Незнанский Фридрих Евсеевич. Мертвый сезон в агентстве 'Глория'

   — Проходите, мои дорогие, проходите! — расплылся он в улыбке. Заждался…
   Баграт Суренович внимательно выслушал Маркина, долго рассматривал собеседника, потом улыбнулся.
   — Кушай, дорогой!
   — Не лезет…
   — Тогда выпей.
   — За рулем.
   — Сильно ты напуган, — покачал головой Малюта. — Нехорошо!
   — Заложил меня Довбня!
   — Поговорим и с твоим дружком.
   — Когда?
   — Я сообщу.
   — Время-времечко! — постучал по часам Маркин.
   — Ты куда-то спешишь?
   — Готов хоть сейчас рвануть!
   — Далеко?
   — Все равно куда, лишь бы подальше от России!
   — Садись в самолет и лети.
   — Отменили уже вторую заграничную командировку, — признался Игорь Леонидович.
   — Так ты под колпаком, дорогой?! — удивился Баграт Суренович.
   — И я так думаю.
   — Это обстоятельство в корне меняет дело, — задумчиво произнес Малюта.
   — Я готов оплатить услуги.
   — Это само собой, — отмахнулся Мкртчян. — Кто конкретно отменял твои командировки?
   — Об этом не докладывают. Лишь сообщают, что в интересах дела направляется другой человек.
   — Сообщают по указке ФСБ?
   — Не думаю.
   — Так-таки и не думаешь… — усмехнулся Малюта.
   — Мне бы сообщили.
   — Значит, не сообщили. А вернее, не захотели сообщить, — помедлив ответил Баграт Суренович. — И вообще, уважаемый Игорь Леонидович, у меня такое ощущение, что на тебе решили поставить крест.
   — Кто?
   — Те друзья, которые ничего тебе не сообщили.
   — А вам, значит, что-то известно?
   — Разумеется.
   — Хотелось бы послушать…
   — Разве ты ничего не понял? — грубовато спросил Малюта.
   — Я понял, что на мне поставили крест, но хотелось бы знать, кто конкретно.
   — Все твои друзья и приятели. Могу перечислить, но, думаю, они тебе известны лучше, чем мне.
   — Вы тоже, Баграт Суренович?
   — Что?
   — Поставили на мне крест?
   — Если бы я поставил, то, будь уверен, не сидел бы с тобой за одним столом.
   — Спасибо…
   — Но прошу запомнить: пока не поставил! — добавил Малюта. — У меня тоже имеются к тебе кое-какие вопросики…
   — Спрашивайте. Я отвечу.
   — Поначалу припомни наш разговорчик недели три назад. Или забыл?
   — Почему же? — возразил Маркин. — Отлично помню.
   — Так, быть может, ты припомнишь, куда делись охранники госпожи Бояровой? — прищурился Малюта. — В прошлый раз память у тебя отшибло.
   — Игорь Леонидович, глядя в глаза собеседнику, лихорадочно обдумывал ответ. Если Малюта вновь припомнил об исчезновении охранников, значит, он что-то знает об их судьбе, а следовательно, темнить, обманывать, водить за нос господина Мкртчяна не стоит. Себе дороже выйдет.
   — Я принял меры и узнал, что охранники были задержаны нарядом милиции возле Дома литераторов и препровождены в отделение. Часа через полтора их освободили. Они прибыли на место службы, и полковник Довбня имел с ними встречу.
   — И конечно, эпизод этот скрыл от тебя?
   — Да. Уже тогда я заподозрил полковника в нехороших делишках, а после сегодняшнего разговорчика понял, что он может пойти вразнос.
   Маркин выразительно посмотрел на Малюту и умолк.
   — Продолжай, дорогой, продолжай, — улыбнулся Баграт Суренович. — Я слушаю.
   — Вроде все сказал…
   — Говоришь, может пойти вразнос?
   — Вполне.
   — В какой такой разнос? — ласково улыбнулся Малюта.
   — Полковник Довбня многое знает, — осторожно сказал Игорь Леонидович.
   — А мне до этого какое дело?
   Маркин снова глянул на Малюту и смущенно покашлял.
