Воинам, отправляющимся в Индии за свой счет, ставились непременные условия: отдавать в казну две трети добытого золота и десятую часть иных доходов. В разрешении Хуану де Иларио, подготовленном Фернаном Альваресом, стояла совсем другая цифра: одна пятая. Что касается "иных доходов", то секретарь о них вообще не упомянул, как делал это по личному распоряжению правящей четы на протяжении последних двух лет. За десять лет непрерывных заморских экспансий в казну мало что поступило. И поэтому, чтобы увеличить вливания денежных средств, налог был снижен сначала до одной трети, потом до одной пятой. Удовлетворяя желания других, Изабелла и Фердинанд хотели иметь собственную выгоду - но получалось это не совсем удачно.
   - Просите его, - король устремил неподвижный взгляд на дверь.
   Хуан де Иларио оказался невысоким и слегка худощавым. На нем красиво смотрелся светло-коричневый камлотовый[1] костюм с пышным жабо; не менее пышные банты поддерживали шелковые чулки. Он не был похож на военного. Но жесткий взгляд и резко очерченные скулы все же выдавали в нем солдата.
   [1] - Камлотовый - сшитый из плотной шерстяной или полушерстяной ткани.
   Фердинанд, склонив голову набок, пытался выжать все из облика пятидесятилетнего дворянина. Он внимательно разглядывал короткую, аккуратно постриженную бородку, длинный шрам на правой щеке, широкие сильные ладони. Впрочем, король мыслил категориями, и беглый взгляд выдал короткую информацию: жесток, честолюбив, жаден.
   Изабелла также с интересом смотрела на дона Иларио и заговорила с ним первой.
   - Подойдите ближе, сударь.
   Дворянин поклонился и подступил на два-три шага.
   - Мы наслышаны о вашей доблести в войне с маврами. Вы - храбрый воин.
   Снова почтительный поклон. И ни слова. Казалось, что Хуан де Иларио боится открыть рот.
   "Ну, что же вы? - говорил взгляд королевы, - хоть поблагодарите за комплимент".
   - Сеньор, наверное, глухонемой, - подал голос шут, который отлежал бока на глянцевом паркете. - А скажите, сударь, это не вы приехали на шикарной карете, запряженной четверкой гнедых с горбатым форейтором на правой пристяжной?
   Дон Иларио перевел взгляд с королевы на шута и обратно.
   - Говорите, - подбодрила его Изабелла.
   - Да, Ваше Величество. - Его голос оказался мягким, но звучным.
   - Оказывается, он не глухонемой, он - слепой, - сказал шут, бесстрашно глядя в колючие глаза просителя. - Но он, Ваше Величество, делает вид, что зрячий. - Шут зачем-то понюхал туфлю королевы и продолжил свою безрассудную речь: - Дело в том, что нынче утром, когда не было ещё и восьми, я видел, как этот господин, сидя в карете, читал книгу.
   - Извините этого дурака, - снисходительно попросила королева.
   - Да, я - дурак. Но один мудрец сказал: если дурак назовет себя дураком, значит - он умный. И наоборот. Вот вы, Ваше Величество, можете сказать, что вы умная?.. Погодите! - вскричал он, прерывая попытку Изабеллы заговорить. - Предупреждаю: если вы скажете, что вы умная - все! Нам обоим придется влачить жалкое существование и оставшиеся дни питаться отбросами. Ибо вы словом "умная" возведете себя в ранг...
   Король вскочил с кресла.
   - Прекратится сегодня эта бессмысленная болтовня или нет?!
   Придворный буффон понял, что шутки кончились, и с громким лаем умчался в заботливо открытую лакеем дверь.
   Король сел.
   - Этот дурак прежде времени загонит меня в могилу. Надеюсь, вы не обиделись, дон Иларио?
   - Нет, Ваше Величество. Тем более ваш шут прав: я действительно читал книгу, дожидаясь аудиенции.
