Страница:
Я поспешил на мостик, чтобы посмотреть, как «Финикия» будет входить в подводную гавань. После Фарассы и Танета она казалась крохотной – всего четыре дока на спиральном ободе ступицы. Впрочем, нет! Не четыре! Под нижним уровнем располагались строительные камеры и скелет пятого дока. Позади него я заметил герметичный грузовой ангар и почувствовал приятное удивление. В Лепидоре никогда еще не было такого большого строительства. Очевидно, отец использовал прибыль, полученную от продажи железа. Когда мы подплыли ближе, я заметил фигуры за стеклянными окнами зала ожидания.
Манта причалила к четвертому доку. Здесь тоже имелись новшества – например, дополнительный лифт, который перемещался по внешней поверхности ступицы. Причальные подвески стали длиннее. Грузовую платформу расширили и соединили с ангаром небольшим техническим тоннелем.
– Я забыл рассказать вам об этом, – с улыбкой сказал Гамилькар. – Вы не узнаете Лепидор. Он сильно изменился за последний год. Ваш отец вложил полученную прибыль в строительство города.
Я еще не знал, как относиться к этим переменам, но, слава богам, упадок, о котором мы тревожились, был преодолен. Прежде отец не мог заплатить даже за расчистку леса. А теперь он строил доки и тратился на дорогостоящие сооружения. Хотя, думаю, такое решение далось ему нелегко.
Захваты сжали корпус «Финикии», и после того, как насосы удалили воду из шлюза, матросы открыли люк манты. Мы поблагодарили капитана и команду. Гамилькар предложил мне первым войти в шахту лифта – судно имело лишь две палубы и было наполовину меньше «Призрачной звезды». Мы прошли через шлюзовую камеру и выбрались на пирс. Я поднял дорожный мешок – тот самый, с которым уплыл отсюда. Только теперь вместо образцов железа в нем лежал магический жезл. Все расступились, давая мне дорогу.
Отец стоял в конце пирса – у входа в галерею, которая вела в зал ожидания. При виде меня его брови приподнялись вверх от изумления. Похоже, он ожидал увидеть только Гамилькара. Затем, когда я опустил на ковер дорожный мешок, он смял меня в своих медвежьих объятиях.
– Катан! – осмотрев меня, сказал он. – Где ты был все это время? Как ты вырос!
Его лицо сияло от удовольствия.
– Но ты по-прежнему на полголовы выше меня, – напомнил я ему.
– Не в этом дело, глупыш! Ты прошел через шлюз, как хозяин, а не как мальчишка. Молодец, что вернулся. Думаю, ты вряд ли узнаешь наш город.
Увидев на пирсе Палатину, Равенну и Гамилькара, он сделал шаг вперед.
– И Палатина здесь! Приветствую вас в Лепидоре.
– А это Равенна, – сказал я. – Мы вместе учились в Цитадели.
В отличие от Барки, мой отец отнесся к девушке с искренним радушием. Он приветствовал ее, словно почетную гостью. Она ответила ему очаровательной улыбкой и грациозно поклонилась. Я порадовался, что Равенна не стала проявлять к отцу такую же холодную антипатию, как к Барке. Обычно мой отец был груб с людьми, которые ему не нравились. Год назад я не ломал бы над этим голову, но сейчас мне хотелось, чтобы время, которое она проведет в Лепидоре, было приятным.
Отец поприветствовал Гамилькара, затем проводил нас через зал ожидания к центральной лестнице и вывел к воротам подводной гавани. Я остановился, ослепленный солнечным светом. Минуту спустя мой рот широко открылся от восторга и изумления. Подумать только! Лорд Барка сказал, что они сделали все это за несколько прошлых месяцев!
Вокруг меня возвышались строительные леса. Городские улицы были наполнены стуком молотков, криками рабочих и скрипом лебедок. Вдоль набережной виднелись ряды обновленных торговых лавок и таверн. Некогда закопченные и покосившиеся строения имели теперь безукоризненные фасады. На крышах зеленели сады. На месте старых питейных заведений появились бары и небольшие кафе.
Через миг я убедился в том, что отстраивался не только район гавани, приносивший Лепидору основной доход, но и весь город. Многие дома обзавелись дополнительными этажами. Пара новых башен и странный купол изменили вид центральной площади.
Я не поверил своим глазам, когда увидел, что за Восточными воротами возводится четвертый квартал. За строительными лесами безошибочно угадывались контуры литейного цеха. На рыночной площади возвышались три больших павильона.
Я посмотрел на отца, не в силах сказать ни слова. Такое и представить было трудно! Как они успели? Все это не могло быть построено на деньги, полученные от продажи железной руды.
– Откуда ты взял такие средства? – в ошеломлении спросил я у него.
– После отъезда Айстика мы наняли команду геологов. Домин лишь царапнул поверхностный слой. Горняки уточнили запасы залежей железной руды и обнаружили на дальней стороне горы еще одну жилу самоцветов. Услышав это, мы решили производить оружие. Оно приносит огромную прибыль. И спрос на него гораздо больше, чем на железную руду.
– Несколько лордов Океании поспешили войти в дело, – добавил Гамилькар. – Все гостиницы по-прежнему полны?
– Чтобы вместить наплыв рабочих и торговцев, мы построили четыре новых постоялых двора.
Не зная, что сказать, я задал первый вопрос, пришедший мне в голову:
– А как насчет пиратов?
– Нам придется позаботиться о них. Поговорим об этом во дворце, когда ты встретишься с матерью. Думаю, она удивится не меньше меня.
– Моритан и Кортьерес тоже вошли в дело? – спросил я, следуя за отцом по главной улице.
Граф махал рукой погонщику слонов, повелевая ему отъехать в сторону. Ого! Неужели в Лепидбре появились слоны?
– Моритан и Кортьерес – наши деловые партнеры. Молодец, что вспомнил о них. Вложения моих друзей составили львиную долю начального капитала. Кроме того, они прислали несколько бригад обученных строителей. Моритан участвует в разработке рудника. Мы используем его шахтеров и геологов. Кортьерес финансирует строительство литейного цеха.
Значит, наши союзники содействовали процветанию Лепидора? Мне понравился деловой подход отца. Я знал из «Истории» и по лекциям преподавателей, что угроза чаще исходила от недовольных друзей, чем от заклятых врагов.
Даже при таких резервах на возведение дворца нам потребовалось бы несколько веков. Я еще не видел его – стены Морского квартала загораживали вид. Мы шли по улице, привлекая внимание людей. Горожане выглядывали из окон и дверей, приветствовали нас с отцом и дружески кивали девушкам и Гамилькару. Я удивился числу приезжих. Мне казалось, что атмосфера города тоже стала другой. Провинциальный Лепидор превращался в промышленный центр Океании. Железо изменило расстановку сил на континенте.
