Ночкин Виктор. Красотки и оборотни

   – Колстир… и вы двое… вы слышали… Мой братец Ройбер обвиняет меня… Я требую Гилфингова суда! Здесь! Сейчас! Немедленно! Бери меч, братец! Бери!.. Брось это полено и бери меч!.. Если откажешься, ты трус и недостоин владеть Марнотом. А если согласишься, я убью тебя – слышишь? Гилфингом клянусь, убью – и все же обойду тебя, сопляк, в наследстве!..
   Ондик с Хейнкиром сошли с крыльца, но вступать в спор господ не рискнули. Еще несколько слуг и латников, привлеченные, должно быть, резкими голосами, показались во дворе, да так и замерли, не решаясь ни вмешаться, ни улизнуть…
   – Ну как? – На лице Руватега снова играла усмешка. – Что скажешь, братец? Каким из возможных путей я вступлю во владение наследством Марнотов? Убив тебя? Или ты согласен проваливать на все четыре стороны? Выбирай…
   – Гилфингов суд… – подал наконец голос младший кузен. – Я согласен. Я убью тебя и сделаю это с удовольствием. Ты сам виноват, что потребовал Гилфингова суда… Хейнкир, мой меч! Ондик, подай ублюдку его оружие.
   – О, наш мальчуган верит в справедливость Гилфинга Светлого, – произнес Руватег. – Нет, малыш, не надейся. Я всегда был сильнее тебя… А нынче я покажу тебе один приемчик… Весьма эффективный приемчик, поверь! Но только – какая жалость! – ты уже не сможешь воспользоваться сегодняшним уроком…
   – Остановитесь! – прогремело над двориком.
   – …итесь! …итесь! …итесь! – отразилось эхо от мрачных стен.
   На крыльце появилась странная фигура – такая огромная, что, казалось удивительным, как этот гигант протиснулся в двери. Над неправдоподобно массивными плечами масляно отсвечивала надраенным металлом маска, пластинчатая борода опускалась на бочкообразную грудь, покрытую багряным бархатом…
   – Остановитесь и выслушайте меня.

ГЛАВА 43

   На минуту воцарилась тишина, и лишь отголоски зычного баса бродили по двору, отражаясь от мрачных стен. Первым пришел в себя Руватег.
   – Кто этот балаганный фигляр? Эй, ты! Как смеешь вмешиваться в Гилфингов суд?! – выкрикнул он, но голос сеньора, всегда зычный и уверенный, показался писком в сравнении с громоподобными раскатами гиганта.
   – Я – Золотая Маска! – объявил пришелец. – Я не стану мешать Гилфингову суду, предатель и убийца Руватег, недостойный именоваться ок-Марнотом! Но сперва объясню этим добрым людям, почему ты нынче будешь сражен. Молчи! И слушай! Все слушайте!
   В тесном пространстве внутреннего дворика воцарилась такая тишина, что, когда ок-Ведлис икнул, этот звук многих заставил вздрогнуть…
   – Слушайте все! – повторил Золотая Маска. – Сэр Эрлон был отравлен. Не было никакого проклятия, никакого чародейства. Обычный яд, составленный из обычных веществ, хорошо известных поварам и алхимикам, аптекарям и знахарям… Накануне похода в Крейн проницательный сэр Ройбер ок-Марнот, следуя совету колдуна из Мирены, обнаружил тайник отравителя и унес оттуда некое вещество, именуемое Гангмаровой желчью… Ты молчишь, господин Руватег? Мои слова может подтвердить аптекарь из Эгилара, отказавшийся продать тебе упомянутый ингредиент, а также аптекарева дочка, у которой ты выманил Гангмарову желчь хитростью – ведь без Желчи ты не мог изготовить новую порцию отравы. В Крейне нанятые тобой люди устроили подобие алтаря чернокнижников – жалкую подделку! Последнего из собственных наймитов ты убил, чтобы он не сознался, по чьему наущению его шайка заняла Крейн. Ты молчишь, господин Руватег? Итак, когда проклятие – придуманное тобой проклятие – как будто подтвердилось в Крейне, ты поведал о сроке в три месяца, после которого проклятый рискует все же помереть… и лишь слова мага на вчерашнем пиру заставили тебя действовать быстрее, нежели ты задумывал, верно? Ты все еще молчишь, господин Руватег?
   – Это ты! – взвыл отравитель. – Ты, колдунишка! Я убью тебя! Я убью тебя вслед за братцем Ройбером! Довольно слов!
   И Руватег бросился, размахивая мечом, к младшему ок-Марноту. Тот встретил атаку встречным выпадом. Клинки встретились с лязгом и скрежетом… Руватег с искаженным от ярости лицом наносил удар за ударом, клинок пел в его руках – Ройбер методично защищался, он явно проигрывал и время от времени отступал, кружа и стараясь не оказаться прижатым к стене. Прошла минута… другая… Один из выпадов Руватега достиг цели, затем еще раз – на левой руке и плече Ройбера показалась кровь. Раны были неопасными, но, должно быть, причиняли рыцарю боль. Морщась, Ройбер отступил. На этот раз и Руватег сделал шаг назад. Переведя дыхание, он заявил с прежней ухмылкой:
   – Ну вот и все. Теперь обещанный приемчик… и я – господин Марнота.
   – Ты не получишь Марнота, предатель, – на крыльце рядом с огромным Золотой Маской возникла сутулая тощая фигура сэра Эрлона, старик выглядел особенно хрупким рядом с гигантом в багровой мантии. – Убей его, сын.
   Бойцы снова шагнули навстречу друг другу… Внезапно Руватег пошатнулся, опуская оружие, улыбка покинула мгновенно побелевшее лицо – и клинок Ройбера, не встретив сопротивления, с хрустом вошел в грудь кудрявого рыцаря…
 

