничтожу всех, сдирая с трупов украшения. Разрушу дома и сниму с них золотую отделку. А прежде чем свалить арку, я вздерну на ней касика и старейшин.
Глаза Хуана де Иларио блестели холодным огнем, а слова он отрубал словно сталью клинка.
Руис невольно поежился. Он не сомневался, что командор так и поступит, не подчинись ему эти неведомые пока люди. Один протестующий жест, один дерзкий взгляд с их стороны, и - ab uno obnes![1] Всех! Дети, старики, женщины не будут исключением.
[1] - Всех, за вину одного (лат).
- Любезный Антоньо, - мягко произнес дон Иларио, - не сочтите за труд, пригласите ко мне на экстренное совещание всех членов совета. Через час. Вас я тоже жду.
3
Но молодому идальго не суждено было выполнить просьбу командора.
Диего Санчес, ревниво исполнявший приказы своего начальника, продолжал испытывать терпение матросов, которые очередной раз обливали водой идеально чистую палубу.
Когда Руис выходил из каюты дона Иларио, чтобы по веревочной лестнице спуститься к шлюпке, груметес переключились на castillo de proa - переднюю часть корабля, куда молодой идальго и направлялся. Но его ноги, обутые в высокие, тонкой испанской кожи сапоги, предательски заскользили по глянцевой, будто смазанной салом, палубе. Антоньо хотел дотянуться до фальшборта, но правую ногу высоко подбросило вверх, и он, нелепо взмахнув руками, упал на спину, придавив всем телом левую руку, которой пытался смягчить падение.
Острая боль молнией ударила в предплечье и тут же полоснула мозг. Руис на мгновение увидел перед глазами молочную пелену, которая не стала долго задерживаться, уступая место разноцветным, искрящимся шарикам. Он уже готов был потерять сознание, но подкатившая тошнота не дала этого сделать. Стиснув зубы, Антоньо сел, глядя на огнем горевшую руку.
К нему уже бежали Диего Санчес и штурман "Санта Марии" Перо Эрнандес. Но они, впрочем, кроме как помочь ему подняться, ничего сделать не могли: рука была сломана.
Врач эскадры Химено де Сорья, после осмотра безжизненно висевшей руки, опухающей на глазах, неодобрительно покачал головой и торжественно заявил Руису, что на месяц-полтора тот может забыть о своей службе. И приступил к выполнению своих обязанностей - стал аккуратно накладывать шину на сломанное предплечье.
На следующее утро рука почти не болела. Только иногда начинало "дергать", неприятно отдавая в левом ухе. От этого Антоньо болезненно морщился.
За завтраком Раул Кортес сообщил другу несколько свежих новостей. Они одновременно порадовали и огорчили Руиса.
На вчерашнем совете было принято решение отправить небольшой отряд в район, где, по утверждению индейцев, жило белое племя. Этот рейд имел чисто разведывательные цели, хотя дон Иларио настаивал на более многочисленном отряде с возложением на него миссии захвата Золотого Города.
- Но члены совета не поддержали его, - рассказывал Раул Кортес, который тоже имел честь быть приглашенным на собрание. - Они высказали серьезные доводы против скоропалительности проведения подобной акции. Больше всех выступал Санчо де Гамма:
"Почему мы должны верить индейским россказням о золотом якобы городе? - заявил он. - Какие у нас основания принимать их легенды на веру?"
"Стрела с бронзовым наконечником. Она сделана столь..."
"Бросьте, дон Иларио, - перебил де Гамма. - Это не довод. Ну хорошо, существует это племя, они стоящие умельцы. Но где гарантия того, что пресловутая арка и всевозможные украшения не из того же металла, что и стрела, - из бронзы, а?"
Ты знаешь, Антоньо, командор даже растерялся на время. А Санчо де Гамма продолжал наступление:
"Не скрою, информация достойна внимания - но и проверки. Проверки, дон Иларио. Неужели будет разумно оголтело броситься в столь далекий поход, оставив несколько солдат для охраны форта и трех кораблей? А вдруг нападут те же барикуты, людоеды, которые ждут не дождутся, когда мы уберемся отсюда? Отрядом численностью в несколько сот человек они запросто могут захватить Бель-Прадо и полакомиться его защитниками. Да ещё перебьют урукуев, которые снабжают нас продовольствием. Что тогда? Начинать все сызнова, искать ещё одно племя? Бог мой, ради чего! Ради бронзовых ворот?"
Все, конечно, рассмеялись над пылкой речью де Гаммы, но смех был невеселый.
"Откуда вы знаете, что ворота из бронзы?" - строго спросил дон Иларио.
