Страница:
- Тепосо, ты не слышишь меня?.. Я спросила - какое расстояние отсюда до города?
И он снова включился в работу.
А Олла шла рядом и пылающим взором благодарила небеса. За что - она не знала, но, глядя на изменившихся подруг, угадывала, что произошло что-то большое и торжественное, случилось то, для чего они молились и днем, и ночью. Ее чувство было радостным и печальным одновременно, как все её песни.
Через три четверти часа они наконец подошли к тому месту, где Тепосо оставил Литуана под присмотром трех жриц.
Все было по-прежнему, как три часа назад. Может, Тепосо показалось, но мертвенную бледность священника слегка скрасили жизненные цвета. Он мысленно порадовался за старика и скосил глаза на старшую: та даже не вздрогнула при виде искалеченного священника.
- Лори, - позвала подругу Джулия, когда бегло осмотрела рану Литуана. - У него сильное воспаление. Поищи-ка шалфей или что-то в этом роде. Сара и Фей идут берегом реки дальше. Фей - старшая. Проявлять осторожность; впереди, насколько я поняла этого парня, каменоломня, где сейчас пребывают испанцы. Восточнее находится поселок, куда они увели детей. Снимите местность и возвращайтесь лесом.
- Есть, капитан, - Фей козырнула, и они с Сарой растворились в кустах.
- Так, девушки, - Джулия обратилась к жрицам, находившимся с Литуаном, - помогите-ка мне раздеть его. Чувствую, что у него есть ещё травмы. Тепосо, быстренько переведи - и за водой.
Он выполнил первый приказ и понуро побрел к речке.
Вскоре на грудь Литуана, где Джулия насчитала множество ушибов и как минимум три сломанных ребра, был наложен компресс из смоченных в холодной воде пальмовых листьев. Рану на руке снова промыли и наложили повязку с листьями шалфея. Литуан во время этой процедуры лишь однажды слегка приоткрыл глаза и снова впал в глубокий сон.
Через полтора часа явились Фей и Сара с коротким докладом: пятьдесят испанцев снуют возле входа в пещеру и пятеро - с ними столько же бульдогов тигровой окраски - сторожат семерых мальчиков и восьмерых девочек в одном из домов поселка.
- Почему ты не сказал мне, что у испанцев есть собаки? - спросила Джулия у Тепосо.
- Потому что ты не спрашивала, - огрызнулся индеец.
- В следующий раз будь предусмотрительнее, - строго сказала она. - А теперь, будь любезен, возьми носилки и возвращайся в лагерь. С тобой пойдет Лори и эти четыре девушки. Заберите Альму и все, что сможете унести.
- Это ещё зачем? - возмутился Тепосо, который днем раньше тащил все это на себе в противоположную сторону.
- Затем, что мы перебираемся ближе к городу.
- А это зачем?
- Могу назвать две главные причины, - терпеливо ответила Джулия, хотя их гораздо больше. Первая: если нас будут искать, то только не у себя под носом. Вторая: нам нужно ознакомиться с окрестностями и собственно с городом, чтобы узнать, где держат детей. Понятно?
Тепосо почесал в затылке, соображая, но Джулия жестом руки уже торопила его.
Литуан, проснувшись, последние две-три минуты силился понять, о чем говорят его старшая жрица и Тепосо, но ничего не понял. Лишь когда он нашел её глаза и всмотрелся в них, то истина внезапным ударом полоснула мозг. Он собрал все силы и, протянув к ней руку, встал на колени. Но не посмел коснуться, только произнес:
- Прости меня, Дила...
Джулия вздрогнула. Ее слух вырвал из незнакомой речи до боли знакомое слово, которое из уст седовласого старика прозвучало явно как обращение к ней. Она оторопело глядела в лицо индейского священника, от которого её отделяла половина тысячелетия.
- Значит, тебя зовут Дила? - спросил Тепосо.
Он был раздосадован таким простым именем старшей жрицы, напрочь забыв, что оно принадлежит богине альмаеков.
- Да, - хрипло ответила Джулия. - Меня в детстве так называла мама.
Глава II
1
Лэнгли, ЦРУ, 17 ноября 2003 года, 11.00
Уже почти два часа Артур Шислер перечитывал старинный манускрипт, осторожно перекладывая тонкие листы пергамента с красной печатью испанской короны и листы с инициалами "Х.И" под простеньким гербом со щитом и парой скрещенных мечей, перекрытых снизу оливковой ветвью. Директор ЦРУ в который раз брал в руки первый лист и с чувством легкого помешательства читал: "Здравствуйте, уважаемый профессор Харлан! Амфоре, которую вы только что распечатали, ровно 500 лет. Тот же возраст имеет и послание, которое вы сейчас читаете. Простой анализ легко подтвердит это. Вы - здравомыслящий человек, оттого ваша голова недолго будет кружиться. Отбросьте все - и смотрите только на факты. 10 ноября 2003 года вы должны дать интервью бразильской корреспондентке Елене Карера следующего содержания... Затем напишите записку... Операция по вашему "освобождению" будет проводиться силами ЦРУ и военно-морской разведки США. Ваше "спасение" явится к вам в образе семи привлекательных женщин-американок..."
Профессор Харлан сидел напротив Шислера и делал какие-то пометки у себя в блокноте; он никогда не терял ни минуты времени. Вот и сейчас ему неинтересно было созерцать чересчур сосредоточенную мину директора разведки. Впрочем, изредка он бросал на Шислера короткие взгляды.
А сам Шислер, когда в 9 часов утра адъютант доложил о том, что некто Ричард Харлан настаивает на личной встрече с ним, нимало удивился. Он ждал от резидента в Итаитубе радиограмму, которая должна прийти в 14.30 по вашингтонскому времени. Второй сеанс связи планировался на девять часов вечера в том случае, если командир спецгруппы на встречу с резидентом не явится. Этот сеанс одновременно был и тревожным звонком - значит, операция носит более сложный характер; Джулии Мичиган даны были соответствующие инструкции - действовать сообразно сложившейся обстановке.
Шислер не стал делать умозаключений по поводу неожиданного сообщения адъютанта, не счел также нужным вызвать к себе Челси Филда; он отдал короткое распоряжение и подошел к окну, рассеянно глядя на поросшую деревьями долину Потомак.
- Ричард Харлан, сэр, - доложил секретарь.
- Пусть войдет, - ответил Шислер и повернул голову к двери.
Вскоре они стояли друг против друга: один, предложивший увлекательную задачу, другой - часть этой задачи решивший. Итак, каков же окончательный ответ?
Выслушав профессора и стараясь не показать своего удивления, Шислер погрузился в чтение. И вот время 11 часов дня.
- Вы сами что об этом думаете? - нарушил молчание директор, отложив, наконец, листы в сторону.
