Страница:
— Ответьте мне, мои… дяди и в самом деле вели… неправедный образ жизни, как я уже успела наслушаться?
Турецкий с Грязновым переглянулись, и Александр Борисович утвердительно кивнул:
— Да, хоть это мне и неприятно именно сейчас вам говорить.
— А я могла бы… ну, узнать об этом подробнее?
— Не уверен, что вам это нужно, милая вы моя, но… А кто из них двоих вас конкретно интересует?
— Теперь дядя Жорж, — твердо ответила она.
— Мы посмотрим с Вячеславом Ивановичем, — слегка нахмурился Турецкий. — Хотя вам от этого не станет легче жить.
— И тем не менее, — настаивала она.
— Хорошо, посмотрим… Но я не исключаю, что, вернувшись в Нью-Йорк, вы перемените свое решение. Не буду вас больше задерживать. Еще раз прошу принять мои самые искренние соболезнования…
Нелли перешла в машину, где ее ожидали охранники, а Грязнов с Турецким уехали в Генпрокуратуру, куда Константин Дмитриевич уже пригласил и Дениса, которому, по его замыслам, теперь отводилась главная роль.
Инструктаж длился сравнительно недолго.
Вся программа пребывания группы Дениса в Нью-Йорке, в сущности, сводилась к четырем пунктам:
1) охрана Нелли Гаспарян;
2) выход на Жоржа Вартановича и с его помощью розыск Комара;
3) розыск Валерия Комара — для передачи его российским следственным органам (как — это отдельный вопрос);
4) оказание помощи полиции Соединенных Штатов в розыске и задержании убийц-мусульман, бывших в Москве и останавливавшихся в «Метрополе».
В третьем и четвертом пунктах Меркулов надеялся на помощь американской юстиции в лице «старого друга мистера Костьи» Джеми Эванс, соответственно министра юстиции и одновременно генпрокурора США. С госпожой Эванс Денис был уже знаком во время предыдущих служебных командировок в Штаты. Естественно, что и Меркулов на всякий случай предупредил обращение к ней Грязнова-младшего телефонным звонком. Миссис Эванс немедленно вспомнила способного юношу, посещавшего ее офис вместе с «мистером Турецки». И вообще была рада звонку «старого друга». Да, она в курсе грязной истории с ценностями Гохрана, которую ухитрились осуществить международные аферисты воистину преступность не имеет национальности! Меркулову оставалось лишь тяжко вздохнуть…
Григорий Степанович Коновалов давно уже собирался осуществить свой заманчивый план: поселить собственных соратников в одном престижном месте. Когда-нибудь, уверенно полагал он, такой поселок сам собой вырастет в некий райский городок по типу того, о чем, возможно, тоже думал, то так и не осуществил товарищ Сталин. Правда, великий вождь всех народов, будучи человеком несомненно умным, не доверял своим соратникам и имел к тому все основания. Коновалов же не собирался повторять ошибок вождя. Он был уверен, что живущие в достатке и одной большой компанией люди легче управляемы. Поэтому каждый должен был иметь прекрасный особняк со всеми мыслимыми удобствами и не тесниться на каких-то пятнадцати сотках, а по меньшей мере раскинуться на весь гектар.
По некоторым данным такая возможность появилась. Когда Григорию Степановичу доложили, что Бояров каким-то образом получил документы, разрешающие ему развернуть крупное строительство в районе Николиной Горы, Коновалов тут же пригласил к себе Штиля.
— Слыхал, ученый, какой куш Боярин-то оторвал?
— Если речь о строительстве особняков по Рублево-Успенскому шоссе, то слышал.
— А почему молчал? Почему я не знаю? — удивился Коновалов.
— Я, Григорий Степанович, занимаюсь глобальными задачами. А это вопросы частные. Тактические. Если у вас проснулся интерес в данном направлении, могу дать пару практических советов.
— Понятно, — хмыкнул Коновалов. Великий теоретик конечно же презирал земные проблемы, оставаясь при этом сугубым практиком, если это было ему выгодно. — Давай выкладывай свой источник информации. Сравним, нет ли туфты.
— Какая же может быть туфта, — засмеялся Штиль, — если мне об этом сообщил сам исполнительный директор «Феникса»! Тот, у которого все права на строительство. Кротов его фамилия.
— Погоди, не понимаю. При чем здесь «Феникс», если строит Бояров?
— А землица-то принадлежит Кротову!
— Да?.. Знакомое что-то… От кого слышал, не напомнишь?
Штиль снова засмеялся:
— Да от меня же, Григорий Степанович! Я разок попытался было познакомить вас, но… Вы же человек занятой! У вас время расписано по минутам! Опять же проблемы государственного устройства, экономика будущего…
— Ладно, ладно, — морщась, отмахнулся Коновалов от больно уж откровенной лести, правда высказываемой языком суровой истины. — Ты мне вот что объясни, раз оказался в курсе… Фирма-то у твоего Кротова — да? получается небогатая? Если не сама строит, а уступила подряд Боярову?
— Верно подметили, Григорий Степанович. И в этой связи все дивиденды от строительства будут практически принадлежать Николаю Андреевичу.
— Ну поскольку ты сам вызвался, поезжай, Эдуард, к Боярову и договаривайся с ним. О чем, скажу, — решил Коновалов.
— Вы действительно считаете, Григорий Степанович, что это дело стратегического значения? — с ехидцей спросил Штиль.
— Считаю, — купился-таки Коновалов.
— Тогда им должны и заняться лично вы! — торжествующе провозгласил Штиль. — Мне Бояров определенно откажет.
— Подожди, — словно от мухи, отмахнулся Коновалов. — Они небось из финского кирпича собираются строить? Не в курсе?
— Бояров, ежели пожелает, получит теперь любой кирпич.
— Он ничего не получит, если не согласится с моими условиями. Навар пополам и семьдесят процентов особняков — наша собственность.
— Не выйдет, — отрицательно помотал головой Штиль.
— Это почему же? — фыркнул с презрением Коновалов.
— Фирма «Феникс» работает под «крышей» ФСБ. Это мне доподлинно известно.
— Да хоть под самим президентом! А кирпич не пойдет! Но если даже и пойдет, то не дойдет! Гарантия.
— Именно потому, что я не располагаю вашими возможностями, Григорий Степанович, считаю мою поездку для вручения вашего меморандума господам Боярову и Кротову абсолютно бессмысленной, — вежливо, но достаточно твердо заявил доктор Штиль, потеряв всякий интерес к своему собеседнику.