От каменных пил и шлифовальных станков поднималось облако пыли. Прямо перед нами несколько строителей несли балку для потолочного перекрытия. Мы пропустили их и, кашляя, вышли на торговую площадь. Навстречу нам засеменил Шихап – тот самый торговец-одеждой, которого я встретил восемнадцать месяцев назад, когда мчался по главной улице на колеснице, чтобы сообщить графине Иррии о найденном железе. Он был первым горожанином, узнавшим о находке, и Шихап, к моему удивлению, запомнил этот факт.
– Приветствую тебя, Катан! – сказал торговец. – Как тебе нравится наш город? Мог ты мечтать о таком, когда рассказывал мне о залежах железа?
Он гордо указал рукой на свой павильон, раскрашенный пурпурными и белыми полосками. На крыше реял небольшой флажок.
– Не знаю, как мечты Катана, но твои уж точно сбылись, – ответил отец, посматривая на малиновую мантию и серебряный пояс толстого торговца.
От бороды Шихапа исходил запах дорогого масла. Я почувствовал его за несколько шагов.
– Мне просто удалось воспользоваться преимуществами возникшей ситуации. Я всегда имел хороший нюх на выгодные сделки.
– Но оставил без оплаты несколько долгов!
Шихап укоризненно пожал плечами и повернулся к девушкам.
– Вы не были здесь прежде, леди. Когда у вас появится свободное время, приходите в мой павильон, и я покажу вам ткани высочайшего качества!
Мы двинулись дальше. Рынок гудел, как улей в солнечный день. Я никогда не видел здесь такой активности – даже во время Большой Северной ярмарки, которую мы проводили шесть лет назад. Многие торговцы были мне незнакомы, а те, которых я знал, сильно изменились: их одежда стала лучше, вид – надменнее, палатки и лавки – богаче и наряднее.
Последним сюрпризом был дворец. Когда мы прошли ряды последних палаток, я увидел его во всей красе – увидел и не поверил своим глазам. Наш некогда обветшалый двор больше не выглядел жалким. Кладку стен починили и заново окрасили. Галерею выложили новыми плитами. На крыше сияла дорогая ярко-красная черепица. Слева от центрального корпуса, где прежде располагались королевские конюшни, возвышалось вновь построенное здание. Оно сочеталось с непритязательным колониальным стилем дворца, но имело купол, который, на мой взгляд, превышал сто футов в диаметре. Мой отец возвел Тронный зал и палату Совета!
– Где ты достал деньги для всей этой роскоши? – с восторженным изумлением спросил я отца.
Взглянув на меня, Равенна рассмеялась. Я заметил в глазах Палатины легкую дымку ностальгии.
– Следующий груз железа позволит нам продолжить улучшения, – с гордостью ответил Элнибал. – Тебе нравится?
– Еще бы! Это потрясающе!
Некоторые перемены в Лепидоре не совсем нравились мне, но при виде купола я почувствовал прилив гордости. Мой клан стал настолько богатым, что мог позволить себе такой символ власти. Залы с куполами являлись выражением величия. Я вспомнил, как когда-то завидовал другим городам на своем пути к Танету. Теперь мы имели свой собственный Тронный зал, и он ничем не уступал подобным строениям Океании к северу от Фарассы.
Недаром Лиях Форит хотел отнять контракт у Гамилькара. Интересно, какой суммой описывались займы Барки? Впрочем, он получал пятую часть прибыли. При удачном стечении обстоятельств торговый лорд мог расплатиться с любыми кредиторами.
Двое подтянутых пехотинцев в новой форме отсалютовали нам и сопроводили нашу группу во двор. Я отметил, что у ворот соорудили небольшой фонтан, украшенный статуей тигрицы. Мать и первый советник Атек ожидали нас перед мраморной лестницей. Рядом толпилась дворцовая челядь. Увидев меня, графиня радостно всплеснула руками. Она удивилась не меньше отца, но ее объятия были более сдержанными. Она совсем не изменилась, если не считать того, что ее одежда стала гораздо роскошнее, а вместо серебряной диадемы на голове появилась золотая.
– Ты обещал, что уедешь только на три месяца, – с упреком сказала она.
– Я всегда был слаб в арифметике.
Мать добродушно улыбнулась.
– Твой брат все время спрашивал о тебе. Он так вырос, что ты не узнаешь его.
– Ему уже семь, не так ли? – спросил я, внезапно обнаружив, что не помню возраст Джерия.
– Да, в прошлом месяце мы праздновали его день рождения. Кортьерес подарил ему тренировочный меч, и теперь он с ним не расстается.
Я представил матери Палатину и Равенну, а затем приветствовал советника Атека. Его одежда была такой же мятой, как и прежде, однако живот увеличился вдвое.
Нас провели по лестнице в приемный зал, где в честь Гамилькара приготовили столы для праздничного пира. Эту часть дворца немного переделали с тех пор, как я покинул Лепидор. Потолок стал выше. Южную стену превратили в одно большое окно с видом на колоннаду и»море. Слуги в новых ливреях подавали гостям вино и освежающие напитки.
Я уже устал удивляться переменам. Два года назад Лепидор находился в таком упадке, что теперь буквально все нуждалось в улучшении и благоустройстве. И все же я начинал скучать по старым изношенным драпировкам, с жирными пятнами и торчащими нитями, украшенным эмблемами города, на которых от ветхости отсутствовали хвосты и плавники дельфинов.
Вкратце рассказав о своих приключениях (мы дали клятву не говорить о том, чем занимались в Цитадели), я покинул родителей и отправился на поиски Палатины. Меня тревожила печаль, которую я заметил в ней по пути во дворец.
Девушка стояла на балконе и смотрела на скалы, тянувшиеся от защитной стены к бескрайнему морю. Кубок в ее руке был пуст. Слева от нас возвышался храм с недавно пристроенным к нему верхним этажом. На его крыше трепетал флаг Сферы.
– Ты чем-то озабочена? – спросил я, встав рядом с Палатиной.
Она даже не повернулась.
