Нестеров Михаил. Посланники Великого Альмы (Книга 1)

   Главная задача, как понимал её Кертис, - это чтобы не пострадал никто из заложников. Еще одна задача - не дать уйти террористам безнаказанными, и полковник, объединяя их, видел общую цель - путем переговоров освободить как можно больше заложников, чтобы во время штурма на борту находилось минимальное количество людей.
   Сработает ли сейчас план, в котором примет участие диверсионно-разведывательная группа, специализирующаяся в основном на территории других стран? Полковник желал этого и боялся одновременно. На то была особая причина. Что ж, сценарий, разработанный совместно с высококлассными психологами, известен, отработан до мелочей. Оставалось ждать утра, когда небольшая группа сделает попытку освободить заложников.
   2
   Директор аэропорта в Ки-Уэсте Майкл Форест оторвал усталый взгляд от окна, в которое просматривалось все летное поле, и посмотрел на полковника Ричарда Кертиса.
   Полковник, будто ничего не случилось, невозмутимо курил вонючую сигару и выбивал пальцами на столе какой-то бравый ритм. Его взгляд был прикован к самолету, который одиноко стоял на рулежной дорожке. На его борту находилось 62 человека, 14 из которых были дети. Вчера в 11.07 местного времени экипаж самолета, собиравшийся вылететь рейсом в Новый Орлеан, вышел на связь с командно-диспетчерским пунктом и сообщил, что на самолете находится группа террористов. Спустя несколько минут Майкл Форест коротко побеседовал с главарем террористов Киримом Сужди, который требовал личного контакта с представителем аппарата Президента Соединенных Штатов.
   Сейчас шел десятый час утра, и прошли почти сутки, но ситуация до сих пор оставалась напряженной. Кирим Сужди от имени исламской организации "Дети Аллаха" выдвинул правительству США безоговорочное требование: отпустить из тюрем страны 67 членов группировки, арестованных при попытке проведения террористических актов на территории США.
   Представитель морской разведки в Ки-Уэсте лейтенант Крибс протянул полковнику Кертису рацию.
   На связи был капитан Уоткинс, терпеливо сдерживающий в зале аэропорта натиск журналистов, встревоженных родственников находящихся на борту людей, а также доморощенных профессионалов, рвущихся поделиться своими навыками по борьбе с терроризмом.
   Уоткинс за эти сутки охрип, поэтому в трубке его голос походил на львиное рычание.
   - Полковник, вы сами велели докладывать. Тут... - Уоткинс закашлялся.
   Кертис, не глядя, ткнул окурок сигары в массивную пепельницу.
   - Что там у вас?
   - У нас - рок-группа.
   - Что у вас? - переспросил полковник.
   - Рок-группа из Майами. Какие-то "Ди-Ди-Эс Бэд". Чересчур нахальные парни. Они - участники движения "Рок против террора".
   - Ну-ну, - полковника начинал забавлять этот разговор. - И что они хотят?
   - Выступить, черт побери!
   - Выступить где? На летном поле?
   - Тише, полковник, а то они вас услышат, - устало пошутил Уоткинс. Слава Богу, эта идея не приходила им в голову. Они притащились в аэропорт с аппаратурой и в любое мгновение готовы дать концерт. В здании аэровокзала, разумеется.
   - По вашему голосу, капитан, я понял: вы не любите рок.
   - Я люблю рок, - прохрипел Уоткинс, - но я ненавижу рок-музыкантов.
   Кертис рассмеялся.
   - Пусть играют. Только не очень громко.
   - Веселитесь? - Майкл Форест красными глазами мигнул на телефон. К этому времени он уже с неприязнью смотрел на развалившегося в кресле полковника морской разведки, сменившего вчера в полдень местного фэбээровца. И тот и другой, по его мнению, ничего путного за это время не сделали. Все оставалось, как 23 часа назад: 62 заложника, семь членов экипажа, семеро исламских фанатиков, заминированный самолет.
