Незнанский Фридрих Евсеевич. Мертвый сезон в агентстве 'Глория'

   Кротов рассказывал, а Денис смеялся. Но не потому, что мистер Донской, к которому они, собственно говоря, и ехали, сильно смахивал на комического персонажа из известного фильма Леонида Гайдая, светлая ему память, а по той причине, что Денис твердо знал: Кротов сочинять не любит. Он может лишь недоговаривать о чем-то.
   — Хороший у вас приятель, Алексей Петрович! — как бы подвел итог и собственным мыслям Грязнов-младший. — И чем же он вам все-таки обязан?
   — Почему? — удивился Кротов. — О каких обязательствах речь?
   — Но ведь вы же не сенатор-губернатор какой-нибудь!
   — Ах вон вы о чем! — улыбнулся Алексей Петрович. — Видите ли, Денис Андреевич, я был тут, в Штатах, когда брали Япончика. Но эта информация пусть останется исключительно для вас.
   — Тогда понятно, — кивнул Денис и уставился в окно комфортабельного «форда», мчавшегося со скоростью восемьдесят миль в час.
   Хотя со всеми своими сотрудниками Денис был на «ты», с Кротовым у него просто язык не поворачивался разговаривать со служебным панибратством опыт и знания Алексея Петровича превышали достоинства всех остальных сотрудников «Глории», вместе взятых. Это дядька или Александр Борисович могли себе позволить легкое «ты», но у них и отношения совсем другие. Кротов, со своей стороны, тоже постоянно подчеркивал вежливым «вы» собственное уважение к молодому директору агентства. Но сейчас в его глазах блеснули искорки скрытой иронии.
   — И что же вам понятно, Денис Андреевич?
   — Два медведя в одной берлоге не живут. А Япончик, судя по прессе и иной информации, активно ошивался именно на Брайтоне. Не так? Видимо, зарвался Иваньков, вот и… посадили.
   — Зарвался… — вздохнул Кротов. — За что и посадили.
   — И не без вашего участия, надо полагать.
   Кротов мельком глянул на Дениса, и тот понял, что попал в точку.
   Через короткое время Алексей Петрович сбросил скорость и свернул вправо. Мимо поплыли белоснежные особняки, аккуратно подстриженные газоны, шпалеры кустарников перед фасадами, песчаные пляжи подальше и серебристо-серая гладь воды до горизонта.
   — В этих хатках, — пояснил Кротов, — ловят кайф нью-йоркские воротилы. И среди них Жорж Аракелян.
   — Неплохо устроился…
   — И Гохран сыграл здесь не последнюю роль… Через десять минут будем на месте. — Кротов посмотрел на часы. — Лишь бы в пробку не попасть… Мистер Донской терпеть не может опозданий.
   — Донской, — задумчиво повторил Денис. — Дядька рассказывал, что был когда-то такой человечек в воровских кругах. Большим авторитетом пользовался! И брал его, если память не изменяет, еще дядькин шеф на Петровке, Владимир Васильевич Зубов… Слушайте, а его погоняло случайно не Барон?
   — К нему и едем, — коротко сказал Кротов, снова искоса посмотрев на Грязнова-младшего.
   — Поразительно… — как бы самому себе сказал Денис. — Воистину пути Господни…
   В пробку они попали, но к ресторану подъехали вовремя.
   Завидев в дверях кабинетика гостей, Наум Яковлевич с неожиданной для его возраста легкостью поднялся из-за стола, шагнул навстречу и крепко пожал руки вошедшим. Кротов представил Дениса.
   — Чем мне вас угостить? — немного педалируя акцент, спросил Донской. Моего кушанья вы, конечно, не захотите?
   — Почему же? — сказал Кротов, откровенно принюхиваясь к острому запаху дымящегося мяса. — Кажется, это очень вкусно!
   — А вы, молодой человек? — с улыбкой поинтересовался Наум Яковлевич.
   — И селедку тоже!