– Купол… Здание Совета… Наверное, это зависть. Наш тронный зал в Кантенаре тоже имел купол – хотя он был меньше вашего. Не слушай меня, Катан. Я просто завидую тебе. Ты имеешь возможность вести мирную и безопасную жизнь, которой я лишилась одиннадцать лет назад. У тебя есть дом, брат и добрые родители – пусть даже приемные. Мой отец скончался от болезни. Мать говорила, что его отравили. Я почти не виделась с ним. Он был в неладах с семьей моей матери. Меня воспитывали во дворце Кантени, а он оставался в Селерианском Эластре. Мать была вечно занята. Она жила в столице при дворе императора – под постоянным присмотром его людей. Когда я приезжала к ней, ко мне приставляли толпу наставников и компаньонок. Я обучалась наукам и фехтованию… и почти не виделась с родителями.
В голосе Палатины не было сожаления. Только тихая печаль.
– Когда Персей умер, все изменилось. Перед нами появилось множество возможностей и перспективных дел. Оросий был нашей последней надеждой. Мы верили, что потомок великих Тар'конантуров станет заботливым и мудрым правителем. Однако он присоединился к Сфере. Жизнь моих соплеменников превратилась в кошмар. Теперь он отправляет неугодных ему людей в крепость, где пленники бесследно исчезают или погибают от пыток. Сфера разрушает все, к чему прикасается. Она как чума! Как смертельная зараза! И вдруг, попав в Лепидор, я вижу тихий и мирный город. Я вижу счастливых людей. Но над вами тоже нависла угроза. Ваш покой не будет долгим.
Меня ошеломила ненависть, звучавшая в ее голосе – ненависть, которой я раньше не замечал.
– Не забывай, что мы решили бороться со Сферой.
– Да, мы решили. Тем не менее перед нами возникла проблема, к которой я не могу подступиться. Меня беспокоит деятельность Форита. Сфера атакует там, где ты не ожидаешь этого. Жрецы Рантаса действуют изнутри. Если б мы имели хоть несколько легионов Этия Великого, то все пошло бы по-другому. Но посмотри туда. Даже они не справились бы с таким злом.
Казалось, что в наш разговор вмешалась сама Аквасильва. Я увидел горы облаков, собиравшиеся на востоке. Они поднимались все выше и выше. Еще один шторм. Наследие Сферы. Палатина была права. Мне стоило лишь выглянуть из окна, чтобы понять причину ее ненависти. Мы вернулись в зал, и я сообщил отцу о штормовых облаках.
– Они идут с востока? – спросил он. Я кивнул.
– В этом месяце все штормы приходят с востока. Какое-то время они шли с запада – против доминирующих ветров. Мы даже начали тревожиться. Но сейчас они вернулись к нормальному курсу.
Он велел одному из слуг выйти на связь с постом наблюдения и передать приказ об объявлении штормового предупреждения. Я вновь присоединился к Атеку и рассказал ему немного о Танете. Первый советник никогда не посещал столицу Аквасильвы, хотя и был осведомлен о хитросплетениях торговли. Судя по нашей беседе, отец попросил его не задавать мне вопросов об учебе в Цитадели – по крайней мере на публике. Насколько я понял, Атек тоже был еретиком. Он вырос в семье моей матери и получил такое же воспитание, как она.
Через десять минут после моего разговора с отцом над Лепидором разнесся знакомый вой сирены. Он предупреждал горожан о приближении шторма.
После того как гости разошлись по спальным комнатам, у меня появилась возможность пообщаться с родителями наедине.
Пройдя через холл и свернув в широкий коридор, я вошел в апартаменты графа и графини. Просторная гостиная освещалась факелами и тусклыми изолампами. Дорогие портьеры на стенах и окнах заглушали завывание бури. Извне доносился лишь слабый шум. Впрочем, шторм еще не достиг полной силы.
Мать указала мне на мягкое кресло. Как бы это странно ни звучало, я скучал по мебели Океании. Апелаги и экваторианцы предпочитали подушки, а те жалкие подобия фарасских кресел, которые отец заказал у краснодеревщиков Танета, были сделаны людьми, никогда не видавшими достойных образчиков.
– Как прошла учеба в Цитадели? – спросил отец, передав мне бокал с фруктовым коктейлем.
На званом приеме я почти не пил – два кубка вина по-прежнему были для меня пределом.
– Мне понравилось.
Я вкратце описал те дисциплины, которым обучался. Чтобы не огорчать родителей, я не стал рассказывать им о планах Палатины и о споре с Юкмадорием – тем более что ректор в своей злобной записке не осуждал меня за возвращение домой.
– Значит, ты маг, – подытожил Элнибал.
Я думал, он удивится, но не тут-то было. Меня это немного огорчило. Мне захотелось узнать, почему его не впечатлили мои магические способности.
– Ты предполагал такую возможность?
– Я знал, – ответил он. – Я всегда это знал.
– Равенна тоже маг? – спросила мать.
– Да. А как ты догадалась?
– Она использовала теневое зрение. Когда я обучалась в Цитадели, одна из моих подруг демонстрировала мне свои магические таланты. Благодаря ее урокам я улавливаю особые вибрации, которые возникают, когда кто-то использует магию Тени. Насколько она сильна?
– Я думаю, что Равенна сильнее меня.
Мои родители переглянулись. На их лицах появилась тревога.
– Отец, ты всегда говорил, что нашел меня среди руин какой-то деревушки. Скажи, это действительно так? Теперь ты можешь открыть мне правду.
– Я скрывал от тебя истину, – ответил Элнибал. – Она так необыкновенна, что я решил раскрыть ее тебе только после того, как ты побываешь в Цитадели.
– Палатина утверждает, что она кузина императора. Та самая, которую якобы убили полтора года назад.
– Возможно, девушка права. Вы с ней очень похожи. Катан, я расскажу тебе сейчас нечто такое, что ты не должен открывать никому – даже твоим настоящим родственникам.
Элнибал нахмурился и потеребил одну из кисточек, свисавших с подлокотника кресла.
– Двадцать лет назад я служил в легионе наемников на Тамарине. Мы охраняли от набегов один из кланов Восточного Архипелага. Как-то раз, получив краткосрочный отпуск, я, Моритан и Кортьерес отправились в Рал Тамар. У нас было четыре свободных дня, и мы решили перепробовать вино во всех тавернах города.
Я пытался представить отца молодым и пьяным, но мне это не удалось.
– Однажды вечером мы задержались в какой-то забегаловке и вышли оттуда около двух часов-ночи. Мало того, что мы попали под ливень, по пути домой нас еще угораздило ввязаться в стычку вооруженных людей.
Я остановил отца и предложил ему использовать метод, которому научил меня Юкмадорий. Элнибал кивнул, выражая согласие. Данный метод позволял магу переносить чужие воспоминания в свой ум. Не прошло и мгновения, как я оказался в Рал Тамаре, каким он был двадцать лет назад.
