— И долго вы прожили в Штатах? — поинтересовался Грязнов.
   — Больше двух лет.
   — Понравилось?
   — Очень.
   — Тогда, если не возражаете, Нелли, вернемся к началу нашей беседы. Почему у вас возникли тяжелые предчувствия относительно дяди Левона?
   — Вы английский знаете? — в свою очередь спросила девушка.
   — К сожалению… — печально сказал Грязнов и отрицательно покачал головой. — Мне, милая моя, больше приходится «по фене ботать».
   — Это что-то блатное?
   — Вот именно… Такая уж работа.
   Нелли вышла в другую комнату и принесла красочный журнал на английском. На обложке красовалась уже известная Грязнову диадема.
   — На восемнадцатой странице… — вздохнула девушка.
   Грязнов полистал и увидел фотографию на целую журнальную полосу: на зеленой траве аккуратно подстриженного газона лежал убитый господин. На вопросительный взгляд Грязнова Нелли ответила:
   — Это мистер Леонард Дондероу. Исполнительный директор той фирмы, которую основали мои дяди. Вот вам и ответ на ваш вопрос.
   — Вы не могли бы хоть вкратце пересказать мне содержание статьи?
   — А вы возьмите этот журнал с собой, переводчики, надеюсь, найдутся…
   — Спасибо, но хотелось бы сейчас… Вдруг вопросы возникнут, на которые сможете ответить только вы?
   — Речь идет, — неохотно начала девушка, — о залоге драгоценностей из России на сумму более двухсот миллионов долларов. Этот залог отправлен в Штаты правительством России в качестве гарантии за крупную валютную инвестицию из американского банка. Однако в банковские сейфы драгоценности так и не были доставлены. А договор в Москве подписывал именно мистер Дондероу. Если коротко…
   — А где вы живете в Америке? В Нью-Йорке?
   — Да, на Семьдесят второй стрит. В Верхнем Ист-Сайде. Правда, сейчас квартира пустует — мы переселились в виллу на Манхэттен-Бич.
   — Давно?
   — Месяца три назад.
   — А этот мистер Дондероу бывал у вас там?
   — А как же!
   — Хороший человек? Как на ваш взгляд?
   — Что значит — хороший? Такого понятия у нас, в Штатах, нет. Он был человеком дела. Говорят, подавал надежды как финансист.
   — А сколько вам лет, Нелли? Не смущайтесь, я не хочу вас ставить в неловкое положение дамы, скрывающей свой возраст, — с улыбкой заметил Грязнов.
   — И не думаю. Двадцать, но какое это имеет отношение?..
   — Я подумал, меньше. Оказывается, вы совсем взрослый человек. Теперь мне понятно, почему вы так быстро акклиматизировались в Америке и усвоили их нравы.
   — Вы забываете, что я изучаю юриспруденцию!
   — Тогда вопрос будущему юристу, — улыбнулся Грязнов. — Что, неладно было в королевстве под вывеской «Голден»? Нечисто?
   — Да уж какая чистота, если убивают директора?!
   — Не только. Еще и одного из основателей королевства — Левона Аракеляна. А Жорж Вартанович так и не появился в Москве? Я имею в виду — на похоронах вашей бабушки Софьи Ираклиевны?
   — Он остался в Штатах.
   — Странно, не правда ли? Не прилетел, чтобы отдать свой последний сыновний долг… Скрывается, не так ли?
   — От вас, что ли?
   Грязнов помолчал, поигрывая бровями, словно прикидывая ответ.
   — Если не прилетел в такой час, значит, опасается российских властей. В том числе и меня. Мы с ним, кстати, давно знакомы, Нелли. Это просто так, к вашему сведению.
   Но девушка вспыхнула, будто Грязнов в чем-то хотел уличить ее.
   — Не знаю… В конце концов, у дяди Жоржа своя жизнь, а у меня своя… Но ведь дядя Левон прилетел же! — Она с вызовом посмотрела на генерала.