   "И вот это, черт возьми, пресловутые спецы?" - с раздражением думал Форест, глядя в окно на здоровенных парней, одетых в камуфляж. Они, увешанные оружием, были, казалось, везде, но тоже бездействовали.
   Кертис ничего не ответил, ещё раз придавив в пепельнице дымящуюся сигару.
   Ровно через пять минут снизу, из зала ожиданий аэропорта, раздались первые аккорды рок-н-ролла.
   - Да, - Кертис одобрительно кивнул головой, - ребята действительно готовы были начать в любой момент.
   - Чего не скажешь о вас, - не удержался Форест.
   - Послушайте, Майк... Можно я вас так буду называть?
   - Да называйте как хотите, - досадливо отмахнулся директор аэропорта.
   - Так вот, Майк, знаете, чем отличается пессимист от оптимиста?
   Форест мрачно посмотрел на полковника, но все же ответил:
   - Знаю. Еще со студенческих времен знаю. Вы это про коньяк и клопа?
   - Чего? - полковник недоуменно поднял седые брови. - Про какого клопа?
   - Который коньяком пахнет! - в сердцах выдохнул Форест.
   Кертис с минуту тупо смотрел на директора аэропорта, а потом вдруг захохотал. Он буквально рыдал от смеха, запрокинул голову, и на его худой шее резко обозначился острый кадык.
   - Я понял, - сквозь выступившие на глазах слезы, проговорил Кертис.
   - Ну и прекрасно. - Форест смотрел на полковника, как на сумасшедшего.
   - Так вот, говоря вашим студенческим языком, коньяк у вас пахнет клопами. - Кертис успокоился. - Вы, Майк, пессимист.
   - А вы...
   Шея Фореста приобрела малиновый оттенок, и он старался подобрать подходящее в этот момент определение полковнику.
   - Не тужьтесь, Майк, не нужно. Я прекрасно понимаю вас. Хотите честно и откровенно?
   - Сейчас я хочу только одного: чтобы освобождены были люди и чтобы никто из них не пострадал.
   - Вы не оригинальны. Абсолютно все этого хотят, кроме террористов, конечно.
   - Господи, да вы циник!
   - Отнюдь. Просто я хладнокровнее вас, увереннее и... - Кертис сделал небольшую паузу. - И ещё я - профессионал.
   Форест хотел прервать никчемную браваду полковника и обозвать его болтуном, но на связь снова вышел капитан Уоткинс.
   - Полковник, - раздраженно проговорил он, - у нас ещё одна делегация, опять из Майами, теперь уже "Женщины против террора".
   - А эти что хотят, тоже играть?
   - Нет, эти рвутся в бой, хотят пройти на летное поле. Их человек пятнадцать-двадцать, прямо кошки какие-то. Кое-кому из наших ребят уже досталось. И вообще мне не нравится атмосфера в аэропорту.
   - Это все?
   - Куда там! Не хотите взглянуть на активистов-анималистов?
   - А эти-то с какого боку там?
   - На борту, в грузовом отсеке, клетки с кошками и собаками. Простите, полковник, но здесь сущий бардак!
   - Спокойнее, Уоткинс, спокойнее. Сейчас я спущусь к вам. - Кертис вернул "Стандарт" лейтенанту Крибсу. - Я буду внизу, связь держите через Уоткинса.
   - Да, сэр, - Крибс послушно боднул головой.
   Форест, глядя вслед удаляющейся фигуре полковника, бросил:
   - Не все в вашей команде стоики.
   - Что делать, что делать... - Кертис уже спускался по лестнице, и Майкл Форест не услышал его. Он снова смотрел на летное поле, на одиноко стоящий авиалайнер.
   3
   В здании аэровокзала было относительно спокойно, и Кертис не увидел тут бардака, который посулил ему Уоткинс. Пассажиры и встречающие стояли немногочисленными группами и оживленно переговаривались, бросая взгляды через стекло на взлетную полосу. Единственное людное и шумное место было возле двух широких лестниц, ведущих в нижние этажи, где находились камеры хранения и подземный гараж.