Трое друзей, покачиваясь, брели по мокрой мостовой. Свернув на одну из улиц, они увидели троих мужчин в белой форме гвардейцев. Они сражались с четырьмя жрецами в красных мантиях. Дождевые лужи почернели от крови. На брусчатке лежали две фигуры в белом.
Один из гвардейцев в отчаянии позвал на помощь. Элнибал, Моритан и Кортьерес обнажили мечи. Они напали на жрецов – не очень расторопно и ловко, так как были сильно пьяны. Через минуту окликнувший их мужчина упал, сраженный острым клинком. Однако прибытие трех новых бойцов изменило ход сражения. Двое сакри были убиты, третий, прижимавший к груди какой-то предмет, бросился бежать. Отец помчался за ним, втр время как Моритан и Кортьерес остались, чтобы разобраться с последним из жрецов. Элнибал едва не поскользнулся на мокрых каменных плитах. Тем не менее он быстро настиг убегавшего и сбил его с ног. Сверток выпал. Из-под грубого одеяла торчал кончик зеленого шелка и виднелось личико младенца. Я понял, что смотрю на самого себя. Это было незабываемое ощущение.
– Так ты похититель детей? – свирепо прокричал отец.
Ответа не последовало. Элнибал пронзил жреца мечом и, взяв меня на руки, вернулся к остальным. Последний гвардеец сидел на земле. Он был ранен в живот. Рядом лежали тела четырех его товарищей и трех сакри. Мне показалось, что на груди умиравшего мужчины виднелась эмблема с серебряным дельфином. Но свет уличных изоламп не позволял рассмотреть деталей. К тому же плащ гвардейца был залит кровью.
– Кто этот ребенок? – спросил его отец. – Ты знаешь, кто он?
Мужчина умирал.
– Меня зовут Бителен. Я из клана Салассы. Этот ребенок…
Кровь хлынула из его рта, и Моритан беспомощно развел руками. Однако гвардеец не желал сдаваться смерти.
– Кто вы? – прошептал он.
В его горле клокотала кровь. Дыхание вырывалось из груди с надсадным хрипом.
– Элнибал. Эсграф Лепидора.
– Лепидор? Где это?
– В Океании. Ты хочешь о чем-то попросить?
Человек в гвардейской форме нащупал дрожащей рукой медальон и вытащил его из-под рубашки. Когда он сорвал его с цепочки, кровь потекла из раны так сильно, что Моритан уже не мог остановить ее, прижимая плащ к животу мужчины. Морщась от боли, раненый протянул медальон отцу. Его лицо стало мертвенно-серым.
– Ты узнаешь этот предмет?
Я не узнал, но Элнибал ответил:
– Да. Это фетийская судейская печать.
– Я главный казначей. Прошу тебя… Поклянись мне, что ты воспитаешь мальчика как собственного сына и никогда не расскажешь Сфере о тайне его рождения.
Глаза Кортьереса расширились, но мой отец взял медальон и заверил умиравшего мужчину:
– Клянусь тебе в этом.
Смертельный приступ кашля сотряс тело фетийского казначея. Он повалился на мокрые камни и открыл было рот для крика, но из его горла лишь вылился новый густой поток крови. Мужчина выгнул спину и прохрипел:
– Его зовут Катан…
Последняя конвульсия оборвала нить жизни. Отец повернулся к друзьям. Он немного нагибался вперед, защищая ребенка от дождя.
– Нам лучше уйти отсюда, – сказал Моритан. – Вскоре здесь появится патруль. Они начнут выяснять, что тут произошло и чей это ребенок.
– Мы о нем ничего не узнали, – посетовал отец…
Сцена побледнела, и я вынырнул из сферы памяти в уютное тепло гостиной.
– Вот как все это случилось, – сказал отец. – Мы ушли на постоялый двор. Остальное к делу не относится.
– Значит, Моритан и Кортьерес тоже еретики? – спросил я.
– Не совсем. Кортьерес не был в Цитадели. Его обучал кэмбресский еретик, служивший элементу Земли. Моритан провел год в цитадели Воды, но стал атеистом. Он не поддерживает Сферу. Однако его мало волнует судьба Архипелага.
– Расскажи нам о Палатине, – попросила мать. – У нее необычное имя. Кажется, я недавно где-то слышала его.
– Конечно, слышала. О Палатине Кантени ходили легенды. Эта девушка в двадцать один год стала лидером фетийских республиканцев. Полтора года назад ее якобы убили.
– Ты думаешь, это она и есть?
– Не знаю, – честно признался я. – Но, судя по всему, она действительно моя кузина.
– Я могу лишь подтвердить, что ты фетиец, – поднимаясь из кресла, сказал отец. – Мы поговорим о Цитадели завтра вечером.
Попрощавшись с родителями, я вернулся в свои покои на верхнем этаже угловой башни. Моя спальная комната располагались как раз над приемным залом. Сев в кресло, я задумчиво уставился в окно, за которым сверкали молнии и ярился шторм. Перед моим взором проплывали картины двадцатилетней давности. Я знал, что означала судейская печать. Эти медальоны являлись символами верховной власти в фетийской империи. Они изготавливались индивидуально для каждого владельца. Их нельзя было подделать или украсть. Но почему главный казначей отдал жизнь, защищая ребенка? Кем были мои родители и как я оказался в руках жрецов?
Итак, Палатина приходилась мне кузиной, а Элнибал ничего не знал о'моей настоящей семье. Поиски зашли в тупик. Я не надеялся найти ответы в каких-то фетийских архивах. Если записи о моем рождении когда-то и существовали, то сакри давно уже уничтожили их. Я почувствовал тоску и досаду. Палатина разожгла в моем сердце радостные ожидания, и вот теперь они угасли. Впрочем, в будущем я мог получить дополнительные сведения. Вряд ли у Палатины было много кузенов… Но на это могли уйти годы.
Глава 18
Манта причалила к четвертому доку. Здесь тоже имелись новшества – например, дополнительный лифт, который перемещался по внешней поверхности ступицы. Причальные подвески стали длиннее. Грузовую платформу расширили и соединили с ангаром небольшим техническим тоннелем.
– Я забыл рассказать вам об этом, – с улыбкой сказал Гамилькар. – Вы не узнаете Лепидор. Он сильно изменился за последний год. Ваш отец вложил полученную прибыль в строительство города.
Я еще не знал, как относиться к этим переменам, но, слава богам, упадок, о котором мы тревожились, был преодолен. Прежде отец не мог заплатить даже за расчистку леса. А теперь он строил доки и тратился на дорогостоящие сооружения. Хотя, думаю, такое решение далось ему нелегко.
