Одли Ансельм. Инквизиция

   – Океания, – ответил я, ощущая горечь во рту. Я считал себя таким умным, но он заткнул меня за пояс. Нет смысла лгать, когда меня так легко уличить.
   – А ты когда-нибудь имел честь видеть или встречаться там с имперским вице-королем?
   – Возможно.
   – Ответ неудовлетворительный.
   – Я его видел, – проскрежетал я, почему-то не в силах отказаться отвечать.
   – Вице-король Аркадий – дальний родственник императора, сын наложницы его деда. Фетийские императоры не должны иметь наложниц, но неважно. В данный момент, между прочим, Аркадий – наследник престола. Во всяком случае, он чистокровный Тар'конантур: черные волосы, худое, тонко вырезанное лицо, глаза морской голубизны. Как по-твоему, он очень стар?
   Незнакомец наклонился вперед и, упоминая каждую черту, слегка касался острием меча соответствующего участка моего лица. Я сидел совершенно неподвижно.
   – Вряд ли я уникален, – как можно язвительнее ответил я, но знал, что мне не хватает убедительности. – Ваша королевская династия нарожала за годы кучу детей. Очевидно, некоторые вещи сохраняются в каждом поколении.
   Тар'конантур – это клановое имя членов фетийской королевской семьи.
   – Да, но что-то всегда теряется. Тар'конантуры всегда женятся на женщинах одной и той же расы, что как-то усиливает связь.
   Я об этом читал, но так до конца и не понял. Большинство королевских династий вступают в браки между собой, чтобы усилить свои черты, в конце концов порождая идиотов. Фетийские же императоры взяли себе за правило жениться на эксилках, женщинах странного племени, которое ведет кочевую жизнь далеко в океане, редко сталкиваясь с другими народами.
   – Я не эксперт в генеалогии, – продолжал незнакомец, – но знаю, что Тар'конантура трудно с кем-нибудь спутать.
   – Думаешь, я угроза твоему императору?
   – Что я думаю, к делу не относится, – отрезал он. – Я задал тебе вопрос о Палатине, а ты предпочел не отвечать на него. Я просто рассуждаю и делаю логические выводы, которые сделал бы любой недоумок. Являешься ли ты угрозой императору – несущественно, поскольку угроза, как и красота, в глазах смотрящего. Итак, я спрашиваю снова: это настоящая Палатина Кантени? Будь осторожен: не пытайся еще раз увести меня в сторону, если ты действительно не хочешь, чтобы я преподал тебе урок смирения.
   – Да, – ответил я, чувствуя себя мухой, увязшей в сосновой смоле, – насколько мне известно.
   Я не хотел, чтобы он шел дальше, но что-то во мне говорило, что я слишком легко сдаюсь. Почему я с такой готовностью уступил простым угрозам? Меч призван был лишь удержать меня на месте, не более того. Или так я себе сказал.
   – Палатина рассказала, что с ней случилось, как она сбежала из Фетии?
   – Она не помнит, но я знаю, что ее подобрал… – начал я и заставил себя остановиться. – Я ее не предам. Ты можешь оказаться из тех, кто пытался ее убить. Я ничего больше не скажу.
   – Отлично, – без всякого выражения ответил незнакомец и встал, убирая меч в ножны. – Я уверен, новому генерал-инквизитору будет очень интересно услышать, что высокопоставленная калатарская еретичка остановилась в гостинице на площади Бекал. – Он пошел к короткой лестнице, ведущей из библиотеки.
   Мое сердце на секунду остановилось, и я в ужасе уставился на незнакомца. Конечно, он не… Но он уже собирался открыть дверь.
   – Нет! – отчаянно крикнул я, бегом кидаясь к лестнице в бездумной попытке задержать его. Я резко остановился, даже не коснувшись незнакомца, когда его меч хищно сверкнул у меня перед глазами.
   – Я не произношу пустьгх угроз, Катан, – с безжалостной улыбкой проговорил незнакомец. – Готов ли ты пожертвовать своим драгоценным достоинством, чтобы ее спасти? – Не двигаясь с места, он похлопал меня по плечу острием меча, и я воззрился на него с недоумением.
   – Ты, гад… – пролепетал я, давясь словами, когда понял, наконец, что имеет в виду незнакомец.
   – Меня хорошо обучили, – ответил он, ожидая.
