Нушич Бранислав. Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)

   Первым на трибуну поднялся самый злобный оппозиционер Асреддин и сделал запрос правительству:
   - Я спрашиваю премьер-министра, верно ли, что у шаха насморк и это скрывают от народа?
   Не успел Асреддин закрыть рот, а премьер-министр уже поднялся со своего места, чтобы выступить с опровержением. Ведь во всех конституционных государствах премьер-министры опровергают все, о чем бы их ни запросили. Только он начал говорить, как самый злобный оппозиционер Асреддин покраснел, словно перец, и бросился бежать через зал, сбив с ног какого-то парламентского служителя.
   - Почему Асреддин-эфенди убегает, не выслушав ответа? - спрашивает премьер-министр и лукаво смотрит на министра полиции Нуреддина бен-Али.
   - Даю слово Хаки-эфенди, - звонит председательствующий.
   - Ладно, спасибо, после... - машет рукой Хаки-эфенди и мчится к выходу.
   - Слово предоставляется Шимахи бен-Мухаммеду, - объявляет председатель.
   - Он на дворе! - опять кричит большинство.
   - Слово имеет Бахри бен-Надир.
   - Он на дворе! - опять кричит большинство.
   - Даю слово Али бен-Али, - звонит председатель.
   Али бен-Али важно поднимается с места.
   - О-о-о! - пронеслось по собранию, потому что уже три дня ходили слухи, будто Али бен-Али собирается говорить дольше, чем Драгиша Лапчевич в сербской скупщине 1.
   1 Лапчевич Драгиша - журналист и политический деятель, с 1905 по 1921 год постоянно избирался в скупщину.
   Али бен-Али поднялся на трибуну, откашлялся, а премьер-министр наклонился к министру юстиции и шепотом спросил:
   - Он принял?
   - Двадцать капель, - ответил министр.
   - Господа, - начал Али бен-Али, но вдруг заволновался, поспешно скатился с трибуны и еще в зале стал расстегивать шаровары.
   Через полчаса вся оппозиция сидела на корточках около парламента, а большинство проголосовало за закон о палочном наказании.
   Вот так в Тегеране справились с обструкцией.
   Но зачем я рассказал эту историю, чего доброго еще кто-нибудь ею воспользуется!..
   И ЕЩЕ ОБ ОДНОМ УРОЖАЕ
   Богата земля наша! Обильно родит она всякие плоды и кормит нас. Основные культуры - пшеница, ячмень, кукуруза, яблоки, груши и ордена произрастают в таком количестве, что не только нам хватает, но мы их еще вывозим в другие страны.
   Все эти предметы, особенно если год урожайный, составляют значительную часть продукции, о которой обыкновенно объявляют в сербских газетах. Про кукурузу, ячмень, пшеницу, яблоки и груши можно прочитать на третьей странице газет, а про ордена - среди указов на первой странице.
   Но поскольку производство орденов и их сбор год от года растет, то никто не удивится, если эта культура перейдет и на третью страницу сербских газет. Вот тогда среди биржевых объявлений мы сможем прочитать и еще нечто, вроде:
   Спрос на ордена - 742
   Предложение орденов - 262
   Выдано орденов - 324
   А самое главное, эта рубрика была бы постоянной среди биржевых объявлений, потому что у нас в Сербии может не уродиться и пшеница и кукуруза, могут подвести фрукты и бахчевые, а ордена никогда не подведут, и спрос на них всегда обеспечен.
   Во время одного такого сбора урожая орденов мне как-то бросилось в глаза имя награжденного, о котором я никогда в жизни не слышал. И решил я разузнать, кто этот человек и каковы его заслуги.
   Сказано - сделано.
   Только вы не подумайте, что в Сербии легко обнаружить заслуги награжденного!
   Я пошел к самому господину министру. Уж если он мне не скажет, так кто же еще может сделать это!