Кому-нибудь другому Григорий Степанович нипочем не простил бы подобной дерзости, но Эдуард Эдуардович, по его убеждению, был, говоря языком классика, голова. Поэтому, немного поразмыслив, Коновалов пришел к выводу, что ученый прав. А что иной раз верные свои мысли выражает, не сильно заботясь о почтительности, так на то он и есть интеллигент. У них у всех всегда мозги немного набок и не согласуются с устной речью. Понимать надо такие слабости…
— Хорошо, — миролюбиво заметил Коновалов. — Сам займусь.
Идея насчет строительства особняков на Николиной Горе, которые, к слову, никогда там не будут построены, была воспринята Кротовым поначалу неодобрительно. Алексей Петрович считал себя человеком конкретного дела, решающим реальные и вполне конкретные же задачи. Например, отыскать ценности Гохрана. Тяжело? Может, и невыполнимо! Но это — задача. Поэтому при первом же удобном случае он обратился к Турецкому.
— На кой черт, не знаешь? — В свой вопрос Алексей Петрович вложил все свои сомнения.
— Вот ты часто говорил, что тебе нравится якшаться со Штилем. Что эти якшанья… можно так сказать?
— Нельзя, нет такого слова. Но я понял, о чем ты.
— И слава богу. Значит, можешь себе представить, что всем нам было бы очень важно, если бы ты был вхож в дом Коновалова точно так же, как в дом Штиля. Почему? Сам говоришь, что, к примеру, диадема может находиться в сейфе любого богатого человека. А если она в сейфе Коновалова? Нет, вовсе нет необходимости немедленно и тайно вскрывать этот самый сейф. Хотя и это ты способен сделать. Однако приятельские отношения с Отцом криминальной империи помогут выйти и на другие, не менее важные дела.
— Ну да, не век же терпеть Отца?
— Это во-первых. Придет и его час. А во-вторых, ты говорил, что кусок жирного пирога Коновалов не мог пронести мимо своего рта. Выходит, часть денег за похищенные драгоценности, а возможно, и часть их самих, находится в кармане Григория Степановича. Как их вернуть государству — другой вопрос, но и он тоже имеет место быть. Наконец, третье. Слава Грязнов уже давно точит зубы на этого зубра. По некоторым данным, коноваловская охрана, а если быть точнее, то самые настоящие боевики, проходят обычно курс обучения где-то в Софрине. Не то при воинской части, не то в спортклубе. А для чего им это нужно? Для каких акций? И почему так скоропалительно исчезли бывшие охранники Бояровой, которым ты со товарищи обломал рога? Не вопрос?
— Все это, конечно, очень интересно, — без всякого энтузиазма ответил Кротов, — но как-то пока не сильно убеждает. Однако не будем терять времени попусту, надо, — значит, надо…
И он явился в офис Николая Андреевича Боярова ровно в три часа пополудни, как это было договорено накануне, для совместной беседы с Коноваловым.
Григорий Степанович уже сидел в кресле и курил. После короткого знакомства, во время которого Кротов прямо-таки физически ощущал на себе внимательный и словно бы что-то вспоминающий взгляд Коновалова, перешли к делу. Самому Алексею Петровичу, кстати, не надо было ничего вспоминать: не такое уж и давнее прошлое выплыло мгновенно, высветив в памяти картинку заснеженного сибирского городка и небольшого пристанционного ресторанчика в нем. Воистину пути Господни неисповедимы…
— Хочу, чтоб наш разговор, Григорий Степанович, был предельно откровенным, — начал Бояров. — Мы с моим коллегой, — он кивнул на Кротова, — отлично понимаем, что вы с вашими возможностями можете крепко затормозить строительство. Если вообще не заморозить его на неопределенное время, так?
— Ну если вы, господа, — широко улыбнулся Коновалов, — все прекрасно понимаете, то и наш разговор, то бишь базар, может оказаться весьма продуктивным.
— Итак, — ответил ему принужденной улыбкой Бояров, — ваши условия?
— Мы оплачиваем большую часть расходов. Семьдесят процентов особняков уходят в нашу собственность. Деньги, полученные от реализации, пополам.
— Поясните, пожалуйста, — вмешался Кротов, — что означает «большая часть»?
— Процентов семьдесят — восемьдесят полагаю. Если вас это не устраивает, мы можем полностью оплатить все затраты на строительство.
— А мы — это кто? — снова спросил Кротов.
Теперь уже Григорий Степанович вопросительно уставился на Боярова.
— Я был уверен, Николай Андреевич, что ваш коллега в курсе…
— А я полагал, что удобнее это сделать вам самому, — ответил Бояров. Так надежнее. Да я мог бы что-то важное и упустить.
— Мы — это объединение банков и строительных фирм. Холдинг такой, понимаете ли, — пояснил Коновалов.
— А поточнее нельзя? — учтиво продолжал настаивать Кротов.
— Отчего же?.. — Коновалов поиграл густыми бровями. — Банки «Восток», «Прогресс», «Альфа»… Фирмы «Меркурий», «Россия», «Строитель»… Достаточно на первый случай?
— Вполне. Известно и устойчиво. Однако, если вы оплачиваете все затраты, могут соответственно измениться и условия раздела?
— Правильно мыслите, Алексей Петрович, — кивнул Коновалов.
— Иными словами, все строения вместе с землей переходят в вашу собственность?
— За это вы получаете основной процент с продажи и земли и дач. Поверьте, в накладе не останетесь.
Но Кротов лишь в сомнении покачал головой и взглянул на Боярова.
— А вы что на это скажете, Николай Андреевич?
— Благодарю, — буркнул Бояров. — Вспомнили наконец-то и про меня. Оно конечно, мой карман пожиже вашего, Григорий Степанович, но мое хозяйство также имеет свой интерес. Половина особняков моя. От этого пункта давайте и будем решать все остальные вопросы.
— Не многовато ли? — странно прищурился Коновалов.
— В самый раз, — довольно категорично ответил Бояров.
Такое положение дел, видно, никак не устраивало Коновалова, поэтому он затеял торг, постепенно снижая свои требования. И в результате остановились на шестидесяти процентах — для него. Столько же он и вложит в строительство. А сорок процентов отходили Боярову и фирме «Феникс», которую представлял Кротов. Правда, и тут Коновалов выторговал для себя приоритетное право: в случае продажи сданных под ключ особняков Бояровым или фирмой право «первой ночи» остается за Григорием Степановичем. Он будет первым покупателем.
Кажется, такой расклад удовлетворил все стороны. Бояров приказал подать традиционную бутылку шампанского, завершающую серьезный деловой договор, после чего компаньоны обменялись рукопожатиями и покинули бояровский офис.