* * *

 
   Возы и фургоны весело катили по дороге. Хотя колеи изобиловали ухабами, повозки почти не подпрыгивали на кочках – они были тяжело нагружены зерном и овощами. В континентальной части королевства этих продуктов производилось с избытком и, направляясь на побережье, купцы из Мирены запаслись ими. Это было куда выгодней, чем везти деньги. Эфин, Лотрик и другие уже подсчитывали грядущие барыши – на тот случай, если товары из Эгилара удастся продать в Ливде либо другом крупном порту.
   Во главе каравана под знаменем с медведями ехал Ройбер ок-Марнот – из благодарности за спасение отца рыцарь обещал проводить Пекондора Великолепного до самых ворот Мирены, «а если понадобится, то и до самого порога его собственного дома» – так выразился сей достойный дворянин. Сам Великолепный гордо восседал на облучке первого фургона и деловито натирал каким-то вонючим составом зажатое между колен забрало гномьего шлема. Лошадьми правил Лотрик Корель. Шкипер что-то ворчал вполголоса и демонстративно отворачивался от приятеля. Наконец не выдержал и спросил:
   – Что за смрадное дерьмо у тебя такое? Воняет, как дохлый гоблин.
   – Можно подумать, тебе приходилось нюхать дохлых гоблинов, – невозмутимо ответствовал Пекондор.
   – Ну и приходилось, чтоб мне лопнуть! Когда служил его светлости графу Карикану. Тьфу! Ну и вонь! Словно Гангмар на…л.
   – Примерно так оно и есть. Это Гангмарова желчь, дружище, – ухмыльнулся Томен, – ее нечасто используют в качестве компонента отравы, обычно – как вот я сейчас – чтобы медь начищать. Пока сухая, так еще ничего, а как намочишь и с мелом смешаешь – этакий запашок.
   – Вот уж воистину, Гангмарова желчь… Ну три, три свою медную харю… Возишься с ней, как дурень с погремушкой!
   Томен с Лотриком уже успели определиться с процентом прибыли от совместного участия в торговой экспедиции, причем Лотрик остался слегка недоволен – так что теперь шкипер вовсе не считал себя обязанным угождать компаньону.
   – Дурень, не дурень, – чародей сохранял благодушное настроение, ругань моряка его абсолютно не задевала, – а Золотая Маска был куда как эффектен в Марноте.
   – Ну уж эффектен… Вот ты мне скажи, на кой ляд тебе понадобилось потеть в сбруе Золотой Маски? Ведь тот рыцарь, Гангмар его забери, узнал тебя тотчас? Верно же? Узнал?
   Ройбер ок-Марнот, прислушивавшийся к беседе попутчиков, придержал коня и обернулся:
   – Да, мастер, мне тоже непонятно, зачем вам понадобился этот трюк с переодеванием?
   – Ну как же! – осклабился Томен. – Стал бы кто меня слушать после истории на пиру? Ну и потом, мне нужно было отвлечь Руватега, заставить его задергаться… По-моему, он что-то заподозрил, когда я под видом помощника повара наливал ему пива.
   – Да, верно… но он вас не узнал – там, на кухне?
   – Я отвел ему глаза… есть такое заклинание… – Томен замялся, ему не хотелось посвящать кого бы то ни было в свои приемы. – Но что-то Руватег определенно почувствовал.
   – А зачем тебе вообще понадобилось самому обслуживать сэра Руватега на кухне? – поинтересовался Лотрик.
