Одли Ансельм. Инквизиция

   Где же тогда потайной ход из замка? Мне подумалось, что с другой стороны должен быть туннель, но выяснять не было времени. Я должен найти Равенну, для чего понадобится совсем нет множко магии. Девушка здесь, я это чувствовал. Хотя не должен был – Юкмадорий с особой настойчивостью подчеркивал, что маг может обнаружить мага только при соприкосновении, или если другой использует магию. Но связь умов, которую мы создали в Лепидоре, все изменила, и между нами протянулась тонкая нить. Не имеющая ничего общего с любовью, просто на несколько минут наши умы слились, работали вместе, не нуждаясь в словах.
   И если я чувствовал присутствие Равенны, то почти наверняка она уже знает, что я здесь.
   Я сосредоточился, освободил свой ум от посторонних мыслей, в чем практиковался много утомительных месяцев. Затем посмотрел вниз, увидел присутствие чужой магии в комнате, выходящей окнами на море, на противоположной от меня стороне замка. Оттуда Равенне видна была Техама, ее родина, любимая и ненавистная одновременно, которая была якобы отрезана от мира в течение столетий.
   Теперь осталось самое трудное. Я притянул тени, окружавшие меня со всех сторон, использовал силу, рожденную из отсутствия света, и обернул вокруг себя эту темноту, слой за слоем, плотно наматывая, чтобы она не рассеялась от грома, или пламени, или чего-нибудь еще. Теперь я мог использовать только теневое зрение. К счастью, моя защита против любопытных глаз защитила меня и от молний, и на некоторое время ее хватит.
   После этого, как дух, существо ночи, чьей единственной формой является абсолютная темнота, я осторожно взялся за перила и пошел вниз по скользкой лестнице, затем по короткому проходу между двумя зданиями и во двор. Даже здесь окна были занавешены или закрыты ставнями, но в некоторых по краям был виден свет. Теперь передо мной стоял вопрос: как добраться до противоположной стороны через лабиринт оживленных коридоров? Был еще довольно ранний вечер, люди не скоро лягут спать, а мой плащ из теней не действует при ярком свете.
   Я подкрался к двери в передней стене двора и приложил к ней ухо. Изнутри не доносилось ни звука. Замочной скважины, в которую можно заглянуть, не оказалось. Немного странно, что здесь нет внутренних замков на случай, если кто-то перелезет через стену, подумал я и осторожно толкнул дверь.
   Она поддалась с легким скрипом, и я застыл. Но этот скрип, должно быть, утонул в громе, потому что никто не всполошился.
   Еще немного отворив дверь, я проскользнул внутрь и как можно тише закрыл ее за собой. На внутренней стороне имелся засов, вполне достаточный для обороны, но он не был задвинут.
   Каменный коридор уходил от двери под углом, с обеих сторон виднелись закрытые двери. Единственный факел из огненного дерева горел в скобе на стене, но другого освещения, к счастью, не было.
   Откуда-то спереди неясно доносились голоса. Я стоял лицом в нужном направлении, но как попасть туда, куда я хочу? Вот в чем проблема. Равенна находилась впереди меня и справа.
   Коридор закончился круглым залом с куполообразным потолком и висящей под ним изолюстрой. Вдоль стен стояли колонны, пол украшала мозаика в калатарском стиле. Тот, кто строил или восстанавливал это сооружение, не пожалел расходов. Зал выглядел почти также, как приемный холл элегантного дома, но только тут не было ни одной двери – просто четыре коридора, сориентированные по сторонам света. Вот почему этот коридор шел под таким неудобным углом, – чтобы войти в зал в нужном месте.
   Впереди горели светильники и раздавались голоса. Несколько голосов, болтающих непринужденно. Я услышал стук глиняной посуды и взрыв смеха. Значит, ужин. Это все упрощает. Если повезет, то большинство людей Алидризи окажется там, и путь свободен. Но это исключало коридор, ведущий в том направлении. В самом начале правого выхода из зала я увидел пролет винтовой лестницы. Двор, через который я пришел, находился на одном уровне с воротами, но если я правильно запомнил, здания по фасаду были двухэтажные. Значит, мне нужно идти наверх.
   Я услышал шаги и отступил в самую темную часть коридора. Какой-то человек с бутылкой вина в руках поднялся по лестнице и прошел через зал к освещенной, шумной части дома. Только когда из столовой донеслись громкие голоса, я посмел снова выйти из тени, пробежал через зал к лестнице и одним махом взлетел на несколько ступенек. Лестница шла также и вниз, предположительно в винный погреб.
