Пронин забарабанил пальцами по столу. Железнов и я молчали. В конце концов, решение зависело от Пронина.
   – Однако докладывай, – обратился он к Железнову. – Что имеешь предложить?
   – Самолет, – ответил Железнов. – Вызвать самолет.
   План такой. Самолет посадить у дома Гренера. Ведь это же аэродром! Засекреченный аэродром специального назначения. Среди наших летчиков найдутся такие, которые и захотят и сумеют это сделать. Прохоров, Столярчук… Товарищ Макаров выполнил задание, его все равно надо перебрасывать обратно. Гестапо вот-вот нацелится на него. Вместе с ним забрать детей. И кроме того… Сами понимаете, что будет… Посадка произойдет ночью. Все будет сделано в течение получаса…

 
   Пронин сосредоточенно рассматривал поверхность стола, точно на ней лежала карта или какие-нибудь чертежи.
   Мы с опасением посматривали на Пронина: согласится или нет?
   – Рискованное предприятие, – произнес он. – Аэродром или дача, как их там, охраняются. Крепко охраняются. Приземление самолета будет замечено. Эти стервятники кинутся туда в мгновение ока… – Он замолчал, а мы затаили дыхание. – Но рискнем…
   Мы облегченно вздохнули.
   – Риск – благородное дело, а в этом случае особенно благородное. Тем более что…
   Он быстро посмотрел на нас, и в глазах его загорелся огонек.
   Пронин жестом предложил нам сесть еще ближе.
   – Но помните, ребята, все рассчитать, как в аптеке. Надо проявить максимум самообладания и выдержки. Макарову узнать, какая на даче охрана. Железнову сегодня же связаться по рации с командованием. Лично я советую такой вариант: когда наши бомбардировщики вылетят на задание, один из них, после того как сбросит бомбы, завернет на дачу. К тому времени надо быть уже там. На помощь Гашке особых надежд не возлагайте. Андрею Семеновичу подготовиться к возвращению. Захватите картотеку, открытки, список. Копию списка передадите мне: мало ли что может стрястись. Командовать операцией будет капитан Железнов. – Пронин строго посмотрел на меня. – Понятно, Андрей Семенович? Каждое слово Железнова – для вас закон.
   Он встал, пожал нам руки.
   – Идите, – сказал он мне. – Прямо во двор и на улицу. Виктор уйдет позже, вы еще его сегодня увидите.
   Я опять миновал кухню, все тот же мужчина по-прежнему стоял у окна, рука его была засунута в кар­ман. Только сейчас я догадался, что он, вероятно, охранял Пронина.
   На улице, у ворот, тоже стоял какой-то человек – кто знает, свой или чужой. Я прошел мимо, он не последовал за мной.
   Дома я выбрал нужные открытки, проверил список, переписал, спрятал в сейф.
   К вечеру пришел Железнов.
   – Ну как? – спросил я.
   – Все в порядке, – сказал он как ни в чем не бывало. – Попробую связаться с людьми, к которым я возил вас в гости.
   – К утру вернетесь?
   – Навряд ли. Машину надо поберечь, – сказал Вик­тор. – А вы пока собирайтесь.
   Через час он ушел. Я поехал искать Янковскую. В гостинице ее не было, мне сказали, что она почти не бывает у себя.
   Я нашел ее по телефону у Гренера.
   – Я хотел бы вас повидать, – сказал я.
   – Приезжайте, – пригласила она.
   – А ваш жених не будет недоволен?
   – Он вернется нескоро, – объяснила она.
   В квартире Гренера она чувствовала себя полной хозяйкой.
   – Я готов к расчету, – сказал я. – Агентура Блейка у меня как на ладони.
   – Правда? – обрадовалась она. – Я все время колебалась, получится или не получится.
   – Кому же отдать список? – спросил я. – Польману?