Захваты сжали корпус «Финикии», и после того, как насосы удалили воду из шлюза, матросы открыли люк манты. Мы поблагодарили капитана и команду. Гамилькар предложил мне первым войти в шахту лифта – судно имело лишь две палубы и было наполовину меньше «Призрачной звезды». Мы прошли через шлюзовую камеру и выбрались на пирс. Я поднял дорожный мешок – тот самый, с которым уплыл отсюда. Только теперь вместо образцов железа в нем лежал магический жезл. Все расступились, давая мне дорогу.
Отец стоял в конце пирса – у входа в галерею, которая вела в зал ожидания. При виде меня его брови приподнялись вверх от изумления. Похоже, он ожидал увидеть только Гамилькара. Затем, когда я опустил на ковер дорожный мешок, он смял меня в своих медвежьих объятиях.
– Катан! – осмотрев меня, сказал он. – Где ты был все это время? Как ты вырос!
Его лицо сияло от удовольствия.
– Но ты по-прежнему на полголовы выше меня, – напомнил я ему.
– Не в этом дело, глупыш! Ты прошел через шлюз, как хозяин, а не как мальчишка. Молодец, что вернулся. Думаю, ты вряд ли узнаешь наш город.
Увидев на пирсе Палатину, Равенну и Гамилькара, он сделал шаг вперед.
– И Палатина здесь! Приветствую вас в Лепидоре.
– А это Равенна, – сказал я. – Мы вместе учились в Цитадели.
В отличие от Барки, мой отец отнесся к девушке с искренним радушием. Он приветствовал ее, словно почетную гостью. Она ответила ему очаровательной улыбкой и грациозно поклонилась. Я порадовался, что Равенна не стала проявлять к отцу такую же холодную антипатию, как к Барке. Обычно мой отец был груб с людьми, которые ему не нравились. Год назад я не ломал бы над этим голову, но сейчас мне хотелось, чтобы время, которое она проведет в Лепидоре, было приятным.
Отец поприветствовал Гамилькара, затем проводил нас через зал ожидания к центральной лестнице и вывел к воротам подводной гавани. Я остановился, ослепленный солнечным светом. Минуту спустя мой рот широко открылся от восторга и изумления. Подумать только! Лорд Барка сказал, что они сделали все это за несколько прошлых месяцев!
Вокруг меня возвышались строительные леса. Городские улицы были наполнены стуком молотков, криками рабочих и скрипом лебедок. Вдоль набережной виднелись ряды обновленных торговых лавок и таверн. Некогда закопченные и покосившиеся строения имели теперь безукоризненные фасады. На крышах зеленели сады. На месте старых питейных заведений появились бары и небольшие кафе.
Через миг я убедился в том, что отстраивался не только район гавани, приносивший Лепидору основной доход, но и весь город. Многие дома обзавелись дополнительными этажами. Пара новых башен и странный купол изменили вид центральной площади.
Я не поверил своим глазам, когда увидел, что за Восточными воротами возводится четвертый квартал. За строительными лесами безошибочно угадывались контуры литейного цеха. На рыночной площади возвышались три больших павильона.
Я посмотрел на отца, не в силах сказать ни слова. Такое и представить было трудно! Как они успели? Все это не могло быть построено на деньги, полученные от продажи железной руды.
– Откуда ты взял такие средства? – в ошеломлении спросил я у него.
– После отъезда Айстика мы наняли команду геологов. Домин лишь царапнул поверхностный слой. Горняки уточнили запасы залежей железной руды и обнаружили на дальней стороне горы еще одну жилу самоцветов. Услышав это, мы решили производить оружие. Оно приносит огромную прибыль. И спрос на него гораздо больше, чем на железную руду.
– Несколько лордов Океании поспешили войти в дело, – добавил Гамилькар. – Все гостиницы по-прежнему полны?
– Чтобы вместить наплыв рабочих и торговцев, мы построили четыре новых постоялых двора.
Не зная, что сказать, я задал первый вопрос, пришедший мне в голову:
– А как насчет пиратов?
– Нам придется позаботиться о них. Поговорим об этом во дворце, когда ты встретишься с матерью. Думаю, она удивится не меньше меня.
– Моритан и Кортьерес тоже вошли в дело? – спросил я, следуя за отцом по главной улице.
Граф махал рукой погонщику слонов, повелевая ему отъехать в сторону. Ого! Неужели в Лепидбре появились слоны?
– Моритан и Кортьерес – наши деловые партнеры. Молодец, что вспомнил о них. Вложения моих друзей составили львиную долю начального капитала. Кроме того, они прислали несколько бригад обученных строителей. Моритан участвует в разработке рудника. Мы используем его шахтеров и геологов. Кортьерес финансирует строительство литейного цеха.
Значит, наши союзники содействовали процветанию Лепидора? Мне понравился деловой подход отца. Я знал из «Истории» и по лекциям преподавателей, что угроза чаще исходила от недовольных друзей, чем от заклятых врагов.
Даже при таких резервах на возведение дворца нам потребовалось бы несколько веков. Я еще не видел его – стены Морского квартала загораживали вид. Мы шли по улице, привлекая внимание людей. Горожане выглядывали из окон и дверей, приветствовали нас с отцом и дружески кивали девушкам и Гамилькару. Я удивился числу приезжих. Мне казалось, что атмосфера города тоже стала другой. Провинциальный Лепидор превращался в промышленный центр Океании. Железо изменило расстановку сил на континенте.
От каменных пил и шлифовальных станков поднималось облако пыли. Прямо перед нами несколько строителей несли балку для потолочного перекрытия. Мы пропустили их и, кашляя, вышли на торговую площадь. Навстречу нам засеменил Шихап – тот самый торговец-одеждой, которого я встретил восемнадцать месяцев назад, когда мчался по главной улице на колеснице, чтобы сообщить графине Иррии о найденном железе. Он был первым горожанином, узнавшим о находке, и Шихап, к моему удивлению, запомнил этот факт.
– Приветствую тебя, Катан! – сказал торговец. – Как тебе нравится наш город? Мог ты мечтать о таком, когда рассказывал мне о залежах железа?
Он гордо указал рукой на свой павильон, раскрашенный пурпурными и белыми полосками. На крыше реял небольшой флажок.
– Не знаю, как мечты Катана, но твои уж точно сбылись, – ответил отец, посматривая на малиновую мантию и серебряный пояс толстого торговца.
От бороды Шихапа исходил запах дорогого масла. Я почувствовал его за несколько шагов.
