Ночкин Виктор. Тварь из Бездны

   Кто-то поблизости заорал, что в доме Совета уже выдают деньги пострадавшим – по спискам. Когда стража снимала двери с петель и утаскивала ставни, все тщательно записывалось, так что теперь – как и обещал Тевелас – можно получить компенсацию. Горожане сбились в стайку и двинули к дому Совета – добиваться денег. По дороге они, загибая пальцы и вздергивая брови, толковали друг дружке, во сколько обошлась им замечательная дверь… которая теперь уже, должно быть, бороздит морские просторы, унесенная от стен бурными потоками… А какие новенькие ставни… И погреб! Крышка же от погреба, не забыть бы…
   Ральк зажмурился, подставляя лицо солнцу… Обычно выигранная война превращается в праздник, в единое для всей общины веселье, но нынешняя кампания оказалась такой скоротечной – вряд ли вернцы смогли оценить масштабы грозившей им опасности, а потому так легкомысленно относятся к победе. А может, оно и к лучшему – Ральк слишком хорошо знал, каковы становятся люди, если им приходится годами жить в условиях непрерывной войны. Тогда они начинают жить войною, они превращаются в составную часть войны. Не в часть войска, а в часть войны. В городах, раз за разом переходящих из рук в руки, нет верности флагу одной из сторон, нет уважения к вождям и симпатии к солдатам, жители не сохраняют преданность никому, зато хранят преданность самой войне… Они умеют выжить в войну, они умеют заработать на войне, и уже не смогут ни выжить, ни заработать на жизнь в мирное время… Их дети, выросшие среди непрерывных разговоров о походах, штурмах, контрибуциях, выкупах за пленников и тому подобном – уже не мыслят себе иной жизни, кроме как война. Не знают иных доходов, кроме военной добычи – трофеев, выкупов, обирания трупов на поле брани… Мир их погубит. Ральк и сам был из таких, он родился в королевстве Гева, где междоусобицы не стихали никогда. Теперь ему хотелось приспособиться к жизни в мирном городе, он старательно учился… но получалось пока что плохо.

***

   Ральк, пригревшись, задремал, убаюканный плеском и воспоминаниями… Что его разбудило – он и сам не понял. То ли появление стражников, то ли что вода в канале притихла. К нему на стену, осторожно перешагивая через выбитые ступени, поднимались солдаты – толстый Ропит одышливо сопел, Нирс с любопытством ветел головой, оглядывая пролом. Ральк посторонился, чтобы товарищи влезли наверх и прошли по настилу – всего прибыло шестеро. Ропит, отдышавшись, объявил, что они – десяток господина Ралька, их прежний десятник Регвин ушел накануне на «Прекрасной Денарелле» и, конечно, нашел геройскую смерть в волнах… Остальными в их отряде будут новобранцы.
   – …Лично я бы посоветовал своего племяша, Керта. Смышленый парнишка… Исполнительный. Да и я присмотрю на первых-то порах…
   Ральк кивнул – мол, принял пожелание к сведению. Все равно решает, кого принять, кого – нет, капитан. От десятника ничего не зависит. А честно сказать, Ропит Ральку вовсе не нравился. Если племянник хоть немного походит нравом на дядю… так лучше без него.
   – Еще велено сказать, – сунулся Нирс, – господином капитаном велено, что наш черед сторожить до завтрашней заутрени. Потом сменят. Назавтра с вечерней молитвой – снова наш черед. Плохо.
   – Чего же плохо?
   – Как чего! Нам неполный день передышки всего! Знаешь, Ральк…
   – Как к десятнику обращаешься! – зашипел Ропит, ткнув рыжего в бок локтем.
   – Да брось! – махнул рукой Ральк. Ему хотелось добавить: «все равно не пойду с начальством о твоем племянничке говорить», но не стал дразнить толстяка, сдержался. – Говори, Нирс.
   – Я так думаю, сперва капитан на тебя рассердился. Ну, потому что мы все – вниз, а ты один остался на стене. Ну, как будто ты один такой молодец…
   – Герой, – подсказал Ропит.
   – Да, герой. А мы все, мол… Ну, ты понял! А потом, как будто, глава Совета похвалил стражу, мол так и так, мол, молодцы. И порядок в городе, и на стене с северянами бились нынче… Говорят, что-то такое сказал старик. Ну, капитан и подобрел. Однако же стеречь нам стену почти без отдыха.
   – Да брось! Сидеть здесь, за работой приглядывать, окрестности озирать – тихое дело, спокойное. А вот по городу патрулем ходить, в порту за порядком следить – куда как хлопотней. Наоборот, здесь передохнем…
   Ральк задумался. Ему не особенно хотелось быть начальником, не хотелось принимать решений, отвечать за что-то… Но делать нечего – уже назначен.
   – Вот что, – решился наконец десятник. – Нирс, дуй обратно в кордегардию. Возьми с собой кого-то, кто на ногу полегче… Вот хотя бы Берта. Прихватите сюда побольше факелов. Фонарей, если удастся раздобыть, тоже. Нам ночь сторожить, так я хочу получше этот кусок стены осветить. Мало ли… Вон – вода убывает. Скоро станет можно вброд пройти.
   – Да, – подхватил Нирс, – у моста Трех Грешников опять насыпь делают… ну, плотину, значит. Как здесь подсохнет, так работа и пойдет – это каменщики внизу говорили, я слышал. Так мы пойдем?
   – Да… А, вот еще! Нирс, ты ничего не слышал, как там варвары? Последний драккар? Что говорят?
   – Говорят ушел. Улепетывал без оглядки. Наши посадили десятка три или четыре человек из братства рыбаков на «Гнев Фаларика», вышли наперехват, да куда там! Северян и след уже простыл… Без волхва им тут – без шансов! Удрали.
   – Ладно, иди. – Ральк снова задумался. – А походить дозором нам все же придется… Внизу-то – половина домов без ставень, без дверей! До беды недалеко… Вот что, Ропит, обойдешь дома по этой улице и там, дальше… Скажешь хозяевам, чтоб дрова и факелы готовили. Над каждой дверью пусть лампу вешают, на перекрестках – костры жгут. Скажешь, стража будет иногда проходить, приглядывать, но и сами тоже пусть стерегут. Иди, у тебя вид подходящий, солидный. Тебя послушаются.
   Отправив подчиненных с поручениями, Ральк нахмурил лоб – непростое это дело, начальством быть. Хлопотное это дело.