   - Господин министр, очень прошу вас дать мне одну маленькую справку. В последнем указе среди награжденных значится Сима Саватич. Не скажете ли вы мне, кто этот человек?
   - Сима Саватич? Впервые слышу это имя, сударь.
   - Он награжден по вашему представлению.
   - По моему представлению?
   - Да, посмотрите, вот официальное сообщение.
   - Действительно, по моему представлению! Видите ли, этот Саватич, вероятно, был в списке, который мне представил начальник канцелярии. Значит, он знает его и рекомендовал мне.
   Я простился с господином министром и пошел к господину начальнику.
   - Господин начальник... - и я повторил всю вышеприведенную фразу: такое-то и такое-то дело, пришел я узнать у вас, кто такой Сима Саватич?
   - Сима Саватич! - удивился господин начальник. - Первый раз слышу это имя.
   - Но он награжден по вашему представлению.
   - Представлял не я, а господин министр.
   - Да, но господин министр говорит, что вы подали ему список!
   - А, список! Да, да, припоминаю. Этот список мне представил господин секретарь.
   - Так мне, очевидно, лучше всего обратиться к нему?
   - Да, именно к нему.
   - Спасибо.
   Пошел к секретарю. Господин секретарь очень любезно меня принял и на вопрос, не он ли представил господину начальнику список для награждения, сказал:
   - Да, да, я.
   - Ну, а за что же, в самом деле, награжден Сима Саватич?
   - Первый раз слышу это имя! - удивился секретарь.
   - Но ведь вы же включили его в список.
   - А, список? - забеспокоился секретарь. - Да видите ли, список составлял не я, его готовили писаря, господин Сава-писарь...
   - Итак, значит, господин Сава-писарь?
   Пошел я к господину Саве-писарю, и тот сразу же признался, что список готовил он.
   - Отлично! - воскликнул я. - Уж вы-то, наверное, знаете, за что награжден Сима Саватич.
   - Не знаю, сударь.
   - Но вы же включили его в список.
   - Да, но мне велел господин секретарь.
   Иду к господину секретарю. Господин секретарь вспомнил, что так распорядился господин начальник. Иду к начальнику. Начальник тоже припомнил, что так приказал господин министр.
   Я пошел опять к министру.
   - Так в конце концов выходит, что я распорядился?
   - Да, господин министр.
   - Возможно, очень возможно. Помнится, я распорядился на основании какой-то частной рекомендации. Может быть, начальник получил какое-нибудь письмо.
   Начальник сказал: может быть, секретарь получил какое-нибудь письмо.
   И так без конца. Мне несколько дней пришлось ходить от министра к Саве-писарю, от Савы-писаря к господину министру, и все-таки я ничего не узнал. Поэтому я и выбрал самый короткий путь: решил пойти прямо к Симе Саватичу и спросить, знает ли он, за что его наградили.
   И хотя нелегко было найти Симу Саватича, я все-таки разыскал его через несколько дней.
   - Вы господин Сима Саватич?
   - Да.
   - Вы награжденный Сима Саватич?
   - Да.
   - Ага, отлично, вас-то я и ищу. Не будете ли так добры сказать мне, известно ли вам, за что вас наградили?
   - Да! - решительно подтвердил он.
   - Очень хорошо, - восторженно воскликнул я. - Скажите мне, пожалуйста, за что вас наградили?
   - По списку!
   - Как по списку?
   - Подошла моя очередь, вот и все.
   - Как же так, я вас что-то не понимаю.
   - Просто по книге записей рождения.
   - Но, господин Сима, объясните, пожалуйста, яснее.
   - По книге записей рождения два года тому назад меня взяли в солдаты, а теперь я награжден.
   - А, - хлопнул я себя по лбу, - значит, вы думаете, что в Сербии выдача орденов производится так же, как и набор в армию?
   - Конечно.
   - И вы полагаете, что у нас награждают по книге записей рождения, когда подойдет очередь?..
   - Ну конечно же!