   – Ни в коем случае! – воскликнула она. – Вы должны отдать Гренеру, но можете передать мне, я сама вручу ему. Мы привезем хороший подарок за океан.
   Но вдруг как бы облако печали пробежало по ее лицу.
   – А может быть, повременить? – неожиданно предложила она. – Мне жаль вас. Как только вы отдадите список, вам предложат вернуться в Россию. Там все горит у Тейлора. Для вас найдется дело…
   – Чему быть, того не миновать, – философски ответил я. – Попадете за океан и быстро все забудете.
   – О нет! – сказала она. – Вас я не забуду.
   – Полетите на самолете? – спросил я.
   – Да. Сначала в Испанию. Но самолет пришлют из-за океана.
   – И полетите со своего аэродрома?
   – Да, Гренер сразу захватит все свои книги и материалы.
   – А вам не помешают? – заботливо осведомился я.
   – Кто? – удивилась Янковская. – Дачу охраняют эсэсовцы, а они подчинены Польману.
   Я усмехнулся:
   – Дачу или аэродром?
   – И то и другое, – сказала Янковская. – О том, что там аэродром, почти никто не знает. Там всего десять эсэсовцев, и их еще ни разу не сменяли. Так что болтать было некому. А для того чтобы туда не проникли любопытные, достаточно и этого десятка…
   Я узнал то, что нужно было узнать, да Янковская и не пыталась что-либо скрыть: она считала меня своим человеком, и ее самоуверенность усилил еще скорый отъезд за океан – она строила большие планы насчет своего будущего.
   Она немного изменила себе только тогда, когда я совсем уже собрался уходить. Сев за стол, она подперла голову ладонями, жалостливо на меня посмотрела и сказала:
   – Ох, Андрей, если вы все-таки попадете когда-нибудь за океан, разыщите меня, я сделаю для вас, что смогу…
   Распрощались мы очень церемонно. В передней, помимо Янковской, меня провожал один из гренеровских денщиков…
   И здесь, пожалуй, следует отметить, что все, что происходило со мной, с Железновым, с Прониным в течение этого года, не было следствием каких-либо случайностей – все было результатом правильных умозаключений, точного расчета, тщательной предусмотрительности и непоколебимой выдержки духа. У наших людей, с которыми мне приходилось общаться в оккупированной Риге, многому можно было научиться. Счастливый случай всего лишь один раз пришел к нам на помощь, и таким случаем на этот раз явилось отсутствие Железнова.
   Ночью ко мне на квартиру нагрянули гестаповцы.
   Польман не походил на Эдингера, ко мне в друзья он не набивался, не доверял мне, впрочем как и всем остальным, и предпочитал никого ни о чем не предупреждать.
   Гестаповцы искали Железнова.
   Это было естественно. Если Эдингер говорил мне о том, что гестапо подозревает Железнова в связях с советскими партизанами, знать об этом должен был не один Эдингер! Его смерть приостановила на некоторое время преследование Железнова, но постепенно все должно было завертеться своим чередом.
   Со мной гестаповцы держались достаточно корректно. Они вломились в квартиру с обоих входов, но вели себя так, будто я их не интересую. Не найдя Железнова, они не стали делать обыска.
   Меня только спросили:
   – Где ваш шофер? Где господин Чарушин?
   Я сделал таинственное лицо.
   – Мне, кажется, господа, – сказал я, – что он бежал!
   Думаю, гестаповцы были согласны со мной.
   И то, что я был на месте, хотя Железнов исчез, выглядело как доказательство того, что я к его исчезновению не причастен.
   Гауптштурмфюрер, командовавший нагрянувшей ко мне бандой, даже попрощался со мной.
   Во всяком случае, было очевидно, что в отношении меня Польман никаких указаний не давал.
   Утром ненадолго заехала Янковская.
   – Где ваш Виктор? – прямо спросила она. Она, конечно, знала о ночном посещении.
   – Кажется, он удрал, – виновато сказал я.