– Мне просто удалось воспользоваться преимуществами возникшей ситуации. Я всегда имел хороший нюх на выгодные сделки.
– Но оставил без оплаты несколько долгов!
Шихап укоризненно пожал плечами и повернулся к девушкам.
– Вы не были здесь прежде, леди. Когда у вас появится свободное время, приходите в мой павильон, и я покажу вам ткани высочайшего качества!
Мы двинулись дальше. Рынок гудел, как улей в солнечный день. Я никогда не видел здесь такой активности – даже во время Большой Северной ярмарки, которую мы проводили шесть лет назад. Многие торговцы были мне незнакомы, а те, которых я знал, сильно изменились: их одежда стала лучше, вид – надменнее, палатки и лавки – богаче и наряднее.
Последним сюрпризом был дворец. Когда мы прошли ряды последних палаток, я увидел его во всей красе – увидел и не поверил своим глазам. Наш некогда обветшалый двор больше не выглядел жалким. Кладку стен починили и заново окрасили. Галерею выложили новыми плитами. На крыше сияла дорогая ярко-красная черепица. Слева от центрального корпуса, где прежде располагались королевские конюшни, возвышалось вновь построенное здание. Оно сочеталось с непритязательным колониальным стилем дворца, но имело купол, который, на мой взгляд, превышал сто футов в диаметре. Мой отец возвел Тронный зал и палату Совета!
– Где ты достал деньги для всей этой роскоши? – с восторженным изумлением спросил я отца.
Взглянув на меня, Равенна рассмеялась. Я заметил в глазах Палатины легкую дымку ностальгии.
– Следующий груз железа позволит нам продолжить улучшения, – с гордостью ответил Элнибал. – Тебе нравится?
– Еще бы! Это потрясающе!
Некоторые перемены в Лепидоре не совсем нравились мне, но при виде купола я почувствовал прилив гордости. Мой клан стал настолько богатым, что мог позволить себе такой символ власти. Залы с куполами являлись выражением величия. Я вспомнил, как когда-то завидовал другим городам на своем пути к Танету. Теперь мы имели свой собственный Тронный зал, и он ничем не уступал подобным строениям Океании к северу от Фарассы.
Недаром Лиях Форит хотел отнять контракт у Гамилькара. Интересно, какой суммой описывались займы Барки? Впрочем, он получал пятую часть прибыли. При удачном стечении обстоятельств торговый лорд мог расплатиться с любыми кредиторами.
Двое подтянутых пехотинцев в новой форме отсалютовали нам и сопроводили нашу группу во двор. Я отметил, что у ворот соорудили небольшой фонтан, украшенный статуей тигрицы. Мать и первый советник Атек ожидали нас перед мраморной лестницей. Рядом толпилась дворцовая челядь. Увидев меня, графиня радостно всплеснула руками. Она удивилась не меньше отца, но ее объятия были более сдержанными. Она совсем не изменилась, если не считать того, что ее одежда стала гораздо роскошнее, а вместо серебряной диадемы на голове появилась золотая.
– Ты обещал, что уедешь только на три месяца, – с упреком сказала она.
– Я всегда был слаб в арифметике.
Мать добродушно улыбнулась.
– Твой брат все время спрашивал о тебе. Он так вырос, что ты не узнаешь его.
– Ему уже семь, не так ли? – спросил я, внезапно обнаружив, что не помню возраст Джерия.
– Да, в прошлом месяце мы праздновали его день рождения. Кортьерес подарил ему тренировочный меч, и теперь он с ним не расстается.
Я представил матери Палатину и Равенну, а затем приветствовал советника Атека. Его одежда была такой же мятой, как и прежде, однако живот увеличился вдвое.
Нас провели по лестнице в приемный зал, где в честь Гамилькара приготовили столы для праздничного пира. Эту часть дворца немного переделали с тех пор, как я покинул Лепидор. Потолок стал выше. Южную стену превратили в одно большое окно с видом на колоннаду и»море. Слуги в новых ливреях подавали гостям вино и освежающие напитки.
Я уже устал удивляться переменам. Два года назад Лепидор находился в таком упадке, что теперь буквально все нуждалось в улучшении и благоустройстве. И все же я начинал скучать по старым изношенным драпировкам, с жирными пятнами и торчащими нитями, украшенным эмблемами города, на которых от ветхости отсутствовали хвосты и плавники дельфинов.
Вкратце рассказав о своих приключениях (мы дали клятву не говорить о том, чем занимались в Цитадели), я покинул родителей и отправился на поиски Палатины. Меня тревожила печаль, которую я заметил в ней по пути во дворец.
Девушка стояла на балконе и смотрела на скалы, тянувшиеся от защитной стены к бескрайнему морю. Кубок в ее руке был пуст. Слева от нас возвышался храм с недавно пристроенным к нему верхним этажом. На его крыше трепетал флаг Сферы.
– Ты чем-то озабочена? – спросил я, встав рядом с Палатиной.
Она даже не повернулась.
– Купол… Здание Совета… Наверное, это зависть. Наш тронный зал в Кантенаре тоже имел купол – хотя он был меньше вашего. Не слушай меня, Катан. Я просто завидую тебе. Ты имеешь возможность вести мирную и безопасную жизнь, которой я лишилась одиннадцать лет назад. У тебя есть дом, брат и добрые родители – пусть даже приемные. Мой отец скончался от болезни. Мать говорила, что его отравили. Я почти не виделась с ним. Он был в неладах с семьей моей матери. Меня воспитывали во дворце Кантени, а он оставался в Селерианском Эластре. Мать была вечно занята. Она жила в столице при дворе императора – под постоянным присмотром его людей. Когда я приезжала к ней, ко мне приставляли толпу наставников и компаньонок. Я обучалась наукам и фехтованию… и почти не виделась с родителями.
В голосе Палатины не было сожаления. Только тихая печаль.
– Когда Персей умер, все изменилось. Перед нами появилось множество возможностей и перспективных дел. Оросий был нашей последней надеждой. Мы верили, что потомок великих Тар'конантуров станет заботливым и мудрым правителем. Однако он присоединился к Сфере. Жизнь моих соплеменников превратилась в кошмар. Теперь он отправляет неугодных ему людей в крепость, где пленники бесследно исчезают или погибают от пыток. Сфера разрушает все, к чему прикасается. Она как чума! Как смертельная зараза! И вдруг, попав в Лепидор, я вижу тихий и мирный город. Я вижу счастливых людей. Но над вами тоже нависла угроза. Ваш покой не будет долгим.
Меня ошеломила ненависть, звучавшая в ее голосе – ненависть, которой я раньше не замечал.