   – Затем, что я налил в его кружку из кувшина, который он заботливо отнес сэру Эрлону. Там была солидная порция отравы. Руватег, как истинный рыцарь, оказался щедр и не пожалел даже Гангмаровой желчи, не говоря уж о более дешевых ингредиентах. Ну и в итоге сам отведал собственного зелья…
   – Так он на самом-то деле помер от яда? – недоуменно произнес шкипер и покосился на Ройбе-ра. – А я так понял, что его… в поединке…
   – Он умер от моего меча, – пожал плечами рыцарь, звякнули доспехи, – на глазах всего Марнота.
   – Э-э… но…
   – Никаких «но». Гилфингов суд есть Гилфингов суд. Он сам меня вызвал, – равнодушным голосом ответил ок-Марнот, слегка подгоняя коня и снова занимая место в десятке шагов перед головным фургоном.
   Беседа приняла такой оборот, что перестала занимать доброго рыцаря.
   – Вот, значит, как оно получается… – глубокомысленно заметил шкипер и замолк.
   Томен покончил с маской, полюбовался на сверкающую надраенной медью личину и спрятал маску в мешок. Затем спросил:
   – Как?
   – Что – как?
   – Ты сказал: «Вот, значит, как оно получается». Что ты имел в виду?
   – Ну, это… – Шкипер понизил голос почти до шепота: – Благородный рыцарь пронзает мечом противника, уже умирающего от яда, и называет это «Гилфингов суд». Тот тоже хорош, подсыпает отравы родичу и благодетелю, но при этом толкует о проклятии и гангмаропоклонниках…
   Лотрик поерзал на облучке и вдруг присвистнул.
   – Слушай, Гангмар меня разорви! А ведь здесь то же самое!
   – Ты о чем, Гангмар тебя разорви? – в тон приятелю отозвался Томен.
   – Ну тогда, в Ливде! Помнишь, тебя пригласили изловить неуловимых грабителей, которых якобы прикрывает сильный чародей? А никакого чародея не оказалось вовсе – помнишь? Ни сильного, ни слабого – никакого! Помнишь?
   – Помню, конечно. А еще накануне меня звали в Гервик ловить волка-оборотня… Оказалось, волк самый что ни на есть обыкновенный… Хотя оборотень-то в деревне имелся очень даже настоящий… ну, в определенном смысле, конечно. Но не волк.
   – Вот видишь… – вздохнул Лотрик. – Слушай, Томен, а может, никакой магии вовсе нет? Может, ваша братия нам всем только голову морочит при помощи всех этих посохов, золотых масок и маскарадных одеяний?
   Вместо ответа Томен хлопнул в ладоши и скороговоркой произнес несколько непонятных слов. Тут же над фургоном захлопали крылья, и на плечо шкипера шлепнулся комочек помета.
   – Это заклинание я заучил специально для подобных случаев, а практической пользы от него немного, – заявил чародей. – Если ты считаешь, что магии не существует, мы можем попробовать снова. До тех пор, пока ты не убедишься, что магия в Мире имеется.
   – Ну ладно, пусть магия существует, – поспешно согласился Лотрик, – но ты сам посуди, волк-оборотень, неуловимая банда, проклятие гангмаропоклонников, Гилфингов суд… Вот, кажется, самое волшебное событие, вот истинное чудо – а на поверку никаких чудес и никакой магии. К чему это, а?
   – Все дело в том, Лотрик, что у людей есть совесть.
 