   – Вот видите, – обрадовалась она. – Я вас предупреждала!
   Железнов должен был вернуться примерно через сутки. Во что бы то ни стало требовалось предупредить его о том, что в дом ему возвращаться нельзя.
   Когда Янковская уехала, я позвал Марту.
   – У меня к вам просьба, – сказал я. – Господин Чарушин только случайно избежал ареста. Если он и я, дорогая Марта, не совсем вам безразличны, я попрошу вас помочь мне предупредить Виктора об опасности. Вполне возможно, что за нашей квартирой установлено наблюдение. Если бы вы попытались встретить Виктора! Он появится со стороны Мельничной улицы. Объясните, что ему нельзя приближаться к нашему дому. Пусть он назначит мне свидание…
   Марта только молча кивнула и принялась одеваться.
   – А вы не боитесь, Марта? – спросил я. – Не наведете гестаповцев на след Виктора?
   – Не волнуйтесь, господин Берзинь, – рассудительно объяснила мне Марта. – Полиция поручает дворникам осведомлять ее обо всем, что происходит. Но ведь дворники-то в нашем городе латыши! У меня есть знакомый дворник, он поможет мне…
   Я не знаю, как Марта встретилась с Железновым, у меня не было времени расспросить ее об этом, знаю только, что в сумерки она вернулась домой и деловито сказала:
   – Господин Чарушин дожидается вас за углом, в воротах дома номер три, они просили захватить какой-то список.
   Я вышел из дому, вывел со двора машину, поставил ее у подъезда, точно собирался куда-то ехать, сам поднялся обратно в квартиру, снова спустился по черному ходу во двор, выскользнул в переулок и, обойдя квартал, очутился возле дома № 3, где и нашел за воротами Железнова.
   – Тебя ищут, – сказал я. – Что нам делать?
   – Уже стемнело, – ответил он. – Рискнем, пройдемся.
   Мы смешались с толпой и неторопливо пошли по улице.
   – Как дела? – спросил я.
   – Великолепно, – ответил он. – Послезавтра ночью самолет приземлится у дачи Гренера. Вы должны быть совершенно готовы часам к семи. Если до этого не получите от меня или Пронина каких-либо известий, выезжайте в половине восьмого, на углу, возле гостиницы “Даугава”, задержитесь и заберете меня. Не смущайтесь, вероятно, я буду в эсэсовском мундире. Оттуда мы махнем с вами прямо в Лиелупе. Если нас с вами и будут искать, то, во всяком случае, не на даче Гренера.
   – Пронин знает об этом? – спросил я.
   – Знает, – коротко сказал Железнов. – И недоволен, что мы забыли о подставных лошадях…
   Я ничего не понял:
   – Каких лошадях?
   – Читали “Три мушкетера”? – спросил Железнов. – Помните, д’Артаньян возвращается с бриллиантовой подвеской от герцога Бэкингема? Он не успел бы вернуться вовремя в Париж, если бы по дороге его не ждали подставные лошади. Пронин обещал о них позаботиться.
   – Машина не лошадь! – возразил я. – Да еще такая отличная машина, какая имеется у нас. Мы домчим с вами до Лиелупе за двадцать минут!
   – Не знаю, что практически имеет Пронин в виду, говоря о подставных лошадях, – отозвался Железнов. – Но можете быть уверены, говорит не зря. Вы еще не знаете этого человека!
   Мы прошли мимо кафе, из дверей доносилась веселая музыка…
   – Список у вас с собой? – осведомился Железнов. – Давайте, я передам копию.
   Я незаметно сунул ему листок в карман.
   – Значит, если ничего не произойдет, – повторил Железнов, – послезавтра, чуть позже половины восьмого, на углу, около гостиницы “Даугава”.
   Он отстал от меня и тут же нагнал снова.
   – Еще два слова, – сказал он. – До своего отъезда отпустите Марту, пусть она куда-нибудь скроется, иначе ей не миновать гестапо.