   Наверху стояла тишина, поэтому я поднялся по последним ступенькам и рискнул выглянуть в верхний коридор. Окна в его концах впускали наружный свет, и каждые несколько секунд коридор озарялся сверканием молний. Однако ни один светильник не горел.
   Равенна здесь, я чувствовал это, всего в нескольких ярдах от меня. Ее комната в конце. Возможно, там, где незакрытое окно выходит на залив и Техаму. Пол, как назло, оказался деревянный и, следовательно, был обязан скрипеть, зато посередине коридора лежала длинная ковровая дорожка. Да и стены, судя по фрескам, были каменные или оштукатуренные, поэтому не заскрипят – как могло бы заскрипеть дерево, – если я нечаянно их коснусь.
   Затаив дыхание, я шаг за шагом пробирался к тому окну, иногда в полной темноте, иногда при ярком свете. Даже слабейший звук казался болезненно громким, как всегда бывает, когда стараешься идти бесшумно.
   Я добрался до конца коридора и увидел по бокам два коротких углубления с дверью в каждом конце. Теперь у меня не осталось сомнений – мне нужна та, что справа. Я двинулся вперед, протянул руку к двери, чтобы осторожно постучать, и заколебался, сам не знаю почему. Затем постучал, тихо, три раза.
   Ответа не было. Возможно, Равенна спит. Я повернул ручку и почувствовал, что дверь открылась. Большая комната, никаких огней, немного мебели, смятая кровать – я увидел все это за долю секунды, прежде чем взглянул на хрупкую фигуру, сидящую в кресле лицом к окну, почему-то в капюшоне. Равенна была здесь.
   – Равенна?
   Фигура в капюшоне медленно встала и повернулась, а мои тени между тем растаяли и исчезли.
   – Не узнаешь своего родного брата?

Глава 32

   Дверь за мной захлопнулась. Я бессильно привалился к ней, не в силах ни двинуться, ни заговорить, парализованный не магией, не ядом, но шоком от полной немыслимости происходящего. Шоком, который через секунду превратился в отчаяние, когда человек откинул капюшон, и в свете молнии я отчетливо увидел его лицо. Оросий смотрел на меня, и слабая улыбка играла на его губах. Потом он шагнул вперед, взял мою руку, надел на запястье браслет и запер его прежде, чем я успел среагировать.
   – Извини, брат, но я не очень люблю тени.
   Его слова вывели меня из паралича, и я взглянул на вычурный серебряный браслет, инкрустированный камнями, похожими на драгоценные. Мое теневое зрение исчезло, и как я ни старался, я не смог его вернуть. Над моим умом был воздвигнут барьер, подобный тому, что ставил психомаг, и все же неуловимо другой.
   – А ты молодец, добрался-таки сюда. Впрочем, я никогда не сомневался, что ты доберешься, с таким-то стимулом.
   – Как ты?..
   – Одну секунду. – Оросий поднял правую руку и направил ее на меня.
   – Нет! – отчаянно крикнул я.
   – Мера предосторожности. Боюсь, я тебе не доверяю… как и многие другие.
   Боль швырнула меня на пол – ноги сразу отказались служить, раскаты грома заглушили мой вопль. Она пробежала через меня так же, как в прошлый раз, разрывая на части мышцы и полностью лишая меня контроля над телом.
   Оросий остановился милосердно быстро. Я лежал, хватая ртом воздух, и каждый вдох причинял боль. Но часть ощущений еще сохранилась, и я мог двигать руками. Как раз достаточно, чтобы чувствовать себя искалеченным.
   – У тебя по-прежнему нет от меня защиты. Я думал, в этот раз ты будешь готов. Хотя это вряд ли тебе помогло бы. – Оросий повернулся ко мне спиной и подошел к окну. – Красивый вид, не правда ли? И назван удачно. Чудовищные утесы, море, пленник в замке… сюжет для оперы. Жаль только, никакому композитору не вообразить ничего столь прекрасного, как это. – Император резко повернулся и пошел к кровати со смятыми подушками. Я следил за ним взглядом. – Или это.
   Он сдернул одеяло одним плавным движением. Это были не подушки.
   – Твои инстинкты тебя не обманули, брат. Обманула твоя наивность и ложные умозаключения. – Он склонился над девушкой, на минуту заслоняя ее от меня, потом снова вернулся к окну. – Наконец-то вы встретились.