* * *

 
   – Чего? А совесть-то здесь при чем?
   – У людей есть совесть… – задумчиво повторил колдун. – Они сами не понимают этого, они не хотят понимать, они не знают… Не знают, как назвать этот… этот колючий клубок, что на самом донышке души ворочается, – в глубоком раздумье продолжал рассуждать Томен. – Он ведь мешает, причиняет боль. Кажется ненужным, лишним – потому что не позволяет чувствовать себя спокойным, если творишь зло. И тогда человек приписывает зло магии! Это магия, не я, – твердит человек. Твердит себе, твердит свидетелям преступления, твердит всему Миру. Это магия, черная магия! Это не я! – увлеченно продолжал чародей обращаясь к изумленному Лотрику. – Всем нужна магия, чтоб не так жег и колол тот крошечный кусочек совести и сострадания, который по странной прихоти богов все еще заключен в наших душах. А потому, друг мой, магия есть и пребудет в Мире – до тех пор, пока живы совесть и сострадание в душах. И до тех пор, пока они – совесть и сострадание – не мешают все же людям сеять зло…
   – Что-то ты слишком уж того… ну, в общем, умничаешь много…– Лотрик невольно поежился. – Жениться бы тебе, парень, так сразу б всю дурь из головы вышибло, – хитро подмигнув, вдруг неожиданно добавил он.
   – Да, при чем здесь это… жениться? – слегка опешил Томен.
   – Ну а при чем здесь совесть? – уверенно парировал Лотрик. – Преступник заметает следы, придумывает ложные улики… Хочет избежать кары. Что ж это, из-за совести? А если бы совести не было в Мире – так преступник не стал бы скрываться, творя злое дело? Или прекратились бы преступления?
   – Нет, преступник только лишь перестал бы маскировать зло под чудо… Прекратить преступления – я думаю, это и богам не под силу. Зло неистребимо, увы. Но если зло перестанет рядиться в одежды волшебства, это будет означать лишь одно… Что Мир покинула совесть… А пока преступник желает убедить всех, а прежде всего себя, что он не так уж и виновен. Магией словно оправдывают самые злые дела – и надутый член городского совета Ливды, и гордый сэр ок-Марнот из неприступного замка на вершине скалы, и безвестный крестьянин из Гервика, устроивший якобы охоту на оборотня…
   Внезапно беседу прервали – к фургону шагнул человек, до того сидевший у обочины тракта. Когда фургон приятелей поравнялся с ним, прохожий, немолодой мужчина в обычной крестьянской одежде, вскочил и решительным шагом направился наперерез повозке, поднимая руку. Лотрик от неожиданности натянул вожжи. Лошади встали. Колдун замолчал, удивленно глядя на стоящего перед ним мужика, лицо которого показалось ему очень знакомым.
   – Ваша милость, господин чародей… – произнес крестьянин и смолк, неуверенно косясь на рыцаря.
   Сэр Ройбер придержал коня и, обернувшись, поджидал в десяти шагах впереди.
   – Мы, кажется, где-то виделись, приятель? – обратился к крестьянину маг.
   – Так вы же это… у нас в деревне на оборотня охотились…– снимая шапку, робко ответил тот.
   – Да уж, действительно охотился, – тяжело вздохнув, согласился чародей. – Гангмар только знает, на оборотня или на кого еще…
   – Ясное дело, на оборотня, – уверенно перебил его крестьянин. – С волком-то мы, поди, и без чародейства управились бы… А вот оборотня без колдовства никак не одолеть. – Мужик немного помолчал. Потом подошел поближе к Томену и громко зашептал, испуганно косясь на рыцаря: – Ожила нечисть проклятая, мстит добрым людям. За собою в могилу тянет. В общем, это… Кидин за вами послал, мастер чародей.
   – Давай, давай, отправляйся на оборотня охотиться. Глядишь, еще кого-нибудь поймаешь. Ох, и славные девки в здешних деревнях, в городах ни за что таких не сыщешь, – бесцеремонно влез в разговор Лотрик. – Вот найдешь себе красотку, так враз оставишь глупые свои разговоры. Как заберешься с такой, знаешь, на сеновал – так уж про совесть рассуждать не захочется!
   – Да подожди, не зубоскаль, дай с делом-то разобраться, – сердито отмахнулся от него чародей. – Я что-то никак не пойму, – нерешительно обратился он к мужику, – зачем меня староста зовет? Кто кого в могилу тянет?
   – Ну, дело-то ясное зачем, – охотно пояснил крестьянин, – велел, значит, мастер Кидин привести колдуна, чтобы проклятье оборотня снять.
   – Проклятье оборотня, говоришь? – задумчиво повторил за ним Томен.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПРОКЛЯТЬЕ ОБОРОТНЯ