   - Вот как? И что же вы читали, если это не секрет?
   - Я читал Петра Каместора, магистра схоластической истории.
   - Вы?! - брови Фердинанда поползли вверх.
   - Да, Ваше Величество.
   Король начал по-новому смотреть на визитера. Может, он ошибся, его подвел дар физиогномиста, или он не до конца понял свой внутренний голос? "Этот человек не так прост, как кажется," - решил он и спросил:
   - А чем вызван ваш интерес к истории, излагаемой столь великим ученым?
   - Если позволите, я скажу, что читаю не только Петра Каместора. Я, например, недавно прочел некоторые из трудов Беды Достопочтенного и Исидора Севильского. А интерес вызван тем, что эти уважаемые ученые очень точно излагают мысль о местоположении земного рая.
   - Господи Иисусе! - Изабелла даже подалась вперед. - Вы просите нас о разрешении на организацию заморской экспедиции и в то же время подумываете о рае!
   - Вы неправильно истолковали мои слова... Простите, Ваше Величество, спохватился дон Иларио. - Я поясню. Дело в том, что Петр Каместор и другие названные мной ученые, в своих трудах поместили земной рай на Востоке земли там, по их мнению, выше западных. Святой Амвросий, например, ссылается на произвольное толкование одного места в латинском переводе библии. Он полагает, что рай - самая высокая точка земли. И он не одинок в своих суждениях. Исидор Севильский и Петр Каместор также говорят об этом.
   - Боже правый, как много вы знаете! - воскликнула Изабелла. - Уж не обладаете ли вы степенью лиценциата, уважаемый дон Иларио?
   - Нет, Ваше Величество. Я даже не имею чести называться бакалавром[1].
   [1] - Лиценциат, бакалавр - ученые степени, присуждаемые в университетах Испании.
   - А я этого совершенно не помню, - нахмурился король, - хотя тоже читал и Беду Достопочтенного, и других. А ну-ка, скажите нам, сеньор Иларио, откуда они взяли, что рай обязательно должен быть на Востоке.
   - Это не они, Ваше Величество, это Аристотель.
   - Час от часу не легче! Так они или Аристотель?
   - Все же "виноват" в этом Аристотель. Он утверждал, что восточные страны выше стран западных. А Исидор Севильский и другие историки просто увязали его мнение с этим толкованием библейского текста.
   Дон Иларио не рисовался перед королем и королевой, изображая из себя ученого или, во всяком случае, весьма осведомленного в истории мужа. Для него этот ряд средневековых деятелей науки был непререкаемым авторитетом, и он свято верил им.
   Христофор Колумб, так ловко открывший земли Нового Света, в частности землю Парии[1], и не подозревал - по мнению дона Иларио, - что эта земля и есть тот самый рай. Нужно только спуститься ещё ниже, к экватору, где экспедиции Алонсо де Охеды и Винсенте Пинсона открыли обширный берег восточной части Парии вплоть до Пресного моря[2]. Сейчас Колумб ищет в Верагуа[3] копи царя Соломона - ну и пусть ищет. А он, Хуан де Иларио, будет искать их в другом месте. Пусть они будут называться по-другому - это не важно, но он их найдет. Он и так слишком долго взвешивал все "за" и "против" и мог ещё в далеком 1493 году сделать первую попытку осуществления своих честолюбивых планов - сразу после выхода в свет буллы папы Александра VI "Inter Caetera". Этот документ появился 3 мая 1493 года. В нем папа предоставил кастильской короне права на земли, которые она открыла или откроет в будущем. Поистине обладая талантом оптимиста, дон Иларио был тихо обрадован перспективой самому открывать и покорять новые земли, естественно, давать им названия - может, даже своим именем - и, чем черт не шутит, заложить город. Чем он хуже этого выскочки адмирала Колумба! У которого отряд состоит из многочисленных бездельников. Они даже себе не добыли золота, зато гордятся проектом организованной работорговли да ещё пишут об этом мемуары. Дураки!