   Наполненный слепой, вулканической яростью, я едва не бросился на него, несмотря на меч и его превосходящую силу. Но он легко победил бы, а затем…
   Я очень медленно опустился на колени перед деревянной площадкой лестницы, моя голова оказалась на одном уровне с концом его ножен. Дважды я был в подобном положении, но оба раза я был связан, и те, кто взял меня в плен, значительно превосходили меня числом. И хотя на этот раз я не думал, что мне грозит опасность, я чувствовал себя гораздо хуже, ибо вынужден был покориться одному-единственному человеку, который даже не был магом.
   – Ну?
   – Чего ты хочешь? Чтобы я извинился или умолял?
   – Проси, – молвил он единственное слово.
   Я убью этого человека, кем бы он ни был. Только эта мысль давала мне силы, пока я произносил следующую фразу:
   – Я прошу… я прошу тебя не говорить Сфере о Палатине. Останься, и я расскажу все, что ты хочешь знать.
   Долгую минуту незнакомец стоял на площадке, пока я смотрел на него снизу вверх в пожирающей, бессильной ярости. Затем, очевидно, насладившись моими мучениями, он отпустил дверную ручку и направился к своему стулу.
   – Не трудись вставать, Катан, просто повернись кругом и посмотри на меня.
   Когда я неохотно подчинился, он сидел, словно на Дельфиньем троне, а не на простом деревянном стуле в провинциальной библиотеке.
   – Теперь ты расскажешь мне о Палатине все, что я потребую.
   Его допрос был сравнительно коротким, принимая во внимание всю предшествующую возню, но, казалось, он продолжается целую вечность. Когда незнакомец закончил, мои колени ныли от твердого каменного пола, но я по-прежнему был зол, как никогда раньше. Незнакомец снова встал и пошел обратно к двери. Не осмеливаясь подняться, я вернулся в прежнее положение, вытягивая шею, чтобы видеть его.
   – В данный момент Палатина менее важна для меня, чем ты, Катан. Меня больше интересует не она, а ты. Я знаю, кто такая Палатина, и что она за человек, но ты – другое дело. Я пришел, чтобы успокоить свою душу, но этого не произошло.
   Его фигура на секунду расплылась, словно я смотрел на него из-под воды. Затем чужеземного вида агент из посольства превратился в другого человека, чуть меньшего роста, но гораздо более устрашающего: стройного, с черными волосами, изящным точеным лицом и бирюзовыми глазами, сверкающими от нечестивой страсти. Он был чуть шире в плечах, чуть выше и куда более властным, чем было бы мое зеркальное отражение.
   В первый раз я испугался по-настоящему.
   – Возможно, теперь ты узнаешь меня, Катан? Тебе знакомо это лицо? Это лицо единственного законного коронованного императора Аквасильвы. Это со мной ты говорил, это передо мной ты стоишь на коленях – первым из многих в этом мире, которых тебе следует бояться. Ты снова увидишь моего агента, когда снова увидишь меня.
   Нас ждут времена, когда ты очень захочешь снова оказаться здесь, Катан. Если ты проживешь достаточно долго, наши пути вновь пересекутся. Ты в ужасе от Сферы, но теперь у тебя появился гораздо больший повод для страха. Однажды ты явишься к моему двору и встанешь на колени передо мной лично, потому что если ты не явишься и мне придется доставить тебя туда силой, ты пожалеешь, что родился на свет.
   Сейчас я дам тебе отсрочку. Но помни, я знаю, что ты существуешь, и я всегда буду с тобой. Куда бы ты ни поехал, где бы ты ни пытался спрятаться, кто-то тебя найдет. Возможно, я, возможно, инквизитор. Постарайся не забыть.
   Его образ затуманился, и передо мной опять возник чужеземный агент. Не говоря больше ни слова, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
   Это было невозможно.
   Но это произошло. Как бы он это ни сделал, это была не иллюзия. Теперь я знал, хоть это слабо утешало, что это был не просто какой-то незнакомец, способный управлять мной так умело.
   Это был император Оросий.

Глава 7

   После ухода Оросия я доковылял до своего стула и долго сидел, не шевелясь. Когда шаги агента замерли вдали, в библиотеке стало тихо, только откуда-то из глубины здания доносился слабый немелодичный свист. Какой-то ученик скучал за работой, совершенно не ведая о том, кто только что был в этой комнате. Вернее, чье ПРИСУТСТВИЕ здесь было.
   Предполагается, что это невозможно – то, что сделал император всего минуту назад. Многое невозможно, если верить магам, которые меня учили. В том числе соединение умов и воздействие на шторма.