   Надо в землю поглубже его закопать,
   Камнем рожу прижать,
   Пусть не шастает тать.
   Препожалуют к нам экзорцисты,
   Дабы сгинул навеки нечистый.
   Впрочем, те, кто в познаниях был искушен,
   Говорили, могила – дрянной ухорон.
   Одержимому силою ада
   Гроб – не крепость, земля – не преграда,
   Коль захочет – пойдет, куда надо. ^[1]

Роберт Саути

 

ГЛАВА 44

   – Вот здесь мы оборотня и закопали, мастер чародей! У самого, значит, кладбища, за оградой. На кладбище-то никак нельзя… – Староста Кидин с опаской покосился на большую яму, едва присыпанную свежей землей.
   – Оборотня, говоришь? – недоверчиво переспросил Томен.
   Всего-то несколько недель миновало с тех пор, как они расстались. Но невозможно было узнать в больном, едва волочащем ноги старике еще совсем недавно крепкого, пышущего здоровьем мужика с уверенной походкой и высокомерным взглядом. Теперь староста Кидин испуганно озирался по сторонам, лицо его приобрело нездоровый серо-зеленый оттенок, а на губах появился желтоватый налет.
   – Ты для чего меня позвал, сразу говори, – хмуро сказал колдун. – Если нужно в самом деле заклятье какое-то снять, так это я могу. А всякие темные делишки покрывать больше не намерен. Так что, давай, выкладывай начистоту, что тут у вас произошло.
   – Эх, кабы я знал, – тяжело вздохнул Кидин.
   – Ты для чего меня в прошлый раз вызывал? – не отставал от него колдун.
   – Ну, чтобы охотиться помог, на этого самого… волка… оборотня…
   – Так на оборотня или на волка? – хмуро переспросил чародей.
   – Волка убили мы тогда, сам знаешь. – Кидин тяжело вздохнул. – Что сызнова заводить разговоры-то…
   – Волка. А наутро увидела вся деревня, что на месте мертвого хищника труп человека оказался, жениха старшей дочери твоей. Шерсть волчья на нем клочьями висит, а изо рта клыки звериные торчат. Тут и поверили все, что твой будущий зять оборотнем был – да и колдун как раз под рукой, все подтвердил, чего тебе хотелось. Что, верно говорю? То-то же, молчишь. Не любил ты дружка своей дочки, сильно не любил…
   – А кто его любил? Кто его?.. – староста закашлялся. – Кто его любил, кроме моей дурищи? Ей усы да меч да красный плащ глаза застили, а жизнь с таким – как прожить? О ней же, между прочим, я думал, о Зиате… Да и ты – кто таков меня винить? Помог мне. Деньги взял…
   – Ну, взял. Я покойных воскрешать не умею. А Астона вы с пастухом – того. Если б я влез да правду рассказал… Кому от моей правды польза? Ну вот и смолчал – ты ж мне выбора не оставил! Нет человека, не вернешь…
   – Не вернешь… – повторил староста. – Как бы не так. Пошли утром мужики лес валить, так сразу и увидели, что могила оборотня вся разрыта, а самого-то и след простыл! Ожил, проклятый, ожил и мстить повадился.
   Томен ничего не ответил. Он, присев на корточки, внимательно разглядывал влажную землю на краю ямы. Потом спрыгнул вниз и стал тщательно исследовать размокшее от недавно прошедшего ливня дно. Нашел несколько ворсинок волчьей шерсти и большой желтоватый клык. Аккуратно завернул свои трофеи в платок и положил в карман.
   – Ладно, разберемся, – солидно сказал чародей, вылезая из ямы. – В общем, потолковать нужно с людьми. В первую очередь с теми, кто на оборотня охотился. Ну, с Климом и с этим, как его, Руткой-пастухом.
   Староста долго ничего не отвечал.
   – Из тех, кто на оборотня охотился, только мы с тобой и остались, – наконец, тихо проговорил он.
   – А остальные что же, сбежали? Мести мертвого волка испугались или, может, совесть их замучила? – недобро усмехнувшись, спросил колдун.
   – Померли они, – еле слышно ответил староста.
 