Во дворе Коновалов неожиданно поинтересовался.
— Как у вас со временем, Алексей Петрович?
— Хотите еще добавить? — хмыкнул тот.
— Так для меня эта шампань что слону дробинка! — рассмеялся Коновалов.
— И что предлагаете?
— Есть, знаете ли, одно маленькое, но очень приятное кафе…
— Далеко?
— В районе храма Христа Спасителя.
— Уж не «Жемчужина» ли?
— Как догадались?
— А в том районе ничего лучше и нет. Не к «Пескарям» же на Зубовскую… Но это на мой вкус.
— Кажется, они у нас совпадают. Ну так как?
И едва Кротов развел руками, соглашаясь, к Коновалову тут же подкатила черная «Волга» в специсполнении, утыканная антеннами и увешанная дополнительными фарами и мигалкой. Распахнулись дверцы, и за спиной Коновалова выросли два телохранителя.
— Прошу, Алексей Петрович, — пригласил Коновалов.
— Лучше я поеду следом. — Кротов кивнул на свой белый «мерседес» представительского класса.
— Богато живете! — хмыкнул Коновалов.
— Ну уж, не вам говорить! — поощрительно засмеялся Кротов, показывая на громадный джип, пристроившийся за «Волгой»…
В кафе господина Коновалова ждали. Встречать вышел сам директор. Видимо, Григорий Степанович предупредил о своем прибытии из машины.
Директор провел гостей в уютный кабинет, в котором был накрыт стол на две персоны. Коновалов оглядел стол, поощрительно похлопал директора по плечу:
— Ты, Жора, за какие-то десять минут превзошел сам себя!
— Всегда рады! Всегда рады вам, Григорий Степанович! — расцвел директор.
— Шагай.
— Выпили по первой, закусили, пошла и вторая.
— Смотрю на вас и гадаю, Алексей Петрович, — начал разговор Коновалов, — где я мог вас видеть?
— Я редко, но общаюсь с доктором Штилем.
— Да нет, — отмахнулся Григорий Степанович. — Штиль мне все уши прожужжал о вас, познакомить хотел, да все как-то не получалось. Все какие-то дела-делишки… Видел я вас лет пять-шесть назад. Может быть, и больше. Но где, при каких обстоятельствах, ума не приложу! Не напомните?
Алексей помолчал, обдумывая, напоминать ли собеседнику их давнюю встречу или промолчать, но, взвесив все «за» и «против» и решив, что лучше уж напомнит он, нежели какой-то доброхот, ответил:
— Вы ошиблись на два года. Наша мимолетная встреча произошла восемь лет назад в станционном ресторанчике далекого сибирского поселка под названием…
— Стоп! — воскликнул Григорий Петрович. — Вспомнил! Слава Япончик!
— В ресторанчике поздравлял вас с досрочным освобождением не только Япончик. Людей было много, — сказал Алексей.
— Но именно Слава предложил мне пожать вашу руку. Вашу, не чью-то другую! Не вы ли, Алексей Петрович, постарались тогда с моим досрочным освобождением?
— Вероятно, вы не преминули спросить об этом Иванькова?
— Он уклонился от ответа.
— Да, Слава умел и умеет молчать, — отдал должное крупнейшему воровскому авторитету Кротов.
Григорий Степанович долго смотрел в спокойные глаза Алексея, вздохнул:
— Вы тоже умеете молчать… Кто вы, Алексей Петрович?
— По натуре?
— Хотя бы.
— Игрок.
— В каком смысле?
— В любом.
— Карты, казино, бега, бильярд?
— И это было. Бывает и теперь. Но гораздо реже. Как бы выразиться поточнее. Я игрок по жизни.
— Тоже профессия, — задумчиво ответил Григорий Степанович. — Но очень рискованная. Не играете ли вы и теперь, со мной?
— С вами теперь я пью коньяк. Поверьте, это немало.
— Ценю людей, имеющих собственное достоинство… Игрок по жизни! Отлично!
— У меня создается такое впечатление, что вы в чем-то меня подозреваете. И в чем-то нехорошем.
— Мне не составит труда навести о вас справки.
— Ничего не получится! — улыбнулся Алексей. — Вам наврут с три короба кому это выгодно или же промолчат, как в свое время промолчал и Слава Япончик. Я исполнительный директор фирмы «Феникс». И это истинная правда. А если что-то вам во мне не нравится, спрашивайте — отвечу.
— Вы владеете иностранными языками?
— Английским и французским.
— МГИМО?
— Юридический и археологический.
— Археологический-то вам на кой сдался? — удивился Коновалов.
— Не скажите, — с воодушевлением возразил Алексей. — Археология удивительная наука! Слыхали о Генрихе Шлимане?
— Вел раскопки в Трое. Золото Шлимана! Оно, между прочим, у нас, в питерских подвалах!
— Видел. И даже щупал.
— Вот бы и мне пощупать! — рассмеялся Григорий Степанович.
— Можно устроить.
— В самом деле?
— Вы нерядовой человек. Депутат Госдумы! Ваша благотворительная деятельность известна всей России!
— Валяйте, валяйте, — усмехнулся Коновалов. — Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? Я для России в первую очередь миллиардер, глава криминальной империи, вор и преступник!
Алексей с видимым любопытством и даже уважением посмотрел на Коновалова:
— В вашей биографии, Григорий Степанович, ни о чем таком не сказано. А сказано, что вы окончили философский факультет МГУ, были несправедливо осуждены за политические убеждения и теперь занимаете пост генерального директора строительной фирмы.
— Вы интересовались моей биографией?
— Почему бы и не поинтересоваться кандидатом в депутаты Госдумы человеку, проживающему в округе, где вы баллотировались? — вопросом на вопрос ответил Алексей. — Я ваш избиратель, Григорий Степанович.
— И как голосовали? За меня или против?
— За вас.
— По-моему, вы вообще не голосовали, — с иронией сказал Коновалов.
— Я законопослушный гражданин. Голосовал. И именно за вас.
— Почему именно за меня?
— Не вы, а я не забыл давнишней нашей встречи в ресторанчике станции Решоты Красноярского края.
— Тогда я ваш двойной должник, Алексей Петрович… Ваше здоровье!
— Ваше!
Некоторое время они молчали, занятые закуской, потом Коновалов отложил вилку, пригляделся к Алексею.
— А вы постарели, — отметил он.
— Да и вы не помолодели!
— Шестой десяток повалил. Не шутка!
— Слышал, что вы родились в лагере? — спросил Алексей.