   Однако в этом городе – и, вероятно, в остальном мире – были люди, которые никогда не слышали об этих правилах. И были такие, для кого, если верить рассказам, никакие правила не имели значения. Первым среди них был человек, с которым я только что разговаривал, если «разговаривал» – это правильное слово.
   Еретический совет в своей ревностной заботе был прав в одном. Сохранить анонимность гораздо труднее, чем мы себе представляли. По крайней мере для нас троих. Возможно, без осложнений с императором проблемы бы не было. Но, как известно, некоторые вещи уходят корнями в семьи, и магия – одна из них.
   Я уставился на книгу на столе, стараясь не поддаваться панике. Когда еще такое бывало, чтобы все шло наперекосяк? Два дня в Рал Тамаре, а мы уже столкнулись со Сферой и императором. Говорят, неприятности ходят по трое, и мне не хотелось думать, кого еще мы могли бы здесь встретить.
   Отчет о плаваниях «Откровения» лежал там, где положил его агент императора, открытый недалеко от того места, где я читал; страницы перевернулись сами по себе. Пытаясь отвлечься, я снова взял книгу и вяло перелистал к тому месту, на котором остановился, но это не помогло. Через минуту я поймал себя на том, что снова гляжу в пространство и думаю о словах Оросия.
   Глупо предполагать, что император не уловит связь между «Откровением» и «Эоном». Вероятно, он знает об «Эоне» больше, чем любой из ныне живущих людей. Кроме Танаиса, но сможем ли мы его найти вовремя? Оросий не захочет, чтобы кто-нибудь другой завладел «Эоном». Слишком опасно для человека, который стремится господствовать на море. Фетийское военно-морское превосходство ушло в прошлое вместе со многими славными достижениями Империи, ныне утраченными, но Оросий просто бредил его возрождением.
   Потом, с запозданием, я понял еще одну вещь. Которая озадачила и обеспокоила меня в равной мере.
   Однажды ты явишься к моему двору и встанешь на колени передо мной лично.
   Нет, на самом деле я понял две вещи. Одна была лишь предполагаемой, другая – вопиюще очевидной, и этой последней я все время боялся. Оросий играючи мог управлять мной, и если агент не был магом, то император им несомненно был. Не составило бы никакого труда отвести меня обратно к посольству и переправить на корабле в Селерианский Эластр. Только психомаг мог бы использовать магию, чтобы сделать это, но имелись другие, более изощренные способы.
   Однако один пункт выделялся, как бы я его ни толковал.
   Император меня отпустил. Я все еще был здесь, потому что он так решил, потому что он пока не хотел возвращать меня в столицу.
   Чтобы осознать вторую вещь, более тонкую, мне потребовалось гораздо больше времени. По какой-то причине моя поездка туда была важна. Почему? Почему Оросий хотел видеть меня в Селерианском Эластре? Какова бы ни была причина, он решил, что это может подождать. Но я уже начал догадываться, в чем дело. Эта мысль таилась у меня в подсознании с тех пор, как я оставил Лепидор.
   «Наша фетийская система правления – источник недоумения для остального мира, – писал иерарх Кэросий больше двухсот лет назад. – Тогда как другие государства могут называться республиками или монархиями, мы – ни то, ни другое, или нечто среднее. Хуасский делегат в Ассамблее однажды сравнил ее с осьминогом, существом, чьи конечности трудно сосчитать, и на вид они слишком многочисленны для того, что им нужно делать. Думаю, это лучшая аналогия, что мне доводилось слышать, хотя один человек однажды предложил мне изменить ее на двухголового осьминога. Не знаю, льстил он или шутил, и, боюсь, у меня никогда не будет возможности спросить. Прелесть этой системы, на мой взгляд, в том, что любой человек, пытающийся захватить власть, так запутается, пока будет расправляться с каждой частью, что в конце концов просто сдастся. Я сам пару раз жалел, что не могу сделать того же.»
   Даже Палатина в своем импровизированном инструктаже в Лепидоре многое пропустила, лишь вскользь упоминая Ассамблею и императора. При всей его власти положение Оросия всегда было шатким, что он, очевидно, хотел изменить. И самой поразительной особенности фетийской системы, самой большой узды на императорской власти не существовало больше двух веков. Не было ни иерарха, ни имперского Священного Ордена со времен Кэросия.