   Я увидел жажду убийства, горящую в глазах Равенны, когда она уставилась на меня, тяжело дыша. Должно быть, ей сунули кляп, когда я входил, поэтому девушка не смогла меня предупредить, связанная и спрятанная под одеялом на кровати. Пораженный, я не промолвил ни слова, даже когда Равенна посмотрела на меня. Наши взгляды на мгновение встретились, и странное выражение появилось на ее лице.
   – Никаких слов нежности? – удивленно спросил император. – Даже я нашел бы, что сказать. Или это потому, что я здесь, а вы бы предпочли остаться наедине?
   – Ты отравляешь мир самим своим существованием, – в ярости ответила Равенна. – Где бы ты ни находился.
   – Я думал, что предмет твоей ненависти – Сфера, – с притворным удивлением заметил Оросий. – Или у тебя ее хватает для всех нас? Для дворян твоей собственной страны, кто тебя воспитывал и защищал, для лидеров ереси, кто научил тебя быть фараоном, для людей, кто исполнил бы твою мечту лишь как часть своей собственной мечты?
   – А свою ненависть ты приберегаешь для тех, кого знаешь, но считаешь чужими, – тотчас огрызнулась Равенна. – Твоей кузины, твоего брата, тех, кто должен быть тебе ближе всех.
   – Тех, кто стремится меня уничтожить, – парировал император. – Катан и Палатина составили заговор, чтобы меня убить. Это поведение родных или врагов?
   Девушка не ответила.
   – Жизнь – капризная штука, не правда ли? – продолжил Оросий. – Даже самые продуманные планы в конце концов терпят фиаско. Во времена Старой Империи вы были бы моими самыми могущественными вассалами. Фараон Калатара, иерарх Санкции. Втроем мы могли бы изменить мир, если бы захотели. Однако никто из вас двоих никогда не носил своей короны. Вы скитаетесь по миру как бродяги, втянутые в чужие интриги. Вас использует как марионеток то одна фракция, то другая. Вы – пешки, такие беспомощные, что даже мелкие людишки могу двигать вас, куда захотят.
   – Ты хоть представляешь, как абсурдно это звучит? – фыркнула Равенна. – Ты, говорящий о мелких людишках? Ничтожный император, чье имя никогда не произносится без насмешки?
   – Даже будь ты первой среди моих подданных, это не оправдало бы твои слова, – процедил Оросий, – но мне недосуг спорить. Время этого острова и его диссидентов истекло. И вот его жалкий итог: после двадцати четырех лет оккупации Сферой они не в состоянии набрать больше семи человек для спасения фараона. И трое из этих спасителей – не калатарцы! Равенна, твой растоптанный народ пришел сюда сегодня вечером, чтобы спасти тебя от покойного, но еще не оплаканного президента Калесcoca. Но разве это армия калатарцев скандирует твое имя, осуществив свой план? Нет, это два фетийца, один монсферранец и четверо представителей твоего народа, приставшие к ним. Даже идея этой операции возникла не у калатарца, ее придумали моя кузина и мой брат.
   – Ну и что теперь? – спросил я, зная, что бы Оросий ни сказал, мы снова потерпели неудачу, и на этот раз спасения не будет.
   – Я предоставлю тебе самому это выяснить. О, смерть вам не грозит, никому из вас. Убить единственного апелага, хоть как-то проявившего инициативу, было бы расточительностью, а убить тебя значило бы лишиться некоторых радостей жизни. Кое-кто ждет нас внизу, а поэтому, брат, связать тебя или ты, в виде исключения, покоришься неизбежному? Мои люди справятся с тобой без труда, а твои друзья уже разоружены и находятся под стражей.
   – Я пойду, – ответил я, безуспешно пытаясь встать. Император с минуту разглядывал меня, улыбаясь, затем протянул руку. Я посмотрел на нее, потом взял, встречая твердую плоть, не иллюзию.
   – На сей раз я не проекция, – сказал Оросий, открывая дверь. Из двери напротив вышли два человека в золотистых чешуйчатых доспехах и ярко-синих плащах, их лица были закрыты тритоновыми шлемами. В полутьме я разобрал только символ «IX», выбитый на их забралах. Значит, Девятый легион, Императорская гвардия. Как они здесь оказались? Должно быть, приехали сюда еще до Алидризи.
   – Развяжите девчонке ноги и отведите вниз, – велел Оросий, с безукоризненно учтивым видом помогая мне пройти через дверь. Охранники знали цену этой учтивости.