   Толпа, человек в 70-80, щербатым кольцом окружила четверку лохматых парней, производящих на свет грохочущие звуки рок-н-ролла.
   Полковник, проходя мимо импровизированной сцены, сильно прижал ладонь к уху; хриплый голос солиста, вещавший на весь зал что-то о деньгах и ночи, был не очень-то приятен для прослушивания именно в такой аудитории, где бетон и стекло искажали звуки, играя в пинг-понг с высокими и напрочь поглощая низкие тона.
   Кертис на минуту остановился, чтобы ради любопытства разобрать слова песни.
   "Ты очень богатый? - надрывно вопрошал солист, сморщась и надув на шее готовые лопнуть вены. И продолжал:
   Отлично! Ночь начинается с заката.
   Все от тебя зависит - насколько ночь зависнет.
   Если в деньгах ограничений нет
   Ты долго не увидишь свет! А-а-а!"
   Полковник только крякнул, прикидывая - при чем тут эта песня и террор? А другим, похоже, нравилось. Десятка полтора молодых людей энергично вращали телами и, к удивлению Кертиса, подпевали:
   Лишь пара свечек - и ночь твоя навечно.
   Есть наличность?
   О'кей! Сомненья прочь!
   Добро пожаловать в темень!
   Господи, подумал Кертис, чем они сочиняют такие песни? Он ещё раз окинул взглядом танцующих, которые равнодушны были к тому, что происходит всего в нескольких десятках метров от них, и пошел к месту выдачи багажа.
   Капитан Уоткинс, часто мигая воспаленными глазами, ждал его возле транспортерной ленты. Кертис, подойдя ближе, наконец увидел обещанный бардак.
   Двенадцать парней из спецназа с ленивыми ухмылками поглядывали на пеструю толпу женщин. Последние производили не меньший, наверное, шум, чем рокеры в зале.
   - Террор не пройдет! Террор не пройдет! - кричали они, притопывая ногами на слогах "рор" и "дет". Плакаты, которые они держали в руках, выражали тот же смысл: "Руки прочь от детей!", "Смерть исламским террористам!"
   - Неужели надо так кричать? - в свою очередь крикнул Кертис. Но собственный голос показался ему шепотом, утонувшим в мощных призывах активисток. Он поманил пальцем Уоткинса и заорал ему в ухо: - А что, капитан, все участники движения против чего-то такие шумные?
   - Тихие бывают только в психушках, - просветил его Уоткинс. - А когда их выпускают, они становятся в ряды "Против Чего-Нибудь" и делаются шумными.
   Кертис кивнул: понял.
   Он протиснулся к спецназовцам и повернулся лицом к женщинам. Подняв вверх руки, он скрестил их над головой.
   - Стоп!.. Одну минуту, леди! Да бросьте вы орать, Бога ради!
   Голоса постепенно смолкли. Активистки, наконец, обратили внимание на человека в форме полковника морской пехоты. Десантники облегченно выдохнули и чуть отстранились от широких решетчатых ворот, ведущих на летное поле.
   - Леди, я - полковник Кертис, руковожу операцией по освобождению заложников. Кто старший в вашей группе?
   - Я, - сказала нахального вида невысокая негритянка. На вид ей было лет тридцать пять или чуть меньше.
   - Представьтесь, пожалуйста, как сделал это я.
   - Присцилла Перильяк. Я - руководитель движения "Женщины Флориды против террора". Наша штаб-квартира находится в Майами, телефон нашей организации...
   - Довольно, - сморщился Кертис. - Я же просил только представиться. У меня к вам законный вопрос: зачем вы здесь находитесь?
   - Как - зачем?! Это акция протеста! Мы требуем немедленного освобождения заложников!
   - У кого вы требуете?
   Негритянка только что не подпрыгнула от изумления.
   - Конечно, у террористов!
   Десантники дружно заржали.