   — Верно. Но с чужим паспортом.
   Нелли опустила голову, избегая прямого взгляда Грязнова.
   — Впрочем, лично к вам какое это может иметь отношение?
   — Где его убили, Вячеслав Иванович? — ушла от ответа девушка.
   — В гостинице «Метрополь». Теперь это крупнейший международный отель со многими звездочками. Безумно дорогой… А кстати, почему вы сами не могли туда ему позвонить? Сидели и ждали его звонка? Зачем же такая конспирация?
   — Я только что от вас узнала, где он жил…
   Грязнов взглянул ей в глаза и понял, что она говорит правду. И тогда он поднялся.
   — Ну спасибо вам, милая моя, за хороший кофе и разговор.
   — А мне-то теперь что делать, Вячеслав Иванович? — с тревогой спросила она.
   — Снова, я так понимаю, думать о похоронах. Искренне сочувствую. Бабушка… дядя…
   — Я думаю, дядя Жорж может выслать самолет…
   — Он так богат?
   — Ну… не беден. Даже по тем масштабам.
   — Наверно, он и должен сам решить, где лежать его брату. Посоветуйтесь.
   — Я могу позвонить ему.
   — Прекрасная мысль! И у меня тогда будет маленькая просьба: если он сам возьмет трубку, включите, пожалуйста, громкую связь. Может быть, и я смогу дать вам полезный совет. Не затруднит?
   — О чем речь!
   После нескольких неудачных наборов наконец удалось соединиться. Трубку поднял Жорж Вартанович. Нелли нажала соответствующую кнопку на аппарате, и в комнате зазвучал густой мужской голос с явным уже иностранным акцентом.
   — Здравствуй, моя дорогая девочка! Ты хочешь сообщить мне о смерти Левона?
   — Да. Но вижу, что опоздала.
   — Слушай меня очень внимательно, Нелли! Сразу, как положишь трубку, немедленно бери такси и мчись в аэропорт. Билет бери на самый ближайший рейс! Ты меня внимательно слушаешь? Тебя встретят. В самолете вызовешь стюарда и дашь ему мой телефон. А дальше он будет знать, что делать, поняла?
   — А как зовут стюарда?
   — Какая разница! Любого вызовешь. Я всех предупрежу! Мне тут же сообщат номер твоего рейса. Все тебе ясно?
   — Да ясно, только… — Нелли посмотрела на Грязнова. — А если меня не отпустят?
   — Откуда звонишь?
   — Из дома.
   — Ты не одна? — догадался Жорж.
   — Дайте, пожалуйста, мне трубочку, Нелли, — сказал Грязнов, протягивая руку. — Здравствуй, Жоржик!
   Возникла пауза. Наконец Америка прорезалась:
   — Что-то голосок больно знакомый!
   — А ты пошевели мозгами, подумай, вспомни пятидесятые… шестидесятые… ну? Никак?
   — Батюшки мои!.. Неужели Вячеслав Иванович самолично?!
   — Ну!
   — Тогда здравия желаю, господин генерал! — словно обрадовался Жорж.
   — Смотри-ка, и это тебе известно? — засмеялся Грязнов.
   — Ну все! — выдохнул бархатный голос. — Теперь я за Нелли абсолютно спокоен.
   — Слышь, Жоржик, она мне сказала, что ты за Левоном можешь самолет выслать?
   — Да зачем теперь самолет? Пусть Левона похоронят в Москве, на Армянском, рядом с папой и мамой. И ни о чем не надо беспокоиться, я тут распоряжусь. А к тебе, Вячеслав Иванович, по старой памяти просьба: отвези Нелли в аэропорт, а? Сам, прошу! Прямо сейчас, немедленно! Вечно благодарить буду!
   — А если Нелли захочет попрощаться с родным дядей?
   — Никаких прощаний! Я умоляю, Вячеслав Иванович!