   Он был верен себе: в эти тревожные минуты он не забыл и о Марте.
   Он опять отстал, а когда я спустя некоторое время повернул обратно, навстречу мне лилась обычная толпа прохожих, и среди них не мелькало ни одного знакомого лица.



18. “ПЛЕМЯННИЦА” ГАУЛЕЙТЕРА


   В назначенный день я начал собираться в дорогу. Утром спустился во двор, осмотрел и заправил машину, до блеска протер ветровое стекло, чтобы как можно яснее был виден наклеенный на него пропуск. Проверил и зарядил пистолет. Побрился. Зашил в подкладку брюк документы, добытые в Риге. В последний раз обошел квартиру, в которой прожил больше года. В последний раз съел обед, приготовленный Мартой…
   Около трех часов я зашел к ней на кухню.
   – Дорогая Марта, сегодня я покидаю Ригу, – сказал я. – Меня будут искать, и прежде всего будут допытываться у вас, куда я делся. Вам известно, что значат разговоры в гестапо. Мне кажется, вам надо уйти и не попадаться на глаза. Не сердитесь на меня за то, что я осложнил вашу жизнь…
   – Не стоит извиняться, господин Берзинь. Вы старались не для себя, – ответила Марта, не изменяя своему обычному спокойствию. – Я все понимаю.
   – Так уходите, Марта, – повторил я.
   – Хорошо, господин Берзинь, – вежливо согласилась Марта. – Я сейчас соберусь.
   Через полчаса она зашла попрощаться.
   В сейфе оставалось еще несколько золотых безделушек: девушки господина Блейка в последнее время совсем редко посещали меня.
   Я протянул их Марте:
   – Возьмите себе, это может вам пригодиться.
   – Что вы, господин Берзинь! – испуганно произнесла она. – Если госпожа Янковская узнает, мне несдобровать.
   – Она не узнает, – сказал я. – Берите-берите, все равно это мне уже ни к чему.
   Она взяла эти колечки и брошки с большой нерешительностью. Мы пожали друг другу руки, я проводил ее до дверей.
   – Счастливого пути вам, – сказала она уже в две­рях. – Да сохранит вас господь!
   Я запер за ней дверь и остался одни. В пятом часу я позвонил на квартиру Гренера Янковской.
   – Вы никуда не собираетесь вечером? – осведомился я.
   – Нет, мы дома, у нас соберется несколько друзей, – сказала она. – Будем рады вам, Август…
   – Я приду часам к десяти, – сказал я. – Кланяйтесь от меня профессору.
   Я хотел обезопасить себя от неожиданного вторжения Янковской.
   Вскоре после ухода Марты раздался звонок, я открыл дверь и увидел перед собой… Гашке!
   Пронин быстро вошел и торопливо закрыл дверь.
   Мы даже не поздоровались.
   – Что-нибудь изменилось? – спросил я. Он, не раздеваясь, прошел в гостиную.
   – Готовы? – спросил он. – Что собираетесь делать?
   – Железнов говорил, что он докладывал вам, – ответил я. – В половине восьмого заберу его у “Даугавы”, и сразу же двинем в Лиелупе.
   – На чем? – нетерпеливо перебил меня Пронин.
   – На моей машине, – сказал я. – Все подготовлено, машина заправлена…
   – Далеко ли только уедете? – насмешливо спросил Пронин.
   Они-таки появились, непредвиденные обстоятельства, которые предвидел Пронин!
   – В связи с участившимися налетами советской авиации отдано распоряжение не выпускать из города ни одной машины без специального досмотра, – сказал Пронин. – И есть особое указание, касающееся вашей машины. Усилены контрольные посты, предупреждены полицейские. Вас задержат, как только вы очутитесь на окраине.
   – Что же делать?! – воскликнул я. – Как вы это узнали?