   - Очень хорошо! Спасибо вам за разъяснение.
   ПЕРВАЯ СЕРБСКАЯ КОМИССИЯ
   У каждого народа есть свои достоинства: например, гордость, самоотверженность, мужество и т. д., но есть и свои слабости. Слабость одного народа - лукавство, другого - тщеславие, третьего - то, четвертого это.
   Наша слабость - наши комиссии. Не знаю, попал ли я в самую точку, но готов утверждать и отстаивать эту мысль. Да вы и сами, наверное, заметили, что без комиссий мы не можем завершить ни одного дела. Приходится только удивляться, как мы еще не ввели комиссий при решении чисто личных вопросов. Можно было бы, например, при заключении брака высылать на место действия комиссии и со стороны жениха и со стороны невесты.
   Начиная с государства в целом и кончая общиной, укажите мне хоть одно дело, которое обошлось бы без комиссии. Если не укажете, не удивляйтесь, что эту область нашего отечества я называю страной комиссий; ведь я почти убежден что комиссии - наша национальная особенность!
   Придя к такой мысли, я сразу же стал искать причину болезни. Вы ведь знаете, что при заболеваниях ребенка врач всегда интересуется здоровьем родителей, чтобы узнать, не наследственная ли это болезнь. Я пошел тем же путем и принялся выяснять, не страдали ли и наши предки комиссионной болезнью?
   Несколько, дней я рылся во всех учебниках истории сербского народа - и одобренных Главным Советом просвещения, и никем не одобренных. Просмотрел издания, которые поддерживали Чупич, Коларац и Книжевна задруга 1, просмотрел и издания, которые никто не поддерживал. Я перерыл иностранных авторов и иностранные источники только для того, чтобы узнать, не вершили ли и наши деды свои дела через комиссии, Я рассуждал так: ведь если комиссии и в самом деле наша наследственная национальная болезнь, то вполне возможно, что Милутин учреждал комиссию по "приему Грачаницы", Стефан - комиссию по "приему Дечан", а Душан - комиссию по "выработке проекта законника", а затем и "по изучению условий Кантакузина" 2, для "выработки церемониала коронаций" и т. д.
   И мои труды увенчались успехом: я выяснил, когда была создана первая сербская комиссия. Оказалось, это произошло в глубокой древности, гораздо раньше, чем я предполагал... Впрочем, вам всем известна одна особенность сербской истории: всякий историк у нас может доказать все, что только пожелает. Вукашин убил Уроша, Вукашин не убивал Уроша; Вук предал, Вук не предавал на Косовом поле 3; у сербов были золотые деньги, у сербов не было золотых денег и т. д. У нас можно обосновать и многое другое, так почему бы и мне не доказать, что первая сербская комиссия существовала еще в VIII веке.
   1 Чупич Никола (1836-1870) - меценат, завещавший свое имущество на издание научных книг. Коларац Илия (ок. 1800- 1878) - торговец, основавший в 1861 году фонд помощи нуждающимся писателям. В 1877 году все свое состояние завещал в пользу университета. Книжевна задруга - литературное общество.
   2 Милутин - сербский король (1282-1321), правивший под именем Стефана Уроша II. Грачанида - церковь на Косовом поле, заложенная Милутином в 1321 году. Стефан Урош III - сербский король (1321-1326), прозванный Дечанским. В благодарность за свое чудесное исцеление от слепоты он, по преданию, основал монастырь, назвав его Дечаны. Душан - Стефан Душан Сильный, сербский царь (1331-1355), оставил после себя памятник своей законодательной деятельности - "Законник Стефана Душана". Кантакузин - Иоанн VI Кантакузин, византийский император (1341-1355). Здесь имеется в виду договор о союзе, заключенный им в 1342 году с Душаном.