- Я? - переспросил Харлан и пожал плечами. - Мне трудно ответить на ваш вопрос. Я был очевидцем этих событий, непосредственным участником. Мой мозг и чувства впитали все это, теперь предстоит анализ.
- Трудно поверить, - протянул Шислер и вызвал секретаря. Вручив ему два листа пергамента, он велел срочно сделать экспертизу. Затем связался с военно-морской базой "Атолл".
- Полковник Кертис? Добрый день. Шислер. Мне необходимы образцы почерков Джулии Мичиган, Сары Кантарник и Глории Кертис. Это срочно. Пока дайте их по факсу, но распорядитесь, чтобы оригиналы прибыли в Вашингтон как можно быстрее.
Сердце Ричарда Кертиса ухнуло куда-то вниз. Он на секунду-другую прикрыл глаза и еле слышно сказал: "Да, сэр".
- Я лично доставлю вам образцы, - добавил он громче.
- Хорошо, - после непродолжительной паузы сказал Шислер. - О самолете я побеспокоюсь, ждите приказа. - Он положил трубку и обратился к Харлану. Маленькие дети - маленькие проблемы, большие дети - большие проблемы. Мне нелегко будет говорить с ним.
- Что делать, - развел руками профессор.
Шислер прикурил сигару.
- Вы говорите, что... м-м... с женщинами остались ваши археологи?
- Да. Сьюзи Форман и трое рабочих. И Бесси Нильсен.
- Хорошо. Профессор, я на некоторое время поручу вас одному из своих офицеров, он проводит вас в наше кафе, вы позавтракаете. А сейчас короткий разговор.
Шислер снял трубку секретной линии связи с Белым домом.
- Блез? Надеюсь, вы узнали меня по голосу? - глаза директора смеялись.
Первый помощник Президента Блез Курно вздохнул. Сегодня, когда он ехал на работу, водитель включил приемник. Звучала знаменитая песня Элвиса Пресли "Love Me Tender", а ему казалось, что из динамиков доносится заунывный голос директора ЦРУ; он попросил водителя выключить приемник. Водитель голосом Артура Шислера сказал "хорошо".
- Да, - ответил Блез, - я узнал вас.
- Отлично. Президент по-прежнему не в курсе наших с вами дел?
- Босс в полном неведении. А... как наши дела?
- Одну секунду. - Шислер прикрыл трубку ладонью, глядя на Харлана. Вы часто встречались с первым помощником Блезом Курно?
- Не так часто, как хотелось бы. Блез очень приятный человек.
- Поговорите с ним.
Харлан принял трубку.
- Алло, Блез? Это Ричард Харлан. Что я должен сказать вам?
"О Господи, - прошептал первый помощник. - Слава тебе".
2
Через сорок минут Шислер получил данные предварительного анализа: манускрипт написан приблизительно 450-500 лет назад; характерные для той эпохи чернила; микроскопические трещины на пергаменте рассекают элементы букв, подтеков чернил в микроизломах нет, это указывает на то, что текст не был нанесен на древний пергамент в сравнительно недавнее время.
Шислер тяжело вздохнул. Настало время, когда он должен предложить Ричарду Харлану на выбор два варианта объяснений (а их не избежать) с первым помощником. Блез примет любую заведомую ложь; Харлан жив и невредим, и помощник, не вдаваясь в детали операции, должен сам предложить Шислеру не распространяться о их невольном союзе. То есть и директор ЦРУ, и первый помощник как зависели друг от друга, так одновременно и боялись одного человека, Президента. Посвящать в курс дела третьих лиц ни тот ни другой не рискнули бы.
Итак, профессор Харлан никогда не писал никаких записок, его не похищали и он сам не инсценировал своего похищения. Правда, оставались исполнители и немногочисленные свидетели. Шислер пока о них не беспокоился, особенно о первых - до Бога высоко, до царя далеко. Тем более что письменно не был отдан ни один приказ.
Сейчас основное ядро "Нью-Эй" было парализовано. Шислер как бы хотел в это верить, но в то же время гнал эту мысль прочь. Пока он лично не увидит последствия контакта спецгруппы с таинственным идолом, поверить он не сможет.
Эвакуировать отряд казалось делом простым. С минуты на минуту в Бразилию должен был вылететь специальный агент Шислера, который возьмет ситуацию на месте захоронения сокровищ в свои руки. Бесси Нильсен получит от него приказ - официально обратиться за помощью в медицинское учреждение Итаитубы и сообщить о случившемся в посольство США. Группу американских туристок - бразильские медики могут поставить им любой диагноз, вплоть до отравления, - срочно переправят на родину. Самолет приземлится на небольшом аэродроме близ города Гейсвилл, штат Флорида, где в секретных лабораториях ЦРУ девушек будут наблюдать опытнейшие врачи и ученые. Туда же вскоре доставят и идола, нелегально вывезти его из Бразилии труда тоже не составит.
Как ни странно, но серебристый идол стоял сейчас - именно сейчас - на втором месте. Главным вдруг стало золото. Это дополнительные материальные ценности, дефицит которых постоянно испытывают в управлениях разведок; тонны, о которых знают всего несколько человек.
Артур Шислер даже порадовался за себя, что в последние мгновения изменил планы относительно Сильвио Мелу, сказав, что для пользы дела тому надлежит остаться здесь, пока Ричарда Харлана не освободят. Старый профессор до сих пор жил в гостинице под наблюдением агентов ЦРУ. Впрочем, Мелу даже не противился, в его распоряжении были письменные принадлежности, книги по заказу, телефон. Своим домашним он сообщил, что по работе вынужден провести некоторое время в Соединенных Штатах.
Предстояло поработать и с самим Харланом. Шислер не сомневался, что сумел бы должным образом "обработать" профессора. Как бы то ни было, но Харлан и словом никому не обмолвится о найденных сокровищах. Что касается броской заметки в бразильской газете, так это и в самом деле была "утка". В крайнем случае, со стороны профессора были сделаны поспешные заключения, что привело к преждевременному заявлению прессе. В конце концов, Шислер мог просто заинтересовать Харлана, предоставив ему возможность изучать таинственную природу индейского идола в лаборатории ЦРУ.
С рабочими и Сьюзи Форман было ещё проще.
Поразмышляв ещё немного, Шислер понял, что много мелких факторов против него. И он решил отказаться от значительного объема материальных ценностей, поставить точку в этой эпопее собственно идолом и... небольшой частью золота. Маски, браслеты, их даже не нужно будет переправлять через границу, золото разойдется там же, в Бразилии, через его агентов и перекупщиков.
И последняя, наверное, точка: пришло подтверждение идентичности почерков в манускрипте из фрагментов рапортов Джулии Мичиган, Сары Кантарник и Лори Кертис, полученных по факсу.