   - Понятно. - Кертис снял пилотку и промокнул платком влажный лоб. - И как вы думаете, положа руку на сердце, добьетесь чего-нибудь?
   - Издали - нет. Но вот если нас пропустят к самолету...
   - Да ещё дадут по пулемету, - вставил Уоткинс.
   - А ты вообще молчи! - прикрикнула на него Перильяк.
   - Похоже, что вы сильно сблизились за это время, а, капитан?
   Тот, с досадой глядя на чернокожую демонстрантку, покрутил у виска пальцем.
   Кертис продолжил:
   - Своими действиями вы дестабилизируете обстановку, мешаете проведению операции по освобождению...
   Договорить полковнику не дали. От толпы отделилась стройная блондинка, явно крашеная.
   - Послушайте, дядечка, о какой операции вы тут болтаете? Всем наперед известно, что вскоре вы выполните требования террористов, и они, удовлетворенные и безнаказанные, вместе с заложниками улетят на самолете.
   - Назовите хоть один подобный случай. - Кертис зло глядел на молодую блондинку. Снять бы ремень и отхлестать её по заднице.
   - А не надо никаких случаев. Этот будет первым - и то достаточно.
   - Знаете что, мисс...
   - Называйте меня миссис. Я замужем и у меня двое детей.
   - Хорошо, миссис. Объясните тогда вы, что вообще вы хотите предпринять? Я не кажусь себе тупоумным, но, ей-богу, никак не возьму в толк.
   - Мы хотим обменять себя на детей.
   - Чего?! - полковник сделал круглые глаза.
   - Обменять! - крикнула блондинка так, что у Кертиса снова заложило уши.
   - Вы в своем уме, леди? Да вы и десяти шагов не сделаете, как по вам откроют огонь. Ну, вы-то ладно, сами на рожон прете, а заложники? Что если террористы после вашей так называемой акции будут выводить по одному человеку и расстреливать?
   - Не думаю.
   - Зато я думаю, потому и нахожусь здесь. Чтобы, во-первых, провести операцию высококвалифицированными людьми и, во-вторых, не допустить подобных экспериментов.
   - Так вы не пустите нас к самолету? - поинтересовалась Перильяк.
   - Хватит, а? - устало попросил Кертис. - Вы и так уже шуму наделали. Смотрите, сколько журналистов рвутся сюда. Уоткинс, чтоб ни один не прорвался!
   - Не беспокойтесь, сэр.
   Капитан, отвечая на вызов, поднес рацию к уху и, выслушав, передал её Кертису. На волне был лейтенант Крибс.
   - Сэр, со мной на связи Сужди. Он спрашивает о причинах сутолоки возле багажного отделения. Подозрительные действия, сказал он, и они начнут расстреливать заложников.
   - Передайте ему, лейтенант, что я лично контролирую ситуацию здесь. Просто сюда просочилась делегация "Женщины против террора" - лозунги, призывы, ничего серьезного.
   - Хорошо, сэр. - Крибс отключился.
   Кертис зло бросил:
   - Ну что, я был прав или нет? Прошу, уходите отсюда. - Он повернулся к спецназовцам: - Откройте ворота, я выйду на площадку.
   Щелкнул замок, и одна створка ворот открылась на большее расстояние, чем понадобилось бы полковнику.
   Темнокожая, словно готова была к этому, ринулась вперед, отталкивая Кертиса. За ней проскочили ещё четверо. При этом блондинка сунула туфлей солдату в подколенную чашечку. Пока обалдевший страж ворот, присевший от неожиданного удара, приходил в себя, женщины оказались на летном поле.
   Ответная реакция была мгновенной. В проеме двери самолета показался силуэт мужчины с поднятыми руками, сзади, приставив дуло пистолета к его голове, стоял террорист.
   Раздались звонкие голоса женщин, беспорядочной толпой бежавших к самолету.
   - Террор не пройдет! Освободите детей!
   Террорист отстранил рукой заложника и навскидку дал длинную очередь. Женщины упали на бетон.