   3 Вукашин - сербский король (1366-1371). Вукашин захватил престол, лишив власти царя Уроша IV. ...Вук предал, Вук не предавал... - Имеется в виду историческое лицо Вук Бранкович (ум. в 1398 г.), который, по народному преданию, умышленно опоздал со своим отрядом на Косово поле, и сербское войско из-за этого потерпело тяжелое поражение от турок (1389).
   Впрочем, для большей убедительности я сошлюсь на подлинные исторические факты. Пойдите, пожалуйста, в библиотеку и разыщите там Acta sanctorum. October, IV, стр. 177 (Ev. Bolland, 1866 г.).
   Итак, произошло это около 780 года, когда славяне напали на Солунь. Тогда "один из них, весьма искусный в машинах, придумал хитро устроенную башню и заявил, что с нею славяне наверняка возьмут Солунь". До сих пор все идет хорошо, и нет тут ничего особенного, так как и любой другой народ мог бы изобрести башню. Но далее в этом историческом источнике говорится: "Когда же он построил машину, то показал князьям славянским, и они одобрили ее".
   Вот следы первой сербской комиссии и ее деятельности. Князья составили комиссию и одобрили изобретение. Но не подумайте, будто все, что делается с помощью комиссий, выходит шиворот-навыворот. Славяне, осаждавшие Солунь, были сербами. Следовательно, наши нынешние комиссии ведут свое происхождение от доисторических сербских комиссий, и совершенно ясно, что все хорошие и плохие стороны их унаследованы от предков.
   Упомянутый выше исторический источник гласит: "Тогда они с оной машиной напали на Солунь, но оная машина не функционировала".
   Теперь вы видите, что это была настоящая сербская комиссия. Машину осмотрели, приняли, а как до дела дошло, она "не функционировала". Болгарские историки утверждают, будто славяне, осаждавшие Солунь, были болгары. Нам не требуется более веского довода для доказательства, что под Солунем были сербы, ибо и неискушенный человек сразу же узнает работу первой сербской комиссии.
   Очень сожалею, что мне пока не удалось выяснить, каковы были суточные у членов первой сербской комиссии и в какую сумму обошлась ее деятельность. Если мне удастся обнаружить еще и это, то я решу великую историческую проблему и докажу, что наши комиссии - вполне закономерная болезнь.
   МИЛЛИОН
   Миллион динаров не может быть ни самым крупным выигрышем в лотерее, ни приданым невесты, ни жалованьем или подарком.
   Миллион динаров может быть суммой в руках кассира, сбежавшего в Америку с какого-нибудь денежного предприятия, сном практиканта 1, задремавшего натощак, или, наконец, дефицитом в бюджете малого государства, такого, как наше.
   1 Практикант - низшая должность в чиновной иерархии королевской Сербии.
   Но миллион, о котором пойдет речь, - ни то, ни другое, ни третье.
   Я расскажу о миллионе, выделенном по решению итальянского парламента из государственного бюджета для распределения между оставшимися в живых ветеранами-гарибальдийцами в честь столетия Гарибальди.
   Старые, изнуренные в сражениях бойцы, которым и раньше помогала благодарная Италия, теперь получат солидные суммы и спокойно, в достатке проживут конец своей жизни.
   Прочитав такое сообщение, я сразу же подумал, как было бы хорошо и нам когда-нибудь вспомнить о своих добровольцах, и, если мы не можем одарить их миллионом, то выделить им хотя бы сотню тысяч. Я тут же уселся за стол и подсчитал, сколько бы из этой сотни тысяч досталось каждому добровольцу.
   Я исходил из предположения, что наше правительство уже выделило для распределения между добровольцами 100 000 динаров. Вот мой расчет.
   Прежде всего потребуется создать комиссию по составлению списков добровольцев и сбору необходимых о них сведений. Работа комиссии при соответствующем вознаграждении обойдется не дороже 20 000 динаров, а это значило бы, что для распределения между добровольцами все-таки останется 80 000 динаров.