— В Норильске. Лагерь номер семь. Медвежья гора. Мой отец, командарм второго ранга Степан Гаврилович Коновалов, был расстрелян. Мать пожалели, отправили в ссылку. Она была беременна мною.
— Таите обиду?
— Нет. И никогда не таил. Мне позволили учиться, закончить высшее учебное заведение, дали работу по специальности… Вам известно, за что я сидел? — задал неожиданный вопрос Григорий Степанович.
— Известно, — не стал скрывать Кротов.
— За что?
— За деятельность, несовместимую с интересами государства. Под вашей рукой, Григорий Степанович, находились теневые предприятия, выпускавшие трикотаж.
— В те времена дела такого рода находились в компетенции органов безопасности, — прозрачно намекнул Коновалов.
— Совершенно верно.
— Выходит, вы тоже каким-то боком соприкасались с органами?
— Почему каким-то? — даже несколько обиделся Алексей. — Я бывший майор КГБ.
— Теперь понятно, почему ваша фирма под «крышей» ФСБ, — усмехнулся Григорий Степанович.
— Да, в фирме много бывших офицеров госбезопасности. Жить-то надо!
— Надо, — согласился Коновалов. — И лучше жить хорошо. А еще лучше богато!
— Я стараюсь следовать этому принципу.
— Вы не подумайте, Алексей Петрович, что меня смутило ваше признание…
— Какое признание? — хмуро перебил Кротов.
— О том, что вы были майором госбезопасности…
— Это не признание. Констатация факта. И потом. Разве мало крупных предпринимателей, вышедших из органов? Я могу назвать по крайней мере десяток!
— Не стоит. Они мне известны. Мне любопытно другое… С одной стороны — органы, с другой — Слава Япончик. Не странно ли?
— Вероятно, вы хороший философ, не знаю, но в деле госбезопасности, совершеннейший профан, — грубо ответил Алексей.
Григорий Степанович удивленно уставился на собеседника, по его лицу пробежала тень, казалось, что и он вот-вот сорвется. Но Коновалов негромко рассмеялся, приподнял бокал:
— Последний вопрос, Алексей Петрович, и оставим эту тему…
— Слушаю.
— Почему вы приняли участие в моей судьбе?
— Отвечаю. Потому, что я всегда с должным уважением относился и отношусь к деловым людям. Быть может, я раньше догадался, что будущее за ними. Вы удовлетворены?
— Спасибо. Я очень доволен, что приехал на встречу лично. У доктора Штиля, видите ли, более глобальные задачи!
— У него действительно глобальные задачи. Вам повезло, что под рукой у вас такой экономист и идеолог, как Штиль.
— Я так понимаю, что вы нашли с ним общий язык?
— Основная идея Штиля, единственно верная для России. Случилось то, что случилось, и надо смотреть правде в глаза.
— И вы готовы действовать во имя этой идеи?
— Я уже действую. Иначе не сидел бы с вами и не пил не ел на халяву, сказал Алексей.
— Вы снова хамите? — улыбнулся Григорий Степанович.
— Разве я пью не на халяву? Могу оплатить.
Господин Коновалов взглянул на Кротова и лишь вздохнул.
— Мы с вами сработаемся, Алексей Петрович, — сказал он. — И не только в области строительства…
— Вряд ли, — усомнился Алексей.
— И в чем причина?
— Идея Штиля о слиянии государственных и криминальных капиталов предполагает затяжную и опасную борьбу.
— Между кем?
— Между людьми новой формации вроде вас и воровским миром. Рано или поздно эти силы столкнутся.
— Я благодарен вам, что вы не относите меня, как иные-прочие, к уголовникам… Но почему вы считаете, что мы не сможем сработаться? Лично я ни за что не отказался бы от помощи такого человека, как вы, Алексей Петрович.
— Я ведь не сказал «нет». Я сказал «вряд ли». И это означает, что решение мое не окончательное.
— А вот за эти ваши слова я с большим удовольствием выпью!
— Давайте. На посошок!..
Часть вторая
Турецкий с Грязновым переглянулись, и Александр Борисович утвердительно кивнул:
— Да, хоть это мне и неприятно именно сейчас вам говорить.
— А я могла бы… ну, узнать об этом подробнее?
— Не уверен, что вам это нужно, милая вы моя, но… А кто из них двоих вас конкретно интересует?
— Теперь дядя Жорж, — твердо ответила она.
— Мы посмотрим с Вячеславом Ивановичем, — слегка нахмурился Турецкий. — Хотя вам от этого не станет легче жить.
— И тем не менее, — настаивала она.
— Хорошо, посмотрим… Но я не исключаю, что, вернувшись в Нью-Йорк, вы перемените свое решение. Не буду вас больше задерживать. Еще раз прошу принять мои самые искренние соболезнования…
Нелли перешла в машину, где ее ожидали охранники, а Грязнов с Турецким уехали в Генпрокуратуру, куда Константин Дмитриевич уже пригласил и Дениса, которому, по его замыслам, теперь отводилась главная роль.
Инструктаж длился сравнительно недолго.
Вся программа пребывания группы Дениса в Нью-Йорке, в сущности, сводилась к четырем пунктам:
1) охрана Нелли Гаспарян;
2) выход на Жоржа Вартановича и с его помощью розыск Комара;
3) розыск Валерия Комара — для передачи его российским следственным органам (как — это отдельный вопрос);
4) оказание помощи полиции Соединенных Штатов в розыске и задержании убийц-мусульман, бывших в Москве и останавливавшихся в «Метрополе».
В третьем и четвертом пунктах Меркулов надеялся на помощь американской юстиции в лице «старого друга мистера Костьи» Джеми Эванс, соответственно министра юстиции и одновременно генпрокурора США. С госпожой Эванс Денис был уже знаком во время предыдущих служебных командировок в Штаты. Естественно, что и Меркулов на всякий случай предупредил обращение к ней Грязнова-младшего телефонным звонком. Миссис Эванс немедленно вспомнила способного юношу, посещавшего ее офис вместе с «мистером Турецки». И вообще была рада звонку «старого друга». Да, она в курсе грязной истории с ценностями Гохрана, которую ухитрились осуществить международные аферисты воистину преступность не имеет национальности! Меркулову оставалось лишь тяжко вздохнуть…
Григорий Степанович Коновалов давно уже собирался осуществить свой заманчивый план: поселить собственных соратников в одном престижном месте. Когда-нибудь, уверенно полагал он, такой поселок сам собой вырастет в некий райский городок по типу того, о чем, возможно, тоже думал, то так и не осуществил товарищ Сталин. Правда, великий вождь всех народов, будучи человеком несомненно умным, не доверял своим соратникам и имел к тому все основания. Коновалов же не собирался повторять ошибок вождя. Он был уверен, что живущие в достатке и одной большой компанией люди легче управляемы. Поэтому каждый должен был иметь прекрасный особняк со всеми мыслимыми удобствами и не тесниться на каких-то пятнадцати сотках, а по меньшей мере раскинуться на весь гектар.