* * *

 
   – То есть как, померли? Отчего? – изумленно воскликнул Томен.
   – Что значит отчего? Да я ж тебе битый час уже толкую, – с досадой проговорил Кидин, – проклятье оборотня нужно снять, а не то и нам несдобровать. Эх, кабы заранее знать, чем оно все обернется… – сокрушенно вздохнул он. – В общем, как только оборотень из могилы исчез, мне сразу не по себе стало. Всю ночь от страха глаз сомкнуть не мог. Потом вроде успокоился немного, забывать про случившееся начал. Только изредка мыслишка нехорошая мелькнет, что неведомо где эта нечисть затаилась и не будет от нее никакой пощады. Так ведь точно! Проходит, значит, две недели, и тут вдруг все мы захворали! Я, Клим, Рутка-пастух. Ну, в общем, те, кто на оборотня охотился. Боли начались по всему телу, потом судороги пошли. А затем и вовсе худо стало. Пастух Рутка умер прошлой ночью, а уж какой здоровяк был! Третьего дня Клим преставился. А теперь вот и я чувствую, долго не протяну. Посылали в Мирену за тобой… Говорят, в Марнот к господам отправился. Я велел на дорогах караулить. Ты ж все про наши дела знаешь, кому ж, как не тебе помочь… Не то и тебе, чародей, несдобровать, и до тебя оборотень доберется, чтоб его…
   Кидин замолчал, нерешительно потоптался на месте, потом исподлобья взглянул на колдуна.
   – Оборотень за мной сегодня приходил, – шепотом добавил он, испуганно оглядываясь по сторонам. – Утречком на рассвете, как вышел я во двор, гляжу, кто-то в красном плаще огородами крадется. А потом – шмыг через задний ход, да прямо ко мне в избу! Я вилы схватил… Страх меня берет, но, думаю, двум смертям не бывать… Взял вилы – да за оборотнем, только его и след простыл. Нет никого, весь дом обыскали, да без толку. Старшая моя, Зиатка, стоит вся бледная в сенях, от страха слова вымолвить не может. «Что, – говорю, – дочурка, видела Астона своего?» А она отвечает: «Видела. Вот только что стоял у порога в своем красном плаще, совсем как живой. А потом вдруг раз, и в волка превратился! Выпрыгнул в окошко и исчез». Я мужиков в погоню снарядил, но только разве его поймаешь! Даже следов никаких не нашли, потому что не волк, а оборотень! Эх-х… – Староста тяжело вздохнул и умоляюще посмотрел на Томена: – Может, ты хоть чем-то поможешь, мастер чародей?
   – Ладно, попробую разобраться, – ответил колдун.
   Он озабоченно посмотрел по сторонам. Узкая проселочная дорога, начинавшаяся у самого кладбища, шла вдоль небольшого перелеска, потом плавно поднимаясь в гору. Томен прошелся по ней, разглядывая влажную утоптанную землю под ногами, староста ковылял следом. Маг поднял голову и приметил прямо в лесу, между чахлыми осинками и березами слегка покосившуюся деревенскую избу.
   – Эй, а кто это здесь возле самого кладбища живет? – удивился он.
   Староста долго не отвечал. Его и без того хмурое лицо стало чернее тучи.