Шислер хмыкнул, вспоминая слова первого помощника Президента: "Вы большой фантазер, Артур". И мысленно ответил Блезу Курно: "Да нет, господин первый помощник, сейчас я сушеный реалист".
Глава III
1
Южная Америка, 1503 год
Лори Кертис присела рядом с Джулией и коснулась рукой её плеча.
- Что-то не так, Джу, клянусь всеми угодниками, здесь что-то не так. Ты слышишь?
Джулия оторвала, наконец, взгляд от священника и молча уставилась на подругу.
- Откуда он тебя знает? И что за странное имя - Дила?
Джулия нашла в себе силы улыбнуться.
- Это старая история. Мне было четыре года, а я ещё не разговаривала. Никак не называла маму, отца. Они, грешным делом, подумали, что я немая от рождения, а показать врачу не было денег. Это случилось на дне рождения у отца, было много народу, много песен и танцев. Мама приготовила отцу подарок: мы - все семеро его детей - должны были исполнить хором его любимую песню. Там ещё есть припев без слов, просто "дила-лай, дилай-ла", знаешь?
Лори кивнула: знаю, продолжай.
- Я, по сценарию, естественно, должна была просто открывать рот, что и делала на протяжении всего выступления. А когда песня закончилась и все дружно зааплодировали, я неожиданно продолжила тоненьким голоском: дила-лай, дилай-ла... Что тут началось! Папа бросился обнимать меня, потом - маму. Он-то подумал, что сюрприз и заключался в моем сольном выступлении. Впрочем, мама не стала его разубеждать. Я после этого начала разговаривать как заводная, а вот имя Дила надолго прилипло ко мне. Лишь когда я пошла в школу, меня снова стали называть Джу.
- И это все? - спросила Лори.
- Да.
- Тогда я вообще ничего не понимаю. Тут должна быть какая-то связь между твоим именем и... хотя бы этим стариком.
Джулия остановила её и поднялась на ноги.
- Все, Лори, пора. Не задерживайтесь там. Оставьте на месте стоянки явные следы пребывания, кое-какие вещи, которые указывали бы именно на жриц. Оттуда тронетесь по воде, метров триста-четыреста, дальше - берегом. Все.
- О'кей. Но мы ещё вернемся к этому разговору?
- От него никак не уйдешь. И вот ещё что, Лори, не издевайся ты над индейцем, парню и так несладко.
- Да я и слова ему не скажу! - Она повернулась и отыскала глазами Тепосо. - Так, тренер, сдавай свои полномочия мне. Теперь, когда я скажу тебе "прыгай", ты будешь спрашивать "на сколько метров?". Ну-ну, не дуйся, бери лучше носилки. Нет, нет, тренер, впереди пойду я.
Джулия покачала головой, глядя на удаляющуюся подругу и Тепосо. Последний, шагая в одной "упряжке" с Лори, просто не мог смотреть вперед.
- Кто из вас Фей? - Джулия отошла от Литуана и приблизилась к двум девушкам, пытаясь, однако, самостоятельно решить эту задачу: - Ты?
- Я, капитан, - ответила девушка с озорными глазами.
- Отлично, - похвалила Джулия себя. - Давай подробнее о результатах разведки.
- Во-первых, - бойко начала Фей, - все здесь кажется знакомым. Водопад изменил очертания, но все же это он. Местность также претерпела изменения, но... мы уже здесь были. И кажется: спустись мы в пещеру, где сейчас лазают солдаты, там найдем профессора Харлана!
- А что скажешь ты, Сара?
- Практически согласна. Это может подтвердиться, когда мы подойдем к городу. Сейчас-то он целый, а тогда... ну, когда мы были здесь впервые, он представлял собой руины, заросшие лесом. В общем, джунгли.
- Я тоже так думаю. Остатки каменных строений - это и есть город альмаеков. Ну что ж, места знакомые, ориентиров достаточно, будем работать.
- Вот это командировочка! - возбужденно прошептала Фей. - Только интересно, когда она закончится?
- Я думаю, лет этак через пятьсот. Давайте, девочки, поменяем компресс у старика и сделаем перевязку. Сара, пожертвуй своей верхней одеждой - не одной же Лори ходить голой.
Литуан не верил своим глазам: богиня Дила собственноручно промывала ему рану, не гнушаясь прикасаться к образовавшимся на ней страшным гнойникам. Чудо свершилось, дух Великой Пророчицы вселился в старшую жрицу. В этом Литуан не сомневался ни на миг. Все события происходили точно так, как она предсказывала; все свершилось с ужасающей точностью вплоть до последней жертвы. Она не дала умереть ему, чтобы он сумел покаяться и попросить прощения за непослушание её воли и преклониться перед её могуществом. Обильный пот выступил на его теле от внезапного облегчения: Дила здесь, и дети будут спасены. Теперь она сама воплотит свои же слова в жизнь, проявляя свое божественное начало в мощи и власти, спасая плененных и карая пленителей и убийц. И так будет!
Литуан вслушивался в её голос, когда она разговаривала с Тепосо, - он вещал на языке их врагов. Он не мог ошибиться, поскольку хорошо запомнил, как говорят испанцы: характерная для их речи интонация, присущая им жесткость в словах в отличие от мягкого языка альмаеков. Он даже различал ранее слышанные слова, но не понимал их смысла. Зато Дила прекрасно понимает, и это ещё одно доказательство её величия. Берегитесь, проклятые, остерегайтесь, коварные, и молитесь за ваши ничтожные души - час возмездия близок! Сожмите в мгновение остаток вашей постылой жизни, ибо час возмездия превратится для вас в вечность... Литуан не боялся грешных мыслей о мщении, потому что не об отплате думал последние дни, а только о справедливости. А справедливость - мать равновесия людского общества - требовала только одного. Да и Дила, от прикосновения рук которой уходила боль, не мешала ходу его горячих мыслей, не качала укоризненно головой, не корила уставшими глазами. "Боже, я самый счастливый из смертных и самый несчастный среди них..."
2
Олла первой вышла на край своей поляны. Она по-хозяйски простерла вперед руку, приглашая остальных.
Тепосо ожидал увидеть невесть что, переводя красочные описания Оллы о "самом укромном месте на свете". Он придирчиво осмотрел то самое место: ну, ручей с чистой водой, ну, кольцо высоких деревьев, поглощающих все звуки извне, ну, ещё что-то. На его взгляд, заслуживал внимания лишь просторный шатер. Да и то в нем можно разместить только раненого Литуана, Альму и пару жриц. Впрочем...
Тепосо воочию убедился, что кое-кто ещё свободно туда уместился. Из зелени шатра, зевая, вышла пума и села, поджидая гостей.
Кили уже давно различила сквозь шорох неспокойного леса легкие шаги. Настороженность быстро прошла, потому что она узнала поступь Оллы, вернее, почувствовала её. Правда, с Оллой был кто-то еще, наверняка похожий на нее; их шаги сливались, иногда - разбегались, но все они были, как у нее.