   Донской рассмеялся и тут же пояснил:
   — У вас хорошо получилось! Знаете, как спросили попа: «Что будете пить, батюшка? Квас или пиво?» Отвечает: «И водку тоже!» О'кей! Сейчас подадут. Милости прошу к столу…
   После того как выпили и закусили в связи с благополучным прибытием в Америку, Наум Яковлевич посмотрел, сощурившись, на Кротова:
   — Н-ну-с, чем-таки обязан?
   — Лично мне, Наум Яковлевич, вы ничем не обязаны.
   — Одну минуту. Если я что-то говорю, значит, всегда отвечаю за свои слова. Думаю, вы не имеете секретов от вашего младшего товарища, который, как я понял, является в некотором отношении вашим же начальником? К тому же фамилия Дениса Андреевича, с вашего позволения, очень мне напоминает хорошо известное лицо, которое носит погоны генерала милиции и возглавляет, как говорили когда-то, наш доблестный МУР. Не так?
   — Именно так, — ответил за Дениса Кротов.
   — Тогда я вас внимательно слушаю.
   — Разрешите мне, Алексей Петрович? — Денис дождался утвердительного кивка Кротова и продолжил: — Вы, вероятно слышали об убийстве в московском «Метрополе» мистера Левона Аракеляна?
   — Об этом знает любой, кто смотрит телевизор или читает газеты. А телевизор, к вашему сведению, молодой человек, в Штатах смотрят все! От мала до велика.
   — Прекрасно. Так вот, в настоящий момент Генеральная прокуратура ведет расследование этого преступления, совершенного, кстати, с изощренной восточной жестокостью. Жертве отрезали голову.
   — Да-да, это ужасно!
   — Вам и это известно?
   Донской пожал плечами, словно отвечая: мол, что поделаешь, такая жизнь…
   — Тогда я понимаю, почему Алексей Петрович решил первым делом обратиться именно к вам, — улыбнулся Денис. — Он ничего не делает случайно.
   — Приятно слышать… — Наум Яковлевич изобразил на лице многовековую иудейскую мудрость, разбавленную изрядной долей скепсиса, закурил «беломорину», предварительно постучав мундштуком о ноготь большого пальца, и заговорил размеренно, делая большие паузы между фразами. — Вы хотите сказать, что прилетели сюда, будучи абсолютно уверенными, что убийцы находятся именно в Штатах… — Он не спрашивал, он утверждал. — Да, действительно, господин Кротов ничего не делает, не обдумав предварительно во всех деталях своих решений… А поскольку я, пожилой человек, кое-чем обязан господину Кротову, я таки постараюсь помочь в вашем весьма нелегком деле… Теперь о жертве. Да, и мне тоже известно о том, что господин шейх приговорил братьев Аракелянов, причем по мусульманскому обычаю… Нет, конечно, для господина шейха потеря каких-нибудь двух-трех миллионов ущерб мелкий. Я полагаю, что именно столько и стоит на мировом рынке золотая диадема с рубином и брильянтами работы мастера Титова. Вы согласны, господа?
   — Она бесценна, — тактично поправил Донского Денис.
   — Не спорю. Как произведение искусства! — согласился Наум Яковлевич. Но об этом пусть заботятся искусствоведы. И шейх, я так думаю, не обратил бы и внимания на потерянные миллионы, если бы ему не было нанесено глубокое оскорбление. Ведь он приобретал подлинник! А ему всучили копию! Отсюда и естественная реакция обманутого восточного, как вы заметили, человека… Повторяю, это я так думаю. Но у вас для вывода о том, что убийцами являются действительно люди шейха, должны быть веские доказательства. В России, извините, как это мне ни прискорбно говорить, убивают ежедневно и много. И головы тоже отрезают. И наверно, не только чеченцы…
   Денис искоса посмотрел на Кротова, и тот почти незаметно кивнул ему. Тогда Грязнов достал из своего кейса шкатулку и протянул ее Донскому.
   Наум Яковлевич почтительно взял ее, прикинул вес на ладони и спросил:
   — Я могу открыть?
   — Разумеется.