   - Готовность номер один второй бригаде! - крикнул Кертис. - Пожарные готовы? "Скорая"?..
   Он побледнел, худые руки мелко дрожали, глаза, казалось, ввалились, глядя на распростертые на бетонной дорожке тела.
   Еще не успели упасть последние осколки стекла, лопнувшего на втором этаже здания аэровокзала, как лежавшая впереди всех энергичная негритянка приподняла над головой плакат и стала медленно подниматься на ноги.
   Глава IV
   1
   Аэропорт г. Ки-Уэста, борт ДС-11, 13 ноября 2003 года, 10.38
   Кирим Сужди, близоруко щуря глаза, смотрел поверх головы своего приятеля.
   - Что там написано? - спросил он.
   - "Свободу заложникам".
   - А вон у той, у блондинки?
   - "Смерть исламским террористам".
   Сужди недовольно покосился в сторону салона, откуда его выгнали крики и плач уставших детей. Он прошел в кабину пилотов и вызвал командно-диспетчерский пункт.
   - Если это провокация, в первую очередь будут расстреляны дети, пообещал он Крибсу.
   - Это не провокация, Кирим, это недоразумение. Ты же знаешь, что мы выполнили бы ваши требования, будь на борту хоть один заложник. Зачем нам рисковать, подумай сам?
   Сужди думал, глядя в аккуратно постриженный затылок командира лайнера. Рядом, прижавшись к двери спиной, стоял боевик его отряда, державший в напряженных руках английский автомат "стерлинг". Сужди продолжил:
   - Эти женщины требуют освобождения заложников от вашего имени?
   - Совсем нет. Это их инициатива, личная. Сейчас мы выясняем, откуда они, где находится штаб-квартира их организации, цели, устав и прочее.
   - Мне это ни к чему. Разрешаю подойти к самолету двум безоружным, чтобы увести отсюда этих сумасшедших. Ни один заложник, повторяю, ваша это инициатива, их ли, не будет освобожден до полного выполнения наших требований.
   Он вышел из кабины. Слух снова резануло детским плачем.
   - Зачем они подослали их? - спросил у него террорист по имени Абдул, все ещё держа в дверях заложника.
   - Отпусти его, - приказал Сужди и улыбнулся, глядя в растерянное и обрадованное лицо заложника. - Нет, не туда. Туда ещё рано. Возвращайтесь на место.
   - Так зачем?
   Абдул повторил вопрос, открыто рисуясь в проеме под прицелами десятков снайперских винтовок.
   - Затем, чтобы мы прониклись жалостью и отпустили женщин и детей. Они будут стремиться сократить число заложников до минимума, чтобы потом взять самолет штурмом.
   Он прошел в конец салона, оттуда доносился плач ребенка.
   Пожилая дама, пытаясь успокоить двухгодовалого малыша, заискивающе заглядывала в его заплаканное лицо. Она называла его маленьким ковбоем, сладкой конфеткой, нехорошим мальчиком и плаксой. Тот отбивался от назойливых рук бабушки, норовя попасть кулачком по её очкам.
   Сужди остановился подле их кресла.
   - Почему ваш ребенок плачет? - спросил он, недовольно глядя на престарелую леди.
   - Это не мой ребенок.
   - Не ваш ребенок? А чей же тогда, где его родители, там? - он указал рукой в начало салона. - Позовите их.
   - Его родители сейчас, наверное, наблюдают за самолетом из здания аэропорта.
   В глазах женщины было написано пренебрежение, даже презрение к террористу; в них отсутствовал страх и растерянность, которая сквозила в глазах почти всех заложников.
   Отважная дама продолжала смотреть в лицо Сужди.
   - А вообще, мистер террорист, это мой внук, и мы собирались лететь в Новый Орлеан. Джонни ещё ни разу не был на родине своих родителей.
   - Почему ваш внук плачет? - терпеливо переспросил он.
   - А вы сами спросите у него, если только... если только он не съездит вам по физиономии.