Тепосо хоть и опешил в первые мгновения, но все же остался сыном природы. Он предостерегающе поднял руку, призывая остальных остановиться. Пума не тронет людей, но все равно нужно подождать, пока она не покинет это место.
- Кили! - голос Оллы сорвался на визг, и она бросилась к кошке.
Кили смотрела на свою подругу укоризненно, но морда была довольной. Олла обняла её шею руками, заставляя животное смотреть на ступивших на поляну жриц.
- Смотри, Кили, сколько теперь у тебя друзей! - Она быстро замахала рукой. - Не бойтесь, идите сюда.
- Да, бояться действительно нечего, - иронично заметила Джулия и распорядилась: - Раненого - в шалаш.
Да, теперь у Кили стало много друзей, и среди них - тот человек без руки. Она нисколько не удивилась, увидев его живым и невредимым: чутье никогда не подводило умную кошку. Только вот ему по-прежнему было очень больно и он с трудом переносил страдания. Но боролся. После удачной охоты Кили приступом овладевало умиротворение, то же чувство исходило и от него. Присутствующая в нем до этого тревога стала меньше, почти исчезла, но осталась какая-то тоска, которая таилась у него внутри. Это тоже было знакомо Кили, она долгое время находилась в похожем состоянии, когда задолго до знакомства с Оллой не нашла своих маленьких котят в пещере, где недавно произвела их на свет. Кили долго искала их, и её глаза были почти всегда влажны, как и у этого человека, когда он снова увидел её.
Пока Литуану готовили ложе из листьев, он, полулежа возле пумы, гладил её шерсть.
- Вот мы и встретились с тобой снова, мы опять вместе. И с тобой мне ничего не страшно. - Литуан подозвал к себе Оллу. - Ты называешь её Кили?
- Да, Литуан, это моя подруга. Здесь мы проводили с ней много времени.
- Где ты и разговаривала.
Олла покраснела.
- Да. Но Альма разрешил мне говорить вне храма. Мне даже показалось, что он сердится на тебя за столь суровое обращение со жрицами. И я оказалась права: Дила велит, чтобы мы разговаривали.
- Я догадывался об этом. Вы что ж, хитрые мои девочки, думали, что Литуан совсем без глаз? Вот я поговорю с Дилой, и она снова наложит запрет. - Литуан постарался, чтобы его голос прозвучал как можно строже.
- Нет, не наложит, - довольно игриво ответила Олла.
- Что значит - нет?
- Ты будешь одинок в своем решении. Даже вождь на нашей стороне.
- Вождь?
- Ну да. Тепосо.
- Тепосо, - задумчиво протянул Литуан, отыскивая глазами храброго индейца. Тот час от часу все больше нравился священнику; ему небезразлична была судьба альмаеков, он нашел в себе силы сбежать от испанцев и встать на их сторону; он всячески помогал им, не оставил жриц и спас его, Литуана. Во всем этом четко прослеживалась рука Божья, но Литуан по-прежнему оставался самим собой: и с верой в Бога, и в человека. И то ли Бог определил судьбу Тепосо, посоветовавшись с Литуаном, то ли священник спросил наверху совета, но решение было принято. - Позови его.
Когда Тепосо приблизился, Литуан велел ему опуститься на колени.
- Нас осталось очень мало, сынок, но все равно - жить без вождя как-то негоже. Мы многим обязаны тебе - сыну другого народа. За твое большое сердце, за твою преданность и смелость отныне ты - вождь альмаеков! В нашем роду не было более храброго и сильного вождя, чем Атуак. Но уверен я, ты будешь достойным его преемником, не посрамишь ушедшего в Лету славного его имени. Пусть в нелегком для тебя деле он будет примером, твоей путеводной звездой. Я видел, как доблестно бился Атуак, защищая своих детей, но это не означает, что ты должен стоять на такой же высокой ступени воинского искусства. Благородство, любовь и справедливость - вот три начала, которые постоянно должны жить в тебе. И я ясно различаю их поросль в твоей груди. Ты молод, ещё моложе тебя те, кто сейчас томится в плену. Но я верю в тебя, преклоняюсь перед могуществом Дилы и уже вижу, как спасенные вами дети почтительно склоняют перед тобой голову. Взрасти в себе эти три начала, сынок, призови все силы, чтобы они стали прямыми, как могучие стволы кедров. Тебе придется непросто - тяжел груз ответственности за тех, кто будет видеть в тебе защиту, просить совета и помощи. Но я всегда буду рядом и, пока жив, не перестану помогать тебе.
Литуан приложил свою ладонь к голове побледневшего индейца и твердо сказал:
- И пусть будет так!.. Теперь ты имеешь право носить диадему из черных перьев - символ высочайшей власти нашего народа. И помни: твой народ сейчас томится в плену. Я приветствую тебя, вождь альмаеков! - признаю твою власть и склоняю пред тобой голову.
Олла и семь её подруг последовали примеру священника.
Джулия, с интересом наблюдая за непонятной ей торжественной церемонией, потребовала от Тепосо объяснений.
Он к этому времени поднялся с колен и, то краснея, то бледнея, сбиваясь на свой родной язык, вставляя слова из наречия альмаеков и примешивая сюда сочный испанский колорит, долго втолковывал Джулии о внезапности поворота своей судьбы.
Но Джулия поняла его гораздо раньше, чем он закончил. Она призвала свой отряд соблюдать серьезность, уважая важность события и самого Тепосо.
Молодой вождь чуть было не задохнулся, когда шестнадцать голов почтительно склонились перед ним. Глаза заволокло, и Тепосо неожиданно заплакал. Это были слезы благодарности. В них не было какой-то отчаянной радости, наоборот - они были горькими и тревожными, в них отразилось каждое лицо пленного ребенка; и сердце рванулось в груди. Теперь дети были его частью, его сущностью; это были его дети.
3
Литуна перенесли в шатер на приготовленную из мягких трав постель. Джулия созвала военный совет.
- Время для нас бесценно, поэтому не будем разбрасываться. Пока не стемнело, нужно ознакомиться с городом, хотя бы издали. Тепосо знает его планировку и архитектуру. Предлагаю подобраться к городу как можно ближе, и он на месте ответит на интересующие нас вопросы. Может быть, мы сумеем определить, где держат детей. Правда, надежды на это мало. Нам нужен "язык". Я думаю, Лори и Дороти расстараются, и завтра мы будем иметь честь приветствовать здесь первого гостя. Чтобы иметь очевидное представление, а не по рассказам, на осмотр местности пойдут все. Кроме Сары. Сара остается в лагере и пытается найти объяснение тому, что с нами произошло. Друг за другом не ходить, чтобы не натоптать тропинок, идти краями кустов, как можно ближе к деревьям, по возможности избегая ступать на траву.