   Грязнов взглянул на девушку, и та решительно забрала у него трубку.
   — Я прилечу после похорон, дядя, — безапелляционным тоном заявила она.
   Вероятно, Жорж Вартанович уже знал характер племянницы. Он лишь тяжко вздохнул и сказал:
   — Хорошо, пусть сразу после похорон. Я жду звонка.
   Нелли положила трубку и задумчиво уставилась в окно.
   — Ну что зажурылась, дивчина? Как сказала бы моя бывшая начальница… — улыбнулся Грязнов.
   — Мне страшно, — созналась Нелли.
   — Я тоже думаю, что оставаться тебе одной в этой квартире не следует. Что ж, поехали!
   — Куда?
   — А что я могу предложить? Самое безопасное место у меня дома. Не стеснишь. Комнат много, живу один.
   Грязнов ожидал любой реакции, но девушка поднялась и просто сказала:
   — Поехали.
   — Только… я не уверен, что у меня в холодильнике что-нибудь для тебя найдется.
   — Это не проблема, — устало ответила Нелли и пошла на кухню. Открыла битком забитый провизией и бутылками холодильник, сказала, словно оправдываясь: — После поминок бабушки осталось.
   — Ты много не набирай, — заметил Грязнов, увидев, что девушка собирается наполнять содержимым холодильника большой картонный ящик. Возьми, чтоб самой пообедать, поужинать. Я-то на работе…
   — Все равно никому не нужно, — вяло возразила она.
   — Ну почему же! Поминать-то дядю наверняка придут!
   — Вы думаете? — удивилась она.
   — Обязательно придут. И уверяю — народу будет немало.
   — Друзья?
   — И друзья тоже… — отводя взгляд, сказал Грязнов.
   — Вот уж не думала…
   Вернувшись на Петровку, Грязнов обнаружил на своем столе протоколы осмотра места происшествия и осмотра трупа, а также рапорт майора Самохина.
   Убийство, по мнению, судмедэксперта, произошло примерно в час тридцать ночи. В том, что убит именно Левон Вартанович Аракелян, уже никаких сомнений не было. Об этом свидетельствовали отсутствие мизинца на левой ноге, наколки на теле и заключение криминалиста.
   А из рапорта Самохина Грязнов узнал, что из двадцати восьми восточных граждан, проживавших в «Метрополе», четверо — из Арабских Эмиратов, утренним рейсом вылетели в Париж.
   Грязнов позвонил Самохину и спросил, где Золушка.
   — Ищем, — ответил Николай.
   — Ну-ну, — буркнул недовольно Грязнов, — ищите поскорее!
   И положил трубку, но тут же снял, потому что услышал зуммер.
   — Привет! — раздался бодрый голос Турецкого.
   — Здорово, — без всякого оптимизма ответил Грязнов.
   — Где пропадал целый день?
   — Дела-делишки…
   — Начальник должен сидеть в кабинете и руководить, а не бегать, высунув язык.
   — Еще что скажешь?
   — Надеюсь на встречу в восемь у Меркулова.
   — Ах вон оно что! Значит, нагрузили?
   — А то!.. Но твои лавры мне не нужны, мой генерал! Таков приказ.
   — Ну раз приказ, значит, буду в восемь…
   Затем Вячеслав Иванович занялся текучкой и без четверти восемь выехал на Большую Дмитровку.
   В кабинете заместителя генерального прокурора собрались кроме самого хозяина Грязнов, Турецкий, Денис и Алексей Петрович Кротов.
   С объяснения причины присутствия двух последних на ответственном совещании и начал свое сообщение Константин Дмитриевич.