   Сужди тяжело засопел, раздувая крылья носа. Если поставленные им условия не будут выполнены в срок и ему придется идти на крайние меры расстреливать каждые полчаса по одному заложнику, - то первым, кому он пустит пулю в затылок, будет эта старуха.
   Он сделал несколько шагов вперед, отметив, что большинство заложников не одобряют поведение пожилой женщины, возмущенно оглядываясь в её сторону, и остановился через три ряда кресел.
   - Почему ваш ребенок плачет?
   Этот вопрос он адресовал загорелой американке, которая прижимала к груди светловолосую девочку лет пяти.
   - У ребенка температура, - сказала мать. - Она только недавно лежала в больнице с катаром.
   - Салих! - крикнул Сужди, подзывая к себе высокого бородатого товарища. - Позови сюда стюардессу.
   Тот кивнул и вскоре появился с бортпроводницей.
   - Принесите какое-нибудь жаропонижающее. Ведь на борту есть лекарства?
   - Я уже приносила аспирин, но, как видите, малышке он не помог. Эмили Нэш дотронулась тыльной стороной ладони до лба девочки и покачала головой: - Похоже, температура стала ещё выше.
   - Дайте ей ещё одну таблетку.
   Стюардесса пожала плечами и пошла за лекарством. Сужди неторопливо двинулся вслед за ней.
   - Мама, - зашептала девочка на ухо матери, - я правильно плачу?
   - Ты делаешь все очень хорошо, - так же шепотом ответила мать. И маленькая Люси заревела ещё громче.
   Эмили Нэш, идущую по проходу, остановила ещё одна молодая женщина, и Сужди услышал, как та попросила принести гигиенический пакет: её малыша тошнит.
   - А ваш ребенок не может не плакать? - со злостью спросил Кирим, подходя к ним.
   - Представьте себе, нет. Все дети, когда им плохо или нездоровится, плачут.
   В середине салона с кресла поднялся мужчина и, взяв за руку мальчика, направился в сторону туалета.
   - Почему вы встали?! - закричал Сужди, недобро сощурившись. Он начинал терять терпение.
   За мужчину ответил Абдул, расположившийся в отсеке камбуза.
   - Они уже пятый раз идут. У них понос.
   - Ой, папа, - захныкал мальчик, - быстрее, я не могу терпеть.
   - Так нам можно идти? - спросил мужчина.
   Кирим Сужди снял очки и сдавил лицо сильными пальцами. Голова раскалывалась он невыносимых воплей. Его Рахмон и Теймур не такие, как эти хлипкие американские выродки. Они совсем ещё маленькие, но уже сильные, характером - в отца. Кирим попытался вспомнить, слышал ли он хоть раз от своих детей болезненные стоны, капризные жалобы, - и не вспомнил. Может быть, грудными они плакали, но он не мог знать этого, в то время он сидел в тюрьме немецкого города Лейпцига. А когда его выпустили, близнецам было уже по четыре года.
   - К борту направляются два человека, - громко предупредил Абдул.
   - Держи их на мушке.
   Сужди посмотрел на две приближающиеся фигуры и вновь переключился на стоящих на бетоне женщин. У афро-американки была тупая рожа с глазами навыкат, и она, словно исполняя ритуальный танец, ритмично припадала то на одну, то на другую ногу. Просторный короткий сарафан колыхался на ветру, прильнув спереди к её телу.
   - Освободите детей! - кричала стоявшая чуть сзади толстозадая еврейка. Ей вторил голос худой блондинки:
   - Вы не имеете права! - Ее пышная шевелюра, чернеющая у корней волос, в протестующем режиме раскачивалась из стороны в сторону вместе с головой. - Освободите заложников!
   Еще у четырех чернявых женщин надписи были сделаны и на майках. Сужди, сильно прищурившись, на этот раз прочел сам: "Террор не пройдет!"
   - Абдул, отбери самых горластых детей - и на выход. Мы обменяем их на этих женщин. В количестве не проиграем, но избавимся от шума.