И он снова включился в работу.
А Олла шла рядом и пылающим взором благодарила небеса. За что - она не знала, но, глядя на изменившихся подруг, угадывала, что произошло что-то большое и торжественное, случилось то, для чего они молились и днем, и ночью. Ее чувство было радостным и печальным одновременно, как все её песни.
Через три четверти часа они наконец подошли к тому месту, где Тепосо оставил Литуана под присмотром трех жриц.
Все было по-прежнему, как три часа назад. Может, Тепосо показалось, но мертвенную бледность священника слегка скрасили жизненные цвета. Он мысленно порадовался за старика и скосил глаза на старшую: та даже не вздрогнула при виде искалеченного священника.
- Лори, - позвала подругу Джулия, когда бегло осмотрела рану Литуана. - У него сильное воспаление. Поищи-ка шалфей или что-то в этом роде. Сара и Фей идут берегом реки дальше. Фей - старшая. Проявлять осторожность; впереди, насколько я поняла этого парня, каменоломня, где сейчас пребывают испанцы. Восточнее находится поселок, куда они увели детей. Снимите местность и возвращайтесь лесом.
- Есть, капитан, - Фей козырнула, и они с Сарой растворились в кустах.
- Так, девушки, - Джулия обратилась к жрицам, находившимся с Литуаном, - помогите-ка мне раздеть его. Чувствую, что у него есть ещё травмы. Тепосо, быстренько переведи - и за водой.
Он выполнил первый приказ и понуро побрел к речке.
Вскоре на грудь Литуана, где Джулия насчитала множество ушибов и как минимум три сломанных ребра, был наложен компресс из смоченных в холодной воде пальмовых листьев. Рану на руке снова промыли и наложили повязку с листьями шалфея. Литуан во время этой процедуры лишь однажды слегка приоткрыл глаза и снова впал в глубокий сон.
Через полтора часа явились Фей и Сара с коротким докладом: пятьдесят испанцев снуют возле входа в пещеру и пятеро - с ними столько же бульдогов тигровой окраски - сторожат семерых мальчиков и восьмерых девочек в одном из домов поселка.
- Почему ты не сказал мне, что у испанцев есть собаки? - спросила Джулия у Тепосо.
- Потому что ты не спрашивала, - огрызнулся индеец.
- В следующий раз будь предусмотрительнее, - строго сказала она. - А теперь, будь любезен, возьми носилки и возвращайся в лагерь. С тобой пойдет Лори и эти четыре девушки. Заберите Альму и все, что сможете унести.
- Это ещё зачем? - возмутился Тепосо, который днем раньше тащил все это на себе в противоположную сторону.
- Затем, что мы перебираемся ближе к городу.
- А это зачем?
- Могу назвать две главные причины, - терпеливо ответила Джулия, хотя их гораздо больше. Первая: если нас будут искать, то только не у себя под носом. Вторая: нам нужно ознакомиться с окрестностями и собственно с городом, чтобы узнать, где держат детей. Понятно?
Тепосо почесал в затылке, соображая, но Джулия жестом руки уже торопила его.
Литуан, проснувшись, последние две-три минуты силился понять, о чем говорят его старшая жрица и Тепосо, но ничего не понял. Лишь когда он нашел её глаза и всмотрелся в них, то истина внезапным ударом полоснула мозг. Он собрал все силы и, протянув к ней руку, встал на колени. Но не посмел коснуться, только произнес:
- Прости меня, Дила...
Джулия вздрогнула. Ее слух вырвал из незнакомой речи до боли знакомое слово, которое из уст седовласого старика прозвучало явно как обращение к ней. Она оторопело глядела в лицо индейского священника, от которого её отделяла половина тысячелетия.
- Значит, тебя зовут Дила? - спросил Тепосо.
Он был раздосадован таким простым именем старшей жрицы, напрочь забыв, что оно принадлежит богине альмаеков.
- Да, - хрипло ответила Джулия. - Меня в детстве так называла мама.
Глава II
1
Лэнгли, ЦРУ, 17 ноября 2003 года, 11.00
Уже почти два часа Артур Шислер перечитывал старинный манускрипт, осторожно перекладывая тонкие листы пергамента с красной печатью испанской короны и листы с инициалами "Х.И" под простеньким гербом со щитом и парой скрещенных мечей, перекрытых снизу оливковой ветвью. Директор ЦРУ в который раз брал в руки первый лист и с чувством легкого помешательства читал: "Здравствуйте, уважаемый профессор Харлан! Амфоре, которую вы только что распечатали, ровно 500 лет. Тот же возраст имеет и послание, которое вы сейчас читаете. Простой анализ легко подтвердит это. Вы - здравомыслящий человек, оттого ваша голова недолго будет кружиться. Отбросьте все - и смотрите только на факты. 10 ноября 2003 года вы должны дать интервью бразильской корреспондентке Елене Карера следующего содержания... Затем напишите записку... Операция по вашему "освобождению" будет проводиться силами ЦРУ и военно-морской разведки США. Ваше "спасение" явится к вам в образе семи привлекательных женщин-американок..."
Профессор Харлан сидел напротив Шислера и делал какие-то пометки у себя в блокноте; он никогда не терял ни минуты времени. Вот и сейчас ему неинтересно было созерцать чересчур сосредоточенную мину директора разведки. Впрочем, изредка он бросал на Шислера короткие взгляды.
А сам Шислер, когда в 9 часов утра адъютант доложил о том, что некто Ричард Харлан настаивает на личной встрече с ним, нимало удивился. Он ждал от резидента в Итаитубе радиограмму, которая должна прийти в 14.30 по вашингтонскому времени. Второй сеанс связи планировался на девять часов вечера в том случае, если командир спецгруппы на встречу с резидентом не явится. Этот сеанс одновременно был и тревожным звонком - значит, операция носит более сложный характер; Джулии Мичиган даны были соответствующие инструкции - действовать сообразно сложившейся обстановке.
Шислер не стал делать умозаключений по поводу неожиданного сообщения адъютанта, не счел также нужным вызвать к себе Челси Филда; он отдал короткое распоряжение и подошел к окну, рассеянно глядя на поросшую деревьями долину Потомак.
- Ричард Харлан, сэр, - доложил секретарь.
- Пусть войдет, - ответил Шислер и повернул голову к двери.
Вскоре они стояли друг против друга: один, предложивший увлекательную задачу, другой - часть этой задачи решивший. Итак, каков же окончательный ответ?
Выслушав профессора и стараясь не показать своего удивления, Шислер погрузился в чтение. И вот время 11 часов дня.
- Вы сами что об этом думаете? - нарушил молчание директор, отложив, наконец, листы в сторону.