Глава 15

   Ночь прошла спокойно – как будто и не было никакого набега. Ральк распределил людей по сменам и с чистой совестью пристроился спать, раз уж начальство – так и привилегии должны быть!
   Горожане жгли костры внизу, они тоже разобрались как-то между собой – в какой очередности караулить, для жителей тихого Верна в новинку было пострадать от войны, но сообразили, быстро приспособились по-своему. Пару раз Ропит обходил окрестные переулки с факелом. Местные приветствовали его кивками и бодрыми взмахами рук. Они чинно сидели под ярко горящими фонарями на крылечках, многие – с детьми. Для мальчишек дежурство стало развлечением, они собирались у костерков, разведенных на перекрестках, затевали, подражая старшим, солидные разговоры… Выглядели вернцы бодро и весело – должно быть, здесь не было родни погибших накануне с «Прекрасной Денареллой». Один раз прошел патруль стражи, солдаты перекинулись с Ропитом несколькими словами и ушли в ночь…
   Ближе к утру все стихло. Костры прогорели и едва тлели красным из-под серого слоя золы, горожане задремали, завернувшись в плащи и одеяла, на порогах домов… Детвора угомонилась еще раньше… Ральк проснулся от холода – хотя за день солнце высушило стену, все же от протоки несло сыростью. Десятник сбросил волглую куртку, выпрямился… потянулся, разминая затекшие мышцы. Потом стал у края – там, где настил обрывался, уходя уступами к руслу реки – и помочился вниз. В серых сумерках отчетливо выделялись красными пятнами кострища и белые точки фонарей – это внутри стен. За городской чертой, снаружи, было тихо, пустынно и одинаково серо. Никого и ничего – ни звука, ни малейшего шевеления. Даже ветра нет.
   Шум воды под стеной вовсе смолк. Должно быть, выше по течению плотину окончательно заделали ночью – если нужно, вернцы умеют работать быстро, а жить в городе с поврежденной стеной никому не охота. Стало быть, русло осушили, и с утра начнется ремонт укреплений. Нынче здесь будет шумно, а пока – спокойствие. На обеих сторонах разрушенной стены стражники укрепили фонари, и тусклый свет освещал изуродованную каменную кладку, свежие изломы отбрасывали причудливые тени… Ральк спустился на берег и отравил поспать стражника, который нес караул, а сам присел у костра и задумчиво пошевелил прутиком в золе, несколько жарких углей выворотились наружу и на миг вспыхнули алым… Ральк снова задумался о переменчивости судьбы… Могущественного северянина, утопившего в несколько минут огромную бирему, сгубили молнии из его же собственной тучи… И придумал этак одолеть грозного противника старик Кирит – самый, наверное, жалкий из вернских чародеев… Или самый скромный?
   Наутро на смену людям Ралька явился отряд стражи под командой Эгильта. Обменявшись с сержантом официальными приветствиями и несколькими ничего не значащими словами, Ральк разрешил своим идти по домам, приказав напоследок явиться за час до вечерней молитвы к кордегардии – да и пошел к себе. Он снимал комнату в трактире, довольно далеко от Лагайской башни. Вообще-то комната в трактире – неподходящая квартира для вернского стража порядка, но Ральк привык к походной жизни и не хотел большего. Тем более, что жил парень скромно, хозяин брал с него половинную плату – говорил, потому, что Ральк снял комнату надолго, мол, постоянному клиенту положена скидка. На самом же деле, трактирщику было выгодно иметь постояльца-стражника. Пару раз Ральк в самом деле помог хозяину решить кое-какие небольшие проблемы, да и его присутствие в распивочном зале сдерживало любителей побуянить… В иной ситуации хозяину пришлось бы раскошелиться за эти услуги, а с Ральком – дело закончилось парой бесплатных кружек пива. Но теперь, конечно, придется подыскивать другое пристанище – десятнику не пристало ютиться в тесной клетушке на постоялом дворе, это уж точно.
   Навстречу Ральку катились возы, груженные камнем, досками, инструментами… У мостика, разрушенного последним выстрелом волхва, повозки разгружали, разворачивали в переулке и гнали обратно. Кто-то ругался, что должны были прислать тачки и носилки, да вот нет по сю пору… Так что приходится сваливать все штабелями здесь и загромождать и без того узкую мостовую. Постепенно прибывали работники – начинался день. Хлопали ставни, соседки перекликались через улицу, ругали возчиков, бранили непослушных детей, ленивых мужей и весь белый свет заодно…
   Чем дальше от Лагайской башни – тем более спокойно и мирно выглядели улицы Верна. Ральк снова задумался, как этот уютный город непохож на его истерзанную набегами и междоусобицами родину. Хорошо, все-таки, что с северянами справились так быстро. Жаль, если мирная, спокойная, размеренная жизнь Верна пойдет прахом. Этому городу к лицу спокойствие.