   — Что с тобой, Игорь Леонидович?
   — Полковник Довбня много знает обо мне, — ответил он.
   — Это другое дело! И что ты предлагаешь?
   — Я уже говорил, Баграт Суренович…
   — Повтори. Вероятно, я прослушал.
   — Мне нужно выехать за кордон.
   — Не спешишь ли ты, Игорь Леонидович?
   — В самый раз. Устал.
   — Теперь ты заговорил как человек! — улыбнулся господин Мкртчян. Верю. И постараюсь помочь… Но, разумеется, не за хорошие глаза!
   — Это само собой, — согласился Маркин. — Называйте цену.
   — Если верить газетам и телевидению, отхватил ты, уважаемый Игорь Леонидович, побольше двухсот миллионов «зеленых»…
   — Я ничего не отхватил!
   — Двести миллионов баксов, — повторил Малюта. — А нам, между прочим, капнуло всего десять «лимонов»! Справедливо, а? За все хорошее, что я тебе сделал?!
   — Повторяю: я не получил ни цента, — твердо заявил Маркин.
   — Почему я должен тебе верить?
   — Но это правда!
   — А по моим данным, господин Комар расплатился с тобой полностью. Как и братья Аракеляны.
   — Чушь!
   — Не знаю, не знаю, дорогой! Не знаю.
   — Ваша цена, — перевел разговор Маркин.
   — Половина. Любая, дорогой.
   — Какая половина? От какой суммы?
   — От ста миллионов.
   — Шутите, Баграт Суренович…
   — Разве я похож на шутника? — прищурился Малюта.
   — Почему именно от ста миллионов?
   — По моим данным, ты, Игорь Леонидович, получил именно сто миллионов.
   — От кого?
   — От господ Комара и братьев Аракелянов.
   — В прошлый раз вы, по-моему, имели более точные данные о моем счете в швейцарском банке… Помнится, даже сказали, что на мой счет от сделки по драгоценностям ничего не капнуло. Или теперь что-то изменилось?
   — Многое.
   — Что именно?
   — Убит Левон Аракелян. Арестован Валерий Комар. Не сегодня завтра его поселят в одиночку Лефортова. И он конечно же запоет! И тогда тебе кранты!
   — Не вижу связи между арестами и моим швейцарским счетом, — угрюмо проговорил Маркин. — Или господин Комар уже запел?
   — Угадал, Игорь Леонидович! — широко улыбнулся Баграт Суренович. Запел.
   — На греческом языке? — мрачно пошутил Маркин.
   — На русском, дорогой ты мой, на русском! В Греции у нас тоже свои людишки имеются… И даже среди греков.
   — И запел про сотню миллионов баксов, которые он якобы перевел на мой счет?
   — Ты очень умный человек, Игорь Леонидович, — ответил Малюта, насмешливо оглядывая Маркина.
   — Ничего он мне не переводил, — упрямо повторил Игорь Леонидович.
   — Другими словами, ты отказываешься от моей помощи?
   — Я не отказываюсь. Я просто-напросто говорю, что ни Комар, ни Жорж Аракелян ничего мне не переводили.
   — Поставь себя на мое место, Игорь Леонидович. Один мой хороший приятель говорит, что деньги он отправил. Второй — ничего не получал. Кому верить?
   — Вы можете легко проверить, кто говорит правду, а кто лжет! При ваших-то возможностях!
   — Могу. Но не хочу, — жестко ответил Малюта. — И знаешь почему?
   — Почему?
   — Подобные сделки мимо меня проходить не должны. А значит, я вынужден тебя наказать. Все сказал.
   — Требуемой суммы у меня нет, — твердо заявил Маркин.
   — Придется найти.
   — Где?!
   — Подумай, дорогой, подумай! Припомни счетики в Цюрихе, Лондоне, Бельгии…
   — Прошу извинить, — поднимаясь, сказал Маркин.
   — За что извиняешься? — удивился Баграт Суренович.
   — За беспокойство.
   — Ты меня совершенно не обеспокоил!
   — Я все-таки пойду…
   — Иди, — равнодушно ответил Малюта.