   — Отличная работа, — с уважением констатировал он, внимательно разглядывая диадему. — Жорж Аракелян недаром назван великим умельцем! Смастерить такое чудо, да еще за короткий срок, не смог бы даже мастер Титов… — Донской взглянул на своих собеседников, как-то странно хмыкнул и аккуратно положил диадему обратно в шкатулку. — Впрочем, мои предположения в данном случае никакой роли не играют… Какая разница, кто ее делал, эту копию? Сам Жорж или она уже давно хранилась в тайном сейфе Гохрана… Мне говорили, что даже в итальянских музеях нередко экспонируют копии. И ничего! Людишки ходят… любуются… Но вернемся к смыслу вашей командировки, господа. Здесь у меня имеются сомнения. Ну то, что боевики шейха действительно зарезали Левона, скорее всего, бесспорно. Вероятно, шейх сам и приказал после совершения казни оставить предмет обмана на трупе. Что и было сделано. А вот находятся ли исполнители в Штатах, это вопрос. Теперь посмотрим с другой стороны. Если вы прилетели сюда, чтобы охотиться на боевиков, так я сильно извиняюсь. Связываться с людьми шейха мне совсем не с руки. Но может быть, у вас другая задача? А что, если вы прибыли, чтобы задержать Валерия Комара и Жоржа Аракеляна? И при благоприятных обстоятельствах попробовать вернуть в Гохран подлинную диадему графа Демидова? А заодно и деньги, которые эти предприимчивые молодые люди, может, еще не успели растратить? Тогда здесь можно подумать… Скажите, или я ошибаюсь? В этом случае выпьем на посошок и тихо себе разойдемся, а?
   — Вы таки не ошибаетесь, — улыбнулся Кротов.
   — Я к тому, что Комара разыскивает Интерпол совместно с ФСБ. А вы что же, сомневаетесь в положительном результате?
   — Скажем так, — заметил Денис, — у нас имеются причины для сомнений. Кроме того, у тех, кто ищет… У некоторых из них могут быть цели, которые нас совсем на устраивают.
   — Ну хорошо. Если вы имеете в виду ФСБ, то я вас понимаю. А как же Интерпол?
   — У него было достаточно времени, чтобы задержать Комара, — сказал Кротов.
   — Ах, вы, наверное, имеете в виду Бельгию, где Комар был задержан и даже некоторое время пребывал в уютной камере со всеми удобствами?
   — В Бельгии. В Антверпене, на алмазной улице Ховеньерс.
   — Я не в курсе подробностей и поэтому послушал бы вас, Алексей Петрович, с большим удовольствием, — сказал Донской.
   — Задержали и привезли в участок. Оказалось, что Комар проживал по поддельному греческому паспорту. После первых же допросов бельгийские следственные органы пришли к выводу, что Комар может быть виновен в инкриминируемых ему преступлениях, и были бы готовы выдать его России. Но между Россией и Бельгией нет соответствующего договора. Началась юридическая и дипломатическая тягомотина между правоохранителями обеих стран. А адвокаты Комара тем временем тоже не дремали. Одним словом, Комар в результате оказался на свободе под залог в три миллиона бельгийских франков.
   — И улетел, сверкнув крылышками? — улыбнулся Донской.
   — Вот именно. Позднее след его обозначился в Испании, в Израиле, во Франции. И с концами. Арестовать не смогли.
   — Все они — деньги-денежки! — сочувственно покачал блестящей лысиной брайтонский философ. — Не сумели арестовать? Это значит, хорошо погрели руки бельгийские судьи и адвокаты…
   — Может быть, действительно плохо старались.
   — А теперь настал ваш черед стараться, — заметил Донской. — Ну что ж, спасибо за доверие к старику… Я уже говорил: чем смогу — помогу.
   — Если вы, Наум Яковлевич, захотите постараться, — словно бы напомнил о чем-то Кротов, — то сможете очень многое.
   Денис понял, что настала пора прощаться. Убрал в кейс шкатулку с диадемой, улыбнулся Донскому.
   — Можно последний вопрос?
   — Я вас внимательно слушаю, молодой человек.
   — Меня очень удивило, когда вы сказали: «Наш доблестный МУР». Почему?