***

   Когда смертельно уставший Ральк вошел в здание «Попутного ветра», постоялого двора, где он снимал комнату, хозяин радостно бросился навстречу с криком:
   – Ага! Живой! А я-то волновался, а я-то места себе не находил…
   Вообще-то, Ральк собирался тихонько подняться на второй этаж и завалиться спать, но миновать распивочный зал незамеченным не удалось.
   – Доброго утра, мастер Девик, живой я, невредимый, – отмахнулся солдат и попытался пройти к лестнице.
   Не тут-то было.
   – Дык посуди сам! Мой жилец вчера не явился, что ж мне было подумать? Да еще все твердят, что несколько стражников утопли вместе с галерой. Ну, уж я-то подумал…
   – И что? – Ральк начал раздражаться. – Ты подумал, что я сгинул и вышвырнул мои вещички? Я что, никогда прежде по ночам не отсутствовал?
   – Да нет, как можно… – хозяин опешил. – Ты что, как можно, вещички… то есть вещи… То есть имущество… Ральк, послушай, я тебя хотел попросить… чтоб ты посидел нынче в зале… Ну, при тебе не так шумят. А то разошлись… Я только попросить тебя хотел…
   В зале? Ральк огляделся. В такую рань клиентов не должно быть, уж во всяком случае – шумных клиентов. Однако, в самом деле, за сдвинутыми в ряд столами сидели человек двадцать горожан. Еще примерно столько же уютно примостились под столом и продолжали праздновать во сне. Мужчины покрепче – те, кто все еще сохранял сидячую позу – то и дело пытались затянуть удалую песню. Дальше двух-трех строчек дело не шло, но они заводили мотив снова и снова.
   – С вечера сидят, – подсказал Девик. – Цех ткачей. Они говорят, вчера на стене отличились, им цех дал три дня отдыха и Совет денег подкинул, чтобы отпраздновали…
   В гуляках Ральк узнал вчерашних соратников, те тоже оживились замахали руками, приглашая Ралька присоединиться к веселью.
   Солдат кивнул в ответ, улыбнулся и громко произнес:
   – Спасибо, мастера. Но я всю ночь в карауле был. Устал очень. А нынче вечером – опять в караул. Служба… В другой раз непременно с вами выпью за боевое братство… Не сердитесь, но я пойду прилягу… Приглядите за порядком здесь, сделайте милость, чтоб не шумел никто.
   И отправился к себе сопровождаемый заверениями, что все будет спокойно, приглашениями поспать у них за столом – после десятой кружки – и заверениями, что он, Ральк – единственный в страже правильный парень. С последним Ральк был более или менее согласен.
   Под вечер, отоспавшись, десятник явился к кордегардии. Ропит с Нирсом уже дожидались у дверей. Нирс – просто потому что всегда прибегал пораньше, а Ропит – чтобы еще раз попросить насчет племянника. Ральк уже готовился к новой порции нудных уговоров, но выручил писарь – уволок подписать какие-то бумаги, а под конец вручил маленький серебряный значок, какой положено носить десятнику. Здесь же крутился Торкер, натягивая узковатую форменную куртку. Другой, побольше, по его словам, не нашлось. В конце концов новобранец махнул рукой и объявил, что не станет нынче застегиваться, а потом, мол, жена перекроит заново. Выходя из кордегардии, Ральк столкнулся с капитаном. Тот хмурился, явно был недоволен и сказал только:
   – А, десятник… Ступай со своими людьми на прежнее место. Покараулите до утра, как сегодня. Северян опасаться нечего, драккар ушел… Но стену стеречь надо, пока решетку не закрепят как следует и кладку не восстановят…
   Ральк кивнул и собрался уходить, но капитан снова заговорил:
   – И еще. Там мордастый у тебя в десятке – Ропит, что ли? Так вот он за племянника просит, чтобы в стражу племянника взять. Ты объясни ему, что мне с сопляками нянчиться некогда. Скажи, чтоб и не думал об этом.
   Ральк снова кивнул и вышел наружу.
   – Ропит! – тот уже все понимал и подошел с убитым видом. – Ропит, я поговорил с капитаном, так он меня же и отругал. Так что…
   – Ладно, – согласился Ропит, – я понял. У десятника Тревера тоже племянник есть. Вот его и возьмут, я уже знаю…
   Ральк оглядел свое войско, убедился, что все в сборе и велел выступать на вчерашний пост.