   Как только эта комиссия закончит свою работу, будет образована другая. Новая комиссия займется классификацией добровольцев и разделит их на две, три или четыре категории, в соответствии с собранными данными, чтобы бедные получили большую помощь, а кто позажиточнее, - меньшую.
   Эта комиссия проработает два-три месяца и, разумеется, расходы на оплату ее труда обойдутся по крайней мере в 30 000 динаров. Но все-таки для распределения осталось бы 50 000 динаров.
   Как только вторая комиссия закончит свою работу, посыплются жалобы на ее деятельность. Одни станут доказывать, что их следует отнести к первой категории, а не к четвертой, другие захотят попасть во вторую к т. д.
   Чтобы разобрать все жалобы и убедиться в их справедливости, понадобится учредить третью комиссию. Этой комиссии придется долго работать, и деятельность ее обойдется по меньшей мере в 20 000 динаров, что, впрочем, не так уж и много, так как для распределения между добровольцами все-таки останется еще 30 000 динаров.
   Для ведения всех дел потребуется, конечно, специальный штат канцелярских служащих. Их труды обойдутся в 9500 динаров, и для распределения останется всего 20 500 динаров.
   После успешного завершения предварительной работы будет образована комиссия по распределению денег. Ее труды обойдутся, скажем, не более чем в 20 000 динаров, и все-таки для распределения между добровольцами останется 500 динаров.
   Тогда пригласят всех оставшихся в живых добровольцев, участников сербско-турецкой войны 1, а их примерно около тысячи человек. Каждому пошлют приглашение, на котором будет наклеена почтовая марка стоимостью в полдинара.
   1 Имеется в виду сербско-турецкая война 1876 года, в результате которой Сербия получила независимость.
   Добровольцу в данном случае достанется полдинара - сумма вполне достаточная, если принять во внимание, что этими деньгами как раз будут покрыты его расходы на гербовую марку, которую каждый наклеит на прошение.
   Так было бы в Сербии! Мне неизвестно, почему итальянцы не спросили у нас, как следовало бы распределить этот миллион.
   Мы дали бы им дружеский совет.
   ОТВЕТ НА ПРИГЛАШЕНИЕ
   Товарищи и друзья! Я получил ваше приглашение встретиться после стольких лет разлуки и торжественно отметить двадцатипятилетие со дня нашего окончания университета. Я непременно приму участие в торжества и надеюсь, что оно напомнит мне те прекрасные времена, когда все мы, и я в том числе, верили, что в Сербии важно и нужно иметь университетское образование. Но за эти двадцать пять лет я, к сожалению, убедился, что матушке Сербии грамотные люди не нужны и что университетский диплом - излишняя роскошь, от которой человек уже никогда не может избавиться.
   Получая университетский диплом, я думал: мир теперь мой, ведь в руках у меня ключ, открывающий все, даже кованные железом двери, волшебная лампа Аладдина, перед которой расступаются стены.
   А что оказалось в жизни, в действительности?
   Я хотел стать военным, но когда упомянул, что у меня есть университетский диплом, меня стали расспрашивать, чей я сын.
   Я решил податься на государственную службу, но когда сказал, что обладаю дипломом, меня стали спрашивать, есть ли у меня акции и какого банка.
   Наконец, убедившись, что диплом - только лишняя обуза и помеха, я принял мудрое решение и начал всем говорить, будто нет у меня никакого диплома, никогда его не было, и я даже не помышлял когда-либо его получить.
   Почувствовав себя освобожденным, я снова предложил свои услуги государству, которое однажды их уже отклонило. Являюсь к главе одного министерства, и тот меня принимает в своем кабинете.
   - Господин начальник, - начинаю я очень серьезно и стараюсь ни единым словом не выдать, что окончил университет, - я пришел просить, чтобы вы взяли меня на службу.
   - А что ты окончил?
   - Пять классов гимназии, но экзамены не сдал.
   - А ты грамотный?
   - Да, немного, но я постараюсь подучиться.