   [1] - Пария - так Колумб назвал открытый им берег Южной Америки.
   [2] - Великое Пресное море - так назвал бывший капитан каравеллы Колумба "Святая Мария" Винсент Пинсон открытое им русло реки Амазонка.
   [3] - Верагуа - ныне Панама.
   Хуан де Иларио не сомневался, что скоро адмирал окажется в опале, ему не поможет даже католическая церковь с её духовными орденами, благодаря Колумбу приобретшая многомиллионную паству. А скорее всего сама церковь и станет главной гонительницей великого пионера.
   Король и королева с интересом дослушали рассказ почтенного идальго о знаменитых ученых.
   - Вы, конечно, не сидели сложа руки, пока мы рассматривали ваш вопрос? - спросила королева. - Позвольте узнать о численности вашей экспедиции. Нам это небезразлично.
   - Конечно, Ваше Величество. Сейчас в Кадисе стоят три корабля - три прекрасных галиона, и двести превосходных солдат ждут с нетерпением попутного ветра.
   - Ого! - проронил Фердинанд. - Значит, вы готовы отплыть при попутном ветре и без нашего на то разрешения?
   - Наверное, под попутным ветром дон Иларио подразумевает нас с вами, государь, - предвосхитила ответ дона Иларио королева.
   Тот снова низко склонил голову, соглашаясь с Изабеллой.
   - Что ж, прекрасный ответ, - похвалила она себя. - Ваши компаньоны тоже отправляются вместе с вами?
   - Нет, Ваше Величество. Франциско де ла Вега слишком занят на своих верфях, но представлять его будет доверенное лицо - некто Родриго Горвалан, которого он посылает в экспедицию. Честно говоря, я его ещё не видел. А дон Педро Игнасио намного лучше чувствует себя на суше, чем на море.
   В последних словах дона Иларио прозвучала неумело скрытая ирония: дон Педро страдал морской болезнью, следовательно, ни о каком путешествии по воде речи быть не могло.
   - Иначе говоря, возглавлять экспедицию будете вы. Что ж, это справедливо и разумно. Такой смелый солдат уже давно должен стать командором.
   Слово "командор", произнесенное королевой, напомнило в этот момент королю Христофора Колумба, и он по какому-то наитию неожиданно спросил:
   - А нет ли в вашей эскадре корабля под названием "Санта Мария"?
   - Есть, Ваше Величество. Это новый галион.
   Дон Иларио подчеркнул слово "новый", так как каравелла Христофора Колумба носила то же название.
   - А другие?..
   - Другие, - подхватил дон Иларио, - это "Мария Глориоса", которой будет командовать капитан Химен Франциско и "Тринидад" - под началом Гарсии де Сорья.
   - "Санта Мария" - под вашим командованием?
   - Не совсем так, Ваше Величество. Боюсь показаться невежественным, но в морском деле я мало что понимаю. Зато вместе со мной на корабле будет опытный шкипер Диего Санчес.
   - Ну что ж, любезный дон Иларио, я думаю это все, что мы хотели узнать. Ваши бумаги в полном порядке, и сеньор Альварес незамедлительно вручит их вам. Помимо нашего личного разрешения, вы получите письмо к губернатору Николасу Овандо[1]. Когда прибудете на Эспаньолу, передайте его и следуйте полученным инструкциям.
   Фернан Альварес взял в руки грамоту и стал зачитывать текст, а на лице дона Иларио промелькнула довольная усмешка. В ушах уже гудел морской ветер - не призрачный, как это было ещё утром, а самый настоящий: крепкий и соленый, такой, каким он бывает при величественном появлении прекрасной Авроры[2]. И у этого ветра даже был цвет - цвет золота.
   [1] - Николас Овандо - командор духовного ордена Алькантары, ставший с апреля 1495 года губернатором Индий.