- Я? - переспросил Харлан и пожал плечами. - Мне трудно ответить на ваш вопрос. Я был очевидцем этих событий, непосредственным участником. Мой мозг и чувства впитали все это, теперь предстоит анализ.
- Трудно поверить, - протянул Шислер и вызвал секретаря. Вручив ему два листа пергамента, он велел срочно сделать экспертизу. Затем связался с военно-морской базой "Атолл".
- Полковник Кертис? Добрый день. Шислер. Мне необходимы образцы почерков Джулии Мичиган, Сары Кантарник и Глории Кертис. Это срочно. Пока дайте их по факсу, но распорядитесь, чтобы оригиналы прибыли в Вашингтон как можно быстрее.
Сердце Ричарда Кертиса ухнуло куда-то вниз. Он на секунду-другую прикрыл глаза и еле слышно сказал: "Да, сэр".
- Я лично доставлю вам образцы, - добавил он громче.
- Хорошо, - после непродолжительной паузы сказал Шислер. - О самолете я побеспокоюсь, ждите приказа. - Он положил трубку и обратился к Харлану. Маленькие дети - маленькие проблемы, большие дети - большие проблемы. Мне нелегко будет говорить с ним.
- Что делать, - развел руками профессор.
Шислер прикурил сигару.
- Вы говорите, что... м-м... с женщинами остались ваши археологи?
- Да. Сьюзи Форман и трое рабочих. И Бесси Нильсен.
- Хорошо. Профессор, я на некоторое время поручу вас одному из своих офицеров, он проводит вас в наше кафе, вы позавтракаете. А сейчас короткий разговор.
Шислер снял трубку секретной линии связи с Белым домом.
- Блез? Надеюсь, вы узнали меня по голосу? - глаза директора смеялись.
Первый помощник Президента Блез Курно вздохнул. Сегодня, когда он ехал на работу, водитель включил приемник. Звучала знаменитая песня Элвиса Пресли "Love Me Tender", а ему казалось, что из динамиков доносится заунывный голос директора ЦРУ; он попросил водителя выключить приемник. Водитель голосом Артура Шислера сказал "хорошо".
- Да, - ответил Блез, - я узнал вас.
- Отлично. Президент по-прежнему не в курсе наших с вами дел?
- Босс в полном неведении. А... как наши дела?
- Одну секунду. - Шислер прикрыл трубку ладонью, глядя на Харлана. Вы часто встречались с первым помощником Блезом Курно?
- Не так часто, как хотелось бы. Блез очень приятный человек.
- Поговорите с ним.
Харлан принял трубку.
- Алло, Блез? Это Ричард Харлан. Что я должен сказать вам?
"О Господи, - прошептал первый помощник. - Слава тебе".
2
Через сорок минут Шислер получил данные предварительного анализа: манускрипт написан приблизительно 450-500 лет назад; характерные для той эпохи чернила; микроскопические трещины на пергаменте рассекают элементы букв, подтеков чернил в микроизломах нет, это указывает на то, что текст не был нанесен на древний пергамент в сравнительно недавнее время.
Шислер тяжело вздохнул. Настало время, когда он должен предложить Ричарду Харлану на выбор два варианта объяснений (а их не избежать) с первым помощником. Блез примет любую заведомую ложь; Харлан жив и невредим, и помощник, не вдаваясь в детали операции, должен сам предложить Шислеру не распространяться о их невольном союзе. То есть и директор ЦРУ, и первый помощник как зависели друг от друга, так одновременно и боялись одного человека, Президента. Посвящать в курс дела третьих лиц ни тот ни другой не рискнули бы.
Итак, профессор Харлан никогда не писал никаких записок, его не похищали и он сам не инсценировал своего похищения. Правда, оставались исполнители и немногочисленные свидетели. Шислер пока о них не беспокоился, особенно о первых - до Бога высоко, до царя далеко. Тем более что письменно не был отдан ни один приказ.
Сейчас основное ядро "Нью-Эй" было парализовано. Шислер как бы хотел в это верить, но в то же время гнал эту мысль прочь. Пока он лично не увидит последствия контакта спецгруппы с таинственным идолом, поверить он не сможет.
Эвакуировать отряд казалось делом простым. С минуты на минуту в Бразилию должен был вылететь специальный агент Шислера, который возьмет ситуацию на месте захоронения сокровищ в свои руки. Бесси Нильсен получит от него приказ - официально обратиться за помощью в медицинское учреждение Итаитубы и сообщить о случившемся в посольство США. Группу американских туристок - бразильские медики могут поставить им любой диагноз, вплоть до отравления, - срочно переправят на родину. Самолет приземлится на небольшом аэродроме близ города Гейсвилл, штат Флорида, где в секретных лабораториях ЦРУ девушек будут наблюдать опытнейшие врачи и ученые. Туда же вскоре доставят и идола, нелегально вывезти его из Бразилии труда тоже не составит.
Как ни странно, но серебристый идол стоял сейчас - именно сейчас - на втором месте. Главным вдруг стало золото. Это дополнительные материальные ценности, дефицит которых постоянно испытывают в управлениях разведок; тонны, о которых знают всего несколько человек.
Артур Шислер даже порадовался за себя, что в последние мгновения изменил планы относительно Сильвио Мелу, сказав, что для пользы дела тому надлежит остаться здесь, пока Ричарда Харлана не освободят. Старый профессор до сих пор жил в гостинице под наблюдением агентов ЦРУ. Впрочем, Мелу даже не противился, в его распоряжении были письменные принадлежности, книги по заказу, телефон. Своим домашним он сообщил, что по работе вынужден провести некоторое время в Соединенных Штатах.
Предстояло поработать и с самим Харланом. Шислер не сомневался, что сумел бы должным образом "обработать" профессора. Как бы то ни было, но Харлан и словом никому не обмолвится о найденных сокровищах. Что касается броской заметки в бразильской газете, так это и в самом деле была "утка". В крайнем случае, со стороны профессора были сделаны поспешные заключения, что привело к преждевременному заявлению прессе. В конце концов, Шислер мог просто заинтересовать Харлана, предоставив ему возможность изучать таинственную природу индейского идола в лаборатории ЦРУ.
С рабочими и Сьюзи Форман было ещё проще.
Поразмышляв ещё немного, Шислер понял, что много мелких факторов против него. И он решил отказаться от значительного объема материальных ценностей, поставить точку в этой эпопее собственно идолом и... небольшой частью золота. Маски, браслеты, их даже не нужно будет переправлять через границу, золото разойдется там же, в Бразилии, через его агентов и перекупщиков.
И последняя, наверное, точка: пришло подтверждение идентичности почерков в манускрипте из фрагментов рапортов Джулии Мичиган, Сары Кантарник и Лори Кертис, полученных по факсу.
Шислер хмыкнул, вспоминая слова первого помощника Президента: "Вы большой фантазер, Артур". И мысленно ответил Блезу Курно: "Да нет, господин первый помощник, сейчас я сушеный реалист".