   И было в голосе Баграта Суреновича такое, что Маркин поневоле снова сел на стул.
   — Так-то лучше, — сказал Малюта. — Сиди и слушай. Правду сказать, я лишь недавно узнал, что за дельце ты прокрутил. Конечно, я предполагал, что пахнет хорошими деньгами, но совершенно не думал, что оно принесет сотни миллионов. Да-да! Сотни! Посчитай. Пять тонн золота высшей пробы. Сто тысяч каратов необработанных алмазов. Плюс драгоценности Гохрана. Миллиардом пахнет! Где он, миллиард? У кого?
   — Ты прав, Баграт, — переходя почему-то на «ты», ответил Маркин. Пахнет миллиардом… Но, к общему нашему сожалению, миллиарда-то у меня и нет!
   — И опять верю, — сказал Малюта. — А почему нет? Да потому, что жадность фраера сгубила. Такие дела в одиночку не делаются. Пришел бы в свое время, посоветовался с дядей — глядишь, и был бы у тебя миллиард! Но кое-что у тебя имеется. И в Швейцарии, и в Англии, и в Бельгии… Эти бабки придется отдать, Игорь Леонидович.
   — За те бабки я всю Генпрокуратуру куплю, — ухмыльнулся Маркин. Вместе с потрохами!
   — Вот и я говорю: можешь, дорогой, — улыбнулся Малюта. — А значит, сумеем договориться. Выпей, не стесняйся!
   — Я же сказал: за рулем.
   — Думаю, сегодня за руль тебе садиться не надо. Поедешь со мной. А твой «мерс» пусть пока постоит возле ресторана. Не беспокойся, Арменчик проследит, чтобы с машиной ничего не случилось.
   — Куда поедем-то? — уныло спросил Маркин, предполагая для себя новые неприятности.
   — Ко мне поедем. Домой. За город. Думаю, там сможем договориться.
   В голосе Малюты зазвенел металл, и Маркин, знавший о его характере, поспешил послушно выпить рюмку коньяку. За здоровье Баграта Суреновича. А вторую — за процветание заведения Армена Суреновича.
   Начальнику МУРа Вячеславу Ивановичу Грязнову доложили, что наружка вела Маркина до момента встречи с Мкртчяном в ночном ресторане на Патриарших прудах. Оба господина вошли в ресторан и уединились в отдельном кабинете. О чем шла речь, узнать не удалось. Также неизвестно, когда гости покинули ресторан. Маркин к своему «мерседесу» не вышел, и машина простояла у входа всю ночь. Через главный вход ни Маркин, ни Мкртчян не выходили, возможно, покинули заведение через служебный ход. Когда — тоже неизвестно.
   Грязнов приказал наблюдение за машиной не снимать, однако ничего нового узнать так и не удалось. Машина до сих пор стоит без хозяина.
   Когда прошли вторые сутки, Грязнов позвонил племяннику. Денис тут же подключил Кротова. Алексей Петрович задействовал свои связи и выяснил, что Маркин и на работе у себя не появлялся. Правда, вроде бы был от него звонок: приболел, просил не беспокоиться. Не отзывались на телефонные звонки ни городская квартира референта советника президента, ни его загородный дом. Полное молчание. И это уже становилось как минимум интересным.
   Похоже, что исчез. Жареное почуял?
   Ни в какую болезнь Грязнов не поверил. Пожалуй, единственным человеком, который мог бы пролить свет на эту историю, был полковник Довбня. Он днями встречался с Маркиным, потом позвонил Турецкому и передал свой разговор в машине. Александр Борисович тогда же перезвонил Грязнову и попросил установить за Маркиным наблюдение, уж очень не понравилось ему и настроение, и реакция Игоря Леонидовича на информацию, которую полковник выложил Маркину. С одной стороны, сам Довбня как бы получил угрожающее предупреждение со стороны референта, а с другой, и сам Маркин мог предпринять попытку слинять, почуяв интерес со стороны Генеральной прокуратуры к своей персоне.
   А затем эта скоропалительная встреча Маркина с Малютой и его исчезновение. Варианты просматривались следующие.
   Маркин, разочаровавшись в Довбне, делает попытку убрать его, но, разумеется, не своими руками, а с помощью боевиков Малюты.