По некоторым данным такая возможность появилась. Когда Григорию Степановичу доложили, что Бояров каким-то образом получил документы, разрешающие ему развернуть крупное строительство в районе Николиной Горы, Коновалов тут же пригласил к себе Штиля.
— Слыхал, ученый, какой куш Боярин-то оторвал?
— Если речь о строительстве особняков по Рублево-Успенскому шоссе, то слышал.
— А почему молчал? Почему я не знаю? — удивился Коновалов.
— Я, Григорий Степанович, занимаюсь глобальными задачами. А это вопросы частные. Тактические. Если у вас проснулся интерес в данном направлении, могу дать пару практических советов.
— Понятно, — хмыкнул Коновалов. Великий теоретик конечно же презирал земные проблемы, оставаясь при этом сугубым практиком, если это было ему выгодно. — Давай выкладывай свой источник информации. Сравним, нет ли туфты.
— Какая же может быть туфта, — засмеялся Штиль, — если мне об этом сообщил сам исполнительный директор «Феникса»! Тот, у которого все права на строительство. Кротов его фамилия.
— Погоди, не понимаю. При чем здесь «Феникс», если строит Бояров?
— А землица-то принадлежит Кротову!
— Да?.. Знакомое что-то… От кого слышал, не напомнишь?
Штиль снова засмеялся:
— Да от меня же, Григорий Степанович! Я разок попытался было познакомить вас, но… Вы же человек занятой! У вас время расписано по минутам! Опять же проблемы государственного устройства, экономика будущего…
— Ладно, ладно, — морщась, отмахнулся Коновалов от больно уж откровенной лести, правда высказываемой языком суровой истины. — Ты мне вот что объясни, раз оказался в курсе… Фирма-то у твоего Кротова — да? получается небогатая? Если не сама строит, а уступила подряд Боярову?
— Верно подметили, Григорий Степанович. И в этой связи все дивиденды от строительства будут практически принадлежать Николаю Андреевичу.
— Ну поскольку ты сам вызвался, поезжай, Эдуард, к Боярову и договаривайся с ним. О чем, скажу, — решил Коновалов.
— Вы действительно считаете, Григорий Степанович, что это дело стратегического значения? — с ехидцей спросил Штиль.
— Считаю, — купился-таки Коновалов.
— Тогда им должны и заняться лично вы! — торжествующе провозгласил Штиль. — Мне Бояров определенно откажет.
— Подожди, — словно от мухи, отмахнулся Коновалов. — Они небось из финского кирпича собираются строить? Не в курсе?
— Бояров, ежели пожелает, получит теперь любой кирпич.
— Он ничего не получит, если не согласится с моими условиями. Навар пополам и семьдесят процентов особняков — наша собственность.
— Не выйдет, — отрицательно помотал головой Штиль.
— Это почему же? — фыркнул с презрением Коновалов.
— Фирма «Феникс» работает под «крышей» ФСБ. Это мне доподлинно известно.
— Да хоть под самим президентом! А кирпич не пойдет! Но если даже и пойдет, то не дойдет! Гарантия.
— Именно потому, что я не располагаю вашими возможностями, Григорий Степанович, считаю мою поездку для вручения вашего меморандума господам Боярову и Кротову абсолютно бессмысленной, — вежливо, но достаточно твердо заявил доктор Штиль, потеряв всякий интерес к своему собеседнику.
Кому-нибудь другому Григорий Степанович нипочем не простил бы подобной дерзости, но Эдуард Эдуардович, по его убеждению, был, говоря языком классика, голова. Поэтому, немного поразмыслив, Коновалов пришел к выводу, что ученый прав. А что иной раз верные свои мысли выражает, не сильно заботясь о почтительности, так на то он и есть интеллигент. У них у всех всегда мозги немного набок и не согласуются с устной речью. Понимать надо такие слабости…
— Хорошо, — миролюбиво заметил Коновалов. — Сам займусь.
Идея насчет строительства особняков на Николиной Горе, которые, к слову, никогда там не будут построены, была воспринята Кротовым поначалу неодобрительно. Алексей Петрович считал себя человеком конкретного дела, решающим реальные и вполне конкретные же задачи. Например, отыскать ценности Гохрана. Тяжело? Может, и невыполнимо! Но это — задача. Поэтому при первом же удобном случае он обратился к Турецкому.
— На кой черт, не знаешь? — В свой вопрос Алексей Петрович вложил все свои сомнения.
— Вот ты часто говорил, что тебе нравится якшаться со Штилем. Что эти якшанья… можно так сказать?
— Нельзя, нет такого слова. Но я понял, о чем ты.
— И слава богу. Значит, можешь себе представить, что всем нам было бы очень важно, если бы ты был вхож в дом Коновалова точно так же, как в дом Штиля. Почему? Сам говоришь, что, к примеру, диадема может находиться в сейфе любого богатого человека. А если она в сейфе Коновалова? Нет, вовсе нет необходимости немедленно и тайно вскрывать этот самый сейф. Хотя и это ты способен сделать. Однако приятельские отношения с Отцом криминальной империи помогут выйти и на другие, не менее важные дела.
— Ну да, не век же терпеть Отца?
— Это во-первых. Придет и его час. А во-вторых, ты говорил, что кусок жирного пирога Коновалов не мог пронести мимо своего рта. Выходит, часть денег за похищенные драгоценности, а возможно, и часть их самих, находится в кармане Григория Степановича. Как их вернуть государству — другой вопрос, но и он тоже имеет место быть. Наконец, третье. Слава Грязнов уже давно точит зубы на этого зубра. По некоторым данным, коноваловская охрана, а если быть точнее, то самые настоящие боевики, проходят обычно курс обучения где-то в Софрине. Не то при воинской части, не то в спортклубе. А для чего им это нужно? Для каких акций? И почему так скоропалительно исчезли бывшие охранники Бояровой, которым ты со товарищи обломал рога? Не вопрос?
— Все это, конечно, очень интересно, — без всякого энтузиазма ответил Кротов, — но как-то пока не сильно убеждает. Однако не будем терять времени попусту, надо, — значит, надо…
И он явился в офис Николая Андреевича Боярова ровно в три часа пополудни, как это было договорено накануне, для совместной беседы с Коноваловым.