   Донской помолчал, двигая губами, будто в немом монологе.
   — А вы знаете, я так вам скажу. Я заметил, что в последние годы многие в России стали говорить «в этой стране», «в этом государстве» — это о своей родине. И говорят, и пишут в газетах, причем внешне вполне интеллигентные люди. А я не могу, извините, относиться к самому себе как к существу, вынужденному, вопреки собственной воле, где-то пребывать, унижать и унижаться. Кажется, чего проще? Не хочешь в «этой» — езжай в «ту»! Сейчас это легко. Я, как и многие, и не только мои ровесники, живу и прошлым, и воспоминаниями, и надеждами на будущее. И поэтому не нравится мне вообще пренебрежительное отношение к своей родине. Наверно, потому и остается для меня многое «нашим», общим. Кроме моего дела… Вот и вашу заботу, господа, я почему-то принял близко к сердцу. Может, оттого, что мне глубоко не безразлично, на чьей головке будет красоваться графская диадема… Донской растянул сухие губы в широко разрекламированной американской улыбке. — А если говорить серьезно… Уже если дело дошло до драгоценностей Гохрана, которые, несмотря на все безумные тяготы, перенесенные нашими людьми, все-таки лежали в сейфах, то положение на моей родине хуже некуда! Выходит, воровство и коррупция в высших эшелонах власти достигли апогея! Нет, что касается власти, то ее понять можно. Стране нужна валюта. Пока дают, хватай! Под любой залог! Под любые проценты! Рассчитываться-то будут уже не они. Не доживут… Но что мне совершенно непонятно, так это про эшелоны власти. Где они находятся, в каких конкретно кабинетах? Как их зовут?
   — Ну в России о них знают, — хмуро ответил Денис. — Да и вам они тоже известны…
   — Известны… — тяжко вздохнул Донской. — Но ведь самое простое валить на верхушку…
   — Рыба гниет с головы!
   — Удивляюсь, почему вам так доверяет Московский уголовный розыск, усмехнулся Наум Яковлевич.
   — Мы иногда и сами удивляемся, — философски заметил Денис. — Ведь так, Алексей Петрович?
   Тот с улыбкой кивнул.
   — Короче, звоните мне денька через два, — решительно сказал Донской, поднимаясь и пожимая руки гостям…
   На улице, рядом с их вишневым «фордом», почти впритык сзади, пристроился «ягуар» пожарного красного цвета. Из окна водителя высунулась улыбающаяся физиономия Фили Агеева.
   — Здрасте вам! — констатировал Денис. — Чего ты тут делаешь? А как дела у Нелли? Где Головач?
   — С ней все в порядке. Севка рядом. Изображает тупого и упрямого слоника. Чтоб быстрей надоесть клиентке. С дядей — тишь да гладь. Может, пора уже передать ей привет от вашего дядюшки, а, Денис Андреич? Медленно что-то все раскручивается…
   — Как считаете, Алексей Петрович? — обратился Грязнов к Кротову. Будем форсировать?
   — Я это потому, Денис Андреич, — продолжал Филя, — что Жорж Вартанович склонен полагать нашу миссию законченной. Племянница дома, под его собственной охраной. Мы вроде уже лишние. Пора рассчитываться.
   — Филипп прав, — подумав, сказал Кротов. — Если вам, Денис Андреевич, не очень ловко в настоящий момент, давайте я возьму на себя эту малоприятную миссию. Встряска действительно нужна.
   — Принято. Пожалуйста, Алексей Петрович, ключ от сейфа. — Денис протянул Кротову ключ от гостиничного сейфа, где в настоящий момент лежали копии приговоров по уголовным делам братьев Аракелянов.
   — Тогда я с Филиппом, — сказал Кротов, направляясь к «ягуару», а уж вы сами езжайте к Сурину. Не заблудитесь в Нью-Йорке?