   Маркин встречается с Малютой и сам попадает в ловушку.
   Наконец, Маркин прибегает к помощи Малюты, чтобы быстро и безопасно покинуть пределы России. Или же где-то затаиться до поры до времени, чтобы из безопасного места понаблюдать за дальнейшим развитием событий.
   В любой из трех ситуаций только Довбня мог бы, не вызывая ни у кого подозрений, поинтересоваться местонахождением господина референта, ибо их связывали свои дела.
   Включился Сева Голованов. Позвонил Тимофею Поликарповичу, поинтересовался, как жизнь. Услышал его озабоченный голос и спросил, что случилось. Полковник посетовал, что никак не может дозвониться до Александра Борисовича. Сева, естественно, захотел узнать, какая возникла нужда к «важняку». Довбня начал что-то мямлить, словно ему кто-то помешал продолжить разговор. Сева понял и предложил немедленно встретиться. Полковник отвечал сухо и односложно: «Да… Неизвестно пока… Надо подумать…»
   — Тебе кто-то мешает, Тимофей?
   — Да… да, конечно…
   — Выйди в ГУМ, на третью линию, а мы проследим, чтобы у тебя не было «хвоста». Мы там будем минут через двадцать.
   — Да, разумеется. Я сделаю, как вы приказываете…
   Голованов доложил Денису Андреевичу, тот сразу же перезвонил дядьке и получил добро. Только просил не переусердствовать с возможным топтуном.
   Жаль, не было рядом Володьки Демидова. Демидыч в это время исполнял особую миссию в спорткомплексе «Мужество», что расположился в паре десятков километров от Московской кольцевой по Ярославскому шоссе.
   Поэтому Денис включил все наличные силы. Помимо него самого в ГУМ выехали Кротов и Голованов с Агеевым.
   — Так что будем делать? — спросил неугомонный Филя, когда группа заняла исходные места.
   — Убивать никого не будем, — прогудел Сева, — разве что пару оплеух… Действуем как обычно.
   Алексей Петрович отправился определять «хвост», Сева с Филей приготовились его отсечь, ну а Денис должен был увести полковника через вторую дверь в секции мужской одежды прямо к машине, припаркованной в Ветошном переулке.
   «Хвост», разумеется, был. Вслед за Довбней, вышедшим из Спасских ворот, появился типичный «Николай Николаевич» — неприметный, незапоминающийся, который, постояв и пощурившись на солнце, спокойненько двинул вслед за полковником, пересекавшим Красную площадь по диагонали, чтобы войти в ГУМ со стороны церкви Казанской Божьей Матери.
   Кротов это дело усек и сообщил Севе по мобильнику.
   Ближе к ГУМу топтун стал догонять Довбню, боясь потерять его в толпе.
   Сева пошел между полковником и «хвостом». Ловкий Филя быстро пристроился к Голованову, изображая карманника.
   Довбня вошел в двери ГУМа. «Хвост» кинулся за ним, но дорогу ему неожиданно преградило «происшествие». Голованов крепко ухватил Филю за руку и стал орать, что тот его обчистил. Филя вырывался, вертелся ужом. Нечаянно задел ногой огибавшего их в спешке «Николай Николаича», и тот, споткнувшись, растянулся на асфальте. Вроде и драки не было. Филя, естественно, вырвался и убежал в ГУМ, где его теперь ищи-свищи. Голованов растерянно базарил, что у него кошелек свистнули. Призывал в свидетели с трудом поднимавшегося — видать, сильно приложился все-таки! — «Николай Николаича», но тот лишь растерянно озирался и никак не мог понять, чего от него требует этот ротозей-верзила. Наконец ему удалось освободиться и он, хромая, поплелся в ГУМ, уже без всякой надежды отыскать своего клиента.
   А полковник в это время уже успел уединиться с Денисом в джипе с затемненными стеклами.
   — Александр Борисович сейчас на совещании у зама генерального прокурора. Он просил начальника МУРа Грязнова, моего родного дядюшку кстати, не спускать с вас глаз. А ваш «хвост», Тимофей Поликарпович, мы только что отрезали. Так что можете спокойно объяснить мне, что у вас случилось. Какие возникли проблемы?