   Я все больше ощущал необходимость поговорить с Танаисом, но сомневался, что найду его. Я только надеялся, что мы достаточно для него важны, чтобы Танаис сам предпринял активные поиски. Кажется, Палатина была его протеже, и два месяца назад в Лепидоре маршал говорил, что ему о многом нужно нам рассказать.
   Все, на океанографию у меня уже не было терпения. Еще будет возможность вернуться сюда и изучить то немногое, что здесь есть, но за окном стоял ранний вечер, и мое внимание рассеялось. Я аккуратно поставил книги на полки, сложил все еще чистые листки бумаги, которые принес на случай, если потребуется что-то записать, и ушел из библиотеки.
   Рашала в кабинете не было, и единственный океанограф, кого удалось найти – женщина, засидевшаяся допоздна в лаборатории, – не знала, где он. Я попросил ее передать Рашалу мою благодарность и вышел из здания гильдии в прозрачный вечерний воздух Рал Тамара. Даже в середине зимы он оставался приятно теплым, и повсюду загорались матовые изошары, освещавшие улицы. Рал Тамар совершенно не походил ни на один из городов, в которых я прежде бывал. Но это очарование присуще исключительно Рал Тамару или всему Архипелагу? Палатина и Равенна, которые провели на Архипелаге большую часть своей жизни, вероятно, знают ответ.
   Я должен еще кое-что решить. Расскажу ли я им, что случилось? Надо бы рассказать, но тогда Палатина заявит, что в Фетии тоже небезопасно, и в итоге мы вообще ничего не будем делать. Рантас знает, в мире достаточно мест, которых мы должны избегать. И еще неизвестно, что сделает Палатина, когда узнает о причастности императора. Вторжение в Л епидор изменило ее, и не в лучшую сторону.
   Я рассеянно брел вдоль берега, потом свернул на главную улицу, теперь свободную от слонов и интенсивного движения, которые днем угрожали меня задавить. Шум порта давно стих, и корабли застыли у своих причалов, опустевшие, если не считать вахтенных, которых несчастливый жребий оставил скучать на борту, пока их товарищи развлекаются на берегу.
   В подводной гавани еще горели огни, и я невольно вздрогнул, когда увидел две фигуры в капюшонах, совещающиеся в дверях, черные силуэты на фоне желтоватого света. Что они делают здесь так поздно? Проверяют, нет ли в гавани неверующих, не пытаются ли еретики сбежать с их кораблем? Никто бы не решился на такое и в самые лучшие времена, а тем более после утренней демонстрации силы.
   Я ускорил шаг, стремясь убраться от них подальше. Конечно, это был не разумный поступок, а инстинктивная реакция, которую я не смог подавить. Однако не было ни крика: «Еретик!», ни топота бегущих ног. И почему они должны были быть? Два жреца, беседующие о каком-то мелком административном вопросе – какое им дело до прохожих?
   Пока я поднимался к центру города, мне всюду попадались на глаза выставленные из домов столы и стулья. Вместе с лампами, висящими на деревянных рамах, они создавали ту самую особую атмосферу на улицах и площадях, превращая оживленный большак в бульвар кофеен и таверн. Многие из них принадлежали частным домам и были местом, где члены родственных семей, составляющих этот Дом, могли посидеть на воздухе перед вечерней трапезой. Но так же много кофеен были открыты для всех. В конце концов Рал Тамар – крупный торговый центр.
   Открыты для всех теоретически, но, как я постепенно заметил, не в каждой из них можно было найти жителей континентов. В Рал Тамаре, как везде, имелись тонкие различия в некоторых районах, места, где приезжих не жаловали. Апелагов, несмотря на учтивость, обвиняют в чрезмерной обособленности и нетерпимости к чужакам, и похоже, эта репутация оправдана. Конечно, мы не имели никаких проблем, ведь внешне нас ничто не связывало с жителями континентов, но я видел, что явных иноземцев принимали в лавках и тавернах несколько иначе.
   Даже здесь, в Рал Тамаре, как уже говорилось, наименее апелагском из островных городов, существовали подводные течения. О том, на что в таком случае похож Калатар, думать не хотелось.
   Наконец я добрался до нашей гостиницы, решив вообще не упоминать о сегодняшнем происшествии. Да, это было нечестно по отношению к девушкам – я проявлял к ним то самое недоверие, в каком раньше обвинял Равенну. Если будет необходимо, я им потом расскажу, но сейчас, как бы там ни было, император интересовался мной, а не ими.