***

   Когда Ральк с отрядом явился к Лагайской башне, работы уже сворачивались на ночь, но стена и площадка перед ней крепко изменились. Илистое дно протоки было вычищено в том месте, где русло проходило сквозь стену, в рыхлый грунт вбиты сваи, и несколько человек как раз устанавливали массивную решетку. Около десятка работников, расположившихся по обоим берегам, поддерживали ее, матово блестящую, на канатах. Те, что снизу командовали чуть приподнять или сдвинуть. Наконец с проклятиями и бранью решетку всадили в предназначенные для крепления гнезда, и каменщики принялись обкладывать основание решетки массивными заранее отесанными камнями. Работа шла к концу, труженики спешили закончить сегодняшний этап.
   Пройдя к стене, стражники обнаружили перемены и там – мастеровые убрали поврежденные сколотые блоки и кирпичи. Кое-где уже выделялась свежая кладка. Должно быть, после установки решетки в канале стену возведут заново очень быстро. Скорее всего, уже завтра. На Лагайской башне тоже шла работа – крышу разобрали, и недавно оструганные желтые стропила празднично выделялись на фоне неба. Окрестные дома щеголяли новенькими дверями и свежеокрашенными ставнями.
   Нирс побежал вперед и окликнул стражника на стене. Обменявшись приветствиями с солдатом, Ральк спросил об Эгильте – надлежало выполнить формальности, принять пост. Стражник махнул рукой за стену – мол, Эгильт сейчас там, снаружи. Ральк удивился, но говорить ничего не стал. Пожал плечами и полез на стену – поглядеть. Лестницы, кстати, тоже подновили, теперь не приходилось спотыкаться на щербатых ступенях. Эгильт бродил по берегу высохшей протоки, что-то высматривал в забитом вонючей грязью русле.
   – Ох, и смердит, должно быть, там, – заметил караульный и заорал. – Мастер сержант!!! Мастер Эгильт!!!
   Солдату хотелось, чтобы начальство скорей покончило с передачей поста, и чтоб его смену распустили по домам. Эгильт услышал, махнул рукой и побрел к городу. Сейчас, когда разобрали завалы, внутрь можно было пройти узким коридором по берегу мимо торчащего края решетки. Туда сержант и направился. Ральк снова спустился на берег, поздоровался с начальником и спросил:
   – Что там?
   – Как что? – Эгильт пожал плечами. – Прошелся, посмотрел… мало интересного, все илом и грязью занесло. Вот, топор хороший нашел. Еще видел щит, но он поломанный. Хочешь, пройдись сам, пока светло.
   Сержант вытащил из мешка – Ральк только сейчас заметил этот мешок – облепленный водорослями топорик и показал десятнику.
   – Ладно, мы сейчас по домам, завтра с заутреней, как в колокола зазвонят, приду тебя сменить. Завтра, наверное, лопату у мастеров одолжу, покопаю там… Завтра все подсохнет, а я заметил, где корабль северянский разбило молниями. Может, не все с отливом унесло…
   Тут сержант уставился куда-то через плечо Ралька и, торопливо пряча топорик, заявил:
   – Все, я пошел… Эй, Керт, крикни остальным – мол, по домам… Бывай, десятник. – и торопливо зашагал прочь.
   Ральк оглянулся – к нему шел Кирит Ростин. Понятно, что сержант поспешил убежать, они со старым магом друг дружку явно недолюбливают.
   – Здравствуйте, юноша, – окликнул чародей Ралька.