   - Конечно! - отвечает глава. - Если будешь прилежным - научишься. Вот я окончил только два класса да земледельческую школу, и этого мне вполне хватает.
   Я получил место и сделал бы прекрасную карьеру, если бы мои коллеги каким-то образом не пронюхали, что я окончил университет, и не донесли на меня начальству. Начальство сразу же возымело против меня зуб, и я, понятно, потерял службу.
   Выждав некоторое время, чтобы в правительственных кругах забыли о том, что я окончил университет, я отправился к главе другого министерства.
   - Господин начальник, говорю, я пришел попросить вас взять меня на службу.
   - А кем ты был до сих пор?
   - Унтер-офицером.
   - Ты где-нибудь учился?
   - В унтер-офицерской школе.
   - Достаточно. Я был поручиком, и вот... слава богу.
   Я опять получил очень хорошее место и занимал бы его до сих пор, если бы против меня не началась целая кампания. Прежде всего министр стал получать анонимные письма, в которых сообщалось, что я окончил университет, затем появились статьи в газетах: "Что это значит? На государственной службе держат человека с университетским дипломом. Знает ли об этом господин министр, а если знает, то собирается ли он и дальше терпеть подобное безобразие?" Когда и этого оказалось мало, поступил запрос в скупщину: "Известно ли министру, что на государственную службу проник человек, окончивший университет, и как министр к этому относится?"
   После такого оборота дел, разумеется, я не мог больше оставаться на службе.
   С тех пор я уже и не пытался получить какую-либо должность.
   Диплом об окончании университета я тем временем вставил в рамку и повесил на стену рядом с дипломом, именующим меня почетным членом одного певческого общества. И от первого, и от второго прок один, вот и пускай висят рядом.
   И только я стал забывать о своем досадном жизненном промахе, о том, что и я когда-то окончил университет, как вы, мои дорогие товарищи и друзья, поспешили напомнить мне об этом своим приглашением. Непременно приму участие в торжестве. Почему бы и нет? Если есть люди, празднующие двадцатипятилетие супружеской жизни, то почему бы мне торжественно не отметить это меньшее зло, державшее меня двадцать пять лет в кабале у какого-то диплома и погубившее мою карьеру.
   КРАТЧАЙШИЙ ПУТЬ
   Какой-то дурак, возомнивший себя философом, изрек одну глупость, которую многие считают верхом мудрости. "Прямая дорога - дорога кратчайшая", - гласит эта мудрость, над которой смеялись и раньше, над которой хохочут теперь, а в будущем по поводу нее станут ядовито улыбаться.
   Кто бы ни поверил этой мудрости и ни отправился прямой дорогой, всегда прибывал к месту назначения последним или не попадал туда вовсе.
   Возьмите хотя бы такой случай. Вы знаете, что прямая дорога от Калемегдана до Славии проходит по Теразии; по ней проложена трамвайная линия. И вот кто-нибудь, скажем, Алекса, отправится по этой дороге к Славии, а кто-то другой, скажем, Борисав, пойдет от Калемегдана через Варош-капию по Абаджийской Чаршии 1. Разумеется, второй, то есть Борисав, окажется на Славии раньше, чем первый.
   1 Названия различных улиц, площадей и парков Белграда.
   Но это не очень убедительный пример, я его выбрал не совсем удачно. Конечно, этот второй, Борисав, какой бы крюк он ни сделал, придет первым, поскольку на прямой дороге, по которой будет следовать Алекса, ходит белградский трамвай. Алекса, конечно, не захочет идти пешком и поедет на трамвае. Но если он так поступит, то, разумеется, прямая дорога вовсе не окажется кратчайшей, и наверняка второй путник - в обход и пешком доберется до Славии раньше.
   Итак, это неудачный случай, но есть и другие примеры, которые убеждают, что прямой путь - вовсе не кратчайший.