Григорий Степанович уже сидел в кресле и курил. После короткого знакомства, во время которого Кротов прямо-таки физически ощущал на себе внимательный и словно бы что-то вспоминающий взгляд Коновалова, перешли к делу. Самому Алексею Петровичу, кстати, не надо было ничего вспоминать: не такое уж и давнее прошлое выплыло мгновенно, высветив в памяти картинку заснеженного сибирского городка и небольшого пристанционного ресторанчика в нем. Воистину пути Господни неисповедимы…
— Хочу, чтоб наш разговор, Григорий Степанович, был предельно откровенным, — начал Бояров. — Мы с моим коллегой, — он кивнул на Кротова, — отлично понимаем, что вы с вашими возможностями можете крепко затормозить строительство. Если вообще не заморозить его на неопределенное время, так?
— Ну если вы, господа, — широко улыбнулся Коновалов, — все прекрасно понимаете, то и наш разговор, то бишь базар, может оказаться весьма продуктивным.
— Итак, — ответил ему принужденной улыбкой Бояров, — ваши условия?
— Мы оплачиваем большую часть расходов. Семьдесят процентов особняков уходят в нашу собственность. Деньги, полученные от реализации, пополам.
— Поясните, пожалуйста, — вмешался Кротов, — что означает «большая часть»?
— Процентов семьдесят — восемьдесят полагаю. Если вас это не устраивает, мы можем полностью оплатить все затраты на строительство.
— А мы — это кто? — снова спросил Кротов.
Теперь уже Григорий Степанович вопросительно уставился на Боярова.
— Я был уверен, Николай Андреевич, что ваш коллега в курсе…
— А я полагал, что удобнее это сделать вам самому, — ответил Бояров. Так надежнее. Да я мог бы что-то важное и упустить.
— Мы — это объединение банков и строительных фирм. Холдинг такой, понимаете ли, — пояснил Коновалов.
— А поточнее нельзя? — учтиво продолжал настаивать Кротов.
— Отчего же?.. — Коновалов поиграл густыми бровями. — Банки «Восток», «Прогресс», «Альфа»… Фирмы «Меркурий», «Россия», «Строитель»… Достаточно на первый случай?
— Вполне. Известно и устойчиво. Однако, если вы оплачиваете все затраты, могут соответственно измениться и условия раздела?
— Правильно мыслите, Алексей Петрович, — кивнул Коновалов.
— Иными словами, все строения вместе с землей переходят в вашу собственность?
— За это вы получаете основной процент с продажи и земли и дач. Поверьте, в накладе не останетесь.
Но Кротов лишь в сомнении покачал головой и взглянул на Боярова.
— А вы что на это скажете, Николай Андреевич?
— Благодарю, — буркнул Бояров. — Вспомнили наконец-то и про меня. Оно конечно, мой карман пожиже вашего, Григорий Степанович, но мое хозяйство также имеет свой интерес. Половина особняков моя. От этого пункта давайте и будем решать все остальные вопросы.
— Не многовато ли? — странно прищурился Коновалов.
— В самый раз, — довольно категорично ответил Бояров.
Такое положение дел, видно, никак не устраивало Коновалова, поэтому он затеял торг, постепенно снижая свои требования. И в результате остановились на шестидесяти процентах — для него. Столько же он и вложит в строительство. А сорок процентов отходили Боярову и фирме «Феникс», которую представлял Кротов. Правда, и тут Коновалов выторговал для себя приоритетное право: в случае продажи сданных под ключ особняков Бояровым или фирмой право «первой ночи» остается за Григорием Степановичем. Он будет первым покупателем.
Кажется, такой расклад удовлетворил все стороны. Бояров приказал подать традиционную бутылку шампанского, завершающую серьезный деловой договор, после чего компаньоны обменялись рукопожатиями и покинули бояровский офис.
Во дворе Коновалов неожиданно поинтересовался.
— Как у вас со временем, Алексей Петрович?
— Хотите еще добавить? — хмыкнул тот.
— Так для меня эта шампань что слону дробинка! — рассмеялся Коновалов.
— И что предлагаете?
— Есть, знаете ли, одно маленькое, но очень приятное кафе…
— Далеко?
— В районе храма Христа Спасителя.
— Уж не «Жемчужина» ли?
— Как догадались?
— А в том районе ничего лучше и нет. Не к «Пескарям» же на Зубовскую… Но это на мой вкус.
— Кажется, они у нас совпадают. Ну так как?
И едва Кротов развел руками, соглашаясь, к Коновалову тут же подкатила черная «Волга» в специсполнении, утыканная антеннами и увешанная дополнительными фарами и мигалкой. Распахнулись дверцы, и за спиной Коновалова выросли два телохранителя.
— Прошу, Алексей Петрович, — пригласил Коновалов.
— Лучше я поеду следом. — Кротов кивнул на свой белый «мерседес» представительского класса.
— Богато живете! — хмыкнул Коновалов.
— Ну уж, не вам говорить! — поощрительно засмеялся Кротов, показывая на громадный джип, пристроившийся за «Волгой»…
В кафе господина Коновалова ждали. Встречать вышел сам директор. Видимо, Григорий Степанович предупредил о своем прибытии из машины.
Директор провел гостей в уютный кабинет, в котором был накрыт стол на две персоны. Коновалов оглядел стол, поощрительно похлопал директора по плечу:
— Ты, Жора, за какие-то десять минут превзошел сам себя!
— Всегда рады! Всегда рады вам, Григорий Степанович! — расцвел директор.
— Шагай.
— Выпили по первой, закусили, пошла и вторая.
— Смотрю на вас и гадаю, Алексей Петрович, — начал разговор Коновалов, — где я мог вас видеть?
— Я редко, но общаюсь с доктором Штилем.
— Да нет, — отмахнулся Григорий Степанович. — Штиль мне все уши прожужжал о вас, познакомить хотел, да все как-то не получалось. Все какие-то дела-делишки… Видел я вас лет пять-шесть назад. Может быть, и больше. Но где, при каких обстоятельствах, ума не приложу! Не напомните?
Алексей помолчал, обдумывая, напоминать ли собеседнику их давнюю встречу или промолчать, но, взвесив все «за» и «против» и решив, что лучше уж напомнит он, нежели какой-то доброхот, ответил:
— Вы ошиблись на два года. Наша мимолетная встреча произошла восемь лет назад в станционном ресторанчике далекого сибирского поселка под названием…
— Стоп! — воскликнул Григорий Петрович. — Вспомнил! Слава Япончик!