   – Добрый вечер, мастер. Что скажете, какими судьбами сюда?
   – Да вот… – подойдя поближе, старик смущенно улыбнулся стражнику, глядя снизу вверх. – Как-то не по себе… тревожно мне. Захотел еще раз поглядеть на это место. А здесь только что ваш командир был?
   – Да, наш сержант. Тот самый…
   – Мне показалось или он бродил за стеной? Был снаружи, верно? Может, и мы пройдемся, поглядим?
   – Идемте, – согласился Ральк, дежурство на стене – скучная служба, а маг был интересным собеседником. – А зачем?
   – Ну… не знаю, как объяснить… Этот волхв… мне почему-то кажется, что все еще не закончилось… Нет-нет, волхв убит, я даже получил награду, большую награду… Я смогу наконец-то купить домик, который присматривал. Я, знаете, соглашался в последнее время на не слишком приятные дела, чтоб заработать на этот домик…
   – Как тот игорный дом? – подмигнул Ральк. – Тот, где мы свели знакомство?
   – Туда я зашел выпить пива, – подмигнул Кирит. – Но, как бы там ни было, теперь домик мой. Не весь дом, только половина здания, но много ли надо старику? Очень уютные комнаты, над самым каналом… Знаете, юноша, летом можно отворить ставни и слушать, как течет вода под окнами, засыпать под этот шум… Впрочем, вы очень молодой человек, вам это, должно быть, не понятно… Глядите-ка, а вот здесь затонула барка, именно в этом месте!
   Ральк послушно поглядел – ничего интересного, какие-то доски торчат из зеленой дряни, уже растрескавшейся под солнцем.
   – Да, – продолжал тем временем чародей. – Этот северный маг. Он не умел колдовать как мы, не умел использовать всю силу заклинаний, часть его колдовской мощи уходила в пар, в ветер, в эту огромную тучу… И между тем оставшегося ему хватало, чтобы без труда развались стену, обрушить мост… Какая сила, какой огромный запас энергии! Откуда он взялся, этот северянин, на что рассчитывал, явившись к стенам Верна с ничтожным войском? С другой стороны, он едва не вошел в город…
   – Но ведь его остановили? При помощи запруды, при помощи вашей, мастер, идеи? Я думаю, если бы не придумка с молниями, сообразили б что-то иное…
   – Да, я и сам так считаю, – согласился старик. – Ведь противником был дикарь – неученый, необразованный… Знаете, эти волхвы, они пользуются такими посохами… Вот представьте себе палку выше моего роста, которая оканчивается искусно вырезанной лапой, сжимающей янтарный шарик… Со сливу примерно. Ну, если колдун силен, то размером с яблоко, что ли. Говорят, чем сильнее северный маг, тем больший шар венчает его палку, уж не знаю, правда ли это…
   Ральк молча слушал, иногда кивал. Вдруг старик смол и остановился. Ральк понял, что Кирит что-то разглядывает в высохшем потоке. Старик, прикоснулся к рукаву десятника и попросил:
   – Друг мой, а вы не могли бы достать мне во-он ту палку, – и указал пальцем.
   Ральк послушно полез вниз, стараясь ступать только на твердые сухие кочки, ухватил указанный шест, торчащий из грязи, и потянул. Палка оказалась огрызком посоха, оканчивающимся (насколько можно было разглядеть под слоем липкой дряни) когтистой лапой, охватывающей расщепленными и обломанными когтистыми пальцами пустоту не меньше двадцати сантиметров в поперечнике. Не слива и не яблоко.