Глава III
1
Южная Америка, 1503 год
Лори Кертис присела рядом с Джулией и коснулась рукой её плеча.
- Что-то не так, Джу, клянусь всеми угодниками, здесь что-то не так. Ты слышишь?
Джулия оторвала, наконец, взгляд от священника и молча уставилась на подругу.
- Откуда он тебя знает? И что за странное имя - Дила?
Джулия нашла в себе силы улыбнуться.
- Это старая история. Мне было четыре года, а я ещё не разговаривала. Никак не называла маму, отца. Они, грешным делом, подумали, что я немая от рождения, а показать врачу не было денег. Это случилось на дне рождения у отца, было много народу, много песен и танцев. Мама приготовила отцу подарок: мы - все семеро его детей - должны были исполнить хором его любимую песню. Там ещё есть припев без слов, просто "дила-лай, дилай-ла", знаешь?
Лори кивнула: знаю, продолжай.
- Я, по сценарию, естественно, должна была просто открывать рот, что и делала на протяжении всего выступления. А когда песня закончилась и все дружно зааплодировали, я неожиданно продолжила тоненьким голоском: дила-лай, дилай-ла... Что тут началось! Папа бросился обнимать меня, потом - маму. Он-то подумал, что сюрприз и заключался в моем сольном выступлении. Впрочем, мама не стала его разубеждать. Я после этого начала разговаривать как заводная, а вот имя Дила надолго прилипло ко мне. Лишь когда я пошла в школу, меня снова стали называть Джу.
- И это все? - спросила Лори.
- Да.
- Тогда я вообще ничего не понимаю. Тут должна быть какая-то связь между твоим именем и... хотя бы этим стариком.
Джулия остановила её и поднялась на ноги.
- Все, Лори, пора. Не задерживайтесь там. Оставьте на месте стоянки явные следы пребывания, кое-какие вещи, которые указывали бы именно на жриц. Оттуда тронетесь по воде, метров триста-четыреста, дальше - берегом. Все.
- О'кей. Но мы ещё вернемся к этому разговору?
- От него никак не уйдешь. И вот ещё что, Лори, не издевайся ты над индейцем, парню и так несладко.
- Да я и слова ему не скажу! - Она повернулась и отыскала глазами Тепосо. - Так, тренер, сдавай свои полномочия мне. Теперь, когда я скажу тебе "прыгай", ты будешь спрашивать "на сколько метров?". Ну-ну, не дуйся, бери лучше носилки. Нет, нет, тренер, впереди пойду я.
Джулия покачала головой, глядя на удаляющуюся подругу и Тепосо. Последний, шагая в одной "упряжке" с Лори, просто не мог смотреть вперед.
- Кто из вас Фей? - Джулия отошла от Литуана и приблизилась к двум девушкам, пытаясь, однако, самостоятельно решить эту задачу: - Ты?
- Я, капитан, - ответила девушка с озорными глазами.
- Отлично, - похвалила Джулия себя. - Давай подробнее о результатах разведки.
- Во-первых, - бойко начала Фей, - все здесь кажется знакомым. Водопад изменил очертания, но все же это он. Местность также претерпела изменения, но... мы уже здесь были. И кажется: спустись мы в пещеру, где сейчас лазают солдаты, там найдем профессора Харлана!
- А что скажешь ты, Сара?
- Практически согласна. Это может подтвердиться, когда мы подойдем к городу. Сейчас-то он целый, а тогда... ну, когда мы были здесь впервые, он представлял собой руины, заросшие лесом. В общем, джунгли.
- Я тоже так думаю. Остатки каменных строений - это и есть город альмаеков. Ну что ж, места знакомые, ориентиров достаточно, будем работать.
- Вот это командировочка! - возбужденно прошептала Фей. - Только интересно, когда она закончится?
- Я думаю, лет этак через пятьсот. Давайте, девочки, поменяем компресс у старика и сделаем перевязку. Сара, пожертвуй своей верхней одеждой - не одной же Лори ходить голой.
Литуан не верил своим глазам: богиня Дила собственноручно промывала ему рану, не гнушаясь прикасаться к образовавшимся на ней страшным гнойникам. Чудо свершилось, дух Великой Пророчицы вселился в старшую жрицу. В этом Литуан не сомневался ни на миг. Все события происходили точно так, как она предсказывала; все свершилось с ужасающей точностью вплоть до последней жертвы. Она не дала умереть ему, чтобы он сумел покаяться и попросить прощения за непослушание её воли и преклониться перед её могуществом. Обильный пот выступил на его теле от внезапного облегчения: Дила здесь, и дети будут спасены. Теперь она сама воплотит свои же слова в жизнь, проявляя свое божественное начало в мощи и власти, спасая плененных и карая пленителей и убийц. И так будет!
Литуан вслушивался в её голос, когда она разговаривала с Тепосо, - он вещал на языке их врагов. Он не мог ошибиться, поскольку хорошо запомнил, как говорят испанцы: характерная для их речи интонация, присущая им жесткость в словах в отличие от мягкого языка альмаеков. Он даже различал ранее слышанные слова, но не понимал их смысла. Зато Дила прекрасно понимает, и это ещё одно доказательство её величия. Берегитесь, проклятые, остерегайтесь, коварные, и молитесь за ваши ничтожные души - час возмездия близок! Сожмите в мгновение остаток вашей постылой жизни, ибо час возмездия превратится для вас в вечность... Литуан не боялся грешных мыслей о мщении, потому что не об отплате думал последние дни, а только о справедливости. А справедливость - мать равновесия людского общества - требовала только одного. Да и Дила, от прикосновения рук которой уходила боль, не мешала ходу его горячих мыслей, не качала укоризненно головой, не корила уставшими глазами. "Боже, я самый счастливый из смертных и самый несчастный среди них..."
2
Олла первой вышла на край своей поляны. Она по-хозяйски простерла вперед руку, приглашая остальных.
Тепосо ожидал увидеть невесть что, переводя красочные описания Оллы о "самом укромном месте на свете". Он придирчиво осмотрел то самое место: ну, ручей с чистой водой, ну, кольцо высоких деревьев, поглощающих все звуки извне, ну, ещё что-то. На его взгляд, заслуживал внимания лишь просторный шатер. Да и то в нем можно разместить только раненого Литуана, Альму и пару жриц. Впрочем...
Тепосо воочию убедился, что кое-кто ещё свободно туда уместился. Из зелени шатра, зевая, вышла пума и села, поджидая гостей.
Кили уже давно различила сквозь шорох неспокойного леса легкие шаги. Настороженность быстро прошла, потому что она узнала поступь Оллы, вернее, почувствовала её. Правда, с Оллой был кто-то еще, наверняка похожий на нее; их шаги сливались, иногда - разбегались, но все они были, как у нее.