   — Спасибо, я уже бывал здесь. И Черч-стрит найду. — И Денис принял от Кротова ключи от «форда»…
   Фамилию Сурина Денису назвал на инструктаже генерал Федоскин. Характеризовал его как человека толкового и надежного. Сказал, что он является сотрудником довольно известной в Штатах российской фирмы «Альянс», из чего Грязнов-младший сделал правильный вывод об истинной профессии Николая Николаевича, для которого работа на фирме являлась удобной «крышей».
   Сурин назначил встречу Денису у себя на квартире, на Черч-стрит. Квартира оказалась довольно просторной, хотя состояла всего из трех комнат, обставлена была стандартно и безлико. Так же, впрочем, выглядел и сам хозяин — сорокапятилетний холостяк с седеющими висками и намечающимся брюшком. А на холостой образ жизни Сурина указывало то обстоятельство, что ни в интерьере жилья, ни в облике Николая Николаевича не чувствовалось благотворного влияния заботливой женской руки. Все было простым и незапоминающимся, примерно так выглядели в большинстве своем сотрудники органов госбезопасности на явочных московских квартирах.
   И во время недолгого по времени разговора Денис несколько раз ловил себя на мысли, что сотрудники известного ведомства, видимо, уже неисправимы, потому что создание атмосферы какой-то недоговоренной значительности, совершенно лишней таинственности у них в крови навсегда. Однако проблему, ради которой прибыл в Нью-Йорк Денис со своей командой, Сурин знал.
   По его информации в последний раз засветился Валерий Комар в Греции, в пригороде Салоник. Он встречался там с неким господином по фамилии Андриканис, фамилия, кстати, довольно распространенная в Греции. К примеру, за то время, которое прошло с момента посещения Салоник Валерием Комаром, за границу вылетели двенадцать Андриканисов мужского пола, а трое из них в Штаты. На вопрос, зачем Комару понадобилась встреча с кем-то из Андриканисов, имелся ответ: по одной, правда не до конца проверенной, информации бывший бухгалтер сделал себе на лице пластическую операцию и, следовательно, мог покинуть страну под чужими документами. Нельзя исключить, что одним из троих Андриканисов, прибывших в Штаты, и является Валерий Комар. Саймон Нэт, который в настоящее время также занят розыском Комара в связи с возобновленным следствием по делу об убийстве исполнительного директора фирмы «Голден» Леонарда Дондероу, не без основания считает, что в Европе российский Комар основательно засветился и теперь наверняка находится в Штатах. Во всяком случае, Нэту уже известны двое Андриканисов, но оба они не имеют ничего общего с бывшим бухгалтером. Теперь ищут третьего.
   — Вам, вероятно, передали из Москвы о нашем желании встретиться с господином Нэтом? — спросил Денис.
   — Я разговаривал с Саймоном, — ответил Сурин и замолчал, словно ожидая продолжения.
   — Я имел в виду не вас, а себя, — стараясь не злиться, заметил Денис.
   — Я так и понял. Нэт, видимо, не будет возражать, хотя я должен сказать, что он чрезвычайно занят. Да и к тому же несколько ранее с подобной просьбой к нему уже обратился кто-то из ваших коллег. Вы не в курсе, кто бы это мог быть?
   «Вот же темнило чертово! Ведь сам же все знает!..»
   — Я в курсе, Алексей Петрович Кротов.
   — Ах, значит, он тоже прилетел с вами? — как бы удивился Сурин, чем едва не вывел Дениса из себя.
   «А то ты не в курсе!..» Но ответить постарался спокойно:
   — Со мной или с ним готов встретиться мистер Нэт, нам, в общем, без разницы, одно дело делаем. Но мне не совсем понятно относительно поиска Комара. Насколько я могу догадываться, господину Нэту хорошо известны адреса Жоржа Аракеляна на Семнадцатой стрит и тем более в Манхэттен-Бич. Он что же, не может вызвать и допросить его? К примеру, о той же фальшивой диадеме… Вы сказали ему о находке на трупе Левона? Интересно, как он это воспринял?
   — Естественно, сказал. А как воспринял? Да без особого энтузиазма. Более того, он, по-моему, даже и не особенно удивился.
   — Я только что был у мистера Донского… Вот уж кого вообще трудно чем-то удивить!