   [2] - Аврора - богиня зари.
   Он отогнал будоражащее ум видение и дослушал последние слова секретаря:
   - "...идти и обосновываться в Индиях. Я - король. Я - королева. По приказу короля и королевы - Фернан Альварес".
   Дон Иларио принял из рук секретаря грамоту и положил её в широкий карман камзола.
   - Ну вот, дорогой командор, попутный ветер у вас в кармане, - пошутила Изабелла. - С ним вы можете спокойно пускаться в плавание.
   - Спасибо, Ваше Величество, - командор отвесил ей глубокий поклон и так же низко поклонился Фердинанду: - Благодарю вас, Ваше Величество, - и твердой походкой вышел из салона королевы.
   - Ну, как вам новоиспеченный командор, государыня?
   - С глаз долой, - лаконично ответила королева.
   - Ну и отлично. А теперь, - Фердинанд встал и подал Изабелле руку, долгожданная прогулка.
   Глава II
   1
   А дон Иларио тем временем направлялся в Кадис. Там была назначена встреча трех главных участников авантюрной кампании, которые неделей раньше определили предварительную дату отплытия - 12 апреля 1503 года. Из них двое снарядили экспедицию на свои деньги, а третий был инициатором, умелым воином и главным исполнителем.
   Дон Иларио не строил на будущее стратегических планов, разумно решив, что на месте будет виднее. А сейчас он думал о том, с каким удовольствием снимет шерстяной костюм и наденет хлопчатый камзол и простые чулки.
   Две недели назад он побывал в Эсихе - городе, где прошло его детство. Оно оставило неяркие, размытые образы монотонно пролетевших лет. В памяти был провал - между ним, маленьким мальчиком, и уже крепким юношей, впервые примерившим кирасу[1]. С этого момента память работала безукоризненно. Дон Иларио, как наяву, мог увидеть своего учителя фехтования португальца Ван де Мира; искаженное смертельной маской лицо итальянского солдата, который судорожно сжимал горло, распоротое дагой[2] испанского ровесника. Своего лица в тот момент, когда он впервые убил противника на итальянской границе, дон Иларио, конечно же, видеть не мог. Но перед глазами стояла отвратительная лужа ядовито-желтой рвоты, в которую столбами вросли его руки. И толчки: внутренности просились наружу, выражая гневный протест против убийства. Ему, хоть и прошло более тридцати лет, до сих пор жаль этого парня. Больше никого. Ни молодую беременную мавританку, ни чернокожих босоногих мальчишек, пытавшихся убежать от мощных копыт его коня у реки Хениль; взрослые воины не в счет. Все они были "неверными", исповедующими другую религию, - значит, они должны были умереть. Война стала его жизнью, а профессия солдата - сущностью. Вот и там, куда он скоро отправится, язычники. Значит, жизнь продолжается, и он - существует.
   [1] - Кираса - металлические латы, закрывающие грудь и спину от холодного оружия.
   [2] - Дага - короткая испанская шпага с широким лезвием.
   К тому же это шанс разбогатеть, купить землю, построить богатый, просторный дом и подумать о женитьбе.
   Дон Иларио определил сроки заморской экспансии в два года. Что ж, придется уложиться. Когда он вернется в Испанию обеспеченным, ему будет всего 52 года. "Ерунда, а не возраст", - думал он.
   Меньше двух недель - и поход начнется. Три огромных галиона - не чета легким каравеллам Колумба! - при попутном ветре оставят порт Кадис и поплывут в незнакомые и далекие Индии, где - если верить магистру схоластической истории - восток выше запада. Там, если не ошибся Исидор Севильский, находится земной рай...