   Вот возьмите одно из самых обычных жизненных явлений - любовь, причем любовь серьезную, за которой следует брак. Допустим, господин Пера влюблен в барышню Анку и влюблен серьезно. Он, конечно, считает, что лучше всего прямо сказать ей об этом. Он ищет случай сегодня, ищет завтра и, наконец, на каком-то балу, а их только для этого и устраивают, подходит к ней, дрожит, бледнеет и заплетающимся языком шепчет:
   - Я вас люблю!
   Услышав признание, она ведет себя, как в таких случаях и подобает вести себя девушке. Она волнуется, краснеет, опускает глаза, у нее сильно бьется сердце, пересыхают губы.
   Он хочет знать только одно: "Да или нет?" Танцуют кадриль, а он шепчет ей: "Да или нет?" Танцуют вальс, а он ее спрашивает: "Да или нет?" Танцуют селянчицу, а он опять: "Да или нет?"
   Наконец у девушки вырывается: "Да!", и он, совершенно счастливый, мечтает о своем прекрасном будущем.
   Но пока господин Пера хранит ее "да" как ценный залог и предается мечтам о будущем, строя карточные домики, господин Сима, которому барышня Анка тоже очень нравится, вовсе не подходит к ней, чтобы объясниться в любви. Он знает, что прямой путь - не самый короткий.
   Он подходит к ее матери и развлекает ее разговором:
   - Ах, сударыня, какой прекрасный ребенок ваша дочь. Я никогда не встречал так хорошо воспитанных детей.
   А матушка сладко смеется, и что-то приятное щекочет ее душу.
   - И ведь как верно говорят в народе, - продолжает господин Сима, прежде посмотри на мать, а уж потом сватайся к дочери. Но люди часто ошибаются: собираясь жениться, и не взглянут, что представляет собою мать воспитанная ли она, порядочная ли. А ведь какова мать, такова будет и дочь. Вот, пожалуйста, на вашем примере это лучше всего видно.
   А мать слушает, и душа ее вздымается к небесам, будто тесто на дрожжах подходит, сердце ширится, как меха гармоники, и чувствует она, что ей уже не уместиться на одном стуле и нужно подставить второй.
   А господин Сима на этом не останавливается. Он ищет и находит тетку барышни Анки. С теткой он ведет совсем иной разговор:
   - Ах, сударыня, пусть люди говорят, что годы налагают на человека отпечаток. Но сколько бы ни было вам лет и как бы ни блистали юностью эти девушки на балу, вашей свежести и вашему виду может позавидовать любая молодость.
   А у госпожи тетки сверкают глаза, она чувствует, как тепло разливается по всему ее телу, и вдруг ей становится так жарко, что хочется убежать домой переодеться.
   Господин Сима не останавливается и на этом, он находит отца девушки, ее другую тетку и всех остальных родственников. И, как вы думаете, кто женится на барышне Анке? Господин Пера, вошедший в ее сердце прямым путем и уже добившийся ее "да", или господин Сима?
   И так не только в любви. Стоит лишь посмотреть вокруг.
   Возьмите государственную службу. Господин Янко честно и усердно служит, работает, трудится день и ночь, растет число его детей, растут долги, но он все надеется, и для этого есть все основания:
   "Вот дослужусь до хорошего жалованья - рассчитаюсь с долгами, дослужусь до лучшего, более почтенного места - займусь воспитанием детей".
   И у него есть все основания надеяться. Ведь в его руках верный залог честный труд, всеобщее признание, добрая слава. Но пока он надеется, господин Стева поступает совсем иначе. Он ходит от дома к дому, от двери к двери и узнает, в которые из них можно проникнуть; у него есть тетка, еще на школьной скамье дружившая с нынешней госпожой министершей; у него есть дядя - дальний родственник другой госпожи министерши; вторая его тетка состоит в родстве с госпожой Савкой, советницей, а госпожа советница была первой женой господина генерала, тогда как вторая генеральская жена находится в наилучших отношениях с господином министром.