   Он напомнил, что дело об исчезновении ценностей Гохрана, вывезенных за границу в качестве залога для валютных поступлений в Россию, уже имеет свою историю. Еще, что называется, по горячим следам оно было возбуждено Московской городской прокуратурой. Занималось им следственное управление ГУВД Москвы. Затем дело по указанию свыше было передано в ФСБ, где, как и следовало ожидать, благополучно заглохло. Впрочем, какие-то оперативно-следственные мероприятия, по утверждению руководства федеральной службы, проводились, а к расследованию были привлечены некоторые бывшие сотрудники службы, в том числе и Алексей Петрович Кротов, хорошо знавший в прошлом Аракелянов, дело, словно по чьей-то злой воле, с места не сдвигалось. Становилось ясно, что в раскрытии преступления совсем не заинтересованы некоторые лица из верхнего эшелона власти, а спецслужбы собственной активности проявлять не собираются. И больше того, могут всеми силами, которых немало, препятствовать установлению истины.
   Вот это последнее соображение Меркулова и подвигло его начать, по сути, новое расследование, которое должен был возглавить Александр Борисович Турецкий. Верный человек из ФСБ, с которым удалось предварительно переговорить Меркулову, обещал ему по крайней мере не чинить препятствия в этом вопросе. А для оперативной работы Константин Дмитриевич предложил привлечь «Глорию» — в помощь Турецкому. Проблема оплаты работы сыщиков была важной, но в настоящий момент не главной: и у Меркулова и у Грязнова-старшего имелись на этот счет свои соображения.
   Итак, Константин Дмитриевич выдал общую информацию, которую дополнил фактурой Грязнов-старший, Турецкий и отчасти Кротов. Грязнов-младший внимательно слушал и кое-что помечал в своем блокноте, из чего Александр Борисович сделал вывод, что Костя провел с Денисом определенную работу. Ознакомились также и с текстом в журнале, переданном Грязнову Нелли Гаспарян. Содержание статьи присутствующим бегло перевел Денис. И теперь следовало подводить первые итоги, принимать какое-то определенное решение.
   — Если предположить, что Левона Аракеляна прикончили граждане Арабских Эмиратов, которые нынче утром улетели в Париж, то дело об убийстве превращается в большого «глухаря», — сказал Меркулов.
   — Но у тебя, кажется, иное мнение, Алексей Петрович?
   — Я лишь напомню, о чем говорил: облапошен, по моим предположениям, один из шейхов — человек сказочно богатый, но при этом упрямый и жестокий. Типичный восточный деспот.
   — Ну а что мы можем ему инкриминировать? Не пойман — не вор. А если убили Аракеляна наемники шейха, где мы их будем ловить? В Париже, Нью-Йорке или Эмиратах?
   — В Нью-Йорке, — твердо сказал Кротов.
   — Почему?
   — Потому что пока еще жив Жорж Аракелян. И я не уверен, что месть данного деспота не распространится на всех Аракелянов, вплоть до седьмого колена.
   — Ни фига себе! — даже присвистнул Турецкий и с улыбкой посмотрел на Меркулова. — Значит, остановить зарвавшегося шейха возможно только где-то в районе Бродвея? В смысле изловить его киллеров! Ну что ж, я, пожалуй бы, не возражал снова прошвырнуться в Штаты.
   — Перебьешься, — с приличной долей сарказма остановил его Меркулов. Тебе пока тут колупаться. На матушке-Родине. Алексей Петрович, — повернулся он к Кротову, — ты вот давеча Саймона Нэта, приятеля своего, упоминал. Как он, на твой взгляд? Станет нам помогать? На определенных условиях, разумеется.
   — С Саймоном у меня лично достаточно доверительные, если можно так выразиться, отношения. Не исключаю, Константин Дмитриевич. Надо подумать, как это все проделать… оформить.
   — Ты чего, Костя, хочешь привлечь еще и ФБР к розыску убийц? удивился Турецкий.
   — Да не гони ты! — поморщился Меркулов. — Выслушай сперва до конца! Что за манера перебивать старших!
   Все заулыбались, пряча при этом улыбки. А Турецкий шутливо поднял руки: сдаюсь, мол!