   Никто не ответил, когда я постучался в комнату Палатины и Равенны, но я нашел записку, подсунутую под мою дверь.
   «Палатина еще не появлялась. Приходи ко мне в ту таверну, на которую ты вчера указал. Ей я тоже оставила записку. Р.»
   Раньше я спросил бы себя, не слишком ли она осторожничает, не упоминая названия таверны, но не теперь. Я знал, о какой таверне идет речь, поэтому оставил свою сумку и записку на кровати и пошел искать Равенну.
   «Каза аль-Малик» располагалась на террасе, возвышающейся над главным городским парком, и ее столы смотрели на оазис зелени. Недостаток ее положения, с точки зрения таверны, заключался в том, что дорога фактически шла между ее зданием и столами, поэтому любой, идущий по дороге, должен был уклоняться от официантов. Пустяковый недостаток на самом деле, его стоило потерпеть ради таких чудесных видов и того факта, что здесь подавали блюда из мяса диких птиц, обитающих лишь на самом краю известного Архипелага.
   Мы проходили эту таверну вчера, во время вечерней прогулки по городу, тогда-то я и заметил меню и ужинающих там мед-нокожих апелагов, уроженцев юга. Очевидно, кухня их вполне устраивала, как и монсферранских купцов, которые тоже там ели. Монсферранцы – известные гурманы, однако не любят рыбу из-за какой-то особенности в воде вокруг Монс Ферраниса, которая придает всему определенный привкус. Сложившаяся привычка, сказал мне один монсферранец во время обеда больше года назад.
   Равенна ждала за столом на краю террасы с бутылкой вина и бокалами. Заметить ее было нетрудно. Девушка приветствовала меня легкой улыбкой, сообщая мне таким образом, что все разногласия между нами забыты;
   – Наткнулся на что-нибудь? – спросила Равенна, наливая мне немножко вина, лионского красного. Не из скупости, просто она знала, что я не могу много пить.
   – Нет, – ответил я, мысленно прося прощения за эту чудовищную ложь. Возможно, это была правда, если Равенна имела в виду что-нибудь полезное, но такое оправдание было слабым и недостойным. – Здесь мало что есть, чего нет дома. Зато я узнал, что строится еще одно «Откровение».
   Я рассказал ей о проекте «Миссионера».
   – Странно, что они занялись им в такое время, когда Премьеру нужны все деньги на его новые планы, – заметила Равенна, понизив голос. Говорить о Лечеззаре в нынешних условиях было опасно. Особенно на Архипелаге.
   – Тем более что Сфера не проявляла ни малейшего интереса к глубокому океану с тех пор, как «Откровение» доказало, что там внизу ничего нет.
   Когда «Откровение» исчезло, пошли слухи, что корабль нарушил некий божественный закон, опустившись слишком глубоко. Конечно, беспокоились только жители континентов, потому что они считают море большаком, а не колыбелью жизни.
   – Может, они испытывают новый прототип военного корабля, чтобы добиться внезапности, – предположила Равенна, но похоже, она не убедила даже себя.
   – Им не нужна внезапность. Но корабль вроде «Миссионера» даст им перед нами преимущество. Способ добраться до… – Я умышленно не произнес названия. Некоторые вещи лучше вслух не говорить.
   – Не могу поверить, что они вдруг проявили интерес одновременно с нами.
   – Возможно, это как-то дошло до сведения фетийцев, – указал я, тщательно выбирая слова. Наверняка дошло, но, возможно, только сегодня.
   – Эта одновременность не может быть совпадением, хотя я ума не приложу, почему они вдруг так заинтересовались океаном. Это не может быть связано с нами, – чтобы организовать нечто подобное, одного месяца просто мало.
   – Опять новые вопросы и никаких ответов.
   – По крайней мере мы знаем, что что-то происходит, – вздохнула девушка. – Еще одно осложнение, еще один повод нам опасаться.
   Я не стал говорить, что это повод опасаться не нам, а ей. Возможно, Палатина опасалась посещать Мейр Эластр, но мы все равно туда едем. И в этом вопросе я ни за что не уступлю. Я хочу своими глазами увидеть Фетию, даже если в Селерианский Эластр ехать небезопасно.
   – Однако не все преимущества на их стороне, – заметил я после паузы, когда мы с Равенной смотрели на парк и купола Рал-Тамара. – Если они действительно ищут то же, что и мы, то я не представляю, как им удастся сохранить согласие. Если они эту вещь найдут, император ни за что от нее не откажется, а Сфера не позволит ему сохранить ее в своей власти.