Тепосо хоть и опешил в первые мгновения, но все же остался сыном природы. Он предостерегающе поднял руку, призывая остальных остановиться. Пума не тронет людей, но все равно нужно подождать, пока она не покинет это место.
- Кили! - голос Оллы сорвался на визг, и она бросилась к кошке.
Кили смотрела на свою подругу укоризненно, но морда была довольной. Олла обняла её шею руками, заставляя животное смотреть на ступивших на поляну жриц.
- Смотри, Кили, сколько теперь у тебя друзей! - Она быстро замахала рукой. - Не бойтесь, идите сюда.
- Да, бояться действительно нечего, - иронично заметила Джулия и распорядилась: - Раненого - в шалаш.
Да, теперь у Кили стало много друзей, и среди них - тот человек без руки. Она нисколько не удивилась, увидев его живым и невредимым: чутье никогда не подводило умную кошку. Только вот ему по-прежнему было очень больно и он с трудом переносил страдания. Но боролся. После удачной охоты Кили приступом овладевало умиротворение, то же чувство исходило и от него. Присутствующая в нем до этого тревога стала меньше, почти исчезла, но осталась какая-то тоска, которая таилась у него внутри. Это тоже было знакомо Кили, она долгое время находилась в похожем состоянии, когда задолго до знакомства с Оллой не нашла своих маленьких котят в пещере, где недавно произвела их на свет. Кили долго искала их, и её глаза были почти всегда влажны, как и у этого человека, когда он снова увидел её.
Пока Литуану готовили ложе из листьев, он, полулежа возле пумы, гладил её шерсть.
- Вот мы и встретились с тобой снова, мы опять вместе. И с тобой мне ничего не страшно. - Литуан подозвал к себе Оллу. - Ты называешь её Кили?
- Да, Литуан, это моя подруга. Здесь мы проводили с ней много времени.
- Где ты и разговаривала.
Олла покраснела.
- Да. Но Альма разрешил мне говорить вне храма. Мне даже показалось, что он сердится на тебя за столь суровое обращение со жрицами. И я оказалась права: Дила велит, чтобы мы разговаривали.
- Я догадывался об этом. Вы что ж, хитрые мои девочки, думали, что Литуан совсем без глаз? Вот я поговорю с Дилой, и она снова наложит запрет. - Литуан постарался, чтобы его голос прозвучал как можно строже.
- Нет, не наложит, - довольно игриво ответила Олла.
- Что значит - нет?
- Ты будешь одинок в своем решении. Даже вождь на нашей стороне.
- Вождь?
- Ну да. Тепосо.
- Тепосо, - задумчиво протянул Литуан, отыскивая глазами храброго индейца. Тот час от часу все больше нравился священнику; ему небезразлична была судьба альмаеков, он нашел в себе силы сбежать от испанцев и встать на их сторону; он всячески помогал им, не оставил жриц и спас его, Литуана. Во всем этом четко прослеживалась рука Божья, но Литуан по-прежнему оставался самим собой: и с верой в Бога, и в человека. И то ли Бог определил судьбу Тепосо, посоветовавшись с Литуаном, то ли священник спросил наверху совета, но решение было принято. - Позови его.
Когда Тепосо приблизился, Литуан велел ему опуститься на колени.
- Нас осталось очень мало, сынок, но все равно - жить без вождя как-то негоже. Мы многим обязаны тебе - сыну другого народа. За твое большое сердце, за твою преданность и смелость отныне ты - вождь альмаеков! В нашем роду не было более храброго и сильного вождя, чем Атуак. Но уверен я, ты будешь достойным его преемником, не посрамишь ушедшего в Лету славного его имени. Пусть в нелегком для тебя деле он будет примером, твоей путеводной звездой. Я видел, как доблестно бился Атуак, защищая своих детей, но это не означает, что ты должен стоять на такой же высокой ступени воинского искусства. Благородство, любовь и справедливость - вот три начала, которые постоянно должны жить в тебе. И я ясно различаю их поросль в твоей груди. Ты молод, ещё моложе тебя те, кто сейчас томится в плену. Но я верю в тебя, преклоняюсь перед могуществом Дилы и уже вижу, как спасенные вами дети почтительно склоняют перед тобой голову. Взрасти в себе эти три начала, сынок, призови все силы, чтобы они стали прямыми, как могучие стволы кедров. Тебе придется непросто - тяжел груз ответственности за тех, кто будет видеть в тебе защиту, просить совета и помощи. Но я всегда буду рядом и, пока жив, не перестану помогать тебе.
Литуан приложил свою ладонь к голове побледневшего индейца и твердо сказал:
- И пусть будет так!.. Теперь ты имеешь право носить диадему из черных перьев - символ высочайшей власти нашего народа. И помни: твой народ сейчас томится в плену. Я приветствую тебя, вождь альмаеков! - признаю твою власть и склоняю пред тобой голову.
Олла и семь её подруг последовали примеру священника.
Джулия, с интересом наблюдая за непонятной ей торжественной церемонией, потребовала от Тепосо объяснений.
Он к этому времени поднялся с колен и, то краснея, то бледнея, сбиваясь на свой родной язык, вставляя слова из наречия альмаеков и примешивая сюда сочный испанский колорит, долго втолковывал Джулии о внезапности поворота своей судьбы.
Но Джулия поняла его гораздо раньше, чем он закончил. Она призвала свой отряд соблюдать серьезность, уважая важность события и самого Тепосо.
Молодой вождь чуть было не задохнулся, когда шестнадцать голов почтительно склонились перед ним. Глаза заволокло, и Тепосо неожиданно заплакал. Это были слезы благодарности. В них не было какой-то отчаянной радости, наоборот - они были горькими и тревожными, в них отразилось каждое лицо пленного ребенка; и сердце рванулось в груди. Теперь дети были его частью, его сущностью; это были его дети.
3
Литуна перенесли в шатер на приготовленную из мягких трав постель. Джулия созвала военный совет.
- Время для нас бесценно, поэтому не будем разбрасываться. Пока не стемнело, нужно ознакомиться с городом, хотя бы издали. Тепосо знает его планировку и архитектуру. Предлагаю подобраться к городу как можно ближе, и он на месте ответит на интересующие нас вопросы. Может быть, мы сумеем определить, где держат детей. Правда, надежды на это мало. Нам нужен "язык". Я думаю, Лори и Дороти расстараются, и завтра мы будем иметь честь приветствовать здесь первого гостя. Чтобы иметь очевидное представление, а не по рассказам, на осмотр местности пойдут все. Кроме Сары. Сара остается в лагере и пытается найти объяснение тому, что с нами произошло. Друг за другом не ходить, чтобы не натоптать тропинок, идти краями кустов, как можно ближе к деревьям, по возможности избегая ступать на траву.