   — Даже вашей поддельной диадемой? — нейтрально улыбнулся Сурин, показывая, что он полностью контролирует ситуацию.
   — Он первым и сказал об этом.
   — Тогда вам должно быть ясно, почему не удивился и Саймон Нэт.
   — У него приятельские отношения и с Донским? — спросил Денис.
   — Полагаю, деловые. А что Донской? — неожиданно переменил он тему.
   — Донской? Обещал подумать, — уклончиво ответил Денис. — Не знаю, как он станет это делать и сколько уйдет времени… А у вашего Нэта уже имеются хоть какие-то успехи? Или пока без результата?
   — Об этом у нас с ним разговора не было.
   Денис понял, что беседа закончена. Хозяин вышел из комнаты, вернулся с кофейным прибором. Они стали пить кофе, и хозяин говорил теперь обо всяких пустяках, интересовался московской погодой, президентским окружением, о чем говорят, какие появились новые анекдоты — словом, без всякой системы, застольный треп, который был совсем не нужен Денису да, видимо, и самого хозяина мало интересовал. Как говорится, пустую беседу поддержать…
   Когда расстались, Денис не смог бы себе даже отчетливо сформулировать: зачем генералу Федоскину нужно было, чтобы он обязательно встретился с этим Суриным? Для проформы? Или Сурин действительно мог бы быть посредником между Денисом и Нэтом? Но ведь есть же Кротов! Который, кстати говоря, похоже, собирался играть здесь свою собственную игру. Ну и пусть, была бы польза! Денису же еще только предстояло обрести свой официальный статус. А для этого надо было лететь в Вашингтон, в министерство юстиции, к миссис Джеми Эванс с сердечным приветом от «мистера Костьи», наконец требовалось решить главную проблему с Нелли Гаспарян. И еще неизвестно, какая будет после всего этого реакция…
   Нелли оказалась девушкой глубоко порядочной, с вполне здравыми понятиями о чести и достоинстве человека, крепко внушенными ей матерью.
   Она внимательно прочитала данные ей материалы, закрыла папку и отдала Кротову. И все молча. Но в больших глазах ее разлилась тоска смертельно больного ребенка. Алексей Петрович даже пожалел на миг, что сам взвалил на собственные плечи эту неблагодарную миссию. Но… хирург тоже ведь делает больно во имя спасения жизни. А Нелли, действительно девушка разумная, должна сделать для себя правильные выводы.
   Однако Кротов и предположить не мог, что произойдет дальше. Какой разговор произошел между дядей и племянницей, и он, естественно, не знал, но мог себе представить. А вот отголоски его немедленно почувствовали на себе Агеев с Головановым.
   Жорж Вартанович пригласил их, сухо и не глядя в глаза сообщил, что с этого момента он в их услугах не нуждается, выписал чек на двадцать тысяч долларов — в такую сумму он оценил их деятельность по охране любимой племянницы, включая перелет в Штаты, — брезгливо оттолкнул чек от себя по столу и закончил фразой, что с данной минуты, надеется он, у них хватит совести больше никогда не переступать порог его дома. С чем и расстались. На их просьбу разрешить им проститься с Нелли Жорж Вартанович безапелляционно ответил, что не видит никакого смысла в этой пустой формальности.
   Но сыщики не были бы сыщиками, если бы тут же не ухитрились выяснить у прислуги, что же произошло на самом деле. Пожилая женщина, сочетавшая в одном лице кухарку, экономку и уборщицу помещений и благосклонно относившаяся к легкому флирту с юрким Филей, сказала по большому секрету, что крик в доме стоял просто страшный. И не понять даже, кто на кого кричал больше. Ругались по-армянски, а этого языка она, к сожалению, не знала. Но в конце концов девушка швырнула в дядю чем-то тяжелым и выскочила на улицу. Хозяин же едва успел послать ей вдогонку своего личного охранника. И вот недавно этот парень, его зовут Фрунзиком, здоровенный такой детина, позвонил и сообщил хозяину, что Нелли вернулась в общежитие колледжа, где теперь и намерена оставаться. И еще он сказал, что она категорически отказывается от наследства, завещанного ей дядей Левоном.