   Девчонка. Равенна на шесть месяцев моложе нас обоих.
   Каждый мой шаг по коридору и по лестнице был адской мукой. Оросий не сделал никакой попытки меня поддержать или помочь мне встать, когда я упал. На императоре не было доспехов, только белая туника и штаны под толстым темно-синим плащом, которым он воспользовался, чтобы обмануть меня в первую долю секунды.
   Спустившись в круглый зал, Оросий направился к коридору, ведущему в переднюю часть дома. Вокруг не было ни души. Куда же делись слуги, которых я видел несколько минут назад? Мы прошли через комнату, где кто-то раньше ужинал – вероятно, Императорская гвардия, – в передний холл, а оттуда на улицу, в шторм.
   Мы стояли под комнатой Равенны, на террасе, с которой открывался вид на море. И в дальнем ее углу Мауриз, Телеста и четверо охранников отработанным жестом нацеливали луки на Палатину и остальных. Так вот как император узнал, что происходит. Нас тоже предали. У Палатины соскользнул капюшон, но кузина не потрудилась снова его надеть. Она просто стояла, мертвенно-бледная, под проливным дождем.
   Оросий театрально поднял руки, и я увидел, как люди вздрогнули. Дождь перестал хлестать, превратился в завесу воды вокруг террасы, и под этой завесой император оставался сухим.
   – Итак, мы все здесь наконец, – изрек Оросий. У всех выходов с террасы стояли императорские гвардейцы с факелами из огненного дерева. Двое, которые были наверху, поддерживали с двух сторон Равенну – руки ей не развязали. – Кузина Палатина, как долго мы не виделись!
   – Чем дольше, тем лучше, Оросий, – ответила Палатина, поднимая мокрую голову. В ее глазах, устремленных на императора, читалось такое страдание, что, казалось, кузина не выдержит. Но она сохранила хладнокровие. – Ты предложил им жизнь, если они нас предадут?
   Я посмотрел на Мауриза и Телесту, но лица обоих были скрыты капюшонами. Так вот почему Мауриз был таким сообразительным: он знал, что делает. Должно быть, он все время знал, где это место. А мы ему доверяли. Неужели даже тот последний барьер доверия, который Мауриз преодолел со своей идеей стрелы из огненного дерева, был спланирован? Неужели император знал, где я войду?
   – Я предложил им жизнь, чтобы они служили своему императору. Только глупец или еретик выбирает смерть, когда есть шанс достойной жизни. Вот в чем ваша беда: вы всегда готовы умереть за эту вашу ложную Веру, но никогда не готовы жить.
   Оросий подал знак руками, и гвардейцы толкнули Равенну вперед.
   – Вот ваш фараон, которую вы ждали все эти годы. Будучи единственными апелагами в мире, попытавшимися ее спасти, как бы жалка ни была ваша попытка, вы имеете право ее увидеть. Вы это заслужили. И вы заслужили право в последний раз увидеть вашу родную землю, прежде чем навсегда покинете ее берега.
   Император взмахнул рукой, охватывая всю перспективу неба, и гор, и моря.
   – Запомните это, сберегите в своей памяти. Ты тоже, Равенна. Посмотри на свою истинную родину на той стороне залива. Даже теперь эти люди прячутся от тебя. Думаешь, они придут тебе на помощь? Нет, не придут! Техама, как и остальной Архипелаг, имела свою эпоху. Тысячу лет назад было время Архипелага, но тебе не повезло жить в настоящем. Есть только один бог, только одна религиозная власть в Его мире, и ты подчинишься ей.
   Возможно, вы думаете, что время Фетии тоже пришло и ушло, но тут вы неправы. Палатина, Мауриз, Телеста, вам выпала честь первыми услышать это. Отныне истинная вера будет насаждаться там, где ее так долго не было, где ее отсутствие развращает землю, позволяет вам расти слабыми и порочными.
   По моему указу пройдет чистка, очищение от империи зла, которое так долго заражало страну. Инквизиция принесет с собой новую жизнь: конец оргиям, пирам, всему тому, за что нас презирают! Разве не это ты всегда ненавидела в Фетии, Палатина? – спросил Оросий, и в его голосе появился оттенок пророчества – так идеалист или визионер говорит о мечте своей жизни. – Вы увидите, как изменится она у вас на глазах, когда искоренятся праздность и упадочничество. Сухостой столетий, те, кто выставляет мою страну на посмешище… исчезнут. Настанет новая эра, не роскоши и алчности, но славы и процветания. И конец ереси на родине и за ее пределами. Не так ли, Сархаддон?