   – В любом случае она тогда попадет не к нам, – возразила Равенна, указывая на самое слабое место в моей аргументации. Возможно, фетийцы и Сфера разойдутся во мнениях, но только после того, как корабль окажется у них в руках.
   Ни у кого из нас троих пока не было идеи о том, что делать с «Эоном», если нам посчастливится его найти. Хотя небольшой опыт вождения манту нас был, гигантский имперский флагман – это вам не манта. Кэросий вполне ясно написал, что этот корабль построили не фетийцы. Фактически он был намного старше Империи, которая его использовала. Кто его построил, осталось неясным, и не было никаких упоминаний о нем в доимперские времена. Сохранилась лишь история о том, как нашли этот корабль, кейфующий в мертвом, пустом океане за известными пределами Архипелага.
   Факт остается фактом: не имея морского опыта и даже своего собственного корабля, мы трое знать не будем, что делать, если найдем «Эон». В какой-то степени даже не важно, сможем мы привести его в движение или нет, поскольку меня интересовала система «небесных глаз», а не сам корабль.
   Но не стоило обсуждать это сейчас, в переполненной тамаринской таверне в тот самый день, когда Мидий прибыл со Всемирным Эдиктом от Премьера, дабы искоренить ересь на Архипелаге.
   Примерно через четверть часа к нам присоединилась Палатина с мрачным, озабоченным выражением лица.
   – Вы слышали? – едва сев, спросила она и с облегчением взяла предложенный – полный – бокал вина.
   – Мы там были.
   – Как…
   – Случайно, – быстро сказала Равенна. – Просто нам не повезло оказаться возле гавани, когда они прибыли.
   – Духовное очищение, так они это называют. – Палатина выпила свое вино гораздо быстрее, чем предписывал этикет, но Равенна без всяких замечаний налила ей еще. – Расскажете мне, что они вещали, когда я буду готова это выслушать.
   Пока мы ждали, я вдруг осознал, что нам не о чем беспокоиться, говоря о Сфере. Во всей таверне только эту тему и обсуждали, и преобладающее настроение было более трезвым, чем казалось сначала. Вероятно, мы больше привлечем внимания, если не будем говорить о Сфере, чем наоборот.
   – Где ты была? – спросил я. В каком-то кошмарном месте, судя по ее виду.
   – Помните Фокаса, боксера?
   Именно это имя мы пытались вспомнить – наш знакомый по Цитадели в Рал Тамаре. Совсем непохож на боксера, подумал я – имя подтолкнуло мою память. Высокий и худой, любитель распускать забавные слухи. Но вовсе не злопыхатель, просто шутник. И это все, что я о нем знал.
   – И что с этим Фокасом?
   – Я вспомнила, наконец, как его зовут, и пошла его навестить. Фокас был довольно приветлив, учитывая, что он меня едва знает. Оказывается, его отец в этом году ведает общественными работами в городе, и вице-король вызвал его, чтобы он помог разместить всю эту прибывшую толпу. Вы поверите, что Мидий стал еще гнуснее, чем был в Лепидоре? Теперь он даже не прикидывается дружелюбным.
   – Где ты с ним столкнулась? – спросила Равенна, ее лицо затвердело.
   – Я уговорила Фокаса одеть меня служанкой и взять с собой, когда его отцу понадобилась помощь.
   Палатина действительно ходила в храм? Когда он кишит инквизиторами и сакри?
   – Прежде чем вы что-нибудь скажете: никакой опасности не было, – быстро добавила Палатина. – В храме толпилось столько народу – даже император мог находиться там, и никто бы его не заметил. – Палатина, конечно, была права, но не в том смысле, в каком она думала. – Большинство инквизиторов здесь ненадолго. Сархаддон и Мидий немного задержатся, чтобы совершить Высокий Ритуал в храме и принять первую пачку кающихся грешников, потом отправятся дальше в Калатар.
   Высокий Ритуал был праздничной службой, ее всегда проводили только самые старшие жрецы Сферы. Я был на такой однажды, в Фарассе, когда был совсем маленьким. В основном мне запомнился ладан с курильниц вокруг всего зиккурата, его все-подавляющий запах проникал даже в шатер, предназначенный для графов и их семей. Здесь, внутри храма, будет еще хуже. Не потому, что это такой плохой запах, просто его всегда слишком много.