– Не забывай, что мы решили бороться со Сферой.
– Да, мы решили. Тем не менее перед нами возникла проблема, к которой я не могу подступиться. Меня беспокоит деятельность Форита. Сфера атакует там, где ты не ожидаешь этого. Жрецы Рантаса действуют изнутри. Если б мы имели хоть несколько легионов Этия Великого, то все пошло бы по-другому. Но посмотри туда. Даже они не справились бы с таким злом.
Казалось, что в наш разговор вмешалась сама Аквасильва. Я увидел горы облаков, собиравшиеся на востоке. Они поднимались все выше и выше. Еще один шторм. Наследие Сферы. Палатина была права. Мне стоило лишь выглянуть из окна, чтобы понять причину ее ненависти. Мы вернулись в зал, и я сообщил отцу о штормовых облаках.
– Они идут с востока? – спросил он. Я кивнул.
– В этом месяце все штормы приходят с востока. Какое-то время они шли с запада – против доминирующих ветров. Мы даже начали тревожиться. Но сейчас они вернулись к нормальному курсу.
Он велел одному из слуг выйти на связь с постом наблюдения и передать приказ об объявлении штормового предупреждения. Я вновь присоединился к Атеку и рассказал ему немного о Танете. Первый советник никогда не посещал столицу Аквасильвы, хотя и был осведомлен о хитросплетениях торговли. Судя по нашей беседе, отец попросил его не задавать мне вопросов об учебе в Цитадели – по крайней мере на публике. Насколько я понял, Атек тоже был еретиком. Он вырос в семье моей матери и получил такое же воспитание, как она.
Через десять минут после моего разговора с отцом над Лепидором разнесся знакомый вой сирены. Он предупреждал горожан о приближении шторма.
После того как гости разошлись по спальным комнатам, у меня появилась возможность пообщаться с родителями наедине.
Пройдя через холл и свернув в широкий коридор, я вошел в апартаменты графа и графини. Просторная гостиная освещалась факелами и тусклыми изолампами. Дорогие портьеры на стенах и окнах заглушали завывание бури. Извне доносился лишь слабый шум. Впрочем, шторм еще не достиг полной силы.
Мать указала мне на мягкое кресло. Как бы это странно ни звучало, я скучал по мебели Океании. Апелаги и экваторианцы предпочитали подушки, а те жалкие подобия фарасских кресел, которые отец заказал у краснодеревщиков Танета, были сделаны людьми, никогда не видавшими достойных образчиков.
– Как прошла учеба в Цитадели? – спросил отец, передав мне бокал с фруктовым коктейлем.
На званом приеме я почти не пил – два кубка вина по-прежнему были для меня пределом.
– Мне понравилось.
Я вкратце описал те дисциплины, которым обучался. Чтобы не огорчать родителей, я не стал рассказывать им о планах Палатины и о споре с Юкмадорием – тем более что ректор в своей злобной записке не осуждал меня за возвращение домой.
– Значит, ты маг, – подытожил Элнибал.
Я думал, он удивится, но не тут-то было. Меня это немного огорчило. Мне захотелось узнать, почему его не впечатлили мои магические способности.
– Ты предполагал такую возможность?
– Я знал, – ответил он. – Я всегда это знал.
– Равенна тоже маг? – спросила мать.
– Да. А как ты догадалась?
– Она использовала теневое зрение. Когда я обучалась в Цитадели, одна из моих подруг демонстрировала мне свои магические таланты. Благодаря ее урокам я улавливаю особые вибрации, которые возникают, когда кто-то использует магию Тени. Насколько она сильна?
– Я думаю, что Равенна сильнее меня.
Мои родители переглянулись. На их лицах появилась тревога.
– Отец, ты всегда говорил, что нашел меня среди руин какой-то деревушки. Скажи, это действительно так? Теперь ты можешь открыть мне правду.
– Я скрывал от тебя истину, – ответил Элнибал. – Она так необыкновенна, что я решил раскрыть ее тебе только после того, как ты побываешь в Цитадели.
– Палатина утверждает, что она кузина императора. Та самая, которую якобы убили полтора года назад.
– Возможно, девушка права. Вы с ней очень похожи. Катан, я расскажу тебе сейчас нечто такое, что ты не должен открывать никому – даже твоим настоящим родственникам.
Элнибал нахмурился и потеребил одну из кисточек, свисавших с подлокотника кресла.
– Двадцать лет назад я служил в легионе наемников на Тамарине. Мы охраняли от набегов один из кланов Восточного Архипелага. Как-то раз, получив краткосрочный отпуск, я, Моритан и Кортьерес отправились в Рал Тамар. У нас было четыре свободных дня, и мы решили перепробовать вино во всех тавернах города.
Я пытался представить отца молодым и пьяным, но мне это не удалось.
– Однажды вечером мы задержались в какой-то забегаловке и вышли оттуда около двух часов-ночи. Мало того, что мы попали под ливень, по пути домой нас еще угораздило ввязаться в стычку вооруженных людей.
Я остановил отца и предложил ему использовать метод, которому научил меня Юкмадорий. Элнибал кивнул, выражая согласие. Данный метод позволял магу переносить чужие воспоминания в свой ум. Не прошло и мгновения, как я оказался в Рал Тамаре, каким он был двадцать лет назад.
Трое друзей, покачиваясь, брели по мокрой мостовой. Свернув на одну из улиц, они увидели троих мужчин в белой форме гвардейцев. Они сражались с четырьмя жрецами в красных мантиях. Дождевые лужи почернели от крови. На брусчатке лежали две фигуры в белом.
Один из гвардейцев в отчаянии позвал на помощь. Элнибал, Моритан и Кортьерес обнажили мечи. Они напали на жрецов – не очень расторопно и ловко, так как были сильно пьяны. Через минуту окликнувший их мужчина упал, сраженный острым клинком. Однако прибытие трех новых бойцов изменило ход сражения. Двое сакри были убиты, третий, прижимавший к груди какой-то предмет, бросился бежать. Отец помчался за ним, втр время как Моритан и Кортьерес остались, чтобы разобраться с последним из жрецов. Элнибал едва не поскользнулся на мокрых каменных плитах. Тем не менее он быстро настиг убегавшего и сбил его с ног. Сверток выпал. Из-под грубого одеяла торчал кончик зеленого шелка и виднелось личико младенца. Я понял, что смотрю на самого себя. Это было незабываемое ощущение.
– Так ты похититель детей? – свирепо прокричал отец.