Часть 2
Тварь

Глава 16

   Поврежденную стену восстановили на следующий же день, так что ночное дежурство Ралька оказалось последним, больше стражу не посылали стеречь стену, впредь городские рубежи охранялись по ночам, как и прежде, цехами – каждым в свой черед.
   В последнюю ночь ничего примечательного не происходило, если не считать попытки пары крестьян незаконно проникнуть в вольный город Верн, имея при себе мешки с овощами. Злоумышленники собирались протащить свой убогий товар, минуя ворота, чтобы, таким образом, избежать воротных сборов и сэкономить грош-другой. Ропит пугал бедолаг страшными карами, штрафами и конфискациями до тех пор, пока они не повалились на колени и не принялись умолять отпустить их ради Гилфинга по-доброму… Ральк, пряча ухмылку, в конце концов позволил злодеям уволочь мешки сквозь пролом обратно в ночь, напутствуя обычным: «…И глядите, в другой раз не попадайтесь».
   Отсмеявшись, десятник велел солдатам развести костер на берегу высохшего канала, чтобы хорошенько осветить узкие проходы под стеной – и, как выяснилось, не зря. Крестьяне повторили попытку часом позже. Когда же они появились в свете костра в третий раз уже под утро, Нирс (был как раз его черед нести стражу) хохотал так, что разбудил всех…
   На следующий день Ральк отсыпался и приходил в себя, привел в порядок измятую пропахшую потом одежду… Потом посыльный передал, что его десятку положено два дня отдыха… Словом, когда он наконец явился на службу, прошло немало времени и набег северян как-то забылся, стал историей. Ральк заметил, что вернцы стараются в разговорах избегать этой темы, не вспоминать о северянах. Семьи имперских моряков получили какие-то деньги – что-то вроде компенсации, ополченцы отгуляли выделенные им для отдыха дни, пропили небольшие премии и снова возвратились к привычной жизни. Ральк явился на службу и принял команду над вновь укомплектованным десятком, в котором было на самом деле восемь человек, считая и его самого – власти не спешили принимать на службу новых солдат… то ли экономили на жаловании, то ли была иная причина. Торкер хвастался новой курткой, которую ловко перелицевала и подогнала под объемистую фигуру жена, звал десятника в гости, обещая познакомить с семьей. Узнав, что Ральк живет в комнатенке на постоялом дворе, предложил снять комнату с отельным входом в его собственном доме… Ральк отказался – неудобно… Подумав, он решил все же остаться на прежней квартире, привык за годы.
   Ропит хмурился и всем рассказывал, что его племяннику отказали в месте, потому что на службу приняли родича десятника Тревера, Ральк несколько раз встречался с этим новобранцем – симпатичный крепкий парнишка, почему бы и не взять такого на службу? Но Ропиту он, разумеется, ничего говорить не стал, кивал в ответ на брюзжание.
   Жизнь города окончательно вошла в привычную колею, все стало как прежде – до нападения варваров. Стояло дождливое пасмурное лето, цены медленно позли вверх – как всегда накануне нового урожая, преступники злоумышляли не больше и не меньше, чем в прошлые годы – словом, все было как всегда. Даже рыбаки смелее выходили на лов – северян не было видно. Галера «Гнев Фаларика» ходила до Велинка, сопровождала караван вместо погибшей биремы, капитан ок-Ревейс привез новости – в столице Империи окончательно утвердился Алекиан, старший сын покойного монарха. Младший, оспаривавший престол у законного наследника, похоже, сгинул без следа – во всяком случае, столица приняла Алекиана, и вот-вот должна была состояться коронация… хотя Алекиан уже был коронован в Гонзоре, но теперь ритуал повторят в Ванетинии… Словом, жизнь так или иначе налаживалась во всем Мире, не только в Верне.
   И стражники по-прежнему обходили дозором улицы и мосты; несли караул, где прикажут, иногда ловили преступников, а чаще – упускали… Служба протекала обыденно, Ральку было скучно, но он никому не жаловался. Верн – город устоявшихся обычаев и давних традиций, здесь не понимают, как может быть скучен серый дождливый день, как две капли воды похожий на вереницу таких же точно серых дождливых дней – при условии, что жалованье в эти дни платят исправно.