— В ресторанчике поздравлял вас с досрочным освобождением не только Япончик. Людей было много, — сказал Алексей.
— Но именно Слава предложил мне пожать вашу руку. Вашу, не чью-то другую! Не вы ли, Алексей Петрович, постарались тогда с моим досрочным освобождением?
— Вероятно, вы не преминули спросить об этом Иванькова?
— Он уклонился от ответа.
— Да, Слава умел и умеет молчать, — отдал должное крупнейшему воровскому авторитету Кротов.
Григорий Степанович долго смотрел в спокойные глаза Алексея, вздохнул:
— Вы тоже умеете молчать… Кто вы, Алексей Петрович?
— По натуре?
— Хотя бы.
— Игрок.
— В каком смысле?
— В любом.
— Карты, казино, бега, бильярд?
— И это было. Бывает и теперь. Но гораздо реже. Как бы выразиться поточнее. Я игрок по жизни.
— Тоже профессия, — задумчиво ответил Григорий Степанович. — Но очень рискованная. Не играете ли вы и теперь, со мной?
— С вами теперь я пью коньяк. Поверьте, это немало.
— Ценю людей, имеющих собственное достоинство… Игрок по жизни! Отлично!
— У меня создается такое впечатление, что вы в чем-то меня подозреваете. И в чем-то нехорошем.
— Мне не составит труда навести о вас справки.
— Ничего не получится! — улыбнулся Алексей. — Вам наврут с три короба кому это выгодно или же промолчат, как в свое время промолчал и Слава Япончик. Я исполнительный директор фирмы «Феникс». И это истинная правда. А если что-то вам во мне не нравится, спрашивайте — отвечу.
— Вы владеете иностранными языками?
— Английским и французским.
— МГИМО?
— Юридический и археологический.
— Археологический-то вам на кой сдался? — удивился Коновалов.
— Не скажите, — с воодушевлением возразил Алексей. — Археология удивительная наука! Слыхали о Генрихе Шлимане?
— Вел раскопки в Трое. Золото Шлимана! Оно, между прочим, у нас, в питерских подвалах!
— Видел. И даже щупал.
— Вот бы и мне пощупать! — рассмеялся Григорий Степанович.
— Можно устроить.
— В самом деле?
— Вы нерядовой человек. Депутат Госдумы! Ваша благотворительная деятельность известна всей России!
— Валяйте, валяйте, — усмехнулся Коновалов. — Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите? Я для России в первую очередь миллиардер, глава криминальной империи, вор и преступник!
Алексей с видимым любопытством и даже уважением посмотрел на Коновалова:
— В вашей биографии, Григорий Степанович, ни о чем таком не сказано. А сказано, что вы окончили философский факультет МГУ, были несправедливо осуждены за политические убеждения и теперь занимаете пост генерального директора строительной фирмы.
— Вы интересовались моей биографией?
— Почему бы и не поинтересоваться кандидатом в депутаты Госдумы человеку, проживающему в округе, где вы баллотировались? — вопросом на вопрос ответил Алексей. — Я ваш избиратель, Григорий Степанович.
— И как голосовали? За меня или против?
— За вас.
— По-моему, вы вообще не голосовали, — с иронией сказал Коновалов.
— Я законопослушный гражданин. Голосовал. И именно за вас.
— Почему именно за меня?
— Не вы, а я не забыл давнишней нашей встречи в ресторанчике станции Решоты Красноярского края.
— Тогда я ваш двойной должник, Алексей Петрович… Ваше здоровье!
— Ваше!
Некоторое время они молчали, занятые закуской, потом Коновалов отложил вилку, пригляделся к Алексею.
— А вы постарели, — отметил он.
— Да и вы не помолодели!
— Шестой десяток повалил. Не шутка!
— Слышал, что вы родились в лагере? — спросил Алексей.
— В Норильске. Лагерь номер семь. Медвежья гора. Мой отец, командарм второго ранга Степан Гаврилович Коновалов, был расстрелян. Мать пожалели, отправили в ссылку. Она была беременна мною.
— Таите обиду?
— Нет. И никогда не таил. Мне позволили учиться, закончить высшее учебное заведение, дали работу по специальности… Вам известно, за что я сидел? — задал неожиданный вопрос Григорий Степанович.
— Известно, — не стал скрывать Кротов.
— За что?
— За деятельность, несовместимую с интересами государства. Под вашей рукой, Григорий Степанович, находились теневые предприятия, выпускавшие трикотаж.
— В те времена дела такого рода находились в компетенции органов безопасности, — прозрачно намекнул Коновалов.
— Совершенно верно.
— Выходит, вы тоже каким-то боком соприкасались с органами?
— Почему каким-то? — даже несколько обиделся Алексей. — Я бывший майор КГБ.
— Теперь понятно, почему ваша фирма под «крышей» ФСБ, — усмехнулся Григорий Степанович.
— Да, в фирме много бывших офицеров госбезопасности. Жить-то надо!
— Надо, — согласился Коновалов. — И лучше жить хорошо. А еще лучше богато!
— Я стараюсь следовать этому принципу.
— Вы не подумайте, Алексей Петрович, что меня смутило ваше признание…
— Какое признание? — хмуро перебил Кротов.
— О том, что вы были майором госбезопасности…
— Это не признание. Констатация факта. И потом. Разве мало крупных предпринимателей, вышедших из органов? Я могу назвать по крайней мере десяток!
— Не стоит. Они мне известны. Мне любопытно другое… С одной стороны — органы, с другой — Слава Япончик. Не странно ли?
— Вероятно, вы хороший философ, не знаю, но в деле госбезопасности, совершеннейший профан, — грубо ответил Алексей.
Григорий Степанович удивленно уставился на собеседника, по его лицу пробежала тень, казалось, что и он вот-вот сорвется. Но Коновалов негромко рассмеялся, приподнял бокал:
— Последний вопрос, Алексей Петрович, и оставим эту тему…
— Слушаю.
— Почему вы приняли участие в моей судьбе?
— Отвечаю. Потому, что я всегда с должным уважением относился и отношусь к деловым людям. Быть может, я раньше догадался, что будущее за ними. Вы удовлетворены?
— Спасибо. Я очень доволен, что приехал на встречу лично. У доктора Штиля, видите ли, более глобальные задачи!
— У него действительно глобальные задачи. Вам повезло, что под рукой у вас такой экономист и идеолог, как Штиль.
— Я так понимаю, что вы нашли с ним общий язык?
— Основная идея Штиля, единственно верная для России. Случилось то, что случилось, и надо смотреть правде в глаза.