Ответа не последовало. Элнибал пронзил жреца мечом и, взяв меня на руки, вернулся к остальным. Последний гвардеец сидел на земле. Он был ранен в живот. Рядом лежали тела четырех его товарищей и трех сакри. Мне показалось, что на груди умиравшего мужчины виднелась эмблема с серебряным дельфином. Но свет уличных изоламп не позволял рассмотреть деталей. К тому же плащ гвардейца был залит кровью.
– Кто этот ребенок? – спросил его отец. – Ты знаешь, кто он?
Мужчина умирал.
– Меня зовут Бителен. Я из клана Салассы. Этот ребенок…
Кровь хлынула из его рта, и Моритан беспомощно развел руками. Однако гвардеец не желал сдаваться смерти.
– Кто вы? – прошептал он.
В его горле клокотала кровь. Дыхание вырывалось из груди с надсадным хрипом.
– Элнибал. Эсграф Лепидора.
– Лепидор? Где это?
– В Океании. Ты хочешь о чем-то попросить?
Человек в гвардейской форме нащупал дрожащей рукой медальон и вытащил его из-под рубашки. Когда он сорвал его с цепочки, кровь потекла из раны так сильно, что Моритан уже не мог остановить ее, прижимая плащ к животу мужчины. Морщась от боли, раненый протянул медальон отцу. Его лицо стало мертвенно-серым.
– Ты узнаешь этот предмет?
Я не узнал, но Элнибал ответил:
– Да. Это фетийская судейская печать.
– Я главный казначей. Прошу тебя… Поклянись мне, что ты воспитаешь мальчика как собственного сына и никогда не расскажешь Сфере о тайне его рождения.
Глаза Кортьереса расширились, но мой отец взял медальон и заверил умиравшего мужчину:
– Клянусь тебе в этом.
Смертельный приступ кашля сотряс тело фетийского казначея. Он повалился на мокрые камни и открыл было рот для крика, но из его горла лишь вылился новый густой поток крови. Мужчина выгнул спину и прохрипел:
– Его зовут Катан…
Последняя конвульсия оборвала нить жизни. Отец повернулся к друзьям. Он немного нагибался вперед, защищая ребенка от дождя.
– Нам лучше уйти отсюда, – сказал Моритан. – Вскоре здесь появится патруль. Они начнут выяснять, что тут произошло и чей это ребенок.
– Мы о нем ничего не узнали, – посетовал отец…
Сцена побледнела, и я вынырнул из сферы памяти в уютное тепло гостиной.
– Вот как все это случилось, – сказал отец. – Мы ушли на постоялый двор. Остальное к делу не относится.
– Значит, Моритан и Кортьерес тоже еретики? – спросил я.
– Не совсем. Кортьерес не был в Цитадели. Его обучал кэмбресский еретик, служивший элементу Земли. Моритан провел год в цитадели Воды, но стал атеистом. Он не поддерживает Сферу. Однако его мало волнует судьба Архипелага.
– Расскажи нам о Палатине, – попросила мать. – У нее необычное имя. Кажется, я недавно где-то слышала его.
– Конечно, слышала. О Палатине Кантени ходили легенды. Эта девушка в двадцать один год стала лидером фетийских республиканцев. Полтора года назад ее якобы убили.
– Ты думаешь, это она и есть?
– Не знаю, – честно признался я. – Но, судя по всему, она действительно моя кузина.
– Я могу лишь подтвердить, что ты фетиец, – поднимаясь из кресла, сказал отец. – Мы поговорим о Цитадели завтра вечером.
Попрощавшись с родителями, я вернулся в свои покои на верхнем этаже угловой башни. Моя спальная комната располагались как раз над приемным залом. Сев в кресло, я задумчиво уставился в окно, за которым сверкали молнии и ярился шторм. Перед моим взором проплывали картины двадцатилетней давности. Я знал, что означала судейская печать. Эти медальоны являлись символами верховной власти в фетийской империи. Они изготавливались индивидуально для каждого владельца. Их нельзя было подделать или украсть. Но почему главный казначей отдал жизнь, защищая ребенка? Кем были мои родители и как я оказался в руках жрецов?
Итак, Палатина приходилась мне кузиной, а Элнибал ничего не знал о'моей настоящей семье. Поиски зашли в тупик. Я не надеялся найти ответы в каких-то фетийских архивах. Если записи о моем рождении когда-то и существовали, то сакри давно уже уничтожили их. Я почувствовал тоску и досаду. Палатина разожгла в моем сердце радостные ожидания, и вот теперь они угасли. Впрочем, в будущем я мог получить дополнительные сведения. Вряд ли у Палатины было много кузенов… Но на это могли уйти годы.
Глава 18
На следующее утро шторм усилился. Так как два предыдущих циклона свирепствовали по три дня, то и этот, очевидно, должен был продлиться столько же. Сфера запрещала изучение погоды, но было ясно, что любое природное явление имело некую цикличность. Мы часто отмечали серии по пять-шесть штормов одинаковой силы и длительности.
В связи с непогодой строительство новых объектов было приостановлено. Чтобы не терять время зря, отец созвал городской Совет. Поскольку заседание объявили открытым, я пригласил на него Равенну и Палатину. Им хотелось войти в курс лепидорских дел. Я не имел права голоса в Совете, хотя и был его членом – то есть мне дозволялось участвовать в дискуссиях, но окончательные решения принимались без меня.
В отличие от многих помещений дворца церемониальный зал почти не изменился. Здесь проводились только открытые заседания. Для конфиденциальных встреч Совета имелась особая комната. Зал со сводчатым потолком располагался на втором этаже. Гобелены на стенах улучшали звукоизоляцию. Пол был устлан темно-синими циновками. Мне нравился этот цвет. Хорошо, что отец оставил обстановку прежней. Новыми были только кресла и овальный полированный стол, сделанный из редкого белого дерева.
В связи с непогодой строительство новых объектов было приостановлено. Чтобы не терять время зря, отец созвал городской Совет. Поскольку заседание объявили открытым, я пригласил на него Равенну и Палатину. Им хотелось войти в курс лепидорских дел. Я не имел права голоса в Совете, хотя и был его членом – то есть мне дозволялось участвовать в дискуссиях, но окончательные решения принимались без меня.
В отличие от многих помещений дворца церемониальный зал почти не изменился. Здесь проводились только открытые заседания. Для конфиденциальных встреч Совета имелась особая комната. Зал со сводчатым потолком располагался на втором этаже. Гобелены на стенах улучшали звукоизоляцию. Пол был устлан темно-синими циновками. Мне нравился этот цвет. Хорошо, что отец оставил обстановку прежней. Новыми были только кресла и овальный полированный стол, сделанный из редкого белого дерева.