   — Так-то оно лучше, — буркнул Меркулов и заговорил серьезно: — Мы ведь сейчас, по сути, обсуждаем два дела. Одно — это убийство американского гражданина. А второе — вопрос о необходимости розыска и возвращения в Гохран вывезенных оттуда ценностей. Получается так, что оба дела тесно связаны между собой. Но они не однозначны. В одном случае речь идет об убийстве, пусть и необычном, а в другом — о международном престиже государства. Поскольку, как явствует из публикации, дело о драгоценностях получило огласку. Так вот, во втором случае — тут я хочу еще посоветоваться с компетентными товарищами — мы, думаю, могли бы рассчитывать на серьезную помощь со стороны наших финансовых органов, крайне заинтересованных в возвращении похищенных, по существу, национальных ценностей на родину. А что касается убийства, то…
   — Позволь, Костя… — вмешался Вячеслав Грязнов.
   — Прошу.
   — Как вы уже изволили слышать, господа, — выспренне начал генерал Грязнов, — убийство Левона явилось шоком для его брата-близнеца. Хотя они не могли не знать или не догадываться, чем история с фальшивкой может для них закончиться. Волнения на этот счет Нелли Гаспарян, предчувствовавшей, по ее словам, беду, лично у меня не вызывают двоякого толкования. Наш краткий телефонный разговор с Жоржем показал мне также, что за безопасность племянницы и свою собственную он будет готов заплатить. Человек он достаточно богатый, или, как заметила Нелли, по американским меркам — не бедный. Я имею в виду прежде всего нейтрализацию убийц. Разумеется, как человек ответственный, но и скупой, я имею и некоторые свои средства для проведения всякого рода спецопераций. Но их у меня немного, говорю честно. Хотя для начала может быть и достаточно. Я к чему? Если тебе, Костя, удастся вышибить какую-то толику да я переговорю с Нелли и ее дядей по поводу розыска за рубежом скрывшихся убийц Левона, на что нашему частному сыску потребуются определенные средства, — Грязнов-старший кивнул на Грязнова-младшего, — то, полагаю, они не будут стеснены в своих возможностях. А официальную сторону вопроса придется тебе, Костя, взвалить на свои плечи. Тут, как ни крути, уровень должен быть соблюден. Да и дипломатия по твоей части.
   — Я думаю, что Вячеслав прав, — сказал Меркулов после минутного раздумья. — Надо использовать все необходимые каналы, чтобы развязать Денису и его сотрудникам руки. Да вот, кстати, а чем в данный момент занимаются твои «русские волки», Денис?
   И снова все заулыбались. Дело в том, что Костя вспомнил уже порядочное время назад вышедшее из употребления прозвище оперативников агентства «Глория» — Голованова, Демидова, Щербака, Агеева, которое парни заслужили еще в годы афганской войны, а затем с ним же прошли и первую чеченскую.
   Вообще-то, как известно, на Кавказе «волков» хватало, начиная с их изображений на дудаевских знаменах. Но «русские волки» были вне конкуренции. За голову любого из них чеченцы обещали до пятисот тысяч баксов. А ведь это и была-то всего лишь разведрота. Правда, специального назначения.
   — Мужики в полном порядке, — ответил Денис, искоса поглядев на Кротова. — А сложности — они исключительно финансового порядка. Сейчас не сезон слежки за блудливыми женами по заказу ревнивых мужей, богатенькие буратины в отпусках — на теплых морях и океанах. Есть работка по мелочам, но она не отнимает много времени. Так что мы готовы соответствовать, дядя Костя, — совсем уже по-домашнему закончил Денис, вызвав ответные улыбки.
   — Прекрасно! А спросил я про твоих сотрудников вот по какой причине. Сейчас объясню… Извини, Алексей Петрович, — снова повернулся Меркулов к Кротову, — ты предположил, что настоящая диадема, то есть подлинник, может оказаться в кармане господина Боярова. Я не ошибаюсь?