   Пронин укоризненно на меня поглядел:
   – А для чего, вы думаете, находится Гашке в гестапо? Распоряжение было отдано еще вчера. Польман – хороший оперативный работник. Он приказал во что бы то ни стало найти Чарушина и установить наблюдение за вашей машиной.
   – Значит, все провалилось?
   – Нет, не значит, – сказал Пронин. – Укрыть вас, конечно, мы бы смогли, но самолет вызван, сделает посадку. Риск увеличился, людей подводить нельзя, надо добиваться успеха…
   И тут-то вступили в действие “подставные лошади” Пронина, о которых он обещал позаботиться!
   – Свободно передвигаться, да еще ночью, могут только военные машины и машины гестапо, – сказал Пронин. – Ни одной из таких машин у нас нет. Но вы получите машину, которую никто не посмеет остановить…
   Пронин на мгновение замолчал, прежде чем удивить меня своими словами.
   – Вы поедете в Лиелупе на машине гаулейтера, – сказал он. – На машине самого Розенберга! Она подойдет к вашему дому в половине восьмого, может быть, чуть позже. На шофера можете положиться. Захватите у “Даугавы” Железнова и поедете в Лиелупе. Самое трудное – достать машину, но, думаю, удастся. В машине будет находиться дама, она поедет вместе с вами. По дороге вы высадите даму по ее указанию. Шофера возьмете с собой. Рассчитывайте на него как на самого себя…
   Пронин замолчал.
   Очевидно, он еще раз взвешивал принятое им решение.
   Я не видел Пронина таким. Дымка задумчивости пробежала по его лицу, затем он пристально глянул мне в глаза, точно еще раз взвешивая, чего я стою. И потом уже, отогнав от себя все сомнения, протянул мне руку.
   – Вот что, майор Макаров, слушайте внимательно, – тихо произнес он. – Есть еще одно дело. Не через Железнова, а лично хочу я вам дать это поручение. Вам доверяется задание особой государственной важности…
   Он достал из кармана небольшой сверток.
   Это был какой-то предмет, похожий на большой металлический портсигар, к которому проволокой был привязан плотный серый пакет.
   – Здесь документы исключительной важности, – объяснил Пронин. – Их содержание вам не должно быть известно, впрочем, как и мне. Я сам имею только очень приблизительное представление о бумагах, находящихся в пакете. Чем скорее они очутятся в Москве, тем лучше. Для их пересылки не жалко направить любого человека. Я остановил свой выбор на вас. Вы отдадите их в штабе армии, и оттуда они уже сами перешлют их. Но…
   Пронин осторожно протянул мне сверток, указал на запор портсигара, обычную металлическую кнопку, украшенную темным зеленоватым камешком.
   – Эта небольшая бомбочка имеет достаточно большую взрывную силу, – объяснил он. – Держите ее в кармане, не забывайте о ней ни на секунду. Могут произойти самые непредвиденные вещи, может возникнуть угроза, что вы попадете в руки противника. Так вот учтите: сверток в руки противника попасть не дол­жен. Прежде чем это произойдет, вы нажмете кнопку, бросите сверток, и через секунду от документов не останется ничего.
   Он опять заглянул мне в глаза:
   – Понятно, майор Макаров?
   – Так точно, – сказал я. – Прежде чем меня задержат, нажать кнопку.
   – Так помните, вам вверена государственная тайна, но говоря уже о многих жизнях…
   Теперь мне стали понятны некоторые недомолвки Пронина при разговоре о моем отъезде из Риги: должно быть, он и согласился на мой отъезд, имея в виду это поручение…
   – Есть, товарищ начальник, – сказал я. – Враг к этому пакету не прикоснется.
   – Ладно, – ответил Пронин. – Я вам верю. Но, смотрите, берегите себя…
   Он заботливо посмотрел на мой карман, где очутился столь опасный и драгоценный сверток, и ободряюще кивнул.