   Я не посмел обернуться, потому что знал: после дня верховой езды, восхождения и магии, которую швырнул в меня Оросий, у меня не осталось ни сил, ни устойчивости. Но я не удивился. Мы с Сархаддоном были связаны какой-то таинственной нитью, так что он всегда появлялся в минуту моего. поражения. И вот он здесь, с шестью сакри и двумя магами по бокам. Худощавый, он выглядел скромно в своем красно-белом одеянии, затмеваемый сакри в масках, блеском Императорской гвардии и неоспоримым величием императора. Но его невозможно было не замечать.
   – Железная метла, – молвил Сархаддон, оставляя свою охрану, чтобы встать рядом с торжествующим императором. – Метла, против которой не устоят даже ваши священные Цитадели. В Океании уже идут чистки, король освобождает свои кланы от их зла. Он делает все возможное, чтобы не осталось скверны на его земле. И теперь, когда у вас есть император истинной веры, зло, против которого мы так долго боремся, будет, наконец, повержено. – Он сотворил знак пламени над императором, и Оросий признательно наклонил голову.
   – Ну и что ты получаешь от этого пакта дьявола? – спросила Палатина дрожащим голосом.
   – Истинную веру, истинную Империю и вас. – Оросий улыбнулся. – По моему указу, изданному совместно с генерал-инквизитором, вы все приговорены к смерти по всей Аквасильве. Но я приостановил этот приговор. Не будет никакой реставрации фараона. Все вы, включая ее, теперь принадлежите мне. Завтра утром она произнесет свою речь отречения в Тандарисе, когда я объявлю о назначении вице-короля, который будет служить мне, а не себе. Но мы слишком задерживаемся. Сархаддон, у тебя есть все, за чем ты приехал?
   – О да, – ответил инквизитор. – Но позвольте еще минутку, прежде чем наши пути разойдутся.
   – Разумеется.
   Сархаддон подошел и встал передо мной.
   – Я слуга только истинной веры, – тихо проговорил он. – Я не потерплю ереси никакого рода. Мой долг – очистить мир от нее вместе со всем, что ее сопровождает. Рантас даст тебе свое наказание, но я не могу придумать ничего более подходящего, чем передать тебя в руки брата, кто является всем, чем тебе следовало бы быть. Мне искренне жаль, что ты упустил свой шанс искупления, но я рад, что ты пострадаешь от рук истинного слуги Рантаса. Я избавлю твоих родных в Лепидоре от рассказа о твоих страданиях. Они узнают только о твоей смерти, хотя сообщения о ней могут быть недостаточно точными.
   Он снова отвернулся:
   – Ваше величество, наша священная работа на сегодня закончена. Если вы пожелаете первым сесть на корабль, я последую за вами.
   – Благодарю, Сархаддон, – сказал император. – Ведите пленников – мы отправляемся сию же минуту.
   Двое гвардейцев открыли большую, тяжелую дверь в конце террасы. Из расположенного за ней коридора разлился свет. Император размашисто зашагал вперед, а еще двое гвардейцев схватили меня и почти поволокли за ним. Было больно, но не так сильно, как было бы при ходьбе.
   Коридор был широк, хорошо освещен и, как мне показалось, пробит в сплошной скале. Идти пришлось недалеко, и вскоре он вывел нас на открытое пространство с подъемником – широкой, плоской платформой с водостоками по краям и сложным цепным механизмом, проходящим через ее середину.
   Зачем строить здесь лифт на огненном дереве, удивился я, когда меня втащили на платформу и помогли встать прямо. Ее размеры позволяли взять только двенадцать человек, поэтому часть пленников, люди Сархаддона и остальные гвардейцы остались ждать, пока она вернется.
   Затем мы начали спуск в шахту, стены которой на несколько дюймов отступали от краев платформы. Вниз, вниз и вниз, пока верх шахты не превратился в крошечный квадратик света, и очень близко стал слышен грохот прибоя. Скала здесь, внизу, была сырой, зеленой от плесени, и воздух был очень влажным. Все молчали, и единственным звуком, кроме шума моря, был лязг цепи, которая вытравливалась звено за звеном.