   — Чтобы быть более точным, скажу так: она может лежать в кармане любого миллиардера, как здесь, так и за рубежом.
   — А супруга господина Боярова, Елена Юрьевна, значит, по прямой от тех самых графьев Демидовых? Это достоверно?
   — Абсолютно.
   — Когда Саня, — Меркулов кивнул на Турецкого, — информировал меня о беседе с тобой, я попросил кое-кого навести некоторые справочки. И вот что выяснилось. Госпожа Боярова — особа весьма экстравагантная. Будучи прекрасным хирургом, она побывала и в Афгане, и в Чечне. А теперь, по непроверенным данным, вроде бы собирается в Таджикистан, в наши воинские соединения. Ты знаешь об этом, Алексей Петрович?
   Кротов отрицательно помотал головой.
   — В первый раз вижу, чтоб ты чего-то не знал! — рассмеялся Турецкий.
   — Я действительно не знаю, едет ли она в Таджикистан.
   — Ах, только это! — разочарованно протянул Турецкий, развеселив товарищей.
   — Дама она и в самом деле экстравагантная, тут Константин Дмитриевич пользуется абсолютно проверенными источниками. А что касается «волков» — вы ведь это хотели уточнить, Константин Дмитриевич? — то она не только слышала о них еще в Афгане, но и видела. Она оперировала Всеволода Голованова. Правда, было это уже в Чечне.
   — Значит, думаешь, не забыла?
   — Не думаю, а уверен, что нет.
   — Тогда, господа сыщики, принимаем такое решение: поиск диадемы, как ключа, который откроет нам тайну остальных похищенных сокровищ, начинаем со знакомства с потомственной дворянкой Еленой Юрьевной Бояровой, в девичестве Демидовой… А тебе, Саня, предоставляется шикарная возможность припомнить свои прежние журналистские связи и организовать в прессе утечку, касаемую драгоценностей Гохрана. Кое-что по господину Боярову тут у меня найдется. Меркулов хлопнул ладонью по желтому пакету, в каком обычно держат фотографии. — Желательно, чтобы уже завтра заинтересованные лица прочитали суть того, что нам здесь переводил Денис.
   — Открываем боевые действия? — ухмыльнулся Турецкий.
   — Подталкиваем… Но источник информации не разглашаем.
   — «Метрополь» задействуем?
   — А как же! Но шейха пока оставляем тоже при себе. В общем, что я тебе объясняю? Ты же сам работал в газете, знаешь, что можно, а что пока не нужно говорить. Так у тебя найдется надежный человек?
   — Можешь не сомневаться.
   — А я и не сомневаюсь, — улыбнулся и Костя. — Мне важно уже завтра иметь газетный материал.
   — Работа над утренними выпусками, Костя, — Турецкий постучал пальцем по своим наручным часам, — уже закончена. Завтрашние газеты развозятся по точкам.
   — Вот я и говорю: очень хорошо. Значит, завтра, в это же время кое-кто сможет прочитать свежий материал. Езжай работай, у тебя целая ночь впереди! И возбуждай уголовное дело.
   Турецкий лишь покачал головой и с наигранным отчаяньем махнул рукой, вызвав смех всех присутствующих…
   В обществе Елену Юрьевну знали как женщину с твердым характером, способную на неординарные поступки, но несколько сумасбродную. Правда, некоторые дамы готовы были окрестить ее даже и сумасшедшей. А то что со сдвигами в голове, так это без всяких сомнений. Если в какой-то степени еще можно было понять ее поступок во время афганской войны, когда она, оставив на попечение матери десятилетнего сына и двухлетнюю дочь, ринулась вслед за мужем в Кабул, в военный госпиталь, то вояж в Чечню, несмотря на строжайший запрет мужа, не лез уж вообще ни в какие ворота. Конечно, только ненормальная способна без всякой нужды так рисковать собой, своей жизнью и нервами близких.