— И вы готовы действовать во имя этой идеи?
— Я уже действую. Иначе не сидел бы с вами и не пил не ел на халяву, сказал Алексей.
— Вы снова хамите? — улыбнулся Григорий Степанович.
— Разве я пью не на халяву? Могу оплатить.
Господин Коновалов взглянул на Кротова и лишь вздохнул.
— Мы с вами сработаемся, Алексей Петрович, — сказал он. — И не только в области строительства…
— Вряд ли, — усомнился Алексей.
— И в чем причина?
— Идея Штиля о слиянии государственных и криминальных капиталов предполагает затяжную и опасную борьбу.
— Между кем?
— Между людьми новой формации вроде вас и воровским миром. Рано или поздно эти силы столкнутся.
— Я благодарен вам, что вы не относите меня, как иные-прочие, к уголовникам… Но почему вы считаете, что мы не сможем сработаться? Лично я ни за что не отказался бы от помощи такого человека, как вы, Алексей Петрович.
— Я ведь не сказал «нет». Я сказал «вряд ли». И это означает, что решение мое не окончательное.
— А вот за эти ваши слова я с большим удовольствием выпью!
— Давайте. На посошок!..
Часть вторая
КАК ТАМ У НАС, НА БРАЙТОНЕ?
Если какой-нибудь россиянин внезапно перенесется в Нью-Йорк, но не в центр, не на Манхэттен, а на Брайтон-Бич, то поначалу не поймет, что оказался в Америке. Кругом русская речь. Если он окажется в районе ресторанов «Приморский» и «Одесса», речь будет, естественно, с заметным одесским же акцентом, а поблизости от ресторанов «Распутин» или «Парадайз» — чистая, без акцента. В небольших кафе, которые здесь эмигранты по старой привычке называют «забегаловками», приезжего запросто пошлют к такой матери, о которой он и в России давно не слышал.
Еще российская примета: в огромном гастрономе «Интернэшнл фуд» продают черный хлеб, кефир, украинскую чесночную колбасу и пиво «останкинское». Здесь же можно приобрести заодно и узбекские ковры, и чугунные мясорубки, и шерстяные носки ручной вязки, и даже зубную пасту «Жемчуг».
На углу Третьей стрит можно отведать «сибирских» пельменей, будто только что приготовленных в обычной иркутской пельменной, выпить кружечку «жигулевского», остограммиться сорокаградусной, доставленной прямо с «Кристалла», что в Лефортове, на Самокатной улице.
И всюду можно потолковать за жизнь с земляками, разговаривающими с акцентом и без. Это неправда, что на Брайтоне проживают сплошь евреи из России, хватает и русских, и татар, и казахов, и даже чеченцы стали появляться. Но последним разгуляться на Брайтоне, как это у них случилось в России, не позволяют, это в Москве они могут стращать православный народ, а здесь — шалишь! Если джигиты позволят себе что-то непотребное, это немедленно дойдет до ушей Наума Яковлевича Донского, старого одессита, немало повидавшего на своем бурном веку. Наум Яковлевич разберется, и, коли вина джигитов будет доказана, они просто исчезнут. Куда? Бог знает. И Наум Яковлевич. Но он не скажет…
Роста Донской небольшого, одевается скромненько, ходит неспешно и практически всегда одним маршрутом — от стандартной своей квартирки до ресторана «Одесса», где ежевечерне ужинает в отдельном кабинетике. Ужин тоже постоянный: жирная селедка, запеченное мясо без гарнира, соленый огурец, пара ломтей черного хлеба и сто пятьдесят кристалловской «столичной» в хрустальном графинчике. В этом же кабинетике он принимает миллионеров, губернаторов, сенаторов, тех, кто нужен ему, но чаще тех, кому он сам нужен. Суть бесед также великой тайны не составляет, ведь известно всем, что мистер Донской решает исключительно государственные дела. И он их не просто принимает, все его решения, как правило, претворяются в жизнь. Здесь говорят так: пусть в вашингтонском Белом доме или Московском Кремле думают, что это они озабочены глобальными проблемами! Пусть. Возможно, так и есть — озабочены. Но решатся они только тогда, когда их одобрит Наум Яковлевич. Чем он и занимается. И это уже не шутка…
Еще российская примета: в огромном гастрономе «Интернэшнл фуд» продают черный хлеб, кефир, украинскую чесночную колбасу и пиво «останкинское». Здесь же можно приобрести заодно и узбекские ковры, и чугунные мясорубки, и шерстяные носки ручной вязки, и даже зубную пасту «Жемчуг».
На углу Третьей стрит можно отведать «сибирских» пельменей, будто только что приготовленных в обычной иркутской пельменной, выпить кружечку «жигулевского», остограммиться сорокаградусной, доставленной прямо с «Кристалла», что в Лефортове, на Самокатной улице.
И всюду можно потолковать за жизнь с земляками, разговаривающими с акцентом и без. Это неправда, что на Брайтоне проживают сплошь евреи из России, хватает и русских, и татар, и казахов, и даже чеченцы стали появляться. Но последним разгуляться на Брайтоне, как это у них случилось в России, не позволяют, это в Москве они могут стращать православный народ, а здесь — шалишь! Если джигиты позволят себе что-то непотребное, это немедленно дойдет до ушей Наума Яковлевича Донского, старого одессита, немало повидавшего на своем бурном веку. Наум Яковлевич разберется, и, коли вина джигитов будет доказана, они просто исчезнут. Куда? Бог знает. И Наум Яковлевич. Но он не скажет…
Роста Донской небольшого, одевается скромненько, ходит неспешно и практически всегда одним маршрутом — от стандартной своей квартирки до ресторана «Одесса», где ежевечерне ужинает в отдельном кабинетике. Ужин тоже постоянный: жирная селедка, запеченное мясо без гарнира, соленый огурец, пара ломтей черного хлеба и сто пятьдесят кристалловской «столичной» в хрустальном графинчике. В этом же кабинетике он принимает миллионеров, губернаторов, сенаторов, тех, кто нужен ему, но чаще тех, кому он сам нужен. Суть бесед также великой тайны не составляет, ведь известно всем, что мистер Донской решает исключительно государственные дела. И он их не просто принимает, все его решения, как правило, претворяются в жизнь. Здесь говорят так: пусть в вашингтонском Белом доме или Московском Кремле думают, что это они озабочены глобальными проблемами! Пусть. Возможно, так и есть — озабочены. Но решатся они только тогда, когда их одобрит Наум Яковлевич. Чем он и занимается. И это уже не шутка…