   — А чем вызвано такое решение — следить за мной?
   — Исчез Маркин. Машина стоит возле ресторана, куда он поехал на встречу с Багратом Мкртчяном, и пропал, пошел третий день. Позвонил на службу, в Кремль, сказал, что приболел, и тишина.
   — Вот в чем дело-о! — протянул Довбня. — А мне давеча звонил сам Малюта…
   — Он часто вам звонит?
   — Да вы что! За все время, может, два-три раза… И сказал, что хочет сегодня непременно встретиться со мной. Просил прибыть к восьми вечера к нему в особняк, в Жостово. Я спросил: какова цель беседы, а он ответил, что я все узнаю на месте. Но очень важно. Звонок был утром, а я весь день пробую дозвониться до Турецкого. О Головаче как-то не подумал. Спасибо, он сам позвонил.
   — Какие у вас мысли на этот счет?
   — Да какие!.. Если Маркин исчез, то он наверняка перед побегом успел капнуть на меня Малюте. А у того, знаете ли, обычно разговор короткий. «Садысь, дарагой! Кюшай, дарагой! Скажи, за что ти меня ны любишь?» А в глазах приговор. Но я его не боюсь. Я теперь вообще не склонен чего-то бояться, молодой человек. Так что охранять меня не стоит. Скажите так вашему дядюшке. Я знаком с ним, но шапочно. Говорят, порядочный человек.
   — Значит, так, Тимофей Поликарпович, — не шибко церемонясь, перебил его Денис. — Решения о вашей охране отменять не будем. Не мы его принимали. Это, насколько мне известно, требование заместителя генпрокурора Меркулова. Значит, мы просто обязаны обеспечить. Теперь, что вам следует знать. У вас в этой поездке будет прикрытие. И Голованов, и Филипп Агеев вам хорошо известны. Они, кстати, только что разобрались с вашим «хвостом». Не догадываетесь, откуда он может расти?
   — Наверняка от того же Малюты.
   — Он следом за вами из Кремля вышел.
   — Да-а? Как же это я не заметил?
   — Это теперь неважно, но имейте в виду. Итак, Филипп и Всеволод будут стараться сегодня быть как можно ближе к вам. Но вы их не знаете, ясно?
   — В смысле?
   — Вы же сами опытный разведчик! И еще. В «Мужестве», что на Ярославке, сейчас активно работает известный вам Демидыч. Тоже, если случится, постарайтесь не обращать на него внимания. Он уже оповещен на всякий случай. Перезванивать Малюте не станете?
   — Нет, у нас уже твердая договоренность.
   — А как у него там с охраной?
   — Ей-богу, не знаю.
   — Вы что же, в первый раз едете туда?
   — Раньше не был удостоен, — с иронией ответил полковник. — Предложено прибыть одному и не на служебной машине, а на своей.
   — Все это очень неприятно. Но посмотрим. Куда вас отвезти?
   — Сейчас уже можно домой. Я оттуда поеду…
   …Филя испытывал непонятное беспокойство. Ему не нравилось, что полковник Довбня въехал в ворота усадьбы Малюты, ушел в дом и вот уже второй час о нем ни слуху ни духу. А ведь Вячеслав Иванович строго-настрого предупреждал не отставать от Тимофея ни на шаг. Но ведь и в особняк этого Малюты не попрешь. Значит, оставалось ждать.
   И охрана сразу не понравилась Филе. Мордовороты с явной военной выправкой имели в кобурах на широких поясах не соленые огурцы и не бутерброды. Хотя оружие им было без надобности, вероятно, они твердо рассчитывали на свои физические возможности.
   — Не по душе мне все это, Сева, — морщился Агеев.
   Джип, на котором они приехали следом за полковником, стоял немного в стороне, и расценить его присутствие у въезда в коттеджный поселок можно было и как чью-то охрану, и просто как случайный автомобиль, приткнувшийся к обочине.
   Согласно договоренности, полковник Севу с Филей не знал, но они всегда могли выдать себя за его «хвост», навязанный, к примеру, службой безопасности президента. Словом, раскрыться у них всегда была возможность, случился бы повод.