   Наконец лифт остановился у двери, вырезанной в стене шахты. Дверь вела в огромную пещеру, странно напоминавшую ту пещеру в Рал Тамаре, куда Мауриз и Телеста привели нас для маскировки. Какая это была пустая трата времени! А теперь этот человек, который всего несколько часов назад печально говорил с Палатиной о родине и разделял ее ненависть к императору, который похитил меня, чтобы уничтожить Оросия, предал нас ему.
   У деревянного пирса стояли два «ската», один такой большой, что у него даже имелись сходни, спущенные на причал, к которому он был пришвартован. Поверхность «ската» была гладкой, совсем не затронутой разрушительным действием моря, и на крыше был нарисован имперский дельфин. Лифт поехал наверх, а нас подвели к сходням.
   – Могу я идти сам? – спросил я Оросия, не дожидаясь, когда гвардейцы втолкнут меня внутрь.
   – Если тебе хватит сил, – ответил император, махнул им, чтобы отошли. Я зашатался, увидел выражение на его лице и схватился за край люка, чтобы не упасть.
   – Он не слабее, чем был бы ты, – заявила Равенна. – Чудовище.
   – Тогда пусть она тоже идет сама, – небрежно проронил Оросий. – Следуйте за мной.
   «Скат» внутри оказался роскошным, с маленьким, одноуровневым колодцем и просторной рулевой рубкой, достойной называться мостиком. Нас проводили в эту рубку, огромную, с рядами мягких кресел. На спинке каждого был вышит дельфин. В центре располагались более широкие резные кресла вычурного вида. В одно из них сел император.
   – Я все еще могу тебе доверять? – спросил он, указывая на кресло позади себя.
   – Насколько мог и раньше. А Равенне ты не доверяешь? Она так опасна, что с дюжиной легионеров в рубке ты боишься ее развязать?
   – Предпочитаю оставить ее так.
   – Я пнула его в живот, – с вызовом пояснила Равенна. – Четыре часа назад. Вот он и мстит своим просвещенным способом. – Девушка села в кресло рядом со мной, хотя связанные руки мешали ей как следует откинуться назад.
   – Здорово, – восхитилась Палатина. – Оросий, я не верила, что ты можешь еще больше деградировать, но, очевидно, я ошибалась. Это что, оправдание для ее смертного приговора?
   – Я бы не советовал вам ничего говорить, – ответил император ломким голосом. – У вас нет иммунитета, члены вы моей семьи или нет.
   С чувством полной опустошенности я сидел в императорском катере, ожидая, пока эскорт Оросия спустится и задраит за собой люк. Слишком быстро рухнули все планы, масштабы катастрофы еще до меня не дошли. Что бы император ни планировал сделать со мной, с любым из нас, мы были живы и останемся в живых. Конечно, если это не было очередным пустым обещанием, чтобы доставить нас в Селерианский Эластр, а потом судить и казнить, как врагов его нового ордена.
   Оставшаяся группа пришла слишком скоро. Гвардейцы и пленники занимали свободные места, кто-то убрал внутрь сходни. Я услышал глухой стук закрывающегося люка и слабое гудение реактора, изменяющее тон. У сидящего перед нами Оросия был прекрасный обзор через передние иллюминаторы, и хотя он частично заслонял их от меня, я видел достаточно и наблюдал, как «скат» Сферы с Сархаддоном на борту отходит от причала и погружается в воду.
   Зимой залив несудоходен, утверждал Таманес. Но император и Сархаддон приплыли сюда со своих кораблей и не ожидали никаких проблем с возвращением. Что они знают такое, чего не знаем мы?
   Когда вода покрыла иллюминаторы и пещера исчезла, я отвернулся. Впереди была только одна чернота. Мы проходили под утесами Берега Гибели.
   И в первый раз, не считая того мгновения в комнате, я набрался мужества, чтобы поймать взгляд Равенны. Девушка страдала, ужасно страдала, больше, чем готова была показать. Но не было и тени поражения или отчаяния на ее лице, только гордость и гнев сверкали в ее темно-карих глазах. И еще кое-что я увидел, когда Равенна посмотрела на меня и печально улыбнулась. Не отводя своего взгляда, я выдавил слабую улыбку, исключая из нее и рубку, и присутствие императора, и все прочее. И на этот раз ничто между нами не осталось недосказанным.
   Затем Равенна чуть заметно опустила голову, взглянула на мое левое запястье – то, с браслетом императора – и скосила глаза, как бы пытаясь заглянуть себе за спину. Я посмотрел на ее связанные руки и обнаружил, что ей удалось повернуть одно запястье, чтобы скрестить большие пальцы и раздвинуть их через секунду.