"А откуда вы знаете, что они из золота?"
Было похоже, что Санчо де Гамма совсем осмелел, если не сказать большего. Так разговаривать с командором!
"Я пока не знаю", - начал сдаваться дон Иларио.
Тогда де Гамма говорит:
"А! Вот видите! Вы не знаете! А я что говорил!"
"Что вы говорили?" - спросил командор.
"Я говорил, что для подтверждения требуется проверка. Предлагаю послать отряд разведчиков, которые, под видом добрых мирян, посетят этот Офир[1] и все там разузнают. Во-первых, численность населения. Во-вторых, расположение города, как и чем он укреплен. В-третьих, каким оружием альмаеки располагают. Ведь если судить по наконечнику стрелы, то становится очевидно, что в плане военного искусства они стоят на голову выше других племен. И ещё одно. Эти альмаеки очень изобретательны, раз умеют делать ткани, шить одежду, изготавливать разные поделки из золота и бронзы. Дома из камня, наконец".
[1] - Офир - легендарная страна, упоминаемая в Библии, славившаяся золотом и драгоценностями. По одной из версий, находилась в Аравии.
Тогда дон Иларио говорит:
"Как вас понимать, любезный Санчес? Только что вы не верили ничему, а сейчас, похоже, убеждаетесь в обратном".
"Я, дон Иларио, не верю, но, как и вы, хочу в это верить. В золотые ворота, в золотой город, в золотые реки и вообще во все, что сделано из золота. Но вы не дали мне докончить. Так вот, от этого белого племени можно ожидать любых неожиданностей..."
Потом опять говорил дон Иларио. Он сказал, что не хочет уподобляться де Гамме и его сторонникам, которые решили удовольствоваться золотом одного Рабочего поселка.
"Нужно идти дальше, открывать и покорять".
С этим, конечно, никто не спорил.
- А когда назначен поход? - спросил Руис.
- На завтра. - Раул с сожалением посмотрел в глаза друга. - Пойдут два отряда: баркас с двадцатью пятью солдатами и пятнадцать конников. Командовать конным отрядом вместо тебя буду я. Так решили на совете.
- Это справедливо, - печально вздохнул Антоньо.
- Не завидуй мне, ведь неизвестно, чем все это кончится.
- Вот это меня и беспокоит. Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, я себе этого не прощу. Виноват буду я и моя рука, будь она неладна. - Он ещё раз вздохнул и спросил: - А почему решили разбить отряд на две части?
- Этим преследуются две цели, - охотно пояснил Кортес. - Первая: сухопутный отряд, продвигаясь вдоль берега, ищет наиболее удобный путь для своих последователей - если, конечно, результаты разведки окажутся положительными. Вторая: идя на баркасе, мы будем снимать промеры глубин. Это для того, чтобы, если альмаеки и впрямь представляют собой серьезного противника, все три галиона прошли проверенным фарватером, встали на рейде у стен города и огнем из пушек смели его с лица земли. Такой вариант тоже обсуждался.
- А сколько дней займет экспедиция?
- Суди сам. По незнакомой местности две мили в час - это хорошо, даже очень. Значит, за день можно будет проходить около 20 миль. Следовательно, мы должны добраться туда за 20 дней. И ещё пять уйдет на разведку. Мой бедный друг, - Кортес похлопал Антоньо по плечу. - Я смогу обнять тебя лишь через полтора месяца. Но зато ты примешь участие в основном походе и по праву возглавишь свой конный отряд.
- Надеюсь, что так оно и будет. Но мне неясно, почему решили так скоро организовать экспедицию? Ведь альмаеки не сбегут, да и мы пока не собираемся уходить отсюда.
- Этому только одно объяснение. Не за горами сезон дождей, и добыча золота в рабочем поселке прекратится. Ведь ежели верить индейцам, то вода здесь поднимается больше чем на десять метров. Пройдет чуть ли не полгода, пока возобновятся работы. Это очень долго. А тут - уже добытое, живое золото, и взять его можно ещё до наступления наводнения. Чем быстрее мы достанем его в нужном количестве, тем раньше сможем вернуться домой. Вернуться богатыми, Антоньо, понимаешь?
- Понимаю, - Антоньо кивнул головой. - А лично тебе какое количество золота необходимо?
- Я отвечу тебе словами командора, который по этому поводу думает очень правильно: много. Очень много.
Антоньо с удивлением отметил, что у Кортеса - в зависимости от настроения - меняется цвет глаз: от мягкого серого до жесткого стального. Раньше он этого не замечал.