   — Мне тоже не нравится, — кивнул Сева, внимательно наблюдавший за воротами, перед которыми расхаживали бравые парни в черной форме со всяческими прибамбасами в виде желтых нашивок, странных погончиков и многочисленных оттопыренных карманов на брюках и куртках.
   — Поговорить бы… — неуверенно предложил Филя.
   — Попробуй. Только без шума.
   — А если второй вариант?
   — А я о чем?
   — Тогда я пошел, — решительно сказал Филя и выбрался из джипа.
   Не спеша пошел он навстречу охраннику, который выше его на две головы и вдвое же шире в плечах. Охранник остановился, вытащил сигареты, закурил, глядя на приближающегося паренька.
   — Тебе чего? — спросил неласково. — Тут ваши не пляшут.
   — Извини, командир, — несколько даже просительно начал Филя. — Такое, понимаешь, дело… С утра не жрамши, а ему один хрен. Поди, гуляет вовсю. Ты не в курсе?
   — Че те тут надо? — Охранник обернулся к своему напарнику и сделал рукой непонятный жест: проходи, мол.
   — Во! — обрадовался Филя. — А я чего говорю! Он там, может, гудит уже, а мы, как курвы какие, на стреме! Ты бы глянул пошел, долго он еще будет прохлаждаться, а, командир?
   — Ты про кого? — ни черта, видно, не понял охранник. — Леха! — крикнул напарнику. — Иди разберись с пацаном, чего ему тут надо!
   — Дай ему по шее, — посоветовал Леха и пошел в другую сторону, вдоль высокой краснокирпичной ограды.
   — Слыхал? — лениво заметил охранник. — Вали, а то схлопочешь.
   — Закурить-то хоть дай, — обиженно попросил Филя.
   — Перебьешься, — бросил охранник и допустил ошибку: позволил Филе приблизиться на расстояние протянутой руки.
   Через мгновение, утробно икнув, охранник волочил длинными вытянутыми ногами по земле, потому что Филя ловко затащил его в кустарник.
   На свою беду, вернулся второй охранник — Леха. Не увидев напарника, спросил Филю:
   — А где Колюня?
   — Посмотреть пошел, — спокойно ответил Филя, приглаживая русые волосы на затылке. — Я попросил узнать, долго ли еще ожидать полковника, вот он и пошел.
   — А ну-ка отойди от ворот! — рявкнул заподозривший неладное Леха. Он выхватил из кармана куртки сотовик, но жесткая рука Севы, в одно мгновение оказавшегося сзади, резко завернула его кисть вместе с телефоном за спину.
   — И этот охранник рухнул как подкошенный, но крикнуть все же успел:
   — Ё-о-о!
   Сева сел на него верхом и закрыл рот ладонью.
   — Не надо шуметь, сынок, — сказал ласково. — Ты мне лучше ответь, тут у вас запасные выезды имеются?
   Леха дернулся, пытаясь вырваться, но Сева прижал большой палец у него под скулой и сразу утихомирил.
   — Говори быстро, времени у тебя мало, — посоветовал еще раз.
   — Е…есть, — прохрипел Леха.
   — Машинка тарахтит, — сказал приблизившийся Филя.
   — Куда поехали? — спросил Сева.
   Леха мычал и мотал головой.
   — Ухо у тебя хорошее, — заметил вдруг Сева. — Дай-ка ножичек! обернулся к Филе.
   Агеев достал финку, протянул Голованову.
   — Ну что, Леха, не жалко уха?
   — В комплекс, — сдавленно проговорил он.
   — Это «Мужество», что ль? А на хрена его туда повезли? — вмешался Филя.
   — Я почем знаю?!
   — Логично, Леха, ты можешь не знать. Тогда и нам не мешай. Много вас там, за забором-то?
   — Смена.
   — Это сколько? — спросил Голованов.
   — Пятеро.
   — Значит, останется трое, — заключил Сева и коротким ударом ладони отрубил Леху.