   Да, такой поворот событий никоим образом не устраивал сыщиков. Разрыв Нелли с дядей Жоржем исключал возможность свободного подхода к ним. Но что сделано, то сделано. Теперь приходилось искать пути для восстановления разорванных связей.
   Вид Жоржа Вартановича и та решительность, с которой он отказался от услуг москвичей, убеждали Агеева и Голованова, что искать какие-то смягчающие факторы в отношениях с ним пока бесперспективно. Оставалась Нелли — девушка горячая, темпераментная, если судить по судьбе той старинной китайской вазы, с которой она разделалась быстро и решительно. В пользу возможности поиска контактов с ней говорило и то обстоятельство, что дядя, несмотря на дикий ор и битье дорогих для него предметов старины, не потерял тем не менее ощущения реальности и преследующей его семью опасности и послал вслед за Нелли своего личного телохранителя, вручив тем самым в его руки судьбу племянницы — единственной и, как утверждалось, любимой. И потому, если удастся как-то договориться с Нелли, в конце концов и за дядей дело не станет…
   У каждого человека есть свои приятные, памятные места, которые вызывают легкую ностальгию даже по недавнему прошлому, особенно если оно было или казалось счастливым. Среди нескольких таких уголков в Нью-Йорке особо милым для Нелли Гаспарян было небольшое кафе «Дельфин» в районе Брайтона. Чем оно нравилось ей, она не смогла бы сказать с полной уверенностью — подобных и в Москве десятки, если не сотни. Может быть, тем, что хозяином его был удивительный человек с абсолютно русскими именем и фамилией — Ваня Иванов. В прошлом известный кинооператор, лауреат каких-то премий, дипломы которых были вывешены на стенах его заведения. Но к главным талантам Вани несомненно относилось его умение приготовить быстро, а главное вкусно, любое национальное блюдо — по заказу клиента. Абсолютно российские пирожки с капустой или с картошкой и жареным луком соседствовали с уже позабытым шашлыком по-карски, а изумительная долма, которую можно было отведать разве что в Ленинакане, в районе Старого базара, с жирным казахским бешбармаком, вызывающим у некоторых пожилых людей светлые воспоминания о целинной героике конца еще пятидесятых годов: «Полвека прошло, а прямо как сейчас…» Колеся в свое время по необъятной Стране Советов, кинооператор Иванов охотно набирался поварских талантов, которые, как показала жизнь, очень понадобились ему на старости лет, хотя какой он старый! Шестой десяток, о чем говорить…
   А еще его кафе было приятно Нелли тем, что из широкого окна отлично были видны массивные ворота виллы, шпалеры подстриженного кустарника за сеткой ограды и сам особняк за ними, принадлежащий дяде Левону, где Нелли провела первые счастливые недели в Америке. По завещанию Левона Вартановича владелицей этого особняка должна была стать Нелли Гаспарян. Впрочем, подобное же завещание, как ей известно, было уже написано и дядей Жоржем. Квартиры, особняки — слишком серьезная недвижимость для гордой девушки, воспитанной в правилах строгой нравственности. Поддавшись мгновенному душевному разладу, в сердцах и сгоряча нагрубив дяде Жоржу, швырнув в лицо ему горькие слова обвинения, несколько позже Нелли невольно одумалась. Как девушка умная, она поняла, что речь-то ведь шла о далеком теперь прошлом. А мало ли что было когда-то? Мы ж все вовсе не прочь осудить свое прошлое, благо причин тому вполне достаточно. Конечно, свою гордость враз в карман не спрячешь, но после некоторых раздумий Нелли пришла к выводу, что резкие упреки далеко не аргумент, а потом… Нелли не могла забыть, как гостеприимно распахнула эта вилла свои тяжелые ворота перед ней. И было это три года назад. Но разве имела она от своих дядей, пусть они когда-то и в самом деле были преступниками, какие-то неприятности для себя? Только забота, только отеческая любовь.