   Одна из светских дам, жена крупного финансиста, высоко понимавшая о себе, однажды во время званого ужина попыталась было мягко эдак урезонить госпожу Боярову, но, видно, не учла особенностей характера Елены Юрьевны и в ответ на свое дружески-снисходительное порицание вдруг услышала такое громкое и четкое солдатское напутствие, по сравнению с которым известный посыл на три буквы показался присутствующим при сем жалким детским лепетом.
   Оскорбленная до глубины души светская дама попробовала апеллировать к Николаю Андреевичу, но была окончательно шокирована его реакцией — громким и заразительным хохотом.
   При том, что Елена Юрьевна была отличным доктором, хирургом, внешность ее поражала той яркой славянской красотой, которую обожали воспевать поэты и романисты теперь уже позапрошлого века. Роскошные светлые волосы, соболиные брови, большие серо-голубые глаза и царственная походка — великая княгиня, да и только!
   Помимо собственной профессии, которая у нее занимала практически все основное время, госпожа Боярова имела и маленькое хобби — испытывала слабость к словотворчеству, прекрасно при этом понимая, что никакое издательство по собственной инициативе ее литературными упражнениями не заинтересуется. Скорее, это было нечто напоминающее дневник, зарисовки о тех людях, с которыми пересекались ее пути-дороги. Или, говоря словами старого князя Николая Болконского, напутствие потомкам: «Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу».
   Немалое место в ее воспоминаниях занимала военная тематика опять-таки люди, с которыми встречалась, кого оперировала, о ком слышала в Афгане и Чечне. Среди таковых, естественно, особое место занимали «русские волки», молва о которых дошла до ее ушей еще в Афгане, но встретиться с которыми довелось в Чечне.
   Она в буквальном смысле вытащила с того света командира группы разведчиков майора Всеволода Голованова — у него было очень тяжелое ранение в живот. Вспоминая афганскую войну, Елена Юрьевна пробовала расспросить выздоравливающего под ее непрестанной опекой майора, но так и не сумела выдавить из него ни героических рассказов о рейдах в горах, про которые сочиняли легенды, ни вообще ничего стоящего внимания. Всеволод отнекивался, морщился, не желая вдаваться в ненужные, по его понятиям, россказни: мол, всякое случалось.
   Столь же немногословными оказались и его друзья-разведчики, денно и нощно дежурившие у медсанчасти.
   Позже, после Хасавюртовского соглашения, прошел слушок, что «русские волки», за головы которых были обещаны сумасшедшие деньги, собирались пришить генерала-миротворца. Но все это оказалось очередной легендой. Хотя было известно, что «волки» так и не явились получать боевые награды из рук того генерала. И этот случай еще больше пробудил интерес Елены Юрьевны.
   Вернувшись в Москву, Боярова сделала попытку отыскать майора и его друзей, но ничего из этого не вышло: словно разведка залегла на дно прочно и надолго.
   И вот однажды зайдя с одним знакомым поэтом в Дом литераторов, она увидела Голованова и не поверила своим глазам.
   Тут еще требуется короткое объяснение к некоторым поступкам Елены Юрьевны. Имея достаточно средств для широкой и вольготной жизни, она предпочитала оказывать некоторую посильную помощь людям творческого труда писателям, поэтам, художникам. Говоря современным языком, часто спонсировала непризнанные таланты: у одного приобретала картину, другому помогала издать книжечку за свой счет, третьему устраивала хороший ужин в компании таких же голодных приятелей. Особо дорого это ей не стоило, но любое благодеяние, уверена была она, все равно зачтется — не в этой, так в грядущей жизни.
   Так случилось, что и на этот раз она прихватила с собой одного подающего надежды поэта. Правда, подавал он их уже более двух десятков лет, но внешностью обладал вполне поэтической, а также практически всех знал и со всеми без всякой фамильярности был на «ты». Вполне типичное цедээловское явление — от первых букв Центрального Дома литераторов.