   2
   Ровно сорок дней ушло на удивление спокойное, без поломок плавание. У южного побережья острова Тринидад[1], не входя в пролив Пасть Дракона, экспедиция Хуана де Иларио пополнила запасы пресной воды и дров. Сделав двухдневную остановку и пользуясь новыми картами Охеды и Винсенте Пинсона, эскадра вошла в пролив, оставила слева от себя остров Улитки и благополучно вплыла в тихие воды Китового Залива.
   [1] Названия, современные Колумбу.
   Конечно, ни на какую Эспаньолу корабли не заходили. Зачем? Получать инструкции от какого-то Овандо? Бросьте! Не такой человек кавальеро Иларио. Хватит, наслужился под началом короны. Теперь он сам себе начальник и корона, открыватель и покоритель новых земель.
   Кстати, для покорения Хуан Иларио подготовился основательно. На трех судах, кроме команд общей численностью 76 человек, находилось десять мелкопоместных дворян, около двухсот солдат, закаленных кто в долгих битвах реконкисты, кто в жестких потасовках с итальянцами, двадцать добровольцев-строителей и полтора десятка рабочих. Кроме них - разумного поголовья - находилось поголовье иное: тридцать лошадей и двадцать свирепых псов, молосских догов тигровой окраски, чья порода считается яростной, непривязчивой и малопонятливой; их злобный нрав и страшная сила будут незаменимым оружием для подавления туземцев.
   Итак, обогнув мыс Песчаный и пройдя проливом Змеиная Пасть, корабли взяли курс на юго-восток и направились вдоль восточного побережья земли Парии. Идти пришлось левым галфвиндом [1], так как постоянно дул западный ветер.
   После недельного плавания дон Иларио приказал бросить якоря в устье реки Эссекибо, которую тут же звучно окрестил "Эскудеро" в честь копейщиков Св. Эрмандады, ополчения союза кастильских городов.
   Один из трех крупных островов, на который высадились 20 кирасиров во главе с командором, оказался густонаселенным; жители толпами выбегали на берег. Среди них были и взрослые, и дети, и все как один - голые. Для ознакомления индейцев с кастильским оружием, гости выстрелили по толпе из аркебуз [2], а когда те в ужасе бросились бежать, подстрелили ещё несколько человек из арбалетов и спустили с цепей привезенных на остров двух собак. Те, в бешеном исступлении, загрызли не менее пяти туземцев. Захватив одного из старейшин племени, дон Иларио знаками объяснил, что им необходима провизия на несколько дней для трехсот человек. Спустя несколько часов перепуганные жители острова принесли все необходимое: рыбу, птицу, маисовый хлеб, овощи и орехи. Под вечер, захватив с собой двух молодых индейцев, в надежде сделать из них толмачей (командор ошибался, полагая, что все побережье разговаривает на схожих языках), отряд испанцев отбыл на корабль.
   [1] - Левый галфвинд - направление ветра прямо в левый борт парусного судна.
   [2] - Аркебуза - старинное фитильное ружье.
   Все так же держась берега, галионы ещё трижды за двадцать дней плавания останавливались возле поселений индейцев и трижды небольшими отрядами совершали нападения на мирных жителей побережья, которые не имели другого оружия, кроме бамбуковых копий да небольших дубинок, сделанных из тяжелых корней деревьев. Старейшины селений, глядя на показываемое испанцами золото, отрицательно качали головами: нет, у нас такого нет. Может, там? - они махали руками вдоль побережья, указывая на юго-восток; ни один не решился показать вглубь материка, опасаясь, что испанцы могут остаться здесь надолго. И тогда...
   3
   19 июня корабли достигли, наконец, экватора. И случилось это не где-нибудь, а на Великом Пресном море, в устье реки, которую в 1542 году капитан Орельяно назовет Амазонкой; реки столь огромной, что площадь, которую она орошает, равна площади всей Европы. Разумеется, командор не знал этого, но его, как и других участников экспансии, поразила величавость этой водной артерии, куда беспрепятственно вошли все три корабля.