   - Если только эти не продолжат галдеть в самолете.
   - Ну, их мы успокоим быстро. - Он вновь окинул блондинку долгим оценивающим взором и сделал широкий жест внутрь самолета: - Леди, вы можете присоединиться.
   От него не ускользнуло явное замешательство среди демонстранток. У негритянки лицо сразу вытянулось и посерело; еврейка опустила глаза; остальные вопрошали друг на друга растерянными глазами. Их воинственный пыл испарился, срезанный коротким предложением. Только блондинка сохраняла непринужденность и спокойствие.
   - Освободите детей, - в который раз повторила она, - и мы примем ваше предложение.
   - Лично я не полезу в самолет, - отказалась молодая девушка в джинсовом комбинезоне с обрезанными штанинами.
   - Правильно, Мон, - поддержала её одна из подруг. - Наше дело требования путем митингов и демонстраций. Я, например, могу даже поголодать.
   - Ну и валите отсюда! - зло прикрикнула на них крашеная. - Кто ещё обкакался?
   Похоже было, что из остальных - никто.
   Сужди ухмыльнулся.
   - Сейчас подадут трап, и вы сможете подняться на борт.
   Негритянка воспрянула духом.
   - Конечно! - сказала она. - Но пока самолет не покинут все дети - мы туда ни ногой!
   - Вы деловая женщина, - иронично заметил Сужди. - Но обмен будет равный - семь на семь.
   Блондинка кокетливо улыбнулась.
   - А я не потяну за двоих?
   - В другой обстановке я бы ответил "да".
   - Придется соглашаться, - объявила старшая и остановила свой взгляд на понурой еврейке. - Изольда, хочу тебе сказать, что я никому ничего не навязываю. Ты вольна покинуть нас.
   Последние её слова прозвучали излишне театрально.
   2
   Сужди хоть и обещал произвести равный обмен, но сделал больше. Через десять минут по трапу спускались шесть взрослых со своими детьми. Мужчина, сын которого маялся животом, держал на руках ревущего Джонни: Кирим наказал-таки вредную старуху. Но она оказалась действительно железной бабкой. Церемонно поцеловав малыша в лоб, она передала его из рук в руки счастливому мужчине.
   Кертис и сержант Маккинзи стояли в десяти шагах от трапа, ожидая освобожденных заложников.
   - Должен высказать вам свою благодарность и выразить восхищение по поводу вашего мужества, - громко сказал полковник, обращаясь к уже поднимавшимся по трапу женщинам.
   Неугомонная блондинка обернулась.
   - Лучше бы вам, папаша, восхититься нашей женственностью, - посетовала она с грустной улыбкой, а глаза её поймали мелькнувший яркий блик оптического прицела снайперской винтовки.
   Сужди остановил её, провел рукой по груди, спине, совсем необязательно - по внутренней стороне бедер; из кармана шорт извлек водительское удостоверение: Памела О'Нили. Он указал рукой на эластичную ленту, державшую её высокую прическу.
   - Снимите.
   Она пожала плечами и освободила себя от ленты.
   - Прошу вас, Памела.
   Обыск носил чисто формальный характер, так как женщины одеты были легко и одежда была облегающей. Кроме сарафана негритянки; когда Абдул залез к ней под подол, она завращала глазами и хихикнула. А идя по проходу между кресел, несколько раз обернулась на него.
   - Все в конец салона, - говорил каждой Сужди. - Занимайте освобожденные места. Сидеть тихо, разговаривать только по-английски. Передвижение запрещено, у кого возникнет надобность - поднимать руку. Всем в конец салона...
   Чернокожая уселась в двенадцатом ряду рядом с потным, нервничающим толстяком, который слепо читал "Ти-Ви гайд" - телевизионный вестник. Таким образом, она возглавила группу заложников. Положив ногу на ногу, она бросала заинтересованные взгляды на Абдула. Остальные расположились ближе к хвосту самолета.