   – И еще вот что, – сказал на прощание Пронин. – Запомните мой совет. В нашей работе излишняя торопливость погубила не одного хорошего человека. Все надо взвесить и обдумать. Но порой наступает момент, когда уже некогда оглядываться. Сейчас как раз такой момент. Теперь только вперед, все время вперед. Помните: темп, темп! Теперь это решает успех дела. Понятно?
   – Понятно, товарищ майор, – сказал я.
   Он еще раз кивнул и, что-то вспомнив, с любопытством взглянул на меня.
   – Да, а пуговицу свою вы не забыли? – с усмешкой спросил он.
   – Нет, она при мне, – сказал я. – Сувенир генерала Тейлора!
   – Ну, не совсем сувенир, – заметил Пронин. – Не возлагайте на нее больших надежд, но на всякий случай держите под рукой. Не зря же вам ее дали. Может статься, она сослужит свою службу.
   Пронин выглянул в окно.
   – Никого, – облегченно сказал он. – Пойду!
   – Все-таки вы рискуете, товарищ майор, – упрекнул я его. – Заметят – несдобровать.
   – Не волнуйтесь, я человек осторожный, – хладнокровно сказал Пронин. – С вашей квартиры снято наблюдение. Я немного в курсе оперативной деятельности гестапо. Все агенты брошены на поиски Чарушина. Немцы не слишком доверяют вам, но не подозревают того, что вы русский. Они убеждены, что после провала вашего шофера вы притаитесь и некоторое время носа не высунете на улицу… А что касается каких-нибудь случайных встреч, иногда приходится рисковать…
   Совсем не в соответствии с моментом Пронин добродушно засмеялся.
   – До свидания, – сказал он. – Кланяйтесь нашим.
   И ушел, пренебрегая всеми страхами жизни.
   Впоследствии, вспоминая о своих встречах с Прониным, я понял, что благоприятное стечение обстоятельств имеет, конечно, большое значение в таких делах, но еще большее значение имеет холодная и строгая предусмотрительность специально натренированного в этой области ума.
   А что значило пребывание Пронина в гестапо и какую пользу приносил он, находясь там, я, пожалуй, вполне понял, только непосредственно ощутив его помощь…
   Очень коротко я хочу рассказать о том, что происходило в течение двух часов, когда я ждал обещанной машины.
   Действительно, на всем нашем пути к цели предусмотрительным Прониным заранее были приготовлены “подставные лошади”, не всеми ими пришлось воспользоваться, но, если бы он о них не позаботился, нам не сносить бы голов…
   …От меня Пронин отправился в один знакомый ему дом…
   В этом доме его ждала дама. Он проводил ее на вокзал, где ей предстояло действовать уже без чьей бы то ни было помощи.
   Находясь в самом волчьем логовище, Пронин был отлично осведомлен о всех обитателях этого логовища, знал всю их подноготную, все их семейные и дружеские связи…
   Нужно было вызвать машину гаулейтера, но сделать это было не так просто. Машиной пользовались только сам гаулейтер и его семья. Шофер не мог выехать без специального вызова. Да и рискни он самовольно покинуть гараж, это привлекло бы внимание, не говоря уже о том, что он мог понадобиться хозяе­вам. Вызов машины не должен был возбудить никаких подозрений.
   Сам барон находился в эти дни в Берлине, в его отсутствие машиной могла распоряжаться только баронесса.
   В гестапо многие знали, что баронесса ждет к себе в гости племянницу баронессу фон Третнов, и ее-то Пронин решил выпустить на сцену…
   Поезд из Кенигсберга только что пришел.
   Очень красивая и элегантно одетая женщина остановилась перед кабинетом начальника станции, открыла дверь и, не затворяя, подошла к сидевшему за столом начальнику, надменно на него поглядела и опустилась в кресло.
   – Господин начальник, соедините меня с домом барона Розенберга, – повелительно сказала она.