   Достигнув пятьдесят пятого градуса к западу от Гринвича, где в Амазонку впадает река Топажос, Хуан де Иларио дал команду бросить якоря. Не потому, что дальше идти не позволяла оснастка кораблей - она была на удивление мала для столь мощных галионов, меньше двух с половиной метров, а затем, чтобы высадиться на берег и полюбоваться этим воистину райским местом.
   Уставшие за долгий переход люди, измученные изнурительной жарой и теснотой кораблей, с радостью в несколько приемов переправились на шлюпках и баркасах на правый берег реки.
   Они устремились к тени могучих деревьев, ветви которых сплелись на недосягаемой для взора высоте. Сквозь них лишь кое-где пробивались солнечные лучи. Здесь были и секвойи, и буки, огромные капоки и кедры, и множество других деревьев, на темных стволах которых пламенели яркие лишайники. Забыв обо всем на свете, солдаты с наслаждением растянулись в благодатной тени, вслушиваясь в кипящую у них над головами жизнь; где-то высоко шло непрерывное движение: в лучах солнца жил целый мир попугаев, змей, обезьян.
   Командор отдал приказ, и двадцать вооруженных кирасиров верхом на лошадях отправились на разведку вверх по Топажосу на предмет выявления поселений индейцев - на самой Амазонке за время пути их насчитали не менее сорока.
   Не прошло и часа, как конный отряд возвратился с докладом: в полумиле отсюда находится большой поселок индейцев в несколько тысяч жителей.
   Антоньо Руис, двадцатишестилетний дворянин из Хереса, назначенный доном Иларио командиром этого отряда, рассказал, что, как только они появились перед селением, жители в страхе бросились в лес, и сейчас там никого нет.
   Взяв с собой ещё два десятка солдат, дон Иларио сам возглавил отряд и верхом на лошади поскакал в направление индейской деревни. Там действительно не нашли ни одной живой души. Командор послал Антоньо Руиса с товарищами в лес - поймать одного или нескольких туземцев, а сам с десятком пеших воинов стал осматривать жилища индейцев.
   К своему удивлению, дон Иларио обнаружил, что племя весьма цивилизованное. Он нашел среди кухонной утвари изделия из глины: горшки, глубокие суповые чашки и что-то наподобие бокалов для питья. Все предметы были умело и красиво раскрашены яркими разноцветными красками. Возле входа в шатер стояло несколько коротких копий с обожженными остриями, длинные луки и стрелы, про которые индейцы в страхе забыли.
   Закончив предварительный осмотр, командор увидел, как от леса по направлению к деревне движутся верховые, гоня перед собой трех перепуганных насмерть туземцев. Подбежав ближе и каким-то чутьем определив в командоре вождя, они упали на колени, в знак пощады вытянув вперед руки. Взгляд дона Иларио стал неподвижным: он увидел на их запястьях тонкие золотые пластины, согнутые кольцом. Испанец знаком предложил индейцам подняться и, улыбнувшись, стал объяснять, что пришельцы - друзья и не хотят ничего плохого краснокожему населению. Наоборот, они пришли в эти края учить их разным, им неведомым ремеслам, принесли учение о единстве и родстве всех людей на свете - краснокожих, белых, черных...
   Было неясно - поняли индейцы этого красивого сеньора, одетого в черный парчовый костюм, или нет, но на их лицах страх сменился уверенностью, что им не грозит ничего плохого. А дон Иларио, поразивший красноречием своих подчиненных, закончил тем временем увещевать немногочисленную аудиторию:
   - Идите и приведите своих соплеменников, своих жен и детей, старейшин племени и вашего вождя. Я буду с ним говорить!
   С этими словами он нахлобучил одному из индейцев на голову свою красивую шляпу с плюмажем.
   Тот что-то гыркнул и без чувств повалился на землю, решив, что пришелец, так похожий на бога, выбрал его... касиком! Впрочем, парень быстро пришел в себя и с серым лицом припустился к лесу, придерживая рукой бесценный подарок - символ дружбы и власти одновременно.