Вообще Раул Кортес был полной противоположностью своего друга: небольшого роста, коренастый, широкоплечий; на щеках постоянно играл румянец, не сходивший никогда, - в приступах гнева он становился ещё ярче; борода была пострижена под острый клинышек, как у дона Иларио, но не в качестве подражания последнему, Кортес считал себя вполне состоявшейся личностью, да и другие выделяли в нем индивидуальность.
- Кстати, о командоре. Ты помнишь его речь в Кадисе перед началом путешествия? - спросил Руис.
Кортес улыбнулся:
- Если напрячь мозг, то вспомню.
- Он говорил о нашей Родине - об Испании, что мы отправляемся за бесценными сокровищами, которые сделают её более могущественной и прекрасной. С той поры я ничего подобного от него не слышал. А ты?
- Удивляюсь, почему это тебя интересует. Ведь на том публичном выступлении было столько народа! Другого он и не мог сказать. Ты только представь, что он бы сказал следующее: "Друзья мои! Мы отправляемся в далекие страны. Благословите нас на великие подвиги, дабы мы смогли покарать диких язычников, отнять у них драгоценности и вернуться домой богатыми, отдав, во имя святого Евангелия, для блага испанской короны причитающуюся ей пятую часть добычи".
Антоньо рассмеялся над импровизированной речью друга. А тот продолжил:
- Дон Иларио знает что делает. С ним не пропадешь. В крайнем случае он заплатит казне те жалкие проценты, но обвинить его в непослушании короне не сможет никто.
- Но мы же не подчинились в прямом смысле слова - не прибыли на Эспаньолу к губернатору Николасу Овандо, к которому у дона Иларио было письмо от королевы.
- Бедный Антоньо, - Кортес снисходительно посмотрел на друга. - Тебе нужна отговорка или ты боишься, что дон Иларио её не найдет, представ перед монаршими правителями? Вот тебе первая: мы попали в шторм и заблудились в море-океане, что стало счастливой случайностью открытия новых земель. Тебе нужно еще? Их можно набрать добрый десяток.
- Ты говоришь крамольные вещи, Раул.
- Перестань, Антоньо, а то мне становится тебя жалко...
На рассвете следующего дня два маленьких, но грозных отряда, возглавляемые Диегой де Араном из Эстремадуры, двинулись навстречу неизвестности. Провожать их вышли все оставшиеся в Бель-Прадо испанцы. Последнее "прощай" им скажет гарнизон на Рио-Рико, через который лежал их путь.
Начало первому крестовому походу дона Хуана Иларио было положено. Что будет дальше - покажет время. А пока... Ударили по воде весла, стукнули в мягкий ковер травы копыта лошадей, и разведчики, постепенно исчезая с глаз провожающих, отправились al nuevo cielo y munda.
[1] - К новому небу и миру (исп).
Глава V
1
Было 14 октября, и шел третий день путешествия, размеренности и спокойствия которого пока ничто не нарушало. Оба отряда, не выпуская друг друга из вида, продвигались к намеченной цели.
Как и предполагал Раул Кортес, за 10-12 часов проходили около 20 миль. К вечеру, выбрав удобное место для ночлега, отряды соединялись и после ужина крепко засыпали в разбитых палатках, не забывая, впрочем, выставить посты.
Течение Топажоса было заметно быстрее, чем у медлительной Амазонки. Поэтому гребцы направляли баркас вдоль берега, где оно было не так стремительно. Не забывали они и об исследовании реки относительно судоходства; даже у берегов глубина была порядочная. Конечно, галионы при попутном ветре смогут подняться сюда, хотя будут restreando la ansla por el suelo - идти очень мелко.
Если бы умы испанцев, отправившихся на разведку, не были замутнены жаждой наживы, они бы заметили, какое великолепие разнообразной природы их окружает. Это были поистине райские места - эскуриал[1] матери-природы, если говорить их языком.
[1] - Эскуриал - дворец испанских королей.
Лесные чащи чередовались с живописными полянами, глядя на которые, терялось ощущение тропической местности; лишь заросли кустарника да одиноко стоящие пальмы "слоновая кость" в окружении десятков видов орхидей, все ещё говорили о тропиках. Но прогалины снова сменялись бамбуковыми зарослями, те - кокосовыми и финиковыми пальмами, огромными узловатыми гингко, прямыми, как стрелы, кедрами. От благоухания цветов, над которыми жужжали пчелы, казалось, стояло ароматное марево, а над низко свисавшими ветвями, согбенными под тяжестью плодов, порхали стаи пестрых птиц. Вопли обезьяньего народа, царившего над зеленым естественным сводом, образованным сплетением ветвей и лиан, вносили свою лепту в безграничие этого девственного и неповторимого мира.