   Вдвоем они перенесли второго охранника в те же кусты, где мирно почивал первый, сцепили их же наручниками и залепили рты скотчем. На случай, если очнутся раньше положенного. Стали думать, что делать дальше.
   — Звони директору. — Так Филя называл Дениса Андреевича.
   — Пусть свяжется с Демидычем. Да и комплекс штурмовать нам не шибко сподручно, вдвоем-то…
   Спортивный комплекс «Мужество», расположенный в Пушкинском районе Подмосковья, занимал порядочную территорию, на которой стояло большое трехэтажное здание и несколько жилых домиков для обслуги.
   Баграт Суренович принимал своих гостей как раз в одном из этих домиков — на две комнаты, с кухонькой и прихожей. Отделано помещение было со вкусом — ковры, хрусталь в буфете, мягкие кресла и низкий круглый столик. В соседней комнате — широченная тахта, покрытая пушистым ковром, для отдыха. Баграт чувствовал себя здесь как дома. Да это, собственно, и был его второй дом, и даже главный. Две сотни «спортсменов» охраняли его круглосуточно. А в тайных подвалах содержалось оружие, которого было достаточно, чтобы порядочное время сдерживать натиск ОМОНа, а возможно, и спецназа. «Спортсмены» здесь с успехом совершенствовали свою квалификацию.
   Разговор, возникший еще в жостовском особняке, где стороны поначалу сыпали обвинения друг против друга, принял более жесткие формы. Стравив Маркина с Довбней, Баграт с видом третейского судьи, проявляющего особую мудрость, лишь кивал, изредка бросая реплики в адрес то одного, то другого, а на самом деле и сам пытался понять, что из выплескиваемого правда, а что — ложь для самозащиты.
   Довбня, стараясь выглядеть честным служакой, исподволь подведенным под монастырь хитрозадым чинушей, сыпал обвинениями в адрес Маркина, который, по его твердому теперь уже убеждению, постоянно обводит вокруг пальца всех и вся, плетя бесконечные интриги — где щедрыми на первый взгляд подачками, а где дальнейшими угрозами разоблачения.
   Маркин же утверждал, что творил вокруг себя только добро, а наветы Довбни объяснял тем, что полковник, по всей видимости, продался прокуратуре и ментовке с потрохами.
   Баграту уже стали надоедать эти бесконечные препирательства. Его заботило другое. Он видел: если Маркина возьмут, а дело уже шло к тому семимильными шагами, он запоет. Как, вероятно, будет петь и Комар, которого со дня на день могут доставить из Греции в родимое Лефортово. Правда, Григорий Степанович Коновалов, пользуясь своими связями в одной из президентских структур, которая подчинялась и президенту и ФСБ и называлась подразделением «С», успокаивал Баграта, уверяя его, что до России Комару долететь не дадут. И вообще, есть определенные подвижки в том направлении, что дело Гохрана заберут из Генеральной прокуратуры и передадут в этот самый отдел. Где оно должно быть попросту утоплено. Никто из администрации не хотел подставлять президента, который нередко принимал жесткие решения по собственному вдохновению. И естественно, после настойчивых подсказок самых близких ему людей. Но президенту опять стало нехорошо, как обычно в последние месяцы, и он возлежит в ЦКБ, а решения принимаются как раз теми лицами, которым вовсе не хотелось бы светиться.
   Знал Баграт, что десять миллионов долларов, поступивших на счет Отца, гонорар за операцию с фирмой «Голден», есть лишь малая толика того, на чем крепко нагрели руки высшие государственные чиновники. Маркин в этом ряду настойчиво представлялся нищим, обманутым партнерами, обиженным и обвиняемым совершенно напрасно. Отчасти это было так, и это знал Баграт. Но лишь отчасти. Не уважал Малюта «хорька», как иногда называли Игоря Леонидовича за глаза — и нрав пронырливый, и взгляд постоянно голодный какой-то, и аппетит зверский, и характер подлый, ну точно хорек. И этот «хорек», когда здорово припечет ему задницу, непременно заложит всех своих подельников. И суммы перечислит. Те же десять «лимонов» — сумма не бог весть какая, но ее место в общаке, а не на личном счете Григория Степановича. Прослышит кто — быть крутому скандалу!..