   – Пойду я, пожалуй, совсем что-то худо мне стало, – наконец проговорил он. – Ты уж давай тут как-нибудь без меня. Ну а там… – он покосился на стоящую прямо в лесу избушку, – там… Натка рыжая живет. Ты, это… учти, дурная слава о ней идет. С этакой бабой никакое колдовство не поможет, сама она хуже всякой ведьмы. Так что давай от нее… того самого… подальше… держись.
   Староста, сильно сгорбившись, медленно двинулся прочь. А Томен, немного поколебавшись, пошел к одиноко стоящему сильно осевшему в землю дому.
   Натка, должно быть, наблюдала за ним в окно. Едва Томен приблизился к дому, скрипнула дверь и на крыльце показалась хозяйка. Высокая, пышногрудая, статная. Ее лицо, обрамленное буйными рыжими кудрями, хранило следы былой красоты, теперь уже заметно увядшей, но все же было в Натке что-то неуловимо притягательное.
   – Эй, паренек, не боишься один возле кладбища гулять? Оборотень шастает здесь по ночам али не слыхал? – низким грудным голосом проворковала женщина.
   – А самой-то не страшно здесь жить? – чувствуя, как у него пересохло во рту, хрипло спросил Томен.
   – Еще как страшно, – с придыханием прошептала Натка. – Кладбище, вот оно, рядом, даже в окошко увидать можно. С тех пор как оборотня убили, бродит там кто-то по ночам. Того и гляди, в дом ко мне заберется. Страшно.
   Она провела молодого колдуна в избу и указала единственное в комнате окно, глядящее в сторону кладбища. Томен отдернул легкую занавеску и пристально вгляделся.
   – Зоркая ты больно, если отсюда увидела, что на кладбище творится, – задумчиво проговорил он. – Может, померещился тебе оборотень после этого-то дела, – подмигнул он Натке, показывая стоящий на столе кувшин.
   От неплотно прикрытого сосуда исходил знакомый медовый аромат.
   – С чего это мне мерещиться станет? – возмутилась Натка. – Ночью-то при луне видно все как на ладони. Выглянешь, бывало, в окошко, а по кладбищу кто-то крадется. Красный плащ за деревьями так до самого рассвета и мелькает! А сегодня такое приключилось! – Натка испуганно посмотрела по сторонам и зашептала в самое ухо колдуну: – Утром бабы на могилу Рутки-пастуха пришли. Глядь, а там – волчья шерсть! Прямо клочьями лежит! А ты говоришь, померещилось….
   Натка тяжело вздохнула и как-то странно посмотрела на Томена. Потом положила на стол вышитую полотняную салфетку, водрузила на нее большую глиняную кружку.
   – От браги-то моей ничего почудиться не может, – чуть помолчав, добавила она. – Славная брага, вся деревня знает. Не хуже, чем у старосты, – вот, попробуй!
   Женщина наполнила кружку до краев.
   – Хмель вообще-то плохо сочетается с магией, – неуверенно возразил колдун.
   – Это еще почему? – удивилась Натка.
   – Да просто заметил уже, что пьяный большую часть силы своей колдовской теряю. Так что выпью, пожалуй, совсем немного, – чуть подумав, ответил Томен.
   И, подмигнув не сводящей с него глаз Натке, сделал один глоток…
 

* * *

 
   Младшая дочь старосты Юта весь вечер просидела на крыльце, глядя на дорогу. Наконец, где-то вдалеке показалась сгорбленная фигура отца. Юта не утерпела и бросилась ему навстречу.
   – Ты один, – разочарованно проговорила она. – А где же колдун?