Так было в светлое время суток. А вот ночью...
Ночью в джунглях было страшно. Деревья казались сплошной стеной, через которую не мог пробиться лунный свет, и лишь на самом верху причудливым узором виднелось звездное небо. То тут, то там подрагивающие от страха глаза видели в черных провалах кустов на фоне стены леса входы в какие-то пещеры. Ночь не выдавала ни звука, ни шороха и от этого была ещё страшней. Казалось, неведомые силы затаились, чтобы сообща броситься на непрошеных гостей и пожрать их. Изредка отчаянный вопль обреченного на гибель животного заставлял вздрагивать и учащенно биться железные кастильские сердца.
Ночь в тропиках по продолжительности приблизительно равна дню, и после завтрака, сопровождаемого возбужденными, немного нервными разговорами, поход возобновлялся.
Ленивая, темноватая, но прозрачная река своим тугим течением словно препятствовала вторжению иноземцев, старалась не пустить их на порог тайны, так ревностно ею охраняемой. Но упрямые и сильные руки продолжали равномерно опускать весла в воду, продвигая баркас все ближе и ближе к конечной цели.
2
По пути к водопаду, чей отдаленный шум был услышан на девятнадцатый день пути чутким ухом Тепосо, которого включили в состав экспедиции для объяснения с альмаеками, конкистадорам встретилось четыре поселения индейцев. Жители первых трех деревень в ужасе бросились бежать, увидев, что к ним приближаются четырехногие чудовища с двумя головами. Так что испанцы даже не сумели их как следует разглядеть. Но вот на подступах к "воде, падающей в воду", жило весьма храброе племя.
Кавалькаду встретил нарастающий рокот барабанов, а к баркасу устремились не менее тридцати пирог с индейцами. Решительные воины были вооружены луками и дротиками. Испанцев это, правда, мало встревожило, тем более что развернуться где было.
Спокойный Раул Кортес, восседавший на гнедом жеребце, поднял того на дыбы и, обнажив обоюдоострый меч, первым ринулся в атаку, Прикрываясь от стрел легким щитом, он почти надвое рассек ближайшего к нему индейца. За ним последовал другой, третий...
Индейцы поначалу опешили, но потом, с безнадежной решимостью, бросились вперед, сделав вторую и последнюю ошибку, идентичную первой: показали свою храбрость в сочетании с воинскими навыками перед гордыми и не менее смелыми кастильцами. За десять минут жестокой схватки они потеряли около пятидесяти человек из двух сотен нападавших. А маленький отряд Раула Кортеса продолжал смертоносной косой валить "дерзких и непокорных".
Битва на реке была выиграна вообще без усилий. Диего де Аран подпустил пироги на расстояние выстрела из арбалета, но стрелять из них не спешил. Для начала рявкнули два десятка ружей, и когда нападавшие с перекошенными от страха лицами побросали весла, забыв о цели своей вылазки, - вот тогда безжалостные короткие стрелы просвистели в воздухе, освобождая тугую тетиву для очередного выстрела. Почти каждая стрела нашла свою цель. И по воде мимо баркаса поплыли пустые пироги, пироги с убитыми и просто трупы с торчащими в них древками, словно в насмешку украшенными красивым оперением, которое в жуткой гармонии сочеталось с перьями в черных волосах индейских воинов.
Баркас мягко ткнулся в травянистый берег, и двадцать пять солдат присоединились к конникам Раула Кортеса. Скоро испанцы уже перешагивали через убитых, расчищая путь острыми клинками. Вот уже смолкла так надоевшая им дробь барабанов; двое трясущихся, но мужественно исполнивших свой долг барабанщиков разделили участь своих собратьев.
Не принимавшие участия в сражении женщины, старики и дети метнулись в заросли пальмовой рощи. Диего де Аран, который возглавил объединившийся отряд, не стал их преследовать, а удовольствовался несколькими десятками не успевших убежать.
И через четверть часа, когда стих последний предсмертный всхлип ребенка, оборвался визг зажмуренной, прикрывшейся руками от меча женщины, слышалось лишь возбужденное всхрапывание лошадей и тяжелое дыхание победителей.
Онемевший и потерянный Тепосо был похож на статую из белого мрамора. Все, что произошло в короткий промежуток времени, отказывалось помещаться у него в голове. Она трещала, разламывалась, пытаясь выплюнуть из себя кипевший от страха и возмущения мозг. Теперь испанцы не виделись ему полубогами и даже старшими братьями. Он понял, что и его народ в любой момент может быть раздавлен, уничтожен и что оставалась единственная привилегия - быть послушными, робкими и исполнительными. Иначе - смерть.