   Приказание было отдано столь уверенно, что начальник станции не осмелился ослушаться: дама, по-видимому, не терпела возражений.
   Он позвонил по телефону, правда, очень нерешительно: начальнику станции еще не приходилось тревожить гаулейтера.
   – Попросите баронессу! – приказала незнакомка. – Скажите, что просит баронесса фон Третнов.
   Она взяла у начальника телефонную трубку.
   – Тетя? – сказала она спустя мгновение. – Это Ильза… Как “откуда”? Меня уговорил дядя. Почему “экстравагантно”? Я была в гостях у фон Шенбергов и решила заехать к вам… Вы пришлете машину?. Нет-нет, самой не надо, я на вас рассержусь, если поедете… Нет, багажа нет, он придет завтра. Шофер найдет меня в кабинете начальника станции…
   Если бы можно было представить, чего стоил этот семейно-светский разговор той, которая называла себя баронессой фон Третнов!
   Через четверть часа в кабинете начальника станции появился личный шофер гаулейтера Эрнст Штамм.
   Но не все обстоятельства удавалось предвидеть даже самому Пронину!
   Почти одновременно со Штаммом в кабинете появились господин Польман и какой-то хлыщеватый офицер из канцелярии гаулейтера..
   Пронин недаром хвалил деловые качества Польмана. Не успела баронесса фон Третнов закончить раз­говор со своей тетушкой, как господин Польман был поставлен в известность о том, что машина гаулейтера выезжает за гостьей. Баронесса фон Третнов бы и влиятельной особой в берлинском обществе, и господин Польман, дипломат по характеру и карьерист по природе, решил самолично проводить столичную гостью в резиденцию гаулейтера. Он и в канцелярию гаулейтера сообщил о прибытии баронессы и для большей импозантности захватил оттуда себе компаньона.
   Предполагалось, что Штамм встретит баронессу, заедет за мной, затем мы захватим Железнова и двинемся в Лиелупе. Появление Польмана, да еще не одного, спутало все карты. Теперь баронессе приходилось ехать к тетушке. Но гостья оказалась на должной высоте! Она любезно встретила Польмана и его спутника, позволила им приложиться к своей ручке и заторопилась к машине. Увы, Польман и его спутник собрались провожать ее до дома гаулейтера!
   Та, которая называла себя баронессой фон Третнов, знала и мой адрес, и как меня зовут, – она же должна была за мной заехать, – и вследствие непредвиденного осложнения с ее стороны последовала импровизация, не предусмотренная никакими режиссерами.
   – Ах! – воскликнула она, когда машина отошла от вокзала. – Мне надо заехать по дороге в одно место! – Она кокетливо посмотрела на Польмана. – Господин обергруппенфюрер, вы не знаете здесь Августа Берзиня?
   Польман насторожился:
   – А вы откуда его знаете, баронесса?
   Баронесса подавила смешок:
   – Одна моя приятельница…
   Больше она не сказала ничего, перед господином Польманом открывалось широкое поле для догадок.
   Баронесса достала из сумочки какое-то письмо, пробежала его глазами, сделала вид, что нашла искомое место, назвала Штамму мой адрес.
   Штамм повел машину в указанном направлении и остановил ее перед моим домом.
   – Здесь!
   Баронесса фон Третнов поднялась было с сиденья.
   – Не беспокойтесь, баронесса, – любезно обратился к ней Польман. – Господина Берзиня может и не быть дома, я сейчас узнаю и передам, что его желают видеть…
   – Ах, нет-нет! – капризно воскликнула гостья. – Я не отпущу вас от себя! Мы попросим… – Она повернулась к шоферу. – Поднимитесь, пожалуйста, – обратилась она к Штамму. – Попросите господина Берзиня спуститься вниз, если, конечно, он дома…
   Штамм взбежал по лестнице, позвонил.
   С этой минуты я тоже вступил в игру.