   Что там касик с орлиными перьями на голове. Его подарок - это да!
   4
   Прошло около часа, прежде чем из леса появилась небольшая группа во главе с молодым индейцем, гордо держащим голову в диадеме из серых перьев. Рядом - с не менее гордой посадкой головы - шагал круглолицый обладатель роскошной шляпы, все так же придерживая её рукой. Первый, по всей видимости касик, остановился в трех шагах от дона Иларио и без тени смущения - после позорного бегства из деревни, посмотрел ему в глаза.
   - Горау синг мау, - сказал он звучным голосом и приложил руки к груди.
   Это должно было означать: "Приветствую тебя, господин".
   "Нет, - подумал дон Иларио, - так дело не пойдет. Если уж я решу остановиться здесь надолго - а я уже почти решил, - то придется им учить испанский язык". И сказал вслух:
   - Приветствую тебя, вождь.
   Немного помешкав, он отстегнул от кожаной перевязи короткий испанский нож в ножнах и протянул его касику, предварительно обнажив наполовину острое лезвие.
   Вождь, быстро схватившись за рукоятку, вытащил его полностью. На солнце блеснула голубоватая сталь клинка. Касик провел по острию большим пальцем и стал с недоумением смотреть на хлынувшую из раны кровь. Он не понимал, каким образом ему была нанесена рана и хотел отбросить нож, но, усилием воли, сдержался.
   Дон Иларио достал из-за манжета батистовый платок, умело обмотал вокруг пальца индейца и прижал к ладони.
   - Que veltad! Какая гнусность! - брезгливо произнес он. - Неужели я это сделал... Держи так, - он указал на перевязанный палец вождя. - Скоро кровь успокоится.
   - Ранга синг мау, - прозвучало в ответ.
   "Благодарит меня", - подумал дон Иларио.
   И он не ошибся.
   Смогут ли индейцы выучить испанский язык - ещё не ясно, но вот командор делал поразительные успехи в овладении местного наречия.
   Касик пригласил гостей в большой, пожалуй, самый большой дом, куда прошли дон Иларио, Антоньо Руис и ещё пять человек команды, - столько же было и индейцев. Остальные испанцы расположились возле шатра, внимательно осматривая местность. Хотя повода для беспокойства не было: этот народ оказался робким. Да и потом, что смогут сделать вооруженные деревянными пиками индейцы, сколько бы их ни было, сорока первоклассным воинам, среди которых не найдется ни одного новичка!
   Дон Иларио, не откладывая главный вопрос на потом, старался объяснить вождю цель своего визита. Он показал на свое кольцо, потом - на тяжелый браслет касика и развел руки в стороны:
   - Золото! Нужно много золота.
   Молодой предводитель сначала решил, что гость хочет поменяться с ним украшениями, и, стянув с руки браслет, протянул командору. Тот не отказался, однако кольцо оставил при себе.
   - Мы хотим остаться здесь навсегда, - продолжил беседу довольный командор, - построить свой поселок. Много домов, понимаешь? Если здесь есть золото.
   После утомительного двухчасового разговора, стороны довольно хорошо поняли друг друга.
   Золото здесь есть. Недалеко - в четверть солнца переходе. Вниз по течению реки. Там живет ещё одно племя. В два раза меньшее. Они достают золото из воды одной речки, впадающей в эту. Которая впадает в большую. Амазонку. А за большой рекой - если смотреть на солнце, когда оно посреди неба, - живет ещё одно племя, которое любит кушать индейцев. Они иногда нападают, когда у них кончается еда. Нам тогда бывает плохо. Мы делаем им отпор. Воюем. Но все равно они сильнее. Мы хотели уйти с этих мест. Жалко. Отцы жили, деды жили. Их отцы - тоже. А эти - которые едят - совсем недавно здесь. Десять по десять лун.